Аннотация: Вольное приложение к тексту "Бесконечное лето: Эксперимент". Волею судеб и сюжета последний закончился слишком быстро - персонажи не дотянули даже до похода. А что, если бы поход все-таки состоялся?
Как отблеск от заката, костер меж сосен пляшет,
Ты что грустишь, бродяга, а ну-ка улыбнись,
И кто-то очень близкий тебе тихонько скажет -
Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались...
О господи... Нет, и песня замечательная, проверенная временем и подходящая к ситуации, и с голосом у Ольги было все в порядке, и инструмент она держала явно не впервые в жизни, но... Черт возьми, до чего же все банально! Что стоило придумать какие-нибудь бодрые конкурсы, затеять игру, выбрать интересную тему для беседы с ребятами - а не заставлять их слушать одни и те же прекрасные, но приедающиеся песни под гитару из года в год...
Стоп. А это мысль.
Я медленно сдвинулся чуточку вбок, чтобы ствол дерева закрывал меня от всевидящего взгляда вожатой. И самую капельку назад - в темноту. Окончательный уход со сцены занял еще пару минут, но дело было сделано, я оказался достаточно далеко от гитарных певунов, чтобы как следует поразмыслить над своей идеей. И чем дольше я это делал, тем больше она мне нравилась.
Всем хороша вожатая Ольга Дмитриевна - поет вдохновенно, и петь любит, про гитару не забыла, с пионерами ловко управляется, да и красивая, этого не отнимешь, кстати! - но вот поход этот никуда не годится. Такого рода мероприятия - они ведь должны быть про приключения, про самостоятельность, умение бороться с трудностями и побеждать их, про новые неожиданные опыты, в конце концов! А много ли опытов приобретешь, сидя у костра рядом с обнаженным упругим бедром вожатой?
Ладно, про бедро это я погорячился, похоже - но в главном-то, как говорится, прав! И поход этот пройдет "для галочки" и сотрется из памяти через час после своего окончания. Устраивает ли меня такая ситуация? Ни в коем случае! В силах ли я что-то сделать по этому поводу? О, вы даже не представляете себе, насколько.
Или же, цитируя известную когда-то песню: "В этом мире того, что хотелось бы нам - нет! Мы верим, что в силах его изменить - да!" Да и вообще, государственная монополия на культурный отдых и увеселения никогда не доводит до добра.
Песня закончилась коротким перебором, Ольга Дмитриевна что-то спокойно сказала и начала новую. И тревожной сирены, что характерно, пока что не прозвучало. Отлично! Можно не бояться, что полагающая себя помесью Визбора и супругов Никитиных вожатая внезапно оторвется от музицирования и углядит в лесной чаще одинокого дезертира. Или услышит удаляющийся топот сандалий вкупе с перепуганным визгом, если уж на то пошло. То есть, я временно свободен в своих действиях и способен оборудовать альтернативную позицию для развлечений где-нибудь рядом.
Само собой, позиция эта должна обладать рядом преимуществ - иначе кому она будет такая интересна? Нужен впечатляющий пейзаж и динамичная культурная программа. Второе я могу обеспечить прямо сейчас, одним своим присутствием, а вот первое... Эврика! Нужно устроить ее на берегу реки, неподалеку от леса! Кажется, я уже видел подходящее место метрах в сорока отсюда. Невысокий песчаный обрыв прикроет нас от недремлющего ока вожатой, а ночная водная гладь настроит на правильный лад. Поговорим, послушаем друг друга, посмеемся - все веселее, чем пыриться в темноту, с тоской и болью в сердце слушая три дворовых аккорда.
Правда, у воды будут комары. Но это как раз легко исправить.
- Ты чего тут забыл? - над обрывом, в котором я как раз сосредоточенно копался, появилась вихрастая рыжая голова со смешными хвостиками. - Подглядываешь, небось, за кем-то?
- Так точно, - согласился я. - Имею настойчивое желание рассмотреть в приближающейся тьме цвет нижнего белья уважаемой Мику. Тайной зазнобы моей.
- А, тогда здесь самое место, - согласилась Алиса, ловко спрыгнула вниз и оценивающе прищурилась. - Отсюда до нее метров пятьдесят, плюс край обрыва, плюс неровности ландшафта, плюс деревья и кусты, плюс темнота - о лучшей обзорной точке ты не мог и мечтать.
- Хочешь сказать, не выйдет? - опечалился я.
- Можешь у меня спросить, - хихикнула Алиса. - В смысле, спросить о цвете ее трусиков, а не...
- Святые комсомольцы, откуда тебе ведома тайна сия?
- Так ведь раздевалки на пляже двухместные, видела. - Рыжая выглядела немного разочарованной. - А все-таки, если серьезно, зачем ты здесь?
- Имею тайное задание от империалистических хищников, - понизив голос, признался я. - Внести раскол, разброд и шатание в стройные... хм... ряды пионерии.
Я с трудом оторвался от созерцания загорелых ног девушки.
- И по этой причине планирую развести здесь костер, купаться голым, орать песни и иными способами склонять сознательных пионеров к нарушению распорядка дня. Точнее, вечера.
- Я согласна, - решительно сказала Алиса. - Можешь начинать склонять прямо сейчас.
Я мысленно досчитал до десяти. Помогло не очень.
- Обязательно - но только чуточку позже. Сначала нужно подготовить почву - в буквальном смысле, между прочим! А ты лучше помоги, а еще лучше - расскажи наиболее достойным узникам изгиба гитары желтой о том, что на берегу в скором времени произойдет настоящий чад кутежа, например!
Алиса понимающе кивнула и унесла свою аккуратную попку обратно в дебри.
Перво-наперво - места для сидения, но с ними никаких проблем не было: вокруг в изобилии валялись толстые коряги, какие-то обрубки бревен - тут лесозаготовительный комбинат работал, что ли, или артель из ближайшего трудового лагеря? Сплошные пеньки да стволы обрезанные. Короче говоря, вопрос решен.
Дальше был костер, но и здесь все сложилось как нельзя лучше - с дровами проблем не наблюдалось, так что огородить маленькую площадку, подсыпать снизу тонких веточек и сухой травы, а наверх положить что-нибудь посолиднее было делом пяти минут. Зажигалка была уже у меня в руках, когда послышались приближающиеся веселые голоса, и пришлось затаиться.
- Скажи пароль, товарищ! - грозно потребовал я, не высовываясь, впрочем, из-за импровизированного бруствера. Поднял башку - похороны за счет государства, это вам любой толковый снайпер скажет. - Кого там черти несут?
- Черти несут лучших из лучших, всех тех, кто пошел против системы и покинул гитарную юдоль скорби и уныния, - весело сообщила Алиса и вместе с целой струей желтого песка съехала вниз. Форменная юбочка при этом задралась еще более откровенно - но в этот раз я подготовился основательней и слюней пускать не стал. Самоконтроль - наше все! - А ты тут, небось, еще даже стол не накрыл, лентяй?
- Так точно, мой генерал, не накрыл, - согласился я, талантливо пригорюнившись. - По причине его, стола, прискорбного отсутствия. Но я думаю, мы с этим как-нибудь справимся. Есть мысли... Привет, Славя. Привет, Мику... о, Лена, тоже привет. Не ожидал тебя тут встретить.
Зеленоглазая молчунья только загадочно улыбнулась.
- Собственно говоря, все почти готово - места для сиденья имеются, зародыш будущего костра в принципе сложен, и даже зажигалка - вот она, стащил у пленного немецкого полковника из бригады "Монпелье", много лет назад, хранил... неважно где. Единственная большая просьба, и даже, наверное, коммунистическое поручение - подтащить еще всякого валежника из лесу. Мы у воды, поэтому постоянно горящий огонь - залог того, что весь дружный коллектив не будет через пятнадцать минут корчиться в муках от комаров и всякой прочей летающей нечисти. И что не умрем от холода, само собой.
- Насчет холода не боись, есть средства, - подмигнула Алиса и исчезла в темноте.
Дрова заняли их еще минут на семь, я как раз успел развести костер - пришлось извести на растопку любовные письма, которые я таскал в трусах с седьмого класса. Оранжевые язычки пламени плясали и отражались в близкой воде. В лесу хрустели ветки, негромко переговаривались девчонки, в отдалении продолжала бренчать гитара.
- Уфф! - Алиса с фырканьем сбросила охапку разлапистых сосновых веток. - В какие места я забиралась, чтобы это достать - ты, небось, и не знаешь таких мест. И это хорошо. Гореть-то хоть будет?
- Будет, - оценил я. - Сосна смолистая, огонь будет интенсивный, а дым небольшой, но пахучий. Против комаров свежая сосна пошла бы еще лучше, но мы тут не коптиться собрались, наподобие свиного окорока - лично коптил, вкуснейшая штука - а получать удовольствие, так что свежей сосне - отказать. Обойдемся сушеным аналогом.
Славя притащила одну здоровенную корягу, Мику - несколько почти правильных поленьев, а Лена стеснительно положила рядом с общей кучей какие-то высохшие листья, иголки и прочий никчемный подлесок. Лентяйка, совсем не старалась. После этого снова пришла моя очередь трудиться - ломать ветки на приемлемую длину, но это проходило уже под веселый девчачий щебет и потому было несложно. В общем, дело спорилось.
- Итак, - Славя освоилась на новом месте окончательно и даже подбросила в костерок что-то из общей кучи топлива. Огонь довольно пыхнул и с жадностью накинулся на свежую пищу. - Ты злодейски оторвал нас от идеологически правильных посиделок под гитару и увлек в непроходимую чащу для того, чтобы сообщить приятнейшее известие? Или нет?
- Имею возражение, - я предусмотрительно застолбил себе место с наветренной стороны, поэтому до меня дым не долетал. Ну, почти. - Я никого не собирал, невиноватый я, вы сами пришли - просто пригласил, посредством вон той рыжей, все забываю, как зовут...
Лена довольно громко хихикнула.
- А пригласил потому, - продолжил я, не теряя невозмутимости, - что сидеть в приятной компании на берегу этой моднейшей реки мне нравится куда больше, чем на какой-то адовой поляне с невнятными песнями времен очаковских и покоренья Крыма в ушах, и муравьями в штанах.
- Эй, вот только не надо крошить батон на песни под гитару! - сидящая с краешку Алиса уже разулась и бултыхала ногами по мелкой воде, поднимая ворох брызг, блестевших алмазным блеском в неверном свете костра. - Ты на гитару не гони волну, это святое!
- Святое, когда к месту и ко времени, - согласился я. - А когда она звучит в каждом походе и на каждом привале, по любому подходящему и не очень случаю, она превращается в атрибут. Обязаловку. Ну... вроде того, как поцелуй стал просто символом легкой симпатии.
- А что теперь не так с поцелуями? - Мику сидела на бревне высоко и медленно водила в воздухе ногами. Это было завораживающе, грациозно и здорово отвлекало, надо сказать.
- Да, поделись! - поддакнула Алиска, склонив голову набок. - Про поцелуи - хорошая тема, злободневная, вполне подходящая для обсуждения у модной воды. Что ты имеешь против них - этот вопрос остро волнует зрителей!
В костре потрескивали поленья и ветки, легкий смолистый дым уносило к реке.
- С поцелуем все отлично, - строго сказал я. - Но это признак доверия, безграничного и полного. Разделяемых чувств. Взаимности, черт побери. А не как сейчас - жахнуться в десны, а через минуту обложить... хм. Обругать за спиной. Поцелуй - это не символ хороших манер и не модный прибамбас, как сейчас привыкли. Я вообще считаю - это самый первый и самый лучший знак влюбленности. И лучше бы ему таким и оставаться.
Девчонки притихли и наблюдали меня с каким-то мистическим вдохновением. Не ждали, наверное, от меня таких проникновенных речей. Черт, это же я про свое "сейчас" говорю, ядовитое и злобное, приехавшее из затянутого горьким туманом двадцать первого века - а не про их беззаботное и солнечное советское "сейчас". Ладно, пусть считают, что я яростно преувеличиваю и вообще не по годам циничен. Вроде человека без имени Печорина или еще кого из суровых тургеневских парней.
- А по-моему, это предрассудки, - решительно сказала Славя. - Про какое-то особенное интимное значение поцелуя, которое у него было раньше, триста лет тому назад. По-моему, это вроде рассказов про то, что жена должна быть девственницей. Средневековье! Типичный феодализм!
- Есть предложение заслушать представителя объединенной партии феминисток и суфражисток, - рассудительно сказал я. - Тема ее доклада настолько интересна, что не удивлюсь, если сейчас сюда начнут по-пластунски приползать бравые ребята из покинутого лагеря. Доведенные до невменяемости песнями Булата Окуджавы, изможденные, но не сломленные парни с шомполами шашлыка в зубах и слегка обжаренными шампиньонами в карманах шорт, они приближаются, шурша листвой и навострив уши, они ждут твоего ответа, товарищ! Не подведи их!
В огне щелкнул разгоревшийся до нужной кондиции сучок, Славя зарделась, но не отступила.
- Ну... - она поискала взглядом поддержки у девчонок, но, похоже, ничего похожего не нашла. - Мне вот всегда казалось, что поцелуй - это и есть знак одобрения, симпатии, поддержки... поощрения даже. И я не вижу в нем ничего... - она поискала слово и беспомощно закончила: - такого!
- Поощрения, значит... - хмыкнула Алиса. - Ясненько. То-то за тобой восьмиклассники из второго отряда стадами бегают...
Славя покраснела.
- Это не то! Это... это другое!
- А я-то думала - пай-девочка... - методично, словно гвозди забивая, продолжала Алиса, явно наслаждаясь ситуацией. - Ан нет - в тихом омуте, как выясняется...
- Так, закрыли тему! - в корне пресек я намечающееся безобразие. - Никаких споров, никаких разборок этим вечером! Алис, детский сад - стыдно должно быть.
Рыжая захлопала ресницами и преувеличенно-смущенно потупилась.
- Мне всегда перед тобой стыдно, Саш... - сказала она протяжным театральным шепотом. Я сглотнул так громко, что в лесу отозвалось эхо, а на реке от неожиданности притихли лягушки.
- И мы ознакомились с неожиданным и, увы, абсолютно ошибочным мнением синеглазой Славяны, - сказал я голосом Анатолия Кашпировского, совершая руками вращательные движения. - В этот момент у всех присутствующих раскрываются чакры, рассасываются рубцы, сходят застарелые шрамы и пробиваются серные пробки в ушах. Пробиваются настолько, что при определенном везении мы даже можем получить ответ на следующий вопрос: как в таком случае быть с третьей базой?
- Чем? - не поняла Мику.
- Половым актом, - помог я девушке. - Коитусом. Сексом. Некоторые это называют любовью.
Девчонки вокруг костра синхронно уставились в песок под ногами. Как иначе, я же практически грязно выругался в их присутствии.
- Минута молчания в память о павших подругах завершена, - бодрым голосом закричал я. - Наша викторина набирает обороты, и свой хет-трик продолжает радиослушательница с косами, кодовое имя "Славя"! Наш неунывающий ведущий сердечно приветствует ее троекратным поцелуем... ну нет так и нет, тогда хотя бы салютом над речкой!
Я царственным жестом указал на залитое луной водное зеркало, но там никакого салюта не было.
- Опять пушкари напились пьяными, - нашелся я. - Значит, придется просто так продолжать, без салюта. Насчет Средневековья, феодализма и прочей отрыжки отсталых цивилизаций. Славя, твое слово. Вопрос нетронутой жены радикально интересует местную аудиторию!
- Нет, ну правда же... Может, в каменном веке это и было разумно - в том смысле, что к чему растить чужого ребенка... но мы-то уже живем в конце века двадцатого! Где коммунистические идеалы! Равенство и братство! Гуманизм!
- Бесплатная газировка! Сосиски говяжьи по шестьдесять пять копеек кило! - продолжил я и, заметив вопросительные взгляды, пояснил: - Ну, это я к тому, что тоже умею выкрикивать бессмысленное. Каменный век тут ни причем, кстати - там вообще была мощная полигамия, и мелочи вроде первого полового партнера особой роли не играли - так что ты, наверное, Темные Века имела в виду.
- И тем не менее, на этот раз прекрасная радиослушательница дает верный ответ! - бодрым голосом продолжил я. - Нет ничего глупее, чем закомплексованные идиоты, которые хотят утвердиться за счет любимого человека хотя бы и вот таким не вполне достойным образом. Верно подмечено, милая Славя, от прогрессивного радио "Вазиваг" вам большая шоколадка, которая будет выслана ценной бандеролью в ближайшее время!
- Но как же... - Лена очень мило запунцовела и заволновалась. - Я читала книжку психолога Смирнова, и там он утверждал, что хорошая жена должна быть обязательно девственницей!
- А я, - сказал я, - читал книгу Марии Аникеевой, и она утверждала, что психолог Смирнов был дурак, особенно насчет девственниц. Если все по-настоящему, если между вами действительно любовь, а не имитация, и не отчаянное желание засунуть понятно что понятно куда, то какая, к черту разница, сколько мужчин или женщин было у твоего любимого человека, скажите мне?
Переборщил. Девчонки, похоже, были еще не готовы к такому уровню откровений.
- Ну... конечно, если это самое "сколько" держится в разумных пределах - однозначных чисел, скажем, - робко добавил я.
- Хорошо вам рассуждать, - протянула внезапно Лена своим всегдашним "я-маленькая-и-беззащитная-а-мир-жесток-и-несправедлив" тоном. - А я вот даже не целовалась ни разу в жизни!
- И что тут такого? Еще все впереди...
- А если я не буду уметь целоваться? Надо мной все смеяться будут.
- Обязательно будут, - с готовностью подтвердила Алиса. - Выстроятся в колонны, окружат тебя хитрым маневром - и как начнут хохотать раскатистым таким басом! Сначала так: "Ахахахаха!" Потом так: "Ухухуху!" Потом...
- Я хочу научиться целоваться! - заявила Лена и капризно тряхнула головой, да так, что весь ее третий размер заволновался под тонкой футболкой. Я понял, что непрерывно наблюдаю за мягким, завораживающим покачиванием, и решил, что становлюсь сексуальным маньяком. - Прямо сегодня, сейчас!
- Извини, Лен, - я развел руками, - но за парней сегодня тут только я отдуваюсь. Можно призвать очкарика и сыроеда, конечно, но за ними тогда придет на проверку наша Окуджава, а этого никто не хочет, верно? С другой стороны, не могу сказать, что и сам являюсь таким уж специалистом в известной области, так что...
- Лен, подожди, - Мику спустилась со своего насеста, плюхнулась на песок рядом с Леной, приобняла ее и что-то зашептала на ухо. Зеленоглазка увлеченно внимала. - Не гони коней, терпение - хорошее качество. Все в свое время.
Этого последнего я не понял, видно, они что-то о своем, о женском имели в виду.
- Ты вот говорил про любовь, - Славя придвинулась чуть ближе к костру. Наверное, ей было плохо видно. Зато мне ее точеную фигурку было теперь видно хорошо. - А что это такое? Как ты ее вообще понимаешь, любовь?
Я хватанул воздуха пересохшим ртом. Горящие ветки потрескивали, источая легкий сладковатый дымок. В лесу притихла гитара и разноголосый гомон, пионерия укладывалась спать, несмело перекрикивались ночные птицы. Девчонки внимали.
- Некоторые предполагают, что любовь неразрывно связана со второй сигнальной системой, - авторитетно сообщил я. - Но такая точка зрения не имеет прочного научного фундамента. Животные, скажем, тоже вполне способны на любовь - если понимать ее, как прочную эмоциональную привязанность - а ведь сигнальная система у них всего одна. Если же отталкиваться от половой функции, то все дело в феромонах, которые выделяет здоровое тело. Таким образом, получается, что любовь - по сути, обыкновенная смесь психологических установок и несложных химических реакций.
Повисла пауза. Шумели деревья за спиной, плескала вода совсем рядом. Плясал маленький, но ярый и жаркий огонек в костре.
- Но мы не животные, - сказал я. - И я... и мне хочется верить, что наши чувства, и наши поступки, и наши мысли - это нечто большее, чем слабые электрические разряды в угловой извилине нашей несчастной черепной коробки, лошадиные дозы дофамина и окситоцина из лимбической системы, да еще животные инстинкты спинного мозга. Должно быть что-то большее, что заставляет нас делать все эти великолепные и опасные глупости, рисковать своей и чужой жизнью и навсегда запоминать цвет чьих-то случайно увиденных в восьмом классе глаз на перемене между трудом и математикой. Должно же быть что-то... иначе зачем это все?
Было молчание, и пахло дымом, звезды над головой светили пролетевшим столетия холодного космоса светом раскаленной плазмы. Но глаза сидящих рядом девчонок горели ничуть не тусклее.
- Любовь - это маленький теплый котенок, нашедший место у тебя в сердце; это чашка горячего шоколада в зимний холод; это первый весенний лучик солнца, прорвавшийся сквозь мрачные мартовские тучи; это ласковый шерстяной плед, закутавшись в который, можно миновать все несчастья и горести в мире; это алый восход; это красный закат. Это доверчивый взгляд девчонки, которая - ты знаешь - пойдет за тобой на край света. Не потому, что у тебя много денег или папа работает в... горисполкоме, например, и может привезти из буржуйской ФРГ модные джинсы "Монтана", а по какой-то другой причине. Потому что вам вместе хорошо и тепло. Потому что ты не бросишь и не обманешь ее, а она всегда будет рядом. Это самая важная вещь в мире, и счастлив тот, кто ее нашел и понял.
Любовь - это и есть счастье. Мне кажется, так.
Девчонки смотрели на меня, словно на пророка Илию, внезапно разложившему всю мудрость мира на обеденном столе. Не знаю, были у них там столы, нет? Ну, пускай тогда на искусителя-змея, который в Эдемском саду обрисовал голым перволюдям всю двойственность их положения. "Ходите вы тут голые и глупые, ребята - а зачем? Вроде не бездельники, и могли бы жить - скушайте вот яблочко для поправки расшатанного организма!" Во всяком случае, так они выглядели.
- Ты счастливый человек, Саша, - нарушила молчание Славя.
- Не поспоришь, - подтвердила Алиса. В глазах у нее плясали рыжие отблески костра. - Даже завидки берут.
- Где же ты был раньше... - это Лена.
- Эй, вы не подумайте, что я сам все это придумал, - попытался выкрутиться я. Волшебство слов, висевших, кажется в воздухе литыми золотистыми знаками, медленно рассеивалось. - Это я вычитал, конечно - у Льва Николаевича Толстого, в письмах.
Там, в ПСС, девяносто томов, пускай разыскивают!
- Ну, это-то понятно, - среагировала рыжая. Чтобы до такого додуматься, нужно лет сто прожить, не меньше!
- Большинство помирают раньше, - разъяснил сложность ситуации я. - Потому и не успевают додуматься до этих нехитрых истин. - Но Лев Николаевич - он был гений, и потом понял все это в восемьдесят два, на восемнадцать лет раньше, и даже успел записать. Так что теперь, получается, не все еще потеряно. И у человечества поэтому остается надежда.
- А тогда скажи еще, раз уже мы начали задавать всякие волнующие вопросы, - Мику словно очнулась от тяжелого летаргического сна и перешла в рабочий режим, - тогда у меня такой вопрос: почему па... ну, мальчики никогда не говорят всего этого, вот того, что ты только что рассказал - можно было бы стольких... ну... неприятных слу... ситуаций избежать, разве нет, вот скажи!
- Розкажи, розкажи менi, поле, чом так рiдко цвiтуть колосочки, - понимающе кивнул я, но видя, что мои знания фольклора не будут оценены в этом жестоком мире, сменил пластинку. - Да все просто. Любой мужчина - это всегда смесь адовой тьмы и ослепительного света. Дебил и гений, демиург и деструктор. Вишну и Шива, созидание и разрушение.
Тишина от девчонок. Плеск воды, тонкий, почти неразличимый гул сверху, с неба - то ли самолет прошел где-то на высоком эшелоне, то ли звезды слали вниз свою тоненькую, безопасную уже радиацию.
- Мы нераспечатанные конверты, - сказал я. - Лежащие на огромном письменном столе, адресованные в никуда. Полные великолепных историй, написанных в произвольном порядке. Поэтому мы можем одновременно нести всякую веселую, малозначащую ахинею - и молчать о самом главном. Потому что "зачем говорить, когда все и так понятно?"
- А что оно - самое главное? - вопрос прозвучал тихо, и вечерние маленькие волны его едва не заглушили. Но я услышал.
- Самое главное - быть там, где тебе хорошо. Рядом с теми, кого любишь. Делать то, что тебе нравится. Приносить пользу и поступать хорошо. Что может быть важнее этого?
В Ленкиных зеленых глазах появился странный блеск.
- Я хотела...
- И я хотел! - объявил я и шумно поднялся, рассыпая вокруг песок с мелкими веточками. - И все еще хочу. Купаться, друзья мои, категорически и однозначно купаться! Душеспасительные беседы перенесем на другое время - сегодня наши души спасет погружение в хладные воды, а вовсе не слова, сложенные во фразы, которые нынче здесь, а завтра - там! Бегите же, глупцы! Скрывайтесь в водяной глуши! На волю, в пампасы!
Девчонки зашевелились, приходя в себя после моей проповеди - и это неудивительно, учитывая, что коэффициент смертоносности после нее может достигать семидесяти пяти процентов, а то и более. Застеснялись. Замялись. Запереглядывались.
- Саш, идея, конечно хорошая, - нерешительно сказала Славя, - но только ты как-то не учитываешь, что...
- Нет купальников? - обрадовался я. - Даже лучше! Купаться голышом - это важная часть любого культурного отдыха, и я кстати о ней предупреждал в самом начале, вам что, рыжая не передавала?
На Алису было печально смотреть.
- Я думала ты шутишь, - сдавленным голосом сказала она. - Черт...
- О чем речь, отроковицы, - задушевно сказал я. - Я притушу этот и без того чахлый и морально дискредитировавший себя огонь. Станет темно и безопасно. Но никто не сможет потушить пылающее в наших сердцах пламя марксизма-ленинизма, которое всесильно оттого, что верно! Ну, кроме вод этой тихой реки, конечно.
Славя нахмурилась.
- Не знаю, Саш, - с сомнением сказала она. - Как-то это...
Положение спасла Лена. Вот уж кто не устает преподносить сюрпризы!
- А я согласна, - решительно тряхнула своими смешными хвостиками она и потянула через голову футболку. Это запустило цепную реакцию среди остальных, но я этого не видел, потому что отвернулся из деликатности - только слышал шорох одежды, и еще как под босыми ногами скрипел песок.
Этим самым песком я и засыпал начинающий уже прогорать костер несколькими минутами позже - смутно различимые в наступившей тьме силуэты уже с тихим повизгиванием вошли в подступающую все выше воду. Вошли - и остались.
Одежда слетает с меня в секунды, как шелуха с арахисового орешка. От реки тянет прохладой, туманами и чем-то едва ощутимым, травяным и свежим. В кустах кто-то шевелится и стрекочет. Но не лягушки - их как раз нет ни одной. Удивительно.
Вода щекочет голые ступни и стирает следы на песке. Только что были, и уже исчезли. Только светлые пятна одежды на берегу напоминают о пикнике. Глубже, еще глубже...
Как близко горят звездные огни на, кажется, таком низком куполе небосвода, и плещет вода, кажется, совсем рядом, и чуть громче с каждой секундой. Что это, рыба плеснула неподалеку? Нет. Над рекой тянется легкая ночная дымка, словно дыхание уснувшего где-то глубоко дракона.
Голоса - не голоса доносятся по колеблющейся серебристой поверхности, тихий шепот плывет над водной рябью.
Луна лезет, всходит из-за дальних пригорков, запутавшись поначалу в ветвях, она наконец вырывается на оперативный простор - мама дорогая, какая она яркая!
И они...
Четыре русалочьих, гибких силуэта впереди в воде, я не могу определить, кто есть кто, и они не подают голоса, но я вижу и все четче с каждой секундой, такие светлые и исчезающе притягательные, они плещутся, кто посереди речки, кто чуть ближе, и я отбрасываю осторожность и плыву. Вода еще хранит дневное тепло, она ласкает иссушенное и горячее тело.
Нагота и полутьма наделяет меня какой-то неизвестной свободой - никакого стеснения нет и в помине, мы все здесь равны - хочется что-то крикнуть, куда-то позвать. Но я не зову никого - плыву, описывая медленный круг по реке и возвращаясь к берегу.