Красницкий Евгений Сергеевич : другие произведения.

Отрок Часть 02

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 7.45*21  Ваша оценка:
Счетчик посещений Counter.CO.KZ - бесплатный счетчик на любой вкус!

Часть 2

Март 1125 года. Город Туров.

Глава 1

  
   Материн младший брат Никифор принял гостей радушно. По обычаю приказал прямо во дворе поднести приехавшим горячего сбитня, трижды облобызался с дедом, с сестрой, поручкался с Немым, подивился тому, как подросли со времени последней встречи Мишка и близнецы, посетовал, что не приехали племянницы, громогласно приказал топить для гостей баню и, вежливо пропустив перед собой деда, повел всех в дом.
   Со времени "осознания себя" Мишка видел Никифора впервые и с немалым удивлением оценил его внешность уже глазами взрослого человека. Заодно глянул впервые мужским взглядом и на мать. До сих пор это как-то и не приходило ему в голову. Мать есть мать - самая добрая, самая красивая, самая родная женщина в мире. А теперь... Было совершенно очевидно, что в молодости мать была диво, как хороша. Да и сейчас, немного старше тридцати, на вкус пятидесятилетнего Михаила Андреевича Ратникова, несмотря на пятикратные роды и темный вдовий наряд, Анна Павловна выглядела весьма и весьма привлекательно. Высокая, статная, русоволосая. Тонкий прямой нос, чуть удлиненные глаза - видать, где-то среди пращуров затесалась толика степной крови.
   Соответственно, очень похожий на свою старшую сестру Никифор, выглядел не купцом, а скорее "благородным разбойником голливудского разлива", только что серьга в ухе не болталась, да борода была не черной, а русой.
   А вот манерой поведения брат и сестра разнились кардинально. Скупая, спокойная мимика, плавные жесты, негромкая речь, вполне соответствовали внешности матери. Никифор же был говорлив, громогласен, размашист и, вроде бы, простоват, особенно по сравнению с сестрой.
   Однако эти простецкие купеческие манеры показались Мишке несколько наигранными. Очень уж четко (как бы между делом) он раздавал приказы набежавшим со всех сторон не то холопам, не то работникам, слишком уж быстро и толково, прямо "с искрами из подошв", выполнялись его указания - дисциплина, прямо-таки, воинская.
   И глаза... Правильно говорится: "зеркало души". Такие же, как у сестры по кошачьи зеленые, у Никифора они были очень внимательными и цепкими. Пока тело размахивало руками, выкрикивало приветствия и приказы, перемещалось от одного гостя к другому, глаза, на секунду замирая то на людях, то на санях с поклажей, словно делали мгновенные снимки. У Мишки возникло стойкое ощущение, что всех их по очереди, не прекращая ритуала встречи, отсканировали, и полученная информация отправлена на обработку.
   Кроме всего прочего, Мишка, живший в воинском поселении, срезу же определил, что тело Никифора привычно к тяжести воинского доспеха, а руки с одинаковой легкостью могут играть как с плотницким топором, так и с боевой секирой. Все это не то чтобы настораживало или вызывало недоверие, но заставляло как-то подобраться и не позволяло расслабиться.
   А ритуал встречи, между тем, шел по освященному веками порядку: знакомство с семьей - женой и двумя сыновьями, "предварительная" выпивка-закуска, баня, а после нее уже капитальное застолье. Единственный, чуть заметный, сбой в освященной веками процедуре встречи родственников после дальней дороги, произошел, когда дед усадил за стол вместе со взрослыми мужиками Мишку. Никифор лишь слегка приподнял левую бровь и более никак сей казус не прокомментировал, но после бани за столом обнаружились оба его сына Петр и Павел. Старший был на год старше Мишки, младший - ровесник. Дед на "ответные меры" хозяина дома отреагировал юмористически:
   - Кхе! Михайла, гляди: Петр и Павел, считай, с апостолами сидим!
   Все сдержано посмеялись, и хозяин принялся потчевать гостей. Стал он еще приветливее и Мишка понял, что правильно истолковал случайно подсмотренную во дворе пантомиму. Никифоров приказчик что-то шептал хозяину, многозначительно кивая на пятеро нагруженных с верхом саней, пригнанных в Туров ратнинскими родичами. Видимо, пока они парились в бане, ушлый мужичок успел поинтересоваться содержимым коробов, и увиденное произвело на него самое благоприятное впечатление. Улучив момент, Мишка шепнул деду:
   - В санях копались. Довольны.
   Дед в ответ лишь коротко кивнул.
   Женщин за столом, естественно, не было. Мать принимала на женской половине дома жена Никифора Ксения, которая произвела на Мишку какое-то жалостное впечатление. Была она импозантному Никифору, как говорится, не пара. Бледная, молчаливая, чуть ли не шепотом поздоровавшаяся и, при первой же возможности, поспешившая скрыться с глаз. Может быть дело было в том, что Ксения дохаживала последний срок беременности, а может, от природы была "серой мышкой"... Впрочем и Никифор отнесся к жене, как-то небрежно - представляя гостям, назвал "Ксюхой", а цепляющаяся за материн подол девочка годиков четырех-пяти, и вообще осталась бы безымянной, если бы Мишкина мать сама не спросила, как ту зовут. Похоже, семейной идиллией тут и не пахло.
   Застольный разговор бестолково крутился вокруг разных событий: летней эпидемии, дорожных тягот, Мишкиных подвигов во время нападения волков ("апостолы" разинули рты, Никифор глянул на племянника даже с некоторым уважением), последних столичных новостей. Главной новостью, конечно же было постановление Князем Туровским Вячеслава Владимировича - третьего сына Владимира Мономаха. Мишка с изумлением узнал, что никакого Турово-Пинского княжества, собственно, и нет. Оказывается, более тридцати лет назад, перебираясь на Великое Киевское княжение, Святополк II {{ Не путать со Святополком I "Окаянным" - убийцей первых русских святых Бориса и Глеба.}} Изяславович не оставил на Туровском столе преемника, а сохранил Туров за собой - в области Великого княжения. Правда князь в Турове был - Брячислав Святополчич, но был он молод и не княжил, а "сидел на кормлении", так же, как и еще один сын Святополка - Изяслав - "сидел на кормлении" в Пинске. После смерти Великого князя все так и осталось. Правда сын Святополка II Ярослав Святополчич, став князем Волынским, претендовал на Туров и Пинск, как на наследство отца, но ничего не добился. Теперь же Брячислава отправили к брату в Пинск, а в Турове полноправным князем сел Вячеслав Владимирович Мономашич.
   "Вот это номер, сэр Майкл! Выходит Вы имеете удовольствие пребывать в княжестве, которого формально не существует! То есть, теперь-то, когда Мономах посадил сюда своего сына Вячеслава, оно, вроде бы, появилось, но раньше-то? То было, то не было. Вот, наверно, почему в учебниках о нем почти ничего нет!".
   Потом, уже изрядно "приняв на грудь", дед с Никифором озаботились пошатнувшимся здоровьем Владимира Мономаха и перспективами борьбы за Великокняжеский пост разных ветвей рода Рюриковичей. Мишка прислушивался к разговору с интересом, впитывая информацию о княжеских разборках, а "апостолам" взрослые разговоры довольно быстро надоели и они решили поразвлечься, указав "родственнику из провинции" его истинное, в их понимании, место.
   - Минька, а Минька! Разгадай загадку: "В семи сундуках по семь ларцов, в каждом ларце по семь гривен. Сколько всего денег?".
   - Триста сорок три гривны.
   - А-а! Ты раньше знал! - Разочарованно протянул Петька.
   - Чего тут знать-то? Эту загадку три тысячи лет назад в Египте придумали, только звучала она так: "В семи домах по семь комнат, в каждой комнате по семь кошек". Вы ее на купеческий манер переиначили, вот и все.
   - Ну ладно, а вот еще загадка...
   - Э-э нет! - Перебил двоюродного брата Мишка. - Теперь моя очередь!
   - Про коровьи лепешки, небось? - съязвил старший из "апостолов".
   - Петька! - дядька Никифор, оказывается, следил за разговором. - Гостей уважать не научился? Рано я тебя за стол пустил!
   - Ничего, дядя Никифор, - заступился Мишка - моя загадка как раз купеческая. Слушайте. Три купца поехали в Киев с товаром, там расторговались, купили другого товара и привезли его сюда в Туров. Продали и поделили между собой прибыток. Первому досталась четверть от всех денег, второму - в полтора раза больше, а третьему девять гривен. Вопрос: сколько гривен получил каждый из купцов и какой была вся выручка целиком?
   Над столом повисла тягостная тишина. Первым подал голос Никифор:
   - Ну-ка, Михайла, повтори еще раз.
   Мишка повторил, в глазах Петра и Павла поселилась вселенская тоска.
   - Ну! - В голосе Никифора зазвучали грозные нотки. - Чего молчите?
   - Не решается это, папаня, смеется над нами Минька.
   - А в чулан, на хлеб и воду, пока не решите?
   По всей видимости вышеописанный педагогический прием был "апостолам" прекрасно знаком, у обоих на лицах появилось плаксивое выражение, и Мишка решил, что братьев пора выручать.
   - Тут все просто, смотрите: один купец получил четверть, а другой в полтора раза больше, значит, четверть и еще полчетверти. Сколько будет половинка от четверти?
   - Осьмушка. - Еще не понимая, к чему ведет Мишка, неуверенно ответил Петр.
   - Верно. Значит, у первого купца две осьмушки, а у второго - три. Так?
   - Так.
   - Сколько тогда вместе?
   - Пять осьмушек!
   - А сколько всего осьмушек может быть в чем-то целом?
   - Восемь!
   - Тогда сколько же осьмушек осталось на долю третьего купца?
   - Три!
   - Но это - девять гривен. Значит, одна осьмушка... Сколько?
   - Три гривны!
   - У первого - две осьмушки, у второго - три, у третьего - тоже три. Дальше-то сами посчитаете?
   - Ага! У первого шесть гривен, а у второго и третьего по девять, а всего... Погоди, сейчас... Двадцать четыре!
   - Правильно. Но сами вы ответ не нашли, поэтому снова моя очередь загадывать. - Мишка поймал себя на том, что сбивается на менторский тон, но резко менять тональность было уже нельзя. - Задумайте число, небольшое - меньше десятка, но мне не говорите, держите в голове. Задумали? Теперь прибавьте к нему пять. Прибавили? Прибавьте еще семь. Отнимите три. Готово? Теперь отнимите задуманное число. Прибавьте семь. Отнимите четыре. Разделите на три. Разделили? У вас получилось - четыре. У обоих!
   Эффект превзошел все ожидания! Глаза у "апостолов" чуть не вылезли из орбит, дядька Никифор уронил ложку, даже дедово "Кхе!" прозвучало в иной, чем обычно тональности. Невозмутимым остался лишь Немой, но, опустив глаза, Мишка заметил, что из пирога, который тот держал в руке, во все стороны полезла начинка.
   - Кхе! Ребята, да кто из вас купец-то?
   Дед был доволен как кот, безнаказанно обожравшийся сметаны.
   - Как это?.. - Наконец вымолвил Никифор. - Михайла, как это ты? Стой! Не рассказывай, пусть сами догадаются. Три дня вам на раздумья! Слышали? А мне потом объяснишь.
   - Дядя Никифор, да это шутка, ради праздника. Дозволь объяснить, сами они не догадаются.
   - Папаня! Не догадаемся, дозволь! Тебе же и самому любопытно! - Дружно поддержали Мишку "апостолы".
   - Шутка говоришь? - Никифор прицелился в Мишку зеленым кошачьим глазом. - Ну ладно, объясняй.
   - Все очень просто. Они задумали число, я его не знаю, но мне и не нужно. Я же их заставил отнять задуманное, значит остались только те числа, которые я сам и назвал. А с ними можно уже делать, что захочешь: делить умножать, хоть кренделем закручивать. И кто бы какое число ни загадал, у всех, все равно, результат одинаковый получится. Некоторое время в горнице стояла тишина, а потом...
   - Ха-ха-ха, го-го-го! Хитер! Гы-гы-гы, хоть в крендель... Ой, уморил!
   Громче всех, почему-то, смеялся дед, впрочем, Никифор с сыновьями не отставали. Участия в общем веселье не принимал только Немой, сосредоточенно вылавливавший из рукава натекшую туда начинку.
   - Парни! Никому - ни слова, поняли? - Никифор грозно простер длань в сторону сыновей. - Я своих друзей завтра удивлю! Я им такой крендель заверну! Ха! Я с ними еще и на деньги поспорю! Михайла, половину выигрыша - тебе!
   Пользоваться пьяной щедростью и благодушием Никифора следовало, что называется, "не отходя от кассы".
   - А друзей-то у тебя много, дядя Никифор?
   - Не бойся, Михайла, десяток ногат заработаешь, а то и побольше!
   - Это же - полгривны! - Удивился Мишка.
   - А может и гривну, а может и две. Ха! Купцы - народ азартный!
   - Я тебя, дядя Никифор, о другом попросить хотел, если у тебя друзей много...
   - Много? - Не дал договорить племяннику Никифор. - Да половина торжища мои друзья, а как узнают, что вы привезли, так и все друзьями станут.
   "Внимание, сэр, клиент дошел до нужной кондиции - себя не контролирует. Или притворяется? Все равно, будем брать тепленького!".
   - На торжище у вас скоморохи выступают?
   - А как же? Праздник же - Проводы зимы, потихоньку уже праздновать начинаем!
   - Кощуны языческие поют, похабщину всякую?
   - Ну, - Никифор зыркнул глазами в сторону сыновей. - Не без того, на то и скоморохи.
   - А согласятся твои друзья, в уплату за проигрыш, пойти на епископский двор всем скопом, да попросить изгнать языческое непотребство с торга?
   - Чего это ты, племяш, так скоморохов невзлюбил?
   "Точно! Не так он пьян, как показывает! Впрочем, бизнесмен должен сохранять ясность сознания всегда, особенно тогда, когда его пытаются подписать непонятно на что".
   - А ты, дядюшка, любишь тех, кто таким же товаром, как и ты, торгует, да еще задешево?
   - Ха! - Никифор пропустил фамильярное "дядюшка" мимо ушей. - Да я бы их... А скоморохи-то чем торгуют?
   - Зрелищем, развлечением для людей.
   - Да разве ж это - товар?
   - Все, за что платят - товар.
   - Хм, верно... И у тебя такой товар есть?
   "Не держит образ онкл Ник - опять взгляд, как через прицел. Впрочем, и Вы, сэр, хороши - он же опытный купец, наверняка чувствует несоответствия формы и содержания. Тщательней надо, сэр Майкл, тщательней".
   - Есть у меня такой товар, дядя Никифор, и получше, чем у скоморохов, но для начала, как и в любой торговле, мне помощь нужна. Так как, сводишь друзей к епископу? Только надо, чтобы не два-три человека, а толпа в несколько десятков.
   - Хм, ну, если с работниками... И должников призвать... Да всякая шваль, ради любопытства притащится... А что за товар-то, глянуть бы?
   - Всего не покажу - места много надо, да и снасть в санях лежит, но кое-что...
   Мишка вышел на середину горницы, вытащил все три кинжала и принялся жонглировать.
   - Так не только я, но и Кузька с Демкой умеют. И стоя на ногах, и верхом. А еще можем на полном скаку кинжалы в землю воткнуть, а потом, прямо с седла подобрать. И еще разное, только это на улице надо... Хотя, Андрей, передвинь-ка на угол стола подсвечник!
   Дождавшись, когда Немой поставит свечу и отодвинется, Мишка отошел в дальний угол и метнул оттуда кинжал. Отточенное до бритвенной остроты лезвие срезало фитиль и свеча погасла, клинок воткнулся в бревенчатую стену горницы.
   - Ну, Корней Агеич! - Никифор развел руками, смахнув на пол погашенную Мишкой свечу. - Нет слов! Внуки у тебя...
   - Учим молодежь помаленьку. - Дед был сама скромность. - Мы же ратное сословие, Михайла вот, уже в восьмом колене. Пращуры наши еще с князем Олегом на Царьград ходили.
   - А как бы все целиком посмотреть? - Невооруженным глазом было видно, что Никифор загорелся идеей. - С конями, там... и со всем прочим.
   - А место огороженное шагов двадцать шириной найдется? - спросил Мишка.
   - Огороженное?
   - Ну, чтобы лишних глаз раньше времени не было.
   - Огороженное... огороженное... - Никифор задумчиво потеребил кончик бороды, потом, что-то вспомнив, встрепенулся. - Ха! У меня же один амбар лодейный пустой стоит - ладья до ледостава вернуться не успела. Подойдет?
   - Глянуть бы. - Ладейных амбаров Мишка ни разу в жизни не видел, и что это такое мог только догадываться.
   - Пошли!
   Никифор с пьяной решительностью поднялся из-за стола, его тут же повело в сторону, но Немой одним мощным движением руки вернул хозяина на место во главе стола.
   "Все-таки, пьян, но умеет сохранять разум. Серьезный мужик".
   - Завтра! - Никифор хлопнул ладонью по столу, так, что подпрыгнула посуда. - Михайла, слышишь, прямо завтра достанешь свою снасть и пойдем в ладейный амбар, а там... посмотрим. Но я своему слову хозяин! Если сказал: помогу, значит помогу!
  

* * *

  
   Эллинг для купеческой ладьи, именуемый лодейным амбаром, оказался сооружением неказистым, но просторным, во всяком случае коней по кругу в нем запустить вскачь было можно. Мишка, хоть и слышал, что арены цирков во всем мире имеют одинаковый диаметр, точных размеров не знал, но имеющиеся двадцать шагов его вполне устроили.
   Работники Никифора быстро расчистили середину помещения, а Мишка с близнецами воткнул по кругу колышки и натянул между ними веревку с привязанными к ней тряпочными лоскутками.
   - Это зачем? - Никифор, хоть слегка и маялся с похмелья, проявлял к приготовлениям живой интерес. - Зачем тряпки-то?
   - Чтобы лошадям видно было как скакать. Андрей, Кузьма, Демьян! Готовы?
   Публики набралось человек тридцать, Мишка даже не ожидал такого скопления народа. Никифор со всем семейством, кроме младшей дочки, Никифоровы то ли работники, то ли холопы, во главе с приказчиком, попавшиеся по дороге два приятеля Никифора и ночевавшая здесь же часть членов экипажа отсутствующей ладьи, во главе с вдребезги пьяным кормщиком. Экипаж тоже был крепенько поддавши: не то со вчерашнего, не то уже сегодня успели.
   Близнецы перед первым публичным выступлением мандражировали отчаянно. У Кузьки, кажется, постукивали зубы. Даже Немой дважды уронил что-то из реквизита.
   "До чего же удачно получилось с внеплановой репетицией, на базаре было бы еще хуже. Блин, как же их успокоить хоть немного? Хрен успокоишь - дебют есть дебют. Как я раньше-то об этом не подумал, разгильдяй!".
   - Так, соколы ясные, слушайте меня внимательно. - Мишка поочередно посмотрел всем троим в глаза. - За веревкой никого нет, на вас никто не смотрит. Есть только круг и вся жизнь происходит только в нем. На все остальное - наплевать! Мы здесь одни! Повторите!
   - Мы здесь одни!
   - Еще!
   - Мы здесь одни!
   - Еще!
   - Мы здесь одни!
   - Еще!
   - Мы здесь одни!
   - Смотреть только на меня! Начали!
   Выехав верхом на Рыжухе на середину "арены", Мишка заорал голосом балаганного зазывалы:
   - Почтеннейшие жители стольного града Турова! Мы не скоморохи и не лицедеи! Мы - ученики славных воинов, защищающих ваши дома и семьи от врагов и карающих любого, кто осмелится посягнуть на вашу мирную жизнь. Посмотрите как учат они молодежь, убедитесь, что не оскудевает Туровская земля защитниками и не зря платите вы подати князю. Не пропадают ваши приношения, а идут на святое дело защиты земель православных. Поглядите, почтеннейшие, чему учат нас доблестные воины князя Вячеслава Владимировича Туровского. Ап!
   Мишка перевернувшись через голову соскочил на землю и принялся жонглировать кинжалами. Боковым зрением отметил, что Демка, почти не задержавшись, подхватил под уздцы Рыжуху и увел с "арены". Мишка меленькими шажками подбежал к веревке и пошел вдоль нее, не сводя глаз с мелькающих в воздухе клинков. Где-то сбоку пьяный кормщик пробурчал, чтобы не баловались с оружием, на него тут же шикнули.
   "Благоприятный признак - не хотят отвлекаться".
   Мишка, пройдя всю часть круга, возле которой стояли зрители попятился к середине "арены". Там уже должен был стоять Кузьма, но его не было.
   "Блин, сколько его ждать-то? Ну, наконец-то!".
   Вместо Кузьки появился Демьян, зашел сбоку, перехватил по очереди мишкины кинжалы, Мишка обошел его со спины, повторил трюк с перехватом, Демка опять зашел сбоку. Освободившись от кинжалов, Мишка поспешно оглянулся. Кузьма деревянной походкой приближался к братьям, уставившись неподвижным взглядом куда-то в пространство.
   - Работать, Кузька, работать! - Прошипел Мишка, так, чтобы не слышно было публике.
   Кузьма перехватил кинжалы у Демки, каким-то чудом не уронил их, но передавать зашедшему сбоку Мишке и не подумал - стоял столбом, работая руками как автомат.
   - Демка расходимся!
   Парни отбежали от Кузьки, образовав равносторонний треугольник. Демка достал свой комплект кинжалов, запустил их в воздух и расширенными глазами уставился на Мишку - тому работать было не с чем. Кузька выперся на "арену" без реквизита! Слава Богу, Немой спохватился, "въехал" в ситуацию и перекидал Мишке Кузькины кинжалы.
   "Ничего, пока выгребаем, публика решит, что так у нас и было задумано".
   - Демка, готов?
   - Готов!
   - Але Ап!
   Оружие полетело навстречу друг другу. Теперь Мишку и Демку связывал мост, составленный из мелькающих клинков, в толпе зрителей раздался одобрительный ропот.
   - Кузька, готов?
   Молчание.
   - Кузька, ядрена вошь, готов?
   - Гы... Га... а... тоффф...
   - Готов или нет? Приди в себя, козел!
   - Г-готов.
   - Але Ап!
   Ничего - ни взгляда, ни движения. Кузька продолжал стоять столбом, хорошо хоть кинжалы не ронял.
   "Блин, что ж делать-то, может закончить номер на середине и переходить к следующему?".
   Положение спас пьяный шкипер - из толпы вдруг раздался грозный рык:
   - Я сказал: не балуй с железом! Р-р-роська! За борт их!
   Пока кто-то вразумлял кормщика, Демка успел прошептать:
   - Минька, разворачиваемся, я ему сейчас...
   Спрашивать, что он задумал было некогда, Демка уже начал смещаться в сторону Кузьмы. Не прекращая работать руками, он размахнулся ногой и влепил братишке смачного пендаля. Кузька выронил кинжалы и брякнулся на четвереньки. В толпе зрителей раздался радостный гогот. Демка, улыбаясь во весь рот повторил воспитательное воздействие. Публика пришла в восторг! Кузька затравленно оглянулся, кажется, только сейчас сообразил где он и что с ним, подхватил кинжалы и вопросительно уставился на Мишку.
   - Работаем, охламон, отходи на место! Расстояние, расстояние держи!
   "Ну вот, а говорят, что побои это - непедагогично".
   Теперь кинжалы летали уже между троими пацанами.
   - Внимание! Начинаем движение! Готовы?
   - Готов!
   - Готов!
   Не прекращая полета оружия парни пошли по кругу. Наконец-то раздались первые аплодисменты.
   "Интересно: кто это догадался в ладони похлопать? ЗДЕСЬ, вроде бы, это еще не принято. Может, моряки, где-то в других странах видели?".
   - Але. Ап!
   Кинжалы остались в руках, Мишка поднял правую руку с оружием и заорал:
   - Слава православному воинству!
   - Слава! - нестройно откликнулись зрители.
   Позади Немой уже устанавливал лавку, клал на нее гладко ошкуренное поленце и доску. Мишка вскочил на лавку, встал на доску, привычно поймал баланс. Публика затихла. Мишка снова запустил в полет кинжалы, теперь зааплодировали уже дружнее. Справа и слева на доски встали близнецы, засверкали в воздухе клинки, публика зааплодировала еще громче.
   - А ну, слазь, расшибешься, дурак! Слазь, я кому гово...
   Командный монолог кормщика прервала звучная оплеуха. У кого-то из зрителей лопнуло терпение.
   - Внимание! Але....
   "Ап!" Мишка сказать не успел. Доска вывернулась из-под кузькиных ног и он загремел вниз головой. Публика разразилась восторженным гоготанием, сквозь которое прорезался исполненный душевной муки вопль кормщика:
   - Я же упреждал!!!
   "Все, пора завершать - все смотрят только на Кузьку"
   - Але Ап!
   Мишка и Демка задним сальто соскочили на землю, Мишка снова поднял руку с кинжалом и проорал:
   - Слава православному воинству!
   - Слава!!! Ха-ха-ха! Ой, мамочка, лопну сейчас! Ой, не могу! Хо-хо-хо!
   "Чего смеются-то? Ох, блин! Нарочно не придумаешь!".
   Кузька снова влез на лавку и теперь растеряно оглядывался в поисках доски и поленца. Публика развлекалась по полной программе, вплоть до слез и падения на землю. Гогот заглушал безутешные рыдания кормщика где-то в задних рядах.
   "Ну до чего удачно этот пьяница попался, натуральная "подсадка". Где бы такого на остальные выступления найти? Этого что ли каждый раз поить?".
   Наконец Немой, выскочив в круг, сгреб Кузьку вместе со скамьей и уволок в угол амбара. Мишка снова положил на лавку поленце, поперек него другое, сверху водрузил доску. Этот номер, кроме него, не научился делать никто, поэтому он сейчас выступал соло.
   - Ставлю куну, что свалится! - Раздался голос в толпе зрителей.
   - Три, что устоит! - Тут же донеслось в ответ.
   - Пять, что свалится!
   - Принимаю!
   "Ого! Уже тотализатор!"
   Мишка поймал баланс, закачался в двух плоскостях. В амбаре наступила мертвая тишина. Мишка поиграл на нервах у зрителей, взмахнув пару раз руками так, словно терял равновесие, и оба раз получил в награду дружное "Ах!" публики. В звенящей тишине откуда-то из заднего рада отчетливо донесся трагический шепот кормщика:
   - Ну все... покойник.
   Мишка медленно втащил из-за пояса кинжалы, сделал вид, что собирается жонглировать и снова теряет равновесие. На этот раз получилось плохо - чуть не упал на самом деле. Публика замерла, чей-то напряженный шепот прозвучал словно гром небесный:
   - Полгривны, что свалится!
   - А вот хрен тебе! Гривна, что устоит!
   - Принимаю!
   - И я принимаю!
   "Правильно! Хрен вам, сейчас две гривны продуете! Бешеные деньги, блин. Почти полкило серебра. Мне половина положена, только вот с кого получить?".
   Клинки замелькали в воздухе.
   "Две тысячи, три тысячи, четыре тысячи... Две тысячи, три тысячи, четыре тысячи... Две тысячи, три тысячи, четыре тысячи. Десять секунд, все, хватит!".
   - Ап! Слава православному воинству!
   - Слава!!! Слава!!! Молодец парень! Давай еще! О-го-го!
   "Да, господа, не испорчены вы еще шоу-бизнесом. Номер на уровне клубной самодеятельности и такие овации. Шоуменом заделаться, что ли? Открыть цирк, ездить с гастролями... И сдохнуть под забором от сочетания чахотки с белой горячкой. Романтика, блин".
   Мишка отбежал в угол, где Немой готовился к своему выходу.
   - Андрей, работаешь с Демкой, а я пока попробую этого обалдуя в чувство привести.
   Подхватив подмышки совершенно впавшего апатию Кузьму, Мишка втащил его на улицу и принялся тереть ему лицо снегом. Кузька не реагировал, тогда пришлось закатить ему пару затрещин.
   - Ой, Минька...
   Снова растирание снегом.
   - Минька! Не надо, больно!
   - Слышишь меня? - Мишка потряс Кузьму за плечи.
   - Ты чего, озверел?
   - Слышишь меня?
   - Да слышу, слышу, всю морду...
   - Встать!
   - Да ладно тебе...
   Подзатыльник.
   - Ой, ты че...
   - Встать! - Мишка уже не говорил, а рычал.
   - Ну, встал...
   - Кувырок вперед! Быстро!!! Еще один! Еще! Кувырок назад!
   - Ты чего, Минь... Да делаю уже!
   - Еще! Встать на руки! Стоять! Стоять, я сказал!!! Теперь встал на мост! Поднялся! Пошел колесом! Еще! Еще! Очухался?
   - Да все уже, Минь, все!
   - Только попробуй мне еще раз дураком выставиться!
   - Все, Миня, все, я больше не...
   - А больше и не надо, хватит уже. Пошли работать.
   В амбаре Немой как раз заканчивал демонстрировать искусство работы с кнутом. Демьян стоял раскинув руки крестом. Два небольших огарка свечи стояли у него на ладонях, третий - на голове. Немой трижды взмахнул кнутом: щелк, щелк, щелк - все три свечки погасли, Демка не вздрогнул, не моргнул.
   Мишка подхватил приготовленное бревно толщиной с икру взрослого мужика, рыкнул на Кузьку, чтобы тащил козлы и побежал на середину круга. Уложил бревно на козлы, отбежал в сторону. Немой немного постоял глядя на реквизит, потом начал со свистом раскручивать кнут в воздухе.
   "Эх, сейчас бы барабанную дробь, как в настоящем цирке".
   Щелк, хрясь! Бревно переломилось ровно посередине. Публика разразилась восторженными воплями, Немой победно поднял правую руку.
   - Слава православному воинству! - заорал Мишка.
   - Слава!!! А-а-а! О-го-го! - публика орала как на футболе.
   "Интересно: а шкипер его выступление комментировал? Немой же мог его и в заднем ряду кнутом достать".
   Мишка схватил Рыжуху под уздцы и побежал по кругу, потом лихо - на ходу - взлетел в седло.
   "Ну, этим тут никого не удивишь - всяких наездников видали, Рыжухе надо дать пару кругов, чтобы освоилась".
   Немой вышел на середину арены, громко щелкнул кнутом, Рыжуха, наконец, опознала знакомые тряпочки на веревке и пошла по кругу ровным неторопливым галопом.
   Мишка сорвал с головы шапку и швырнул ее вперед и вверх, шапка опустилась на уровень вытянутой руки как раз в тот момент, когда Мишка оказался прямо под ней. Бросил еще раз, потом еще. На полный круг хватало трех бросков. Мишка сделал еще круг, потом к нему присоединились близнецы, шапки так и замелькали в воздухе. Потом все трое вытащили кинжалы и принялись жонглировать на скаку, но публика на жонглирование уже насмотрелась и осталась спокойна.
   - Р-роська! Откуда лошади на ладье? Навоз языком вылизывать будешь! Р-роська! Я кому гово...
   "Ну до чего же вовремя он каждый раз встревает! Кто его там затыкает-то? Блин, и посмотреть-то некогда".
   Мишка снова оглушительно свистнул, возвращая внимание публики и раскинув руки, сделал вид, что падает с лошади, близнецы повторили его трюк, и некоторое время все трое свешивались с седел так, что доставали одной рукой до земли. В публике кто-то ойкнул, потом сам же над собой и засмеялся, смех поддержали.
   - Але Ап!
   Парни вернулись в седла, тут же соскочили и, оттолкнувшись от земли, снова оказались верхом. Снова соскочили, оттолкнулись, но в седлах уселись уже задом наперед, потом еще раз, так - прыжками - прошли целый круг.
   - Але Ап!
   Девять кинжалов поочередно воткнулись в землю, Немой несколько раз щелкнул кнутом, разгоняя темп, публика затихла в ожидании.
   - Але Ап!
   Всадники трижды свесились с седел на полном скаку и на земле не осталось ни одного клинка.
   - Слава православному воинству!
   - Слава, Слава!
   Зрители уже привычно подхватили мишкин лозунг. Немой вытащил на середину "арены" сколоченный из досок щит, установил его вертикально, встал, прислонившись к доскам спиной и раскинул руки крестом. Мишка разогнал Рыжуху в галоп, сделал круг и выхватив кинжал метнул его в щит. Публика хором ахнула, кинжал вонзился в доски в нескольких сантиметрах от головы Немого.
   - За мной!
   Теперь по кругу пошли уже три всадника и, каждый раз, когда кавалькада оказывалась напротив Немого кто-нибудь один метал кинжал. В конце концов вся верхняя часть его тела была оконтурена стальными клинками. Три штуки воткнулись вокруг головы, две - над раскинутыми руками, по две - под правой и под левой рукой. Немой, во время исполнения трюка и бровью не повел. Зрители, поначалу притихшие, потом стали сопровождать каждый удачный бросок дружными одобрительными криками.
   Мишка в последний раз прокричал здравицу православному воинству, ребята спешились и, под восторженный шум публики раскланялись. Успех выступления не подлежал сомнению, однако судьба, видимо, решила, что испытаний на кузькину голову выпало еще недостаточно. Именно в момент триумфа его (а чья же еще?) лошадь решила справить большую нужду. Комментарий шкипера затерявшейся где-то во льдах ладьи, воспоследовать не замедлил:
   - Ну вот, насрали!
   Красный как рак Кузька, под хохот зрителей уволок свою животину на улицу, Демка кинулся помогать Немому прибирать реквизит, а Мишка пошел к деду и дядьке Никифору на "разбор полетов".
   - Молодец, Михайла, хорошо получилось! - Дед не скрывал довольства.
   - Ну, племяши! Ну порадовали! - Подхватил Никифор. - А Кузька-то, Кузька! Это ж сколько учиться надо было, чтоб так упасть и не расшибиться! Ну, мастер!
   Вопросы и комментарии посыпались со всех сторон.
   - А Андрей-то! Даже глазом не моргнул, в него ножи мечут, а он стоит себе!
   - Корней Агеич! Это что же, вы там у себя всех отроков так учите?
   - Минька, а чего вы лошади дали, чтобы она в нужное время... Мама, ну чего ты? Я же просто спросить!
   - Не, ребята, скоморохам до вас, как до неба! Никешка, на, держи выигрыш. - Незнакомый мужик кинул Никифору многозначительно звякнувший мешочек. - Вот ведь как, даже и отдавать не обидно, повеселили, повеселили. Спасибо ребятки! Никешка, ты бы выигрышем с ними поделился, заслужили.
   - Поделюсь, как не поделиться...
   - Никеш, а завтра представлять будете? - Подключился к разговору второй приятель Никифора. - Я бы семейство привел посмотреть. Только ты тут лавки бы, что ли, поставил, а то сзади видно плохо.
   - А что? И поставлю! - Никифор перешел на деловой тон: - Приглашайте знакомых, только немного - места, сами видите, мало. Михайла, завтра повторить сможете?
   - Сможем, дядя Никифор, только тут прибраться надо, лавки поставить, еще кое-что сделать.
   - Ха! Сделаем, до завтра времени много...
   - И по резане за вход, с детей - по две вервицы. - Напористо добавил Мишка.
   Среди зрителей сразу же обнаружился недовольный:
   - А не дорого берешь?
   - А мы кого приглашаем, голытьбу или уважаемых людей? - Мишка нахально подбоченился. - За вервицу пусть скоморохов смотрят, а мы - ратное сословие, плату не на пьянку-гулянку собираем, а на воинское обучение. Да и зазорно купечеству почтенному задешево развлекаться, как смердам.
   Никифор тут же поддержал племянника:
   - Верно толкуешь, Михайла! Мы только для уважаемых людей зрелище устраиваем.
   "Все! Главные слова сказаны! "Закрытый показ" только для избранных, теперь будут давиться и платить любую цену, и не только для того, чтобы посмотреть на интересное зрелище, но и для того, чтобы быть причисленными к некому "кругу избранных" под названием "уважаемые люди". Никифор на лету идею поймал: то, что не для всех - то сразу становится привлекательным. А самое главное - слухи пойдут, наврут, конечно, с три короба, но до князя информация доберется. Впрочем, до епископа, наверно, еще скорее, а мне того и надо, пусть попы "худсовет" устроят и репертуар утвердят, тогда к нам на кривой козе и на версту не подъедешь".
   - Деда, я пойду ребятам скажу, чтобы на завтра готовились.
   "За кулисами" царило уныние: ни малейшего намека на праздник по поводу премьеры, наоборот, настроение сродни похоронному. Кузька безутешно рыдал на груди у Немого, Демка нахохлившись сидел в углу и ковырял кончиком кинжала какую-то деревяшку, сам Немой выглядел так, будто целый день таскал на горбу тяжеленные мешки. Хорошо, что угол был темный, да к тому же еще и загорожен щитом, у которого "расстреливали" Немого. Вот бы публика удивилась, узрев уныние, воцарившееся в рядах актеров!
   Ситуацию надо было исправлять, и Мишка, нарочито не замечая настроения труппы, возвестил бодрым, насколько получилось, голосом:
   - Ну, соколы ясные, поздравляю! Всем понравилось, даже попросили завтра показать еще раз. Но представлять теперь будем уже за деньги - по резане с носа! Представляете, двадцать пять человек придет, и уже - полгривны!
   Демка уставился на Мишку так, словно тот говорил на каком-то иностранном языке, Немой заерзал на лавке и стал спихивать с колен Кузьку, но тот вцепился в его плечи и взвыл дурным голосом:
   - Не пойду больше позорится, надо мной все смея-а-а-а ...
   - Вот, вот, ты-то больше всех и понравился, народ любит, когда его веселят! Меня даже спрашивали: как это ты так падать научился, что и смешно выходит, и не разбиваешься?
   Кузьма хлюпнул носом и недоверчиво переспросил:
   - Правда?
   - Вот те крест!
   - Так мы что, не опозорились? - Демка вылез из своего угла. - И этот дурень больше всех понравился?
   - Деньги просто так никто платить не будет! А ну-ка!
   Мишка обнял братьев, прижал к себе.
   - Все хорошо, ребятки, первый раз всегда трудно бывает, вы молодцы - справились. Я знал, что справитесь! Спасибо тебе, Демка, спасибо, Кузьма, а тебе, Андрей, особенно...
   Договорить он не смог: растроганно засопев, Немой облапил всех троих и сжал так, что выдавил из груди весь воздух.
  

* * *

  
   Большинство зрителей уже разошлось и в амбаре остались только дед, Никифор и несколько человек из экипажа ладьи.
   - А-а! Кузьма! - Никифор аж светился от удовольствия. - Здорово ты народ повеселил, это ж надо так - с лавки вверх ногами и не разбиться! А ты, Андрей... ну, нет слов! Меня даже тут жуть брала, когда в тебя ножи метали, а ты - хоть бы что! Так был уверен, что у ребят рука не дрогнет?
   - А меня-то что ж не похвалишь, хозяин?
   Мишка обернулся на голос и увидел ладейного кормщика. Трезвого!!! Весело улыбающегося! Нахально подмигивающего! Молодой, кудрявый, темноволосый кормщик, панибратски пихнул Мишку локтем в бок и еще шире растянул рот в улыбке, с несколькими дырками на месте зубов. Вид у морехода был настолько лихой, что у Мишки появилась твердая уверенность - зубы выбиты в драке. Он, не удержавшись, улыбнулся в ответ и спросил:
   - Так ты все понял?
   - Чего понял? - Никифор подозрительно заоглядывался то на Мишку, то своего морехода. - Ты о чем Михайла?
   Вместо Мишки давать объяснения взялся хитро улыбающийся кормщик.
   - Ты, Никифор Палыч, не сердись, но все взаправду было: и Кузьма не нарочно упал и лошадь не ко времени обгадилась. Я тебе не рассказывал, но меня еще пацаненком уграм продали, и я с ихними скоморохами больше пяти лет по городам и весям бродил. Циркус у них это называется. Я-то знаю, какой страх людьми перед первым представлением овладевает, ребята еще хорошо справились, могло и вообще все сорваться! Вот и решил помочь: как у них что не заладится, так я на себя внимание отвлекаю, никто ничего и не заметил. У актеров такое бывает: что-нибудь наперекосяк пойдет, а народ думает, что так и задумано.
   - Ой, Ходок, ты меня когда-нибудь своими штучками в гроб вгонишь. Ха! - Никифор хлопнул себя ладонями по коленям. - Так это мы главными дурнями, получается, были? А ты с ребятами нас за нос водил?
   - Нет, хозяин, ребята старались, как могли, молодцы. А зрители... Так они за тем и приходят, чтобы их надули. Человеку, что нужно? Что б интересно, чтобы весело, развлечься, о каждодневных заботах позабыть. За это и платят. И никакого обмана здесь нет, потому, что он сам хочет, чтобы его обманули.
   "А мужик-то знает о чем говорит! Стоп! Он сказал "циркус"? Это что же, его труппа даже в Риме побывала?".
   - Ха! Михайла, слыхал? - Никифор орал, словно Мишка находился на другом конце амбара. - Ты же мне вчера толковал, что зрелище - тот же товар. И этот тебе подпевает: не обманешь - не продашь. Я-то, дурак, всяким барахлом торгую, а тут люди сами деньги нести готовы. Ну, вот что, Ходок, ежели ты и в этих делах человек бывалый, давай - командуй тут, и людей своих к делу приставь. Раз ладью на полдороге заморозили, так хоть какой-то работой займитесь. Открываем торговлю новым товаром! Этим, как его... Циркусом!
   - Сделаем, хозяин! Не впервой! - Кормщик обернулся к Мишке. - Михайла, ты тут главный?
   - Нет, то есть... Да не знаю я! Не чинимся мы, все вместе работаем. Андрей, вот, нас с ножами обращаться учил, Корней Агеич - конному делу, а я... Ну, я придумывал, как это все обставить, чтобы интересно было.
   - Понятно. - Ходок пристально взглянул Мишке в глаза. - Только не говори мне, что сам все придумал, где-то ты это все видел. Так?
   "Ага, так я тебе и рассказал, где видел! Про Ленинградский цирк, про телевизор...".
   - Видеть не видел, но в книге одной читал, а кое-что и сам сообразил. Там про жонглеров было, которые в латинских странах по городам ходят. А что, плохо придумал?
   - Нет, придумал ты хорошо, но мало.
   "Это я и сам знаю. Самое короткое представление в цирке должно идти один час и пять минут, плюс антракт, а у нас еле-еле минут на двадцать натягивается. Да где же я еще номера-то найду?".
   - Так нечего же больше показывать, мы больше ничего не умеем!
   - Это ты только так думаешь, - уверенно заявил Ходок - а на самом деле, я прямо сейчас тебе могу сказать, как представление удлинить, а если еще посидеть, да подумать как следует, так такое придумать можно! О-го-го! Хозяин, ты не уходи, обговорить кое-что надо!
   - Да здесь я, здесь.
   Никифор и не думал уходить, как и почти любой человек он был зачарован раскрывающимися перед ним "тайной кулис", и не ушел бы, даже если бы выгоняли.
   - Вот смотри, Михайла. - Продолжил кормщик. - Вы в самом начале кинжалами поиграли, сначала поодиночке, потом втроем, и ушли. А можно еще раз все то же самое сделать, а зрители и не заметят, что вы им одно и то же по второму разу показываете.
   - Это как?
   - Очень просто. Можно сделать факелы, по размеру и весу точно такие же, как ваши кинжалы. Не побоитесь с горящими факелами играть?
   - Если точно размеры и балансировку соблюсти, то - нет, за огонь рукой не схватимся.
   - Представь себе: мои ребята закрывают ставни и двери, в амбаре становится темно и тут вы начинаете играть с факелами. Делаете все то же самое, что и с кинжалами, но выглядит это в темноте совсем иначе. Времени займете вдвое больше. Дай-ка один кинжал вон тому парню, он факелы сделает как надо. Митюха, слыхал, что я сказал?
   - Давай, сделаю, - отозвался один из членов экипажа - только масла где взять?
   - Вот, хозяин, первая забота тебе: масло для факелов.
   - Будет масло. - Встрепенулся Никифор. - Сенька, запоминай: чего надо или записывай для верности. Сегодня же чтоб было!
   - Слушаю, Никифор Палыч! - Тут же отозвался старший Никифоров приказчик, тоже слушавший разговор разинув рот.
   - Еще одно: ножи вы метали здорово, но в неподвижную мишень, а в летящий кругляш попадете?
   - Попадем... наверно... Попробовать надо.
   - Прямо сейчас и попробуем. Митяй, отпили-ка вон от того бревна кругляш пальца в два! Иди за конем, Михайла, давай, давай, не тяни - дел много!
   Мишка оторвал Рыжуху от увлекательного процесса поглощения овса, снова взнуздал, оседлал и привел в амбар. Пока он возился Митяй отпили не один, а целых три кругляша, а Ходок уже вовсю объяснял Никифору, как сделать ступенчатый помост для лавок, чтобы задние ряды были выше передних.
   - Давай-ка, Михайла, я вот здесь встану и буду их вверх подкидывать, а ты попробуй попасть. Сначала с места, потом на скаку попробуешь. Так - не далеко будет, докинешь?
   Мишка попробовал, оказалось - ничего особо сложного. На скаку - тоже. Ходок заставил попробовать Кузьму с Демьяном - получилось не хуже. Недаром Немой заставлял ребят метать кинжалы в нарисованный на стене сарая кружок, размером с ладонь - уроки пошли на пользу.
   - Слушай, Ходок! У нас же еще самострелы есть! - Вспомнил Мишка. - Давай попробуем в кругляши из них стрелять. Только тогда каждый раз новые делать придется, болты их раскалывать будут.
   - А так еще и лучше, - обрадовался кормщик - зрители любят, когда что-то ломается, раскалывается. А свечи гасить из самострелов сможете?
   - На скаку не сможем - не прицелиться.
   - А с земли?
   - Сможем, вернее, я смогу, а Кузька с Демкой - не знаю. Они недавно учиться начали.
   - Значит, будешь один. Как с факелами отыграете, так мы ставни отворим, а вы за самострелы возьметесь. Сначала втроем по кругляшам постреляете, потом тебе свечи вынесут. Штуки три или пять? Нет, пять долго: пока заряжать будешь, зрители за пять раз заскучают.
   - Погоди, Ходок... Слушай, а как тебя на самом деле зовут?
   - Зови Ходоком, так чего ты хотел сказать?
   - А нельзя ли какой-нибудь столик сделать, чтобы он крутился? Поставим на него свечи и, если не очень быстро крутить, то я попаду, а крутящийся огонь завораживает, скучно не будет. Понимаешь, первые два выстрела - еще не скучно, а потом на столике остается три горящих свечи, две, потом одна и все на нее смотрят и ждут, а она крутится. Можно еще время потянуть, крикнуть чтобы столик подкрутили.
   - О! Молодец, в самую точку! А нельзя, чтобы ты из разных самострелов стрелял, пока из двух выстрелишь, тебе третий зарядят.
   - Не знаю, мы каждый к своему самострелу приспособились, опять же, попробовать надо.
   - Пробуй, столик, все равно, до завтра не сделать.
   Никифор словно обрадовавшись, что тоже может поучаствовать в приготовлениях к представлению, опять окликнул приказчика:
   - Сенька, насчет столика понял? Сегодня же чтоб был!
   - Слушаю, Никифор Палыч! Только не успеть сегодня.
   -Тогда пускай ночью работают, но чтобы к утру...
   Мишка не стал слушать, чем закончится разговор Никифора с приказчиком, потому, что его посетила еще одна идея.
   - Ходок, а я еще и на звук стрелять могу.
   - Да ты что? И молчит! Да мы такую показуху устроим! Вот это уже настоящий циркус будет. А ты точно можешь или только думаешь, что можешь?
   - Может, может! - Кузька, наконец-то, нашел повод встрять в разговор. - Может, мы все видели, только бубенчик маленький надо - мы свои в Ратном оставили.
   - Бубенчик найдется, но пока сам не увижу - не поверю, где у вас самострелы?
   - Дома оставили.
   - В Ратном?
   - Да нет, у дядьки Никифора!
   Ходок обернулся к Никифору.
   - Хозяин, послать бы кого...
   - Ха! За дурня меня держишь? Послано уже! Сейчас принесут.
   - Да ладно тебе, хозяин, я вот тоже кое-кого кое-зачем послал.
   - Это за чем же?
   - А за музыкой! - Ходок хитро подмигнул. - Когда все это под музыку будет, еще лучше получится, а в самых жутких местах музыка замолкнет и от этого еще страшнее выйдет. Вот увидишь!
   - Так музыкантам платить надо будет. - Недовольно пробурчал Никифор. - Сколько еще запросят...
   - Не скупись, хозяин - окупится. Я прикинул: если лавки расставить так, как мы обговорили, то человек шестьдесят поместится. Это же больше гривны выходит. Да еще об заклад биться будем, как сегодня. Договоримся с ребятами: когда надо падать, когда - нет, всегда в выигрыше останемся!
   "Ну и жук! Да он на всех этих пари возьмет в десять раз больше входной платы! Наверняка не сам об заклад биться будет, а подставных людей найдет, чтобы рожу не запомнили. Мошенничество чистой воды, но... в рамках его философии: "зритель сам приходит, чтобы его обманули". Шоу-бизнес, туды его. Вообще-то, помнится, в цирке мороженым торговали и прочими вкусностями...".
   - Дядя Никифор, а можно еще перед началом и в перерывах торговлю устраивать. Орешками, квасом, сбитнем, может еще чем-то.
   - Ха! Найдем чем! Сенька!
   - Найдем, хозяин!
   Ходок снова скорчил хитрую рожу и гаркнул:
   - Р-роська! - И обернувшись к Никифору с Мишкой, пообещал: - А теперь я вам кое-что покажу.
   Из-за груды канатов, парусов и другого судового имущества выскочил худенький паренек лет двенадцати.
   - Тута я!
   - Тащи шест!
   Да, это был настоящий цирк, пацан работал на шесте не хуже тех артистов, которых Мишка видел еще в ТОЙ жизни. Видимо Ходок сам в прошлом выступал именно с этим номером и обучил ему Роську. Зачем? Кто знает? Может быть, со скуки, может быть думал, что когда-то снова придется вернуться к циркачеству.
   - Дядя Никифор, - тихонько спросил Мишка - а как Ходока на самом деле зовут?
   - Абрам.
   - Иудей, что ли? Не похож...
   - Да кто его разберет! Когда надуть кого-то надо или поторговаться - иудей, как меды пить и песни орать - наш, как драться - берсерк нурманский, а как девок улещивать... Гм, это самое... В общем, непонятно кто, но кормщик изрядный - таких поискать. Теперь вот, оказывается, что и скоморохом когда-то был.
   - А Роська?
   - Ростислав. На ляшской ладье был, когда они, пять лет назад, нас на Висле захватить хотели. Ха! Не на того напали! Была ляшская ладья, стала моей, а Роська в придачу достался, не убивать же было.
   - Ну, как, хозяин? - Запыхавшийся пацан подскочил к Никифору и Мишке. - Понравилось?
   - Ловко, молодец, Роська! Ну, Михайла, вот тебе и еще подмога.
   - Отличная подмога, дядя Никифор, только шест, наверно, и Андрей подержать может, он сильный, а Ходок пусть между зрителями так и работает, как сегодня. Ходок, ты как, согласен?
   - Почему - нет? Андрей вместо меня справится, а вот Роська вместо Андрея? Не забоишься под ножи встать?
   - Не-а, не забоюсь!
   Никифор сразу же построжел.
   - Да ты что, Ходок, ребенка...
   - То-то, что ребенка, хозяин, еще страшнее получится, а ребята не промахнутся, я видел, как они работают, главное, чтобы Роська не струсил.
   - Кто? Я? - Тут же возмутился пацан. - А давай прямо сейчас встану. Михайла, кидай в меня, вот увидите: не моргну!
   - Ну, вставай. - Мишка извлек кинжал из ножен, привычно подкинул его и поймал. - Только не дергайся, а то сам под лезвие подвернешься.
   - Михайла, Ходок, да вы что, ополоумели все? - Никифор разволновался не на шутку. - А ну-ка, прекратите!
   - Не бойся, дядя Никифор, - успокоил купца Мишка - мы все по очереди так стояли, как видишь: дырок на нас нет. Роська, готов? Первый - слева от головы. Бросаю!
   На первых двух бросках Роська моргал, потом собрался и стоял совершенно спокойно, только на лбу выступили капли пота.
   "Есть характер у парня, впрочем, жизнь его пообтесала, без скидок на возраст. Никифор на Вислу ходил пять лет назад, значит в том бою Роське лет семь было. Как он на той ладье оказался? Впрочем, тут кого ни возьми, на основе биографии авантюрный роман писать можно. Один Ходок чего стоит!".
   - А вот и музыка пожаловала! - Торжественно возвестил Ходок. - Здорово, Своята! Подзаработать хочешь?
   "Художественный руководитель ансамбля" тощий, кривобокий и сильно прихрамывающий мужик, производил впечатление отнюдь не музыканта, а скорее злодея с садистскими наклонностями. И голос у него оказался подстать внешности - злой, каркающий.
   - Это, смотря сколько положишь, Ходяра, пока что, на сегодня ты нас без заработка оставил. Только народ на торгу нас послушать собираться начал, а тут к тебе иди!
   - Ага! Так бы ты и ушел, если бы слушателей набралось. Впустую дудели, как и вчера. Но если ты такой гордый - вот тебе вервица за беспокойство и топай назад, других найдем!
   - Засунь свою вервицу знаешь куда... Говори: зачем звал?
   - А зачем тебя звать можно? Не на рожу же твою любоваться! Играть будешь. Здесь - под крышей, с удобством, не то, что на торгу.
   - Свадьба, что ли?
   - Нет, похороны. Покойникам, вишь, сплясать напоследок захотелось.
   - Тьфу! Балаболка ты, а не Ходок! Дело говори!
   - Не, Своята, передумал я, ты своей рожей мне всех зрителей распугаешь, бери вервицу и проваливай!
   "Худрука" аж затрясло от злости, казалось, еще немного и он бросится на Ходока с кулаками.
   - Кончай изгаляться! Говори зачем звал!
   - А ну-ка, утихни! - Командный голос у Ходока был поставлен что надо, Своята даже голову в плечи втянул. - Ты не в кабак пришел! Вот хозяин Никифор Палыч стоит, ты даже поздороваться не подумал! Еще про работу ничего не знаешь, а уже про плату толкуешь! На хрен ты такой здесь нужен?
   Своята сразу же заметно притих, сдернул шапку, поклонился Никифору.
   - Здрав будь, Никифор Палыч, не серчай, не заметил тебя сразу. Чего пожелаешь? Мы всякую музыку играть можем: хочешь - веселую, хочешь - жалостную, ежели в застолье...
   - Играть будешь то, что вот они тебе скажут. - Никифор указал на Ходока и Мишку - Играть будешь здесь каждый день с завтрашнего дня. Ученики княжих ратников будут представлять воинское учение, зрителей пускать будем за плату. Твоя доля с той платы - двадцатая.
   - Пятая!
   - Пшел вон!
   - Седьмая!
   - Сенька! Зови мужиков, гоните их в шею!
   - Десятая, хозяин, помилосердствуй, мне же музыкантов кормить надо!
   - На торгу ты за неделю не заработаешь того, что здесь за день...
   Пока шла торговля, Мишка рассматривал "ансамбль", благо музыканты держали инструменты в руках и было сразу понятно - кто на чем играет. У двоих пареньков, по виду его ровесников были костяные рожки, у третьего - деревянная флейта, или что-то на нее сильно похожее. Мужик средних лет приволок здоровенную деревянную трубу, видимо, предназначенную исполнять басовую партию, а у молодого парня, Мишка чуть не сел от удивления, оказался ксилофон - закрепленные на раме деревянные плашки разного размера. Сам "худрук" держал подмышкой бубен, и что-то еще круглое было у него в мешке.
   Вид у музыкантов был весьма потрепанный и откровенно голодный. То ли дела шли неважно, то ли "худрук" был скупердяем, а скорее всего - и то, и другое.
   Мишка подошел к оркестру, поздоровался, в ответ получил торопливые униженные поклоны.
   "Да, ребята, чувствуется, затюканные. Начальник у них - еще та сволочь. Может, из-за его дурного характера и бедствуют? Актер, все-таки, должен быть легок в общении, весел, насколько можно, симпатичен, а на этого смотреть тошно. Надо их подальше от зрителей посадить, чтобы... как в настоящем цирке! Как же им про музыку-то объяснять? Может сами сообразят?".
   - Я не знаю, что вы умеете играть, - обратился Мишка к музыкантам - поэтому давайте так: я буду показывать, что мы делаем, а вы подбирайте к этому музыку. Понятно?
   - Понятно, хозяин, подберем.
   - Я не хозяин, ну, ладно, неважно... Вот смотрите для начала.
   Мишка вытащил кинжалы и принялся жонглировать. Музыканты обернулись на Свояту, видимо темп обычно задавал своим бубном он, но худрук был целиком поглощен процессом торговли. Мужик с трубой взял руководство на себя.
   Бу-бу-бу-бу - загудела труба, точно поймав ритм полета кинжалов, тут же вступили рожки затянув что-то протяжное, но это оказалось лишь звуковым фоном. Флейтист некоторое время помолчал, потом, переглянувшись с хозяином "ксилофона" заиграл что-то веселое, снайперски попав в настроение полета клинков, тут же вступили "ксилофонист". Получилось просто здорово!
   - А ну, кончай! Мы еще о цене не договорились! - Своята орал препротивнейшим голосом, музыку как ножом обрезало. - Эй, сопляк! Ты, который с ножами, а ну, отойди!
   - Я тебе не сопляк, а Михайла Фролыч! Понял, пень корявый?
   - Ой, неужто боярин? - Своята являя собой воплощение сарказма. - А может князь? Я-то и не разобрал сослепу!
   - Я - княжий ратник в восьмом колене! Андрей, объясни ему!
   Немой ухватил Свояту за шиворот и, приподняв в воздух, крепенько встряхнул. Мишка подскочил к нему, глянул в наливающееся кровью лицо.
   - Еще раз вякнешь, пес, уши до жопы натяну! Понял?
   -Эк-кх-кх - "худрук" задыхался, пытаясь дотянуться ногами до земли, но Немой, без всякого видимого усилия, продолжал держать его на весу.
   - Понял или не понял?
   - Д-д...
   - Отпусти его, Андрей.
   Своята коснулся ногами пола и судорожно втянул в себя воздух. Мишка дождался пока "худрук" продышится и снова повторил вопрос:
   - Понял или не понял?
   - Понял...
   - Как меня звать?
   - Михайла Фролыч.
   - Иди, торгуйся дальше, а мне не мешай.
   - Кхе!
   Мишка совсем забыл про деда, спокойно сидевшего все это время в уголке, даже, кажется, подремывавшего. "Кхе!" было явно одобрительным. Тут же последовало и подтверждение от дядьки Никифора:
   - А внук-то у тебя, Корней Агеич, себя понимает...
   - Дык, воспитываем, Никеша. Кхе! Воспитываем, как же без этого?
   "Блин, опять из образа вышел! И чего это я? Ну, мужик противный, ну, обозвал сопляком... Ничего особенного, с чего я завелся-то? Сорри, сэр, а музыку Вы когда последний раз слышали? Еще ТАМ? То-то это пиликанье Вас сразу за душу взяло! И тут это уродище кривобокое Вам весь кайф обломало. Вот и причина! А ведь и правда - соскучился. Еще бы что-нибудь знакомое услышать, да откуда здесь... А оттуда! Ну-ка, попробуем!".
   - Слушайте, а если я напою мелодию, сможете сыграть?
   - Напой, хозяин! - Один из рожечников сразу оживился. - Напой, мы новое быстро схватываем! Парень забрал у флейтиста его инструмент и уставился на Мишку.
   - Давай, хозяин.
   - Ля, ля-ля
   Мишка напел, в общем-то, несложную мелодию "Катюши".
   Слух у музыканта, похоже, был абсолютным - уже второй куплет он воспроизвел безошибочно, на третьем вступил мужик с трубой и второй рожечник. "Ксилофонист" сначала выстучал мелодию отдельными ударами, а потом рассыпался дробью, Мишку чуть слеза не прошибла.
   - Здорово, молодцы ребята!
   Музыканты заулыбались, а Мишка вдруг всей кожей ощутил повисшую в амбаре тишину. Все пялились на него, словно увидели впервые в жизни.
   "Блин! Прокол за проколом! Позвольте Вам заметить, сэр Майкл: Вы совсем охренели. Это же, по нынешним временам, черте что и с боку бантик! Покруче, чем рок-н-ролл в пятидесятые годы. Помните, как деды тогда отреагировали? Причем, не только у нас, но и в Штатах. Официальные запреты, судебные процессы, а в Советском Союзе, так вообще, пятнадцать суток наматывали, как за мелкое хулиганство. А ну, как и ЗДЕСЬ то же самое будет? Да еще святые отцы... Все дело завалим!".
   - Михайла, ты где это слышал такое? - озвучил общее недоумение Никифор.
   "М-да, и на библиотеку отца Михаила не сошлешься".
   - Да так, дядя Никифор... Само как-то придумалось. А что, плохо?
   - Эй, парень... э-э Михайла Фролыч! А еще чего-нибудь такое знаешь?
   - Ну, я не знаю... Можно попробовать... А зачем?
   - Так ить! Да никто ж этого не знает! Да мы с этакой музыкой...
   Своята прикусил язык, но было поздно. Никифор тонкости момента не уловил, но Мишка просек ситуацию мгновенно.
   - Дядя Никифор! Новая музыка денег стоит. Вы на чем сторговались? Если он мою музыку перенимать собирается, так еще долю срезай!
   - Ха! А как же! - Никифор хищно ощерился. - Не, Своята, я тебе с самого начала правильную долю назвал - двадцатую. Деньги получишь, да еще и новую музыку узнаешь. И не торгуйся, даже и слышать ничего не хочу!
   Никифор, и слыхом не слыхивал о таком звере, как авторское право, но наживу чуял нутром и своего не упускал. Торг пошел по новому кругу.
   - Хозяин. - Флейтист говорил шепотом, видимо для того, чтобы не услышал Своята. - Напой еще что-нибудь, твоему дядьке торговаться легче будет.
   - А тебе-то какой интерес?
   - Да ну его, сквалыгу, нам все равно ничего не достанется, только кормежка, а музыку не отнимешь, она всегда с нами. Ну, напой Михайла Фролыч!
   - Погоди, подумать надо...
   "Почему "Катюша" так сразу прижилась? Вернее, не так. Почему я с "Катюши" начал? Даже не задумался, само как-то выскочило. Значит, подсознательно был готов. К чему? К тому, что поймут и примут? Я, ведь, уже вжился в ЗДЕШНЮЮ жизнь, должен такие вещи чувствовать. Может и чувствую, но не понимаю, а надо понять, иначе промахнусь. Чем "Катюша" отличается от остальных песен, вообще от всей музыки? Блин, консерватории не кончал, на гитаре только "блатные" аккорды знаю...
   Тогда заходим с другой стороны: музыка - один из видов воздействия на человека, значит, разновидность управления, причем, напрямую - без посредничества словесного или визуального ряда. Чем воздействие "Катюши" отличается... Ага! Есть две русские песни, которые знают во всем мире: "Катюша" и "Подмосковные вечера". Видимо, они универсальны, в том смысле, что "ложатся" на любой менталитет.
   Так что же, "Подмосковные вечера" с ними разучивать? Нет, тут должно быть что-то еще. Когда была написана "Катюша"? Еще до Отечественной Войны - в тридцатые годы. И, сначала, это была вовсе не солдатская строевая песня - ее исполняли с эстрады. Что тогда была за публика? Индустриализация, бурный рост городского населения... Вчерашние крестьяне, мягко говоря, не обремененные знанием мировой музыкальной культуры. То же, что и ЗДЕСЬ. Уже тепло!
   Есть методика! Делаем обобщенный портрет слушателя и ищем аналогии между XX и XII веками! Патриархальное воспитание, крестьянский образ жизни, плюс военная тематика представления... Песни гражданской войны! А ну-ка!".
   - Так, попробуем! Сначала, ты. - Мишка ткнул пальцем в сторону мужика с трубой. - Раз, два, три, четыре! - Вместе с отсчетом Мишка взмахами руки задал "басу" темп.
   Бу-бу-бу загудела труба.
   - Теперь ты - Мишка обернулся к "ксилофонисту". - Делаешь так, как будто копыта стучат на галопе: тра, тра, тра.
   - Теперь - ты! Ля, ля-ля-ля...
   "Белая армия, черный барон
   Снова готовят нам царский трон.
   Но от тайги до британских морей
   Красная Армия всех сильней!".
   -А теперь так: тра-ля, ля-ля, ля-ля...
   "Так пусть же Красная
   Вздымает яростно
   Свой меч мозолистой рукой
   И все должны мы
   Неудержимо
   Идти в последний смертный бой!".
   - А вот ты. - Мишка обратился к одному из парней, играющих на рожках. - Попробуй сделать так: Па-па, па-па, па-пам! - Мишка попытался изобразить звук горна. - И представьте себе, когда играете: скачут по дороге ратники - копыта стучат, оружие звенит, шлемы на солнце блестят. Ну, сначала: раз, два, три...
   Музыкантам мелодия явно нравилась, играли, что называется, с душой, Мишка чуть не запел вслух. В том углу, где яростно торговались Своята с Никифором, опять наступила тишина. Когда затихли последние аккорды, первым опомнился Никифор:
   - Ха! Да за такую музыку ты вообще бесплатно играть должен и благодарить еще!
   - Убивец! С голоду же передохнем! Десятая!
   - Пятнадцатая и музыка!
   - Хозяин! - Подал голос приказчик Семен. - Плотники пришли, помост сколачивать.
   - Ну вот, Своята, сам виноват! Видишь: уже и плотники пришли.
   Причем здесь были плотники Мишка не понял, но у торговли своя логика.
   - Ладно, Никифор Палыч, двенадцатая часть и музыка. По рукам?
   - Грабитель, людоед! Да что с тобой поделаешь? По рукам!
   - Михайла... - Своята зыркнул глазами на Немого. - Михайла Фролыч...
   - Просто Михайла, не чинись. - Изобразил демократичность Мишка.
   - Михайла, пойдем на улицу, тут сейчас стучать начнут, еще чего-нибудь новенькое напоешь?
   - Вы это-то разучите.
   - Разучим, я им покоя не дам пока...
   - Ты бы их покормил сначала, задаток-то получил? Смотри: аж синие все. Приходите-ка после обеда, может, еще чего придумаем.
   На выходе из ладейного амбара Мишка, сквозь шум, производимый плотниками, невольно подслушал, как Никифор рассыпается в комплиментах:
   - Ну и внуки у тебя, Корней Агеич! И скачут и стреляют, и науки постигли, и музыку сочиняют, а еще же и четырнадцати годов нет! Не то, что мои обалдуи! И как ты их всему этому обучил-то?
   - Дык, гм, это... Воспитываем помаленьку. Кхе!
   "Кто бы мог подумать: в селе Ратное не только военный гарнизон имеется, но еще и цирковое училище с университетом и консерваторией. Чудны дела твои, Господи! Блин, прости меня грешного!".

Глава 2

   Четыре дня представления шли с аншлагом. Ходок оказался великолепным режиссером-постановщиком и сумел растянуть действо на два отделения минут по двадцать - двадцать пять каждое. Перед началом и в антракте оркестр играл "Барыню", "Катюшу", "Синий платочек" и "Случайный вальс". Среди зрителей сновали торговцы лакомствами, "подставные" Ходока по ходу представления заключали самые дикие пари, Кузька вошел во вкус: кривлялся, показывал язык, падал в нужные моменты и не падал, когда это было не нужно.
   Своята "въехал" в драматургию представления и музыка в нужные моменты умолкала совсем, или ее сменял тревожный рокот бубна. При каждом удачном попадании кинжала или болта Своята лупил в здоровенный медный таз, а по ходу всего представления оркестр лихо наяривал "белая армия, черный барон", "Три танкиста" и прочие шлягеры сталинских времен.
   Концовку представления Мишка слизал с виденного еще в детстве выступления цирковой труппы кубанских казаков. Сделанный из ладейного паруса занавес распахивался и на арену вылетала галопом Рыжуха, запряженная в тележный передок. На передке был укреплен шест, и держась за него в трех ярусной пирамиде стояла вся труппа. На втором круге на верхушке шеста разворачивалось алое полотнище Спаса Нерукотворного и все это происходило под музыку "Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин".
   Мишка сам балдел от происходящего и орал "Слава православному воинству!" как пьяный. Сказать, что публика была в восторге, значило, не сказать ничего - зрителей обносили не только квасом, но и кой чем покрепче и в конце представления ор стоял такой, что тряслись стены. Комментарии же, доносящиеся из зрительного зала, заставляли Никифора подумывать о запрете посещения представлений женщинами и детьми.
   Духотища образовывающаяся в амбаре под конец действа, казалось, позволяла вешать в воздухе не то что топор, а целую вязанку топоров. С ребят, которые выступали в кольчугах, переделанных для них Лавром из всякого старья, и войлочных поддоспешниках, пот лил ручьями. Но воинское учение - есть воинское учение, дед в этом вопросе был беспощаден. Зрители тоже прели в шубах и тулупах, так что по степени "ароматизации" Никифоров ладейный амбар запросто мог соперничать с настоящим цирком.
  

* * *

  
   Утром пятого дня дед объявил Мишке, что Никифор выполнил обещание и сегодня купцы идут к епископу просить, чтобы скоморохов гнали с торга, а вместо них разрешили представлять воинское учение.
   - Только вот, сомнительно мне что-то, Михайла: не дай Бог придут попы представление смотреть, а там такое же, как вчера учинится. Под конец, я думал амбар развалят!
   - Дядька Никифор обещал, что специально народ поспокойнее пригласит, с детьми, с женами и разносить ничего крепче кваса не будут. И об заклад биться тоже не будут. А я Кузьку накрутил, чтобы не кривлялся. И вот еще что, деда, в конце представления я тебя в круг приглашу: посмотрите, мол, вот сотник Кирилл, который смену христолюбивому воинству готовит - наш учитель и благодетель. Ты приоденься, меч на пояс повесь, ну и прочее... Да что я тебе рассказываю, ты же при княжеском дворе бывал, все лучше меня знаешь.
   - Знаю, конечно. Посмотрим: кто кого сегодня сильнее удивит?
   - Это ты о чем, деда?
   - А вот увидишь. Кхе!
   Дед как в воду смотрел: на очередное представление заявилась "идеологическая комиссия" с епископского подворья во главе с самим секретарем епископа иеромонахом Илларионом - горбоносым греком с военной выправкой и надменным выражением лица. Черноглазый, с черными, как смоль, волосами и остроконечной бородой, он, в соответствии с киношными стандартами, больше годился, как типаж, в слуги дьявола, а не Бога, но выбирать, разумеется не приходилось.
   Прибыл Илларион со свитой из четырех монахов, немного постоял перед входом, скептически оглядывая ладейный амбар и обмахивая сложенными перстами подходящих под благословение купцов с семьями.
   Никифор стелился перед высокими гостями мелким бесом, платы за вход, разумеется, не взял, усадил на лучшие места, собственноручно притащил поднос с кувшином кваса и угощениями. Зрители чинно рассаживались по лавкам, усаживали жен, шикали на детей. Оркестр задушевно выводил:
   "Ночь коротка,
   Спят облака
   И лежит у меня на ладони
   Незнакомая Ваша рука...".
   Мишка выехал на арену, прокричал обычное: "Мы не скоморохи, а ученики славных воинов...", но закончил нетрадиционно:
   - Отче Илларион, благослови начинать!
   Иеромонах благосклонно кивнул, оркестр грянул "А ну-ка, девушки, а ну, красавицы!" и представление покатилось по накатанной колее. Зрители, многие из которых были здесь уже не впервые, в нужных местах ахали, в нужных местах аплодировали, дружно подхватывали: "Слава православному воинству!", но было скучно. Женщины, а в особенности детишки, смотрели представление с удовольствием, но обычной лихости и веселья ни у актеров, ни у зрителей так и не появилось. "Идеологическая комиссия" одним своим присутствием словно бы вынула душу из залихватского, балансирующего на грани приличия и разумности зрелища.
   В антракте за кулисы заглянул дед. Выглядел он, как говорится, на все сто. Поверх кольчуги, украшенной по вороту медными кольцами, надет синий суконный налатник, отороченный волчьим мехом, на голове такая же шапка, меч, подвешенный к наборному поясу из серебряных блях, на ногах красные сапоги.
   Мишка глянул и почувствовал, что у него отваливается от изумления челюсть - сапог было ДВА!
   - Ну что, Михайла, удивляешься?
   - Деда, да как же это?
   - А вот так! Кхе! Нашелся умелец, за деньги все можно сделать, разве только ногу новую не вырастить. Ну как?
   - Хоть под венец! Ну, деда, удивил! Это ты для Иллариона, да?
   - Для князя! Не хочу, чтобы он меня калекой посчитал. Хромой - одно дело, а безногий - совсем другое. А на иеромонахе попробуем - догадается или нет?
   - Деда, а давай ты вместо Андрея кнутом пощелкаешь, когда мы скакать будем, Илларион сразу увидит - кто у нас главный. А в конце опять выедешь верхом, и мы твоего коня под уздцы прямо к нему подведем, вроде как почтительные ученики. Тебе далеко идти не надо будет.
   - А ты думаешь зачем я вырядился? И не бойся, когда ты с завязанными глазами на звук стрелял, поп даже рот раскрыл. Потом у Никифора спросил: не просвечивает ли тряпка? Удивил ты его, это - к добру.
   Мишка, по ходу представления все время посматривал на Иллариона, но тот сидел с каменным выражением лица, никак не выражая своего отношения к происходящему. Отрытого рта иеромонаха Мишка, естественно, не видел из-за завязанных глаз, но во втором отделении эмоции епископского секретаря еще раз прорвались наружу.
   Когда ребята, на полном скаку, начали метать кинжалы в стоящего у щита Роську, несколько женщин, как водится, ахнули. Это было обычно, и Мишка не обратил внимания, но когда он глянул в сторону "идеологической комиссии", то чуть не вывалился из седла от удивления. Илларион подался вперед, даже, кажется, слегка приподнялся с лавки, ощерился и лицо его приняло какое-то хищное выражение. Мишка готов был поклясться: монах ждал, когда прольется кровь! По окончании номера Илларион откинулся назад и, впервые за все представление, несколько раз несильно хлопнул в ладоши.
   "Ни хрена себе! Он что, ждал, что мы Роську зарежем? Даже, вроде, разочаровался. Ну да, он же - византиец! В Константинополе всякого навидался и напробовался, святоша. Острых ощущений ему у нас не хватает, паскуде! Учить жить нас явился, а сам...".
   Представление закончилось, Кузьма с Демьяном подвели дедова коня к самому барьеру, дед лихо соскочил наземь, подошел под благословение, ребята скромно отошли в сторонку.
   Илларион, сохраняя непроницаемое выражение лица, что-то спрашивал, дед с Никифором, почтительно склоняясь, отвечали. Разговор, почему-то, затягивался. Неожиданно Никифор обернулся и замахал рукой подзывая Мишку.
   - Это ты музыку придумал? - Илларион говорил по-славянски почти без акцента, вопрос задавал, не глядя на Мишку, вроде бы безразличным голосом. - Почему - такую?
   - Так других музыкантов нет, отче.
   - Я не о том. Зачем нужна музыка, которой до сих пор не было?
   - Потому, что у нас все - против скоморошества, отче. Они кривляются, мы - воинское учение показываем. Они Кощуны языческие поют, мы - славу православному воинству возглашаем, у них девки-плясуньи, у нас - ни одной бабы нет. Так же и с музыкой: она не должна на скоморошеское пиликанье ни в чем походить.
   - А совсем без музыки что - нельзя?
   - Можно, отче, но мы считаем себя обязанными в каждом элементе скоморохам противостоять.
   Илларион, наконец-то глянул на Мишку, кажется, даже с интересом.
   - Слово "элемент" знаешь? И смысл его? Откуда?
   - Настоятель наш - отец Михаил - обучает. Он всех детей учит, но со мной особо занимается.
   - Чем?
   - Святое Писание растолковывает, о древних философах рассказывает... много всякого. Вот и про скоморохов он посоветовал.
   - Что посоветовал?
   - Что только изгнать скоморохов - мало. Миряне на развлечения падки, что-нибудь другое появится, может, еще более мерзкое. Значит надо не просто изгнать, а заменить, да так, чтобы и щелочки не осталось, через которую они вернуться могли бы. То есть: в каждом элементе.
   - И ты думаешь, что у тебя это получилось?
   - Нет, отче, не во всем. К этой музыке еще слова нужны - скоморохи-то поют. Но к стихосложению способностей не имею и знакомых таких пока нет. Однако и Рим не сразу построился, скоморохи сотни лет существуют, а мы только начинаем. Со временем все у нас будет, с Божьей помощью и пастырским наставлением.
   - Со временем... - Илларион слегка повернул голову к сопровождающим его монахам. - Михаил?
   - Славянин, боярского рода, учился в Киеве, потом в Царьграде, совершил паломничество в Иерусалим. Проявил способности к наукам, отыскал и перевел несколько древних текстов, за что был удостоен...
   - Почему тогда он - в отдаленном селе? Ладно, потом.
   "Это кто ж такой? Зам по кадрам или "особист"? Прямо как досье цитирует".
   - Ты отрок...
   - Михаил, отче.
   - Гм, тоже Михаил? Так вот, Михаил, не думал ли ты о том, чтобы стать, как тезка твой и учитель, слугой Божьим?
   - Думал, отче, но, прости за дерзость, иначе, чем отец Михаил.
   - Как иначе?
   "Похоже, козел константинопольский заинтересовался... Ну, ловись рыбка большая и маленькая!".
   - Я, отче, восьмое колено воинского рода, потому и мыслю как воин... В войске крестоносцев, которое Гроб Господень освободило, многие рыцари пожелали служить Господу, но с оружием расставаться не захотели. Так появились рыцарские ордена, которые никому, кроме Папы Римского, не подчиняются. Страшная сила в руке Католической церкви.
   Вот бы и Православной церкви такой иметь. Можно было бы и княжеские усобицы пресечь, и драчливых соседей образумить, и новые земли под руку истиной веры привести.
   - Все прочь.
   Сказано было негромко, но так, что через несколько секунд Мишка с Илларионом остались с глазу на глаз. Дед с Никифором и сопровождающие Иллариона монахи удалились на почтительное расстояние.
   "Есть контакт! Клюнул грек!".
   - Откуда мысли такие, отрок Михаил?
   - Прости, отче, неприятные вещи придется говорить.
   - Считай, что ты на исповеди. Тебе сколько лет?
   - Тринадцать, отче. Я понимаю: странно от мальчишки такие речи слышать, но я - командир "Младшей стражи" и...
   - Что за "Младшая стража"?
   - Когда наша сотня на рать уходит, кому-то надо село охранять. Кругом язычники и граница с Волынью рядом. Вот "Младшая стража" из мальчишек и набирается. Для того и самострелы, и воинское учение. Этому обычаю уже больше ста...
   - Понятно, так что ты говорил...
   - Я - командир "Младшей стражи", а когда людьми командуешь и от тебя зависит безопасность почти пяти сотен людей, мыслить по-детски нельзя.
   - Да нет же! - Илларион досадливо поморщился и это было первым проявлением эмоций за весь разговор. - Что ты про неприятные вещи говорил?
   - Рюриковичи землю делят, растаскивают Русь по кускам. Наша сотня еще Ярославом Мудрым здесь поселена и никто не знает: на чью сторону мы встанем, если Туров от Киева отложиться надумает. Когда сотник Кирилл от ран еще не оправился, Великий князь Владимир Всеволодович над сотней своего боярина поставил, а тот сотню чуть не под полное истребление подвел, чудом спаслись. Есть у ратников подозрение, что сделано это было намерено. Сейчас сотник Кирилл здоров, ты, отче, сам видел, но в покое нас не оставят. Вот если бы мы, как орден, мирским властям не подчинялись, а только Церкви...
   - Тринадцать лет... В каком возрасте у вас ратниками становятся?
   - В шестнадцать или в семнадцать, отче, как выйдет.
   - Значит, через три или четыре... - Илларион помолчал, потом неожиданно спросил: - Сотником, наверно, стать хочешь?
   - Ну, не сразу... И должность эта не наследственная, а выборная.
   - А если под рукой Церкви окажетесь, будет назначаемая. Понимаешь меня?
   - Да, отче, понимаю. Только с благословения Святой Церкви...
   - О нашем разговоре - никому. Деду твоему должность сотника вернем. Феофан!
   - Слушаю, брат Илларион. - "Особист" вырос за плечом иеромонаха, словно и не отходил вместе со всеми в сторону.
   - Передашь тысяцкому: скоморохов с торга гнать нещадно! - Распорядился Илларион. - Отрокам на торгу представлять невозбранно и... с музыкой.
   "Однако! "Нещадно" это значит, что можно даже убивать. Византиец, он и на Руси - византиец".
   - Но Владыка...- Попробовал что-то возразить Феофан.
   - С Его Преосвященством переговорю сам! - Перебил недослушав Илларион. - Сотник Кирилл!
   - Здесь, отче! - Дед бодро прихромал из ближнего угла амбара.
   - За внука хвалю! Правильно воспитываешь. С князем увидишься, обещаю. Храни вас Бог!
   Никифор пошел провожать Иллариона со свитой, а дед сразу же прицепился к Мишке с расспросами.
   - Деда, потом, не при пацанах. Ребята! Иеромонах одобрил! Разрешил на торгу представлять! Поздравляю, наша взяла!
  

* * *

   Вечером дед с Никифором взяли Мишку в оборот.
   - Чего он от тебя хотел? Про доходы выспрашивал, на десятину намекал? - Беспокоился Никифор.
   - Да причем тут десятина, Никеша? - дед небрежно махнул ладонью. - Ты слышал о чем разговор зашел, когда он нас отослал? Михайла, что ты там про ордена какие-то толковал?
   - Он не велел никому рассказывать, деда.
   - Михайла, да ты что? - Возмутился Никифор. - Мы же не чужие!
   - Дядя Никифор, Илларион - грек, любит секреты разводить. Не дай Бог, проговоришься где, а до него дойдет. Сам же и пострадаешь.
   - Ха! Михайла, не знаешь ты, как купцы тайны хранить умеют. Да если б я болтуном был, давно бы по миру пошел! Давай, давай, рассказывай, про доходы с представления он не выспрашивал?
   - Да не интересуют его деньги! Вы сами подумайте: он же, по его разумению, в глушь страшную попал, скукотища тут - ни блеска Цареградского, ни политики, ни заговоров, ни возможности возвыситься. А попал-то надолго, зря что ли язык наш вызубрил? А тут рыцарский орден православный. Появилась надежда власть заполучить, возвеличиться, силу в своих руках иметь, князьями повелевать! Он же в этом увидел возможность любимым делом заняться! Ну и что, по сравнению с этим, твои несколько гривен?
   Деда, конечно же, больше интересовали не финансовые соображения, а военные.
   - И где же он народу для своего ордена наберет?
   - А он, деда, для начала, на нашу сотню глаз положил.
   - Да какие же мы рыцари? Видел я этих риттеров! Дурак дураком: из лука стрелять не учится - зазорно благородному, ни читать, ни писать не умеет, в бане не моется, живет в башне, а рядом деревенька с десятком холопов. А гонору-то, гонору! Воинского строя не признают, каждый сам по себе.
   - Нет, деда, это - не орденские рыцари. Те и грамотные, и дисциплина у них железная, без всякого гонора, и богатства они в орденских замках держат несметные. А сильнее их войска ни у одного короля нет, потому, что их всю жизнь в воинском деле упражняться заставляют и постоянно в готовности быть.
   А мы, по понятиям латинских стран, самые рыцари и есть. Податей не платим, живем ратной службой, роды свои до десятого и более колена считаем, холопов держать право имеем, земли и угодья свои мечом добыли. По латинским понятиям - благородные люди. Только у нас обычай другой. Там: пяток деревень, городишко захудалый, и уже граф или герцог, а если городишек штук пять или шесть - король. А у нас: земель не меряно, города, села, деревни, леса, реки, поля, а всего лишь князь, даже меньше герцога. Вот и мы, по латинским понятиям - сотня рыцарей, этого на целое герцогство хватит, а то и на королевство, а живем в одном селе.
   - И как же он нас хочет в орден переделать?
   - Не знаю, да он и сам, наверно, еще не знает, но придумает наверняка. Орден - дело добровольное, значит, чем-то нас соблазнять придется. Пусть попробует, да он уже и начал: представление одобрил, тебе встречу с князем устроить обещал. Будет и дальше обхаживать. Больше ему рыцарей взять неоткуда, у князя дружину не отберешь.
   - Кхе! Так под это дело мы у него чего хочешь выторговать сможем! Только вот, подчиняться долгогривым. Под князем, все же, почетнее, хотя нынешние князья... - Дед как-то непонятно недоговорил, потом вздохнул и подвел итог: - Обмозговать это все надо, как следует, может, еще и не выйдет из этого ничего? Князьям такое дело - поперек горла. Короли-то, поди, тоже ордена не жалуют?
   - Вот потому-то Илларион и велел молчать. Если его задумка заранее откроется - не сносить ему головы, ни сан не спасет, ни епископ не заступится.
   "Да, сэр, наживку Вы насадили смачную. Стать во главе ордена и напрямую подчиняться только первому лицу! А что до опасности, то это же его стихия: интриги, заговоры, хождение по лезвию бритвы, но с такой заманчивой перспективой! Наверно, уже представляет себе, как "дикие славянские князьки" на пузе перед ним ползают, и как на равных разговаривает с самим патриархом Иоанном Агапитом. Но сволочь же первостатейная, мочить придется, рано или поздно. И русского на его место ставить. Вот для Константинополя геморрой образуется! Аж представить приятно".
  

* * *

  
   Трудовые будни начались уже на следующий день. Мишка даже и подумать не мог, насколько это будет тяжело - два представления в день. Пусть на торгу и выступали по сокращенной программе - яркое весеннее солнце и ветер заставили отказаться от всех номеров с огнем - но к вечеру вся труппа буквально валилась с ног от усталости. Праздники казались бесконечными.
   Никифор же ни в какую не желал отказываться от вечерних представлений в амбаре, и даже намекал, что неплохо бы выступать на торгу дважды в день. Слава Богу, дед понял, что пацаны такой нагрузки не выдержат и, в конце концов, просто наорал на зятя, утратившего чувство реальности. Никифор, наверно, все-таки вернулся бы к этой теме - мужик он был упрямый - но через несколько дней практика подтвердила дедову правоту. Кузька доигрался-таки и навернулся с лошади так, что потерял сознание. Дед объявил следующий день выходным.
   Продрыхнув до полудня, Мишка, в компании Демки и Роськи отправился на торг. Дед не поскупился и отсыпал парням аж пять резан. Десятая часть гривны - для пацанов - целое состояние!
   - Гуляйте ребята! Подарки для родни и - дед хитро глянул на Мишку - кхе, знакомых, будем выбирать в последние дни торга, тогда все подешевле будет.
   Роська, ориентировавшийся на торгу, как у себя дома, сразу же потащил приятелей туда, где торговали сластями. Мишка с изумлением увидел на прилавках не только всякие пряники, орехи в меду и прочие изделия из даров местной природы, но и курагу, изюм и даже финики.
   "Вот Вам, сэр, и экономическая география! Это ТАМ Туров, всего лишь, поселок городского типа, а ЗДЕСЬ, похоже, торговый центр не из последних. А ведь и верно: "из варяг в греки" можно же и по Висле, Бугу, Припяти и Днепру ходить. Или еще как-то в этом роде, через Неман, например. Вовсе и необязательно через Новгород. А Туров и Пинск на Припяти и стоят, только на разных берегах. Никифор, пять лет назад, как раз на Вислу ладьи гонял. Да, богатое место. И епископ свой. Епископии далеко не в каждом княжестве учреждены. В некоторых даже архимандритов нет. Что же с ним потом-то случилось? Татары выжгли или поляки проход в Вислу перекрыли? Вообще-то эти места через полтора-два века, кажется, должны Литве отойти. В учебнике истории про Турово-Пинское княжество всего пара строчек. Эх, больно уж быстро пришлось из ХХ века линять, а то посидел бы в библиотеке, поерзал бы по Интернету, накопил бы информации. Обидно, блин!".
   - Роська, а где здесь красками торгуют? - Мишка вспомнил, что собирался добыть в Турове серебрянку.
   - А какие нужны?
   - По дереву, под лак. Видел у нас матрешек размалеванных?
   - Ага! Ходок говорил, что один лях у Никифора сразу полсотни купил!
   "Однако, сэр Майкл! Похоже, Вы с бизнес-планом не промахнулись! Продукция уже и на экспорт пошла".
   - Слыхал, Демка? - Мишка пихнул Демьяна в бок. - Поедут наши матрешки в Польшу.
   - Не-а, - тут же "обломал кайф" Роська - тот купец в Киев собирался.
   - Ну и ладно, в Киев, так в Киев. Так где тут красками торгуют?
   - Это к богомазам надо, вон туда. А у них спросим: где краски берут.
   Иконописцев оказалось всего двое и мишкин вопрос им, почему-то, не понравился - ответили они без охоты и как-то невнятно, мол краски разные бывают и брать их можно тоже в разных местах.
   - А серебрянку где взять можно?
   - А это, парень, тебе и совсем не по карману - дорогое удовольствие.
   - Я же вас не о цене спрашиваю, а где купить, трудно ответить, что ли?
   - Ну и ступай себе с Богом, если с нами разговаривать не нравится!
   - Чего вызверились на парня? - Раздался за спинами рябят мужской голос. Не для соперников ваших он краски ищет - игрушки раскрашивать!
   Миша обернулся на неожиданного заступника и увидел "особиста" Феофана, всего такого гладкого, благообразного, прямо-таки лучащегося дружелюбием и благорасположением.
   - Здравствуй отрок Михаил, удивляешься, откуда я про твои нужды знаю?
   - Здравствуй отче. - Мишка почтительно склонился и принял благословение. - Не удивляюсь, мне кажется, ты вообще все всегда знаешь!
   - Что ж поделаешь, - Феофан развел в стороны руки, развернув их ладонями в сторону Мишки и слегка склонил голову - служба у меня такая, отрок.
   "Точно - особист. Поза смирения, как по учебнику. И про матрешек уже вызнал, следит он за мной, что ли?".
   - А куколки у тебя хороши. - Продолжил добросердечным голосом "особист" - Я одну купил, племяннице в Чернигов отошлю. Хорошо, что я тебя встретил, поговорить с тобой хотелось бы, или ты занят? А то давай я тебе покажу, где краски купить можно, а по дороге и побеседуем. Согласен?
   "А что, я могу не согласиться?"
   - Спасибо, отче, Я только ребятам поручение дам. Роська, вот тебе резана, купи нашим музыкантам еды хорошей, а то Своята, скупердяй, их дрянью всякой кормит, да и то - не досыта.
   - Так много резаны-то. - Расчетливо возразил Роська. - Обожрутся!
   - А ты получше что-нибудь выбери, да посытнее, пусть у ребят праздник будет, да не на один день. Великий пост скоро, а они тощие, чуть ли ветром не качает.
   - Ладно, купим, а встретимся где?
   Мишка задумался - города он не знал, но Феофан тут же пришел на выручку:
   - А мы с Михаилом вас у камнерезов ждать будем. Знаешь, где это?
   - Знаю отче, мы быстро! - Ухватил за руку Демьяна и целенаправленно ввинтился в рыночную толчею.
   Феофан проводил ребят глазами, повернулся и повел Мишку совсем в другую сторону.
   - Ты, Михаил, как вернешься в Ратное, поклон от меня вашему священнику передай, мы с ним друзья старинные - еще в Царьграде вместе учились. Как он - благополучен ли?
   - Плох он, отче, болеет, кровью кашляет, а лечиться не желает. Я хотел отца Иллариона просить, чтобы он пастырское увещевание отцу Михаилу послал, да не решился.
   - Чего же не решился-то?
   - Наша лекарка говорила, что отцу Михаилу для выздоровления питаться хорошо нужно, в тепле и покое жить. А кто же монаха от постов и бдений молитвенных разрешит? Вот и не решился.
   - И что, сильно он болен? Да нет, я понимаю! - Феофан, в ответ на удивленный мишкин взгляд, умиротворяюще выставил перед собой ладонь. - Здоровые люди кровью не кашляют, но по всякому же бывает.
   - Сильно, отче. Лекарка сказала, что если весну переживет, то беда осенью случиться может - когда сыро. А у него в доме нетоплено, не прибрано, питается как цыпленок. Не был бы он чернецом, за ним бы жена присмотрела, а так ему даже и прислугу-то иметь не положено.
   - Даже так? Если весну переживет... - Феофан выглядел не на шутку обеспокоенным. - Так и сказала? А лекарка-то у вас хороша?
   - Очень хороша, в воинском поселении другую бы и не держали.
   - Да, вы же ратники все...- Феофан о чем-то задумался, машинально теребя пальцами крест на груди.
   - Отче, а это правда, что отец Михаил боярского рода?
   - Что? Монах не сразу сумел оторваться от своих мыслей. - Да, правда, и очень древнего, еще от Скревы свой род считают - от прародительницы кривичей. Знаешь, откуда названия славянских племен взялись: поляне, древляне, северяне и прочие?
   - Нет, не слыхал.
   - Ну спроси у Нинеи, ты ведь с ней встречаешься?
   "Что, товарищ майор, пошли гебистские штучки? Ну, ну...".
   - Она мне жизнь спасла - раненого, без памяти в лесу подобрала!
   - И что, сильная она ворожея? Как думаешь?
   "Что я думаю - мое дело, а Вы товарищ майор и "дезой" обойдетесь!".
   - Думаю, что слабая.
   - Да? А почему?
   - У нее вся деревня во время морового поветрия вымерла, а она ничего сделать не смогла, и меня лечить лекарку из Ратного позвала. А еще - с отцом Михаилом не справилась...
   - Что?!! - Феофан схватил Мишку за плечо и вперился ему в глаза испуганным, как показалось Мишке, взглядом. - Он с ней встречался?!!
   - Да, а что...
   - А вот и краски твои. - "Особист" мгновенно справился со своим не то испугом, не то удивлением. - Тебе какая нужна?
   - Серебрянка, алая, черная, но больше всего - серебрянка.
   "Блин, да что ж такое-то? Какие у отца Михаила могут быть заморочки с местным ГБ? Да еще Нинея... Вообще-то они оба представители очень древних боярских родов... Что, христианские "безопасники" опасаются сговора? Бред! Отец Михаил фанатик, а Нинея язычница, к тому же она древлянка, а он кривич, а кривичи всегда от остальных славян немного особняком держались. Впрочем, для Константинополя мы все - дикие русы, да еще и Иисус сказал: "Царство мое не от мира сего, нет в нем ни эллина, ни иудея". Опасаются, что у отца Михаила варварские корни возобладают над христианским воспитанием? Идиоты!".
   - Здорово, Антип! - Бодро возгласил Феофан, обращаясь к мужику, сидящему на лавочке возле обширного то ли сарая, то ли амбара, стоящего на самом краю торговой площади. - Вот отроку серебряная краска нужна, дорого ли возьмешь?
   Антип оказался тощим, мосластым мужиком с длинной, но какой-то неровной, словно оборванной по нижнему краю бородой. Мишке его внешность почему-то показалась очень знакомой, он напряг память и чуть не ахнул. Антип был почти точной копией одного из персонажей фильма "Неуловимые мстители" - бандита, охранявшего запертого в баньке "засланного казачка" Даньку.
   При виде Феофана Антип даже и не подумал встать или каким-либо иным образом выказать уважение подошедшему священнику.
   - Здорово, Фенька! Цена известная: за серебро - серебром!
   - Ну ты не жадись, парень-то хороший!
   Феофан, как будто и не заметил фамильярного обращения "Фенька".
   - Видел я этого парня на торгу. Здорово ножи мечет! Да только цена для всех одинаковая, и для хороших, и для плохих, и... для твоих.
   "Здорово напоминает встречу оперативника с агентом, как это в кино показывают. Только вот, кто тут над кем начальник? Старик явно хамит, а Феофан - ни гу-гу. Такой ценный сотрудник или еще что-то? Да пошли они все... Мне только этих проблем не хватало!"
   - Да что ты, ей Богу, Антип! Парень - ученик дружка моего старинного Михаила. Я его случайно встретил, он краски искал.
   - Конечно случайно, а как же... Постой! Это какого же дружка Михаила? Это который...
   - Почем краски, я спрашиваю! - Ласковость и улыбчивость с Феофана как ветром сдуло, и Антип отреагировал адекватно - заткнулся на полуслове, выдержал чуть заметную паузу и спросил уже совсем другим тоном:
   - Гм... А много ль надо?
   - Тебе сколько, Михаил?
   - Да я и не знаю, посмотреть бы.
   Сарай (или амбар?), возле которого сидел Антип, оказался складом. Чего там только не было! Даже при самом тщательном размышлении невозможно было определить, на торговле каким именно товаром специализируется хозяин всего этого богатства. Самой подходящей, на мишкин взгляд, версией была скупка краденного. Тот же факт, что у "особиста" Феофана имеются какие-то особые отношения с барыгой, пожалуй, не опровергал, а подтверждал это предположение.
   Впрочем, как следует оглядеться в антиповых закромах Мишке не удалось - нужная краска нашлась недалеко от входа. На вид она выглядела, как та же алюминиевая пудра. Мишка выспросил: на чем ее разводить, какую поверхность можно выкрасить количеством краски, помещающейся в горшочек размером примерно со стакан, долго ли будет сохнуть. Получалось вполне приемлемо, хотя цену Антип, заломил, несмотря на многозначительное покашливание Феофана, немилосердную. Мишка поблагодарил и обещал зайти позже с деньгами.
   - Ну, а теперь, пошли к камнерезам. - Даже и не подумав попрощаться с Антипом, сказал Феофан. - Если мой заказ выполнили, я тебе такую красоту покажу - ахнешь!
   Мишка действительно ахнул. Красотой оказались шахматы, вырезанные из зеленого и розового камня, кажется, из яшмы - в геологии Мишка был не силен, но работа была - загляденье.
   - Вот, Михаил, гляди. - Феофан взял в руку пешку. - Ты, пока, невелика фигура, но скоро станешь ратником. - В руке у Феофана появился конь. - Или в купцы подашься? - На ладони монаха конь сменился ладьей.
   "Да что они все - как Чапаев? Тот Петьке тактику конницы на картошке объяснял, Нинея процесс познания человеческого характера - на матрешках, этот карьерные перспективы - на шахматах. Сговорились, что ли?".
   - Парень ты способный, так что в рядовых, что на воинской, что на купеческой стезе, не задержишься. - Продолжал "особист". - Станешь сотником или в первую купеческую сотню выбьешься. - Феофан поднял с доски слона. - Но на воинской стезе можешь и до боярина дорасти. - Указательный палец "особиста" лег на макушку фигурки ферзя. - Только не ошибись, когда будешь выбирать на какой стороне доски оказаться!
   "Понял вас, товарищ майор. Интересно: это Ваша собственная инициатива, или Илларион меня вербануть приказал? Что же ты отче Михаил про меня дружку своему отписал такого, что местное ГБ на меня глаз положило? Версий может быть куча: нужен зачем-то выход на Нинею, требуется иметь глаза и уши в ратнинской сотне, "прижилась" идея с Православным рыцарским орденом, и т. д., и т. п. Вообще-то, игрушки кончились, он со мной на полном серьезе работает. Отмазаться, скорее всего, не выйдет, да и не в моих интересах, но пешкой в Ваших руках, товарищ майор, я быть не собираюсь. Не в СССР живем, в конце концов. Антип, кстати сказать, очень наглядно это показал".
   - Понимаю тебя, отче: если придет человек и покажет мне шахматную фигурку, значит, он от тебя, а если мне понадобиться что-то тебе передать, то надо не на епископское подворье идти, а сюда. Или к Антипу? Только не рано ли, ты меня обхаживать начал - мне ведь всего тринадцать?
   - Вот и мы с Михаилом думаем: всего тринадцать, а такой разум. И поведение тоже. Не странно ли?
   "Ну, сейчас посмотрим: "какой ты Сухов".
   - Тебе-то ладно, отче, а Михаил мог бы и понять - древнего рода боярин, хоть и монах. Я - восьмое колено воинского рода! За моим дедом сотня латников, по европейским понятиям он - граф, а земель в его графстве не меньше, чем в герцогстве Нормандском. Про Вильгельма Нормандского слыхал, конечно?
   Мишка выпрямился, задрал подбородок, и слегка оттопырив нижнюю губу и сощурив глаза, сначала смерил Феофана надменным взглядом с ног до головы, а потом уставился тому в глаза.
   "Вот так, "товарищ майор" нужным образом выстраивать невербальный ряд и мы умеем, если ты из худородных...".
   И Феофан дал-таки слабину! На секунду, на краткий миг вильнул глазами в сторону и превратился в простого мужика, наряженного монахом.
   "Так и есть: из смердов или из городской голытьбы, а может и в холопах побывал, даже константинопольским воспитанием этого до конца не вытравишь. Вот Илларион - да, чувствуется в нем порода, а этот зубами и ногтями из самых низов выдирался. "Орел наш дон Рэба". Эту сцену он мне до конца жизни не забудет, но буром переть теперь поостережется. Есть у древних родов нечто, для простолюдинов непостижимое, я про это тоже мало что знаю, но про пассионарность читал. Вы же, товарищ майор, в этих вопросах - дуб дубом, а потому, генералом Вам не быть! И никакой Вам отец Михаил не друг, правильнее сказать - буксир. Тащил он Вас за собой по доброте душевной или... Стоп! Древнего боярского рода, значит мог быть у Михаила мальчишка в услужении! Выучился вместе с хозяином, принял сан... Риск? Да, риск, но, как говорится, кто не рискует, тот... а шампанского-то еще нет!".
   - Ты думаешь: умрет благодетель твой в глухом селе и все забудется? По-твоему МЫ не знаем кто есть кто?
   Феофан удар выдержал - школа жизни у него была такая, что не приведи Господь, однако точность попадания Мишка заметил.
   - О чем ты, отрок?
   - О делах наших скорбных, отче. Я от долга христианского не отказываюсь и Святой Православной церкви послужить готов всегда, но и пешкой ни в чьей игре быть не собираюсь!
   - Вот и правильно, вот и молодец! - Не очень натурально похвалил Мишку Феофан. - Но жизнь по всякому повернуться может, вдруг тебе помощь понадобится? Теперь знаешь к кому обратиться, что же здесь плохого?
   "Поплыл "товарищ майор" - то "молодец", то "что же здесь плохого?". А я о плохом ничего и не говорил, это он не мне, а мыслям своим отвечает. Достал я его! Ну, и чему радуетесь, сэр? Он только своим жизненным опытом пользуется, хотя и богатым, а Вы из одного только телевизора столько дерьма зачерпнули, что по нынешним временам на три жизни хватит и еще останется".
   Феофан, впрочем, оправился очень быстро - снова сделался благообразным и улыбчивым.
   - А наставнику твоему, Миша, поможем: будет ему грамотка от епископа с увещеванием и разрешением... ну, хотя бы, от части обетов, на время болезни. А старосте вашему... как его зовут?
   - Аристарх.
   - А Аристарху я сам отпишу, что бы женщину подобрал - в церкви прибираться, а заодно и за домом настоятеля приглядывать, хозяйство его вести. Греха в том нет. Отвезешь грамотки-то?
   - Отвезу, конечно!
   - Вот и ладно.
   Феофан был - сама ласковость и благорасположение. Ну, так ведь и у кошки лапки мягкие, пока когти не выпустит. Знал Мишка цену такой ласковости еще по ТОЙ жизни. И нисколько не обольщался разницей в девять веков - ЗДЕСЬ цена была такой же.
   - А вот и друзья твои идут. - Умилился "особист". - Еды-то накупили, музыкантам твоим на неделю хватит! Правильно поступаешь, Михаил, добро сторицей тебе вернется!
   - Минька! - Еще издали заорал Демьян. - Мешки тяжелые, пошли, Роська короткий путь знает, чтобы через весь торг не переться!
   - Правильно, ребятки, и я с вами пойду. Надо Свояту постращать, а то отнимет у бедолаг ваше угощение, грех алчности все никак обуздать не может. Но я ему помогу!
   "Ну, Своята, ты попал! У Феньки сейчас самое подходящее настроение - грешников вразумлять. Получишь по полной программе! А не будь жадиной!".
   Роська повел всю компанию какими-то кривыми переулками, но судя по общему направлению, так можно было, действительно, быстрее добраться до лодейного амбара дядьки Никифора.
   "А может, не такой уж Своята и жадюга? Скоро Великий пост - никакой музыки и веселья, чем зарабатывать? Потом, правда, Пасха, но дальше полевые работы начнутся, ни свадеб, ни праздников. Долгонько на нынешние заработки жить придется! Наверно, не зря болтают, что скоморохи в тяжелые для них времена и воровством и грабежами на дорогах не брезгуют?".
   - А ну, христовы выблядки, стой!
   "Блин, накаркал!".
   Дорогу попу и мальчишкам загородили четверо угрюмых мужиков. У одного из них в руке был топор, остальные, вроде бы, были не вооружены. Стоило Мишке только подумать об этом, как из рукава ближайшего к Феофану мужика выскользнула гирька на ремешке.
   - Давно я тебя, Фенька, пасу, а ты еще и этих щенков мне привел, как по заказу!
   - Я тебя тоже давно...
   Феофан не договорил, взмахнув непонятно откуда взявшимся у него кистенем - таким же, как и у его противника. Удары оба нанесли одновременно, но Феофан как-то умудрился дернуться в сторону и гирька обрушилась ему на плечо, противник же Феофана рухнул с проломленным черепом, не издав ни звука. Над ухом у Мишки свистнул кинжал, и стоявший напротив него мужик забулькал рассеченным горлом. Мишка, опомнившись, схватился за оружие и метнул его в мужика с топором. Тот ловко прикрылся лезвием, но второй кинжал, брошенный Демкой, ударил его прямо в глаз. Мишка выхватил второй клинок. Последний из нападавших уже заносил руку над сидящим на земле Феофаном. Мишень была неудобной - тулуп можно было и не пробить, шея у мужика была короткая и из-под одежды почти не видна. Пришлось бить в голову. Тать охнул, схватившись за рассеченное ухо, и тут воздух прорезал истошный бабий вопль:
   - Убивают!!! Люди добрые, убивают!!!
   Последний, из оставшихся в живых, бандит, обливаясь кровью, лившейся из разрезанного уха, бросился бежать.
   - Ребята... - было видно, что Феофану совсем скверно, вот-вот потеряет сознание. - Свистите, ребята... как можно громче. Три раза, потом два. И опять, пока стража...
   Голова его свесилась на грудь, и Мишка еле успел удержать монаха в сидячем положении.
   - Что стоите? - Прикрикнул Мишка не глядя на пацанов. - Свистите! Слыхали: три раза, потом два! - Мишка оглянулся и увидел бледное до синевы лицо Демьяна. - Демка, ты чего? Ранен?
   Демка вдруг кинулся в сторону и согнувшись у забора изверг из желудка все лакомства, которых успел наесться на торгу.
   "Ну да, впервые в человека железо воткнул, а Роська-то что же?"
   Мишка поискал пацана глазами и увидел, что тот направляется к зашевелившемуся бандиту с выколотым глазом. Демкин клинок, видимо, не достал до мозга, и мужик начал приходить в себя. В руке у Роськи тоже покачивался кистень, только поменьше, чем у Феофана и татей. Взмах руки и гирька с хрустом проломила висок раненого.
   - Ой, убивают!!! - надрывались уже несколько бабьих голосов.
   - Роська, свисти!
   Воздух прорезал свист, да такой, что испуганно примолкли даже вопившие бабы. Один сигнал, второй, третий... В конце переулка со стороны торга раздался топот. Первой, однако появилась не торговая стража и не толпа зевак. Тяжело отдуваясь, к месту происшествия подбежал недавний знакомец Антип.
   - Мишка, что с Феофаном? Живой?
   - Живой, ему кистенем вот сюда попало, может ключица сломана, может еще чего...
   - Кто?
   - Не знаю, мужики какие-то, может Роська узнал?
   - Скоморохи это! Которых стража с торга погнала. Я двоих узнал!
   Тут наконец, навалилась толпа зевак, а среди них замелькали и торговые стражники.
   - Что тут такое! Кто свистел? Антип, чего тут?
   - Силантий, знаешь, где скоморохи стоят? - Антип говорил так, словно имел право приказывать десятнику стражи. - Гони своих туда и вяжи всех! Один из них ранен, видишь как кровью наследил? Тащи их на владычный двор, это - не простая татьба, священника убить пытались. Пусть владыка сам и решает! Да сани какие-нибудь достань, святого отца отвезти нужно. Давай, давай, шевелись!
   - Дядька Антип, - встрял Роська - у раненого ухо рассечено, примета верная!
   - Слыхал, Силантий? Скажи своим, чтобы покопались там, может, что из ворованного найдут. Все, ступай, двух человек оставь здесь и бегом, бегом, смоются же!
   "Похоже, сэр Майкл, зря Вы на Антипа грешили, насчет скупки краденного. Торговая стража барыге так подчиняться не стала бы, это Вам не менты конца ХХ века, пусть даже стражники и не княжьи люди, а нанятые купцами. Авторитет Антипа на чем-то другом держится, может Никифора расспросить? Интересно, все-таки, да и для понимания ситуации полезно".
  
  

* * *

  
   Суд епископа Феогноста оказался на удивление быстрым. Впрочем, все было настолько очевидно, что пацанов даже особо не стали расспрашивать, тем более, что представлявший интересы несовершеннолетних племянников Никифор, всячески упирал на душевное потрясение пережитое детьми, вынужденными защищать свою жизнь и жизнь раненого священника.
   Единственный вопрос, который заинтересовал епископа - зачем у мальчишек при себе оказалось аж по три кинжала. Никифор быстренько разъяснил, что это не оружие, а реквизит для представления одобренного иеромонахом Илларионом. Илларион, естественно, подтвердил, присовокупив, что только искусное владение метательным оружием и позволило отрокам спастись и с похвальной отвагой защитить брата Феофана. Самого Феофана, в связи с тяжелым ранением не допрашивали, а факт наличия у святого отца кистеня в рукаве, на суде и вообще не вплыл.
   Скоморохов изловили всех. Стража представила суду раненого Мишкой и еще двоих, захваченных на месте временного проживания - молодую девку и старика. Причем, старик, по докладу десятника стражи, оказал яростное сопротивление и ранил двоих стражников, прежде, чем был оглушен и связан. Привели стражники и скомороший фургон, поставленный на санные полозья.
   В фургоне во время обыска обнаружили несколько явно краденых вещей и, самое страшное: доказательства вредоносной ворожбы - две проткнутые бронзовыми иглами тряпичные куклы, с зашитыми внутрь прядями чьих-то волос. Эти-то куколки и перевели дело под юрисдикцию епископа окончательно и бесповоротно. Обычная кража, по сравнению с доказанным колдовством и покушением на жизнь священника, выглядела сущей мелочью.
   Допросить обвиняемых толком не удалось. Скоморох с рассеченным ухом валялся на брюхе, орал, что ничего не знал, что его заставили и клялся искупить вину. Дед угрюмо молчал, не назвав даже своего имени, а девка, похоже сумасшедшая, только плевалась и угрожала всем присутствующим карой славянских богов.
   Приговорили всех троих к... следствию. Епископ повелел выяснить: против кого направлено колдовство с куклами, за что собирались убить Феофана и пацанов, имеются ли еще сообщники и т. д., и т. п. - целый список вопросов.
   Мальчишек же, несмотря на три трупа нападавших, признали потерпевшей стороной, и даже назначили компенсацию - перерытый стражниками сверху до низу, фургон скоморохов. Правда, без лошади. Коняга непостижимыми извивами юриспруденции была перенесена из списка вещдоков в разряд оплаты судебных издержек. Никифору, который собрался было бросить скоморошью рухлядь там, где она и находилась, было указано на недопустимость такого образа действий, и купцу пришлось посылать домой за лошадью.
   Дед Корней, по возвращении домой, прокомментировал произошедшее со свойственной древним философам любовью к парадоксам:
   - Кхе! Вроде и трезвые, а три покойника, чужой воз и наблевали под чьим-то забором. Погуляли, ядрена Матрена!
   - Дядя Никифор, а кто такой Антип? - Мишка, по дороге с епископского подворья, решил добывать информацию по горячим следам. - Здоровый такой мужик, вместе со стражниками был...
   - Да знаю я Антипа, его тут все купцы знают и побаиваются, если честно. Он соглядатаями командует для мытника и вирника княжеских. Поймает на каком-нибудь грешке купчишку мелкого, торговца или еще кого, кто на торгу или у пристаней постоянно обретается, но не наказывает, а велит все, что замечают, ему рассказывать: кто какой товар привез, почем продает, не укрыл ли чего от податей, не торгует ли запрещенным - много всякого.
   А потом мытник или вирник со стражниками налетят, да либо виру возьмут разорительную, либо вообще весь товар в княжью казну заберут. А Антип с помощниками потом отнятый товар распродают на торгу. У него в амбаре много чего лежит, если какого товара на торгу не нашел, ступай к Антипу - у него, запросто, оказаться может. Только дорого все, ему же и князю доход принести нужно, и себя не обидеть.
   "Понятненько. Тайная налоговая полиция и торговля конфискатом - золотое дно. Плюс разветвленная агентурная сеть. Понятно теперь, почему он таким тоном и с Феофаном, и со стражниками разговаривал. Все нити городской экономики - тайные и явные - в руках держит. Любого прижать может. Я-то гадал, откуда Феофан знал, что мне серебрянка понадобится? А он и не знал - у Антипа на складе все есть! Но соперничество спецслужб - в полный рост: как Феофан Антипа оборвал, когда тот что-то про Михаила спросить хотел!
   Впрочем, их разборки - не самое интересное. Гораздо важнее то, что структуры спецслужб, похоже, сформировались и существуют независимо от княжеского двора. Князья приходят и уходят, а Антипы и Феофаны остаются, и ничего с ними не поделаешь, потому, что нужны! Можно сменить мытника, но много ли ты без Антипа платы с купцов соберешь? Гроши. Можно сменить вирника, да только с кого и какие штрафы брать? Тоже без Антипа не обойдешься - на создание агентуры годы уйдут, а князю гривны прямо сейчас подавай. А Феофан... Он только ПОКА язычниками, да колдунами занимается, придет время и круче Антипа станет. ГБ свое возьмет.
   И так, три новых влиятельных персонажа: Антип - тайная полиция с экономическим уклоном; Феофан - государственная безопасность, пока, только на идеологическом направлении; Илларион - симбиоз монаха и военачальника с крутыми амбициями. Каким может быть их отношение к главной проблеме современности - развалу державы на удельные княжества?
   Антип. Его ситуация с постоянной сменой князей должна устраивать. Сядет на Туровский стол постоянный владетель, Антип начнет свое влияние постепенно утрачивать. Все его благополучие основано на том, что новые князья не владеют информацией и не имеют структуры, которая эту информацию может поставлять. Антип - монополист, и сохранение прежних порядков ему выгодно.
   Феофан. На первый взгляд, государственная безопасность, без государства - нонсенс. Другое дело - государство может быть разным. В самостоятельном Турово-Пинском княжестве у него перспектив больше. Появится внешняя политика, а с ней - разведка и контрразведка, внутренние интриги и заговоры... Запросто можно из майоров в генералы выскочить. Для бывшего холопа... Да только за одно то, что Антип перестанет Фенькой звать, и кланяться начнет... Пожалуй, при определенных обстоятельствах, Феофан в пользу сепаратизма может сработать! Сколько в бывших республиках СССР после 91 года новых генералов появилось? ЗДЕШНИЕ ребята не дурнее!
   Илларион. Ну, с этим все ясно. Чем мельче и слабее будут княжества, тем круче будет орден. Этот на развал Руси будет работать старательно и с удовольствием.
   Вот такой расклад. И что же выгоднее всего для нашей сотни? Против исторического процесса дробления на удельные княжества не попрешь. Значит, надо быть адекватными этому процессу. С орденом то ли выйдет, то ли нет, а туровский князь независимым станет. Следовательно, князь и... Феофан.
   Допустим, расклад я уловил правильно, но что же потом с Турово-Пинским княжеством стало? Почему в учебниках - почти ничего? Не знаю, и узнать, пока, негде и не от кого. Блин, как слепой!".
  

* * *

  
   Через день после владычного суда случились сразу два события. Первое - приглашение провести представление в детинце, перед крыльцом княжеского терема. Семейство Вячеслава Владимировича Туровского пожелало поглядеть на зрелище, о котором судачил весь город.
   Вторым событием была отправка в поход двух сотен княжьего войска. Всезнающий Никифор пояснил, что один из скоморохов назвал на допросе сообщников и пообещал провести в нужное место. Князь, естественно, послал дружинников громить языческое капище.
   Поглазеть на проход войска собрался чуть ли не весь город. Зрелище, действительно, было великолепным. Холеные кони шли по три в ряд, сверкали на мартовском солнце доспехи, позвякивало оружие... только оркестра не хватало! Впереди колонны, под стягом ехал воевода и, Мишка глазам своим не поверил, иеромонах Илларион!
   Епископского секретаря было просто не узнать: сверкающие золоченые доспехи, греческий шлем с пышным плюмажем, тонконогий арабский жеребец под бархатным чепраком. Единственной деталью, напоминающей о духовном сане Иллариона, был висящий на груди массивный железный крест, совершенно дико смотревшийся поверх чеканного позолоченного панциря.
   - Ребята, - предложил Мишка - а ну-ка, поприветствуем воевод!
   Пацаны проскользнули в первый ряд и когда до головы колонны осталось всего несколько шагов, дружно выкинули вверх руки с кинжалами и хором проорали:
   - Слава Православному воинству!
   Илларион повернул голову на крик, благосклонно улыбнулся и сделал ручкой. Толпа подхватила:
   - Слава, слава!
   Илларион так и расцвел! Гордо вскинул голову и заставил жеребца идти в припляс.
   "Э, братец, да ты на фронтальное лидерство западаешь! Ликующие толпы тебе подавай! Все с тобой ясно. Служил ты, скорее всего, гвардейским офицером в немалых чинах, потом погорел на какой-нибудь придворной интриге, насильно был пострижен в монахи и отправлен нести свет истиной веры диким руссам. Еще бы тебе на идею рыцарского ордена не клюнуть! Как тебе, Лариосик, в великие магистры хочется! Давай, давай, старайся, а мы посмотрим".
  

* * *

  
   К выступлению на княжеском дворе готовились особенно тщательно. Больше всех суетился и переживал дядька Никифор, хотя платы за выступление, разумеется, и не предполагалось. На какие уж там побочные гешефты от мероприятия он рассчитывал, оставалось только догадываться. Дед был собран и напряжен, как перед боем, Немой, как обычно, невозмутим, а Демка мрачен, словно собирался на похороны близкого родственника. Кузька же, то и дело прикладывался ухом к животу своей кобылы, опасаясь, видимо, услышать зловещее бурчание.
   - Мишаня!
   Мать стояла на крыльце, зачем-то держа в руке матрешку. За дни пребывания в городе своего детства она словно помолодела. По дороге в Туров мать как-то обмолвилась, что прежние подружки, наверно, и знать не захотят приехавшую из глуши старую знакомую. Однако популярность циркового представления коснулась и ее. Почти каждый день с утра она отправлялась к кому-то в гости, а в середине дня появлялась в ладейном амбаре в компании нескольких женщин, среди которых, как утверждал Никифор, бывали и жены уважаемых людей и купчихи из первой сотни, и даже боярыни. Дело даже дошло до того, что мать пообещала, в случае провала других вариантов, попробовать устроить деду встречу с князем через какую-то свою подругу детства.
   - Мишаня, - Мать протянула сыну матрешку. - Княжне Анне недавно пять годков сравнялось, ее наверняка приведут на ваше представление посмотреть. Поднеси ей куколку, только сначала у княгини разрешения спроси.
   - Сделаю, спасибо, мама. А как мне княгиню величать?
   - А так и говори: "матушка-княгиня", она хоть и молода, а обращение такое ей нравится. Ну, а если вы княгине по душе придетесь, то и князь к вам ласков будет. И еще: когда будешь матрешку подносить, найди случай княжну красавицей назвать. Не бойся, врать не придется, - мать улыбнулась - она и вправду на ангела похожа. И княжичу Михаилу - тезке твоему - предложи из самострела стрельнуть.
   - А если он захочет самострел себе забрать?
   - Не заберет - мал еще и здоровьем слаб - только-только от тяжелой болезни оправился, ему и не поднять-то его будет, тебе помочь придется. А будет просить, предложи ему к нам в Ратное приехать, там, мол, ему по руке самострел и сделают. Ну-ка, давай попробуем, как ты поддерживать самострел будешь, когда он стрелять станет? - Мать взяла в руки мишкин самострел, изображая из себя княжича. - Нет, так ему будет неудобно, снизу одной рукой держи и направляй, чтобы он в кого не попал ненароком. Вот так хорошо. И самое главное: не поворачивайся спиной к князю и княгине, а если с тобой заговорят, смотри прямо в глаза, не юли. Князь честный взор уважает!
   "Да, сэр, как любил говорить один Ваш знакомый в ХХ веке: "Женщина в умелых руках - страшная сила". Ну кто бы еще Вам столько полезной информации выкатил?".

* * *

  
   Двор княжеского терема был забит до отказа, пришли все, кто имел хоть какое-то право здесь находиться. Князь с княгиней сидели в креслах на верхней площадке крыльца, на ступеньках стояли наиболее приближенные, а остальные расположились кто где смог. Работникам Никифора расставлявшим барьер, даже пришлось немного потеснить толпу.
   Привычка взяла свое, и с первыми звуками музыки нервное напряжение спало, представление покатилось по наезженной колее. На свое удивление Мишка увидел в толпе зрителей довольно много знакомых лиц, даже и среди тех, кто стоял достаточно близко к княжеской чете. Это, впрочем, было на пользу. Те, кто видел представление не в первый раз, уже знали, в каких местах нужно аплодировать, и дружно отзывались на мишкин крик "Слава Православному воинству!".
   Заминка случилась когда Мишка начал показывать стрельбу вслепую. Он уже поразил две мишени, когда от княжеского крыльца раздался голос:
   - Эй, парень, а повязка-то у тебя не просвечивает?
   Мишка сорвал с головы повязку и протянул ее в сторону зрителей.
   - Кто хочет проверить? Берите!
   Пока повязка ходила по рукам, Мишка подчеркнуто не интересуясь результатами проверки, разглядывал князя и княгиню. Князь Вячеслав был уже не молод - за сорок. Выглядел он неважно: почти совершенно седой, под глазами мешки, лоб в морщинах, плечи опущены. Не зная, можно было подумать, что князю Вячеславу под шестьдесят.
   "Сын Владимира Мономаха и Гиты - дочери последнего короля саксов Гаральда II, погибшего при завоевании Британии Вильгельмом Нормандским, в битве при Гастингсе. Русский князь, а какой только крови в нем не намешано: варяжской, византийской, саксонской... Всего и не перечислишь. Смешно, конечно, но по материнской линии имеет права на английскую корону. Впрочем, почему же смешно? Из-за точно таких же прав на французскую корону началась Столетняя война.
   А жена гораздо моложе, второй брак, что ли? Но брак, видимо, счастливый - вон как на жену поглядывает. И дочка действительно на ангела похожа, а вот княжич подкачал - худой, бледный, квелый какой-то. Даже и не понять, сколько ему лет - десять, одиннадцать?".
   Наконец из толпы раздался голос:
   - Не просвечивает! Все без обмана, княже!
   Мишка поймал брошенную ему повязку, но прежде чем продолжить исполнение номера громко спросил:
   - Дозволишь продолжать, княже?
   Получив в ответ кивок головой, натянул повязку на глаза и уже взял самострел наизготовку, как вдруг сзади, из толпы зрителей, раздался звон маленького колокольчика.
   "Шутить изволите, господа? Ну ладно, и мы пошутим!".
   Мишка резко развернулся и направил самострел в сторону зрителей. Послышались испуганные крики и шум, производимый людьми, шарахающимися с линии выстрела. Наконец наступила тишина и снова раздался звон колокольчика. Мишка нажал на спуск. Дружный выдох толпы, звяк наконечника болта по металлу и звук удара в стену терема. Мишка снова сорвал с головы повязку. На пустом пространстве стоял богато одетый купец откуда-то с востока (то ли перс, то ли араб) и держал на вытянутой руке веревочку, на которой болтался покореженный попаданием колокольчик.
   - Маладэс! Карош воин!
   Мусульманин стянул с пальца массивный золотой перстень с камнем и швырнул Мишке. Мишка даже не шевельнулся, что бы поймать награду, перстень упал ему под ноги.
   - Дозволишь принять, княже?
   Араб (или перс?) что-то зло выкрикнул по-своему. Князь Вячеслав пристукнул ладонью по подлокотнику кресла, а стоящий рядом с ним боярин выкрикнул:
   - Почто гостя княжьего обижаешь? Головы лишиться захотел?
   - Я твой подданный, а не ханский! - Ответил Мишка, глядя на князя в упор. - Волкодав из чужих рук корм не берет!
   - А ты - волкодав? - Теперь вопрос уже прозвучал из уст самого Вячеслава.
   - Пока - нет! - Мишка нахмурился, сжал губы и, вскинув голову, подчеркнуто выпрямился. - Пока - нет, но буду!
   Невербальный ряд, соответствующий эмоции "непреклонная решительность" в исполнении мальчишки, должен был выглядеть смешно, и Мишка не ошибся - сработало!
   Князь хмыкнул, покосился на половца и произнес, вроде бы про себя, но так, что слышно было всем:
   - А щенок-то - породистый.
   Перстень остался лежать на земле, представление покатилось дальше. В конце, уже выведя под уздцы коня с гордо восседающим на нем дедом, Мишка махнул музыкантам, чтобы умокли и громко спросил:
   - Матушка княгиня, дозволь красавице твоей Анне Вячеславовне подарок поднести? - И не дожидаясь ответа бросился сквозь расступающихся зрителей к крыльцу. - Погляди, княжна, куколка-то с секретом!
   Сидящая у княгини Ольги на коленях маленькая княжна, расширенными от удивления глазами следила, как матрешки одна за другой появляются на свет, а когда опрокинутый "Ванька-встанька" сам собой принял вертикальное положение, даже пискнула от восторга.
   - Вот, Анна Вячеславна, ты здесь самая красивая, у тебя и игрушки должны быть самыми красивыми!
   - Что ж ты... волкодав, - подал голос князь, с интересом, как заметил Мишка, наблюдавший за "размножением" матрешек - сам даришь, а принять подарок гордишься?
   - Так среди своих же, княже, Мне с тобой в поле не ратиться, я в бой под твоим стягом пойду.
   - Так уверен?
   Что имел в виду князь, Мишка не понял, но делая вид, что поправляет одну из матрешек, ответил так, чтобы слышно было одному князю:
   - Киев далеко, а мы все - здесь.
   Вячеслав Туровский, кажется, заинтересовался - даже слегка склонился в кресле в мишкину сторону.
   - Сам придумал, или слыхал от кого?
   - Вся сотня в том заедино. Вон сотник Корней твоего слова ждет.
   - А ты ему внук, говорят?
   - Так, княже, Михаилом крещен.
   - Гляди-ка, сынок, тезка твой! - Вячеслав обернулся к княжичу, но тот остался равнодушен. Мишка понял, что предлагать ему стрельнуть из самострела не стоит.
   - Збройко! - Князь сделал знак одному из рынд. - Сотников внук Михаил перстень обронил. Принеси-ка!
   Парень вмиг слетел с крыльца, подобрал перстень, и взбежав по ступенькам протянул его Мишке. Мишка, не дотрагиваясь до перстня, указал глазами на князя. Рында поколебался, но подчинился.
   - Значит, все-таки из одних только рук? - Князь покрутил в пальцах перстень. - Так, что ли?
   - Только так, княже, иначе - беда!
   - Держи, заслужил. - Вячеслав подал перстень Мишке. - Но и гостя моего поблагодари.
   Мишка нашел глазами купца, приложил перстень ко лбу, потом к губам. Прижав руку к сердцу поклонился. Княжий гость дернул щекой, но все же слегка кивнул в ответ.
   - Восточные обычаи знаешь? - Заинтересовался князь. - Откуда?
   - Мы же не смерды, княже! Род свой в восьмом колене считаем - от десятника Лисовина, который еще с вещим князем Олегом на Царьград ходил! Потому не только ратному делу, но и наукам...
   Мишка запнулся, наткнувшись на какой-то уж очень пристальный взгляд княгини.
   - Может быть, - княгиня секунду помолчала, - тебе и рыцарские обычаи известны?
   Она разжала пальцы и к мишкиным ногам упал маленький платочек. Мишка подхватил его и опустившись на одно колено протянул княгине.
   - И галантное обхождение тоже... Ваше Высочество.
   "Блин, что за спектакль? Дед там внизу уже наверно в землю врос, а они тут со мной беседуют, да еще как беседуют! В чем дело?"
   - Вижу, правду о тебе рассказывают - необычный ты... мальчик. - Проворковала княгиня. - Аннушка, что ж ты Михаила за подарок не поблагодаришь?
   - Благодарствую, Михаил. - Старательно выговорила княжна, чувствовалось, что букву "р" она научилась выговаривать совсем недавно.
   - Рад служить, государыня Анна Вячеславна! Только позови!
   - А если и вправду позовем? - Негромко спросила княгиня.
   "Да что тут происходит-то? Князь, вроде бы и не слушает - о чем-то с боярином говорит. Во что же я опять влипаю?".
   - У меня пока только три самострела, матушка, но будет больше. Всегда, по первому твоему зову...
   - Тебе сколько лет?
   - Четырнадцать.... Скоро.
   - А когда настоящим ратником станешь?
   - В шестнадцать.
   "Те же вопросы, что и у Иллариона! Он, что ли, ей про меня наболтал?".
   - Видишь эту ленточку? - Княгиня показала на красную шелковую ленту, вплетенную в косу дочери. - Если тебе ее передадут, это будет значить, что ты нужен... княжне Анне. И все, кого ты сможешь с собой привести. Не беспокойся, это будет не завтра. Может быть и никогда... Но помни!
   - Запомню... Нужен - княжне.
   - Правильно запомнил, молодец. Наклонись-ка.
   Мишка склонился к самым губам княгини и услышал едва различимый шепот:
   - Нинее поклон передай. От Беаты.
   - Едрит тв...
   - Что?
   - Все исполню, матушка княгиня, в точности!
   Княгиня обернулась к мужу.
   - Вячеслав Владимирович, ребята еще малы, а вот наставников их: сотника Корнея и...
   - Ратник Андрей - торопливо подсказал Мишка.
   - ...И ратника Андрея. Не пригласить ли на пир?
   - Отчего же не пригласить, душа моя? - Князь благосклонно кивнул. - Михаил, от меня вам за представление - гривна. Ступай, позови деда.
   - Благодарствую, княже.
   "А не приходилось ли Вам, сэр, в психушке сиживать? Есть три варианта на выбор. Старейшее в Санкт-Петербурге заведение на набережной реки Пряшки, больница имени Кащенко и больница имени Скворцова-Степанова, в просторечии "Скворечник". Ни одно из них, по правде сказать, пока не функционирует, но что такое жалкие несколько веков для неизлечимого психа? Пустяки. Какие замечательные галлюцинации! Зрительные! Слуховые! Какая драматургия, сюжет, интрига! Невестка Владимира Мономаха передает поклон ученице бабы Яги от какой-то полячки, а пацан в ответ матерится, как докер-механизатор с карантинного причала. Сказка! Нет, права была мисс Скарлет О'Хара: я подумаю об этом завтра, иначе, в самом деле, рехнусь!".

Глава 3

   С княжеского пира дед вернулся на удивление рано и почти трезвым. Но доволен результатом был так, что еще в воротах начал орать:
   - Никифор! Анюта! Михайла! Все сюда, праздник у нас!
   На такой зов, естественно, во двор высыпали не только названные, но и все, кто его услышал. Дед победоносно окинул взглядом образовавшуюся небольшую толпу и задрав бороду гаркнул:
   - Глядите!
   Собравшиеся дружно ахнули - на шее у него висела золотая гривна сотника.
   - А теперь сюда глядите!
   Дед указал пальцем на Немого и все увидели, что у того тоже висит на шее гривна, только серебряная - десятничья!
   - Ха! Корней Агеич! Это дело надо обмыть! - Предсказуемо отреагировал Никифор. - Бабы! А ну, на стол быстренько соберите!
   Пьянка намечалась капитальная, и, хотя за стол его, конечно же, пустили бы, Мишка решил сачкануть - для понимания произошедшего нужна была информация, а мужики, в данный момент, для этого совершенно не годились. Мишка дождался, пока все разошлись, пошел к матери.
   - Мама, а ты про княгиню много знаешь?
   - Кое-что знаю, - мать подняла глаза от шкатулки с какими-то женскими мелочами и испытующе взглянула на сына. - А тебе что понадобилось?
   - Она из какого рода? Мне показалось, что не русская.
   - Верно, княгиня Ольга родственница Пястов - ляшских королей.
   - Католичка? А как ее до принятия православия звали, не Беатой?
   - Не знаю, а зачем тебе?
   - Да так... Понимаешь, она боится чего-то, но не сейчас, а в будущем. И уже начинает себе верных людей подбирать. Вот и мне намекнула, что, как подрасту, понадоблюсь. И не один, а со всеми, кого собрать смогу. Как думаешь? К чему бы это?
   - Это, как раз, понятно, Мишаня. Какая же мать о детях не беспокоится? Свекр ее Великий князь Киевский болен, к тому же стар - семьдесят два года. Кто на его место заступит? Не захочет ли ее мужа с Туровского стола согнать? Такое очень часто и в других местах бывало, а Туровская земля по приговору княжеского съезда вовсе не Мономахову роду принадлежит, а Святополчичам.
   У Киева и с Полоцком мира нет, раз за разом схватываются. И с Волынью - тоже непросто. Волынские князья то и дело ратятся с Киевом: Ярополк Изяславич, Давид Игоревич, Ярослав Святополчич. Киевские князья постоянно опасались, что Волынь присоединит к себе Туров и Пинск. Давида Игоревича с Волынского стола согнали, посадили в Дорогобуж, там он и умер. Ярославу Святополчичу вообще с Руси бежать пришлось. А когда захотел вернуться, убили.
   Мономах вообще всему семейству Святополчичей не верит, опасается, потому, что они соперники его детей в борьбе за Великое княжение. Их еще много осталось, и все они сильно на Мономаха обижены. Брячислава Святополчича из Турова выгнали, чтобы Вячеслава Владимировича Мономашича посадить, и отправили к брату Изяславу в Пинск. Теперь в Пинске два князя, и оба не полноправные князья, а на "кормлении сидят". А старший сын Ярослава Святополчича - Вячеслав - после гибели отца посажен в Клёцк, и тоже не один. Там его мачеха - третья жена Ярослава Святополчича с сыном Юрием.
   - Ой, мама, что-то я совсем во всех этих Вячеславах, да Ярославах запутался...
   - Не мудрено! - Мать понимающе улыбнулась. - Дети и внуки Ярослава Мудрого обильное потомство дали, много их стало, и все хотят жить, как князья, а княжеств на всех не хватает. Ты сынок вот что запомни: наша семья была очень тесно со Святополчичами связана. Деда в сотники произвел сам Святополк Изяславич, а его сын Ярослав Святополчич был другом деда в юности.
   И еще одно... - Мать поколебалась, но все-таки решилась сказать. - Дед твой, Мишаня, на сводной сестре Ярослава Святополчича женился. Бабка твоя Аграфена была внебрачной дочерью Святополка Изяславича. Он ее еще в Новгороде прижил, потом с собой в Туров привез.
   - Постой, постой, мама! - Мишка, сам этого не заметив, даже ухватил мать за рукав. - Бабку же Аграфеной Ярославной звали, причем же здесь князь Святополк?
   - Ярославной ее звали по имени боярина, чьей дочерью она считалась. Но только считалась! На самом деле... Все всё знали и понимали. Ярослав Святополчич и свою побочную сестру любил и с дедом Конем дружил крепко. Вот он и помог деду на Аграфене жениться и отцовский гнев от них отвел. Сначала-то князь Святополк осерчал...
   - Выходит, во мне есть кровь Рюриковичей? - Мишка сам опешил от подобного открытия. - Я правнук Великого князя Святополка Изяславича?
   - Молчи! - Мать прижала ладонь к Мишкиным губам и испугано оглянулась. - Никому и никогда! Рюриковичам лишняя родня не нужна! Я тебе это рассказала не для того, чтобы ты гордился, а чтобы понял: мы Лисовины - друзья и родичи врагов Мономаха, значит, и Мономашичей.
   - А как же тогда?.. - Мишка запнулся, не сумев сразу сформулировать вопрос. - Князь Вячеслав, ведь, деду сотничью гривну пожаловал! Он же Мономашич, неужели ничего не знает?
   - Бог весть... Может и не знает, но я думаю, что дело в другом, сынок. Князь Вячеслав в Турове чужой, надеяться может только на тех людей, которых с собой привез, а для того, чтобы на Туровском столе удержаться, нужно доброхотов из местных искать. Таких, чтобы силу имели, а дед силу за собой имеет. Когда Владимир Мономах умрет, каждый из князей за себя стоять станет, и Вячеславу тоже надо будет за себя суметь постоять.
   - Д-а-а, теперь понятно, чего княгиня боится...
   Мать вздохнула и грустно улыбаясь оглядела Мишку так, словно перед ней стоял совсем несмышленыш.
   - Много ты знаешь о женских страхах... Заметил, какая разница в возрасте у князя и княгини? Вячеслав уже не молод, не старик, конечно, но в годах солидных. И здоровья некрепкого. Сед не по годам, мне боярыня одна сказывала, что выглядит Вячеслав чуть ли не старше брата Мстислава, хотя моложе его почти на десять лет. И дети у него не выживают - только двое последних, а остальные умерли. Не дай Бог... Это же страшно, Мишаня, вдовой с малыми детьми остаться. Уж тогда-то ей и вовсе Туровского стола не видать, и вообще неизвестно, что будет.
   - Почему же Вячеслава обязательно должны с Туровского стола погнать?
   - Потому, что отец его - Мономах - на Киевский стол сел незаконно. Двенадцать лет назад, когда умер Великий князь Киевский Святополк Изяславич, на Великокняжеский стол должен был сесть по старшинству Давыд Святославич Черниговский. Но в Киеве случилось восстание. Чернь сначала громила дворы евреев-ростовщиков, а потом принялась из бояр, и за купцов. Дядя Никифор тогда только тем и спасся, что успел ладьи от берега отогнать, а все, что на сладах лежало, разграбили.
   Тогда-то киевское боярство Владимира Мономаха и призвало. Так что, Черниговские Святославичи только и ждут, чтобы снова за Киевский стол распрю начать. И Полоцкие князья на нашего князя Вячеслава зуб имеют. Когда он еще был Смоленским князем, то вместе с отцом ходил воевать Минск и Друцк. От Минска тогда одно пепелище осталось.
   - И Волынь еще...
   - Нет, с Волынью раньше сложно было, а потом Мономах туда своего сына Романа посадил, а когда тот умер, другого сына - Андрея. С тех пор на Волынском рубеже спокойно. Вообще Мономах везде своих сыновей рассадил, где мог. Юрий {{ Тот самый, что получит прозвище "Долгорукий" и будет считаться основателем Москвы.}} сидит в Суздале, Мстислав княжил в Новгороде, а Сейчас в Белгороде, Ярополк в Переяславле.
   - Так если Мономах умрет, братья между собой схватиться могут?
   - Вряд ли... Слишком опасно вокруг. Черниговские Святославичи могут половцев привести, так уже много раз бывало. Да половцы и сами обрадуются смерти Мономаха - очень уж крепко он их бил, аж за Дон загонял.
   - Это - с юга и с востока. А с севера Полоцкие князья...
   - Да, так. Ты, сынок, забудь все, что Ольга тебе говорила, на что намекала. В княжеские которы влезть - головы не сносить. Рюриковичи друг друга из-за уделов, как курей режут, а про слуг да ратников и разговору нет. Забудь! Дед своего добился - сотничью гривну получил, и ладно. За тем сюда и ездили. Запомни, сынок: стольный град манит соблазнами, кажется вот-вот и жар-птицу поймаешь, а на самом деле возле княжьего стола - возле смерти. Ты думаешь Никифор не мог бы в первую купеческую сотню выйти? Давно бы мог, но знает, как опасно на виду быть, над толпой возвышаться, вот и держится скромно. Князьям не только войско нужно, но и деньги. Деньги даже важнее. А с кого их взять? Понимаешь?
   - Понимаю, мама.
   - Нет, не все ты понимаешь! Никифор только живет в Турове. А деньги, товары, люди - все достояние, у него по разным местам распределены: в Киеве, в Чернигове, в Новгороде, даже, в Кракове. Где главная часть, никто, кроме него не знает, но чтобы ни случилось, всего достояния разом он не потеряет никогда! А наше главное богатство - в Ратном, там мы сильны и защищены. На крайний случай, даже и Никифор к нам прибежать может, или семью на время укрыть. Понял?
   - Понял, мама. Знаешь, есть такая пословица: "Не складывай все яйца в одну корзину".
   - Умница, ты моя... Вот бы отец, покойный, порадовался...
   - Погоди, мама! Никифор-то по этой пословице и поступает, а мы? Ты сама только что сказала: у нас все - в Ратном.
   - Ну, об этом тебе с дедом говорить надо, если он захочет, конечно. Ты не помнишь - совсем мальцом был, но у нас своя деревенька была на семь дворов. Если бы не беда... ладно, чего уж теперь. Но дед, как я понимаю, не просто так за сотню свою бился, наверняка восстановить деревеньку надеется. А это - не гривна сотника, это - наследство, которое прирастать может. Есть бояре, которые только при князе и бояре, а есть такие, которых земля кормит. Этим князя потерять не страшно, земля и люди всегда при них останутся. Они еще и сами, бывает, князей выгоняют. Только об этом, и правда, лучше с дедом говорить.
   "Вот, значит как! Не зря мать по подружкам давним походила, теперь хоть какая-то ясность намечается. Владимир Мономах при смерти, кто там следующим-то будет? Не помню. Говорила мама: учи историю! Ясно одно: бардак на Руси образуется первостатейный. Князья опять поедут с места на место, кое-кто за оружие возьмется, потом новый Великий князь Киевский начнет драчунов вразумлять, да пересаживать нужных людей в нужные места. Разборок - на несколько лет! Вот почему все зашевелились: Илларион, Феофан, Ольга.
   А чего они все от ратнинской сотни ждут? Сотня, да еще не полного состава, что она может сделать против тысячных княжеских ратей? Поголовно полечь в первом же бою? Дед не идиот. Пакостить партизанскими налетами, громить обозы, перехватывать гонцов, что еще? Надо у деда потом выспросить.
   Кстати о деде. Мать ведь не зря про деревеньку вспомнила. Пока князья между собой грызться будут, сотня профессионалов в отдаленной местности много чего натворить может! И дед, пожалуй, не преминет воспользоваться ситуацией. Как там у Вильяма нашего Шекспира?
   Придумал ловко, нечего сказать:
   Сто рыцарей! Сто рыцарей, готовых
   Фантазии любые старика
   В любое время поддержать оружьем!
   В самую точку, товарищ классик! Но и дед-то как в жилу попал! Илларион поперся язычников громить, и Корней Агеич, "поддерживая генеральную линию партии", запросто может пару деревенек на щит взять, да еще и красиво отчитаться перед центром. Поди разбирайся потом: язычники или не язычники там были? Опять же и мужики почувствуют, что с возвращением сотника Корнея и добыча пошла, и победы одерживаются. Выигрыш по всем параметрам: и моральный, и материальный, и идеологический, и... Блин! Можно же не встревать в княжьи разборки, поскольку занят важным государственным делом! А когда все устаканится, дед опять - весь белый и пушистый: не в свои дела не лез, под руководством Святой Матери нашей Православной Церкви, язычество искоренял!
   Но вот княгиня Ольга... Чего ей от Нинеи надо? Откуда они вообще друг друга знают? Может быть, Ольга рассчитывает в крайних обстоятельствах на помощь язычников? М-да, сэр, тут Вам с ходу не разобраться, но мать права: около князей - около смерти".
  
  

* * *

   Утром ни о каком продолжении цирковых выступлений, разумеется не могло быть и речи - руководство, в полном составе, дрыхло "после вчерашнего". Деда и хозяина никифоровские работники растащили по постелям далеко заполночь и совершенно никакими, а Немого пришлось оставить там, где он и уснул в обнимку с опрокинутой лавкой. Что уж там ему представлялось в пьяных сновидениях, неизвестно, но отнять у него лавку не удалось, а тащить в постель вместе с мебелью, после недолгих размышлений, не стали.
   Рассчитывать на ясность сознания и здравость суждений вчерашних сотрапезников, по вполне понятным причинам, в ближайшее время не приходилось, и заявившийся с утра Своята, уяснив обстановку, лишь печально вздохнул и поплелся куда-то по своим делам. Кузька, оклемавшийся после падения с лошади, настаивал на повторной экскурсии в торговые ряды, поскольку первую пропустил, и Мишка уже было согласился, но тут его тормознули во дворе сыновья Никифора.
   - Слушай, Минька! Ну, с оружием ты здорово управляешься, а на кулачках со мной не побоишься?
   Петька был почти на год старше, на голову выше ростом и, чувствовалось, что в уличных драках с городскими пацанами он поднаторел изрядно. Позорище, которое Мишка устроил двоюродным братьям в первый день, видимо, не давало ему покоя, да и прочие мишкины "подвиги", служившие поводом как для постоянных обсуждений в семье, так и, само собой разумеется, родительских попреков, просто требовали каким-то образом удовлетворить уязвленное самолюбие подростка.
   - А может, как-нибудь, обойдемся? - Попытался решить дело миром Мишка.
   - Испугался?
   - Я у тебя в гостях, неприлично с хозяевами драться.
   - А мы - шутейно, вон там, за сарайчиком, никто и не увидит.
   - Если шутейно, то зачем же прятаться?
   - Боишься? Так и говори!
   Петька воинственно выпятил грудь и начал медленно надвигаться на Мишку.
   "Не отвяжется, придурок, самоутвердиться ему надо, понимаешь. Ну, ладно, сам напросился".
   - Хорошо, бей!
   - Чего? - Удивленно переспросил Петька.
   Начало драки, как водится, требовало определенного ритуала: каких-нибудь вызывающих слов, толчков, сложного набора из жестов и мимики. Некий обязательный комплекс, предшествующий поединку, который человечество, с некоторыми изменениями, передавало из поколения в поколение еще с тех времен, когда "венец творения" был стадным животным и членораздельно разговаривать не умел. Был, разумеется, такой ритуал и у городских мальчишек, просто так перейти в "боевое" состояние Петька не мог. Мишка намерено сбивал его с привычной поведенческой колеи, обрекая на поражение еще до нанесения первого удара.
   - Бей, говорю, чего, как баба, языком треплешь?
   - Это я - баба? Да сам ты деревенщина лапотная!
   Петька, сам того, конечно, не подозревая, держался за ритуал мертвой хваткой.
   - Бей, или я ударю! - Упорствовал Мишка.
   - Кто? Ты? Мозгляк, да я тебя...
   Бум. На ногах Петька устоял, но ориентировку в пространстве на некоторое время утратил.
   - Все, или еще хочешь? - Вежливо поинтересовался Мишка.
   - Нечестно! - Вдруг заорал Пашка. - Нечестно, ты исподтишка...
   - Тебе тоже дать? - Мишка даже не стал разворачиваться в сторону второго двоюродного брата, лишь скосил на него глаза.
   Пашка, на всякий случай, отскочил немного назад, но не угомонился:
   - Все равно - нечестно!
   "Нет, без крепкой трепки не отстанут, дети, блин, что тут поделаешь? Петька, вроде бы, прочухался, ну-с: "Аве Цезарь! Моритури те салютант!".
   Мишка повернулся к братьям спиной, и сделал вид, что направляется к воротам. "Апостолы" с криком (а как же без крика?) кинулись на него оба одновременно. Мишка сделал короткий шаг в сторону и Петька сам напоролся солнечным сплетением на выставленный мишкин локоть. Мишка развернулся к младшему "апостолу"... Пашки - не было. Вернее, он был, но лежал на земле, а верхом на нем сидел непонятно откуда взявшийся Роська и уже нацеливался настучать Пашке по физиономии.
   - Роська, назад!
   "Да что ж я ему, как Чифу, команду даю?"
   - Роська, перестань, мы - шутейно. Я ребятам приемы показывал. Слезай.
   - Холоп!!! - Вдруг визгливо заорал Пашка. - На хозяина руку поднял!!! Головой ответишь!!! Семен, Панкрат, кто-нибудь! Вяжите его!!!
   "Ох, блин! Роську же в бою взяли, он пожизненный холоп Никифора. За нападение на хозяина или кого-то из его семьи, холопу - смерть! Что ж ты натворил, парень?".
   - А ну, заткнись! - Мишка пнул орущего двоюродного брата ногой в бок. - Заткнись, я сказал!
   Пашка прекратил блажить, но было уже поздно - во двор выскочило двое мужиков и один из них был старшим никифоровским приказчиком Семеном.
   - Стоять! - Мишка постарался придать своему голосу как можно больше властности. - Стоять, никого не трогать!
   Не тут-то было! Для Семена он был, всего лишь, мальчишкой. Мало ли, что родственник хозяина: приехал и уехал, а с Пашкой Семену дальше жить.
   - Панкрат! - Скомандовал старший приказчик второму мужику. - Вяжи Роську! В погреб его, пока хозяин не решит.
   "Ну нет, я вам Роську, так просто, не отдам!".
   Мишка свистнул, вызывая из дома Кузьму с Демьяном, и выхватив из ножен кинжал, встал между Роськой и Панкратом.
   - Только сунься, козел, кишки выпущу!
   Панкрат нерешительно затоптался на месте, вопросительно оглянулся на Семена.
   - Михайла, ты того... - Семен явно находился в затруднении. - Ты не у себя дома! Там распоряжайся, а здесь...
   - Оглянись! - Мишка подбородком указал Семену за спину.
   На крыльце стояли Демка и Кузька, еще не разобравшись в происходящем, оба уже тянули, на всякий случай, из ножен кинжалы.
   - Семен, слыхал, как мы намедни троих упокоили? Тебе это надо? Роська за меня вступился, беру его грех на себя, так и доложишь Никифору Палычу, когда проспится. Понял меня?
   - Так это... - Семен еще раз оглянулся на стоящих на крыльце близнецов. - А не сбежит?
   - Беру все на себя!
   - Пашка, паскуда! - Подал неожиданно голос, скорчившийся на земле Петр. - Удавлю, как кутенка! Сам все подстроил, зараза, а теперь воешь! Сенька, пошел вон! Отцу ничего не говорить! Роська ни в чем не виноват.
   - Петр Никифорыч, нельзя не сказать, хозяин все равно все узнает.
   - Тогда вали все на меня! Я сам все отцу объясню.
   "Браво, Петр Никифорыч! Мужиком растешь! А братец-то у тебя и правда... купцом будет хорошим. В ситуации сориентировался мгновенно, правовую базу повел, приказы раздавать начал. И все это - лежа на земле в преддверии мордобития, ни в одном слове не ошибся, подонок. Будет купцом, папе на радость!".
   - Ну, как знаешь, Петр Никифорыч. - Семен явно обрадовался, спихнув с себя ответственность. - Только ты уж, с Михайлой...
   - С Михайлой Фролычем! - жестко поправил Петька.
   - С Михайлой Фролычем... вы уж хозяину все, как есть...
   - Я сказал - ты слышал! Иди отсюда!
   - Спасибо братан! - Мишка протянул Петру руку, помогая встать, потом подал ему свой кинжал. - Вот, держи на память!
   - Ой, а у меня монетки никакой нет! Нельзя нож дарить - жизнь порезанная будет!
   "Надо же, примета-то какая древняя, даже и не подозревал".
   - Это не нож, а боевое оружие, вражьей кровью омытое! Признаю тебя достойным быть ратником "Младшей стражи"! Никакой монетки не нужно!
   - Чего тут у вас случилось-то? - Кузька аж трепетал от любопытства. - Я уж подумал, что тебя убивают!
   - Да, ерунда! - Мишка с досады сплюнул под ноги. - Потолкались с ребятами, шутейно, а Роська не разобрался, полез меня защищать.
   - Ну и что? - Не понял Кузька.
   - А то! Он - холоп, в бою взятый. Холопов, которые на хозяина руку подняли, казнят!
   - Ой, что ж теперь будет-то?
   - А ничего! - Вмешался в разговор Петр. - Мой голос и Мишкин, против его голоса. - Петька кивнул в сторону младшего брата. - Отец его натуру паскудную знает, нам поверит!
   Тут, впервые за все время, проявил себя Демьян. Подошел к стоящему с убитым видом Роське, снял с пояса один из кинжалов и слово в слово повторил только что выдуманную Мишкой формулу:
   - Признаю тебя достойным быть ратником "Младшей стражи"! - Помолчав, добавил: - И ничего не бойся, если что - мы тебя выкупим!
   "Выкупить - хорошая идея! Парень-то стоящий и защищать меня кинулся. Будет четвертый стрелок. Как бы только деда уломать? И надо Роську как-то успокоить, или отвлечь - закаменел весь, бедолага. Неудивительно - такое свалилось!".
   - Рось, а ты чего пришел-то? С делом каким или так? Рось! Роська! - Мишка потряс парня за плечо. - Слышишь меня?
   - А?
   - Я спрашиваю: ты по делу пришел или просто так?
   - По делу, да чего уж теперь... - Роська безнадежно махнул рукой. - Спасибо вам, ребята, что заступились!
   - Перестань! - Преувеличенно бодро ответил Мишка. - Мы своих в обиду не даем! Так что за дело?
   - Да вон - Роська кивнул на фургон скоморохов. - Он вам не нужен? А то я покупателя найду, все - деньги какие-то.
   - А давай-ка посмотрим, может там чего подходящее есть?
   - После стражников-то?
   - Ну, мало ли...
   После стражников, действительно, осталось только то, чему прямой путь на помойку. Единственными ценными вещами оказались четыре тележных колеса, на которых фургон, видимо, катался в бесснежное время года. Хлама же: какого-то грязного тряпья, вытертых шкур, поломанных корзин, продавленных берестяных коробов и тому подобного мусора - оказалось как-то уж слишком много. У Мишки сложилось ощущение, что все это натаскано сюда специально.
   - Давайте-ка все это выкинем, не продавать же вместе с хламом!
   Очищенный от мусора, фургон, неожиданно, предстал в совершенно ином виде. Мишка как-то сразу и не обратил внимания на то, что неряшливый рогожный тент был вовсе не натянут на дуги, а одет на деревянный корпус в качестве чехла, маскирующего очень добротный, прочный и аккуратный вагончик. Не хватало только задней стенки. Что-то еще зацепило сознание, но Мишка никак не мог поймать мелькнувшую было мысль.
   - Ну-ка, ребята, погодите, возок-то, кажется, не прост!
   Мишка вылез наружу и внимательно осмотрел фургон. Вроде бы, все как обычно, только стоит не на колесах, а на полозьях. Заглянул внутрь и...
   - Ага! Роська, Демьян! А добыча-то у нас, похоже, с начинкой! Смотрите, какое дно толстенное, такое разве бывает?
   Пацаны тут же взялись исследовать буквально каждый сантиметр фургона. Первому повезло Кузьке.
   - Есть! Тут вот планка съемная, только колеса вытащить надо - мешают.
   Тележные колеса выкатили, планку сняли, и оказалось, что половина дна фургона по всей длине откидывается, наподобие крышки люка.
   "Мда-с, не зря на скоморохов грешат, что они грабежом балуются. Эти, пожалуй, и не баловались - всерьез работали".
   В двойном дне фургона обнаружился целый склад: два тюка с одеждой, десяток пар сапог, несколько рулонов тканей, тючок с яркими платками из дорогих материалов (были даже шелковые!), два великолепных составных лука, несколько кошелей с различными монетами и ларец с ювелирными изделиями. Оказались в тайнике и четыре воинских доспеха - кольчуги, шлемы с бармицами, пояса с оружием. О судьбе их хозяев, более чем наглядно, свидетельствовали дыры в кольчугах, пробитые стрелами со спины, напротив сердца.
   - Купцов грабили. - Со знанием дела пояснил Петька. - У простых путников такого не наберешь.
   - А доспехи?
   - Охрана, наверно, доспех простой, без украшений. Видите: били в спину.
   - Сколько же это все стоит? - Поинтересовался хозяйственный Кузька.
   - Да уж десятка три гривен, если без монет и того, что в ларце. - Довольно уверенно определил Петька. - Про украшения не знаю, отца надо спрашивать.
   - Ну вот, Роська! - Мишка ободряюще хлопнул пацана по плечу. - Треть этого всего, по закону, твоя! Спокойно выкупиться можешь! Повезло, как по заказу! Петь, сколько ему на выкуп потребуется?
   - Не знаю. Если бы на нем долг был, тогда - долг с лихвой. Вернул и свободен. Если его на торгу покупать, то за один только доспех можно десяток таких парней выкупить. А он на войне взят, значит долга на нем нет. И его не продают, если холоп сам выкупиться хочет, то хозяин любую цену может назначить, и никто ему в этом не указ.
   - Но этого-то всего хватит?
   - Да говорю же: как хозяину захочется! Скажет "сто гривен", значит, сто! Скажет "вервица" - гуляй за треть резаны. Не угадаешь тут.
   Мишка вспомнил о кормщике - мужик бывалый, знающий и к Роське хорошо относится, обязательно что-то путное посоветует.
   - Роська, как ты думаешь, Ходок в ценах на все это разбирается?
   - Он во всем разбирается!
   - Тогда так: - принял решение Мишка - прямо сейчас запрягаем и едем к ладейному амбару. Ходок сейчас там?
   - Когда я уходил, был там.
   - Ну вот: пусть поможет нам все это оценить и поделить на троих. А потом я деда попрошу с Никифором договориться о выкупе.
   - Эх, раньше бы, хоть на день! - Роська сокрушенно вздохнул. - А сейчас Пашка нажалуется, будет мне вместо выкупа...
   - Прорвемся, Роська, не грусти. - Мишка старательно пытался не дать Роське совсем отчаяться.
   - Ну не людоед же дядька Никифор! - Подхватил Кузьма. - Давайте, быстренько запрягаем, пока дед с Никифором не проснулись!
  

* * *

  
   - Значит так, ребята. - Ходок хитро подмигнул всем сразу. - Разбогатели вы, в одночасье, как князья! Мы на ладье, дружиной, не всегда такую добычу привозим, а вы в переулке ножичками помахали и вот - пожалуйте! Такое везение один раз в жизни бывает, и то - не у всякого. У меня - было, да счастья не принесло. Ну, да ладно, не о том разговор.
   Сначала - монеты. С этим проще всего. На каждого выходит почти гривна с четвертью, четверть неполная, но это - мелочь. Про остальное сказать сложнее, все зависит от того, какие цены на торгу. В Киеве, например, в подходящее время, можно это сбыть раза в полтора дороже, чем здесь и сейчас. Но все равно: на каждого приходится не меньше десяти гривен, может, даже и двенадцати. Товар, кроме одежды и сапог, дорогой и не всегда на него покупателя найдешь, особенно, если все сразу продавать.
   Дальше. Много ли народу о вашей находке знают?
   - Только мы, больше, вроде бы, никто не видел.
   - Тогда - молчок. - Ходок внимательно оглядел парней и счел нужным пояснить. - Ребятам со своей долей до Ратного больше ста верст добираться. Если слушок о вашей находке пойдет, охотники вас на дороге перехватить найдутся обязательно. Вы, конечно, ребята боевые, спору нет, но и те, что на большой дороге промышляют, тоже не дети малые. Видели дырки в кольчугах? То-то. Праздники заканчиваются, народ с торга начинает разъезжаться - с деньгами, с товарами. Разбойнички это знают и к работе своей уже готовы. Поэтому незачем их еще и слухами раззадоривать. Понятно объясняю?
   - Понятно, чего уж тут не понять.
   Теперь с тобой, Роська. Вляпался ты по самые... э-э уши. - Ходок сокрушенно покачал головой. - Привык ты на ладье жить, настоящей холопьей острастки не знаешь. Спасибо, парни за тебя вступились, может еще все и обойдется. Но! - Ходок выдержал многозначительную паузу. - Пока это дело не разрешится, о выкупе - ни слова! Хозяин может в наказание всю твою длю отобрать, и не поспоришь - он в своем праве. Не отобьют тебя парни совсем, наказание вытерпи. Только потом уже о выкупе речь заводить можно будет. Два раза за одно и то же не наказывают.
   - Отобьем! - Мишка вовсе не был так уверен, как старался это показать, но надо было поддержать Роську. - Если надо будет, я свою долю за виру отдам!
   - И я тоже! - Добавил Демьян.
   - Это, если хозяин захочет виру взять. А если не захочет? - Ходок снова многозначительно помолчал. - Надейся на лучшее, готовься к худшему. Слыхали такую мудрость?
   - Есть еще и другая мудрость: - ответил Мишка - делай, что должен, и будет, то, что будет!
   - Спорить не стану. - Согласился Ходок. - Ты с князьями запросто беседуешь, купцов иноземных дураками выставляешь, может и с хозяином управишься. Однако, до разрешения дела, о выкупе - молчок.
   - Слушай, а Никифор - он с похмелья как, сильно злой? - Мишкин вопрос был, разумеется, чисто риторическим, соответствовал ему и ответ Ходока:
   - А кто с похмелья добрый бывает?
   - Тогда лучше будет все до завтра отложить. - Предложил Мишка. - Спрятать Роську есть где?
   - Решат, что сбежал. - Тут же возразил Ходок. - Спрятать-то не трудно...
   -Я слово дам, что с утра его приведу.
   - Михайла, тебе сколько лет?
   - Да что вы все одно и то же? Сколько лет, сколько лет? Тринадцать, скоро четырнадцать будет!
   - И много твое слово стоит? Почему на епископском суде Никифор вместо вас говорил? Ты, конечно, парень лихой, но до полноправного мужа тебе еще лет... Ну, сам понимаешь. Никифор плюнет на твое слово и объявит Роську беглым.
   - Не плюнет. - Уверенно заявил Мишка. - Ему с нами жить, и доход он с нашей помощью имел и иметь будет. Ты вот меня беседой с князем попрекнул, да купцом сарацинским, а чего и сколько Никифор с того дела поимеет, представляешь?
   - Даже и не берусь, но намек понял: до крайности Никифор дело доводить не станет. - Ходок с интересом глянул племянника хозяина, такой аргументации от тринадцатилетнего пацана он, похоже, не ожидал. - Хорошо, будем надеяться - справитесь. Тогда, значит, так и решаем: Роську до завтрашнего утра прячем, о находке вашей - молчок, разговоры о выкупе - после всего. Осталось последнее. - Ходок неожиданно притянул к себе Роську и заглянул ему в глаза. - Ну, допустим, выкупился ты, что дальше? Куда пойдешь, как жить будешь?
   - К ним попрошусь, в воинское учение. Демка сегодня мне сказал, что я достоин.
   - Вот оно как... - Роськин ответ тоже оказался для кормщика неожиданностью. - Что, Михайла, и впрямь возьмешь?
   - Решать, конечно, дед будет, но думаю, что мне не откажет.
   Ходок нахмурился, потеребил пальцами бороду, потом хлопнув себя ладонями по коленям, поднялся с лавки.
   - Ну, если вы уже все решили... - Недоговорив, кормщик отвернулся и принялся ссыпать в кошели пересчитанные и рассортированные монеты. В амбаре повисла неловкая пауза. Такое проявление чувств видавшего всякие виды морехода, оказалось для ребят полной неожиданностью. Всем вдруг стало понятно, что Ходок за многие годы привязался к Роське, и то, как легко парень соглашается с ним расстаться, не на шутку расстроило кормщика.
   - Ходок... - Роська потянулся подергать своего воспитателя за рукав, но тот уже затянул завязки на кошелях, резко обернулся и швырнул их Мишке.
   - Всё! Забирайте свою добычу и уматывайте! - Ходок выговорил это зло, не глядя на ребят. Помолчал, играя желваками на скулах, одернул рубаху и добавил: - Идите, Роська здесь пока побудет.
  

* * *

  
   Успел Пашка наябедничать отцу или нет, осталось невыясненным - дед с Никифором наопохмелялись так, что снова уснули прямо за столом. Немой же в продолжении банкета участвовать не стал, а выпив чуть ли не кадушку рассола, и выяснив у Семена, весьма характерными жестами, где можно попользоваться услугами гулящих девок, отбыл в указанном приказчиком направлении.
   "Всё, дела в Турове, надо понимать, завершены. Дед с Никифором оттягиваются по полной, Немой пошел восполнять недостаток женского внимания к своей персоне. А что? Парня вполне можно понять: далеко не красавец, натура замкнутая, мрачноватая, а тут еще голоса лишился, да рука покалеченная. А лет-то ему двадцать с небольшим - природа своего требует. В Ратном с этим делом особо не разгуляешься, есть, конечно, бабы, про которых всякое треплют, но так вот - за деньги... Не подцепил бы чего...".
   Вернулся Немой только вечером, голодный как крокодил и засел на кухне, без разбора поглощая все, что предложила ему кухарка. Продолжалось это долго, потому, что из-за ранения в горло, откусывал он пищу очень маленькими кусочками, а потом еще долго и тщательно жевал. Челядь, то ли забыв о нем, то ли посчитав еще и глухим, сплетничала не стесняясь. Результатом сидения на кухне стало то, что Немой вытащил уже засыпавшего Мишку из постели и заставил рассказывать о произошедших утром событиях
   Рассказывать ему что-либо было сущим мучением. Полное отсутствие мимики и, вообще, какой-либо реакции на сказанное, создавало ощущение, что Немой либо не понимает собеседника, либо вообще не слышит. Выслушав Мишкино повествование, он некоторое время посидел в задумчивости, а потом, даже не взглянув на Мишку, завалился спать.
   "Вот и поговорили, блин. С тем же успехом можно было бы вещать в дырку отхожего места. И чего ему понадобилось? Вроде бы, никогда, без дедова указания, ни в какие дела не вмешивается... Гривна десятничья к активности побуждает, что ли? Вот тоже интересно: а как он десятком командовать собирается, немой-то? И где дед ему десяток ратников наберет? У нас и так в трех десятках некомплект, а четвертый - Данилы - и вообще долго жить приказал. Ну, это - дедовы заботы".
  

* * *

  
   Судилище Никифор решил обставить со всевозможной показательностью. Роську, которого утром привел Ходок, все-таки, связали и запихнули в погреб. Там он и просидел полдня, пока дед с Никифором, отпаивались рассолом, отпаривались в бане и проводили прочие антипохмельные процедуры. Широкое крыльцо Никифорова дома застелили ковром, поставили на нем стол и лавку, во двор собрали всю челядь, работников, прочих людей, тем или иным образом, зависимых или находящихся в родственных связях с хозяином. Сидячие места на стоящей сбоку лавке предоставили жене Никифора, его сестре, сыновьям и Немому, остальным предназначалось присутствовать при разбирательстве стоя. Председательское место занял дед, как старший мужчина в семье, Никифор же взял на себя роль обвинителя.
   Привели Роську - связанного и в сопровождении одного из работников, вооруженного копьем. Особо опасный злодей, да и только! Никифор сформулировал обвинение. Оказывается виновным был не только Роська - холоп, поднявший руку на хозяйского сына, - но и Мишка с близнецами, угрожавшие оружием никифоровым людям. То, что угроза была не шуточной подтверждалось тем, что несколько дней назад, этими же самыми ножами, пацаны отправили на тот свет троих татей. Такая подробность, как проломленные кистенями головы двоих из нападавших, Никифором упомянута даже не была.
   Закончил Никифор обвинительную речь весьма зловеще:
   - По обычаям пращуров наших: если раб убил хозяина, должны быть убиты все рабы в доме; если раб ударил хозяина, должен быть убит сам раб, если гость обнажил оружие на хозяина, то должен быть убит, или изгнан с позором и лишением всего имеющегося при нем достояния! К тебе, Корней Агеич, сотник княжеский, обращаюсь за справедливым решением, как к старшему мужчине в семье и, как к княжьему человеку, облеченному властью.
   - Кхе! - Дед суровым взглядом обвел собравшихся во дворе людей. - Слово сказано! Обвинение произнесено. Кто может сказать, что-нибудь, в защиту обвиняемых?
   - Я могу! - Кузька выскочил из толпы, как чертик из шкатулки. - Не так все было!..
   - Молчать! - Дед громко хлопнул по столу ладонью. - На суде говорят только честные мужи! Остальные отвечают, только, когда их спросят! Кто из мужей имеет что сказать?
   - Я! - Вперед вышел Ходок.
   - Кто таков?
   - Авраамий по прозванию Ходок, кормщик на ладье купца Никифора, сына Павлова из града Турова.
   - Вольный?
   - Да!
   - Имение в Туровской земле есть?
   - Половинная доля в ладье и прибытках с нее.
   - Можешь говорить!
   "Блин, надо быть не только совершеннолетним мужиком, но еще и иметь имущество или недвижимость! Иначе - молчи в тряпочку. Попали...".
   - Ростислав, повелением Никифора Палыча, под моей рукой ходит. Я недоглядел за пацаном, часть вины - на мне. Понеже оный Ростислав юн и, по молодости лет, за себя отвечать не может, беру на себя всю вину, и готов уплатить виру, какую княжий сотник укажет.
   - Никифор? - Дед оборотил взгляд на обвинителя. - Твое слово!
   - Под его рукой Роська - только на ладье. Власть кормщика на берегу кончается. Присматривать за пацаном на земле я Ходоку не велел. Слово его - неверно!
   - Так, кто еще? - Дед хмуро оглядел собравшихся перед крыльцом людей.
   С лавки поднялся Немой. Никифор удивленно воззрился на нового участника процесса.
   - А как же ты... это... И чего ты видеть мог? Мы же втроем... того...
   Немой указал на выходящее во двор небольшое окошко, потом на свои глаза.
   - Ага, в окошко все видел?
   Немой кивнул.
   - А говорить как будешь?
   Немой подошел к Мишке, положил руку ему на плечо и, задрав голову так, что стал виден кошмарный шрам на его горле, покачал пальцем висящую на шее серебряную гривну.
   - Чего-то я не понял...- нерешительно протянул Никифор.
   - Кхе! А чего тут понимать? - Хмурое до того лицо сотника Корнея немного посветлело. - Десятник Андрей пожалован князем Вячеславом Владимировичем в наставники "Младшей стражи". Он приказывает старшине "Младшей стражи" говорить за него! Десятник Андрей - княжий человек и говорит на суде может всегда!
   Дед вперился взглядом в Мишку и медленно, подчеркивая интонацией каждое слово, произнес:
   - Слушаем. Тебя. Десятник. Андрей.
   "Гениально, сэр! Говорите, что угодно, а отвечать Эндрю эсквайр будет! Лорд Корней, разумеется, мудр, аки змий, но качество подлянки, которую он сейчас устроил своему зятю, даже не представляет. Понеже, как выразился любезный Абраша, никто из присутствующих ни разу в жизни не сподобился слышать выступления депутата по процедурному вопросу. Сейчас услышите, почтеннейшая публика! Внукам рассказывать будете!".
   - Ваша честь! - Мишка поклонился деду. - Уважаемые жители стольного града! - Мишка отвесил поклон родственникам, сидящим на скамье. - Почтенный негоциант Никифор Павлович из Турова! - поклон в сторону хозяина дома. Суд, неправильно начатый, и далее идти неверным путем будет. К неверному же решению и придет! Посему, сделаем то, что с самого начала сделать обязаны были!
   Мишка снял шапку и перекрестившись на виднеющиеся над крышами домов церковные кресты, нараспев начал:
   Услышь, Господи, правду, внемли воплю моему, прими мольбу из уст нелживых.
   От Твоего лица суд мне да изыдет; да воззрят очи Твои на правоту.
   Говоря по чести, Мишка не знал, какая молитва должна предшествовать судебному разбирательству. Начала суда на епископском подворье он не видел, поскольку был вызван для допроса позже. Но, поскольку в шестнадцатом псалме были слова: "От Твоего лица суд мне да изыдет", Мишка счел этот текст подходящим, тем более, что никто из присутствующих в школе отца Михаила не учился, и вряд ли мог уличить его в невежестве.
   Мужики посдергивали с голов шапки, сидящие поднялись на ноги, все присутствующие принялись креститься, но слов никто, как Мишка и ожидал, не знал. Нет, один, все-таки, нашелся! Абрам Ходок подхватил слова шестнадцатого псалма Давида, звучным голосом, умудрившись при этом, хитро подмигнуть Мишке.
   Утверди шаги мои на путях Твоих, да не колеблются стопы мои.
   К тебе взываю я, ибо ты услышишь меня, Боже; приклони ухо Твое ко мне, услышь слова мои.
   Яви дивную милость Твою, Спаситель уповающих на Тебя.
   От лица нечестивых, нападающих на меня, - от врагов души моей, окружающих меня.
   Мишка в упор уставился на беззвучно шлепающего губами Никифора, изображавшего произнесение слов молитвы.
   Они подобны льву, жаждущему добычи, подобны скимну, сидящему в местах сокрытых.
   Никифор вильнул глазами в сторону и вдруг, как-то совершенно по-мальчишески, прижатыми к бокам локтями подтянул штаны, тут же жутко смутившись от неуместности произведенного действия.
   От людей - рукою Твой, Господи, от людей мира...
   Мишка повернулся к Пашке и вперился взглядом в его растерянную рожу.
   ... Сыновья их сыты, и оставят достаток детям своим.
   Пашка, казалось, был готов удариться в бега, во всяком случае, сдвинулся так, чтобы заслониться от Мишки телом матери.
   А я в правде буду взирать на лице Твое; пробудившись буду насыщаться образом Твоим.
   - Аминь!
   Похоже, необходимый эффект был достигнут. Сценарий Никифора сломан, сторона обвинения приведена в некоторое замешательство. Можно было попытаться взять инициативу в свои руки.
   - Ваша честь! - Мишка снова поклонился деду. - Негоциант Никифор из Турова, сослался на обычаи пращуров наших. Конечно же, все мы память и обычаи предков чтим! Но суд наш правит княжеский сотник, а потому: может ли он судить иначе, нежели по Русской Правде князя Ярослава Владимировича Мудрого? Если я ошибаюсь - прости великодушно, если я прав - прошу указать негоцианту Никифору на его ошибку.
   - Кхе! Никифор, ты ж, ведь, не супротив Русской Правды?
   - Как можно! Винюсь, Корней Агеич, оговорился!
   "Браво, сэр, обвинение поставлено в положение оправдывающегося! Дура лекс Эт лекс! Продолжаем!".
   - А в Русской Правде сказано: "В смерти волен только князь". Если ты Никифор Палыч говоришь о казни, значит, этому судии не доверяешь и хочешь, чтобы дело разбирал князь?
   - Да о какой казни? Ребенок же! Михайла, ты чего несешь?
   - Десятник Андрей! - Настырно поправил Мишка.
   - Э? Да, десятник Андрей. Никакой казни, и к князю незачем... Подумаешь, мальчишки подрались. Чего там князю разбирать? Если к князю со всякими пустяками ходить...
   - Значит, пустяки, мальчишки подрались?
   - Ну, да... это самое... Нет! Один-то мальчишка - холоп, а второй - мой сын! Дело, конечно, не для княжьего суда, но... Я хозяин, мой холоп провинился, я и сужу. То есть, Корней Агеич. Ты меня не сбивай, Мих... Андрей!
   - Хорошо, дело для княжьего суда мелкое. Но все же достаточно серьезное, чтобы обращаться к княжьей власти в лице сотника. Так?
   - Да нет же! Корней Агеич, как старший мужчина в семье...
   - Значит, суд - чисто семейный?
   - Ну, да! Мой холоп провинился в доме, чужие люди не замешаны. Да! Суд - семейный!
   - Тогда какой разговор о том, чтобы гостей лишать достояния и гнать? Или мы не родственники? Или родственникам, без ущерба для хозяина, нельзя твоим людям на их неверное поведение указать? Приказчику дозволено грубить родне, а родственникам молчать? Если приказчик важнее нас, то что ж ты его за этот стол не усадил? - Мишка указал рукой на стол, за которым восседал дед.
   - Ты что несешь, Михайла? Ты как... - Никифор в замешательстве сдвинул шапку на затылок и растерянно уставился на деда выпученными глазами.
   - Десятник Андрей! - Снова поправил Мишка.
   - Да перестань ты! Что ты из меня дурака делаешь. Молчит твой Андрей, это все ты...
   Немой сердито топнул ногой и уставившись на деда, ткнул указательным пальцем в Никифора. Дед все это время сидевший молча, величественно олицетворяя правосудие, выслушивающее прения сторон, а на самом деле (и Мишке было это заметно) чем-то сильно обеспокоенный, отреагировал с подобающей его положению решительностью. Снова хлопнул по столу ладонью и заорал:
   - А ну тиха-а-а! Молчать всем! Михандрей! Тьфу! Михайла, объясни толком: чего Андрей хочет? Чего он крутит-то?
   - Десятник Андрей, желает точно знать две вещи. Первая - какой у нас суд: княжий или семейный? Это мы уже выяснили - семейный. Вторая - кто мы здесь - члены семьи, или нежеланные гости? Если члены семьи, то о каком изгнании и лишении достояния идет речь? Если же гости, то почему гостя посадили судить самого себя?
   Никифор что-то хотел сказать, но дед раздраженно махнул на него рукой и дал разъяснения сам:
   - Суд - семейный! Чужих людей здесь нет! Холопы у тебя Никифор распустились: на племянников твоих так наезжают, что ножами отмахиваться приходится! Неудивительно, что и пацан у них дурному научился! Всем все понятно?
   "Однако! Лорд Корней тоже не лыком шит, еще немного и будем судить приказчика за нападение на племянников хозяина. Но почему Никифор-то так легко на мои подставы ведется? Не должен бы, он же купец, битый и крученый мужик. Или от неожиданности? И дед чего-то нервничает, вон, даже шрам на лице покраснел. А может, оба еще с бодуна не отошли?".
   - Так, - продолжил дед - теперь к делу. Отрок Павел! Кто твои слова подтверждать станет? Мать? А из мужиков некому? Ладно, становись рядом с матерью и помни: если соврешь - спрос с нее будет! Что тут было?
   - Минька...
   - Михаил! - Поправил дед.
   - Ага, Михаил Петьку... ой, Петра ударил.
   - За что?
   - Просто так.
   - Просто так: подошел и, ни с того, ни с сего ударил?
   - Нет, мы ему предложили на кулачках подраться. Шутейно. А он сначала не хотел. А потом говорит: "Бей".
   - Ну, дальше!
   - А Петька... Петр не стал. А Михайла опять говорит: "Бей, а то я ударю". И ударил.
   - Дальше!
   - Дальше - повернулся и пошел.
   - И все?
   - Ну, мы ... это... Мы на него сзади...
   - Вдвоем?
   - Да...
   - И что?
   - Он как-то так сделал, Петька сразу скрючился и упал, а на меня этот накинулся!
   - Кто этот?
   - Роська. Я упал а он... это, как его... Да не смел он меня трогать, холоп!
   - Бил?
   - Хотел, но Михайла не велел.
   - Бил или нет?
   - Хотел, но Михайла...
   - Я спрашиваю: бил или нет?
   - Нет.
   - Дальше.
   - Я Семена позвал, Панкрата. Велел холопа Роську вязать и в погреб, а Михайла с ножом... И Кузька с Демкой тоже.
   - Что - ножом?
   - Ну... это... пугал.
   - Дальше.
   - Дальше Петька сказал, чтоб уходили. Ну, они и ушли.
   - Все?
   - Он - холоп! Он на меня руку поднял!
   - Я спрашиваю: все? Больше ничего не было?
   - Не было.
   - Отрок Петр, теперь ты. Встань рядом с матерью. Рассказывай, как было.
   - Пашка... Павел мне говорит: "Чего этот Минька задается? За столом нас опозорил, на торгу представляет, князь ему перстень золотой подарил. Родители все время попрекают: Минька такой, Минька сякой, не то, что вы, охламоны. Давай его поучим. Вон он, как раз, один на дворе. Вдвоем справимся". Я говорю: "Я и один справлюсь". Ну, и пошли. А он сначала не захотел. Я думал - испугался, стал подначивать, а он говорит: "Ладно, бей". Ну а мне непривычно, так вот - сразу. А он говорит: "Бей, а то я ударю". И как даст мне в лоб! Я еле на ногах устоял. А он повернулся и пошел. Ну, мне обидно стало, я - за ним, и Павел со мной. Я смотрю: от ворот Роська бежит, вроде как Михайлу защищать. Я только хотел крикнуть, чтоб не лез, а Михайла мне в дых как даст! Я и обмер.
   - Что потом?
   - Ну, пока продышался, да опомнился,... Смотрю: Пашка на карачках стоит, Панкрат с поясом на Роську идет, а между ними Михайла с ножом. Я тогда Семену крикнул, что все на себя беру, и чтобы он уходил. Они с Панкратом и ушли.
   - Все?
   - Роська не виноват, он Михайлу защищать кинулся! Вся вина на мне, это я на Пашкину подначку поддался, забыл, что Михайла воинское учение прошел. Он нас еще пожалел, мог бы так отметелить... Корней Агеич, прости Роську, он честно поступил. Мы вдвоем на одного и сзади.
   - Все?
   - Все.
   - Десятник Андрей!
   Немой снова положил Мишке руку на плечо и слегка сжал.
   - Десятник Андрей увидел в окошко, что ко мне подошли сыновья Никифора Палыча и преложили подраться на кулачках. - Снова взялся Мишка выступать вместо Немого. - Десятник Андрей, зная, что я обучен кулачному бою и легко могу с ними справиться, за меня не обеспокоился, но побоялся, что я могу ребят крепко побить и погрозил мне пальцем в окно.
   - Андрей, так было?
   Немой кивнул.
   - Я сначала отказался, и это было глупостью, потому, что братья решили, будто я испугался. Миром было уже не разойтись. Тогда я предложил Петру бить первым. Он не стал. Я предложил еще раз, он опять не стал. Ему было непривычно вот так - сразу, надо было сначала потолкаться, всякими словами друг друга обозвать, разозлиться, как это обычно бывает у мальчишек. Но тогда их пришлось бы бить крепко. Поэтому я ударил сам, но так, чтобы только ошеломить, без вреда для здоровья. Павел после этого отбежал и было похоже на то, что все закончилось.
   Я пошел к воротам, но Петр и Павел кинулись на меня сзади. Ростислав как раз в это время входил в ворота, увидел, что на меня нападают сзади вдвоем. Он никого не бил, а просто прикрыл меня своим телом, чтобы на меня не напали с двух сторон. Он тоже не знал, что для меня это нестрашно. От столкновения оба упали. Павел стал звать на помощь, и когда на его крик явились Семен и Панкрат, приказал вязать Ростислава и угрожал ему казнью.
   Я вступился за него, так же, как перед тем, он вступился за меня. Чтобы не доводить дело до крови, а иначе мне с двумя мужиками было бы не справиться, я вызвал свистом Кузьму и Демьяна. Когда они вышли, я напомнил Семену и Панкрату, что мы втроем завалили троих татей в переулке. Это подействовало - мужики смутились. После этого Петр сказал, что берет всю вину на себя и велел Семену и Панкрату уходить.
   Десятнику Андрею из окна было хорошо видно, что со стороны Ростислава никакого рукоприкладства не было. Павел и Ростислав столкнулись на бегу телами и оба упали.
   - Все?
   Немой кивнул.
   - Старшина "Младшей стражи" Михаил. Встань рядом с десятником Андреем. Если соврешь, грех будет на нем. Рассказывай, как было дело.
   - Подтверждаю все, сказанное десятником Андреем через меня. Добавить к сказанному могу только одно: Петр и Ростислав повели себя достойно. Ростислав кинулся меня защищать, думая, что мне угрожает опасность, а Петр, несмотря на то, что был бит, поступил справедливо и пресек возможное опасное продолжение дела.
   - Кто еще может что-нибудь добавить? Никто? Никифор, можешь кого-то во лжи уличить?
   - Нет.
   - Для кого и какого наказания просишь? Какое удовлетворение хочешь для себя?
   - Пашку, паскудника, накажу сам - по родительски. Петра... надо бы наказать, да правильно себя повел под конец. Прощаю. У тебя, Корней Агеич, прошу прощения за то, что сгрубил невольно, а Михайлу благодарю, что не стал моих балбесов в полную силу бить, хотя и заслуживали. Холопу Роське прошу определить наказание за вмешательство в дела межродственные и нападение на хозяйского сына.
   - Так! - Дед встал с лавки. - Слушай приговор! Тебе Никифор: порицание за плохое воспитание младшего сына. Коварен, лжив и подл не по возрасту, тебе же на старости лет от этого худо может быть. Задумайся, Никифор. Тебе же похвала за старшего сына - крепким и честным мужем растет. Тебе же порицание за распущенность твоих холопов: на твоих же племянников наперли так, что железом отпугивать пришлось. Они у тебя - кто, закупы?
   - Взяты в холопы за долги.
   - Вира за грубость к родственникам хозяина - увеличение долга на три куны каждому. Холопа Роську, за вмешательство в дела межродственные и нападение на хозяйского сына, хотя и без побоев и вреда для здоровья, наказать телесно - плетьми. Наказать умеренно, без вреда для здоровья. Телесное наказание может быть заменено вирой ценой в одну гривну, но при условии, что уплативший виру, должен выкупить и холопа Роську, понеже виноватого и ненаказанного холопа в доме оставлять нельзя, дабы другим рабам дурного примера не было.
   "Дурацкий какой-то приговор. Совершенно же ясно, что Роську спровоцировали обстоятельства и злого умысла у него не было. И условие выкупа какое-то странное... Да будет Вам, сэр Майкл, вспомните, как Вас самого Смольненский Федеральный суд славного города Санкт-Петербурга судил. Даже прокурор толком суть обвинения объяснить не мог. Приказали им и судили, потому, что так решил кто-то в Москве. Попали под кампанию, как под трамвай. Это уже в Крестах у Вас превышение меры необходимой самообороны случилось... Все так, но кто и что мог деду приказать? Ни хрена не понимаю!".
   - Никифор, - продолжал между тем дед - приговор понятен?
   - Да, батюшка Корней Агеич! Принимаю и обязуюсь исполнить.
   - Десятник Андрей, приговор понятен?
   Немой кивнул.
   - Кто-нибудь виру и выкуп за холопа Роську внести желает?
   - Андрей! - Мишка толкнул Немого в бок. - Роську выручать надо. Мне нельзя, выкупать взрослый должен.
   Немой снова взял Мишку за плечо и выдвинул вперед.
   - Десятник Андрей желает!
   - Никифор, твое слово!
   - Ха! У меня холопы дорогие! Сколько даешь?
   "Блин, торговаться-то я и не умею! Профессионалу продую наверняка!".
   - А сколько запрашиваешь? - раздался над ухом еле слышный голос Ходока.
   - А сколько запрашиваешь, Никифор Палыч? - повторил подсказку Мишка.
   - Сначала виру выложи.
   Снова шепот сзади:
   - Дай сарацинский перстень.
   - Вот! - Мишка выложил на стол перед дедом подарок, полученный от мусульманина.
   Дед повертел перстень в руках.
   - Тяжел, камень крупный - за гривну пойдет!
   - Так сколько запрашиваешь, Никифор Палыч? - Снова обратился к дядьке Мишка.
   - У Роськи цены еще не было - он в бою взят. Ты предлагай, а я подумаю.
   - Удвой - снова прошептал Ходок.
   - Даю еще гривну!
   - Покажи деньги!
   Мишка высыпал на стол свою долю монет, найденных в скоморошьем фургоне.
   - Мало!
   - Сколько ж ты хочешь?
   - Не знаю, но пока - мало.
   "Падла, не называет цену, так все из меня вытянет! Профессионал, блин".
   Снова шепот:
   - Украшения, за три.
   - Даю еще три гривны! Кузька, подай!
   Кузька высыпал на стол кучку ювелирных украшений.
   - Здесь трех гривен нет!
   Опять подсказка Ходока:
   - Сам цену не называет, значит - твоя.
   - Ты, Никифор Палыч цену называть не желаешь, значит, пользуемся моей ценой. Здесь - три гривны!
   - Мало!
   - Побойся Бога, на торгу за это можно...
   - Вот на торг и иди!
   "Глупость сморозил, обычным заходом его не возьмешь. Он играет на своем поле и своими картами. Что ж придумать-то?".
   Снова сзади звучит подсказка:
   - Доспех, за десять.
   - Удваиваю! Кузька, доспех.
   Кузька с Демкой приволокли доспех.
   - Не стоит доспех десяти гривен!
   - Называй цену, или бери за десять!
   - Ладно, беру за десять. Все равно - мало.
   - Роськину долю, за пятнадцать. И про родство напомни. - Опять подсказал Ходок.
   - Удваиваю! Кузька, доспех и кошели!
   - Мало!
   - Дядька Никифор, с родней торгуешься. Тридцать гривен со своей семьи за пацана! Мы же не чужие!
   - Денежки родства не знают!
   - Римляне говорили: "Деньги не пахнут".
   - Вот и я не нюхаю: откуда у тебя тридцать гривен.
   - А чего тут нюхать? Из того самого переулочка. Епископским судом мне отдано. Нюхай не нюхай, все чисто!
   "Нужен нестандартный ход! Блин, что для этого выжиги может стать неожиданностью? И дед чего-то совсем сник, как будто в тотализаторе на меня ставку сделал. Но что же придумать?".
   - Кстати, Михайла, тут не тридцать, а двадцать девять. - Придрался Никифор. - Одна-то за виру идет!
   - На! - Демка вытащил из-за пазухи кошель со своей долей монет. - Теперь - тридцать!
   - Все равно - мало!
   - Да куда тебе столько?
   - А это уж - мое дело!
   "Ну да, коммерческая тайна... Стоп! Коммерческая тайна? И кто же, кроме тебя, твои делишки в подробностях знает? А делишек много, мать мне очень интересные вещи тогда про тебя поведала. А знает о них, если не все, то много, Семен. Как никак - главный приказчик. А он у тебя в холопах за долги".
   - Ну что, Михайла, иссяк? - Никифор давил, не давая ни секунды на то, чтобы что-нибудь придумать, сбивал с мысли. Рожа его постепенно расплывалась в торжествующей улыбке, а дед сидел мрачный, как на похоронах.
   "Что-то не то. Обратите внимание, сэр, опытный купец переиграл пацана, а радуется, как будто крупную сделку провернул. Не странно ли? И лорд Корней, как-то уж слишком опечален. Что-то тут не чисто...".
   С мысли опять сбил голос Пашки:
   - Нет батяня, не иссяк он! У них еще есть, я подсмотрел!
   "Ну, паскуда, купецкий сын!".
   - Слышь, Михайла, что Пашка говорит? Давай, набавляй цену!
   - Мало ли, что чужие люди болтают. - Отмахнулся Мишка.
   "Уводить, уводить разговор в сторону, нужна пауза для размышлений!".
   - Чужие? - Возмутился Никифор. - Это ж брат твой двоюродный!
   - Нет, Никифор Палыч. - Мишка отрицательно покачал головой. - У меня в Турове только один брат - Петр Никифорыч! А этого - небрежный кивок в сторону Пашки - я не знаю, и звать его - никак.
   Никифор озадаченно уставился сначала на Мишку, потом на своего младшего отпрыска, давая племяннику драгоценные мгновения, для того, чтобы что-нибудь придумать.
   "Испугаешься ли ты, если Семен в чужих руках окажется? Должен! Коммерческая тайна это - такая штука... Ну, держись, дядя Никифор!".
   - Семен! - Громко спросил Мишка оборачиваясь к старшему приказчику. - Ты сколько хозяину должен?
   - А чего?
   - Спрашиваю - отвечай, еще виру за грубость хочешь?
   - Четыре гривны. И гривна с семнадцатью кунами лихвы. И сегодня еще три куны.
   - Для ровного счета, будем считать - шесть. - Подвел итог Мишка. - Бери со стола шесть гривен и отдавай при свидетелях Никифору Палычу. А ты, дядя Никифор, неси кабальную запись. Отказать не имеешь права - должник при свидетелях вернул долг и лихву тоже. Теперь он не твой, а мой!
   - Стой, племяш, ты чего творишь?
   "Есть, в яблочко!".
   - Денежки родства не знают!
   - Да погоди ты! На кой тебе Семен сдался?
   - А это уж - мое дело!
   - Тебе же Роська нужен был!
   - Дорого запрашиваешь, да и прибытку с него... - Мишка пренебрежительно сморщил нос. А с Семена мне польза будет... Сам понимаешь! Неси кабальную запись! Или, может быть, хочешь Семена на Роську обменять? Так Роська дешевле Семена раз в десять! Или - не так?
   - А, провались ты! - Никифор в сердцах швырнул шапку оземь. - Проиграл! Едрит твою бабушку, такой заклад! Нет, Корней Агеич, с тобой об заклад биться - лучше сразу самому повеситься! Вырастил внука, мне бы такого парня! Эх...
   Никифор неожиданно улыбнулся, подскочил к Мишке и хлопнул его по плечу.
   - Не серчай на дядьку, племяш! Мы с твоим дедом об заклад побились: переторгуешь ты меня или нет? Я Роську тебе и так отдал бы, но больно уж интересно было. Ну, не сердишься?
   "Так вот в чем дело! Всё было спектаклем: и суд, и приговор - всё для того, чтобы я с Никифором торговаться начал! Ну, лорд Корней, подсуропил... Так, стоп! А Ходок что, так же, как на представлении, подсадкой работал?".
   - А Ходок мне по твоему наущению нашептывал, дядя Никифор?
   - Догадался? А ведь ты сначала купился. Ну признайся: купился?
   - Купился, как не купиться было, - признался Мишка - он же другом моим притворялся.
   - Да он и есть твой друг! Просто я ему десятину от выигрыша пообещал.
   - Друзей так дешево не продают. Их вообще не продают, иначе это - не друзья.
   - Да будет тебе, Михайла. - Никифор сам почувствовал неловкость ситуации и попытался отвлечь племянника: - Ты же все выиграл: Роська - твой, меня ты переторговал. Это меня-то! Деда обогатил, чего тебе еще-то?
   - Ничего, только Ходоку я уже никогда доверять не смогу. И тебе не советую. Он как-то обмолвился, что однажды жар-птицу поймал, да счастья ему с того не вышло.
   - Ну и что?
   - Где он? - Мишка покрутил головой. - Смылся? Помяни мое слово: он сегодня напьется вусмерть, будет плакать и последними словами себя обзывать. Это - хуже всего, сломанный он человек.
   - Ничего-то ты про Ходока не знаешь. - Насупился Никифор. - У него в жизни такое было, что тебе и не снилось.
   - Никеша! - Раздался с крыльца голос деда. - А не обмыть ли нам это дело? У тебя, там в бочке с угорским еще и половины не убыло!
   - Ха! Мудр ты, Корней Агеич, аки змий! И бочки винные взглядом пронзаешь, как копьем! Сейчас пойдем, только дело довершить надо. Павел! Ну-ка, подойди.
   Пашка несмело, бочком приблизился, глядя на Мишку исподлобья.
   - Кто перед тобой стоит?
   - Ну, Минька.
   - Кто он тебе?
   - Брат двоюродный...
   - Нет! Не знает он тебя и имя твое забыл! - Никифор схватил Пашку за ухо и вывернув его так, что пацан заверещал от боли, заставил сына опуститься на колени. - Проси прощения у старшего брата, паскудник!
   - А-а-а! Больно! Батяня, ты же сам учил...
   - Чему учил? Родне гадить? Так, чтобы потом тебя знать не желали? Винись перед старшим братом!
   - Винюсь! Прости, Михайла-а-а! Ой, больно, батяня!
   - В землю кланяйся, в землю! Запомни: родичи - надежда и опора, без родни ты никто!
   - Михайла, прости, ради Христа, больше не буду!
   "Все правильно: Никифор чувствует себя виноватым, но просить прощения у пацана взрослому мужику невместно. Вот Пашка за двоих и отдувается. Прощать же я должен не этого мелкого паскудника, а его отца. И не простить нельзя - патриархальный менталитет, туды его... Вон, мать Пашкина руки ломает, а встрять в мужской разговор не решается".
   - Дядя Никифор, отпусти его. Я тоже палку перегнул, сгоряча от брата отказался. Я тоже виноват.
   - Прощаешь паскудника?
   - Прощаю, дядя Никифор, не сердись так, не понимает он еще силы родства, мал пока.
   - Благодари!
   - Спаси тебя Христос, Михайла! - плаксиво проныл Пашка.
   - Пошел в чулан! - Никифор от души пнул свое чадо под зад. - Сидеть, пока сам не выпущу! Я тебя научу родню любить!
   - Дядя Никифор...
   - Молчи, Михайла, свои дети появятся - поймешь.
   - Я не про то... - Мишка указал подбородком на обмотанного веревкой Роську, рядом с которым все еще маялся мужик с копьем.
   - Роська! Ты почему еще связанный? - Непонятно чему удивился Никифор. - Развязать немедля! Смотри сюда, парень. Отдаю тебя Михайле только вот за этот перстень. Видел, как он его заработал? Помнишь, что он князю сказал? Волкодав из чужих рук корма не берет! Так вот: если вдруг когда-нибудь появится у тебя мысль Михайле изменить... Ну, ну, не ерепенься, в жизни всякое бывает! Вспомни про этот перстень и о том, как он Михайле достался. И все дурные мысли из головы сразу уйдут. Ну... и не поминай лихом, я тебя не обижал. Ну вот, чего плакать-то, радоваться надо! Да развяжите же его! Семен! Волю почуял? Я тебе дам волю! Развяжи парня! Бараны безрукие, Михайла, режь веревки!
   Мишка перерезал путы и Роська смог наконец утереть лицо, Кузька с Демкой в это время хозяйственно прибирали со стола невостребованные сокровища.
  

* * *

  
   Дед, Никифор, Немой и Мишка расположились в горнице за заново накрытым столом. Посреди стола красовался кувшин с угорским вином объемом литра четыре, попойка, надо понимать, заходила уже на третий круг. Мишка и в этот раз попытался увильнуть от участия, но Никифор буквально приволок его за стол, мотивируя свою настойчивость необходимостью поговорить о важных вещах.
   - Батюшка Корней, дозволишь Михайле налить?
   - Плесни немного, пусть попробует, что такое угорское.
   - Ну, Корней Агеич, с выигрышем тебя!
   Мишка осторожно отхлебнул из чарки - ничего особенного - красное полусладкое, градусов пятнадцать.
   "Это ж сколько было нужно трем здоровым мужикам выхлебать этого компота, чтобы поотрубаться? И бочка, при этом, за два дня опустела только наполовину. М-да! Если они ее допить собираются, домой мы поедем еще не скоро".
   - А теперь, - Никифор утер рушником намоченные в вине усы - Корней Агеич, признавайся, как на духу: сколько Михайле лет на самом деле? Не верю, что тринадцать!
   - А я и сам, иногда, Кхе!.. Если бы титешником на руках не держал...
   "Э-э, дядечки, с этой темы надо срочно съезжать, неизвестно, до чего вы еще договоритесь!".
   - А про что об заклад-то бились, дядя Никифор?
   - Ой не рви мне душу, Михайла, так продуться! Так продуться!
   - Деда, ну хоть ты объясни!
   - Кхе! Значит, так дело было. Рассказал нам Ходок про вашу находку и про то, что вы Роську выкупить собираетесь...
   - Козел...
   - Да будет тебе, Михайла, все равно, все на следующий день открылось. - Никифору явно не понравилось отношение Мишки к Ходоку. - Чего ты на него взъелся?
   - Кхе, ну, мы с дядькой твоим об заклад и побились. - Продолжил дед. - Сумеет Никифор из тебя все вытянуть, или нет? Мне только надо было приговор такой вынести, чтобы ты обязательно взялся торговаться.
   - А велик ли заклад был?
   - Велик. - Дед заметно смутился и принялся с преувеличенным вниманием разглядывать дно опустевшей чарки. - Наша доля прибытка с представлений.
   "Блин! Весь наш заработок! Точно: по пьянке его Никешка развел!".
   - И ты согласился?
   - Кхе! Ну, так уж вышло...
   - Но я же не мог купца переторговать!
   - А переторговал!
   - Да случайно же!
   - Не, Михайла! - Слегка уже "поплывший" Никифор поводил перед лицом указательным пальцем. - Не знаю, как у тебя это выходит, но я за тобой с самого приезда смотрю. Давай, Корней Агеич еще по одной?
   - Давай, Никеша!
   Выпили, закусили, Никифор продолжил с того места, на котором прервался:
   - Я за тобой с самого приезда смотрю. Все у тебя, вроде бы, случайно, а только... Не, не бывает таких пацанов!
   - Мне это уже говорили. - Мрачно прокомментировал Мишка. - Злость на деда разбирала его не на шутку.
   - Правильно говорили! - Никифор косел прямо на глазах, угорское, на "старые дрожжи" шибало по мозгам, как дубиной. - Умный человек говорил! Э-э, а кто говорил?
   - Волхва велесова.
   - О как! Корней Агеич! Ну что у тебя за внук! С князьями не робеет, попов охмуряет, с волхвами водится, купцов вокруг пальца обводит! Ты кого вырастил?
   "Пора линять! Никифор сам не знает, насколько прав - не бывает таких пацанов. Слава Богу, сейчас нажрется, может, забудет?".
   - Пойду я дядя Никифор.
   - Нет, стой! У меня к тебе дело есть! Сейчас мы еще по чарочке, и поговорим!
   - А может, сначала поговорим?
   - Можно и сначала, но сперва выпьем!
   "Да, джентльмены, такими темпами вы быстро до кондиции дойдете. А Вам, сэр, лучше воздержаться, для вашего возраста, да без привычки, и пятнадцать градусов - выше крыши".
   - Корней Агеич! Батюшка! Челом тебе бью и в ноги кланяюсь!
   Никифор полез из-за стола, намереваясь подтвердить слова делом.
   - Сиди уж! - Милостиво разрешил дед. - Чего просить-то хочешь?
   - Яви божескую милость, снизойди к нижайшей просьбе...
   - Да чего тебе надо-то?
   - Заставь век Бога за тебя молить, по гроб жизни...
   - Никеша, ты чего, ополоумел?
   - Снизойди к нам, сирым и убогим, и обрати взгляд благосклонный...
   - Никифор!!!
   - А?
   - Чего просить-то хотел?
   - А я не сказал?
   - Кхе! Не то, что бы совсем ничего не сказал, но... как-то невнятно.
   - Да? Тогда - еще по одной!
   - Давай! - Дед с Никифором приняли еще по одной. - А теперь о деле поговорим. - Напомнил Корней.
   - Так уже поговорили же! - Искренне изумился Никифор.
   - Да? А я чего-то не понял. Может, еще раз начнешь?
   - С начала?
   - Ага!
   - Так продуться! Ой, мама моя! Так продуться!
   - Это уже было! Дальше давай.
   - Челом бью, батюшка, Корней...
   - Это тоже было, дальше!
   - Э-э... Все!
   - Ага!.. Кхе... Понятно... Михайла, чего он хочет?
   - Выпить.
   - Ха! Ну внук у тебя, Корней...
   - Это тоже было!
   - Ну, я не знаю! На тебя не угодишь... Я тебе битый час толкую... Михайла, ты-то хоть согласен?
   - С чем?
   - Да вы что? Сговорились, что ли?
   - Это вы с дедом третий день "сговариваетесь". Ты уже всю выручку от представлений "сговорил".
   - Ой, мама моя, так продуться!
   - Кхе! По третьему кругу пошел. Вот, Михайла, гляди что с человеком вино делает! Еще и бочку не допили а уже... это... Ну, сам видишь. Знаешь, Андрюха, - дед повернулся к Немому - он мне утром толковал, что ты вчера с нами не пил, а уходил куда-то. Совсем ничего не помнит! Эх, молодежь...
   - Деда, пойду я.
   - Ступай, внучок, незачем тебе на это непотребство глядеть. Иди, погуляй, может еще кого в переулочке зарежешь...
   - Вспомнил!!! - возопил вдруг Никифор.
   - Кхе! Эк, тебя разбирает! Чего вспомнил-то?
   - Возьми моего Петьку в воинское учение!
   - Чего?
   - Челом бью и в ноги...
   - Молчать!
   - Сирых и убогих, батюшка...
   - Молчать, я сказал! Михайла, понял, чего он хочет?
   - Петьку к нам в воинское учение отдать.
   - А зачем?
   - Не сказал.
   - А сам, как думаешь?
   - Так третий же день квасит, он сейчас еще и не такое расскажет!
   - Верно! Что у трезвого - на уме, то у пьяного - на языке. На третий день даже он правду сказать может.
   - Ох и мудр ты, Корней Агеич, - встрял заплетающимся языком Никифор - а внук у тебя... Ты кого ему зарезать велел? Если вам все равно, кого, то я подсказать могу, есть тут один, ну такая сволочь! Или тебе обязательно по трое надо? Тогда еще и соседа его, который справа... или слева? А-а, давай обоих, как раз трое и получится!
   - Может тебе весь Туров вырезать? - Кровожадно осведомился дед.
   - Не, - Никифор протестующе замахал обеими руками - весь не надо. Особенно... это... Тут недалеко такая вдовушка живет... Вот ее - ни в коем разе... Ха! Корней Агеич! - Никифор, что-то вспомнив, шлепнул себя ладонью по лубу. - А чего это мы все дома сидим? Пойдем, я тебя в такое место сведу, век не забудешь! Вот только выпьем, Петьку в Ратное отправим, и пойдем!
   - Так! Андрюха, если дело до вдовушек дошло... Андрюха! Слышишь меня? Андрюха! Спит, ядрена Матрена... Ну что за времена настали, за чаркой посидеть не с кем. Куда все катится?
   Дед горестно вздохнул и, подперев щеку кулаком, устремил полный скорби взгляд куда-то в пространство.
   - Деда, пойду я.
   - Иди, внучок, чего тебе здесь сидеть? Расспроси там, чего Никифор про Петьку толковал? Может Петруха сам знает? И это... Чего ж я хотел-то? А! Смотри и правда не зарежь кого-нибудь, третий день ведь пьем.
   У дверей горницы маялся Петр.
   - Ну, что? Согласились?
   - Ты о чем?
   - А что, отец так ничего и не сказал?
   - Да сказал-то он много чего, только они же уже третий день гуляют. Сам понимаешь...
   Петька помрачнел и повернулся уходить.
   - Петруха, погоди. Там в разговоре мелькнуло: вроде бы, отец тебя в Ратное отправить. Ты про это спрашивал?
   - Так чего ж ты дураком прикидываешься?
   - Да не прикидываюсь я! Что ты сразу... Я ж говорю: только мелькнуло, а потом разговор в сторону ушел. Ты давай-ка мне все обскажи, а я к деду подкачусь. Он сейчас добрый.
   - А чего обсказывать-то? Отец хочет, чтобы я у деда Корнея воинское обучение прошел. Вот и все.
   - А сам?
   - Чего - сам?
   - Сам-то хочешь?
   - Еще как!
   - Смотри, это дело долгое и не простое. - Мишке даже самому стало противно от собственного ханжески-наставнического тона, но Петька не обратил на это ни малейшего внимания.
   - Ты же сказал, что я достоин!
   - Верно, и от слов своих не отказываюсь. Только ты пойми: любое серьезное дело надо начинать с того, чтобы ясно понимать: зачем ты его делаешь, какой результат хочешь получить? Если ты только скакать, да стрелять, как мы...
   - Де нет же! Отец и правда все всерьез... ну и я - тоже. Понимаешь, по дорогам опасно стало ездить. То есть, и раньше опасно было, а сейчас и совсем. Приходится охрану нанимать, а она дорого стоит и ненадежно это все. Тут слух недавно прошел, что одного купца своя же охрана ограбила и убила. На ладьях у нас Ходок командует, он с отцом в доле, ему предавать нас невыгодно, но и по суше ходить ведь тоже надо. Вот отец и хочет, чтобы Пашка торговыми делами занимался, а я воинскими. Свой-то человек - всегда надежнее нанятого.
   - Теперь понятно, значит, отец твой это не по пьянке решил, а давно обдумывает?
   - Не знаю. Но обещал, если дед Корней согласится меня в "Младшую стражу" взять, мне всю воинскую справу, как у вас, сделать.
   "Пятый стрелок... Это, конечно, неплохо, только он, ведь, приедет и уедет... Но мы же под это дело настоящий учебный центр организовать сможем! С таким-то спонсором...Надо только деду эту идею продать, как-то поаккуратнее".
   - Я сейчас прямо с дедом переговорю. - Мишка развернулся к дверям трапезной. - Жди здесь!
   В "банкетном зале" веселье было в разгаре: Немой дрых, привалившись к стене, дед сидел, задумчиво подперев щеку кулаком, а Никифор, в залитой вином рубахе, что-то эмоционально, но совершенно неразборчиво рассказывал, правда, обращаясь не к деду, а к стоящему посреди стола кувшину.
   - А-а, Михайла! - Приветствовал внука дед. - Что, угорское понравилось!
   - Я, деда, Петруху расспросил, как ты велел.
   - Ну, и как она?
   - Кто - она?
   - Вдовушка.
   - Да я не про вдовушку, а про Петьку! Дядька Никифор хочет его тебе в обучение отдать, чтобы он потом мог охраной командовать.
   - Кто? - Не понял дед.
   - Петька!
   - А вдовушка?
   - А вдовушка нам будет платочком махать, когда домой поедем. Согласен?
   - А как же? Только нам еще на торг надо - купить кое-что...
   - А если на торг, то с ясной головой идти нужно, значит спать ложись - ночь на дворе!
   - Уже? - Дед удивленно оглянулся на окошко. - А почему светло?
   - Деда, ты глянь: Андрей уже спит.
   - Никеша! - Дед потряс зятя за плечо. - Давай - еще по одной и спать.
   - Да погоди ты, - отмахнулся Никифор - на самом интересном месте...
   - Спать, я сказал! - Повысил голос Корней. - Завтра дел много.
   - Ладно, я тебе завтра дорасскажу.
   - Михайла! - Дед уже орал, словно командовал сотней в бою. - Всем спать! А завтра, чтоб все как один, с платочками... И махать!
  

* * *

  
   На следующий день, опохмелившись, дед принялся собираться на торг, как в дальний поход. Несмотря на то, что большая часть необходимого уже была закуплена через Никифора, а то и у самого Никифора, дед велел запрячь сани, рассчитывая, видимо, затовариться так, что в руках все будет не унести. Но сразу заняться покупками не пришлось - народ толпами валил к берегу Струмени, торг быстро пустел, по всей видимости, намечалось какое-то неординарное мероприятие.
   Никифор окликнул кого-то из знакомых, коротко переговорил с ним и вернулся с известием:
   - Казнь будет!
   - Кого казнят-то? - Заинтересовался дед.
   - Скоморохов давешних. Двоих - девку и старика, того-то, которому Михайла пол уха отсек, Илларион с собой взял - дорогу указывать. А этих князь головой выдал епископу, за колдовство.
   - Ну, пошли, посмотрим, что ли. Все равно, торговли сейчас никакой не будет.
   На льду Струмени стояли два столба, обложенные дровами, осужденные были уже здесь - привязанные к столбам. Старик стоял прямо, прижавшись затылком к бревну, и глядя куда-то поверх голов собравшейся толпы, а девка обвисла на цепях: то ли была без сознания, то ли ослабела от допросов, наверняка сопровождавшихся пытками. Приговор уже зачитали, теперь осужденным что-то говорил священник. Вернее, пытался говорить - девка никак на окружающее не реагировала, а старик плюнул в монаха и отвернулся.
   "Что ж это такое? На Руси инквизиции же никогда не было! Или просто такие казни были редкостью? Где-то ж я читал, что все костры России вместились бы в одно большое мадридское аутодафе. Между прочим, сэр, вы так же читали и о том, что Русь крестили огнем и мечом. Илларион с двумя сотнями княжеской дружины поехал мечом православие насаждать, а вторую составляющую приобщения славянских варваров к цивилизации Вы наблюдаете собственными глазами. Или Вы думали, что Русь крестили исключительно такие люди как отец Михаил? Идеология нескольких миллионов человек так просто не меняется.
   В одном он был прав - славяне, порой, друг друга мордуют покруче, чем иностранные завоеватели. И, что самое тошное, зачастую - в угоду чужакам. Сейчас - Константинополю, через несколько веков - Риму, еще позже - Лондону, Парижу, Вашингтону. Свой своего бьет, но чужой, почему-то, вопреки пословице, не боится, а радуется.
   Вообще, был ли хоть один век, в котором мы не хлестались бы либо между собой, либо со славянами-соседями? И все время на этом какой-нибудь "цивилизованный дядя" руки греет. Взять, хотя бы, ту же Гражданскую войну. Почему, собственно ее назвали гражданской? Численность Белой армии ни разу не превысила общую численность войск иностранных интервентов. Если бы не помощь этих самых "дядей" никакой бы многолетней резни, наверняка не было бы. Не сейчас ли это все закладывается?".
   Девка, до ног которой добрался разгорающийся огонь страшно закричала.
   - Деда, пойдем отсюда.
   - Нет, ребятки, слушайте, как живой человек в огне кричит, вам воинами быть, еще не раз такое услышите. И не дай Бог вам услышать, как свои так кричат... Хотя, если вороги, так тоже не легче... Ох, мать честная!
   Старик, до которого тоже дошел огонь, не закричал, а запел:
   И вот начните,
   Во-первых - главу пред Триглавом склоните!
   - так мы начинали,
   великую славу Ему воспевали,
   Сварога - Деда богов восхваляли,
   Что ожидает нас.
   Сварог - старший бог Рода божьего
   и Роду всему - вечно бьющий родник,
   что летом протек от кроны, зимою не замерзал,
   живил той водою пьющих!
   Живились и мы, срок пока не истек,
   Пока не отправились сами к Нему
   ко райским блаженным лугам.
   Толпа притихла. Голос у старика оказался мощным, слова разносились над берегом реки, перекрывая истошные вопли девки.
   И Громовержцу - богу Перуну, богу битв и борьбы говорили:
   "Ты оживляющий явленное,
   не прекращай колеса вращать!
   Ты, кто вел нас стезею правой
   К битве и тризне великой!"
   О те, кто пали в бою,
   Те, которые шли, вечно живите вы в войске Перуновом!
   В толпе начали раздаваться женские причитания, а чей-то мужской голос вдруг подхватил языческую песнь:
   И Свентовиту мы славу рекли,
   Он ведь восстал богом Прави и Яви!
   Песни поем мы Ему.
   Монах замахал руками, указывая княжеским дружинникам на толпу, запрудившую берег реки. Пламя накрыло старика с головой, голос его умолк, но где-то среди людского скопища несколько мужских голосов продолжали:
   ведь Свентовит - это Свет.
   Видели мы чрез Него Белый Свет.
   Вы посмотрите - Явь существует!
   Мишка вдруг с изумлением услышал, что и дед Корней едва слышно выводит речитативом:
   Нас Он от Нави уберегает -
   Мы восхваляем Его!{{ Цитируется по книге "Мифы древних славян". Саратов, "Надежда", 1993 - 320 с., ил.}}
   - Деда, дружинники идут, услышат!
   - Плевать! Наши прадеды с этой песнью Царьград на щит брали, а теперь цареградские псы за нее на костер ставят! Эй, ты! Сюда смотри, задрыга, с тобой княжий сотник говорит! Чего распихался? Ты бы с половцами так воевал, а то нашел на кого переть - на баб!
   Ретивый дружинник, разглядев золотую гривну, в спор вступать, на всякий случай, не стал, а двинулся в сторону, все так же покрикивая и пихая народ древком копья.
   - Пошли, ребятки, нечего здесь больше смотреть, пошли... Никифор! Пошли, сейчас народ на торг возвращаться начнет, самое время.
   - Корней Агеич, а, может, завтра? - Никифор залез в сани и уныло разобрал вожжи. - Настроения, что-то, нет никакого, да и угорское еще осталось...
   - Нет, Никеша, ехать нам пора - загостились, да и снега вот-вот падут, успеть бы добраться. Пошли, пошли.
   "Вот так! С этой песней на Царьград шли, а теперь за нее, по указке из Царьграда, на костер! Выходит, мы в первый раз Холодную войну еще в XII веке проиграли? Или еще в Х - при Владимире Святом? А в ХХ веке торжественно отметили тысячелетие этого проигрыша? Очуметь можно! А с чего, впрочем, чуметь? Празднуем же день независимости России от Советского Союза.
   А я-то, придурок, Православный орден, Православный орден! Это что же Илларион во главе Православного Ордена может натворить? Он же всю Русь кострами заставит! Испанской инквизиции и не снилось. Нет, ребята, пулемета я вам не дам! Никаких Орденов! А что Вы можете, сэр, в шкуре пацана сопливого? Блин! Какой же я косяк сотворил, как теперь эту цареградскую сволочь останавливать? Нет, ну надо же такого дурака свалять, управленец гребаный, о чем ты думал? Опять понесло? Самый умный, всех развел, как лохов, все под мою дудку пляшут, а я выхожу - весь в белом. Весь в дерьме Вы выходите, сэр! Господи, да что ж теперь делать-то?".
   - Михайла! Ты чего спишь что ли?
   - Деда, а если Илларион и вправду сможет Православный Орден собрать? Он же таких костров по всей Руси понаставит!
   - Ага, дошло теперь, чего ты ему наболтал?
   - Деда, он же на нашу сотню глаз положил, собирается с нее Орден начинать!
   - Как положил, так и отложит, мы - княжьи люди! - решительно заявил дед. - А ты, впредь, думай, прежде чем за отцом Михаилом каждое слово повторять!
   - А может князю про Илларионовы замыслы донести?
   - Незачем! Князь и так нашей сотни опасался, а станет еще сильнее. Илларион сам себе шею свернет.
   - Как?
   - Он здесь чужак. Ни земли, ни людей, ее населяющих, не знает и не понимает, а думает, что умней всех, что вокруг дикари, и с ними можно что захочешь делать. Земля его и сожрет - может, быстро, а может и медленно, но ему не жить! Сидел бы тихо, справлял бы монашескую службу, тогда бы жил, а если полез мир переделывать - не жилец! Вернется из нынешнего похода живой, считай - повезло, а если еще ума хватит понять, что голову в капкан сует - совсем счастливчик.
   "Это же про Вас, сэр: "Самый умный, взялся мир переделывать" - портрет точнейший! Вы уже в который раз мордой об стол прикладываетесь? Не считали? И, заметьте, означенный конфуз неизменно приключается с Вами именно тогда, когда Вы себя шибко умным воображаете! Но как девка в огне кричала, до сих пор в ушах стоит. И старик этот...Петь на костре... Это ж, какую силу духа надо иметь, какую веру!".
   - Чего примолк, Михайла?
   - Тошно, деда. Епископ, он же не грек какой-нибудь, даже не болгарин. И своих - на костер!
   - Царство мое не от мира сего, нет в нем ни эллина, ни иудея. - Гнусавым голосом, видимо, передразнивая кого-то, процитировал дед. - Верно я вспомнил?
   - Верно. Ты, что, хочешь сказать, что для него "свои" - только православные христиане, а все остальные...
   - Так и есть! Вернее, должно быть, а как там на самом деле? - Дед махнул ладонью. - Чужая душа - потемки.
   - Иллариону тоже наших не жалко...
   - Хватит! - Сердито оборвал дед. - Без нас все решится, а у нас своих дел полно: мне - сотню в порядок приводить, тебе - "Младшую стражу".
   - Делай, что должен, и будет то, что будет...
   - Вот, вот. А прямо сейчас ты что должен?
   - Что? - Мишка не сразу смог отвлечься от своих переживаний. - А! Краску купить надо, я присмотрел уже...
   - Дурак! У тебя родни полон дом, каждому подарок привезти надо! Да Юльку свою не забудь!
   - Для Юльки у меня уже есть. В том ларце, который в скоморошьем возу нашли, жемчужное ожерелье было.
   - Опять дурак! Ты что, жениться собрался? Проще подарок нужен, такой, чтобы показать - ты про нее и в стольном граде не забывал. И все! Не князь - жемчугами одаривать, меру знать надо!
   - Тогда... Знаю! Там еще платки цветные были, даже шелковые.
   - Во! В самый раз!
   - Может, и сестрам - по платку?
   - Третий раз дурак! - Дед зло пристукнул кулаком по колену, видимо тоже не мог отойти от увиденного на берегу Струмени. - Анне с Марией скоро замуж идти, а Евлампия еще в куклы играет, и всем - одинаковые подарки?
   - Тогда, может быть, Анне ожерелье отдать?
   - Во, начинаешь мыслить! - Поощрил дед.
   - Машке - отрез ткани, мать ей что-нибудь сошьет.
   - Тоже хорошо.
   - А Ельке можно и платочек. И вкусного чего-нибудь. Я тут изюм видел!
   - Так, а матери?
   - Так она же с нами - здесь. - Удивился Мишка. - Ей-то зачем?
   - Четвертый раз дурак! Ты первый раз в бою добычу взял, впервые мужское дело совершил, а она тебя родила, вырастила, должен ты ей поклониться?
   "Блин, и этот - про первое мужское дело, и опять не про секс. Да, ЗДЕСЬ пол - не просто графа в анкете. Прямо по Гумилеву: "Будь тем, кем ты должен быть".
   - Значит, что-то из добычи, или, наоборот, купить?
   - Все! - Сказал, как отрубил, дед.
   - Что, все? - Не понял Мишка.
   - Всю добычу, кроме оружия и других воинских вещей. Подарки отложи, воинский снаряд - тоже, ну, и монеты себе оставить можешь. Все остальное ей - хозяйке! Кузька, Демка, вас это тоже касается! Слышите?
   - Ага! - Отозвался Кузьма. - А отцу?
   - Отцу? - Дед поскреб в бороде. - Никеша, есть тут кто, чтобы тонким кузнечным инструментом торговал? Грубый-то у Лаврухи есть, или сам сделать может. Железа хорошего мы ему взяли. А вот для тонкой работы... Пилочки, там всякие, сверлышки...
   - Есть, Коней Агеич, только больно дорого все.
   - Если что, откупишь у ребят часть побрякушек из ларца. Помнится, там по три гривны на брата было.
   - Да не стоит это три гривны!
   - Э нет, ты сам цену признал, когда с Михайлой торговался, от слова купецкого ты отказаться не можешь!
   - Корней Агеич! - Взмолился Никифор. - Я на той торговле и так погорел, не добивай! Я ж и не разглядел даже как следует, что там есть - кучей лежало!
   - Ну, внучки, пожалеем дядьку Никифора?
   - Пожалеем! - Хором отозвались близнецы, Мишка промолчал. Купец с кормщиком откровенно пытались надуть деда, ладно, Никифор, после двухдневных возлияний себя не контролировал, но Ходок-то знал, что делал! Всё понимал и взялся помогать не просто из уважения к боссу, а за долю в неправедной добыче!
   "А может, и не Никифор эту аферу придумал, а Ходок?".
   Купец, видимо правильно истолковав молчание племянника, зыркнул на Мишку, но смолчал. Дед тоже сделал вид, что не заметил мишкиной реакции.
   - Кхе! Истинные воины! - Прокомментировал Корней дружное согласие Кузьмы и Демьяна. Взяли добычу, продали по быстрому и забыли. Вот так купцы на нашей крови и наживаются!
   - Корней Агеич, да что ж ты такое...
   - Ладно, Никеша, шуткую я. - Дед покосился на Мишку: понял ли, мол, намек? Мишка согласно прикрыл глаза: "понял".
   - Значит, так, Никеша, сведешь ребят к нужному человеку, сам приценишься, потом дома из побрякушек возьмешь, сколько понадобится. Но учти - родню не обманывать!
   - Да как можно, батюшка, Корней Агеич!
   "Вот Вам, сэр, еще один урок. Простейших вещей не знаете, а уже норовите в политику влезть. Результат на лицо - кругом дурак! Классический случай неадекватности, вследствие дефицита информации. Вживаться Вам, сэр, еще и вживаться, как агенту под прикрытием. И сидеть тихо, как мышке под веником, иначе - судьба Иллариона - земля сожрет. По сравнению с ним, у меня только одно преимущество: Илларион - один, а у меня семья, род. Вот он главный ресурс, а я-то дурак... Впрочем, про дурака уже было".
   - Деда, я еще Нинее хотел, что-нибудь и внучатам.
   - Никеша, ну-ка подскажи, что тут для старухи и малых деток присмотреть можно?
   - Ну, для деток, Корней Агеич - совсем просто. Тут игрушками всякими торгуют, мы матрешками им торговлю подпортили, да и торг заканчивается, так что дешево купить можно.
   - Деда, и Семену тоже игрушку привезти бы, а то я Ельке матрешку подарил, а ему - ничего.
   - Верно. Никифор, а старухе?
   - А старухе... денег не жалко?
   Дед неожиданно решительным тоном, словно гвоздь забил:
   - Этой - не жалко!
   - Платки тут продают теплые легкие - из козьего пуха. Не поверишь, Коней Агеич, почти три локтя, что в длину, что в ширину, а в обручальное кольцо продеть можно! Но дерут за них!
   - Оренбургские? - Не подумав ляпнул Мишка.
   - Чего?
   "Блин, кто тебя, дурака, за язык тянет? До основания Оренбурга еще шестьсот лет!".
   - Да слышал я про них на торгу, только название, наверно, не разобрал.
   - Чего там разбирать-то - козьи и все.
   "Срочно меняем тему разговора".
   - Деда, а ты помнишь, что Петр с нами едет?
   - Куда?
   - В Ратное, воинскому делу обучаться. Ты вчера согласие дал. Дядя Никифор хочет, чтобы охраной у него свой человек командовал, вот и попросил тебя Петьку в обучение взять. Ты согласился.
   - Кхе!
   - Батюшка, Корней Агеич...- Снова было начал причитать Никифор.
   - Помню я, Никеша, помню. Только на командира сразу учить не буду - мал еще.
   - Так и не надо. Пусть сначала выучится тому, что твои внуки умеют, потом походит с моими караванами, присмотрится, потом - опять к тебе, на десятника учиться.
   - Деда, ты вчера говорил, что собираешься воинскую школу открыть, чтобы второй раз Петруха со своим десятком приехал и ты его выучишь на десятника купеческой охраны.
   - Кхе!
   - А Андрей сомневался, и ты еще сказал: "Куда все катится!".
   - Да! Сказал, так и есть! Это... Никифор, я воинскую школу открываю, Петруху твоего беру в обучение... Э-э... Воинскую справу ему собери и... Э-э... школа, сам понимаешь, недешево обойдется...
   - Да все, что скажешь, батюшка! Как лед сойдет, сразу ладью снаряжу.
   - Деда, ты еще говорил, что дяде Никифору одному дорого встанет, и что если другие купцы тоже захотят...
   - Да помню я, помню! Никеша... Это самое... Купцы же наше воинское учение видели. Так вот... Если, значит... У кого сыновья или там племянники... Ну, сам понимаешь.
   - Да, конечно, Корней Агеич!
   - Доспех, там... Корм, снаряд учебный...
   - Общее жилье для "Младшей стражи" - поспешно вставил Мишка. - Мы ведь их в "Младшей страже" обучать будем, деда?
   - А то как же?
   - А сколько за обучение брать будешь?
   "Во, дает Никифор! Прямо на глазах какой-то бизнес-план рожает! Как бы это использовать?".
   - Одно дело - за обучение простого охранника, другое - за командира охраны. - Дед явно ориентировался медленнее Никифора. - Да что мы на улице-то! Вечером обговорим.
   "Мать говорила, что Ратное, для Никифора, что-то вроде резервной базы - на крайний случай. Так может...".
   - Дядя Никифор, ты еще чего-то про постоянную лавку в Ратном толковал. Только тебя перебили, ты еще обиделся, что на самом интересном месте.
   - Ха! Конечно! Всегда так: не дослушают до конца, а потом... А на каком месте?
   - Ты объяснял, что в Ратном, хоть и живет больше полутысячи народа, для постоянной торговли - это маловато. Но если и из окрестных селений приезжать начнут, то тогда - дело выгодное. А дальше ты у деда спросил, про то, какой товар в лавку завозить надо, но тут Андрей заснул, и дед огорчился, что не с кем за чаркой посидеть. Ну, и другой разговор пошел.
   - Ага! Так вот, Корней Агеич, надо же знать: какой товар ратнинцам нужен, что они за него предложить могут. - Никифор врубился в тему так, как будто его и в самом деле прервали на самом интересном месте. - То же самое и про окрестных жителей. И еще, наверно, придется сначала по деревням вразнос поторговать, чтобы узнали, что в Ратном лавка появилась, тогда сами приезжать станут. А разносчиков надо бы охранять, чтобы не обидели. А охрана дорого стоит, но если охранять станут твои ученики, батюшка, то сплошная выгода - им наука, нам - бесплатная охрана! Как ты, Корней Агеич? Я к тому, что ты выигрыш свой вчерашний мог бы в выгодное дело вложить, я бы столько же добавил, а прибыток - пополам. Ну, как?
   - Я же сказал: вечером переговорим. - дед помолчал, а потом обратился к Мишке: - Михайла! А монастырь в Ратном мы вчера открывать не собирались?
   - Нет, дядя Никифор про какую-то вдовушку рассказывать начал, я и ушел.
   - Правильно сделал, а то бы... Ладно... Никифор, показывай: где тут чем торгуют! Воинская школа, лавка... Кхе! Вроде и выпили не много...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   43
  
  
  
  
Оценка: 7.45*21  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"