Руджа Александр Сергеевич : другие произведения.

День пятый

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вольное приложение к тексту "Бесконечное лето: Эксперимент". Волею судеб и сюжета последний закончился слишком быстро - персонажи не дотянули даже до похода. А что, если бы поход все-таки состоялся?

  Как отблеск от заката, костер меж сосен пляшет,
  Ты что грустишь, бродяга, а ну-ка улыбнись,
  И кто-то очень близкий тебе тихонько скажет -
  Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались...
  
  О господи... Нет, и песня замечательная, проверенная временем и подходящая к ситуации, и с голосом у Ольги было все в порядке, и инструмент она держала явно не впервые в жизни, но... Черт возьми, до чего же все банально! Что стоило придумать какие-нибудь бодрые конкурсы, затеять игру, выбрать интересную тему для беседы с ребятами - а не заставлять их слушать одни и те же прекрасные, но приедающиеся песни под гитару из года в год...
  
  Стоп. А это мысль.
  
  Я медленно сдвинулся чуточку вбок, чтобы ствол дерева закрывал меня от всевидящего взгляда вожатой. И самую капельку назад - в темноту. Окончательный уход со сцены занял еще пару минут, но дело было сделано, я оказался достаточно далеко от гитарных певунов, чтобы как следует поразмыслить над своей идеей. И чем дольше я это делал, тем больше она мне нравилась.
  
  Всем хороша вожатая Ольга Дмитриевна - поет вдохновенно, и петь любит, про гитару не забыла, с пионерами ловко управляется, да и красивая, этого не отнимешь, кстати! - но вот поход этот никуда не годится. Такого рода мероприятия - они ведь должны быть про приключения, про самостоятельность, умение бороться с трудностями и побеждать их, про новые неожиданные опыты, в конце концов! А много ли опытов приобретешь, сидя у костра рядом с обнаженным упругим бедром вожатой?
  
  Ладно, про бедро это я погорячился, похоже - но в главном-то, как говорится, прав! И поход этот пройдет "для галочки" и сотрется из памяти через час после своего окончания. Устраивает ли меня такая ситуация? Ни в коем случае! В силах ли я что-то сделать по этому поводу? О, вы даже не представляете себе, насколько.
  
  Или же, цитируя известную когда-то песню: "В этом мире того, что хотелось бы нам - нет! Мы верим, что в силах его изменить - да!" Да и вообще, государственная монополия на культурный отдых и увеселения никогда не доводит до добра.
  
  Песня закончилась коротким перебором, Ольга Дмитриевна что-то спокойно сказала и начала новую. И тревожной сирены, что характерно, пока что не прозвучало. Отлично! Можно не бояться, что полагающая себя помесью Визбора и супругов Никитиных вожатая внезапно оторвется от музицирования и углядит в лесной чаще одинокого дезертира. Или услышит удаляющийся топот сандалий вкупе с перепуганным визгом, если уж на то пошло. То есть, я временно свободен в своих действиях и способен оборудовать альтернативную позицию для развлечений где-нибудь рядом.
  
  Само собой, позиция эта должна обладать рядом преимуществ - иначе кому она будет такая интересна? Нужен впечатляющий пейзаж и динамичная культурная программа. Второе я могу обеспечить прямо сейчас, одним своим присутствием, а вот первое... Эврика! Нужно устроить ее на берегу реки, неподалеку от леса! Кажется, я уже видел подходящее место метрах в сорока отсюда. Невысокий песчаный обрыв прикроет нас от недремлющего ока вожатой, а ночная водная гладь настроит на правильный лад. Поговорим, послушаем друг друга, посмеемся - все веселее, чем пыриться в темноту, с тоской и болью в сердце слушая три дворовых аккорда.
  
  Правда, у воды будут комары. Но это как раз легко исправить.
  
  - Ты чего тут забыл? - над обрывом, в котором я как раз сосредоточенно копался, появилась вихрастая рыжая голова со смешными хвостиками. - Подглядываешь, небось, за кем-то?
  
  - Так точно, - согласился я. - Имею настойчивое желание рассмотреть в приближающейся тьме цвет нижнего белья уважаемой Мику. Тайной зазнобы моей.
  
  - А, тогда здесь самое место, - согласилась Алиса, ловко спрыгнула вниз и оценивающе прищурилась. - Отсюда до нее метров пятьдесят, плюс край обрыва, плюс неровности ландшафта, плюс деревья и кусты, плюс темнота - о лучшей обзорной точке ты не мог и мечтать.
  
  - Хочешь сказать, не выйдет? - опечалился я.
  
  - Можешь у меня спросить, - хихикнула Алиса. - В смысле, спросить о цвете ее трусиков, а не...
  
  - Святые комсомольцы, откуда тебе ведома тайна сия?
  
  - Так ведь раздевалки на пляже двухместные, видела. - Рыжая выглядела немного разочарованной. - А все-таки, если серьезно, зачем ты здесь?
  
  - Имею тайное задание от империалистических хищников, - понизив голос, признался я. - Внести раскол, разброд и шатание в стройные... хм... ряды пионерии.
  
  Я с трудом оторвался от созерцания загорелых ног девушки.
  
  - И по этой причине планирую развести здесь костер, купаться голым, орать песни и иными способами склонять сознательных пионеров к нарушению распорядка дня. Точнее, вечера.
  
  - Я согласна, - решительно сказала Алиса. - Можешь начинать склонять прямо сейчас.
  
  Я мысленно досчитал до десяти. Помогло не очень.
  
  - Обязательно - но только чуточку позже. Сначала нужно подготовить почву - в буквальном смысле, между прочим! А ты лучше помоги, а еще лучше - расскажи наиболее достойным узникам изгиба гитары желтой о том, что на берегу в скором времени произойдет настоящий чад кутежа, например!
  
  Алиса понимающе кивнула и унесла свою аккуратную попку обратно в дебри.
  
  Перво-наперво - места для сидения, но с ними никаких проблем не было: вокруг в изобилии валялись толстые коряги, какие-то обрубки бревен - тут лесозаготовительный комбинат работал, что ли, или артель из ближайшего трудового лагеря? Сплошные пеньки да стволы обрезанные. Короче говоря, вопрос решен.
  
  Дальше был костер, но и здесь все сложилось как нельзя лучше - с дровами проблем не наблюдалось, так что огородить маленькую площадку, подсыпать снизу тонких веточек и сухой травы, а наверх положить что-нибудь посолиднее было делом пяти минут. Зажигалка была уже у меня в руках, когда послышались приближающиеся веселые голоса, и пришлось затаиться.
  
  - Скажи пароль, товарищ! - грозно потребовал я, не высовываясь, впрочем, из-за импровизированного бруствера. Поднял башку - похороны за счет государства, это вам любой толковый снайпер скажет. - Кого там черти несут?
  
  - Черти несут лучших из лучших, всех тех, кто пошел против системы и покинул гитарную юдоль скорби и уныния, - весело сообщила Алиса и вместе с целой струей желтого песка съехала вниз. Форменная юбочка при этом задралась еще более откровенно - но в этот раз я подготовился основательней и слюней пускать не стал. Самоконтроль - наше все! - А ты тут, небось, еще даже стол не накрыл, лентяй?
  
  - Так точно, мой генерал, не накрыл, - согласился я, талантливо пригорюнившись. - По причине его, стола, прискорбного отсутствия. Но я думаю, мы с этим как-нибудь справимся. Есть мысли... Привет, Славя. Привет, Мику... о, Лена, тоже привет. Не ожидал тебя тут встретить.
  
  Зеленоглазая молчунья только загадочно улыбнулась.
  
  - Собственно говоря, все почти готово - места для сиденья имеются, зародыш будущего костра в принципе сложен, и даже зажигалка - вот она, стащил у пленного немецкого полковника из бригады "Монпелье", много лет назад, хранил... неважно где. Единственная большая просьба, и даже, наверное, коммунистическое поручение - подтащить еще всякого валежника из лесу. Мы у воды, поэтому постоянно горящий огонь - залог того, что весь дружный коллектив не будет через пятнадцать минут корчиться в муках от комаров и всякой прочей летающей нечисти. И что не умрем от холода, само собой.
  
  - Насчет холода не боись, есть средства, - подмигнула Алиса и исчезла в темноте.
  
  Дрова заняли их еще минут на семь, я как раз успел развести костер - пришлось извести на растопку любовные письма, которые я таскал в трусах с седьмого класса. Оранжевые язычки пламени плясали и отражались в близкой воде. В лесу хрустели ветки, негромко переговаривались девчонки, в отдалении продолжала бренчать гитара.
  
  - Уфф! - Алиса с фырканьем сбросила охапку разлапистых сосновых веток. - В какие места я забиралась, чтобы это достать - ты, небось, и не знаешь таких мест. И это хорошо. Гореть-то хоть будет?
  
  - Будет, - оценил я. - Сосна смолистая, огонь будет интенсивный, а дым небольшой, но пахучий. Против комаров свежая сосна пошла бы еще лучше, но мы тут не коптиться собрались, наподобие свиного окорока - лично коптил, вкуснейшая штука - а получать удовольствие, так что свежей сосне - отказать. Обойдемся сушеным аналогом.
  
  Славя притащила одну здоровенную корягу, Мику - несколько почти правильных поленьев, а Лена стеснительно положила рядом с общей кучей какие-то высохшие листья, иголки и прочий никчемный подлесок. Лентяйка, совсем не старалась. После этого снова пришла моя очередь трудиться - ломать ветки на приемлемую длину, но это проходило уже под веселый девчачий щебет и потому было несложно. В общем, дело спорилось.
  
  - Итак, - Славя освоилась на новом месте окончательно и даже подбросила в костерок что-то из общей кучи топлива. Огонь довольно пыхнул и с жадностью накинулся на свежую пищу. - Ты злодейски оторвал нас от идеологически правильных посиделок под гитару и увлек в непроходимую чащу для того, чтобы сообщить приятнейшее известие? Или нет?
  
  - Имею возражение, - я предусмотрительно застолбил себе место с наветренной стороны, поэтому до меня дым не долетал. Ну, почти. - Я никого не собирал, невиноватый я, вы сами пришли - просто пригласил, посредством вон той рыжей, все забываю, как зовут...
  
  Лена довольно громко хихикнула.
  
  - А пригласил потому, - продолжил я, не теряя невозмутимости, - что сидеть в приятной компании на берегу этой моднейшей реки мне нравится куда больше, чем на какой-то адовой поляне с невнятными песнями времен очаковских и покоренья Крыма в ушах, и муравьями в штанах.
  
  - Эй, вот только не надо крошить батон на песни под гитару! - сидящая с краешку Алиса уже разулась и бултыхала ногами по мелкой воде, поднимая ворох брызг, блестевших алмазным блеском в неверном свете костра. - Ты на гитару не гони волну, это святое!
  
  - Святое, когда к месту и ко времени, - согласился я. - А когда она звучит в каждом походе и на каждом привале, по любому подходящему и не очень случаю, она превращается в атрибут. Обязаловку. Ну... вроде того, как поцелуй стал просто символом легкой симпатии.
  
  - А что теперь не так с поцелуями? - Мику сидела на бревне высоко и медленно водила в воздухе ногами. Это было завораживающе, грациозно и здорово отвлекало, надо сказать.
  
  - Да, поделись! - поддакнула Алиска, склонив голову набок. - Про поцелуи - хорошая тема, злободневная, вполне подходящая для обсуждения у модной воды. Что ты имеешь против них - этот вопрос остро волнует зрителей!
  
  В костре потрескивали поленья и ветки, легкий смолистый дым уносило к реке.
  
  - С поцелуем все отлично, - строго сказал я. - Но это признак доверия, безграничного и полного. Разделяемых чувств. Взаимности, черт побери. А не как сейчас - жахнуться в десны, а через минуту обложить... хм. Обругать за спиной. Поцелуй - это не символ хороших манер и не модный прибамбас, как сейчас привыкли. Я вообще считаю - это самый первый и самый лучший знак влюбленности. И лучше бы ему таким и оставаться.
  
  Девчонки притихли и наблюдали меня с каким-то мистическим вдохновением. Не ждали, наверное, от меня таких проникновенных речей. Черт, это же я про свое "сейчас" говорю, ядовитое и злобное, приехавшее из затянутого горьким туманом двадцать первого века - а не про их беззаботное и солнечное советское "сейчас". Ладно, пусть считают, что я яростно преувеличиваю и вообще не по годам циничен. Вроде человека без имени Печорина или еще кого из суровых тургеневских парней.
  
  - А по-моему, это предрассудки, - решительно сказала Славя. - Про какое-то особенное интимное значение поцелуя, которое у него было раньше, триста лет тому назад. По-моему, это вроде рассказов про то, что жена должна быть девственницей. Средневековье! Типичный феодализм!
  
  - Есть предложение заслушать представителя объединенной партии феминисток и суфражисток, - рассудительно сказал я. - Тема ее доклада настолько интересна, что не удивлюсь, если сейчас сюда начнут по-пластунски приползать бравые ребята из покинутого лагеря. Доведенные до невменяемости песнями Булата Окуджавы, изможденные, но не сломленные парни с шомполами шашлыка в зубах и слегка обжаренными шампиньонами в карманах шорт, они приближаются, шурша листвой и навострив уши, они ждут твоего ответа, товарищ! Не подведи их!
  
  В огне щелкнул разгоревшийся до нужной кондиции сучок, Славя зарделась, но не отступила.
  
  - Ну... - она поискала взглядом поддержки у девчонок, но, похоже, ничего похожего не нашла. - Мне вот всегда казалось, что поцелуй - это и есть знак одобрения, симпатии, поддержки... поощрения даже. И я не вижу в нем ничего... - она поискала слово и беспомощно закончила: - такого!
  
  - Поощрения, значит... - хмыкнула Алиса. - Ясненько. То-то за тобой восьмиклассники из второго отряда стадами бегают...
  
  Славя покраснела.
  
  - Это не то! Это... это другое!
  
  - А я-то думала - пай-девочка... - методично, словно гвозди забивая, продолжала Алиса, явно наслаждаясь ситуацией. - Ан нет - в тихом омуте, как выясняется...
  
  - Так, закрыли тему! - в корне пресек я намечающееся безобразие. - Никаких споров, никаких разборок этим вечером! Алис, детский сад - стыдно должно быть.
  
  Рыжая захлопала ресницами и преувеличенно-смущенно потупилась.
  
  - Мне всегда перед тобой стыдно, Саш... - сказала она протяжным театральным шепотом. Я сглотнул так громко, что в лесу отозвалось эхо, а на реке от неожиданности притихли лягушки.
  
  - И мы ознакомились с неожиданным и, увы, абсолютно ошибочным мнением синеглазой Славяны, - сказал я голосом Анатолия Кашпировского, совершая руками вращательные движения. - В этот момент у всех присутствующих раскрываются чакры, рассасываются рубцы, сходят застарелые шрамы и пробиваются серные пробки в ушах. Пробиваются настолько, что при определенном везении мы даже можем получить ответ на следующий вопрос: как в таком случае быть с третьей базой?
  
  - Чем? - не поняла Мику.
  
  - Половым актом, - помог я девушке. - Коитусом. Сексом. Некоторые это называют любовью.
  
  Девчонки вокруг костра синхронно уставились в песок под ногами. Как иначе, я же практически грязно выругался в их присутствии.
  
  - Минута молчания в память о павших подругах завершена, - бодрым голосом закричал я. - Наша викторина набирает обороты, и свой хет-трик продолжает радиослушательница с косами, кодовое имя "Славя"! Наш неунывающий ведущий сердечно приветствует ее троекратным поцелуем... ну нет так и нет, тогда хотя бы салютом над речкой!
  
  Я царственным жестом указал на залитое луной водное зеркало, но там никакого салюта не было.
  
  - Опять пушкари напились пьяными, - нашелся я. - Значит, придется просто так продолжать, без салюта. Насчет Средневековья, феодализма и прочей отрыжки отсталых цивилизаций. Славя, твое слово. Вопрос нетронутой жены радикально интересует местную аудиторию!
  
  - Нет, ну правда же... Может, в каменном веке это и было разумно - в том смысле, что к чему растить чужого ребенка... но мы-то уже живем в конце века двадцатого! Где коммунистические идеалы! Равенство и братство! Гуманизм!
  
  - Бесплатная газировка! Сосиски говяжьи по шестьдесять пять копеек кило! - продолжил я и, заметив вопросительные взгляды, пояснил: - Ну, это я к тому, что тоже умею выкрикивать бессмысленное. Каменный век тут ни причем, кстати - там вообще была мощная полигамия, и мелочи вроде первого полового партнера особой роли не играли - так что ты, наверное, Темные Века имела в виду.
  
  Славя выглядела подавленной моим могучим интеллектом.
  
  - Может...
  
  - И тем не менее, на этот раз прекрасная радиослушательница дает верный ответ! - бодрым голосом продолжил я. - Нет ничего глупее, чем закомплексованные идиоты, которые хотят утвердиться за счет любимого человека хотя бы и вот таким не вполне достойным образом. Верно подмечено, милая Славя, от прогрессивного радио "Вазиваг" вам большая шоколадка, которая будет выслана ценной бандеролью в ближайшее время!
  
  - Но как же... - Лена очень мило запунцовела и заволновалась. - Я читала книжку психолога Смирнова, и там он утверждал, что хорошая жена должна быть обязательно девственницей!
  
  - А я, - сказал я, - читал книгу Марии Аникеевой, и она утверждала, что психолог Смирнов был дурак, особенно насчет девственниц. Если все по-настоящему, если между вами действительно любовь, а не имитация, и не отчаянное желание засунуть понятно что понятно куда, то какая, к черту разница, сколько мужчин или женщин было у твоего любимого человека, скажите мне?
  
  Переборщил. Девчонки, похоже, были еще не готовы к такому уровню откровений.
  
  - Ну... конечно, если это самое "сколько" держится в разумных пределах - однозначных чисел, скажем, - робко добавил я.
  
  - Хорошо вам рассуждать, - протянула внезапно Лена своим всегдашним "я-маленькая-и-беззащитная-а-мир-жесток-и-несправедлив" тоном. - А я вот даже не целовалась ни разу в жизни!
  
  - И что тут такого? Еще все впереди...
  
  - А если я не буду уметь целоваться? Надо мной все смеяться будут.
  
  - Обязательно будут, - с готовностью подтвердила Алиса. - Выстроятся в колонны, окружат тебя хитрым маневром - и как начнут хохотать раскатистым таким басом! Сначала так: "Ахахахаха!" Потом так: "Ухухуху!" Потом...
  
  - Я хочу научиться целоваться! - заявила Лена и капризно тряхнула головой, да так, что весь ее третий размер заволновался под тонкой футболкой. Я понял, что непрерывно наблюдаю за мягким, завораживающим покачиванием, и решил, что становлюсь сексуальным маньяком. - Прямо сегодня, сейчас!
  
  - Извини, Лен, - я развел руками, - но за парней сегодня тут только я отдуваюсь. Можно призвать очкарика и сыроеда, конечно, но за ними тогда придет на проверку наша Окуджава, а этого никто не хочет, верно? С другой стороны, не могу сказать, что и сам являюсь таким уж специалистом в известной области, так что...
  
  - Лен, подожди, - Мику спустилась со своего насеста, плюхнулась на песок рядом с Леной, приобняла ее и что-то зашептала на ухо. Зеленоглазка увлеченно внимала. - Не гони коней, терпение - хорошее качество. Все в свое время.
  
  Этого последнего я не понял, видно, они что-то о своем, о женском имели в виду.
  
  - Ты вот говорил про любовь, - Славя придвинулась чуть ближе к костру. Наверное, ей было плохо видно. Зато мне ее точеную фигурку было теперь видно хорошо. - А что это такое? Как ты ее вообще понимаешь, любовь?
  
  Я хватанул воздуха пересохшим ртом. Горящие ветки потрескивали, источая легкий сладковатый дымок. В лесу притихла гитара и разноголосый гомон, пионерия укладывалась спать, несмело перекрикивались ночные птицы. Девчонки внимали.
  
  - Некоторые предполагают, что любовь неразрывно связана со второй сигнальной системой, - авторитетно сообщил я. - Но такая точка зрения не имеет прочного научного фундамента. Животные, скажем, тоже вполне способны на любовь - если понимать ее, как прочную эмоциональную привязанность - а ведь сигнальная система у них всего одна. Если же отталкиваться от половой функции, то все дело в феромонах, которые выделяет здоровое тело. Таким образом, получается, что любовь - по сути, обыкновенная смесь психологических установок и несложных химических реакций.
  
  Повисла пауза. Шумели деревья за спиной, плескала вода совсем рядом. Плясал маленький, но ярый и жаркий огонек в костре.
  
  - Но мы не животные, - сказал я. - И я... и мне хочется верить, что наши чувства, и наши поступки, и наши мысли - это нечто большее, чем слабые электрические разряды в угловой извилине нашей несчастной черепной коробки, лошадиные дозы дофамина и окситоцина из лимбической системы, да еще животные инстинкты спинного мозга. Должно быть что-то большее, что заставляет нас делать все эти великолепные и опасные глупости, рисковать своей и чужой жизнью и навсегда запоминать цвет чьих-то случайно увиденных в восьмом классе глаз на перемене между трудом и математикой. Должно же быть что-то... иначе зачем это все?
  
  Было молчание, и пахло дымом, звезды над головой светили пролетевшим столетия холодного космоса светом раскаленной плазмы. Но глаза сидящих рядом девчонок горели ничуть не тусклее.
  
  - Любовь - это маленький теплый котенок, нашедший место у тебя в сердце; это чашка горячего шоколада в зимний холод; это первый весенний лучик солнца, прорвавшийся сквозь мрачные мартовские тучи; это ласковый шерстяной плед, закутавшись в который, можно миновать все несчастья и горести в мире; это алый восход; это красный закат. Это доверчивый взгляд девчонки, которая - ты знаешь - пойдет за тобой на край света. Не потому, что у тебя много денег или папа работает в... горисполкоме, например, и может привезти из буржуйской ФРГ модные джинсы "Монтана", а по какой-то другой причине. Потому что вам вместе хорошо и тепло. Потому что ты не бросишь и не обманешь ее, а она всегда будет рядом. Это самая важная вещь в мире, и счастлив тот, кто ее нашел и понял.
  
  Любовь - это и есть счастье. Мне кажется, так.
  
  Девчонки смотрели на меня, словно на пророка Илию, внезапно разложившему всю мудрость мира на обеденном столе. Не знаю, были у них там столы, нет? Ну, пускай тогда на искусителя-змея, который в Эдемском саду обрисовал голым перволюдям всю двойственность их положения. "Ходите вы тут голые и глупые, ребята - а зачем? Вроде не бездельники, и могли бы жить - скушайте вот яблочко для поправки расшатанного организма!" Во всяком случае, так они выглядели.
  
  - Ты счастливый человек, Саша, - нарушила молчание Славя.
  
  - Не поспоришь, - подтвердила Алиса. В глазах у нее плясали рыжие отблески костра. - Даже завидки берут.
  
  - Где же ты был раньше... - это Лена.
  
  - Эй, вы не подумайте, что я сам все это придумал, - попытался выкрутиться я. Волшебство слов, висевших, кажется в воздухе литыми золотистыми знаками, медленно рассеивалось. - Это я вычитал, конечно - у Льва Николаевича Толстого, в письмах.
  
  Там, в ПСС, девяносто томов, пускай разыскивают!
  
  - Ну, это-то понятно, - среагировала рыжая. Чтобы до такого додуматься, нужно лет сто прожить, не меньше!
  
  - Большинство помирают раньше, - разъяснил сложность ситуации я. - Потому и не успевают додуматься до этих нехитрых истин. - Но Лев Николаевич - он был гений, и потом понял все это в восемьдесят два, на восемнадцать лет раньше, и даже успел записать. Так что теперь, получается, не все еще потеряно. И у человечества поэтому остается надежда.
  
  - А тогда скажи еще, раз уже мы начали задавать всякие волнующие вопросы, - Мику словно очнулась от тяжелого летаргического сна и перешла в рабочий режим, - тогда у меня такой вопрос: почему па... ну, мальчики никогда не говорят всего этого, вот того, что ты только что рассказал - можно было бы стольких... ну... неприятных слу... ситуаций избежать, разве нет, вот скажи!
  
  - Розкажи, розкажи менi, поле, чом так рiдко цвiтуть колосочки, - понимающе кивнул я, но видя, что мои знания фольклора не будут оценены в этом жестоком мире, сменил пластинку. - Да все просто. Любой мужчина - это всегда смесь адовой тьмы и ослепительного света. Дебил и гений, демиург и деструктор. Вишну и Шива, созидание и разрушение.
  
  Тишина от девчонок. Плеск воды, тонкий, почти неразличимый гул сверху, с неба - то ли самолет прошел где-то на высоком эшелоне, то ли звезды слали вниз свою тоненькую, безопасную уже радиацию.
  
  - Мы нераспечатанные конверты, - сказал я. - Лежащие на огромном письменном столе, адресованные в никуда. Полные великолепных историй, написанных в произвольном порядке. Поэтому мы можем одновременно нести всякую веселую, малозначащую ахинею - и молчать о самом главном. Потому что "зачем говорить, когда все и так понятно?"
  
  - А что оно - самое главное? - вопрос прозвучал тихо, и вечерние маленькие волны его едва не заглушили. Но я услышал.
  
  - Самое главное - быть там, где тебе хорошо. Рядом с теми, кого любишь. Делать то, что тебе нравится. Приносить пользу и поступать хорошо. Что может быть важнее этого?
  
  В Ленкиных зеленых глазах появился странный блеск.
  
  - Я хотела...
  
  - И я хотел! - объявил я и шумно поднялся, рассыпая вокруг песок с мелкими веточками. - И все еще хочу. Купаться, друзья мои, категорически и однозначно купаться! Душеспасительные беседы перенесем на другое время - сегодня наши души спасет погружение в хладные воды, а вовсе не слова, сложенные во фразы, которые нынче здесь, а завтра - там! Бегите же, глупцы! Скрывайтесь в водяной глуши! На волю, в пампасы!
  
  Девчонки зашевелились, приходя в себя после моей проповеди - и это неудивительно, учитывая, что коэффициент смертоносности после нее может достигать семидесяти пяти процентов, а то и более. Застеснялись. Замялись. Запереглядывались.
  
  - Саш, идея, конечно хорошая, - нерешительно сказала Славя, - но только ты как-то не учитываешь, что...
  
  - Нет купальников? - обрадовался я. - Даже лучше! Купаться голышом - это важная часть любого культурного отдыха, и я кстати о ней предупреждал в самом начале, вам что, рыжая не передавала?
  
  На Алису было печально смотреть.
  
  - Я думала ты шутишь, - сдавленным голосом сказала она. - Черт...
  
  - О чем речь, отроковицы, - задушевно сказал я. - Я притушу этот и без того чахлый и морально дискредитировавший себя огонь. Станет темно и безопасно. Но никто не сможет потушить пылающее в наших сердцах пламя марксизма-ленинизма, которое всесильно оттого, что верно! Ну, кроме вод этой тихой реки, конечно.
  
  Славя нахмурилась.
  
  - Не знаю, Саш, - с сомнением сказала она. - Как-то это...
  
  Положение спасла Лена. Вот уж кто не устает преподносить сюрпризы!
  
  - А я согласна, - решительно тряхнула своими смешными хвостиками она и потянула через голову футболку. Это запустило цепную реакцию среди остальных, но я этого не видел, потому что отвернулся из деликатности - только слышал шорох одежды, и еще как под босыми ногами скрипел песок.
  
  Этим самым песком я и засыпал начинающий уже прогорать костер несколькими минутами позже - смутно различимые в наступившей тьме силуэты уже с тихим повизгиванием вошли в подступающую все выше воду. Вошли - и остались.
  
  Одежда слетает с меня в секунды, как шелуха с арахисового орешка. От реки тянет прохладой, туманами и чем-то едва ощутимым, травяным и свежим. В кустах кто-то шевелится и стрекочет. Но не лягушки - их как раз нет ни одной. Удивительно.
  
  Вода щекочет голые ступни и стирает следы на песке. Только что были, и уже исчезли. Только светлые пятна одежды на берегу напоминают о пикнике. Глубже, еще глубже...
  
  Как близко горят звездные огни на, кажется, таком низком куполе небосвода, и плещет вода, кажется, совсем рядом, и чуть громче с каждой секундой. Что это, рыба плеснула неподалеку? Нет. Над рекой тянется легкая ночная дымка, словно дыхание уснувшего где-то глубоко дракона.
  
  Голоса - не голоса доносятся по колеблющейся серебристой поверхности, тихий шепот плывет над водной рябью.
  
  Луна лезет, всходит из-за дальних пригорков, запутавшись поначалу в ветвях, она наконец вырывается на оперативный простор - мама дорогая, какая она яркая!
  
  И они...
  
  Четыре русалочьих, гибких силуэта впереди в воде, я не могу определить, кто есть кто, и они не подают голоса, но я вижу и все четче с каждой секундой, такие светлые и исчезающе притягательные, они плещутся, кто посереди речки, кто чуть ближе, и я отбрасываю осторожность и плыву. Вода еще хранит дневное тепло, она ласкает иссушенное и горячее тело.
  
  Нагота и полутьма наделяет меня какой-то неизвестной свободой - никакого стеснения нет и в помине, мы все здесь равны - хочется что-то крикнуть, куда-то позвать. Но я не зову никого - плыву, описывая медленный круг по реке и возвращаясь к берегу.
  
  Эх, если бы взмыть вверх ракетой над гладкой тьмой реки, оставляя за собой инверсионный след из водяных капелек и стебельков травы! Эх, кабы рвануть к этой невозможной Луне сквозь низкие ветви, да высокие облака - да глянуть вниз, на что это было бы похоже? На секунду мне кажется, что я и правда парю над землей и вижу все происходящее сверху - черную точку своей головы, неподвижное зеркало воды, звезды, отражающиеся в нем, склоненные кроны...
  
  Это лучше, чем фантастические фильмы про космос. Это по-настоящему красиво.
  
  Я возвращаюсь обратно в себя только чтобы заметить, что они уже здесь. Алиса, Славя, Мику, Лена - больше не зыбкие тени, не темные силуэты - они рядом, как и я, на мелководье. И темнота словно расступается на мгновение, показывая их во всей своей великолепной наготе. Никто не отводит глаз. Они сияют.
  
  Это Рубикон. Еще можно свести все к шутке, с утробным уханьем и дурацким ревом напрыгнуть на кого-нибудь, вспенивая спокойную воду, потом выбраться на берег и поставить галочку в графе "забавная безделица на реке" и забыть об этом к завтрашнему утру. Вот только зачем тогда было все до этого? Зачем, если это шанс понять что-то очень важное самому - и дать понять это другим?
  
  У меня вдруг возникло странное чувство, словно я был восточным мистиком-дервишем, и мог говорить голосом бога, и мог ставить любые вопросы. И еще мне показалось, что если я сейчас запрокину голову и задам небу самый главный, самый нужный вопрос, то из глубины этой насыщенной синей пустоты, пронизанной острыми точками звезд, и в самом деле донесется ответ.
  
  Трансцендентный опыт. Разговор с богом.
  
  Взгляды.
  
  Улыбки.
  
  Прикосновения.
  
  Поцелуи...
  
  Лена все-таки дождалась своего. Она подходит ко мне - глаза, кажется, светятся в темноте, а фигурка неразличима из-за сумерек, окутывающих ее роскошным платьем, но я все равно знаю, что она прекрасна.
  
  Они все прекрасны.
  
  Ленкины губы находят мои, они мягкие и теплые и, кажется, чуточку подрагивают. Но это быстро проходит.
  
  - Я расскажу тебе, - шепчу я. - Мы делаем это не потому, что мы большие дети с недетскими мыслями. Не из пьяного куража и походно-полевой бесшабашности. А потому, что только так и теперь проявляется подлинная, человеческая связь между бытием и небытием, единственное место, где кровоток соприкасается с вечностью. Ничего не имеет значения, только любовь и желание. И в этой темноте это становится видно так же хорошо, как и в любом другом месте. Даже лучше, может быть.
  
  Она молчит, позволяя своим рукам говорить за себя.
  
  - Просто закрой глаза, - говорю я.
  
  Небо выгибается куполом, опускается ниже, его можно коснуться рукой. Звезды горят совсем близко, они горячие, как угли, но не обжигают, они светят, как светлячки, пронзая сетчатку и входя до упора в хрусталик. Это длится вечно, несколько столетий, и гордые греческие храмы обращаются в белую мраморную пыль, горные хребты стираются под натиском дождей и эрозии; человечество перестает существовать, и только птицы остаются царствовать над опустевшей планетой, они кричат сквозь плотную черную ночь, а сквозь нее текут реки, и никто не знает, что творится под их спокойной темной поверхностью.
  
  Похоже, мир взрывается.
  
  А может быть, взрываюсь я.
  
  Что это - звезды? Ах, что за Луна - пылающая, огромная, словно фары приближающегося на бешеных ревущих передачах автомобиля, когда не хватает секунд даже на отчаянный предсмертный вопль; мы достигли первой космической скорости и покидаем земную орбиту, и всем ракетам Стратегической Оборонной Инициативы злюки Рейгана нас не догнать, не застигнуть врасплох!
  
  Ленка, скромница-Ленка, не отводя глаз, медленно отступает, чтобы дать место приближающейся Мику. Ее чудесные волосы намокли, она выглядит испуганной русалкой - бог его знает, отчего.
  
  - Не бойся... - шепчу я. - Я, может, не самый лучший и правильный человек в мире, я многого не умею, но зато я умею зажигать звезды.
  
  И она верит мне, и открывается, и в нашей тихой заводи снова вспыхивает ослепительный свет, и звезды становятся еще чуточку ближе, потому что мы проходим лунную орбиту, и я вижу их снова и снова, яркие искорки звезд; все сразу же освещается, и в ненастоящей, неподвижной воде все еще отражаются темные деревья, вестники самого лучшего времени года, бесконечного лета; и недостижимое все еще небо ждет, и звезды - они все ждут от нас действия, ждут преодоления какого-то предела - близкого, но пока не найденного.
  
  Потом приходит Славя, сразу за ней - Алиса. И все повторяется. Я чувствую, как Алиса дрожит, несмотря на всю свою браваду, а уж Славю трясет с ног до головы. Но я понимаю, что это не страх, - я вижу их лица, почти детские и невозможно, невероятно взрослые, исполненные мудрости и счастья, и ожидания, с бездонными глазами, внутри которых было утоплено волнение, и я знал, что это не страх; это желание, глубокая страсть, и я снова чувствую внутри себя какую-то силу, какую-то уверенность, что-то вроде полета, будто внутри меня снова залили ракетное топливо, и подуставший от долгой смены экипаж уже поел горячего, отдохнул и размялся, пробежал несколько километров на беговых дорожках и орбитреках и был снова готов к работе; желание, да, это что-то, это любовь и желание, которое открывается, и перестает быть тайной, потому что тайны больше не нужны, и учит летать.
  
  Где-то вдали, за тысячи парсеков, стоят, держась за руки, и тянутся друг к другу Лена и Мику.
  
  - Да! - выдыхаю я, и все, что сдерживало их, остатки вчерашних мыслей и опасений, прорывается.
  
  Твердый, сухой жар возвращается, и я чувствую, что моя сила снова передается им, я отдаю ее с радостью и устремляюсь им навстречу. Полное впечатление, что окружающий мир шатается, раскачивается, ощущение восхитительной сладости, которая заставляет девчонок беспомощно поворачивать голову из стороны в сторону, и стон вырвался из ее сомкнутых губ. Это полет, это - о любовь, о желание, невозможно выразить словами - принимать и давать, замкнутый круг: принимать, давать... лететь.
  
  Так все и было, в почти полной уже темноте, так что было даже непонятно, кто именно, прикусывая губы до крови, чтобы не закричать, старался держаться, но это все равно не помогало, так что в темноту все равно уносился стон, который, если бы кто-то задался целью его расшифровать, означал примерно следующее: Да! Да! Да!
  
  Раскачаем этот мир.
  
  Галактика у наших ног разлетается в стороны светящимися кометами, в космосе нет звука, но я все равно слышу тяжелый торжественный гул, с которым внизу разворачивается яркое действо, которого наверняка не видел еще ни один человек, это величественное зрелище распада, и ощущение полета смешивается у меня в голове с этим звуком, который становится теперь для меня самой прекрасной музыкой в мире.
  
  Тишина. Темнота. Я не чувствую рук, не чувствую своего тела. Нет ни красок, ни запахов, ни звуков. Полная изоляция.
  
  Мама, где мы? Твои неразумные дети пробили потолок пространства и отбыли исследовать иные миры, услышь их. Услышь и ответь, потому что они сами не знают, как, куда и зачем они попали и зачем вообще ввязались в это опасное дело. Дай нам знак, мама, мы заблудились.
  
  Ветви обращенных к воде деревьев качал свежий ветерок, где-то далеко закричала ночная птица, и так я понял, что мы все-таки вернулись домой.
  
  Все закончилось.
  
  Костерок на берегу все еще курился сладковатым дымком, который стелился и сползал в кажущуюся теперь совсем теплой воду. Ноги утопали в песке и дрожали. Я опустился на землю почти сразу; держаться сил не было.
  
  Одежда? Какая одежда, зачем она? Одежду носят лжецы, скрывающие что-то друг от друга. Но сейчас скрывать было нечего и незачем.
  
  Вот только ночная прохлада уже начинала всерьез пощипывать разнежившееся и привыкшее к теплоте тело. Я придвинулся к костру - раздуть разве? - насторожился пригляделся и принюхался. Вот оно что...
  
  Ну, конечно. Странно, что не заметил раньше. Странно, что не задумался - а отчего это нас потянуло-то на откровения?
  
  Корень имбиря - естественный афродизиак. Немного дикой конопли, почти наверняка. Интересно, что еще было в огне? Мандрагора? Глаз жабы? Кровь девственницы?
  
  - Неважно, - улыбнулась Ленка и присела рядом. С кожи скатывались блестящие круглые капельки. А я умирал от жажды, поэтому просто прикоснулся губами к ее плечу. Вчерашняя Лена покраснела бы и убежала подальше - искать ответы в "Унесенных ветром" или резать вены в постели. Сегодняшняя Лена мягко улыбнулась и не сказала ничего.
  
  - Неважно, говоришь?
  
  - Конечно, нет. - Зеленые глаза смеялись. - Дело было не в них. А в нас. И еще в тебе. Здесь не было принуждения - я сама этого хотела. Как никогда в жизни. И ни о чем не минуты - ни вот столько! - не жалею.
  
  - Я тебя люблю, Ленка.
  
  - Я тоже тебя люблю. Все случилось так, как должно было случиться.
  
  - И... что будет теперь?
  
  - Теперь? - она сладко и откровенно потянулась. - Теперь будет все, что угодно. Может, мы превратимся в героев и спасем весь мир от ядерной войны. А может, просто вернемся домой и проживем свою жизнь так, как хочется. Но точно могу сказать одно - все будет очень, очень хорошо.
  
  Летние ночи коротки; по реке заструился туман, где-то на другом берегу несмело квакнула особо наглая лягушка. Далеко в восточной части темного пока что неба, над самой землей и выше, прорезалась тонкая голубовато-розовая полоска.
  
  И был вечер, и было утро: день шестой.
   КОНЕЦ.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"