Девочка стояла у витрины и самозабвенно ела пирожное. Огромное, состоящее крема нежных и сочных цветов, оно, словно облако, трепетало в маленьких пухлых ручках. Сашка остановился в трех шагах от неё и не мог сдвинуться с места. Седой ждал его уже часа три, Седого наизнанку выворачивало от ломки, а Сашка не мог заставить себя пошевельнуться. Розовое уже было наполовину съедено, наполовину размазано по лицу и ладоням, а оставалось ещё голубое, зеленое, желтое и цвета..., такого цвета, названия которого Сашка не знал.
"Еще голубое, и пойду", - подумал он, прекрасно зная, что это невыполнимо. Нет, желудок не сводило и слюни не текли изо рта, как у собаки, которую кормил, а потом сам сожрал Курчик. Просто Сашка понимал, что пока пирожное не будет уничтожено, он не сдвинется с места. Оно заняло все его чувства, он ощущал пальцами липкую массу, бесподобно пахнущую, и такую же точно на вкус, и лишь где-то там, на самом дальнем плане, как в перевернутом бинокле, выгинался и корчился Седой на пропитанной потом лежанке, и стонал, матерясь, проклиная весь мир и себя самого, и шептал, как неведомый Понтий "О, яду мне, яду..."
Девочка заглотнула кусочек зеленого, поперхнулась им откашлявшись, огляделась по сторонам. Безразличный взгляд, остановившись на Сашке, загорелся искорками интереса. Девочка дернула за руку женщину, стоявшую рядом и увлеченно разговаривавшую о чем-то с размалеванной девицей, одетой в нечто такое, что Сашке вообще на неё смотреть было стыдно.
Сашку передернуло. Вот сейчас это желтое и необъяснимого цвета полетит прямо в мусорник и, смешавшись с окурками, растечется, расплавится, потеряв свою сладость...
- Мама! - Девочка, держа кремовые развалины в одной руке, другой указала на Сашку, - мама, посмотри, какой странный мальчик. Почему он не умывается?
-Это бомж, Лиза. Не смотри на него. Это нехороший мальчик.
-Почему нехороший? Потому что драный?
-Лиза, я кому сказала!
-А почему его мама не накажет, если он нехороший?
-Прекрати задавать идиотские вопросы, а не то я сама тебя накажу.
-Если бы я была мамой, то я бы прогнала такого мальчика, потому что он грязный,- глубокомысленно произнесла Лиза, и смерив Сашку с головы до ног взглядом, полным превосходства, показала тому язык, с которого еще не исчезли оттенки зеленого и голубого и выкрикнула, быстро-быстро, сама не успев понять, что говорит, - грязный-драный мальчик-бомж!
Сашка тоже сперва ничего не понял. Он подошел вплотную к девочке и коротко, размашисто ударил ее по щеке. Девочка ошарашено захлопала пушистыми ресницами, раскрыла рот, чтобы закричать, но захлебнулась истошным воплем, и потому Сашка, воспользовавшись секундой, смачно и ядовито выплюнул ей в лицо:
- Сука.
И тут зловещее мгновение тишины распороли, как ткань, голоса и крики. Кричала девочка от испуга и от боли, кричала мамаша от возмущения и чувства вины перед ребенком, кричала размалеванная девица, чтобы проверить силу голосовых связок, кричала какая-то залетная бабушка, чтобы доказать себе и всем, что ещё может кричать. Сашку схватили - за руку, за ухо, за нечесаные вихры, его тянули в разные стороны полдюжины цепких рук, возникших вдруг над ним, словно из пустоты, они пытались наказать, растоптать, уничтожить его, но не было боли и страха не было, лишь Сашина ладонь упоительно и сладко саднила, и невыносимо жаль было остатков пирожного, безвозвратно втоптанного в асфальт.