Краснян Ольга Юрьевна : другие произведения.

Чья ты, девочка?

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Девушка из-за которой началась война...
    История очередной попаданки.
    От автора: ГГ молоденькая девочка семнадцати лет, поэтому не ругайте её за непоследовательность и иногда глупость.
    Черновик. В процессе. Предупреждаю сразу, что я графоман, а не писатель. Пишу по настроению и медленно.
    Если нравится - пинайте... Ёж, как говорится...
    ПРОДОЛЖЕНИЕ ОТ 12.02 В ОБЩИЙ ФАЙЛ.
  
Чья ты, девочка?
  
  
  
Часть 1
  
  
  
"Чья ты, девочка, кто тебя, милая, бросил одну,
  
Что ты плачешь так горько, к лицу прижимая ладошки?
  
Дай-ка, я на твои на кровавые раны взгляну,
  
Покажи, обо что ты босые порезала ножки.
  
О, мой Бог, ты же кровью от этих заноз истекла,
  
Я зубами их вырву из ножек твоих невесомых,
  
Посмотри - то осколки не битого камнем стекла,
  
То осколки разбитых надежд, и как будто, знакомых,
  
Ты прижмись ко мне крепче, но все же ответь мне - ты чья,
  
Ты откуда и кто ты, и плакать не надо так горько,
  
Кто одел тебя в эти лохмотья с чужого плеча,
  
Сколько лет ты уже как одна, и скиталась ты сколько?"
  
И она, отвечая чуть слышно, чуть слышно дыша,
  
Иней ранних седин мне ладошкою теплой ласкала:
  
"Ты меня не узнал. Ты забыл. Я - твоя. Я - Душа.
  
Ты меня потерял. Я тебя кое-как отыскала . . ."
  
(Александр Боярд)
  
  
  
  
  *****
  
  Мир вокруг покачивался и подпрыгивал, рассыпался гулом голосов и смыкался эхом - скрипя и подвывая колесами старой телеги, мерным перестукиванием копыт лошади и скрипом дощатого настила.
  - Джижь, ковьяга!
  Стук копыт прекратился, а телега надрывно взвыла, пискнула и заскрежетав остановилась.
  - Хворысь, джеште ся деву нашкрял? - раздался молодой мужской голос.
  - Твоейно дело не питаться, твоейно дело паныча кликать, - ответил хозяин телеги и прикрикнул на юнца - Споро!
  По дощатому настилу заторопились удаляющиеся шаги.
  Я уже перестала считать дни - они слились в один тягучий, странный и страшный сон. Хворысь - так назвался мне мужик, который катал меня по деревням, предлагая тамошним Главам, как выгодную покупку. ' Глянь, ака справна дева, молчава, красава'. Только, вот, покупать меня никто не хотел. ' Дже ж справна, Хворысь? Шклява, некорна, кряжнооки...' - отвечали покупатели, отправляя торговца. Я так и не поняла, что во мне не так, но перед въездом в деревни Хворысь завязывал мне глаза. А после того, как в одной из деревень когда попросили повязку снять Глава пальцы ко лбу прикладывал со словами : ' Посвят осенен' и с испугом в глазах вытолкал неудавшегося дельца за ворота. Мужик отхлестал меня батогом, которым лошадку свою подгонял, сказал что-то типа, что я невезучая и больше повязку не снимал. Это было на пятый день моего пребывания в этом странном мире, после этого мир превратился в звук.
  - Днесе, Хворысь, хрыч - поганик. Дже ж ся припер да мне деву, дже не в сроку? - за своими мыслями пропустила шаги незнакомца, поэтому вздрогнула.
  - Днесе, Михась. Посвят осенен, не в сроку дева, не в сроку! Жде ж де споро барышей треба, то дже души рву, - ответил мужик и потрепал меня по голове. Я постаралась увернуться, вдруг и в этот раз 'некорной' обзовут и откажутся. Хворысь уже знакомое зло, а кто его знает как чужой хозяин будет ко мне относиться.
  - Еж дже души рвешь?
  - Посвят ясен, сяйна.
  - Сяйна, молвишь, - протянул невидимый собеседник Хворыся, - Дже оки съявить девы нашто?
  - Кряжны оки, съявить боязно, - ответил Хворысь.
  - Жде ж ся барышей од кряжнооки дева требишь?
  Как - то слишком долго они говорили и я поняла, что пропала - купили меня, все-таки. А когда меня схватили за связанные руки и грубо сдернули с телеги, взвизгнула и забилась из последних сил. Страшно.
  - Джижь, шклява, - шикнул мне Хворысь и уже громче добавил, - паныч Михась днесь твоейный стойный, ждеж ся корной быть дже.
  И подтолкнул вперед. Мне на плечи легли большие и крепкие руки и немного сжали, а над ухом раздался голос незнакомца.
  - Днеже, Хворысь, ждемо в ярвы.
  - Днеже, Михась, - попрощался мой продавец, свистнул батог, - Дженж, ковьяга!
  И снова заскрежетали старые колеса, фыркнула лошадка и затрещал настил под старой телегой, а меня развернули и повели в обратную сторону от звуков удаляющегося работорговца.
  
  - Майва, Майва! - вопил мой провожатый заведя меня в дом, где пахло свежими булками, - Джеште, дерсетка несвятна?
  - Дже рвешь ртину, треянный? - раздался басовитый женский голос.
  - Майва, робну прими, в мойню да наежди.
  - Чужна робна..., - задумчиво протянула женщина.
  - Хворысь сбарышил навеч, молвил сяйна, кряжны очи, дева нальче... - проговорил мне на ухо Михась, - дже ж я зречий, зрею не кряжнооки легку. Дивина...
  - Хрын, сяй Хворысь, треянный допник! - зло процедила женщина.
  - Посвят ясен, хрын. Дже ж робну измел навечить, джеште сяйну ж?
  - Сбарыжил, жде ж те измел? - ответила Майва беря меня за веревки, потянув куда-то вглубь здания, - Верно некряжнооки, джеште не треянна?
  - Верно, не дрейфь! - хохотнул Михась.
  - У, треянный вед, дже тешит ся, скалит ся, - пробормотала Майва, - не дрейфь, робна, Михась справны стойный, незгонит, несдевит.
  Ни слова не поняв из их разговора пришлось покорно топать за теткой.
  
  *****
  
  Весна в этом году выдалась теплой. Я бродила по лесу, вдыхая ароматы хвои и довольно щурилась, как сытая кошка, на солнце.
  - Лерка! - крик разнесся по лесу, вырывая меня из блаженного состояния, - Лерка, ты шашлык есть идешь?
  Мы часто выбирались компанией на природу. С палатками, гитарой и огромным количеством мяса. А тем более, в такие дни, как сейчас, когда погоды стоят солнечные, а весенний лес манит своей разомлевшей, со сна, красотой.
  - Вот ты где! - из за дерева выпрыгнул Витька Бобров, - я тебя обыскался.
  - Ну и чего вопил?
  - Так шашлык уже пожарили...
  - Успеется, Вить, ты лучше оглянись. Красота...Природа...
  - Пф-ф! Я сюда не на ёлки любоваться приехал. Ты идешь?
  - Иду, - вздохнула я и пошла следом.
  На поляне уже вовсю веселились. Мамай, он же Валик Мамаев брынчал на гитаре в компании своих неизменных поклонниц Лены и Тани. Андрей Королёв, которого мы соответственно Королем называли, расположившись посреди поляны на покрывале, разливал горячительное по одноразовым стаканчикам. Парочка Мэнсон и Лола дожаривали последнюю партию шашлыка. Вместе с нами на поляну впорхнули хихикающие Светка с Настей, которые по всей видимости бегали в близлежащие кусты. А из своей палатки, как медведь после спячки, выбирался Лёха.
  Молодость - это такое время, когда стираются имена превращаясь в прозвища и возраста, когда всё вокруг кажется простым и понятным, когда... В тот момент я и не представляла, что может быть по другому и что скоро моё почти беззаботное время закончится.
  
  *****
  
  - Посвят осенен. - шептала дородная тетка, в необъятном цветастом платье, прикладывая два пальца ко лбу, - Посвят осенен. Храмовка. Посвят осенен...
  Так пятясь она добралась до двери, нащупала ручку и выпрыгнула в коридор, по которому меня привела. Снаружи стукнул засов и бас с истеричными нотками разнесся на весь дом, а то и в близлежащих его услышали.
  - Михась! Михась! Хрыч несбойный. Михась, Храмовка джежь робна Хворысьна.
  И топот удаляющийся от двери.
  Я огляделась. Меня привели в баню. Деревянные стены, пол, две скамейки вдоль стен. Слева от двери, в углу бочка с водой, напротив огромный каменный очаг, ну или печь. Под самым потолком маленькое окошко. Была бы я пятилетним ребенком, то пролезла бы и сбежала, хотя куда...
  На одной из скамеек увидела какое-то тряпьё, что оказалось плотной холщевой рубахой, до пят и тряпицей, которая, по всей видимости, была полотенцем. Я подняла с пола повязку, которой Хворысь завязывал мне глаза, и села на скамейку. Устала. Как же я устала. От неизвестности, от непонимания. И я разревелась растирая слезы по щекам своими, так и оставшимися связанными руками. Скрипнула дверь впуская в тесное помещение высоченного бородача за спиной которого мелькало цветастое одеяние крикливой тетки.
  Михась, а никем другим этот мужик быть не мог, был в полотняной рубахе с закатанными рукавами и подпоясанной зеленым кушаком, темных шароварах и высоких коричневых сапогах. Хотя первыми я увидела как раз таки сапоги и подняв глаза вверх уперлась взглядом в его черные без белков глаза. Я уже не кричала, как тогда, в первый раз, когда взглянула в глаза Хворыся. Тогда же и упала в обморок, толи от двух дневного голодания, толи от морального истощения подведенного к черте этим самым нечеловеческим взглядом. Тот обморок и был моей ошибкой, ведь именно тогда предприимчивый торгаш связал меня и начал пытаться продать. И продал, в конце концов.
  - Днесе, здравна храмова дщерь, - пророкотал Михась и поклонился, хотя помещение было настолько мало, что ему приходилось стоять слегка сгорбившись, - Дже ж не гневили дщерь од мне.
  - Я вас не понимаю, - выдавила я, и рыдания подкатили с новой силой.
  
  *****
  
  - Лерк, мне очень нравятся твои глаза, - слегка заплетающимся языком сказал Леха, подсаживаясь ко мне.
  Хоть весна и радовала своими теплыми деньками, темнело, всё равно рано. На поляне царило всеобщее веселье. Бил по струнам, словно пытаясь их порвать, Мамай, а нестройный хор подвыпивших приятелей перекрикивая друг друга подвывал небезызвестные 'Перемен' группы Кино. И только я, сидя поодаль сегодня предавалась какой-то непонятной меланхолии.
  - Ты мне нравишься - и увесистая Лехина ручища опустилась мне на плечо.
  - Лёш, не надо, - скинула наглую руку, которая начала ползти в сторону груди, - Лёш, ты пьяный, иди спать.
  - Лерк, ну чё ты ломаешься?
  В лицо мне пахнуло перегаром, а огромные Лешкины лапища сомкнулись, сжимая меня в объятиях. Попыталась увернуться и вместо губ слюнявый поцелуй пришелся мне в щеку. Волна отвращения и обиды поднялась и я забилась в его руках, как выброшенная на берег рыба. А когда его хватка чуть ослабла вырвалась и бросилась в темноту леса, туда куда не доставал свет от костра и дальше, где не слышно криков гитары и стонов из палатки Мэнсона. Туда, где за спиной перестали раздаваться неверные Лёшкины шаги, а его злой выкрик растаял в скрипе сосен.
  - Сука! Ты вернешься...
  Сейчас он развернется, пойдет на стоянку, тяпнет и упадет спать. А на утро ничего не вспомнит. И будет продолжать тайком, думая, что я не вижу бросать на меня страстные, но безумные взгляды. А я буду в тайне опасаться, что он до меня когда-нибудь доберется. Не сегодня. Это будет не сегодня. И я устало опустилась на мягкую, устланную иголками землю, оперлась о дерево и закрыла глаза. Не сегодня. И усталость навалилась тяжелой накидкой на плечи. Нужно переждать, немного, а потом можно возвращаться. Мысли вяло ворочались в голове и убаюкивали тихим гулом и поскрипыванием сосны.
  
  *****
  
  Зверь несся во весь опор, взмыленный, с тяжело вздымающимися боками, но он должен был успеть. К месту пространственного разлома Ежи добрался затемно. Прибежал бы несколькими часами ранее, когда солнце клонилось к закатной черте, но усталость свалила варга. Несколько минут он потратил у ручья, напившись воды и поторопился дальше, но не успел. Следы были свежими. Всего день отделял его от новоприбывшей. Всего день. Почему он раньше не вернулся с охоты? Почему за ним тут же не послали? Эти вопросы он задавал привязывая к столбу своего распорядителя. Тому повезло - Ежи спешил и ему досталась быстрая смерть, всего один взмах лапы и на столбе повисло мертвое тело. Ежи спешил. Ему нужна была иномирка, он долго создавал заклинание, отслеживающее призыв Вега и искажающее точку выхода. И вот когда удача была так близка - она ускользнула. Мужчина зло пнул сосну, что была ближе всего. И устало опустился на мягкую подушку хвои. Завтра. Он догонит её завтра, ведь пока она всего лишь девушка, пусть и иномирка.
  
  *****
  
  Я прикрыла глаза от удовольствия и едва не замурчала. Майвина еда была просто божественной на вкус. Как давно я нормально не ела? Неделю, две? Сколько скитался Хворысь по деревням втюкивая свою находку? В темноте время идет совсем по другому и я теперь даже не знаю сколько провела с завязанными глазами.
  Напротив меня сидел Михась, а возле печи суетилась хозяйка золотых рук, что приготовили царский ужин из свежеиспеченного хлеба, тушеных овощей и огромного зажаренного птичьего окорока. Когда Михась понял, что со мной не договориться на их языке он что-то шепнул Майве, а та в свою очередь, пусть и с опаской, но подошла ко мне. Помогла раздеться и вымыться, охала и ахала на своём бельмечущем языке, грозя кулаком куда-то в потолок и периодически произнося имя Хворыся. Я так поняла, что все кары небесные должны были упасть ему на голову, в чем, в принципе я с ней была согласна. А когда она отвела меня на кухню, в царство умопомрачительных запахов - я и вовсе готова была её расцеловать, даром что она тоже была черноглазая.
  Раздался звон колокольчика, Михась начал хмуриться, а Майва помчалась открывать. Я насторожилась и сжалась в комок. И уже было начала зыркать по сторонам в поиске путей к отступлению, но Михась продолжал неотрывно за мной наблюдать.
  - Днесе, - в комнате появился лысый мужичок лет пятидесяти с тонкой косичкой вместо бороды, в рясе темно коричневого цвета, подпоясанной красной бичевкой, так, по моему должен был выглядеть средневековый священник - Михась, дже ж де храмову дщерь нашкрял, в сяйной бедне?
  - Днесе, Олов. Дже жи нашкрял. Полабай джеж не разумеет.
  А мужичок всё время стоявший и смотревший на меня заговорил, и счастью моему не было предела.
  
  *****
  
  Над лесом прогремел гром сливаясь со звериным рёвом. Тяжелые капли падали на землю, шумели, перешептываясь с листьями и иголками. Лес с благодарностью вбирал небесную влагу, а вдоль дороги метался огромный зверь. Ежи был в ярости. Дождь смоет следы, а ведь он был так близко. Он шел по следу третий день и уже почти подобрался к беглой иномирке, а она опять ускользает от него. И куда? В земли ведов. Вот она граница, за пригорком. Незримой обычным зрением чертой проходит, разрывая пространство. Здесь он хозяин и полноправный владелец добычи, а за чертой он никто. Просто гость. И Ежи взвыл от осознания своего проигрыша. Вой потонул в очередном раскате грома. Веды не отдадут иномирку оборотню - это хитрые и расчетливые твари, что готовы на всё, ради выгоды. Хотя... хотя! До Вернана две недели пути и вряд ли тот, кто увез его добычу заберется так далеко. Скорее всего осядет южнее, где-нибудь в деревне ближе к Сиросскому морю, а это шанс.
  Дождь набирал силу. Уже не редкие капли, а серая водяная завеса опустилась с неба. А сквозь неё несся огромный черный зверь.
  
  *****
  
  - Не знать язык, но стараться, - проговорил Олов, присаживаясь за стол.
  А я от радости и осознания того, что со мной говорят, пусть и на ломанном русском готова была скакать до потолка. Но следующий вопрос вогнал меня в ступор.
  - Чья ты, девочка?
  - Ничья, - автоматически ответила я.
  Олов мотнул головой, отчего его косичка-борода взметнулась и перелетела за плечо. Михась хотел было что-то сказать, но был остановлен взмахом руки.
  - Чья? - повторил он, - Веды? - и пальцем ткнул себя в грудь, - Виги? - неопределенно махнул рукой, - Варги?
  И три пары заинтересованных глаз уставились на меня.
  - Я не понимаю, - растерянно проговорила.
  И в правду не понимаю. Веды, виги, варги? Что это?
  - Не знать, не значит не быть - Олов потер подбородок, отчего его борода соскользнула обратно, приняв привычное положение, и указал на меня со словами - Иномирка. Ничья не быть. Виги Преподобный призвать иномирку и одарить веда и варга. Мог оставить себе. Иномирка - сила. Чья ты сила?
  - Ничья, - повторила я, и в его глазах блеснуло что-то хищное.
  - Михась сбарыш храмовку, - обратился он к мужику на что тот нахмурился.
  - Нашто барышить? Я одверну дже, знамо Хворысь сбарыжил. Дже ж ему дар неснесен.
  - Михась, да нашто ся тяга джеж намо? Я од Вернан одтрою ся й одверну.
  И уже мне:
  - Скажи что ты веда Стропа.
  Я мотнула головой и испуганно уставилась на Михася. Не нравится мне этот Олов. Мутный тип. У Михася брови всё больше на переносицу съезжают. А Олов упорно продолжал называть какие-то имена, а я продолжала мотать головой.
  
  *****
  
  В Обители Осененного творился хаос. По узким коридорам носились старшие послушники, а младшие жались кучками в общем зале. Преподобный Ригст нервно дергал свою тоненькую бородку, заплетенную, по обычаю, в косу. А хлыщ, которому должны были даровать Силу, заложив руки за спину мерял шагами пространство между алтарем и статуей Осененного.
  
  Сегодня был день призыва и младшим послушникам впервые выпала честь лично увидеть как призывают Силу из иного мира. Велош стоял осторонь от остальных и пряча презрительную улыбку наблюдал. Он поступил во служение в шестнадцать, когда остальным младшакам всего по восемь исполнилось. Ежегодные рейды храмовников пугали мать Велоша и она прятала его в подвале, за бочками с соленьями. Он по сей день ненавидел соленые огурцы и квашенную капусту, которую приходилось есть неделю подряд, спасаясь от голода. Сырые, прогорклое помещение подвала он возненавидел на второй год, а узкие, плесневелые и темные кельи храма, были слишком похожи на его родной подвал, в котором он провел большую часть детства, чтобы полюбить их. Детства. Детства, которого его лишили храмовники и больная мать.
  
  - Преподобный, - эхом разнесся голос хлыща, который на самом деле был каким-то шишкой из знати Верголиса или Веллиса. Но хлыщ он и есть хлыщ - в лиловой тройке, с черной перевязью через плечо, на которой болталась, явно не боевая сабля. Гербовый знак безвольно болтающийся на груди и множество колец на пальцах с драгоценными и не очень камнями. Волосы уложены волосок к волоску в какою-то замысловатую высокую прическу, от вида которой у Велоша сводило зубы. И морда еще пару часов назад слащаво предупредительная, но сейчас недовольно брезгливая.
  Интересно, как он собирался в этом наряде обряд получения Силы совершать? - подумал Велош и тут же чуть не рассмеялся представив этого щеголя, когда бы он узнал, что обряд не такой уж и чистенький, как он, наверное, представлял. И что ему пришлось бы снять с себя всё это розовое чудо, на котором и пылинки не задерживалось, видимо боясь осквернить своим присутствием высокого лорда.
  - Преподобный Ригст, объясните причину задержки, - продолжал выражать своё писклявое недовольно высокий лорд, - я опаздываю на очень важную встречу.
  - Баронет иже Ульстен, я пренижайше кланяюсь, - и преподобный склонился показывая свой пренижайший поклон, - и глубочайше извиняюсь.
  - Слизняк, - едва слышно фыкнул Велош, но общий зал не желал пропускать ни единого слова, сказанного в его стенах, шепотком пронес его, меж колонн.
  - Кто это сказал? - взвизгнул преподобный, не хуже баронета, но ему никто не собирался отвечать.
  - Преподобный, - снова вернул внимание храмовника ежи Ульстен, - вы не ответили.
  - Баронет... - Ригст пожевал губами, словно подбирая слова, - непреодолимые обстоятельства помешали Вам в получении Силы Осененного...
  - Позер, - вновь не сдержался Велош, но на этот раз его вычислили и теперь его пронизывал насквозь колючий взгляд храмового пса Юргана и самого Ригста, баронет лишь мазнул по нему взглядом, возвращая к себе внимание преподобного.
  - Можно попроще и побыстрее я, действительно, опаздываю.
  - Кто-то перехватил иномирку. Вектор выхода был изменен и...
  - Я сообщу его светлости Маркизу Вергольскому, а лучше Префекту. Да, Префекту, о этом вопиющем вмешательстве в обряд. И он направит группу магов для разбирательства, - баронет взмахнул рукой, показывая, что закончил разговор, и немного подвиливая бедрами, направился к арке выхода из зала.
  
  *****
  
  Как он и ожидал учуял он её на южной окраине ведских территорий. Граница здесь проходила по краю горного хребта, ныряя глубоко в Сиросское море, и тянулась еще несколько десятков километров, растворяясь в водных глубинах. Здесь в низине, окруженный с двух сторон горами, с третьей же лесом стоял небольшой рыбарский городок, тянущийся вдоль побережья и вгрызающийся в воду сотнями причалов. Рыльс. Пахнущий гнилой рыбой, сыростью, прелым деревом, но и морской солью. Небольшие одно - бедноты и двух - более зажиточных горожан, этажные деревянные домики. Деревянный же настил в богатых районах города и грязная жижа, которая сейчас хлюпала под лапами Ежи, в бедных. Утро. Мужчины в море, а редкие ведские женщины пробегающие по улице, пряча испуг в глазах кланялись, признавая в огромном звере варга из старшего клана. Иные же, в более откровенных нарядах приосанившись одевали развратную улыбочку. Шлюхи. Пахнущие множеством мужчин, сырой рыбой потом и алкоголем, дешевыми духами. Как мог он обратить своё внимание на какую то из них, когда вел его самый замечательный запах в мире, запах хвойного леса смешанный с легким мускусным и нежным чистым девичьим. Как он, Ежи из старшего клана Низинных, мог остановится? Он не мог. И шел вперед подгоняемый жаждой обладания, охоты. Это его добыча, там, за одной из многочисленных дверей Рыльса. И он обязательно её найдет.
  
  *****
  
  Я стояла и сквозь пелену на глазах рассматривала тропу вьющуюся между деревьями. И крепко держала в одной руке холщовый мешок, а во второй изогнутый охотничий нож, с обмотанной кожей рукоятью.
  - Я понимаю, что мало толку тебе будет с него, но всё защита, - сказал Михась мне протягивая нож, - большим помочь не могу.
  - И на том спасибо, - взяла подарок и сжала до побелевших костяшек, - за всё спасибо.
  - Я честный. И не люблю храмовников, а Осененный и так одаривает своих детей, - он помолчал, - ну полно топтаться на пороге. Идем, пока рыбари с моря не повозвращались.
  
  Хороший Михась, всё-таки мужик, добрый. Хоть и стоит перед глазами раздробленное и окровавленное лицо Олова, четыре раза столкнувшееся со столешницей.
  Сошедшиеся на переносице кустистые брови Михася и его занесенная над затылком служителя Осененного рука.
  Время замедлилось.
  Раз. И из носа Олова потекла алая, цвета роз, кровь. И я отстраненно думаю о том, что у всех она, наверное, красная будь то люди или нелюди.
  Два. И хруст ломаемых костей носа. Кровь. Уже бордовая, темно бордовая.
  Три. А Михась крепко держит упирающегося руками в стол мужчину. И губ уже не видно за водопадом из крови.
  Четыре. Олов уже не упирается. И его тело сползает со стула и глухой звук падения. Жив? Вряд ли, думаю я и крик застревает в горле. Я не заметила, когда ко мне подскочила Майва. Ведь это она меня сейчас трясет за плечи, не Михась. Михась перед глазами. Он медленно наклоняеся к телу мужчины, которого всего пару мгновений назад я испугалась. Зря наверное. Я не вижу, что делает с Оловом мой хозяин, а после увиденного я готова назвать его кем угодно, хоть мужем, главное, чтоб не убил. Вот так. Четыре удара и нет человека, а следующей могу стать я. Хотя, что там четыре, мне и одного хватит. Раз. И нет иномирки Лерки.
  Пощечина меня отрезвила. Я более осмысленно посмотрела на женщину, что встала передо мной и заглядывая в лицо что-то бормочет.
  - Что ты бормочешь, глупая женщина? Я ведь тебя всё равно не понимаю.
  А она протягивает мне кулон из полупрозрачного камня на обычном шнурке. Шнурок в крови и я понимаю, что его сняли с, уже трупа, Олова. Тошнота подкатывает. И меня рвет. Прямо здесь, на пол. А на шее повисает злополучный кулон.
  - Майва, собери походный, некогда с ней сюсюкаться. За ней скоро придут. Если не наши, то за ничейной иномиркой кого угодно по следу пустить могли.
  - Ой, пресветлый Осененный, что же это делается? - запричитал грубоватый женский голос, - Молодка, ведь совсем.
  - Ты, по моему её за триадную приняла. Еще боялась, - хохотнул Михась.
  - Тьфу на тебя, сам ты хрыч триадный, чтоб тебя... - вещевала Майва гремя посудой.
  - Ну что? Отошла, девонька?
  На меня с жалостью смотрели черные глаза Михася. А я притронулась к подвеске, она была теплая и казалось, что липкая от чужой крови. Меня снова передернуло.
  - Не снимай это переводчик. Без него ты не поймешь ни слова. И..., - он покосился на тело под столом, я попыталась заглянуть сама, но тут же отвела взгляд, - так надо было. Он бы силой тебя забрал. И перепродал.
  - Храмовники, - выплюнула Майва, а Михась как то снисходительно на неё глянул.
  - Тебе надо уйти, - продолжил Михась, - нам с женой проблемы не нужны, но и оставить тебя на растерзание этим тварям я не мог.
  Он скрипнул зубами, а сзади подошла Майва и нежно его обняла, прижавшись щекой к плечу.
  - Они дочь нашу забрали, - как-то глухо сказала она, - твоих годов, на жертвенник.
  Больше я ничего не спрашивала, а они молчали. Так же молча мне вручили плотные вязанные, но колючие гамаши, платье из темно-коричневой ткани, что пришлось мне впору, ботинки, плащ с капюшоном, мешок с провизией и нож, что сейчас я сжимала в руке. Михась провел короткий ликбез. А пока я одевалась заставлял выучить имя его родственника по бабкиной линии. Я недоумевала - за окном палящее солнце, а меня, как на северный полюс собирают.
  
  А теперь, стоя на тропе, плавно уходящей вверх, поняла. Горы. И там, где редеют деревья, освобождая место ветрам, обнажая заснеженные шапки вершин, там холодно.
  - Иди вперед по тропе, через пару километров увидишь раздвоенную сосну и кусты малины. По тропе не иди. Сверни за малинник, там увидишь тропинку, вот по ней и иди. Это контрабандный переход через перевал. Следующий проход через неделю, так что не столкнешься с мужиками, а если по главной, то на границе тебя снимут варги. Постарайся не попасться варгам - эти звери учуют, что ты ничейная еще. Тебе вдоль побережья. Там лес. Никуда не сворачивай. Недалеко от перевала Обитель Осененного, в которую тебе не стоит соваться. Ни с кем не говори, а если спросят чья - ты знаешь что ответить и показать.
  Я потянулась к шее, на которой, какой-то едкой краской Михась намалевал загогулну.
  - Граф иже Станещ.
  - Умница. До его территорий дней пятнадцать пешего пути. Краситель держится двадцать, но всё-равно постарайся не задерживаться. И, Лера, не суйся к морю, в лесу достаточно родников, чтоб напиться и вымыться. Поняла?
  - Поняла. Спасибо, Михась.
  Мутная пелена с глаз сошла солеными дорожками слёз, а на плечи опустились тяжелые руки Михася.
  - Береги себя, девочка, - невесомый поцелуй в макушку и удаляющиеся шаги.
  Я накинула глубокий капюшон и начала подъем. Мне предстояло добраться до территории вигов. И просить какого-то родственника Михася, чтоб помог с переходом назад, домой. Он маг. Страшно. Если меня поймают, то попаду на алтарь, где меня какой-то хрен должен лишить девственности. И всю оставшуюся жизнь буду подкармливать этого хрена своей, какой-то там Силой, которая должна после этого появиться. Это в лучшем случае. В худшем - то же самое, только еще спустят всю кровь, на жертвеннике. Потом этой кровью новорожденных, в храмах помазывают, типа оберега от болезней. Антисанитарию развели и жалуются, что смертность большая. Средневековье, блин.
  
  *****
  
  Велош давно разучился плакать. Еще там, в подвале материнского дома, будучи ребенком. Мать была зрячей, поэтому когда ему исполнилось восемь, увидела, что сын помечен Осененным. В ту весну Велош впервые попал в подвал. Но он был сильным, как просила мать и плакал тихонько, глотая всхлипы. А когда половицы скрипели, предупреждая, что в доме чужаки, замирал и боялся дышать. Мать предупреждала, что в храме ему не выжить, не с его характером, не с его везением и нужно прогнуться и молчать. Но он не мог молчать. Ни тогда, когда его привязывали к повозке, а мать к столбу на площади. Ни когда его заставили смотреть, как её стегут утяжеленным кнутом. Ни когда её тело обмякло, повиснув на веревках не подавая признаков жизни, а голос храмовника, что приехал за ним рокотал над площадью:
  - Так будет с каждым, кто посмеет прятать помазанников Осененного, не давая им исполнить своё предназначение во служении. Осененный всепрощающ и несмышленое дитя, обманутое Треядным, что шептал ему голосом этой женщины, направляет на путь предначертанный.
  Он не молчал и тогда, когда его самого стегали кнутовищем, а на спине бугрились кровавые борозды. Нет, он не молил о пощаде, а проклинал храмовников, но не плакал. Он продолжал быть сильным, но не смог ни молчать, ни прогнуться.
  И вот теперь, лежа на камне искупления, он тоже был сильным. Не плакал, как просила мать, но не прогнулся.
  
  Юрган был безжалостен, как все храмовые псы. Изгнанник с земель варгов, нашедший приют в стенах храма. Он терзал Велоша все семь дней пути до моря. Медленно выпуская когти проводил по спине, по плечам, по животу, вспарывая кожу, но не убивая. Искупление - обряд очищения кровью. И Велош истекал ею, окрапляя дорогу, а вместе с ним еще трое мальчишек. Они кричали, срывая голос, умоляли пощады в начале пути, в конце - быстрой смерти. Но не было в звериных глазах Юргана сочувствия, лишь мрачный интерес, сменяющийся садистским удовлетворением. Но Велош не просил, не умолял, лишь постанывал, когда боль становилась нестерпимой. Это злило Юргана, но пес продолжал методично болью доводить провинившихся до исступления.
  
  - Ты думал, что самое страшное - это я? - говорил Юрган, поливая раны морской водой, но Велош лишь крепче стискивал зубы, - Нет, маленький, упертый послушник. Самое страшное - это сирии, что будут заживо жрать твоё тело, продлевая агонию. Ты будешь умирать медленно, в отличии мальчишек, что уже искупили свою вину и нашли упокоение. Ты остался один, упрямый. Но что дало тебе твоё упрямство? Жизнь, чьи последние часы станут хуже смерти?
  Юрган схватил Велоша за косу на затылке и поднял голову, заставляя смотреть, на тела остальных. Перус, Менин и малыш, имени которого он не знал. Все они лежали на камнях у кромки Сиросского моря. И все были мертвы. Он остался один, упрямый, сильный, не плачущий, но один. И до сих пор звучал в ушах смех Юргана, и скрип удаляющейся повозки. Теперь он будет ехать быстрее и доберется до храма за дня четыре. Но его, Велоша, сына зрячей Винды, уже не будет. И посмертия не будет. Юрган знал, как заставить его плакать. Он оставил его лежать на животе, не видя неба, с которого Осененный смотрел на своих детей, но видя такой близкий и спасительный лес, по границе которого была защита от сирий. Но мечты о ней были так же напрасны, как и о том, чтобы извернуться и взглянуть наверх. И теперь Велош плакал, его раны горели огнем, а его душа навсегда будет заперта в этом камне - последнем его пристанище.
  
  *****
  
  И черт меня дернул на этот пляж...
  А ведь так браво топала! Всего за три дня я перебралась на ту сторону гор. Михась недооценил мои способности и я настроилась на десятидневный переход до пункта назначения. Контрабандная тропа тянулась вдоль горного хребта, в сторону побережья, резко сворачивая к каменным глыбам. Дойдя до которых я увидела небольшую расщелину, а пройдя первый заслон оказалась в каменном логе. Горы тянулись вверх, к небу, пытаясь пронзить его острыми вершинами и заморозить снежными шапками. Ручеек бегущий под ногами, бывший, наверное полноценной речушкой, когда-то, но отвоёвывав своё право на существование уставшей, иссякшей, оставившей о себе в воспоминание лишь узкую змейку вод. Красиво. И страшно. Представить, что каменные исполины сомкнутся, узрев во мне угрозу, или погребут под морозными шапками, заявляя своё исключительное право хозяина. Но я шла вперед быстро, уверенно, словно говоря: поклоняюсь, но не боюсь и не претендую на ваше грозное величие. И горы расступились, являя пологий склон с редкими деревцами, которые так же, как и вода воевали с горами за существование. А теперь искривленными наростами проросли на теле гор. Я перебралась за границу, на территорию варгов. И теперь ускорила шаг, практически пробегая по негостеприимным землям. Узкая же полоса открытого пространства не задерживала меня, а лес, начинавшийся у подножия, ласково принял под свою сень.
  Первый день я не ела. Не до еды было из-за переживаний и тревожных мыслей. Второй день начался с глотка воды и кусочка хлеба с вяленным мясом на привале. На третий же, забравшись вглубь леса, по ту сторону гор, устроила себе почти пир. Съев две картошины в кожуре, что достались мне в припасы, целых три кусочка мяса и слегка очерствелый пирожок с какими-то ягодами. А стянув плащ и теплые гамаши, изрядно мешающие,
  развалилась на поляне, под ласковым солнцем чужого мира. И, вроде, перестал он быть таким мрачным и устрашающим, а закрывая глаза, так и вовсе родным становился. Птицы весело щебетали прославляя весну, лес ласково шумел и радостно хлопали в ладоши листочков молодые деревца, постанывали вековые сосны, под тяжестью ветвей за которые дергал ветер. Умиротворение.
  
  И черт меня дернул на этот пляж.
  Где неприветливые волны чужого моря грозно били скалистый берег, а птицы здесь перепугано кричали: 'Уходи'. А я не могла отвести взгляд от камней стоящих у самой кромки воды, на которых напоминанием о дикости этого мира лежало четыре окровавленных тела. Один маленький мальчик, лет восьми, двое постарше, так же неподвижно лежавших под палящим солнцем. И третий парень, жилистый, длинный, лет восемнадцати, чьи затянутые пеленой боли глаза сейчас смотрели прямо на меня, а губы беззвучно шептали, но не могли перекричать птиц. Уходи - кричало всё моё естество, натянутая струна страха, готовая вот-вот лопнуть, но тело стояло, а глаза с каким-то нездоровым интересом наблюдали за существом, что выползало сейчас из воды. Вот лысый череп, без ушей, огромные глаза, почти идеальной круглой формы с вертикальным зрачком, две руки с перепонками между пальцев и хвост, длинный рыбий, что сейчас плетью тянется за синюшно-зеленым туловищем. Оно улыбается, обнажая острые акульи клыки, и принюхивается. Я вижу как раздуваются дырочки, что служат этой твари носом, как подрагивают плавники на спине, словно в предвкушении, как она подползает к маленькому мальчику, но понюхав продолжает ползти дальше. Не то - он мертв, а тварь почти подползла ко второму и я понимаю, что она чует еще живого паренька, что ползет к еще живому человеку, и если я ему не помогу - съест заживо. Второй тоже не подходит и тварь ползет дальше, а я, глупая я, пригнувшись, бегу со всех ног к камню и хватая паренька под мышки стягиваю с камня. Парень тяжелой тушей валится на меня, и вот я уже слышу его шепот:
  - Тупица, беги, брось меня, беги к черте леса, туда она не сунется.
  Но я уже перехватила его поудобнее и волоком тяну по камням, а тварь ползет. Она уже возле камня, на котором лежала добыча, живая, истекающая кровью. Нас не видно из-за валуна, но тварь ползет на запах крови и мы оставляем кровавую дорожку, словно приглашая её.
  - Брось, тупица, - шепотом кричит пацан, - тебе жить надоело? Это сирия, брось, ты не успеешь.
  Отстраненно думаю, что за 'тупицу' он мне потом ответит, когда мы уйдем от твари, тем более, что я уже спиной чувствую ласково зовущий лес.
  Голова твари показалась из-за камня, вот она победно оскалилась, теперь я знаю как её зовут - сирия. Сирия извивается, ускоряясь, почти бежит на руках, чувствуя близость добычи, но мы уже доползли до первых деревьев. Я продолжаю отползать спиной вперед, упираясь ногами, и тяну под мышки свою добычу, ту, что я отобрала у смерти, отобрала у сирии. И она понимает это и досадно, зло кричит, и звук её голова почти рвет перепонки, заставляя зажать уши руками. Тварь кидается на нас, но бьется о невидимый барьер. Раз и еще раз, извиваясь и истошно вереща.
  
  В ушах до сих пор стоит звон, руки в крови и непонятно, толи моей, что пошла из ушей, толи парня, что сейчас лежит на земле и смотря в просвет между кронами деревьев глупо улыбается. У него красивая улыбка, страшные, как и всё в этом мире, белые с черной точкой зрачка глаза, а кончики его ушей длинные и острые.
  
  *****
  
  Ежи рычал, рвал деревья от бессилия, но дальне идти не мог. Снова граница. Снова она ускользнула из лап. День, всего один день, снова один день... Только теперь граница старшего клана Горняков. Эти псы не пустят его к себе на территорию без пропуска Главы его клана или уважительной причины. А до гона еще неделя. Неделя в Рыльсе, провонявшемся насквозь потом и гнилью. Осененный, за что? Нет, он не мог упустить иномирку, а потому направился к дому, от которого взял след. И если его добыча и направилась к горнякам, то он должен знать, кто её надоумил, а если пошла дальше, что более вероятно, выбравшись к вигам, то куда конкретно она направляется. Не к Префекту же на поклон. Не такая же она и дура, в конце концов, раз умудрилась столько дней водить не самого слабого варга за нос.
  
  *****
  
  Он был жив. До сих пор не верил в это. Но горели раны на теле, всё так же нестерпимо хотелось пить и да, он кривил душой, когда кричал девчонке, чтобы бросила его. На самом деле желая обратного. А мать просила быть сильным, а сильным значит мужественным и он был. Ведь разве не мужество пытаться уберечь девушку от смерти, пусть не защитить, но уберечь словом от неправильного поступка. И он честно выполнил свою миссию. Но до чего же хорошо чувствовать себя живым! Пусть и жизнь эта чуть не стоила жизней им обоим.
  А она смотрела на него удивленно, изучающе. Не видела вигов? Нет. Если бы видела, то не была бы свободной. Хотя... Руна принадлежности есть, а смотрит удивленно. Где тогда хозяин её? Почему не удержал? Зачем было помогать приговоренному... бывшему храмовнику? Хотя как он может быть бывшим? Он может либо быть храмовником, либо умереть. Бывших храмовников не бывает.
  Но вот девочка встрепенулась, зашарила в мешке.
  - Промыть надо раны, в них соль, - не своим голосом сказал Велош.
  - Там, - она запнулась, непривычно ей вигское наречие на слух - недалеко ручей, я тебя могу... Потерпишь?
  - Потерплю.
  Знал Велош, что тяжело ей, даже волоком тащить. Но упрямая она, пыхтит, кряхтит, а тянет. Да и куда ему без неё сейчас? А бросит... Ну, значит бросит. Кто он ей? Спасибо, что спасла.
  - Не за что. Ты потерпи, еще чуть-чуть.
  В слух сказал последнюю мысль, а может и всё вслух говорил, но переспрашивать не решился. Решил взять себя в руки. Ему теперь долго восстанавливаться - руки и ноги переломаны, наверное в нескольких местах. Ходить еще долго не сможет. А может и позвоночник, потому что ног он вовсе не чувствовал, но тогда смерть была бы лучшим выходом. А он не умер проведением ли Осененного или волею этой хрупкой девушки, остался жить. И жажда жизни притупляла боль и стерла всё здравомыслие. И пришло понимание того, что и идти то ему некуда. И идти ли?
  - Почти пришли - пропыхтело за ухом и Велош смирился с мыслями о калечестве, вверяя свою судьбу в хрупкие девичьи руки.
  
  ...А вода поблескивала и переливалась всеми цветами радуги маня к себе, а Велош, всё более уверовал в проведение Осененного. Ведь каковы шансы были у него выжить? А он выжил. А каковы шансы были на то, что девушка наткнется на живой источник? Но вот он переливается и в журчании его Велошу слышался смех земли. Не злой. Добрых смех над неверием его.
  
  *****
  
  Он закричал. Кричал, словно от нестерпимой боли, словно не в ласковый теплый источник его окунула, а в лаву. Начал биться в судорогах и потерял сознание, а я сидела рядом с ним в воде и обняв баюкала, как маленького. И мысли не допуская, что он мог умереть. Не зря же я его час волоком по лесу тащила к источнику, из которого напилась, перед тем как меня к морю потянуло. Не зря спасала от твари той, сирии, что чуть не сожрала нас обоих. До сих пор передергивает от мысли, что могла. Ведь не зря?
  
  - Живой источник земля открывает очень редко. И только рядом с местом, где недавно был сильный всплеск энергии. А вода из такого источника лечебная и ценой в четыре меры золотом, - тихий голос Велоша и мерное потрескивание костра убаюкивали, - нам... тебе очень повезло на него наткнуться.
  - Жаль, что фляги только две, - сонно пробормотала я, - можно было стать богачами и не боятся, постоянно оглядываясь.
  - Можно, - протянул Велош, изучая моё лицо в отсветах огня, - можно, всё-таки спросить?
  - Можно.
  Какой-то странный разговор у нас с ним получается. С момента его пробуждения, до темноты и места ночлега.
  
  - Я Велош, - тихо сказал он и я открыла глаза.
  Наверное уснула, слушая мерное журчание ручейка, который выходя из под земли стекал в каменную чашу. Местность, по эту сторону гор была местами каменистая, в отличии от того леса, в котором я проснулась впервые. Я так устала и мне казалось, что это было много месяцев назад.
  На Велоше не осталось ни одной царапины, а сам он, словно впервые увидев, рассматривал свою руку, вертя её из стороны в сторону.
  - Ты как? - спросила я очевидное, но никакого вопроса более подходящего случаю в голову не пришло.
  - Хорошо, - ответил он выворачиваясь и заглядывая мне в глаза, - Иномирка?
  - Граф иже Станещ, - выпалила я заученное имя, а потом спохватилась, что Велош и не спрашивал: 'чья?' и быстро добавила, - мой хозяин.
  - Какой род? - с улыбкой в глазах спросил он.
  И я поняла, что попалась. Михась не говорил о каком-то там... роде виговом, чтоб не сказать хуже. А тут первый попавшийся по дороге парнишка меня вычислил. Вон, уже вовсю улыбается, смотря на мои метания.
  - Сдаюсь, - проговорила я, - не знаю.
  - Я так и понял, что ты беглая, но не бойся я такой же беглый, как и ты.
  - Ты хотел сказать бывший храмовник, которых нет в природе? - решила подловить его, его же методом.
  - Всё-таки вслух говорил? - засмеялся он, да так заразительно, что я тоже начала смеяться. Шок, страх и неуверенность уходили вместе со смехом, с истерикой, которая как быстро началась, так и закончилась.
  После этого мы перекинулись всего парой фраз: 'На' - сказала я, когда встал вопрос об одежде, которой у Велоша, естественно не было и протянула ему плащ с гамашами, которые так и не надела. 'Надо разжечь костер' - сказал Велош, когда солнце начало прятаться за верхушками деревьев, натягивая на лес покрывало ночи. ' Я за хворостом' - и я скользнула с поляны, на которую мы забрели уже в сумерках, в темноту леса и 'Ешь' - уже сидя перед костром и протягивая своему нежданному попутчику два кусочка мяса с хлебом, пирожок, одну из двух своих фляг и яблоко. Ел он жадно, быстро, но аккуратно, а я мысленно костерила себя, за недогадливость, ведь могла подумать, что он давно не ел? И протянула ему свой пирожок. Сначала он отмахнулся, но когда я сказала, что не буду тащить на себе его кости еще раз, принял.
  
  - Куда ты идешь? - выдернул меня из полудремы голос Велоша.
  - К графу иже Станещу.
  - Ты станешь его Силой?
  - Нет, попрошу о помощи, он маг.
  - Виги все маги.
  - И ты? - я зевнула.
  - И я.
  - А вернуть меня домой сможешь? - я уже еле внятно бормотала, засыпая.
  - Нет. Я не доучился. Бывший, помнишь?
  - Помню.А как это магом быть? Наверное интересно.
  - Обычно.
  - Обычно...
  - Так что потом, ты попросишь о помощи, а дальше?
  - А дальше, по обстоятельствам... и спаааать - зевнула я.
  - Спи - последнее, что услышала проваливаясь в сон, - глупенькая, но храбрая девочка.
  
  *****
  
  Велош подвинулся ближе к огню. Пошевелил костер от которого сотнями светлячков взвился жар, опадая пеплом. Велош боялся, что таким же пеплом могут осыпаться надежды иномирки. А ему бы этого не хотелось. Вот если бы он попал в храм в восемь, как все помазанники, то, наверное смог бы ей помочь, а так... Недоучка, пусть и с большим потенциалом, наличие которого не избавило его от самого страшного наказания. Затылок обожгла руна запечатанного дара. Если бы не она Юрган не чувствовал бы себя хозяином за стенами храма. Велош подпалил бы его собачью шкуру. Как на яву виг почувствовал запах паленого меха. А руна продолжала нагреваться, напоминая о бессилии своего носителя.
  Крамольную мысль, что можно было воспользоваться Силой девчонки, насильно, Велош гнал от себя. Продолжая выискивать иные способы и варианты развития событий. Но все выводы сводились к темноволосому комочку, что сейчас свернулся у костра и тихо посапывал.
  Не видел он раньше иномирок. Почему то, ему казалось, что они должны выглядеть по другому - носители Силы. А как? Как-то по другому, но не быть такими маленькими и трогательными существами. И глаза. У неё очень красивые глаза цвета неба, необычные для его мира, но всё равно красивые. Да и саму её Велош мог бы назвать красивой. Невысокого роста, едва ему по плечо и если бы он не был так истощен, то и не подняла бы она его, не спасла. Темные, словно ночь, почти черные волосы, прядь которых торчала из-под плаща, а на ней танцевали золотые блики от костра. Фигура, грудь - это не Вольна, что занимала его мысли дома, когда у него еще был дом.
  
  Вольна была высокой, тонкокостной, с белыми, словно облака волосами и огромными глазами. Вольна словно не замечала Велоша на улицах, даже не здороваясь и во время прогулок с подругами фыркала и брезгливо отворачивалась. Вот только ночами, в сарае, на соломе, стонала и цеплялась за него, как за спасение. А на утро снова немое пренебрежение. Велош не обижался. Что он сын зрячей, безотцовщина, мог дать этой прекрасной виге? Разве, что ночь любви и ласки. И он давал, отдавая себя без остатка. Но не ожидал удара в спину от той, что звала его самым замечательным, пусть и в темноте ночи.
  
  В ту ночь Вольна не пришла. Он не насторожился, такое бывало. А на утро кумушки сидящие на скамье у соседского крыльца громко обсуждали предстоящую свадьбу Вольны и Иргана - сына старосты. И сейчас не насторожился Велош, он знал, что рано или поздно это должно было случиться, но легкий укол ревности всё же ощутил. А в обед пришли храмовники и забрали Велоша, а мать его забили до смерти на главной площади. Вольна удовлетворенно улыбалась, стоя в первых рядах под руку с Ирганом, который сверлил Велоша взглядом, полным ненависти. И тогда Велош всё осознал. Но не понял. До сих пор не мог понять причин, по которым Вольна сдала его храмовникам.
  
  *****
  
  Очнулась я оттого, что на меня навалилось что-то тяжелое, а знакомый голос шептал на ухо:
  - Лерк, ты такая красивая и всё бежишь. Куда ты бежишь? А, Лерк?
  - Пусти.
  Наверное я потеряла сознание, ударившись головой, когда он повалил меня на пол. Мужские руки шарящие под одеждой.
  - Пусти, пожалуйста.
  И я забилась, вырываясь из чужих объятий. Брыкалась ногами, пытаясь достать руками и расцарапать лицо. Но он сильнее.
  - Будет приятно, - и запах перегара, заставляющий задыхаться не только от обиды и злости, но и отвращения. Твердый пол коридора, впивающийся бетонным холодом мне в спину. Я обмякла, перестав вырываться. Леха издал какой-то хрюкающий звук, пытаясь стягивать с меня домашние штаны.
  - Леш, пожалуйста.
  - Сейчас, сейчас, - продолжал пыхтеть он.
  Эхо подъезда, дверь в который так и осталась открыта. И теперь манила спасением, так близко и так далеко и между мной и выходом тяжелая туша пьяного, уже бывшего, друга.
  Собрав последние силы в кулак и воздух в легкие, заверещала, начав вырываться с удвоенной силой.
  - Тварь, - Леха схватился за ухо, в которое я кричала, а я выскользнула под отпустившую меня руку. Бежала, как никогда в жизни. Летела по ступеням с пятого этажа, вниз, к выходу из подъезда. А вслед мне летело:
  - Сука, ты вернешься...
  
  Оказавшись на улице еще долго бежала не разбирая дороги. Прохожие останавливались, оборачивались на заплаканную девушку в спортивках, футболке с надписью: 'Идите в жопу я фея' и босиком. Но продолжали идти по своим делам. Кому какое дело до подростков с их подростковыми проблемами? Перепила, накурилась, обкололась - читала я в глазах проходящих мимо. До вечера отсидела в городском парке, а мама мне не поверила.
  - Валер, что за глупости ты говоришь. Лёша Завнорский и насильник? - мама перевернула пирожок на сковороде.
  - Мам, но это правда! - я чуть не подпрыгнула на табурете.
  - Молчи и не клевещи на мальчика, - прикрикнула она на меня.
  - Что за шум, а драки нету? - мелкий, как всегда приходил в начале назревающего скандала, разряжая обстановку.
  - Митюш, бери пирожок, - мама еще со злостью в глазах, но уже оттаивающая от Митькиной улыбки.
  А шкет, не смотря на то, что всего восемь, важно прошел к миске, стоящей возле плиты.
  - С картошкой? - ткнул он в миску из которой призывно торчал зажаренный бок пирожка.
  - Да.
  - Самый лучший в мире.
  Брат схватил горячий пирожок и начал дуть, перекидывая с руки на руку. Мама умильно улыбалась. Но мелкий уже не видел её, продвигаясь к выходу из кухни.
  - Лер, пойдем посмотрим кинуху.
  - Пошли, - встала и уже было пошла следом, как меня окликнула мать. С надеждой обернулась, но мне протянули тарелку с несколькими пирожками.
  - Под кинуху, - мама улыбнулась.
  
  Сидя перед компом, уже доев все пирожки Митька обернулся ко мне и так серьезно сказал:
  - Я вырасту и убью его.
  И я чуть не расплакалась. Мой маленький защитник.
  
  *****
  
  Туман опустился внезапно и вот уже третий день стоял густой белой стеной. Достаточно необычный и плотный, такой, что на вытянутую руку не видно было ничего. Велош сказал, что нужно быть осторожнее и ни в коем случае от него не отходить - время туманов означало начало гона у варгов. И хотя их клановые земли были уже далеко за спиной, это не означало, что племенные варги не осели в этих лесах.
  Мы передвигались достаточно медленно, постоянно прислушиваясь к окружающему лесу, который молчал, в ожидании. Тишина и туман давили, заставляя постоянно оглядываться, в страхе встретится с хищником. А варги, по рассказам Велоша были хищниками и охотниками. И всё равно не успели среагировать на опасность - сбежать от хищника, ведущего свою добычу.
  
  *****
  
  Велош возненавидел туманы еще живя в родном поселке. Туманы означали неделю без охоты, ведь в леса выбирались варги в своей звериной ипостаси. Поговаривали, что на клановых землях варги охотились в любое время года, а не только во время кровавых туманов.
  Поселковый храмовник обводил границы охранной чертой, чтобы хищники не могли пройти. И всё равно это была сомнительная защита, ведь на старшие кланы она не действовала и любой варг старшего клана, случайно вышедший к поселению, мог разорвать всех его жителей. Это бывало редко - молодняк, обычно, держали в пределах клановых земель, а матерые старшаки не утрачивали разум. Но прецеденты были. И Велошу не нравилось ощущать себя беспомощным.
  А сейчас он был, как никогда беспомощен и перед варгами, и перед лесом, и даже перед девушкой, что сейчас жалась к нему. Руна запечатанного дара почти сошла, но не полностью, так и не давая Велошу пользоваться силой. Он лишь отдаленно улавливал силовые потоки земли, которые пели и звали Велоша зачерпнуть немного сладкого и пьянящего магического нектара. Но он держался, как мог, из последних сил держался, понимая, что может выжечь себя, если воспользуется этим предложением сейчас, когда руна обжигает затылок, хоть и не так сильно, как в первое время.
  А еще он чувствовал магию девушки. Не так, как землю, которая была ему ближе всего, не так, как огонь, танцующий вечерами и поющий свою песнь смерти и очищения, не так. Он чувствовал её отдельно. Чуждая его миру сила, которая стараниями Префекта, являлась периодически в их мир. Чуждая, но не настолько, чтобы земля не принимала её за равную себе, чтобы огонь не звал станцевать в его объятиях, чтобы весь остальной мир не принимал её и не обнимал, как любимую младшую сестру. Но Лера их будто не слышала, или просто не подавала вида. Но магией так ни разу и не воспользовалась, да и реакция мира была вполне мирной.
  И это было странно. Ведь из того, что он знал и чему его учили Сила пребывавшая в иномирках была несовместима с их миром и только союз хозяин-Сила мог обеспечить равновесие. Но вот то что он сейчас слышал и чувствовал и было равновесием с миром. А что же тогда случалось с другими иномирками? Их просто использовали как источник. Но зачем тогда обряд принятия Силы, если Велош и сейчас чувствовал, что может зачерпнуть из Лериного источника, не привязываясь обрядом? Столько вопросов и так не вовремя начались туманы...
  
  *****
  
  Как сладко пахло лесом, страхом и предвкушением. Пахло варгами, самками готовыми к гону и чем-то еще, чем-то неуловимо знакомым, чем-то желанным. Чем? Варг принюхивался к лесу, пытаясь вспомнить что же он такое упустил и что забыл, но память одурманенная запахами не могла никак вернуться. Ежи тряхнул головой, отбрасывая ненужные мысли и продолжил рвать тушу добычи, приманивая самок запахом крови и запахом сильного самца.
  Горнячки красивые, сильные и выносливые, способные дать отличное потомство. Вот первая самка появилась на поляне. Красивая лоснящаяся темно серая шкура, зеленые глаза - отличительная черта горняков, крепкие зубы. Красавица прошлась по краю поляны, демонстрируя себя и свои прелести. Зазывая Ежи в свою игру.
  Тут на поляне появилась пепельная самочка. Оскалилась, увидев соперницу, но не напала. Знает, своё место. Прошлась взад-вперед, нервничая и подергивая хвостом. Она слабее первой, но что-то в её запахе есть такое, что заставило Ежи присмотреться к ней внимательнее. И вспомнить то, за чем он пришел. Иномирка. Ежи зарычал, заставив самок замереть и пригнуться к земле признавая его право сильнейшего и вверяя свои жизни ему. Ну что ж, Ежи готов поиграть и с ними и с их жизнями, а еще узнать почему от пепельной красавицы пахнет его иномиркой.
  
  *****
  
  Боль снова обожгла запястье, а кровь теплой струйкой потекла, капая на землю. И казалось мне, что земля плачет вместе со мной. Или это от потери крови? А Велош уже второй день не приходил в сознание. Я и не поняла когда привязалась к этому длинноухому пареньку, но почему-то переживала за него больше, чем за себя.
  На нас наткнулась небольшая стая варгов. Первой я увидела пепельную то ли волчицу, то ли кошку. Длинная морда с ярко горящими зелеными глазами с вертикальным зрачком, красивое поджарое тело и длинный хвост с кисточкой. Варга стремительно выскочила из тумана, скалясь и рыча. Она была где-то метр в холке и пугала просто, как хищное животное. Но следом за варгой появился Он. Его морда скалилась напротив моего лица, показывая остроту клыков толщиной мне в палец. Я чуть не потеряла сознание, а Велош сказал что-то непереводимое и рубанул по варгу столбом огня. Вот это я теперь понимаю, что означало их "маги". Варг заскулил и провалился в туман, откуда еще какое то время доносились рыки и поскуливание, а Велош осел на землю без сознания. Варга же прижав уши скрылась следом за поджаренным сородичем.
  Но так просто нас не оставили и уже через пару минут, пока я пыталась растолкать бессознательного попутчика, к нам вышел не менее крупный зверь, за спиной которого пряталась пепельная варга. Это потом, когда нас конвоировали до землянки, в которой жила стая, я узнала, что женщины варгов меньше, когда они перекинулись и стали отдаленно напоминать людей. Очень отдаленно.Тогда же они для меня были на одно лицо, ну или морду.
  И вот второй день кошко-волки или волко-кошки пьют мою кровь, а Велош так и не приходит в себя.
  Из подслушанного разговора я узнала, что Геолу - пепельную варгу отправили к важаку старшего клана горняков, чтобы сторговала меня за место в Клане для всех троих кочевников. Четвертого, как я поняла, Велош убил. А его оставили в живых, только из-за моей метки, которая очень скоро должна сойти. Но меня это не очень волновало, меня сейчас вообще мало что волновало, и сон переплетался с действительностью. Которой стали два огромных зеленых глаза с вертикальным зрачком, что неотрывно смотрели на меня сквозь мутную пелену полуобморока, занемевшее запястье и рык - последнее, что я услышала, проваливаясь в спасительную темноту.
  
  *****
  
  - Она душа...
  - Она душа...
  - Сохрани душу.
  - Душа мира...
  Вязкая серая субстанция в которой плавал Велош была повсюду, она обнимала тысячами рук. И отовсюду доносились голоса. Они шептали, они кричали, плакали и угрожали. А Велош никак не мог проснуться. Он барахтался в непонятном забытии, слушая голоса. Он умер? Последнее, что он помнил было то, что он зачерпнул несколько огненных нитей, что тянулись невдалеке, где-то под землей, но земля не была против. Она напевала ему и направляла. А потом его оглушило потоками иномирной силы, которая, словно прорвав плотину ринулась к его иссушенному источнику.
  - Ты жив...
  - Мертв.
  - Бездушный...
  - Один...
  - Спаси...
  - Спаси душу...
  Велош не понимал ни слова и всё же слова болезненными ранами прорастали на его несуществующем теле, а тысячи рук тянули куда-то. Он упирался, отбивался оставаясь на плаву и нигде, но устав отдался течению. И серое нечто потянуло его куда-то. На дно или наверх? Он не понимал где в этом пространстве верх и низ.
  - Душа...
  - Душа мира...
  - Спаси душу.
  - Спаси всех.
  - Спаси себя...
  Полумрак отпустил и теперь он плыл в невесомости.
  - Ей больно...
  - Страшно...
  - Одиноко...
  - Одиноко.
  - Больно.
  - Спаси душу мира! - крикнуло где-то над ухом и Велош очнулся под землей.
  
  *****
  
  Проснулась я оттого, что меня кто-то тихонько тряс за плечо. Открыла глаза и уткнулась взглядом в белые глаза с черным зрачком. Велош. Я и не поняла, как очутилась в его объятиях, а его тихий голос, что-то напевно-клокочуще мне говорил.
  - Ауон кл кло кн амно мн? - пропел он отстраняя меня и взглянул туда, где должен был висеть кулон.
  Кулон снял Гром - вожак, сегодня с утра, когда я попыталась с ним заговорить.
  Велош отстранил меня и пошел куда-то вглубь подземного жилища варгов. Это была достаточно большая нора вырытая под землей, с землистым неровным потолком, со следами от когтей, и такими же стенами и полом. Небольшое отверстие в потолке, под которым располагался костер и кучи еловых лап с какой-то ветошью справа от него. А на этих кучах... Я отвернулась, подавляя рвотные позывы. А Велош подойдя к телам, недавно живых огромных животных, сделал какой-то пас рукой. Я услышала, как зазвенел воздух, а повернувшись увидела, как над его рукой вспыхнул маленький светлячок, который сделав пару кругов над раскрытой ладонью вига, полетел к стене и нырнул под лежанку. Велош пошел следом и засунув руку достал какой-то сверток. Вернувшись ко мне он развернул тряпицу, и я увидела кучу разнообразных украшений, среди которых был и моё. Кулон занял своё место.
  - Пойдем, Лера, земля говорит, что пора уходить.
  - Земля?
  - Я позже объясню, идем.
  Велош потянул меня к выходу, а поднимаясь наверх по узкому лазу я услышала дрожь земли. Хотела обернуться, но меня отдернули слова:
  - Быстрее, Лер, сейчас тут всё обвалится.
  Взбиралась по лазу я быстро и щурясь, потому, что снаружи стоял теплый солнечный день.
  - Сколько я был в беспамятстве? - Велош тянул меня за руку, а за нами послышался странный звук. Я обернулась и увидела, как курган, под которым располагалась землянка, оседал вниз, погребая под собой тела варгов и их пристанище.
  - Сколько, Лера?
  - Дня два... А?
  - Потом, Лера, я всё объясню потом. Нам надо спешить. За нами идут, - Скольких варгов вожак отослал?
  - Одну, но откуда ты знаешь, Веля, что это значит и что вообще произошло под землей?
  - Лера, я говорил, что все виги маги?
  - Ну да. И я видела как ты шандарахнул того варга огнем...только потом отключился...
  - Отключился..., - Велош словно пробовал на вкус это слово, - хм, отключился я потому что ты следом шандарахнула по мне своей силой. И не перебивай меня. Ударила чистым потоком энергии так, что мой внутренний резерв расширился вдвое и организм отключился, привыкая к новым способностям. Я не знаю намерено или нет...
  Я замотала головой. Конечно не специально я его вырубала. Я даже и подумать не могла, что могу.
  - Не важно. Просто теперь я более отчетливо ощущаю мир и тебя. Сила твоего источника не изменилась. В мире тоже всё осталось по прежнему, значит равновесию ничего не угрожает. Из-за чего у меня возникает множество вопросов. Но ответы на них я получить не смогу, а если и смогу, то это будет последнее, что я узнаю в своей жизни.
  - А?
  - Почему? - я кивнула, - Потому что ответить может только Префект. И мне кажется, что делится своими знаниями он не очень желает.
  - А?
  - А спешим мы потому, что блуждая в тумане мы вернулись и подошли слишком близко к землям горняков и с их стороны к нам, или за нами, движутся пятеро варгов. Правда, с разных сторон, но мне как-то не хочется проверять свои догадки дожидаясь их.
  -А?
  - Молчи, потом поговорим, а то дыхание сбивается, а отдыхать мы не остановимся еще несколько часов, пока не доберемся до безопасного места.
  Какой разговорчивый стал! Но я сдалась. Молча топая ведомая своим длинноухим попутчиком.
  
  *****
  
  Еще один год... Еще один триадный год и ничего бы этого не было. Не было бы ни погони, ни Обители Осененного, ни торфяника, через который они сейчас пробирались, ничего. Но и не было бы и её иномирки с глазами цвета неба.
  Было бы совершеннолетие, после которого его бы уже никто не смог насильно сделать храмовником, была бы спокойная жизнь в поселке, была бы жива мать.
  Мама... Что он о ней знал? Кроме того, что она зрячая и того, что в поселке говорили, что она пришла уже в сроке - ничего. Но кто ж зрячую еще и, как поговаривали, благородную, погонит? Вот и осталась она, родила Велоша. Жили они на окраине и не мешали ни кому, да и на помазание в Верголис мать его не возила, на сколько он знал. Но зрячей не перечили. Зрячая видит нити судеб и лучше знает что ей делать.
  - Веля, нам долго еще? - устала, девочка, еле ногами перебирает.
  - Нет. Вон невдалеке рощица, видишь?
  - Угу.
  - Вот там остановимся на ночевку. Варги в болото не сунутся.
  - Откуда ты знаешь, тебе земля сказала?
  Глупенькая, маленькая - они же звери.
  - Нет. Они просто слишком остро чувствуют запахи и потеряют наш след еще на подходе к болотам. А без него на болотах ночью им делать нечего.
  - А мы, как же мы без костра? - спросила, уже усевшись на землю и стягивая мокрые сапоги.
  - Увидишь, это сюрприз.
  Наверное, в родном её мире нет ночных светляков, подумал Велош, раз спрашивает. Вот и посмотрит, значит. А ему еще нужно подумать как зайти в Верголис и не привлечь к себе внимания. Разузнать о графе этом, Станеще, и не попасться в лапы варгов, хотя в городе они нападать вряд ли будут. Да и к храмовникам попасть тоже не желательно, и к властям... В общем надо думать. И Велош принялся доставать нехитрую снедь из заплечника, который успел забрать из логова варгов. Прихватив к Лериному еще пару одеял, немного еды и не очень удобную обувь, для себя. Но всё лучше, чем босиком.
  
  *****
  
  В Центральном зале Верголисского Храма было тихо. Редкие прихожане заходя в арку центрального входа, молча кланялись статуе Осененного - самой большой из всех храмовых, которая могла поспорить по величине даже с изваяниями Обителей. И так же молча проходили в небольшие дверки которые были по всему периметру зала. Там, получая благословение или помазание для своих новорожденных. Сегодня был день раскаяния и поток людей не иссякал, только тишина от этого, казалось, становилась только гуще. Даже младенцы стихали, словно боясь нарушить священный покой.
  Только одному вигу было всё равно и на благоговение толпы и на страх храмовников. Ему, в принципе, было всё равно. В зале, точно повторяющем контуры центрального, расположенного ярусом ниже, под землей и освещенного не дневным светом, что льется сквозь прозрачный купол, а тысячами свечей, он безучастно наблюдал как уходит жизнь из женщины лежащей на жертвеннике.
  - Будь ты проклят, треянный! Будь проклят! - уже не кричала, но шептала она проклятия, а жизнь капля за каплей стекала по кровостокам в большую церемониальную чашу, - бездушный приспешник триадного.
  Мужчина расплылся в снисходительной улыбке. Подошел к постаменту и наклонился над жертвой.
  - Милана, милая, - прошептал он ей прямо в ухо, - а почему ты решила, что я его приспешник? Я и есть триадный.
  Женщина отшатнулась от мучителя, насколько позволяли ремни, стягивающие её, крепко фиксируя тело и руки, и полными ужаса глазами взглянула на вига, который снова потеряв к ней интерес следил за потоком жизненных сил, вытекающим из разрезанного запястья.
  - Пресветлый осененный! - воскликнула она, по обыкновению дернув рукой, чтоб сделать охранный жест.
  - Ты до сих пор веришь в эти сказки, Милана? - вновь обратив на неё взор укоризненно сказал он, внимательно всматриваясь её в глаза, - Даже так, зрячая? Ну что ж вынужден тебя разочаровать - Он тоже тебя не спасет. Или ты видишь у себя над головой хоть кусочек неба?
  Женщина из последних сил забилась в путах, осыпая вига проклятиями, и тут же обмякла.
  Он подошел к постаменту, шепча что-то, и припал к запястью жертвы, выпивая последние капли крови.
  Она умерла.
  Завершив обряд, несколькими жестами и отпив из церемониальной чаши, он встал и направился к единственной в этом помещении арке выхода. Он стен отлепились несколько темных силуэтов и держась в тени, подальше от света свечей, двинулись следом.
  Префект не оборачивался. Он знал, что охрана неотрывно следует за ним, поэтому накинув капюшон, вышел из зала.
  - Светлейший, - склонился в поклоне Преподобный Ауст.
  - Ауст, что говорит Ригст?
  - Преломление...- заблеял храмовник.
  - Ауст, я понимаю, как это делается, я не понимаю - кому хватило наглости это сделать? Что-то выяснили?
  - Точка выхода на клановых землях старшего клана Низинных.
  - Низинные? Хм... Кусаться вздумали пёсики? Я понял. - проговорил он сам себе и направился дальше по коридору к тайному выходу из храма.
  
  *****
  
  Девушка молчала, сняв с себя мокрую одежду и обувь, она по макушку замоталась в одеяло. И теперь, сидя на краю суши с восторгом наблюдала, как просыпаются светляки. Велош последовав её примеру, теперь развешивал на деревце свои нехитрые пожитки.
  - Так красиво, - выдохнула она, у него за спиной.
  - Что? - он обернулся, завершив своё занятие, и теперь прошуршал к ней, усевшись рядышком.
  - Красиво очень, - она повернулась к нему.
  - Да. А, казалось, что может быть красивого в такой вони? - Велош постарался улыбнуться, но его шутку она не поняла и снова отвернулась, осматривая окружающее пространство, как завороженная.
  И посмотреть, наверно, было на что: деревья загорались одно за другим, переливаясь всеми оттенками синего. Светляки двигались, и казалось, что это и вправду огонь, огонь ночи, в котором сгорали коряги и искривленные стволы деревьев. Загорались и тухли кроны, и всё это сопровождалось тихим потрескиванием, побулькиванием и завыванием торфяников. Красиво. Только Велош, думал, что уже разучился любоваться красотой. Как - то без особого энтузиазма следя за передвижениями гноеедов. Светляки - красивое и романтическое название, которое прилипло к этим букашкам с легкой руки каких-то влюбленных древности. На самом деле они питались гнойниками - ядовитыми грибами, которые росли здесь же, на болотах, они так же флюоресцировали, только если любое живое существо съедало такой гриб - в течении месяца сгнивало заживо. А этим тварькам - ничего, ползают себе, светятся ночами. За своими некрасивыми мыслями о красоте Велош не заметил как внимание девушки переключилось на него.
  - Вель, ты обещал мне кое что объяснить, - прервала она его размышления.
  - Что ты хочешь знать, спрашивай?
  - Там, в норе у варгов, ты говорил что-то о том, что с тобой земля говорила..., - она как-то запнулась и странно на него глянула.
  - Ну, как говорила, - он замялся не зная как объяснить очевидное, то, что чувствуешь всю свою жизнь, как часть её, - она, как бы не так говорила, как сейчас мы с тобой... Я не знаю, как это объяснить.
  - Это как-то связано в магией?
  - И да и нет. Понимаешь... Ладно, давай попытаюсь издалека, - он поерзал, усаживаясь удобнее и собираясь с мыслями, вспоминая как ему это объясняла мать. Но он то это чувствовал и слышал, поэтому и понимал её. А девочка не знает практически ничего о его мире, не чувствует ни себя, ни свою магию, ни мир, который продолжает взывать к ней. Даже Велош улавливает периодически этот зов, а это значит, что её должно просто оглушать, но она не реагирует. Поэтому Велош даже не знал с чего начать.
   - Магия она как весь мир, понимаешь. Она неотъемлемая его часть, пронизывающая его насквозь своими нитями. Понимание её и ощущение растет вместе с магом. Мы рождаемся такими. И чем больше внутренняя сила, резервы - тем лучше маг может чувствовать. И я, как достаточно сильный маг вижу и слышу, и землю и огонь - они мои основные помощники. Кто-то чувствует реки и родники, кто-то ветер, хотя нет, после твоего удара я тоже их чувствую, но не так отчетливо, как землю, с которой я с детства учусь общаться.
  - И вы все такие, ну виги, ты говорил, - её странный взгляд, отблескивающий бликами светляков, не давал Велошу собраться с мыслями.
  - Кто-то больше, кто-то меньше. Сильные маги, умеющие по максимуму использовать силы помощников, всё же редкость.
  - Ты называешь землю помощником, не стихией...
  - Она же мне помогает, по жизни. Ведет, вот как сейчас, в обход глубоких топей, подсказывает, если кто за нами идет. Хотя... такого раньше не было, и я списываю такую помощь на твоё присутствие. Она, ведь и тебя оберегает.
  - Меня?
  - Тебя. Ты очень сильный помощник. Источник силы, как и сама земля. Наверное, поэтому...
  - Я не знаю, я не чувствую ничего такого. Может из-за того, что меня не тогой, - она замялась, - ну там, в храме вашем.
  - В Обители. Тебя призывали в обитель. Но что ты имеешь ввиду, что не попала в Обитель?
  - Ну, да и меня не от... хозяйничали.
  - Не провели обряда единения с хозяином? - Велош слегка смутился, да и девушка выглядела смущенной.
  - Может. Но тот обряд, конкретно для тебя никакой пользы бы не принес, просто связал бы на всю жизнь с хозяином. Это как... Ну, вот если бы родился слабенький маг, едва ли улавливающий зов своего помощника, ну допустим земли. И ему бы провели обряд единения с водой, тогда он мог бы насильно... - и Велоша осенила страшная догадка, что такое, ведь действительно возможно и тогда водные нити бы дергали насильно и...
  Велош услышал плач земли. Нити силы натянулись и зазвенели.
  - Веля, Вель, - донеслось откуда-то издалека, и Велош не сразу сообразил, кто его зовет, - Веля, ты что уснул?
  - Нет, я просто... Просто задумался. О чем ты там еще хотела спросить?
  - Я не знаю. У меня была куча вопросов. Только сейчас как-то и нечего спрашивать. Вроде всё понятно и с силами вашими и магами и помощниками. Только ничего, нафиг, не понятно, - она грустно вздохнула, и снова уставилась на светящуюся рощицу впереди, а Велош вспомнил вопрос, который мучил его уже неделю.
  - Лера, а можно я у тебя спрошу.
  - М-м-м, - она повернулась к нему, - спрашивай.
  - Почему ты меня спасла, ну там, на берегу. Я вот всё думал, думал и никак не мог найти объективных причин для того, чтоб попытаться спасти незнакомца, рискуя своей жизнью. Нет, ты не подумай, я благодарен, - он заглянул ей в глаза и замолчал. В них застыло горе, тоска и слезы.
  - Ты брата мне тогда напомнил младшего..., - она замолчала и отвернулись, и Велош решил, что она больше ничего пояснять не будет, но она продолжила.
   - Митя умер пол года назад, знаешь, - она резко повернулась к нему, - он тоже так лежал, только в больнице, тоже лысый и с полными глазами слез и боли. Но не плакал. Он никогда при маме, да и при мне не плакал. А его жрало изнутри. Рак. Это такая тварь, типа вашей сирии, только если она появляется внутри, то её, почти никогда не выгнать... Мы пытались,- она всхлипнула, - и врачи и... Но он умер. И я подумала, тогда, что брата я спасти при всем желании не могла, а тебя могла. Хотя бы попытаться что-то сделать...
  Она снова всхлипнула, а Велош не сдержался и обнял её.
  Девушка плакала, а он молчал поглаживая её по спине.
  - Спасибо, - прошептал он.
  - Ты уже говорил, - она вытерла уголком одеяла лицо и шмыгнула носом.
  - И еще не раз скажу.
  Так они и сидели в обнимку. Он - занявший в её сердце место рядышком с местом брата и она - занявшая в его сердце место рядом с матерью, которая когда-то сказала Велошу, чтобы он никогда не ходил на болота, потому что они отнимут у него сердце.
  
  *****
  
  Черный зверь метался на границе болот. Тонкая ниточка еле уловимого запаха, что стала для него почти родной, снова ускользнула. Только теперь эта ниточка растворилась в запахе гнили, сырости и сероводорода. Именно последний напрочь отбил сейчас нюх Ежи и Ежи снова оставили "с носом". Точнее без оного, но это уже тавтология и ненужные мысли, от которых злость с еще большей силой поглощала варга. Он, младший сын главы самого сильного и многочисленного клана, рожденный кровью - снова упустил свою добычу. И именно этот факт всё более подстегивал его. Уже перестало быть важным то, что он шел за иномиркой, перестала быть важной изначальная задумка - рождение сына, который по силе должен был превосходить его отца и свергнуть его, став вожаком. Ежи не под силу была такая кампания, а вот сыну иномирки - сыну источника силы, вполне. Не зря же он столько лет изучал всевозможные книги, что остались со времен первого прорыва. По крупицам вырывал знания, которые не предназначались для простых смертных. Он хотел, наблюдая за тем, как уходит жизнь из его родителя увидеть гордость за своё потомство в его глазах. Ведь для варга самое большая гордость - это сильные, умные и хитрые дети.
  Только план изначально дал трещину. И теперь Ежи жалел о том, что так быстро убил своего распорядителя, ведь это из-за него он не был вовремя на месте выхода. А ведь Ежи влил в заклинание искажающее призыв Вега столько крови... Почти три сотни жертв и всё напрасно.
  И хлюпала зловонная жижа под его лапами, а хвост остервенело хлестал бока. Но зверь не видел со стороны каким умалишенным взглядом всматривается вдаль, туда, где в сумерках начинали свои дикие танцы деревья, облепляемые сейчас гноеедами.
  
  *****
  
  Истерика немного прояснила мне голову, в которой тут же зароились сотнями вопросы. И сидя в теплых объятиях своего иномирного длинноуха я раскладывала всё, что слышала от него, от Михася и от покойных варгов.
  Получалось. Получалось... Получалось, что я влипла со своей Силой, невесть откуда взявшейся. Но, это можно предположить, что мы там, на Земле у себя все маги, только магичить нам нечем, или просто не умеем. А здесь я редкая редкость, которую уже должны искать. И что теперь делать - просто не приложу ума. Удавиться, что ли? Но жить-то хочется! А как жить, если всю жизнь придется скрываться и бежать? Куда бежать? Что я знаю об этом мире и его обитателях, кроме того, что у них, практически всё: и религия и ритуалы и рождение - всё завязано на крови.
  - Вель, а если мы с тобой лишим меня... девственности - это как-то мне поможет? Сама не понимаю, откуда в моей голове такие мысли, но почему-то показалось, ну там кровавый ритуал и всё-такое...
  Его рука, до этого поглаживающая меня по спине остановилась, но через секунду продолжила движения, но Велош молчал и не торопился отвечать на этот вопрос.
  - Вель, я поняла - глупость сморозила.
  - Нет, - перебил он меня, - не глупость, но я не уверен, что знаю как правильно это сделать, чтобы тебя обезопасить, а не подставить.
  - Ну, а что там делать? - щеки горели огнем, но я продолжила, - тык, и всё - я уже женщина и интереса никакого ни для кого не представляю.
  Он странно затрясся. Вывернувшись из его рук заглянула в ему в лицо, а он дико и бессовестно заржал. Я ткнула его кулаком в плечо и решила обидеться, отвернулась, даже губы уже надула, а он резко развернув меня к себе лицом, поцеловал. И я бы возмутилась, да только слова застряли где-то в горле, а мысли разом испарились. Мне стало жарко, потом бросило в дрожь, когда его руки прикоснулись к плечам, с которых сползло одеяло. В голове зашумело, а в легких перестало хватать места воздуху, который со стоном вырвался из груди.
  Велош резко отстранился, а пока я соображала, что произошло - натянул на меня одеяло по самый нос, обхватил руками, не давая шевелится, и начал говорить.
  - Лер, я не представляю как то, что ты говоришь, происходит в вашем мире, но у нас это может быть только ритуалом привязки. И простого "тык" - не получится. Это не очень приятный ритуал и после него ты уже никогда не сможешь стать чьей-то, а если кто-то и покусится, то умрет. Связанных кровью метит сам мир, он же и казнит нарушителей. Да, и это древний и запрещенный ритуал. И как его проводить, конечно же, в Обители не учат. У варгов просто "тык" происходит при случке во время гона, но они животные, псы. А ты же ведка, хоть иномирная и со странными глазами.
  - Я человек, а не ведка. И у людей именно просто "тык" и происходит, когда девственники, - почему-то начала злится я, - значит мы животные, по твоему? Как тогда ваши девушки лишаются девственности?
  Велош поменял моё положение, теперь заглядывая мне в глаза с каким-то странным выражением на лице.
  - В храме лишаются, на алтаре.
  - И что муж или кто там... жених, парень не тыкает в них своим, - я повела бровями, скосив глаза в сторону той вещи, которой должно это производится, - этим...
  - Тыкает... - всё так же странно и внимательно смотря, ответил он, - только не муж и не жених, а храмовник тыкает и не этим, - он повторил мою мимику, - а специальным ритуальным стержнем, после первой крови, что роняет девушка.
  У меня шевелились волосы на голове. Я не ожидала такого ответа и открывала-закрывала рот пытаясь спросить еще что-нибудь, но тут же закрывала, понимая, что больше ничего спросить не могу.
  - Лера, я никогда с иномирками дел не имел, поэтому даже боюсь спросить. У вас что тоже гон, как у варгов?
  - Тьфу на тебя, - теперь я точно обиделась и вывернувшись из его объятий пошла к деревцу, на котором болтались мои шмотки. Потрогала их, убедившись, что они еще влажные и увалилась недалеко от них на землю, подмяв под голову третье одеяло, которое Велош вынес из логова варгов.
  - Лер, ты обиделась? - раздалось со стороны Велоша.
  - Я сплю, - буркнула я.
  - Лер, не обижайся, - прозвучало уже ближе.
  Велош лег рядом и притянул меня спиной к себе. Я было дернулась, но он шикнул.
  - Так теплее будет. И, правда, не обижайся на меня. Для меня это дико и неправильно то, что ты говоришь. Ладно при проведении ритуалов и привязок, но чтоб так, просто так лить вторую по ценности кровь...
  Я вздохнула.
  - Мне тоже дико то, что ты рассказываешь. Но давай поговорим тогда завтра, выспимся и на свежую голову, а то на ночь - мне кошмары будут сниться.
  - Хорошо, - выдохнуло мне в макушку.
  - Только можно еще вопрос?
  - Хм... А как же кошмары?
  - Я последний. Мне просто интересно. Ты сказал "вторая по ценности", а первая какая?
  - Предсмертная.
  Больше вопросов задавать мне не хотелось.
  
  *****
  
  Утро в Верголис пришло незаметно. Точнее заметно для прислуги, только для баронета иже Ульстен оно проходило как обычно: утренний моцион, одевание, завтрак, поход по модным магазинам... Сегодняшний обед - единственное, что должно было привнести разнообразие в жизнь молодого повесы. Не очень приятное разнообразие. Сегодня он встречался со своим возлюбленным, только повод для встречи не радовал молодого мужчину.
  Обед проходил в напряженном молчании. Виконт иже Станещ со своим отцом принимали несколько заинтересованных семей. Заинтересованных в замужестве и не боявшихся сплетен о том, что уже пятый год невесты, которых выбирал себе виконт погибали в течении полугода после объявления помолвки.
  Чета вигских виконтов Веллиса - Жеонж иже Леныш с супругой леди Мелиндой и дочерью Ролью. Ведский барон Мордо Вернанский с очаровательной воспитанницей Гловер. И скромный в своем обаянии и роли друга, баронет, третий сын награжденного посмертно ратника Префекта, Грона иже Ульстен.
  Роль попеременно строила глазки то Врану, то предполагаемому жениху Тору, что не прибавляло ей очков в соперничестве за будущего супруга. Гловер сидела тихой мышкой, не поднимая глаз, лишь когда отец её расписывал преимущества приданного, что он оставлял за дочерью - не много ни мало одну из своих вилиевых копален и небольшой завод по переработке того же вилия, слегка покраснела. Завидная невеста, думал Вран, завидная и выгодная для графства, красивая, скромная, хоть и ведка, но... Тем обиднее будет её убивать, ведь ревность уже ворочалась клубком змей в душе баронета, мешая дышать.
  Отобедав гости разошлись отдыхать, в загородном поместье, где предполагалось жить молодоженам и где последние пять лет жил виконт Тор иже Станещ. Только баронету не отдыхалось, в его голове созревал план устранения соперницы. Он помнил каждую девушку, что после совершеннолетия Тора, его Тора, приходили на подобные обеды, традиционно раз в год, в день наречения. И помнил каждый "несчастный случай", что происходил после помолвки. Помнил, просчитал и осуществил.
  - Ты будешь моим, Тор, - прошептал баронет, он лежал на кровати и мечтательно рассматривал резной потолок, - пусть пока ты этого и не знаешь...
  
  *****
  
  - Лера, лерочка... Вставай, соня.
  - Мам, я еще полежу.
  - Лера, нельзя спать, надо встать, моя хорошая.
  - Ну, мам...
  - Лера, они идут, бегите, - сквозь дрему я не понимала, о ком мне говорит мамин голос.
  - Кто?
  - Беги!!! - крик прямо в ухо и я резко села и осмотрелась.
  Ну, дура, как есть дура. Сижу посреди болот на импровизированной кровати и разговариваю с мамой, которая осталась где-то там, за границами миров. Вместе со мной подскочил и Велош, что устроился на ночь у меня под боком.
  - Что случилось? - спросонья он такой милый оказался: трет кулачками глаза и сонно оглядывается по сторонам.
  - Ничего, сон...
  Утро уже забрезжило над кривыми руками-ветками деревьев, что тянулись ввысь, пытаясь прикоснуться к небу, впускающему утреннее светило. Разнеженное только-только проснувшееся, оно потягивается, смахивая с небес дрему ночи, и чинно входит в двери нового дня. Рассвет красив в любом мире и в любой его точке. Только пока я наблюдала за акварелью, разливающейся по небосводу, Велош снова прилег и закрыл глаза. И вдруг сам резко подскочил.
  - Лера, они идут, - выпалил он и помчался к дереву, что мы использовали, как сушилку, - одевайся, бежим!
  Дежавю. Только этим словом я могла охарактеризовать услышанное, но подчинилась и не задавая лишних вопросов начала натягивать так и не успевшие до конца просохнуть одежки. У меня не было причин не доверять чутью парня, а вот что за..., и почему тоже самое всего несколько минут назад мне говорил мамин голос, во сне - надо еще выяснить.
  Выдвинулись в путь мы быстро. Велош покидал наши скудные пожитки в вещь мешки, сгрузил их на себя и за руку, чуть не волоком потянул меня за собой. Когда место нашего ночлега было уже далеко, я решилась задать вопрос.
  - Вель, кто за нами?
  - Варги, - не сбавляя темпа выплюнул он, - маги. Слабенькие, но рожденные кровью.
  - Это как это?
  Веля затормозил резко, так, что я чуть не впечаталась ему в спину. В сторону отойти и на шаг не могла - сухая тропка была очень узкой, а по обе стороны была топь. Виг глянул на меня через плечо и продолжил движение.
  - Варги изначально не наделены магическими возможностями. Их племя первое придумало использовать кровь в обрядах, и Осененный не воспротивился, - несколько минут мы шли в молчании, потом он продолжил.
  - Рожденные кровью - это как бы наполовину варги. Туманы. Они приходят охотиться на наши земли только во время кровавых туманов и уводят наших женщин, но... Виги не так выносливы как их самки и рождая варга умирают.
  Дикость. Очередная дикость чужого мира.
  - И что никак не спасти? Ну там у нас кесарево делают, если женщина сама не может разродиться, - я же учила анатомию, знаю как это может быть, но тут же средневековье, мать его, - ну разрез делают, достают ребенка, потом зашивают и женщина живет себе дальше...
  - Это ничего не даст, Лера. Варги рождаются животными. Только после обряда омовения могут менять вид на более приемлемый для нас.
  Ну да, видела я этот "более приемлемый вид": двух метровое существо покрытое короткой шерстью. Ну если считать приемлемым руки-ноги, то это было, только руки длинные, как у обезьяны и с острыми когтями, ноги короткие и кривые, а морда... То есть лицо, если можно так назвать покрытую шерстью, со звериными глазами, с вертикальным зрачком, и пастью с клыками, морду...
  - Может просто никто не пробовал?
  Велош отчего то тяжело вздохнул.
  - Лер, варг перед рождением выедает внутренности выносившей его женщины, выгрызая себе дорогу к рождению. У самок варгов хорошая регенерация и они восстанавливаются после родов, да и детеныши не причиняют им такого урона. А виг, реже и ведок просто съедают заживо. Отсюда и силы магические.
  - Предсмертная кровь? - меня чуть не стошнило, пока он говорил, грёбаная живая фантазия и грёбаный мир с его кровавыми ритуалами.
  - Предсмертная, - подтвердил мои догадки Велош.
  Дальше мы шли молча. Велош периодически останавливался, прислушивался к чему-то и снова продолжал движение, петляя по болотам.
  
  *****
  
  Огромный замок зловеще поглядывал на всадников приближающихся к нему. Отсыревший, продрогший насквозь и простуженный сквозняками, что беззастенчиво гуляли по его нутру всю зиму. И даже весеннее солнце, что уже несколько месяцев пыталось приласкать его своим теплом, не смогло вернуть ему былой легкости и беспечности. Он был угрюм и неприветлив, как и его хозяйка, что давным-давно растеряла всё и сейчас просто существовала, продлевая агонию жизни, продлевая существование самого строения.
  Хозяйский сын, спешившийся во дворе, не намного отличался от неё. По вековым каменным ступеням он поднялся к дверям, что отворившись, подобно огромному зеву поглотили и его и его спутников. Единственное, что не нравилось замку в хозяйском отпрыске - это постоянный запах смерти, что исходил от него. Но он уже свыкся с этим запахом, который давно поселился в нем и постоянно исходил и от хозяйки....
  - Здравствуй, мама, - в комнату вошел Префект и остановился возле камина, в котором давно уже не зажигался огонь. Охранники тенями застыли в дверном проеме. Префект прошел к креслу, стоящему напротив камина и наклонился, всматриваясь в глаза скелета сидящего в нем. Кожа пластами отставала от костей, падая здесь же, внутренности разлагались, но в глазницах продолжали жить своей жизнью глаза, сейчас смотрящие на мужчину.
  - Мамочка, - он присел на корточки и положил руку на костлявую кисть, второй же нежно провел по виску, - прости, но я еще не нашел источник. Представляешь, его выкрали низинные шавки! Но я уже отправил к ним два десятка зачистчиков с посланием.
  Мужчина несколько раз нежно провел по черепу, с которого отпал кусочек кожи с седым клоком волос. Он поднял его, несколько мгновений рассматривая, а затем с силой сжал кулак.
  - Я найду его, мам, найду источник, и ты станешь прежней. Никто не смеет обманывать у Префекта!
  
  Замок сотрясало мелкой дрожью. Он стонал и осыпался мелкой крошкой, пока в нем бушевал разъяренный виг.
  
  *****
  
  Тор медленно шел по коридору, ведя рукой по стене и слушая камень. Дом злился. Вот только на кого? В такие моменты он жалел, что он слабенький маг и не слышит голос камня, только отдаленно, очень слабо улавливает его волнения. Ведь скольких смертей можно было избежать, зная кто так сильно неприятен его дому. Пять девушек красивых и не очень. Виг не верил, что смерти случайны и тем более не верил в проклятие о котором шептались не только слуги, но и знатная молодежь. Да и отец говорил о том, что нет никакого проклятия на нем и быть не может, а мнению отца - одного из сильнейших магов камня и огня графа иже Станещ, он доверял. Тогда кто? Кто убивает его невест, освобождая место подле него для себя? На этот вопрос мог ответить Торнхолл, который злился и ненавидел кого-то, кто пробрался в его стены. Но вот беда была в том, что услышать его мог только сам Тор, кровью которого дом привязали к нему еще в детстве, а он не слышал.
  Виконту жалко было ведочку, у которой в приданном было целое состояние, да и сама она была премиленькая: пухлые губки, курносый аккуратный носик и огромные глазища цвета ночного неба. Жалко, но отец не поймет, если сын выберет эту вертихвостку Роль. Тем более что в этом году были приняты меры и каждую девушку охраняло по несколько оберегов исключая магическое вмешательство.
  Рука мужчины отлепилась от стены, к которой он прижался в несбыточной надежде расслышать жалобу дома. Виг сжал кулаки, преобразившись из мечтателя всего секунду назад прогуливающегося по коридорам в сосредоточенного и серьезного мужчину, и чеканя шаг отправился в кабинет к отцу, чтобы обсудить с ним свой выбор и решить тем самым дальнейшую судьбу девушек. И все же виконт Тор иже Станещ надеялся, что в этом году Осененный сжалится над его избранницей.
  
  *****
  
  Два выжженных семейных поселения... Такие вести принес умирающий молодой варг первого гона с ультиматумом вернуть иномирку, которая по мнению Префекта должна была находится у Низинных. Огр был стар, но неглуп, да и не смог бы глупец удерживать место вожака последние пятьдесят лет, поэтому начал обдумывать давно созревающий план. Убить Префекта...снести голову главе храмовников, чей культ давно застрял костью в горле у всех.
  Но вдруг услышал предсмертный вой младшего сына, который прогремел в голове отца, когда тот добивал полумертвого варга присланного зачистщиками с пожарищ. Вожак обессилено опустил руку, даровавшую посмертие подданному, осмотрел огромный двор, в котором собралось почти всё поселение и издал траурный вой. Его подхватили все присутствующие и начиная от поместья вожака клана звук леденящий кровь понесся, подобно волне, разнося во все малые и большие селения весть о том, что погиб кто-то из сородичей. Погиб и сын вожака об этом следующим порывам ветра разнеслась волна звука, и последней шел призыв всех воинов.
  Варг мог простить несколько десятков смертей молодых самок и самцов, мог спустить даже сотню. Но сын... Сильный молодой маг, на которого Огр делал ставку в дальнейшем правлении кланом, его смерти вожак простить не мог и не хотел. Ведь этот выскочка виг, который негласно правил в Осение, да и к другим государствам приложил свою лапу, слишком зарвался. Да, он древний и Орг помнил его, когда еще был щенком. Да, он сильный маг и может призывать Силу из другого мира. Варг даже был согласен с тем, что сын перешел ему дорогу в своих экспериментах. А в том, что именно Ежи спер иномирку из под носа Префекта, Огр не сомневался. И от этого знания гордость за сына поднималась откуда-то из глубины, грея нутро варга.
  Но ничто из всего вышеперечисленного не давало ему права отбирать у него сына. И Огр будет мстить. Кроваво и безжалостно.
  К огромному зверю подошло двое самцов.
  - Отец? - обратился один из них.
  - Отправьте отряд в поместье Ежи, пусть заберут все книги, что найдут и не позднее завтрашнего вечера, чтоб были здесь. И отправьте Марла в Подозерье, пусть оповестят Улу, что мы собираем воинов.
  - А Оз? - спросил второй варг чуть нахмурившись.
  - Горняков оповестим уже в пути. Слишком близко они к Осение... И храмы..., - вожак обернулся, чтобы рассмотреть прозрачный купол храма Осененного.
  Варг замолчал, но сыновья больше ничего и не спрашивали, молча отправившись выполнять приказы отца. В глазах же присутствующих разгорался огонь охоты. В красных глазах низинных варгов, что сейчас, распущенные волею вожака разбредались по домам, разгорался азарт и предвкушение. Грядет великая охота!
  
  *****
  
  Они появились внезапно. Сначала я услышала тяжелое хрипловатое дыхание сзади, затем обернулась и затрепетать от ужаса. К нам подбирались варги. Свирепые морды скалились, тяжело вздымались бока, а из пастей капала слюна. Я застыла в невозможности отвести взгляд, но настойчивая рука Велоша продолжала тянуть меня спиной вперед. С каким-то нездоровым интересом я наблюдала, как звери неумолимо приближаются к нам, отставая всего на каких-то десяток метров. Догнали. Нам не уйти от этих монстров, осторожно пробирающихся, но неотвратимо идущих на нас. Ну вот и всё, подумалось мне, добегалась Лера. А куда бежала? Хотела уйти от взявшего след хищника, тем более с магическими способностями? А Велош, куда он смотрел, о чем думал и зачем внушил мне надежду на то, что всё образуется, что у них получится и звери не сунутся в болото? Против воли всхлипнула, картинка перед глазами поплыла от подступивших к глазам слёз, но когда моргнула поняла, что что-то изменилось. Варги опьяненные охотой и близостью жертвы не сразу заметили соперника. Огромный черный варг выскочил откуда - то слева из зарослей осота и зарычал идя наперерез небольшой стае. Ответный рык огласил окрестности и звери кинулись друг на друга, превратившись в огромный коричнево-черный меховой рычащий клубок, в который резко впрыгнули еще двое животных. А немного позади я рассмотрела пригнувшуюся к земле и поскуливающую пепельную варгу. Геола, подумала я, привела таки горняков... Побоище удалялось, Велош исправно выполнял функции тягача, утягивая меня от кровавого клубка дерущихся животных. Вот одного из варгов выкинуло из общей массы и отлетев он безжизненно застыл. Еще один рыча и скуля пытался подняться но, по видимому, передняя и задняя правые лапы были переломаны, или перекушены, и он постоянно валился на бок. Остались двое самых больших животных. Черный, что загородил нас и коричневый с рыжими подпалинами - самый большой из всех дерущихся. Вот они разошлись, но дальнейшее скрылось от моих глаз за деревьями и густыми зарослями осота, которые все чаще стали попадаться в этой части болота. Я наконец выплыла из своего странного оцепенения и перестала оборачиваться. Оказалось зря. Земля обиженно захлюпала под ногами, где-то сзади взвыл и резко смолк варг, а в спину мне врезался обжигающий поток воздуха. Сознание подернулось пеленой нестерпимой боли и я провалилась в беспамятство.
  
  *****
  
  В полумраке кабинета двое мужчин, сидящих напротив, сверлили друг друга глазами. Граф Стоун иже Станещ - широкоплечий, затянутый в строгий темный костюм, который сливался с полумраком помещения, устало откинулся на спинку кресла. И прерывая молчаливое противостояние взглядов прикрыл глаза. Когда блеск белых глаз скрылся за веками только регалии и отличительные знаки зловеще поблескивали в отсветах, бросаемых вилиевыми свечами.
  - Ты выберешь Гловер, - пророкотало от кресла, где непонятной громадой теперь выглядел виг, - и это моё последнее слово.
  Тор скрипнул зубами. Скрипнули и подлокотники на его кресле, сдавливаемые его руками.
  - Ты понимаешь, что её тоже убьют? - сдерживая злость прошелестел его голос.
  Стоун фыркнул и поднялся с кресла. Мужчины устали. Они уже второй час ругались и спорили за закрытыми дверями кабинета. Граф прошел к бару, достал бутылку и два бокала и вернулся на своё место.
  - Не убьют, - возразил он в энный раз разливая темную, как и всё в этом помещении жидкость, - У нас хорошая защита и обереги из храма, а через пару дней должны привезти охранные амулеты из предгорной Обители.
  Граф протянул бокал сыну, заканчивая спор.
  - Тогда давай хотя бы повременим с объявлением выбора, пока эти пресловутые амулеты не доставят, - последняя попытка Тора хоть как-то оттянуть, по его мнению неминуемую гибель девушки, - днем раньше, днем позже...
  Несколько секунд мучительного молчания. Мужчины так и застыли: один с протянутым бокалом, второй с рукой готовой его принять.
  - Хорошо, - наконец сдался граф и вложил всё-таки бокал в руку сына, - но как только приедет храмовник из Обители, ты объявишь Гловер невестой.
  Стоун поднял свой бокал и отошел к окну, отдернув тяжелые портьеры. Комнату залил дневной свет и тысячи пылинок начали свой танец, словно радуясь свету.
  
  *****
  
  Комья земли разлетались вокруг дерущихся. Тяжелое дыхание, утробное рычание и визг, такой сладкий визг побежденных. Ежи злился, даже не так... Ежи был в бешенстве от того, что шавки горняков решили будто в праве отнимать его добычу. Ту, что по праву принадлежала ему, ту, что он вел от своих земель, ту, что выследил и наконец настиг. Варг нападал и уворачивался, клацали огромные челюсти, смыкаясь в смертельном захвате на частях тела противников, работали лапы нанося резанные раны острыми когтями. В пылу битвы он не чувствовал боли, что челюстями одного из противников порвала левый бок. Шавки... Они нападают все сразу, пытаясь взять победу количеством. Трое на одного. Двое... Один. Оз? Ежи не сразу опознал в коричневом сопернике вожака Горняков, но и опознав не прекратил схватку. Он был уверен в себе и в своём праве. Он уже считал себя победителем, но упустил из виду момент решительной атаки коричневого варга.
  Удивление - вот, что Ежи ощутил, когда понял, что жизнь уходит из тела. Но тут же оно сменилось новым приступом злости. Он не мог позволить горнякам получить его иномирку, его и только его, Ежи добычу, но жизнь неумолимо покидала тело черного варга. Последний рывок, трансформация и смертельное заклинание, подкрепленное последним воем Ежи, сорвалось, в поиске жертвы.
  Младший сын вожака клана Низинных лежал мертвой грудой под лапами победителя.
  Рожденный кровью отдал последние силы во имя мести. И понимая это победитель рычал и продолжал рвать побежденного.
  Разочарованный и обозленный вожак рыскал недалеко от побоища, но следы преследуемых терялись, словно растворившись в воздухе.
  Ежи мог бы гордится собой, иномирка так и не досталась его убийце.
  
  *****
  
  Я плыла на волнах... Так тепло, хорошо, даже уютно. Где-то на периферии слышались голоса, но слова словно текли мимо меня, вокруг меня. Не могу сказать, что ощущение привычное, странное ощущение легкости, которое, я думала что уже забыла за эти нескончаемые дни проведенные в страшном чужом мире. Я дома? Или может умерла? Но значит всё-таки дома, ведь все мы окажемся в странном небытии из которого пришли, чтобы родится в миру.
  Не знаю сколько продолжалось это странное плавание, но вдруг всё закончилось резко и неумолимо возвращая всю боль, что я ощущала до этого. Не хочу! Верните меня туда где тепло, туда, где нет боли, нет погони, нет странного и непонятного чужого мира. Или домой... к маме, которая наверное снова стала серой, словно земля, с безжизненными, а когда то такими озорно поблескивающими глазами. К маме, которая не успев оплакать одного ребенка потеряла второго... К маме...
  И начались качели. Я то вылетала в боль, что резко и неумолимо разрывала всё тело, заставляя сжиматься в комочек и скулить, то снова возвращалась в ласковое и теплое море чужих голосов.
  Но когда то это должно было закончится и понимание этого страшило меня тем, что однажды вернувшись в своё тело, что сейчас было болезненным сгустком, больше не вернусь к голосам. А голоса стали отчетливей и теперь в минуты пребывания в небытии я могла расслышать ласковое нашептывание о том, как они меня ждали, о том, что они меня будут охранять и теперь всё будет хорошо. И я старалась поверить, мне очень хотелось верить, но воспоминания о брате, последними словами которого было: "Всё будет хорошо",о Велоше, который твердил то же самое заставляли всё моё естество сжиматься от страха, в ожидании того, что это утверждение не сбудется. А будут только боль и потери, страх и бег, нескончаемый бег от обстоятельств и от самой себя.
  
  *****
  
  Велош плакал. Хоть и обещал и держался и вообще... он мужчина, что не имеет права на слабость, но он плакал. Сидя над телом девочки, что незаметно для самого себя стала ему дорогой и незаменимой и что погибла так и не успев узнать о его чувствах. Милая маленькая иномирка, что ворвавшись в его, никому, даже самому Велошу, ненужную жизнь, спасла его, вернув ему желание жить.
  И снова проведением ли Осененного или желанием самой девочки он остался жив, а она нет. Велош плакал, оплакивая храбрую иномирку, его иномирку, его силу, силу жизни, что она на краткое мгновение вернула ему и вновь забрала.
  Виг долго сидел на земле, раскачиваясь из стороны в сторону и сжимая её маленькие пальчики в руках.
  Резкий вдох и недавно мертвая девушка забилась в конвульсиях, выгибаясь и рыча. Из её глаз потекли слезы, а сила потоком начала выходить из солнечного сплетения. Велош застыл и с неверием в глазах смотрел на корчившуюся на земле девушку, но вот она обмякла и застыла недвижимая, но теперь Велош не поверил в то, что тело лежащее перед ним мертво. Источник боролся со смертью, что пыталась забрать душу девочки в Чертоги Осененного и это поселило в парне робкую надежду на то, что девушка будет жить.
  Он подскочил на ноги и начал стягивать нити, помогая земле спеленать тело Леры до того, как начнется второй припадок. Мысли лихорадочно забились в голове вырывая из уголков подсознания все знания полученные в Обители, что могли пригодиться для спасения его иномирки.
  Закольцевав потоки над девушкой и закопав её по шею в землю Велош приготовился ждать. Он готов был ждать вечность и даже больше, став её слугой и личным стражем. Лишь бы она жила. Его маленькая девочка с глазами цвета неба, его душа...
  
  *****
  
  Мне снился сон. Светлый и теплый, как солнышко, что пригревало сейчас моё лицо. Как мир, что покачивался и подпрыгивал, рассыпался шорохом камней под колесами старой скрипучей телеги, подвывал уставшей осью, убаюкивал мерным перестукиванием копыт и периодическим всхрапыванием лошади. Дежавю. Снова это дурацкое слово, но только им я смогла описать свои ощущения. Или это уже не сон? Я хотела открыть глаза, но не смогла - на глазах снова была повязка, и только темнота вокруг и звуки леса. Неужели мне всё это приснилось? И Велош и погоня и голоса... А на самом деле я до сих пор на телеге Хворыся качусь в неизвестность к неизвестному покупателю? Стало так обидно и снова страшно...
  Сознание начало скатываться в панику и ужас и я закрыв руками глаза, на которых снова была эта осточертевшая повязка, расплакалась...
  - Эй, парень, уйми свою жену! - послышался незнакомый голос со стороны возничего и я насторожилась.
  - Лерочка, наконец-то, - такой знакомый голос и теплые руки Велоша накрыли мои, а на щеку упала теплая капля. Я хотела стянуть повязку, чтобы убедиться, что это он, Велош, чтобы увериться, что это снова не сон. Я потерялась где-то между сном и явью, и мне нужно было доказательство того, что этот мир существует на самом деле, а не плод моего больного воображения. Я уже думала о том, что просто свихнулась там, в своем мире, не перенеся потери брата, и сейчас благополучно лежу в психиатрии, а всё что происходит вокруг только визуальные и слуховые галлюцинации. Велош наклонился к самому уху и зашептал о том, что он уже и не чаялся о моем пробуждении, но руки продолжал удерживать, не давая стянуть мешающую повязку с глаз.
  - Вель, - получилось каркнуть не своим голосом и тут же горло заскребло так, что я закашлялась.
  - Сейчас, моя хорошая, - продолжал ворковать Велош, - сейчас дам попить.
  И моих губ коснулось кожаное горлышко бурдюка, а рот наполнила живительная влага. Я и не чувствовала, что так сильно хочу пить! А Веля продолжал говорить. Я не вслушивалась в его слова, всем моим вниманием завладело желание напиться и напрасно. Прислушавшись поняла, что воркующим голосом он рассказывает мне о том, почему мы оказались на повозке.
  - ... Вот вчера в графство Станещ въехали. Завтра до загородного поместья доедем. Жаль, что в Верголис не заедем, но брат Овсий и так опаздывает к графьям и делать крюк не хочет. Ничего, я думаю в Станевке нам найдется место, на первое время, пока ты не оправишься, а та и в Верголис подадимся... И всё же, какое счастье, что мы наткнулись на брата Овсия!
  Я осторожно отстранила от себя флягу с водой. И прислушиваясь к себе поняла, что что-то не так. Я себя немного не правильно чувствовала, как будто что-то изменилось, но я так и не поняла что, поэтому решила отложить разбирательство со своими ощущениями на более подходящее место.
  - Представляешь, - продолжал докладывать об обстановке Велош, так же удерживая мои руки, чтобы я не стягивала повязку, но я и сама прекратила попытки, после последующих слов, - брат Овсий едет из самой предгорной Обители! И везет очень ценный груз. А когда опустился туман на его повозку напали варги. Горняки. Представляешь?
  О, я представляла, вспомнив побоище на окраине болот.
  - Сторожевой влез в драку, пока брат Овсий вел охранный круг, но пса разорвали. А вот брат Овсий успел поставить охранку. И какой сильный маг он! Старшеклановцы не смогли прорвать заслон!
  - Хватит болтать, Велар! - услышала я всё тот же незнакомый голос, принадлежавший, как теперь выяснилось брату Овсию, храмовнику... и от осознания этого, у меня внутри всё похолодело, - держи охранку, а то пока ты любуешься там, все нити растеряешь. Через пару часов начнутся деревни, остановимся и пообщаешься со своей ненаглядной.
  - Хорошо, бене, - отозвался Велош, или уже Велар и коротко поцеловав меня в щеку со словами: "Поспи пока", отодвинулся от меня. Как только я осталась одна, в своей темноте, поняла, что действительно очень устала. А в происходящем разберусь потом... Когда мы с Велей останемся наедине.
  
  *****
  
  Велош метался по подлеску в поиске ручья и лечебных трав, собирать которые учила его мать. Лера не приходила в себя, лишь изредка её скручивало болезненным узлом. Она стонала и плакала, и рычала, но так и не приходила в сознание. Парень просидел несколько часов к ряду, ожидая, хоть каких-то изменений и улучшений, но голод пересилил. Да и мысль о том, что по пробуждении будет необходимо напоить Леру свежим бульоном заставила его сорваться в поиске воды и еды. Велош несколько часов бродил вокруг стоянки, невдалеке наткнулся на проселочную дорогу, ведущую в селение, видневшееся на горизонте, но туда ему дорога была заказана. По крайней мере пока он полностью не продумает план своих действий, да и оставлять девушку одну, не было никакого желания. Виг расставил силки на рысака, нашел небольшую речушку, в получасе ходьбы, и набрав бурдюки мутной речной водой направился обратно. Попутно собирая хворост для костра. Сбором трав для лечебного настоя он решил заняться завтра с утра. А пока...
  Он раздвинул ветки можжевельника, который так удачно окружал поляну, на которой они расположились и внимательно всмотрелся в бледное лицо девушки. В груди кольнуло. Велош устало присел возле Лериной головы, погладил по волосам, убрав несколько прядей с лица, и принялся за обустройство пространства. Кто знает сколько ему придется ждать? Но он готов был ждать вечность.
  
  *****
  
  Курлык с посланием в предгорную Обитель прилетел двадцать третьего дня цветеня. Преподобный Ригст находился не в лучшем расположении духа. Каждый день все служители Осененного как старшие, послушники так и прислужники слушали крики боли, что разносились по всем коридорам, большим и малым залам Обители. Послушники старались ходить на ципочках, не издавая лишнего шума и старались не попасться на глаза преподобному. Прислужники - те вообще сливались со стенами, превращаясь в безмолвных теней. А те кому, всё-таки не повезло оглашали криками центральный двор, где на столбе псы пороли до полусмерти тех, кто попал в немилость главы Обители.
  
  Граф иже Станещ, член Совета Осении и достаточно сильный маг...
  Преподобный побарабанил пальцами по столу. В скудном убранстве кабинета: небеленые стены темного камня, голый холодный пол, несколько стульев и видавшая виды софа - смотрелся чужим исполинских размеров позолоченного дерева стол, за которым сидел сам служитель. Ригст схватил колокольчик остервенело дергая его своей пухлой и влажной рукой. Секундой спустя двери распахнулись и в помещение влетел испуганный старший послушник, худой мальчишка семнадцати лет, которому на вид можно было дать лет двенадцать, и спрятал свой испуганный взгляд опустив голову, всматриваясь в неровные камни пола.
  - Войко, позови мне братьев Строга, Вегора, Страфа и, - Ригст на секунду задумался снова тарабаня своими пальцами-сосисками по столу, - Овсия, да Овсия.
  Преподобный взял велиевую палочку и черканул пару строк на листе. Щелкнула крышка перстня, словно вросшего в его палец, оставляя печать на записке, что тут же была протянута послушнику. Мальчик дрожащей рукой принял послание из рук преподобного, поцеловав при этом руку, вручившую ему лист. И, как можно быстрее, скрылся выполнять поручение. Преподобного Ригста злить нельзя, а в последнее время так тем более. Кара за непослушание перед избранником Осененного была слишком болезненна, а чаще смертельна. Поэтому Войко несся по коридорам, словно вихрь.
  
  Через два дня повозка с братом Овсием, двумя старшими послушниками и одним из псов покинула стены Обители. Мертвая громада Обители темными глазницами окон и бойниц безучастно смотрела вдаль, провожая путников, не всем из которых суждено добраться до места назначения.
  
  *****
  
  Утро второго дня Велош встречал сидя над Лерой. Земля плотным коконом держала её тело и над поляной виднелась только её голова, со спутанной копной волос. Велош нежно расправляя спутанные локоны периодически невесомо прикасался то к виску, то к уху девушки. Проводив сонное светило в путь по небу, он со вздохом поднялся с земли и направился в лес, чтобы проверить силки и собрать трав. Но силы будто покидали парня и с каждым шагом отдаляясь от поляны, где он оставил свою иномирку, он замедлялся. А в какой-то момент просто рухнул как подкошенный и забился в запоздалой истерике. Он кричал, бил кулаками о мягкий грунт и рычал от бессилия. Ему казалось, что он уже потерял девушку, и потерял и себя, и смысл к дальнейшему движению и стремлению. И внутри помимо воли образовывалось тяжелое и вязкое ничто, которое с силой тянуло в себя все мысли и переживания парня. Уже не издавая ни звука он несколько часов просидел смотря в одну точку не понимая зачем ему куда-то идти и что-то делать, но воспоминание о полумертвой девушке, промелькнувшее на краю сознания, заставило его стиснув зубы встать и продолжить путь. Ведь пока в ней теплилась жизнь он не мог себе позволить слабость, и опустить руки. Но здравый смысл подсказывал ему, что справиться с последствиями заклинания самому - ему не под силу. Оставалась только надежда и вера в чудо. Надежда теплилась в девушке, раз в несколько часов взрывая мир стонами и криком боли, а вера... Велош снова рухнул на землю и подняв глаза к небу туда, где в Чертогах света наблюдал за своими подопечными Осененный. И приложив два пальца ко лбу Велош начал возносить просьбы небу, неистово желая быть услышанным.
  
  *****
  
  Начало кровавых туманов ознаменовалось леденящим душу воем. Брат Овсий поежился, но продолжал погонять хромоногую лошадку выделенную ему, как в насмешку, приказом преподобного. Несчастная изо всех сил пыталась идти быстрее, а заслышав брачный зов варгов - так и вовсе побежала, но всё равно не могла колченогая животинка припустить галопом, как не старалась. Насмешкой над Овсием и над всей его миссией плелась она между деревьев, в направлении загородного имения Станещей. Послушники смолкли, и если до опустившегося на лес тумана они переговаривались, веселя своими совсем еще детскими суждениями и чаяниями Овсия, то сейчас с опаской оглядывались по сторонам, держа наготове нити помощников. Селя - пятнадцатилетний парень с вихрастыми русыми волосами, насмешливым взглядом и носом картошкой, крепко сжимал нити воды, что так умело вырывал из самого тумана. Вирт же умело закручивал воздушные потоки. Он был лучшим в своем восемнадцатилетнем возрасте, высокий и худощавый с заостренными чертами лица и хищным взглядом белых глаз, ему то до выпуска из Обители оставалось каких-то пол года...
  Но не судилось.... Раздумывал брат Овсий сидя в охранном круге, окропленном предсмертной кровью мальчишек. А напавшие на повозку варги остервенело дорывали Юргана, храмового пса, что был приставлен к ним в качестве охраны.
  Варги еще несколько часов покружили вокруг, но ведомые неведомой целью скрылись в туманной дымке. Овсий не был никогда сорвиголовой и не обладал качествами воина, да и на что ему, учителю связей с земляными потоками, служителю предгорной обители, мужество и отвага. Ему нужны были лишь не дюжее терпение и проницательность, хитрость и мудрость, сомнительным наличием которой у себя Овсий гордился. И больше всего сейчас, сидя в охранном кругу он гордился своей реакцией и быстротой принятия решений, ведь за какие-то доли секунд он сообразил, что живыми от четырех варгов им не уйти, ухватился за нити силы, которые отчего-то сейчас очень плохо слушались и раздавил послушников, оглашая их криками окрестности, нанося защитный круг и замыкая его предсмертной кровью двух магов.
  У брата Овсия была миссия, которую он не мог не выполнить: два охранных амулета, покоившиеся за пазухой и Суть, которая жгла сейчас кожу храмовника, тем самым напоминая о своей значимости. Ведь если он не вернет Суть обратно в Обитель, то гнев преподобного Ригста ему покажется детским лепетом, по сравнению с тем, что его ждет от гнева графа иже Станеща, а возможно и Префекта, ведь это его амулет, отставленный несколько десятилетий назад, брат Овсий вез сейчас в графство Станещ.
  
  *****
  
  Велош был услышан или это сам Мир помог ему, но это и не было настолько важно, ведь сейчас он бежал, спотыкаясь о кривые корни деревьев, торчащие из под земли, а ветви деревьев больно хлестали все открытые участки тела. Но парень не видел ничего вокруг и не чувствовал боли - в руках он сжимал два бурдюка с живой водой.
  На поляне ничего не изменилось, все так же тихо шелестели листья кустов и поскрипывали ветви деревьев, и пел свою умиротворяющую песню ветер, под аккомпанемент леса. И лишь голова Леры с разметавшимися по поляне черным покрывалом волосами, смотрелась неестественным пятном. Но вот, вразрез окружающему спокойствию, лицо девушки исказила гримаса боли и она издала протяжный стон. Велош в один шаг подпрыгнул к девушке и открыв пробку одного из бурдюков начал вливать содержимое в её приоткрытые рот. Драгоценная жидкость стекала по подбородку, впитываясь в землю, но Велош не экономил, и вот он уже осторожно, отведя землю от изнеможённого борьбой с болезнью тела, обильно поливает из второй фляги. Приступ отошел и впервые за прошедшие сутки Велош услышал глубокий вздох и едва ощутимое прерывистое и слабое дыхание Леры.
  Подхватив её на руки он отправился к живому источнику и не было теперь в его душе той черной безысходности от которой он выл раненным варгом пару часов назад. И где-то внутри надежда прорастала молоденькими росточками, неуверенно распускаясь там, где недавно властвовало вязкое ничто. А вера... Вера теперь крепким фундаментом подкрепляла наново выстраивающиеся замки надежд и мечт.
  Парень опустил Леру в воду и поудобнее устроил её в небольшом каменном углублении, и как только живая вода приняла в свои нежные объятия хрупкое тело девушки, отправился обратно на поляну, собрать вещи и разбить новую стоянку, у источника.
  
  *****
  
  Въезд в деревню я пропустила. Спала я крепко и без сновидений и проснулась уже в окружении звуков и запахов. Глаза, по-прежнему, были закрыты, и приходилось довольствоваться тем, что есть. Воспоминание о близком соседстве с храмовником, пробегали холодком по позвоночнику. Желудок свело болезненной судорогой, издав при этом отчаянный голодный стон, как только до носа добрался умопомрачительный запах свежей выпечки, который по всей видимости меня и разбудил. Точнее разбудил мой желудок, который разбудил меня. Рот наполнился вязкой слюной, которую я с трудом сглотнула. Попыталась сесть сама, но тут же чьи-то теплые руки подхватили и поддержали меня усаживая, а знакомый голос не дал испугаться.
  - Кушать хочешь? - тихое на ухо и не имея возможности что-то ответить не захлебнувшись новой волной слюны я просто кивнула. Лба коснулись пряди волос, потревоженные движением головы, но легкий ветерок, словно невесомая рука убрал их.
  В руки мне вложили теплый кусочек, какой-то сдобы, мягкой теплой и я стараясь не подавиться начала по чуть-чуть откусывать, тщательно пережевывая вожделенную пищу. Ощущение было, как будто не ела минимум неделю, а громкая работа желудка добравшегося наконец до лакомства подтверждала, что не ела я достаточно долго.
  Теплая рука мягко отстранила мои руки с зажатым в них хлебом и к губам поднесли какую-то, по ощущениям, деревянную тару.
  - Пей, - и теплая сладковатая жидкость потекла в приоткрытый рот, стекая по подбородку и капая за пазуху. Но то, что я обливалась было не так важно, важнее было то, что это было что-то до умопомрачения вкусное.
  А когда меня вытерли мягкой тряпицей, и я хотела спросить, что же это такое вкусное было. Велош сам ответил на не заданный мной вопрос.
  - Вкусное молоко?
  - Угум, - ответила я пережевывая новый кусочек хлеба.
  - Еще попьешь?
  - Угум, - снова многозначительный ответ, я заглотнула не дожеванный кусочек и подалась вперед приоткрывая губы для новой порции молока.
  
  Закончив трапезу из двух кусочков теплого хлеба и молока, которым меня поил Веля, и почувствовав приятную тяжесть в животе, я мягко отстранила кувшинчик, или в чем он там молоко мне подавал, и поудобнее устроилась в объятиях парня, который сидел так, что я откинулась на его грудь, стараясь отрешится от кричащего, крякающее-кудахчущего, фыркающего, в общем очень громкого окружающего пространства, стараясь слышать только сердцебиение парня. С переменным успехом мне это удавалось, пока мир не взрывался громким гоготом мужских голосов, откуда-то слева.
  
  *****
  
  Овсий присматривался к парнишке всю дорогу до Станевки. Торнхолл стоял почти на скалистом обрыве, где внизу бились о камни волны сиросского моря. Моря-убийцы. Но соседство с кровавыми водами никого не волновали, тем более, что древние, а возможно и сам Осененный обезопасили жителей прибрежных селений от морских охотников сирий. Деревня полукругом огибала поместье Станеща младшего со стороны суши, снабжая Торнхолл всем необходимым, включая и прислугу. Велар - как представился парнишка с коротким ежиком платиновых волос, планировал наняться на работу в каком-то из городов Осении. Странный все-таки парень. Маг, но не храмовый, а значит из знатных, хотя волос пострижен коротко, возможно изгнанник? Говорит, что из Литии, а говор осенийский. Волос короткий, опять же... Но литийскими законами не возбранялось мужчинам стричься, в отличии от осенийских мужей, где для знатного вига было позором остричь волосы выше плеч. Да и жена его эта.... Ведка, явно зрячая - это они свои глаза стараются прятать, когда дар ещё не стабилен. Но это обычно бывает лет в восемь-десять, а потом всплески дара уже более контролируемые. А тут... Что то с этой парочкой было не так, что-то, что не давало Овсию покоя.
  Отобедав в таверне старший решил заглянуть в станевский молелен.Осененного и проверить как там брат Сифон, что уже был стар, но все ещё исправно служил и сдавал в Предгорную казну достаточно большие подношения. Маленькое строение встретило его тишиной и всепрощающим взглядом небольшой, всего два метра в высоту, статуи Осененного.Оставшееся пространство молельня было занято каким-то просителем и молодым незнакомым Овсию молодым служителем. Но увидев Старшего храмового служитель отпустил благословение, обмакнув пальцы в церемониальный пиал с кровью.Вязкой темно бордовой жидкостью он нанес руну всепрощения на лоб просящего и поднялся с колен на встречу Овсию.
  - Дня, бене, - обратился он к Овсию и тут старшего храмового осенило. Обращение. Измученный мозг старшего служителя не сразу уловил несоответствие в обращении. И если обычные просящие называли храмовых "отцами", то в тесной иерархии обителей существовало только три обращения: "брат" - между равными, "господин" - от прислужников и только послушники называли храмовых "бене". Мимо Овсия не слышно прошмыгнул просящий, но он не обратил на него никакого внимания.
  "Да, бене"... "Хорошо, бене"... "Спасибо...бене".... Всплывало в памяти Овсия все слова сказанные его недавним попутчиком. Послушник.... Но как? Откуда волосы, которых все послушники лишались, вступая на путь служителей Осененного, без возможности восстановления. Овсий неосознанно провёл рукой по лысому черепу и взглянул на служителя, что сейчас смущенно наблюдал за его мысленными метаниями и теребил тоненькую бородку. Молодой, лет восемнадцать, с обритыми бровями, а значит недавно из Сироморской Обители. В Полесской оставляли брови нетронутыми, но служители носили еще и усы, на сколько он помнил.
  - Из какой ты Обители, брат? - все же решил уточнить Овсий.
  Парнишка ещё больше смутился, а на его лице отразилось понимание своей оплошности с обращением к старшему. Тихое: Сироморье, было ответом Овсию и щелчком по носу от Велара.... Или как на самом деле его зовут? Или... Нет, не может быть! От Юргана не уходил живым ни один искупленник, а сам он был, ключевое слово "был" безжалостным убийцей. Но факт остаётся фактом и не зря Овсию показался знакомым этот насмешливо-презрительный взгляд. Велош - это все таки был Велош. А память подкинула картину пару недельной давности.
  
  Топот ног стоны и мольбы искупленников, разносящиеся по двору Обители. Никому нет дела до телеги на которую сгрузили четыре тела. Что они сделали? Никого не волновало за что, но им придётся искупить свои, свои ли, грехи сполна?! Овсий как раз проходил по двору, когда в него врезался один из младших послушников первогодок, размазывающий сопли рукавом. Мальчик испуганно застыл, осознав в кого врезался, но продолжил бежать, всхлипывая и оборачиваясь на телегу, готовящуюся к отправке, отпущенный жестом старшего служителя. Овсий поймал взгляд мальчонки и всмотрелся в лица приговоренных детей. Самый маленький ничего не видел вокруг, всхлипывая и подвывая на весь двор. Двое других были одногодками и один из них сейчас заплаканными глазами провожал мальца, убегающего в сторону конюшен. Но вот взгляд Овсия зацепился за четвёртый взгляд. Ненависть, презрение, злость, насмешка.... Коктейль из чувств, которые никак не вязались с избитым телом подростка, распластанным на телеге. Не выдержав тяжёлого взгляда Овсий отвернулся и дернул проходящего мимо Юргана, что шёл уже к поводьям.
  - Что за малец? - Овсий так и не понял зачем ему было знать имя парня, ведь с камней искупления ещё никто не возвращался. Да, даже тел не оставалось, после того, как на берег выбирались сирии.
  - Наглый этот? - кивок, - Велош. Поздняковый, потому и не сломали.... А он Преподобному все кишки уже вымотал, поэтому и пфффф...
  Юрган развел лапы в сторону, как бы показывая, что он существо подневольное, что скажут, то и делает и развернувшись направился к телеге. А Овсий ещё раз скользнув взглядом по двору пошёл дальше. Сегодня у него ещё куча дел и судьба какого-то заморыша-недоучки его не особо волновала, но что то в этом взгляде было такое....
  
  Служитель малого молельня Осененного Тайдар ещё долго и непонимающе всматривался в быстро удаляющийся силуэт старшего и так и не мог понять отчего только заглянув в его небольшой молельный старший убежал в обратном направлении.
  
  *****
  
  - Дня, любезный! - неожиданно раздалось откуда-то справа. Я даже не услышала приближающихся шагов- настолько расслабилась и растворилась в мерном стуке сердца парня.
  Мы молчали. Я не знала с чего начать расспросы, а Велош, словно наслаждался тишиной и одиночеством, насколько это возможно посреди какого-то скотного двора. А может просто устал, ведь он что-то там помогал поддерживать тому храмовнику... Я не вникала, да и мысли сейчас слишком вяло ворочались у меня в голове, чтобы я могла что-то анализировать или раздумывать. Просто молчим, просто в обнимку...На контрасте резкий звук чужого голоса испугал нас обоих и пропустив удар сердце Велоша забилось быстрее, словно запертая в клетку птица. Какое-то движение, интуитивно понимаю, что поворот головы, и стук снова замедляется.
  - Дня, - отвечает он.
  -Мне неудобно спрашивать, - говорит незнакомец странно растягивая слова, - девушка видящая?
  Тело за моей спиной напряглось.
  - Жена, - глухо выдавил Веля.
  - Женаааа...- словно удивленное, но незнакомцу явно что то от нас надо. Он не уходит и несколько томительных мгновений я вслушиваюсь в окружающее пространство, пытаясь не пропустить ни единого звука. Но вокруг кипит жизнь домашней скотинки, а мужчины все так же молчат. Как все-таки неудобно оказаться напрочь отрезанной от одного из органов чувств. Только сейчас я поняла, что даже с закрытыми и завязанными глазами ни вижу ни зги - вокруг кромешная темень. И либо сейчас ночь, либо.... Либо я даже не хочу думать о том, что я могла лишиться зрения. Потому что даже не надеюсь на то, что найдутся приличные офтальмологи в этом средневековом мире.
  - Тут такое дело, - очнулся пришлый и проговорил как-то заискивающе, - меня отправили господы в ближайшие селения на поиски зрячей... А ну какая пришлая имеется. Вот и недалече забрела одна девочка...
  Руки Велоша с каждым словом все крепче сжимались вокруг меня.
  - Но раз зрячая не настолько юна, - и столько сарказма в голосе, - то мы могли бы сговориться за аренду, на пару часов.
  Руки Велоша сжимались, прижимая меня к груди парня так, словно он хотел вдавить меня в себя.Я уже было хотела шикнуть на него, но следующая фраза заставила меня примолкнуть и вслушаться.
  - Вы не подумайте, просто ритуальное кровопускание. Мы несколько дней как вернулись из леса, а туманы... Ну вы понимаете? И почтенного первого загонщика графа сильно потрепал залетный варг. А в этом захолустье видящих днем с огнем... в молелен очередь до робеня и то из Верголиса привозят, а посыльного хоть и отправили, но успеет ли....Так может поможете, а? Мы заплатим и вам польза. Дар стабилизируется....
  Из всего вышесказанного поняла только то, что мне хотят пустить кровь для какого-то загонщика графа. Графа?
  - Да-да! Граф иже Станещ нынче в Торнхолле сына женничает, ожидаем все, - и шепотом добавил, - может хоть в этом году невеста не помрет и на наших землях хозяйка появится.
  Я так-то не поняла - то ли я вслух спросила, то ли у Велоша "говорящее лицо" и он удивился упоминанию графского имени, но голос звучал уже где-то совсем рядышком. Как будто мужчина подошёл ближе.
  - Нет.
  - Хорошо.
  Мы ответили одновременно и я даже как-то готова была обидеться на Велю за отказ. Ведь это такая возможность встретиться с родичем Михася, к которому я, собственно, и шла, пока по дороге не спасла одного наглого длинноуха, который пока я пыталась подобрать слова, чтобы доступно и при свидетеле объяснить парню, что мне как раз-таки все подходит - ещё раз повторил свой отказ. Ну, Велош, ну... свин лопоухий!
  - Отчего же отказуете, молодчики? Там жеж храмовник говаривал, когда столовался, что пришлые вы и работа надо. А у нас в поместье работа сыщется, тем более, как благодарность...
  - Да, - повторила я вклиниваясь в речь мужчины, пока Велош снова не отказался от такого шанса, - я помогу.
  Какой-то непонятный звук за спиной, или стон разочарования или вытянутый со злостью воздух. Только у меня нет никакого желания разбираться с чувствами этого...этого...предателя-вот кого!
  - Хорошо, показывай дорогу, - сказал поднимаясь и перехватывая меня так, что соскользнув с телеги я оказалась у него на руках. А горячее дыхание забралось мне в ухо, в которое тут же зашипели слова, что заставили шевелится волоски у меня на голове.
  - Лерочка, что ты творишь, глупая! Ты же не кряжноокая, чтоб тебя стабилизировать и не зрячая вообще! Как твоя кровь сможет помочь кому-то в исцелении? Мы бы придумали как попасть к графу и без этого, а теперь-то что? Теперь что? Магичить - себе дороже, ты не видишь, но у них дружина с амулетами амагичными и магиками. А стоит им снять повязку с твоих глаз - любой дурак поймёт, что ты иномирка.... Тем более теперь, когда твои глаза такие...
  - Какие такие? - истерично соображала я, почти выкрикнув вопрос, на что Велош только шикнул и продолжил вливать мне в ухо упреки, признаться заслуженные, относительно моей не сдержанности в высказываниях и опрометчивости оных.
  Через несколько минут Велош "сдулся" или просто доводы закончились. Но мне больше и не надо было - я и так чувствовала себя полной дурой, что ляпает своим языком, когда не надо. Молчание тянулось... тяжелые шаркающие шаги кого-то из сопровождающих и какое-то сопение, да и улицы города или деревеньки полнились звуками. Но я снова ушла в свои ощущения ловя краем сознания только шорох камней под ногами Велоша и его размеренное дыхание.
  Выдох-вдох, выдох-вдох...
  
  *****
  
  А глаза у неё теперь как кусочек неба. Думал Велош, когда периодически открывая их Лера невидящим взглядом обводила пространство и снова их закрывала. Думал, когда повязывал вымоченную живой водой повязку, когда собирал пожитки, когда нес на руках, собираясь дойти до деревни на горизонте и наткнулся на телегу с храмовником, едущим в нужную им сторону. Когда упоенно врал храмовнику и хвалил себя за сообразительность - нанести брачные руны, пусть и слепотухой, пусть на неделю, но он обезопасил их. Думал помогая держать защиту над повозкой и даже не задумывался зачем она нужна обычному старшему служителю, пусть и везущему охранные амулеты и магики. Он только и делал, что думал о том, какими красивыми стали её глаза! И почти пропустил тот момент, когда Лера совершила ошибку. Да, что там говорить? Он пропустил этот момент. И сейчас не мог придумать выхода из дрянного положения в котором они оказались. Двое дружинников, распорядитель и секретарь графа. И если распорядитель был неопасен и даже полезен, в ком-то смысле, то дружинники с амагиками, не пропускающими магическое влияние на себя и секретарь с магиком, что зафиксировал добровольную сделку передачи крови - были очень даже опасны в их с Лерой положении.
  Они шли достаточно долго, несколько часов, сначала идя по Станевке, затем по укатанной дороге мимо полей. Велош не успел даже устать. Внутренние резервы восстанавливались очень быстро, за счёт Лериного источника, но теперь не так сильно выплескивалась сила и пополнение происходило безболезненно. Лера теперь стала его Силой- этой мыслью он тешил себя, когда миновав последние домишки станевцев, невдалеке показалась огромная стена поместья и с каждым шагом приближалась к путникам, словно это не они шли к громаде здания, а оно наступало на них. Лера как-то странно вздохнула и словно потянулась к каменному исполину. Велош чувствовал, как задрожали нити силы, как камень откликнулся и потянулся к девушке, как больной протягивает лекарю усталые руки, прося о помощи. Изможденный и уже не верящий в то, что его кто-то услышит Торнхолл, приветливо открыл перед пешими ворота. Дружинники переглянулись и замедлили шаг, секретарь, тот и вовсе попятился, а распорядитель стоял раскрыв рот наблюдая, как впервые за все годы служения в живом замке, каменная глыба словно улыбается, раскинув руки-ворота в приветственном жесте. Велош тоже слегка опешил от такого радушия, а девушка вырвавшись из его объятий и мягко соскочив на землю побежала к зданию. Её волосы развивались на ветру, а она сама словно подхваченная этим самым ветром летела к замку, который как по мановению Осененного преображается на глазах: светлел побитый временем и зацветший от влаги камень, светлели и теплели коридоры и находящиеся внутри и ничего не понимающие люди кучкой высыпали на крыльцо. А Велош, как завороженный, наблюдал как бежит его иномирка и смеётся, так светло и за разительно смеётся, что улыбка тронула губы всех наблюдающих эту картину. И даже тех, кому бы Велош не хотел доверять этот волшебный момент. Только время упущено и шанса что-то изменить уже нет. И как во сне Лера пританцовывая кружится, и кружится и стягивает повязку с глаз. И вот Велошу в душу смотрят два кусочка неба, а счастливый голос звенит над Торнхоллом:
  - Веля, я вижу! Теперь я все вижу.... Теперь все будет хорошо, - доносит ветер её тихие слова, сказанные уже не ему, а каменной громаде, которая оживает под маленькой девичьей ладошкой, с нежностью гладящей стену.
  
  *****
  
  Волшебство, что творилось во дворе было разрушено громким звоном разнесшимся над графством. Этот звук мог означать только одно -что кто-то из членов Совета Осении мертв . Такое магическое оповещение, за основу которого взяли предсмертный вой врагов, вешали на себя только жители земель граничащих с теми самыми врагами. А с недавнего времени и члены Совета, да и на короля навесили сигналку. Хотя Григ Ярый и так был завешан всевозможными амулетами, так, что к нему и на километр с плохими намерениями не подойти.
  Стоун иже Станещ тяжело вздохнув опустил край тяжёлой портьеры, закрывая обзор двора, в котором творилось древнее волшебство.
  Как не вовремя. Иномирная сила, а он как никто другой чувствовал ласковые волны силы, что щедро омывали и Торнхолл и всю округу. Он не удивился бы узнав, что девочка накрыла все графство. И как не вовремя! И послание от Михея, что дошло из Рыльса только сегодня с утра. И как всегда эта туманная формулировка. Пророчество. Михей иже Станещ или как он себя именовал, Михась - уникален и сколького мог достичь оставшись в Осении! Подумать только - мужчина и зрячий, да ещё и с таким сильным даром!? Но этот упертый баран никак не хотел служить на благо страны, а потом и вовсе исчез. И только вот такие редкие послания давали понять графу, что он ещё жив.Его искало пол страны, а он, казалось и не прятался осев с женой в Рыльсе и став не гласным городским главой. Родившийся в графской семье вед, да ещё и у двух вигов был словно насмешкой Осененного. Брат близнец графа иже Станещ.
  
  "Помоги Ничейной душе, что придёт после моей смерти- она идет по дороге из кровавых слез не мертвого ребенка. Не останавливай кровавое дитя, что найдет мир в войне, где Мир обретет душу. И прости меня за все, брат."
  
  Стоун ещё раз перечитал записку и тяжело опустился на стул. В рабочем кабинете, как всегда царил полумрак, а редкие солнечные лучи, что сейчас проникали в помещение из-за потревоженной портьеры выхватывали из полумрака лишь край стеллажа с бумагами и тонкую полоску пола, застланного даже на вид мягким ковром. Пылинки танцующие отсветах солнца, словно в насмешку над тоскливым настроением графа, весело перемигивались, и продолжали вальсировать в пространстве.
  Граф шумно втянул воздух и резко поднялся из-за стола. Не время раскисать! Ещё нужно придумать, что делать с иномиркой и так, чтоб не прознал этот триадный Префект. Он и так наворотил в этот раз, развязав, похоже, войну с варгами. Этот виг, похоже совсем свихнулся и сегодня никто уже не мог понять целей преследуемых им. Только Григ, от чего-то до сих пор слушает этого полоумного. Но Григ, в сравнении с этим древним интриганом новорожденный несмышленыш. И все же пророчества Михея всегда сбывались и не верить словам брата у Стоуна не было причин.
  Через секунду помещение кабинета опустело и осиротевшие пылинки взволнованно зашевелились, но через пару мгновений успокоились, продолжая свой неспешный танец.
  
  *****
  
  Мало кто знал, что древние замки передающиеся из поколения в поколение семьями высшей знати - это живые организмы. Многие из этих замков, связанных со своими хозяевами привязкой на крови, так и не обрели истинных. Но виги упорно продолжали привязывать потомственные строения к своим отпрыскам, переименовывая поместье под его нынешнего хозяина. Так и Мидлтхолл был и Чедхоллом, Гронхоллом, Яровхоллом, но от этого суть дома так и не изменилась. Он остался таким же одиноким и уставшим домом своей хозяйки.
  Да, у Мидлтхолла когда-то появилась хозяйка. Молодая Мидлт иже Неруш, после насильственного замужества - иже Ярый, прабабка нынешнего короля. Она была единственной монаршей наследницей, в своё время, время, которое давно прошло оставив память потомкам. Только память имеет свойство выборочности, так и о Мидлт, спустя столетия забыли. Но Мидлт не забыла. Ни ведских зрячих, что предсказали тогда Грому, ее ныне покойному супругу, что он будет великим. Но как все и предсказания и это было настолько неоднозначным, что Гром попросту решил захватить власть, в княжестве Осения Единого Королевства. И захватил, и отделился и раздробил единую громаду вигских сил.
  И пришли веды.... О, сколько крови тогда пролилось! Она умыла Мир, но принесла гнев Осененного. Тогда и появились первые храмы. Но кто же теперь помнит ту историю, ту, которую стер из летописей ее младший и любимый сын, которого она прятала в подземельях Мидлтхолла и учила... учила.... Которому подарила все силы помощников, отказавшись от своих и которому показала на что способна кровь зрячих.... Сына, который стал ее руками и глазами, сына, который нашел как вернуть ей молодость жизнь и былое величие.
  Мир еще узнает Мидлт иже Ярый - истинную хозяйку Осении.
  Она никого и ничего не забыла ни одной своей слезинки, ни одного обидчика... И несмотря на то, что сейчас она была лишена возможности мстить, она терпеливо ждала, трепетно храня маленький огонёк своей ненависти, который, когда придёт время разгорится всепожирающим пожаром. И тогда веды, что за эти годы утратили свою основную суть- видение будущего, разбазаривая свою кровь и только редкие остатки былых могущественных существ бродили сейчас по миру, ответят ей за все. Но кто же теперь вспомнит о том, что некогда именно веды были самой многочисленной и могущественной расой мира - никто, а Мидлт, хоть и помнит, но никому не собирается об этом рассказывать.
  
  Мидлтхолл тяжело вздохнул, посыпалась старая штукатурка, что ещё сохранилась с тех времён, когда он был живым, а не как сейчас, существующим домом. Домом, в котором кипела жизнь, домом, у которого было своё имя, а не имя навязанное захватчиками.
  
  Откуда-то издалека донесло отголоски всплеска первородный силы и Мидлтхолл не поверил сам себе и своим ощущениям : Она нашлась, вернулась! И неужели...? Нет он не будет даже об этом думать, чтоб не спугнуть хрупкую надежду на то, что сможет вернуть себе своё имя и снова почувствовать себя живым.
  
  
  
Часть 2
  
  
  
Вальс без тактов и затактов
  
И волшебных послезвучий
  
Ожиданием терактов
  
Прогоняет сон дремучий.
  
И в круженьи, сообразном
  
Неотвязному кошмару,
  
В первый раз вальсообразно
  
Жизнь и Смерть являют пару.
  
...Как проверить, кто не сдался?
  
Как понять, чего я стою?
  
Мир, услышь - премьера Вальса
  
В смертной битве с немотою!
  
(Сергей Школьник)
  
  
  
  
  *****
  
   Ветер играл с дымом, то закручивая его в спирали, то вытягивая в плотные жгуты и словно плетьми хлестал пространство. А внизу догорало пожарище. Редкие языки пламени ещё облизывали обугленные головешки домов. А ветер продолжал играть, создавая из чёрного марева замысловатые узоры. Он как маленький ребёнок никак не мог определиться с тем, что же ему все-таки хочется и расцветали огненные цветы, а в небе заплеталось мрачное кружево. Только поместье иже Чепиш и Волафхолл нетронутым пятном громоздились посреди смертельного танца ветра и огня. Волавхолл давно спал, не желая знать что творится с вокруг, но древняя магия защищала его стены от буйства помощников.
   Невдалеке подлесок, вспарывающий облака верхушками редких деревьев, кипел жизнью. Здесь, после нападения на приграничную деревеньку отдыхал отряд варгов. На полянке, разгоряченные после сражения дурачились несколько самцов постарше, устраивая тренировочные бои молодняку. Немного дальше, оглашая округу испуганными криками и истеричным плачем, сидели связанные пленницы, их заставили наблюдать за мучениями своих товарок, которых насиловали и рвали десяток самцов. Лес молчаливым укором взирал на бесчинства, творящиеся у него под боком, но никак не реагировал продолжая подпевать воинственному племени варгов и ветру, играющему между деревьев. А дальше, где стволы росли более плотно и дневной свет и ветер начинали путаться в их пышных кронах, расположился ряд натянутых между ветвями навесов, под которыми зализывали раны те, кому не посчастливилось нарваться на отпор сельчан. И само собой здесь же находились вожаки двух кланов, что соединили свои силы на границе вигских земель.
   Избиение младенцев - так выглядело сегодняшнее и первое нападение, но ни Огр, ни Ула не собирались оставлять и камня на камне встречающихся селений. И если Огр пылал местью, то в Уле разгорелось древнейшее пожарище азарта. Он несколько нервно и с предвкушением поглядывал в сторону пленниц, пока велось обсуждение дальнейшего маршрута. И когда закончили, как перевозбужденный первогодка помчался выбирать себе игрушку, с тоской думая, что они очень хрупкие и быстро ломаются и умирают.
   Когда на поляну выпрыгнул рыжий здоровенный зверь, кто ещё мог, начали оглушительного верещать, а остальные либо проваливались в очередное беспамятство, либо смотрели в глаза варгу полными сумасшествия белыми глазницами. Обведя кучку изучающим взглядом Варг брезгливо фыркнул, поднялся на задние лапы трансформируясь, и подошёл ближе, уже внимательнее присматриваясь. Тут Ула наткнулся на такой же спокойный и изучающий взгляд. Выдернув странную девицу из общей кучи, заставив оставшихся в ней пленниц ещё раз поволноваться, варг обнюхал её и поморщился от запаха, которым перепуганные девицы провоняли все пространство вокруг, и посмотрел в спокойные глаза его добычи. Несколько секунд ничего не происходило, а потом глаза девушки, к слову достаточно симпатичной, сменили цвет с молочной белого на чёрный, потом снова белый. Секундная смена цветов несколько удивила Улу, но и обрадовала. Зрячая. Видение у девушки быстро закончилось и тихим севшим голосом она заговорила.
   - Вожак Подозерья, почтенный Ула не будет так любезен отпустить зрячую Олью.
   С каким то бесшабашным весельем Ула взглянул на девушку и расплывшись в самой своей доброжелательной улыбке пророкотал: 'Не будет'. И взвалив удивленную девушку на плечо потащил её к озеру, что было невдалеке. Он намеревался хорошо провести время и не отвлекаться на посторонние звуки и запахи, а от девушки ужасно воняло. Взбрыкнувшая было зрячая шепотом спросила, что он намеревается делать, на что Ула честно ответил.
   - Мыть тебя буду и трахать.
   - Но я же зрячая, я неприкосновенна... меня нельзя убивать.
   - А я и не говорил, что собираюсь тебя убивать.
   - Так нельзя..., - снова шепотом взмолилась девушка, - кара Осененного...
   Варг перебил её властным рыком и скинул с плеча зафиксировав перед собой. Наклонился, так чтоб их глаза были на уровне и тихо, но зловеще заговорил.
   - Олья говоришь?- девушка машинально кивнула, - Так вот, Олья, сейчас началась война и тебе просто неприлично повезло, что тебя выбрал я, а не один из молодняка, которые дорывают сейчас твоих односельчанок. И чтоб про Осененного твоего я больше не слышал, потому что как видишь небо не разверзлось, после того, как я разрушил четыре богадельни, что травили мои земли своим присутствием. И если сейчас ты не будешь себя вести покорно, как самка, а самки я не видел уже давно, то загрызу и с удовольствием осушу. И в другом селении найду другую и послушную. Ясно? Девушка расширенными от ужаса глазами смотрела на рыжую громадину, что стояла перед ней, но все же покорно кивнула и тут же была снова заброшена на плечо варга, направлявшегося уверенным шагом к воде.
   12.02
   *****
  
   Вы когда-нибудь видели улыбающийся дом? Вот и я не видела, до сегодня. Хотя и наблюдала я за всем, будто бы со стороны. Словно и я это и не я.
   Дом улыбался мне и фонтанировал таким спектром счастливых эмоций, что я почувствовала прилив какой-то нездоровой пьяной бесшабашности. Мне хотелось петь, танцевать и обнять весь мир своими руками- щупальцами, которые у меня появились. Откуда? Меня это совсем не волновало...Я не стала противиться желаниям. Своим-не своим - не важно. Расставив руки в стороны я закружилась и засмеялась, а мир вокруг вторил моему смеху. Руки тянулись все дальше и дальше и вот нащупали что-то родное.
   - Вижу... хорошо... , - как сквозь толщу воды донесся до меня мой же голос, а рука уже дарит счастье существу от которого исходит родное голубое сияние с неприятными мне темно-серыми вкраплениями.
   - Спи..., - и уже полностью голубой комочек плавно опускается на землю.
   Весь мир вокруг светится и переливается счастливой радугой и я свечусь вместе с ним. Обнимая так ненавистные мне серые комочки, а они в ответ полыхают счастливым голубым светом и устилают землю голубым ковром.
   - Спите, мои хорошие, отдыхайте. Мама вернулась....
  
   *****
  
   Тор как раз выгуливал клушек заявленных ему в невесты, а даже милая Роль отчего-то сегодня вызывала в нем чувство глухого раздражения, когда почувствовал радостное предвкушение Торнхолла. Непонятная и необычная реакция замка удивила и насторожила виконта и он извинившись, широким шагом направился к главному входу, откуда пахло как-то непонятно.
   С Тора смеялись и подначивали в столичной Академии, куда имея деньги мог попасть любой помазанник Осененного, минуя Обители. И хоть и слабоват Тор был в магии, но не слабость была причиной насмешек, а странное свойство чувствовать запах магических возмущений. Вот и сейчас Тор уловил странный, но при этом очень приятный запах. Пахло весной, цветущим садом, что выбивалось из картины окружающей осени. А ещё пахло счастьем. Да, наверное, так пахло счастье, которое осталось в детстве Тора, когда была жива его мать.
   Виконт уже почти бежал, а вывернув из-за угла резко остановился, чуть не столкнувшись с невысокой темноволосой девушкой с абсолютно неестественными синими глазами.
   - Здравствуй, мой хороший, - улыбнулась она, странно смотрящейся на миловидном юном лице, материнской улыбкой.
   - Здрав...ствуйте, - он растерялся, наверное впервые в жизни, почти захлебываясь запахом, что окутал его плотным коконом.
   - Я не желаю тебе зла. Да и как я могу желать плохого своему маленькому мальчику? - маленькая ручка с тонкими холодными пальчиками коснулась его щеки, а у Тора по позвоночнику скатилась струйка холодного пота. - Ну-ну, не сопротивляйся, ты же так давно об этом мечтал. Больно не будет.
   И незнакомка запела на неизвестном Тору языке, а его самого начало, словно в водоворот затягивать в синеву её глаз.
  
   *****
  
   - Древняя стерва! - гремел Стоун на весь двор. Он был в ярости, и полыхало магическое пламя вокруг его большой фигуры.
   - Что ты с ним сделала, тварь иномирная?
   - Я... Я не знаю, это была не я... Блеяла девушка, сидя на земле.
   А может и не зря Префект связывал источники Силы, попадающие в их мир в виде этих милых девчушек? Стоун огляделся. Вокруг дома и по всей территории поместья, то тут то там виднелись тела людей. У ворот можно было рассмотреть лежащих вповалку дружинников, Борса - неизменного распорядителя, что служил иже Станещам с незапамятных времён и Щупа, двоюродного племянника Борсы, но финансиста благословенного Осененным. А здесь у южной стены Торнхолла, Стоун обнаружил иномирку, что творила непонятный ему ритуал.
   'Я опоздал', - билось в его голове, когда выйдя на улицу он увидел лежащие на земле тела. А услышав песнь на незнакомом языке помчался туда. Сердце было не на месте, да ещё и Торнхолл, который перестал вести себя, как радующаяся хозяевам собачонка, повиливая всеми ставнями первого этажа, словно хвостом - замер, словно не живой. И это обстоятельство ещё больше напугало графа, ведь его сын был связан со зданием кровной привязкой. А то, что замок перестал подавать признаки жизнедеятельности могло означать... Стоун запретил себе думать о плохом.
   Разъярённый граф откинул девчонку от стены и заключил в огненное кольцо, а сам с нездоровым интересом рассматривал сына, наполовину вросшего в стену дома.
   - Что ты сделала? - уже более спокойно спросил он, когда понял, что Тор жив, только странное свечение энергетического контура и колебание нитей силы вокруг парня, несвойственное виконту, как слабенькому магу, заставляли графа беспокоиться.
   - Я... я..., - снова заблеяла девчонка, всхлипывая и давясь слезами, - это не я!
   Граф зарычал не хуже варга. Снова развернулся лицом к сыну и призвав огонь начал расплавлять камень вокруг Тора.
   А девушка продолжала сидеть в круге огня, такая маленькая и беззащитная, по щекам её водопадом лились слёзы. Глаза помутнели и потемнели приобретя цвет грозового неба в глубине которых хитро поблескивала первородная сила.
  
   *****
  
   В лагере не спали. Поляна, что в сумерках полыхала зловещими отсветами костров до сих пор оглашалась тихими всхлипами. Слышались мерное потрескивание огня и песнь ветра, что он пел, под аккомпанемент скрипящих сосен. Варги наигравшись потеряли интерес к оставшимся в живых девицам, а те все никак не могли успокоится, мешая уставшим варгам слушать колыбельную ночного леса.
   - А ну заткнулись, курицы! - не выдержал кто-то из старейшин, пытавшихся спать. И нестройный хор голосов взвизгнув, начал подвывать немного тише.
   - Надо было добивать оставшихся, - поднял голову ещё один варг морду которого украшал безобразный шрам.
   - Спи, Борц, завтра дневной переход, а деревень по близости нет, так что пригодятся ещё курицы эти... - буркнул Ула, придвинув ближе к себе спящую на лапе девушку и уткнувшись мордой ей в макушку.
   - Что ты возишься с этим огрызком? - фыркнул Борц.
   - Не твоё дело, - тихо зарычав выдавил Ула.
   - Даже так? - хмыкнул старейшина.
   С разных сторон раздались недовольные рыки потревоженных варгов.
   И снова наступила тишина, разбавленная шорохами ночи и тихими всхлипами пленниц.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"