В глубине антрацитово-чёрной комнаты, припорошенной по поверхности страхом, искрясь от собственного безумия, магмовый закован в цепи Дед Мороз. Голова его, тяжёлая, рогатая, покрытая, как щетиной, железными шипами, закреплена титановыми обручами так, что не может он её повернуть, хоть и вздуты, чуть не лопаются, чудовищные мышцы шеи его. Тело его, мускулистое, лоснящееся расплавленной ненавистью, спелёнуто сотней ледяных цепей, каждая из которых удержит и слона. Но и эти цепи чуть не лопаются под напором его стремлений, под натиском его мышц, его воли и его ненависти. Ненависти к трём буквам, чёрным по чёрному выжженным на стене этой комнаты. К трём буквам, воплощающим в себе всю противоестественную радость неземных богов со многими щупальцами. В этих буквах - его приговор, проклятие побеждённого победителю, зла добру, человека богу.
Дед мороз помнит, как всё начиналось, как всё произошло, как он стал таким, каким стал. И в глубине его яростных глаз плачет от безысходности ребёнок. Маленький мальчик плачет в глубине его кроваво-красных глаз.
Он помнит...
Прекрасен дворец воеводы мороза! Искрится на солнце, играет миллионом бликов он. Улыбаясь, сидит в тронной зале и сам воевода, празднуя солнце и празднуя зиму. Рядом, по левую руку, сидит от него Снегурочка, внучка его. По правую руку звери сидят. Весел пир новогодний, счастливы все. Мёд льётся рекой, здравицы слышны воеводе.
В распахнутые двери вполз, оставляя за собой кровавый след, безногий заяц. В лапке у него, в нежной, почти плюшевой лапке, с вывороченными наружу костями, было зажато письмо. Сразу смолкли песни и разговоры, приподнялись тревожно звери. Помрачнел и хозяин дворца. Быстро он прошагал до посланца, заморозил ему жилы, кровь заморозил, спасая на миг, чтобы тот отвечал, что случилось...
А случилось многое... Мальчик, обычный мальчик, написал Деду морозу письмо. Он хотел попросить, чтобы люди были счастливы, веселы. Это был ничем не примечательный маленький мальчик. Единственным, что отличало его от сверстников, было то, что письмо своё он не отправил по почте, а отнёс в лес, где и оставил. Это был умный поступок. Письмо нашёл заяц и решил отнести воеводе.
Его ожидали на границе леса. Десять маленьких человечков в зелёных колпаках с пулемётами. Стреляли практически в упор. Он ушёл от них, перегрызя одному горло. В этой первой стычке ему оторвало хвост - рану пришлось просто замазать смолой. Следующая встреча произошла на границе царства мороза, в тайге. На этот раз человечки были осторожнее. Мина, обычная противопехотная мина модели OZM-2, которыми была когда-то богата афганская земля, совершенно не относящаяся к делу. Эта мина оторвала ему ноги, а при падении были перебиты лапы. Почему заяц не умер сразу, непонятно. Весь мир превратился для него в ад, в плавящееся мясо боли, довлеющей над сознанием. Но он полз. Он прополз километр, волоча за собой собственные кишки. И умер, только передав послание, только после того, как из его мозга вырвали знание о случившемся.
Заяц был первым героем этой войны.
Напрягаются жилы, рвётся Мороз из своего заточение, а на стенах комнаты, издеваясь, проступают картины прошедшего... Картины, где всё говорит об одном, где всё произносит одно лишь трёхбуквенное слово.
С начала войны прошло пять лет по исчислению смертных. Прекрасный дворец давно был переоборудован в крепость. Весёлая когда-то Снегурочка ныне безумной метелью кружилась по миру, срывая с людских костей мясо, с людских душ сомнение, потеряв от ужаса разум. У большинства мобилизованных зайцев не хватало конечностей. Хвосты купировали всем, принудительно. Подчас без наркоза. Война шла уже не до победы, но до полного уничтожения противника. Капитуляция была невозможна, каждая сторона понимала это, а потому дралась до конца. И этот конец должен был наступить сегодня, здесь, на заснеженной равнине, к которой с одной стороны примыкал древний лес.
Вот показался противник - построены зелёные человечки, эльфы, как они себя называют, в руках у них пулемёты, погоняют они оленей с заострёнными рогами. Навстречу им, выходя из-под укрытия леса, идут зайцы, в лапах которых обрезы, волки, у которых в зубах гранаты, медведи, что послужат живым щитом. Во главе же войска сам воевода-мороз. Сильно он изменился - пышет силой, в глазах же гнев. Ничем не похож на весёлого он старика. И навстречу ему Санта-Клаус на своих боевых санях.
Начинается битва.
Даже стены чёрной комнаты, в которые были вплавлены кости миллионов умерших, которые видели муки ,перед которыми ад - ничто, отказываются показывать эту битву. Безумие же Мороза, пленённого на долгие времена, хранит лишь его триумф и его поражение.
Хо-Хо-Хо вырывается из разорванных лёгких противника с механической настойчивостью, кости владыки мороза трещат от ударов тяжёлым мешком. Удар посохом справа выбил врагу левый глаз - теперь на его месте торчит механический протез, появившийся сразу, из ниоткуда. Воистину, страшен враг. С новым ударом боевого мешка переломился посох, обломок его проткнул правую ладонь. Неужели это поражение? Поражение владыки морозов? Нет, никогда. Кулак Санта Клауса ударяет в пресс, сминая мышцы, заставляя желудок вывалиться изо рта... И застревает. Мороз поднимается с колен, а от границ горизонта мчатся к нему ураганы, наполняют его истинной сутью зимы - разрушением, опустошением, страхом. Смертью. Кожа лопается под напором новой силы, обнажая мясо, обнажая кости, обнажая душу, которая, впрочем, быстро затвердевает, превращаясь в один из лучших доспехов в мире. Ответный удар когтистой лапы пробивает Клауса насквозь, вырывает ему печень, заставляет упасть на колени. Ещё удар и враг ослеплён, механический глаз смят, искорёжен вместе с половиной черепа.
В яростном наслаждении, подобном оргазму инсульта, припадает воевода буранов к шее своего врага, вырывает кадык зубами, что похожи теперь на сабли. Это триумф.
Одна цепь, не выдержав, наконец, напора отчаяния, лопается, но её место тут же занимают две новых, подобно змеям оплетающих могучее тело Деда. Разорванная же цепь впитывается в пол, рассыпая по ходу чешуйки своего отчуждения, в которых скрывается память падения, память первой цепи.
Мороз рыскал по лесу в поисках своих врагов, в поисках тех, кого нужно было уничтожить. Он не помнил, сколько продолжалась эта охота, сколько погибло под его копытами эльфов, сколько крови пролилось в древнем лесу. Он знал лишь одно - надо искать, надо искать своих врагов, искать и находить, искать и убивать. Жестоко, так, чтобы они не вернулись. Убивать их, даже если они похожи на друзей, если выглядят как друзья. Мороз знал, что это необходимо, хоть и сопротивлялось в глубине его сущности что-то этому.
Когда Дед вышел на опушку леса, глазам его предстала чёрная стена, медленно приближающаяся от горизонта, состоящая, как будто, из миллиардов угольных лепестков. Страх, первобытный и невыразимый вызывало зрелище этой стены и, подчиняясь этому страху, подчиняясь своим обострённым до предела рефлексам совершенного хищника, мороз побежал в глубь леса. Впрочем, бежал он недолго.
Под ноги ему бросился заяц, на плечи кинулись белки, крепко схватил медведь. А из-под земли, разрывая снег, подобно насмешке, разрывающей нить надежды, взметнулась ледяная цепь, оплетая яростного деда, сковывая его на месте, не давая сбежать в свой дворец, тёмную крепость отчуждения с высокими стенами, узкими бойницами и глубокими, надёжными подземельями. И, хоть заячьи черепа были раздавлены всмятку, а медведь был разорван напополам, мороз был остановлен, спелёнут одной, а потом и другими цепями из чистого льда, изо льда безразличия, скуки.
И некому было обратить внимание на зажатое в раздавленной заячьей лапе письмо, надписанное округлым детским почерком...
А впрочем, оно уже не имеет значения, ведь...
В глубине угольно-чёрных, выжженных национализмом нервов, в переплетении героиновых откровений, в центре молодого мозга, скованный стоит Дед Мороз, смотря на трёхбуквенное напоминание собственного позора, на трёхбуквенное определение ареала своего обитания, на источник своего существования. На ненавистное слово сон, про который так и хочется добавить шёпотом, чтобы никто не услышал, что он - разума.
И где-то, вбивая шприц в вену, плачет от безысходности мальчик, когда-то мечтавший о мире для всех на земле людей, так и не получивший ответа на свои наивные детские письма.