Крауц Александр Кириллович : другие произведения.

Весь мир идёт на меня войной

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 4.84*12  Ваша оценка:

САША КРАУЦ

ВЕСЬ МИР

ИДЕТ НА МЕНЯ ВОЙНОЙ

МОСКВА

1998 г.

ОН и ОНА

И я чувствую, закрывая глаза,

Весь мир идет на меня войной...

Пожелай мне удачи в бою...

(Из песен Виктора Цоя)

  
   Сначала я познакомилась с Сашиной мамой, затем - с Сашиным дневником и только потом - с Сашей. Когда мы встретились, я знала, что он - бунтарь, человек, не покоренный болезнью, прорывающийся навстречу полноценной жизни.
   В Сашином дневнике есть запись его мамы, сделанная 19 октября 1977: "Сашу отвезли в больницу. Диагноз - сахарный диабет..." С этого началось прохождение кругов ада для пятилетнего Саши и его родителей. Любимым выражением медсестер, которые нарушением диеты объясняли каждое ухудшение состояния ребенка, было: "Главное, держите сахар!" Позже, подростком, когда Саша стал доверять свои мысли и ощущения дневнику, он напишет: "Легко советовать "держать сахар", когда чувство голода и жажды постоянно, когда есть и пить хочется круглые сутки". И кроме этого, постоянный страх комы, из которой выходить становится все труднее. Обычно все кончалось неотложкой и очередной больницей. Мама и папа даже ночью ухитрялись пробиться в палату и как-то облегчать страдания сына. Бесконечные капельницы, впадение в коматозное состояние - казалось, этому не будет конца. Появилось состояние подавленности, страх смерти и одновременно...желание умереть.
   Пока победу одерживала болезнь... В отчаянии Сашины родители бросились к экстрасенсам. Результат был очень оригинальным. В дневнике появляются записи, полные мрачного юмора: "То, что должен был ощутить я, почувствовала моя мама. узнав об этом, экстрасенс выставил ее на кухню, чтобы не воровала энергию. Попутно он исцелил головные боли у отца. Я же был несокрушим, как колода. Мой диабет не поддавался ни советам знаменитой Ванги, ни известным колдунам, которые накануне "вылечивали" точно такой же, как у меня, случай..."
   В 1991 году Саша уже не мог ходить, ползал на четвереньках. "Я чувствовал, что все происходящее - моя последняя битва на земле...". Но несмотря на то, что болезнь прогрессировала, Саша хотел жить. В девяносто четвертом году, в феврале, он записал в своем дневнике: "Вчера была встреча с Л.И., предпринимателем, ее дочь, на год младше меня, больна диабетом. У Кати диабет вроде моего, она слепнет". Да, Саша предстояло справляться еще и с надвигающейся слепотой.
   Поворот в его состоянии произошел, когда отец из Бразилии привез новые лекарства, и к Сашиному лечению подключилась далекая донья Филинья, целительница. До бразильских лекарств единственной физической нагрузкой, которая оставалась Саше по силам, было поднятие бутылки с водой. Он поднимал ее 15-20 раз. Потом увеличил нагрузку до 200 раз каждой рукой. Заставлял себя меньше спать и снова "принял вертикальное положение". По ночам, когда засыпали улица, мама выводила сына подышать воздухом. Сначала он ходил сгорбившись и шаркая ногами, как старик. Потом настал день, когда Саша рискнул выти на улицу один. В то лето в деревне он уже мог пройти километр. Поводырем была собака Майка, а полностью Майиванна, о которой со слов Саши и его мамы можно было бы написать целый роман. Из дневника: "Много говорится о верности собак, но мало кто думает, что собаки могут решать логические задачи. Майиванна их решала. Например, всегда приносила именно мою пару ботинок, хотя вся обувь валялась вперемешку..." но главное свое назначение Майиванна выполняли, явившись во сне девочке Наташе, и позже, наяву, хотите верьте, хотите нет, они узнали друг друга. Это произошло тогда, когда встретились эти двое - Наталья и Александр.
  
   НАТАША.
   В то время, когда Саша сражался с болезнью, пытаясь выжить, в одном подмосковном городке девочка Наташа проходила круги своего ада. К ней болезнь пришла внезапно, диагностировали водянку мозга. Статистика говорила, что из сорока тысяч выживает один. Наташа выжила - вытащила свой счастливый билет. После трех операций девочке запретили учиться. "И поменьше общения, чтобы не нервничать". А ей так хотелось общаться, разговаривать, смеяться и плакать. И влюбляться!.. В четырнадцать лет она была такой худышкой, что помещалась в детской кроватке. Самым страшным следствием болезни была потеря зрения. Зато Наташа видела вещие сны. И еще она оказалась очень сильной - стала делать то, что запрещали: заниматься йогой, общаться со сверстниками. Правда, в компанию свою они ее не всегда принимали. Тогда Наташа придумывала занятия, которые отвлекали от своих несчастий, заставляли переключаться на чужие. Например, устроила веселый Новый год для больных детишек на 120 рублей, которые копила долго-долго. Наташа лепила, рисовала. Зрение немного улучшилось, сквозь тьму забрезжила полоска света. Из худенького ребенка она превратилась в миловидную девушку. Чудо? Да, на свете бывают чудеса. Но это для других скоро сказка сказывается. Наташа сочинила свою сказку по одной букве. И пришло время, когда она смогла пойти учиться.
  
   ИЗ ДНЕВНИКА САШИ.
   "Читать и писать я научился сам, будучи в Морозовской, куда попал с гепатитом, а эрудицию получал по телевизору из учебных программ. Весной девяносто четвертого года мне позвонили из Всесоюзного общества слепых и предложили пойти в спецшколу. И вот я пошел в десятый класс. Первой и лучшей половиной класса была некая Наташка, учившаяся там уже пять лет. По-видимому, судьба приготовила ей меня в виде подарка, потому что я появился накануне ее дня рождения".
   Так они встретились. Наташа говорит, что узнала его сразу. Почувствовала. Выбрала. Через какое-то время они осознали, что вместе - выживут. Вдвоем. Наташа научила его ходить с палочкой. Они стали передвигаться самостоятельно. Ездить на транспорте, ориентироваться в городе и, главное, оказывать друг другу помощь. Ведь болезнь не покинула ни того, ни другого. Вместе они посещали разные семинары, на что требовалось немало сил. Каждый день для Александра и Наташи - бой, который нельзя проигрывать, как пел в своих песнях любимый Сашин бард Виктор Цой.
   Сказать, что знакомство с Натальей и Александром произвело на меня сильное впечатление, значит сказать очень мало. Всегда, когда встречаешь таких людей, становится стыдно, что не всегда умеешь справляться со своими проблемами, настроением. И черпаешь силы в чужом несчастье, видя, как его преодолевают, казалось бы, совсем беспомощные люди.
   Встреча Наташи и Александра в школе - чудо, которое подарила им судьба. Остальные чудеса они творят сами. Громкие фразы? Нет, не громкие. Представьте себе многомиллионную Москву, толпы народа в метро, троллейбусах, на улицах. И среди сотен тысяч людей двое незрячих находят друг друга, каждый раз преодолевая множество препятствий на пути к желанной встрече...
  -- Пока самое важное для нас, - говорит Саша, - справляться с болезнью. Изгонять ее надо жестоко...
   Он приводит пример, когда сильно простуженная Наташа решила пробежаться по снегу босиком. Ее все отговаривали, но она упрямая! "Ну и как простуда?" - спрашиваю я. "Прошла...". И так во всем: чтобы снять внутренний тормоз, нужны сверхнагрузки. Если танцы, то до упаду! Это в прямом смысле слова, потому что на одном семинаре, в котором участвовали Саша и Наталья, танцевальная программа была рассчитана почти на 24 часа.
   Я не знаю, как будет складываться жизнь у моих новых знакомых дальше. Главное - они вместе. И как только почувствовали себя увереннее и крепче, организовали свой семинар, чтобы помочь тяжелобольным людям. Оба они прошли через унижение болезнью, беспомощностью и сейчас, научившись ощущать пространство без зрения, видеть, будучи незрячими, хотят научить этому других.
  



  
   Статья о Саше вышла 3-го декабря 1996г. Эта дата связана с Всемирным днем инвалидов, и объективно материал оказался точно по теме. Но несмотря на тяжелую Сашину болезнь, не похож был Саша на инвалида, и это слово никак не вязалось с его образом и характером.
   У меня есть правило - я всегда показываю написанный материал своим героям перед тем, как отдаю в редакцию. Так было и на этот раз. Мы встретились с Натальей, Сашей и его мамой в светлом спортивном зале, где Саша проводил семинар по энергетической гимнастике, представляющей собой определенный комплекс упражнений, который позволяет накапливать энергию, улучшает настроение. Эти упражнения делаются "в связке" каждый должен ощущать друг друга. В тот день у меня сильно болела голова, и Саша предложил мне принять участие в занятиях. Включил музыку - бодрую, ритмичную. Мы образовали круг. Каждый положил руки на плечи впереди стоящего, и началась разминка. Я чувствовала на себе тепло Сашиных рук - они действительно излучали какую-то энергию. Но мне трудно было сосредоточиться: я не могла отвлечься от мысли какую же нужно иметь душу и сердце, чтобы забыв о своей вечной боли, пытаться помочь другому человеку.
   После выхода статьи мы говорили с Сашей по телефону. Он благодарил, был в хорошем настроении, рассказывал о своих планах. А через несколько дней позвонила Наталья.
   - Вы знаете... Так случилось, что Саши больше нет...
   Я не поняла. Потом поняла. Умер...
   И несколько дней в голове стучали слова: " Вы знаете, Саши больше нет, больше нет... больше нет...
   Так кончилась эта история. Остался Сашин дневник, его повесть. И осталась память о чудесном светлом мальчике, юноше, молодом человеке, который прошел путь страданий, и когда, наконец, забрезжил "свет в конце тоннеля", пришла любовь и надежда, он покинул эту землю.
   И если существуют другие миры, во что Саша верил, пусть успокоится там его душа.

Галина Белоцерковская

  

Из рассказа Сашиной мамы.

  
   Эта книга появилась не случайно. Она - результат одного из многих способов борьбы Саши с его болезнью.
   Начало 90-х годов. Самый тяжелый период в его жизни. Казалось, болезнь победила, и жить Саше оставалось считанные месяцы. Кто не испытал сам, не поймет что такое диабетическая слабость, когда проблема поднять даже чайник с водой, когда постоянно горят ноги, отеки по всему телу, вплоть до ушей и наступающая слепота...
   Люди по-разному встречают удары судьбы. Саша предпочитал борьбу пассивному смирению. Он часто повторял изречение дона Хуана из книг Кастанеды: "У каждого воина свои битвы", и бился до последнего. Физические упражнения, движения через силу, напряжение через боль, через невозможность. Поднимал бутылки с водой, тренируя руки, стиснув зубы крутил педали тренажера - все что угодно, лишь бы уйти от того ужаса, который, казалось, подступал неотвратимо.
   И вот он выжил, и не только выжил. Не знаю, что повлияло - возраст, ему было уже 20, смена инсулина (перевели на импортные "человеческие"), гомеопатические ли лекарства из Бразилии, но то, что с ним произошло, удивило всех. Врачи отказывались верить: "Этого не может быть". Сын, еще недавно ползавший в туалет, начинает бегать по 5 км. Еще недавно не мог поднять чайник с водой, а теперь таскает рюкзаки по 20 кг. В этот период мы, наконец, смогли позволить себе передышку, радовались бесконечно его возрождению, и даже то, что с глазами становилось все хуже, не пугало нас - ведь живут же слепые! Значит, надо приспособиться, научиться читать по Брайлю, поступить в спец. школу. Правда, больше всего Сашу угнетала его зависимость от других. Тут на помощь пришла наша собака Майка, или Майиванна, как мы ее звали, самый верный и бескорыстный друг. Собака от природы чудо как талантлива. Ей ничего не нужно говорить дважды, понимает все мгновенно. В детстве, своем и собачьем, Сашка очень много с ней занимался. Почти целый год, каждое воскресенье они ходили на Собачью площадку, где работали в группе с тренером и даже сдали экзамен по ОКД - общий курс дрессировки.
   Когда Саша ослеп, Майка оказалась незаменимой. Она легко перестроилась и стала поводырем. Без труда усвоила новые команды - где магазин, метро, поликлиника. В деревне водила его на источник за водой, в ближайшую деревню за хлебом и молоком, и даже в город, если понадобится.
   Да, 90-годы были очень тяжелыми для Саши, но, как ни странно, они не пропали, не прошли для него даром.
   В этот период, несмотря ни на что, он очень много читал. Чтение не только отвлекало и развлекало, но и давало силы выжить. Читал Саша запоем, правда, не романы, романы он не любил, а специфическую литературу, например, техническую. Как-то попросил купить ему что-нибудь про машины. Я не нашла ничего лучшего, как купить учебник для техникумов, толстенный "кирпич" с множеством схем и сложнейших объяснений. Сашка был несказанно рад этой книге и принялся изучать ее при помощи лупы. Проштудировал от корки до корки, а затем, когда я училась на курсах автомобилистов, он был моим главным консультантом буквально по всем вопросам. Затем был учебник по биологии, такой же толстенный и, на мой взгляд, занудный, который он прочитал с тем же восторгом. Потом пришло время увлечения историей, особенно Древним Римом. Светоний, Плутарх - все, что выпускалось в эти годы по древнеримскому периоду - все было прочитано и изучено. Удивлялась, как он помнил все события, даты, имена. Знал, например, все походы Ганнибала, переживал его ошибки.
   Саша любил и технику, и биологию, и литературу, и историю, и музыку. Как-то по телевизору, услышал Вагнера, кажется что-то из "Гибели богов". Музыка настолько его захватила, что Вагнер надолго стал его любимым композитором. Потом пришла очередь Баха. Орган он мог слушать часами. Включал проигрыватель, слушал и одновременно что-нибудь писал. Писал он много, говоря, что сам процесс его успокаивает и доставляет удовольствие. Недавно, разбирая кипы бумаг, я нашла, множество записей, незаконченные рассказы, истории, фантазии, в основном, про его любимых собак, это был для него один из способов уходить от болезни, придумывая свой мир, свою действительность.
   Идея написать роман пришла неожиданно. "Давай писать роман. Только непременно, чтобы было смешно!" Сашка юмор любил бесконечно. Уже когда не видел, просил, чтобы я рассказывала все что происходит по телевизору. А как расскажешь! Под музыку разыгрываются сценки, буффонады. Как могу, спотыкаясь и заикаясь, пытаюсь передать происходящее на экране. Но Сашке достаточно намека, остальное он уже представил и хохочет так, что и я не удержавшись, хохочу вместе с ним. Удачная шутка или анекдот могли заставить его забыть на некоторое время про самые мучительные боли. Но смеха и юмора в нашей жизни было маловато, вот мы и решили заняться "самообслуживанием". Так появились "Элитинские хроники". Писали долго, несколько раз переписывали. "Мы с тобой, как Л.Толстой, - шутил Сашка, - четвертый раз переписываем".
   Практически все персонажи "Хроник" взяты из жизни, как люди, так и животные. Майиванна, кот Скрябин, перепел Шастакович, гусь Ганс, выросший в деревне, а затем живший в нашей московской квартире. Кто у нас только не перебывал в доме! Собаки, кошки, крысы, кролики, лягушки, куры, гуси, утки... Сашка обожал всяческое зверье. В детстве пропадал на "птичке", знаменитом московском "Птичьем рынке", откуда притаскивал многочисленную живность. Писали мы с увлечением, придумывая всяческие ситуации, хохотали до упаду. Что читали в это время - все, так или иначе, нашло отражение в романе. Тут и Древний Рим, и Папюс с Толкином, приключенческие романы, Кастанеда и прочие авторы. "Хроники" помогли Саше выжить, не впасть в депрессию. В то время Саша мог писать сам, и пока я была на работе, исписывал целые тетради. Когда тема была исчерпана, я поняла, что необходимо чем-то ее заменить. Предложила: "пиши о своей болезни". Вначале не согласился, "кому это нужно? - Прежде всего, тебе. Пиши, не ожидая результатов". На том и порешили.
   Заголовок придумался сам: "Весь мир идет на меня войной". В это время Саша увлекался Цоем, его песнями, они оказались созвучны его тогдашнему состоянию. Он очень чувствовал поэзию Цоя и бесконечно переживал его гибель. Книгу начал диктовать мне, когда глаза окончательно сели, и он не мог писать самостоятельно. Это не дневник, даты обозначают дни, когда мы работали. Воспоминания идут произвольно, без всякой системы. Саша перескакивал с эпизода на эпизод, рассказывал первое, что приходило в голову, просилось на язык. Начинал с конца, возвращался к началу. Построение книги родилось само по себе и сейчас осталось таким, как было написано. Тогда мы думали, что когда-нибудь "перелопатим" весь текст и, может быть, сделаем книгу более последовательной. Но этого "когда-нибудь" не получилось. И вот, перечитав эти записи, мне не захотелось что-либо менять. Решила: путь все останется так, как есть. В память о Сашке.
   Последние годы прошли как в сказке. Появились силы в руках и ногах, появились друзья, пришла любовь! Они познакомились с Наташей в школе и, как говорят в таких случаях, сразу стали неразлучны. Да, действительно это было так. Они, практически, не расставались. Вдвоем легче, увереннее. Наташа научила Сашу пользоваться тростью, и они бесстрашно ездили вдвоем по всей Москве. Жизнь стала интересной, динамичной, насыщенной событиями и делами. Все, как он любил и хотел. Что еще нужно человеку? А впереди столько возможностей, столько интересного! Лишь бы не мешала основная болезнь - диабет. И он, казалось, отступил. Казалось... Не отступил, а только набирал силы для решительного удара...
   Саша заболел в 5 лет. Потом - 19 лет отчаяния и надежд, непосильной борьбы и жажды выжить, во что бы то ни стало.
   Ему было 24 года.
  

ВЕСЬ МИР

ИДЕТ НА МЕНЯ ВОЙНОЙ

ИЗ ИСТОРИИ МОЕЙ БОЛЕЗНИ

"Диабетом могут болеть только очень здоровые люди".

(Из разговора диабетиков).

"Диабетик всю жизнь с протянутой рукой".

(Больничная мудрость).

   Мой город слишком страшен,
   что б выйти вон из сна.
   Мой город так опасен -
   там каждый миг война.
   Мой город полон скорби,
   на улицах тоска.
   Брожу по ним, как зомби,
   еще живой пока!

Некоторые слова и выражения, употребляемые диабетиками в обиходе.

  
   1. ВОИ - Всероссийское общество инвалидов.
   2. ВОС - Всероссийское общество слепых.
   3. Гипогликемия - в обиходе ГИПА - состояние наступающее у диабетиков при резком недостатке сахара, в крови, что может привести к самым тяжелым последствиям.
   4. Гумапомощь - гуманитарная помощь.
   5. Заацетонить - как результат постоянно повышенного сахара в организме от больного идет резкий запах, который воспринимается окружающими, как запах ацетона.
   6. "Ленте" - вид инсулина.
   7. Подкол - добавление дозы инсулина по необходимости в течение суток.
   8. Старые инсулины - так называемые "советские" инсулины, очень плохого качества. Сейчас перешли на "новые" импортные инсулины.
   9. Эспириты - так принято называть в Бразилии экстрасенсов.
  
  

19 октября 1977г.

С чего началось.

  

Сашу отвезли в больницу. Диагноз - сахарный диабет.

   Заболел 26 сентября, простуда. В воскресенье был наказан отцом за обедом. Плакал, потом заснул. Проснулся со страшным криком: "Боюсь, боюсь, боюсь!" Впечатление, что сходит с ума. Я была дома одна, что делать? Стала уговаривать. Постепенно пришел в себя, но страх где-то внутри остался. С этого времени, мне кажется, болезнь стала прогрессировать. Саша начал много пить и постоянно бегал в туалет. По ночам вставая раз по 5-6. Стал катастрофически худеть и терять силы. 18 октября, когда забирала его из садика, воспитательница обратила мое внимание, что он не такой как всегда. С детьми не играет, не бегает и постоянно просит пить. Это было совсем непохоже на Сашку, такого подвижного и непоседу. Когда мы шли домой, он жаловался, что очень замерз, а когда я предложила идти быстрее, чтобы согреться, ответил, что не может. Дома он с трудом разделся и лег в постель. Правда, поел хорошо и выпил при этом два стакана кефира, стакан молока и чашку чая, не считая холодной воды, которую он глушил последнее время в огромных количествах. Вид у него был ужасный: личико осунулось, глаза обведены темными кругами, подбородок заострился, кожа на лице стала сухая и покрылась бельем налетом. Он напоминал маленького старичка. Мне стало жутко.
   На другой день вызвала врача. Участковая пришла около 3 часов, и, увидев его, начало нас ругать, почему мы немедленно не приняли меры. На мой вопрос, что с ним, ответила, "это может быть сахарный диабет".
   Смысл ее слов дошел до меня не сразу, пожалуй, до сих пор не могу поверить в это.
   Врач вызвала неотложку, и мы с Сашей уехали в Морозовскую больницу. Здесь его осмотрели и отправили в палату. Мне разрешили остаться на ночь дежурить у его постели. Саша лежал под капельницей. Ужасная ночь. Малыш просит есть, а ему нельзя. Несколько раз брали кровь из пальца и делали уколы. Одно меня утешало, что я могла находится рядом с ним.
   Ночь казалась бесконечной, но все на свете проходит, а под утро мне даже удалось вздремнуть немного, положив голову на подушку рядом с малышом.
  

ЭТО БЫЛО НАЧАЛО!

  
  

4 августа. 199Зг., среда.

  
   Год моего рождения 1972, был ознаменован пожарами и катастрофами.
   Да и само рождение было делом мало приятным.
   Любимый цвет - черный, и поэтому война была бы для меня самым нормальным состоянием. Может быть, именно поэтому она и поселилась внутри меня. И рождение мое можно рассматривать как начало борьбы с этим миром.
  

5 августа 1993г. четверг.

  
   Рим в битве при Каннах потерял целую армию, я же тем летом за одну неделю потерял надежду и силы для сопротивления. В то время в голову приходил один и тот же образ - колонна с горючим и боеприпасами, идущая к несуществующей армии. Противник полностью господствует в воздухе - и колонна обречена. Офицеры и солдаты знают о бессмысленности того, что делают. В эфире своих почти не слышно, прекратились призывы к сопротивлению и мобилизации всех сил. Изредка слышны приказы, не имеющие никакого отношения к реальной действительности. Регулярной армии нет. Противник наступает с максимальной скоростью - быстрее просто не пойдут танки.
   Я понимал, что это полная катастрофа.
  

6 августа 1993г., пятница.

  
   Институт Энтойхренологии был самой гуманной цитаделью карательного аппарата Минздрава во всей известной мне территории от Москвы до Ессентуков.
   Институт занимал кирпичное здание повышенной опасности в прямом и переносном смысле. Оно было подвержено хроническим ремонтам, в результате чего близко к нему подходить не рекомендовалось, ибо никто не знал, когда сорвется тот кирпич, который станет для вас роковым. Некоторые части стен защищены лесами, не зелеными, а строительными, ставшими фоном для груды стройоборудования.
   Детское отделение находилось на 1-м этаже, как раз в той части, где лесов не было, и зачастую, пролетавшие мимо окна кирпичи, предупреждали, что окно - не ворота и через него лучше не выходить. Однако, среди нас бытовало иное поверие (народная примета). Если двери закрыты - выходи через окно. Впрочем, открытые двери не отменяли вышеуказанного поверия, и группами, и поодиночке лазутчики перемещались через многочисленные лазы до ближайшей булочной за провизией.
   Но иногда ни с того ни с сего, персонал начинал бдеть за нами, объявлялась блокада и военная тропа - "дорога жизни" - временно обрывалась, вынуждая нас переходить на режим суровой экономии и реформ. Но так как не всем в удел дана творческая инициатива и сообразительность родственников, для многих наступал мертвый сезон.
   Аппетитом меня природа не обделила, и разум мой проснулся и изощрялся в области проведения операции по контрабанде продпитания. Хронический ремонт больницы стал моим главным союзником и щитом. Коридоры отделения были заставлены многосекционными железными сейфами-шкафами, ставшими перевалочными пунктами, работавшими безотказно. Днем, когда проводился контроль, я прятал там продукты, которые переносил в палату ночью. Главным преимуществом Энтойхренологии было полное отсутствие шмонов и неагрессивное отношение к незаконным нашим запасам.
  

10 августа, вторник, лесопарк у МКД

Прямые наследники Гиппократа.

  
   В те дни я раскрыл великую тайну: медики, как оказалось, до сих пор дают великую клятву Гиппократу, хотя он давно помер, обманув этим мудрых потомков. Но наука не стояла на месте, после изобретения термометра, появился тахометр, спидометр и манометр, что сделало медиков заметно информированными людьми. Например, районный хирург, узнав о существовании у меня остеопороза, резонно спросил: "костей, что ли?"
   Лечащий врач в Морозовской не могла узнать ни один мой орган, глядя в экран УЗИ. Она хорошо разбиралась в медицине, но, увы, только в своей области.
   Из объяснения хирурга студентам-практикам: "Многие удивляются, почему у медиков такой неразборчивый почерк. Приведу пример моего друга. Мало того, что он пишет неразборчиво, но и вставляет в текст множество палочек и закорючек, поэтому прочитать там что-либо просто невозможно. Зато в случае острой необходимости, например, неожиданного летального исхода, ни одна комиссия без него не сможет разобраться в истории болезни. А он прочитает всегда то, что ему нужно. Итак: заполняйте историю болезни правильно, а не как попало".
   Этот хирург, на всех занятиях отучал студентов есть сахар, угрожая диабетом и приводил, как пример меня, утверждая, что все там будем. Заведующий терапевтическим отделением Переславской больницы, одновременно начальник единственного в больнице эндокринолога, долго выпытывал у меня, обнаружив через биохимию неизвестные вещества, не токсикоман ли я. А узнав про ацетон, радостно воскликнул - "откуда это у тебя?". Пришлось компетентно объяснять ему, что такое диабет.
  

29 августа, 1993г., воскресенье

  

"Гляукома не лечится!"

  
   В назначенный день к Верзину А.А. я не попал. Отец перепутал номер дома. Мы напрасно мотались по проспекту Мира, и я влетел в гипу. Не помню те видения, которые возникали в меня, но "вернувшись" из них, я с разочарованием узрел родной город и себя, уныло жующего сникерс - заграничный продукт отечественного производства, являвшийся в то время символом процветания.
   Про Верзина ходили на редкость положительные слухи - медик, одолевший все глазные болезни, работающий на суперсовременной аппаратуре и противник традиционной медицины.
   Аппаратура действительно была суперсовременной, но не у Верзина, а в 15-й больнице, где-то в Перово, куда я попал по его наущению. В кабинете какой-то диагностики работал единственный прибор по проверке поля зрения. Хмурая тетка, проявившаяся в мутном проеме моего зрения, объявила, что "таких не берем, так как аппарат на них гонять жалко". Я обиженно настоял на своем, в чем скоро раскаялся.
   При вспышках света, я должен был нажимать кнопку, которая фиксировалась на компьютере, но так как не только вспышек, но и самого аппарата я не разглядел, то и нажимал кнопки когда попало, исходя из суровой необходимости. Поля, впрочем, как и самого зрения, с их точки зрения, у меня не было. С этим мы приехали к Верзину. Он оказался человеком преклонных лет, сторонником Ельцина и противником своих врагов в медицине, а их, по его словам, было много.
   Работал он дома на самодельной аппаратуре и лечил электромагнитами различных конструкций. Осмотрев мои глаза, он пришел в ужас. Обращаясь, то к небесам, то ко мне, он объяснял бессмысленность лечения и убеждал нас, что если бы год назад, да еще бы без операций, он бы помог. "Даже бог не знает, - говорил он, - что тут можно сделать!" По его интонации можно было бы понять, что с богом он знаком лично. Однако лечить он меня взялся, продолжая угрожать необходимостью удаления левого глаза и причитать над безнадежностью правого. "Гляукома не лечится во всем мире!" - с пафосом твердил он, включая и выключая невидимые рубильники и воюя с выскакивающим из розетки удлинителем - главной артерией его конструкций.
   Аппаратура была разнообразной, но крайне неудобной. Один аппарат напоминал ручную гранату, прикрепленную проводом к переносной "радиостанции". Были приборы с хищными лапами, постоянно сползавшие с нужных точек на ненужные. Один из аппаратов состоял из двух магнитов с проводами, уходящими в неизвестность. Самый удобный напоминал боксерскую перчатку, теплую и угрожающе рычащую.
   Все в этой механике было отлажено. Кроме самого Верзина. Он выключал, когда аппарат нужно было включить и, наоборот, - включал пустое место. Однако, главным была собака, щенок боксера по имени Липта, а может Клинта. Щенок сидел и запертой соседней комнате и, визжа, взывал к справедливости. Иногда ему удавалась вырваться и прибежать к ожидающим пациентам, приводя их в восторг. Но Верзин не дремал. Молча хватал Клипту-Липту за ошейник и водворял на место. Ожидающие больные шептались между собой:
   - Вам помогло?
   - Нет. А вам?
   - И мне нет. Но ведь кому-то помогло?!
   И чей-то суровый голос заключал - "Если Верзин берет, то помогает!" Еще Верзин был страстным автомобилистом и бывалым пчеловодом. Правда, автомобиль его был в ремонте, а пчелы зимой подохли. Но главной неприятностью было то, что он никак не мог научиться отличить матку от остальных особей. Все это бурно обсуждалось на сеансах всеми больными, знатоками и любителями сельского хозяйства и авто промысла.
   Польза от лечения была несомненная. Там я точно узнал, как надо строить колодец, находить воду, какова была максимальная скорость ДВК в 1945г. и какие дороги в Германии, с точным описанием толщины асфальта, бетона и количества полос в каждом ряду.
   В душе Верзин был великим. Он мечтал об экспорте своей технологии на запад и о бесславной кончине дела Федорова, который уже надорвался в борьбе с Верзиным, но держался из последних сил.
   Да, кстати, именно здесь мне стало достоверно известно о местонахождении партийных денег, но я об этом умолчу.
  

30 августа 1993г. понедельник, утро, дома.

  

Демидова, Аллочка, Суслик и другие

  
   Как-то пришел я навестить Ольгу, подругу мою и соратницу по диабету в 6-е отделение Морозовской, то бишь, в то время, официально "Городская клиническая больница 1", а в народе просто "Морозовская".
   Иду спокойно, как к себе домой, невзирая на надпись "Посторонним вход воспрещен". Радостное чувство распирало, что я на этот раз наконец-то "посторонний". И вдруг оторопел. Навстречу Суслик. Личность прямо-таки легендарная. Этого врача в Морозовской знали все от мала до велика. Кличка "Суслик" полностью оправдывала его сущность. Не 6урундук, не хорек, а именно суслик. Но в этот раз, когда я его встретил, Суслик превзошел самого себя. Нет, внешне он был все тот же, тощий, длинный, весь какой-то стертый с лица, так сказать идеальный человек "без личной истории", в прямом смысле, имея ввиду лицо. Но в этот раз он был окружен этаким ореолом, и Суслик увиделся мне почти ангорским хомяком с "птички", который по тем временам стоил 5 рублей.
   Суслик прошествовал мимо походкой Нерона среди подданных. Ольга объяснила суть происходящего. Суслик стал зав. отделением. Карьера этого человека была очень странной. Он лечил многих, но никто не помнил, каким образом. Голоса его тоже никто не слышал, кроме меня. Единственную фразу, даже диалог, который я могу вспомнить. Суслик:
   - Тебя завтра выписывают.
   - Правда, что ли?
   - Угу. - Многозначительно ответил Суслик и тут же умолк навеки.
   Суслик был последним заведующим в мою бытность в Морозовской. Первой и самой "великой" была Демидова. Так ее все называли. Всего остального никто не знал. Она ввела много усовершенствований и строгостей. Первое, что буквально меня сломило в пяти летнем возрасте (первый мой визит в это богоугодное заведение), был "диурез".
   В 6 часов утра страшный голос в коридоре взывал, призывая нас на "диурез". Ошалелые и сонные мы выползали из палат навстречу судьбе.
   - Сколько пил? - вопрошал суровый голос.
   - Все что давали плюс бутылка минералки.
   И тут же шло вычисление граммов жидкости с последующей записью в вечный талмуд.
   - Куда ЗООг. мочи дел? - неумолимо вопрошал голос, обнаружив утечку продукта. И уличенный с дрожью сознавался, что остальное навечно утеряно в туалете и поэтому контролю не поддается. За этим следовало возмездие, к счастью, только словесное. Со временем, освоившись, я отработал способ борьбы за существование. Я запоминал количество сданного продукта и отожествлял его с выпитой жидкостью. И все были довольны. Дебит с кредитом сходились, и нехватка мочевых бутылок с делением до 500 г. не угрожала мне катастрофой.
  

30 августа 1993г., продолжение. День.

  

Эспиритас.

  
   Я жил в деревне один. Мама уехала в Москву. В тот вечер решил побить собаку, так как бить было больше некого. Денис был в Москве, обещал вернуться через день, а исчез на две недели. Анька с подругой тоже скрылись там же. Короче, в тот вечер у меня было одно занятие - бить собаку. Как говорили в древнем Риме - состоялись проскрипции. Орудием правосудия служили кочерга и поводок. Собака обвинялась в уклонении от прямых обязанностей - служить поводырем, предпочитая гостить у соседки Татьяны Николаевны и клянчить тушенку.
   Подсудимая, зная свою вину, предусмотрительно исчезла из поля зрения, и найти ее в великих просторах избы было непросто. В разгар моих поисков вдруг раздался могучий голос из-под окна. Он звал меня по имени. То был мой предок в виде отца, в очередной раз явившийся из бразильской сельвы в русское Нечерноземье.
   Собака была спасена. До утра не смолкали его рассказы. Наиболее интересные - о донье Филинье, кимбанде, умбанде и эспиритах.Спиритический центр умбандисткого братства в городе Сан-Паулу, в Бразилии.
   Папаня по делам предпринимательства, время от времени посещал свою родину, легендарную Бразилию, каждый раз выуживая там чудеса и мистику, в которую сам, однако, не верил. В этот раз судьба занесла его в Спиритический центр Сан-Паулу, где он познакомился с умбандой. Умбанда - это древнее магическое учение белой магии, возникшее из смеси негритянско-индейско-европейских традиций. Рассказывая, что там происходило, он прыгал до потолка и хватался руками за голову и остальные места, не переставая восклицать: "Если бы я сам, своими глазами не видел, я бы не поверил".
   Эти традиции имеют глубокие корни в Бразилии. Наиболее поразительным был феномен Ариго. Ариго - неграмотный крестьянин, который однажды стал утверждать, что в него периодически вселяется дух доктора Фрица - немецкого врача, умершего некоторое время назад. После обучения у эспиритов, он начал творить в медицине буквально чудеса. Делал операции уникальные, без всякой анестезии и дезинфекции, ржавым перочинным ножом. Как нечего делать лечил диабет и многие другие болезни, прописывал сверхновые лекарства, неизвестные даже профессионалам. Все это описано официально в книгах и документально зафиксировано кинохроникой американцев. К сожалению, Ариго погиб в автокатастрофе. Но доктор Фриц не исчез вместе с Ариго. Он нашел для своего проявления нового медиума, который оказался врачом. Этот врач провел опыт: после операции, которую он проводил в трансе, как и Ариго, отдал медицинский инструмент на исследование на предмет стерильности. И тогда выяснилось, что микроорганизмы не погибли, но потеряли вирулентность, то есть стали безопасными. Однако этот врач тоже погиб в автокатастрофе, осиротив сам самым дух доктора Фрица второй раз. Но тот не сдался. Он нашел еще одного индивидуума, владельца какого-то склада, сеньора Гедеса. Вот на его-то операции папаня и присутствовал. Войдя в транс, этот человек в присутствии множества людей (и моего папани), без всякой подготовки и аппаратуры начал оперировать людей. Впрочем, своеобразная подготовка была. Он исследовал пациентов, вгоняя в различные точки тела металлическую спицу, в том числе и в область глаза. Но пациент в это время даже глазом не моргнул. Затем следовала операция. Одной из самых невероятных была операция на сердце. Уложив человека на стол, он длинным ножом рассек грудину, а ассистент с помощью крючьев раздвинул ее в стороны. Кровь лилась ручьем, а Гедес бесстрастно тем же ножом терзал сердце. Пациент меланхолично лежал, лупая глазами. Окончив, Гедес соединил грудину, и пациент поднялся и отправился домой.
   Было еще несколько операций на других органах, не считая кучи мелких. Все шло поточным методом, как на конвейере.
   Через некоторое время отец разговорился с тем, кому делали операцию на сердце, и с удивлением узнал, что это уже вторая. На месте разреза у него через два дня осталась легкая белая полоса.
   Этот рассказ меня удивил, однако самого великого мага и факира я встретил не в какой-то там Бразилии, а в Москве. Это был период начала кризиса моей болезни, но об этом особо, а тогда мы - я и мои родители искали выход в альтернативной медицине, то есть в гомеопатии и экстрасенсах. Их было много, один мощнее другого. Все лечили мафию и партноменклатуру, а потом и меня по очереди. Партия со временем пала, правда, кажется, без их помощи, а я остался жив помимо их. Самым выдающимся среди этой братии был Ибрагимов. Человек-легенда, открывший смысл жизни, который, по его словам, он еще пока не сформулировал и потому не мог подарить человечеству. Имея контакт с инопланетным разумом, он грозился похитить всю радиацию земли и продать ее братьям по разуму.
   Что говорить о силе этого человека, если даже его ученик устроил землетрясение не то в Аргентине, не то в Мексике. А сам Ибрагимов разгонял тучи над Москвой и запросто менял лидеров ЦК КПСС. Но методику всего этого он хранил про себя. После месяца упорной борьбы с моим врагом, диабетом, он выяснил, что лечить меня надо пургеном т.к. гадая на свечке по подтекам парафина, он увидел, что на мою поджелудку что-то давит. Вывод был прост. И пурген оказался лучшим средством. Единственное, что не учел Ибрагимов, что в этот период из-за постоянных ацетонов, я пил столько соды, что во мне ничего не задерживалось. Пурген был явно лишним.
   Ибрагимов, впрочем, вскоре исчез, надо полагать вместе с пургеном. По крайней мере, с этих пор в аптеках с ним стало плохо.
   Ибрагимов исчез, но не угомонился. Года через три, он вдруг вызвонил моего папаню и объявил, что изобрел машину времени. Пробивая энергетические каналы, она постепенно омолаживает человека, доводя его состояние с 70-60-ти лет до грудничкового возраста.
   Другим гением был Илич. Медик-рентгенолог, ярый автомобилист и экстрасенс. Всю жизнь он был нормальным, но, как-то ночью, протаранив своим жигулем брошенный грузовой прицеп и чудом оставшись в живых, он обнаружил в себе сверхчувствительный дар. Сама Джуна открыла его и воспитала. Но я и ему не поддался. Моя антисила так его замутила, что он проглядел на им же сделанном рентгеновском снимке мой перелом позвоночника. На вопрос, что там может болеть, он заявил, что на снимке все в порядке, хотя руками он что-то чувствует. Три года спустя, показав этот снимок в институте Эндокринологии, мы выяснили - да это был перелом, но было уже поздно, перелом зажил сам, о чем врачи очень сокрушались.
  

2 сентября, 1993г. четверг, после полудня.

  
   Христианство своим символом избрало орудие пытки - крест. Не знаю, зачем это им было нужно. А медики пошли еще дальше, превратив крест в символ милосердия. Есть несколько версий. Одна - на человеке ставят крест, другая, что его хотят распять. Возможно так же, что это перекрестие прицела. Некоторые утверждают, что это символ равновесия.
  

12 сентября1993г., воскресенье, утро.

  
   У меня болели ноги. От постоянной бессонницы мутило. Никакие лекарства не помогали. Обезболивающие и успокаивающие не имели никакого действия. Джин в чистом виде не произвел никакого эффекта, я даже не опьянел, хотя выпил около стакана. В этот период я вообще пьянел с большим трудом.
   Позвонили Иличу. 0н приехал. Сделав несколько пассов над моими стопами, он заявил, что может быть на некоторое время боль снимет, но ничего не гарантирует и вообще именно завтра он уезжает надолго. Прикинув срок, я подумал, что за это время познакомлюсь со святым Петром, и Илич будет уже не нужен. Да и адский огонь мне не страшен, так как ноги без того постоянно горели. Днем и ночью я тихо выл и стонал. Орал на окружающих, ненавидя их настолько искренне... Обращаясь к богу, я просил либо исцеления, либо смерти. Потом остановился на втором. Чутьем я понял, что что-то с сосудами. По знакомству достали трентал. На полчаса он снял боль, а потом перестал действовать, как будто его и не было.
   В итоге я попал в 52-ю больницу. Там меня обрадовали, сказав, что кардиограмма, моя на редкость плохая. Предынфарктное состояние. А сердце как у пятидесятилетнего. Несмотря на это, врачи, преисполненные энтузиазма, пошли в штыковую атаку, назначив мне десяток различных препаратов. Катарально-орально-паранте и прочими разными способами.
   Мне повезло, палата, была на троих, но я лежал один, поэтому по ночам я мог спокойно выть и слоняться между койками. Дипромоний, никотиновая кислота, сермион, трентал... Список был длинным, но малоэффективным. Врачи ужасно удивлялись. Особенно моей реакции на никотиновую кислоту. То есть никакой. Дозу постоянно увеличивали, но я ничего не чувствовал. Обезболивающих у них не было, по крайней мере, для такого неинтересного больного, как я. Наконец, моя лечащая посоветовала достать трамал. Я обрадовался, потому что втайне от неё уже сутки принимал это снадобье, отцу кто-то посоветовал как крайнее средство. Лечащая намекнула, что принимать его нужно только на ночь и как можно в меньшей дозе. Я, как положено, согласился. Однако на практике все выглядело иначе. Отец принес вместе с трамалом еще какое-то обезболивающее и посоветовал начать с него. Однако сила этого средства была столь же велика, как эффективность огнетушителя против термоядерного взрыва.
   На другое утро, задолго до завтрака, я достал трамал. Как я уже знал, это был анальгин с добавлением наркотика. Изучив пачку и сами капсулы, я решил сделать все, чтобы обойтись без них. Одну капсулу я долго держал в руке, борясь с искушением и болью. Внезапно я проглотил ее, даже не поняв как. Затем я лег и постарался расслабиться. Однако трамал не действовал. Прошел час. Мысленно я крыл матом все современную фармакологию. И вдруг я проснулся. Оказалось меня трясет сильная гипа. Рядом стояла буфетчица, удивленная почему я не пришел завтракать. Видимо божеству было не угодно, чтобы я отбросил копыта в этот раз. Это был единственный случай в моей жизни, когда сама буфетчица пришла узнать, почему я не жрал. Что ее толкнуло на это? На трамале я мог гиповать до победного конца. Пошел бы либо в психушку, либо на стол к патологоанатомам.
   Однако, максимально допустимую дозировку трамала, я превысил очень скоро. Боль подстегивала, заставляя сокращать промежутки между приемом и увеличивать дозу с каждым разом. Это было необходимо, иначе действие не давало никакого эффекта. Правда, и под трамалом я чувствовал боль, но как-то отстранено.
   Тут в мою, как я уже считал палату, поселили еще двух личностей. Одного бывшего канонира бронекатера 70-ти лет и еще столь же "юного" кажется с воспалением простаты. Оба диабетики. Одноногий вообще никогда не спал, все время охал и от слабости не мог ничего делать. Второй спал бы хорошо, если бы мог сходить нормально в туалет. Однако уролог работал только днем и сверхурочно работать не хотел, оправдываясь низкой зарплатой.
   У одноногого я заменял домкрат, помогая ему сесть, для другого выбивал уролога, таскаясь с ним по этажам глухими ночами. На трамале это было даже весело. Правда, безуспешно. Уролог свято чтил КЗОТ. Чтобы выспаться, медсестра колола простатику снотворное с ношпой и тот стонал сквозь сон до утра.
   В больнице я обзавелся состоятельным хозяйством и, прежде всего приемником, чаем, кофе, кипятильником и прочими продуктами на долгий срок. Моя тумбочка, стол и пространство под койкой и между рамами окна были заполнены всем необходимым для жизнеобеспечения. К сожалению, все это было излишним, т.к. трамаля, я почти ничего не ел, пил только воду с медом, чтобы не загиповать. Со временем я установил подобие режима, заставляя себя есть в определенное время, чтобы сохранить хотя бы немного энергии.
   Трамал очень быстро кончался и пока родители доставали новую партию, я чувствовал боль во всем теле, плюс к постоянно горящим ногам. Я усиленно начинал жрать свои запасы, чтобы как-то отвлечься. В этот период главным развлечением для меня был местный комик - заведующий отделением. С большим успехом он демонстрировал один и тот же номер. Являясь к нам в палату, он многословно потрясался ее экологией, в простонародье, грязью, и, вопя, требовал от меня уборки помещения. Как ассистент свою роль я выучил хорошо. В момент наивысшего пафоса зав. Отделения, я брал какую-нибудь бумажку со стола и многозначительно переносил ее на тумбочку. Или наоборот. После чего зав. отделением менялся в лице и благостно вопрошал в усмерть перепуганных пациентов о самочувствии. Затем убегал, обещая что-то проверить. После этого я спокойно продолжал трамалить. Большим препятствием для этого было почти полное отсутствие трамала в Москве и других городах тогда еще СССР. Иногда вместо капсул попадались ампулы для инъекций. Но на уколы сил не было, поэтому я просто высасывал содержимое. Жидкость была горькой, как хинин, но именно эту горечь я и любил. Однако с ампулами было много проблем. Пилочек для их вскрытия не давалось, а свернуть ей "шею" не получалось: ампулы были очень толстыми. Правда у меня имелись пилки, но от частого пользования они затупились и чтобы надпилилось стекло, требовалось минут 10-15 бесполезного ручного труда, что окончательно меня выматывало. В общем, штыковая атака медиков провалилась. Исследовав мои почки, они потеряли ко мне всякий интерес.
   Кроме того, врачи заявили, что инсулин, который я колол, считавшийся до недавнего времени одним из лучших, просто дерьмо. Нужно срочно переходить на современные хомо инсулины ( человеческие), но из-за их отсутствия, меня перевели на новый, но столь же бесполезный, инсулин.
   Для перехода на хомо и получения пенов, то бишь, специальных шприцов, приспособленных под эти инсулины, нужно было войти в особую систему и встать на очередь. Над чем я долго смеялся, так как состояние мое быстро ухудшалось, и видимо время мое истекало. Но не тут-то было. Где-то, может быть в небесной бухгалтерии, решили еще поразвлечься за мой счет. И мне начало то везти, то не везти, если вообще в моем случае возможно так говорить.
   Через знакомых, за 100 долларов, отец достал заграничный пен с инструкцией и упаковкой. Это было хорошо. Но при вскрытии выяснилось, что это был голый пен без игл и баллончиков с инсулином. А хомо инсулин в аптеках нам не выдавали, так как я не был зарегистрирован в качестве владельца пены, в соответствующем учреждении. А само учреждение как раз в это время переезжало на новое место и не функционировало как таковое.
   Абзац, как говорится, был полный. Плюс ко всему, кроме сосудистых болей усилились боли в костях, ходить стало крайне трудно. Видимо барахлило и сердце, так как я часто задыхался. Постоянно болела левая сторона. Однако от сердечных лекарств я отказался сразу, без всяких объяснений. Впоследствии оказалось, что я был не так уж не прав. Эти средства, в частности коринфар, выводили кальций из организма, и это бы окончательно добило мои кости.
   В больнице я уставал, и мама на выходные, когда отсутствовали врачи, забирала меня домой помыться и отдохнуть. Дорога до дома так выматывала, что каждый раз я считал, что подохну. Единственно о чем я думал, чтобы помереть в больнице, а не дома, чтобы не доставлять родным дополнительных хлопот. Ведь дома я бывал незаконно и, значит, помереть имел право только в больнице.
   Случилось непредвиденное. Еще до больницы, в результате Укола баралгина в пятую точку, у меня начался абсцесс. Тут за мной стала охотиться хирургия. Несколько раз я ловко избегал встречи с неприятелем, сам не желая того, дома, но, наконец, меня накрыли. 52-я была сильной больницей, но хирургии не имела. Это и поставило точку моего тамошнего пребывания. Внезапно я узнал, что за мной приехала перевозка. И навьючив на себя наиболее ценный груз, оставив большую часть его в палате до прихода родственников, я ушел в неизвестность подобно всем известному великому русскому писателю.
  

13 сентября 1993г., понедельник, утро.

  
   В больницу, где-то на Дмитровском шоссе, я доехал без особых приключений, не считая того, что жутко замерз в машине и повредил ногу. Самое интересное началось позже. В приемном отделении меня пытались оформить по чужим документам, по которым выходило, что я то ли безногий, то ли с инфарктом. Врач слегка удивился, как этот безногий может ходить, а инфарктник таскает такие сумки. После моего объяснения он успокоился.
   Тут меня надолго выпихнули в коридор, где на меня набросились все мои враги. Самым незначительным из них был холод. Дверь в коридор постоянно открывалась, и температура там ненамного превышала уличную, где во всю лежал снег. Сильно болела травмированная нога - мои кости, видимо, не выдержали тяжести вещей, и что-то произошло с правой стопой. В то время причину я не знал. Эта боль смешивалась с горением ног, и все вместе пробивалось через ломки, так как трамал принять было негде. Поочередно я то смеялся про себя, то приходил в бешенство.
   В конце концов, появился унылый хмырь и сказав: "иди за мной", рванул на всей скорости по коридору. Не помню, как добрался до отделения, где персонал встретил меня как должники кредитора. Мест не было даже в коридоре. С трудом откопали где-то койку и поставили ее рядом с мед. постом, в соседстве с туалетом и ванной.
   Устроившись, сразу затрамалить я не мог, так как пилки забыл в 52-й, и жрать наркотик при всех я боялся. Кроме этого, было еще одно дело. Я не знал, как быть с инсулином. Приближалось время подкола, один я и без того пропустил, а медсестры вообще не понимали, что мне нужно. В конце концов, с большим опозданием мне вкололи неизвестное вещество в большой дозировке из флакона странной конфигурации. На мой вопрос, что и сколько мне колют, меня, судя по взгляду, мысленно обозвали кретином.
   Напряжение дошло до предела, я чувствовал, что без трамала свихнусь. Одиночество, боль и неизвестность... Устал я невероятно. И тут, поздно вечером, приехал отец. 0казалось вот что. Мама, придя в больницу, обнаружила, что меня отправили в другую больницу. В какую, никто не знал. Лечащего не было. Больные сообщили, что больница находится где-то на Дмитровском шоссе. Но где? В отчаянии, забрав оставшиеся вещи, она уехала домой. И тут, оказывается, позвонил я. Когда и как я это сделал - не помню, видимо действовал автоматически, но этот звонок помог меня обнаружить. Мама связалась с отцом, который и прибыл туда, прорвав заградохрану больницы. Очень во время. Отец сразу же решил проблему трамала, разбив в ванной носик ампулы кружкой, и дал мне выпить. "Опохмелившись", через час я стал человеком.
   Мы болтали, весело обсуждая создавшееся положение, до глубокой ночи. Когда отец уже хотел уходить, явились сестры с каталкой, и меня повезли на операцию. Холода и страха пока меня везли на операцию по подвалам, я не чувствовал. Трамал снял все отрицательное. Позже, я с интересом наблюдал за операцией, лежа на боку и прислушиваясь к своим ощущениям. Даже перебрасывался фразами с хирургом. Хирург был первоклассный, его волновало, чтобы не разнести гной по организму и он не жалел стерильных иголок - тогда большой дефицит - на мою задницу.
   Вернувшись в отделение, я, естественно, не мог никуда ходить. Отец накачал меня трамалом с резервом и уехал. Таких классных ночей я не припоминаю даже до болезни.
   Проснувшись глубокой ночью, я лежал в нирване, наслаждаясь жизнью и радуясь неизвестно чему. В этот момент я был истинным христианином. Я буквально влюбился во все человечество сразу. Одновременно я слушал разговоры персонала на посту. Издали доносились страшные завывания. Из разговора я понял, что это "падшая" с койки бабка. Поднимать ее никто не собирался из-за отсутствия санитаров. "Ее поднимешь, а она опять упадет. Пусть лежит на полу". Завывания смолкли только к утру. И я понял - терпение медиков беспредельно.
   Операция прошла хорошо. Вопреки прогнозам медиков, шрам был румяным и бодрым, и не загноился. Забегая вперед, хочу сказать, что мне нравилось удивлять врачей непредсказуемостью мои болячек. Им никак не удавалось поставить точку хотя бы в одной патологии. Но тогда меня и мой тыл стали демонстрировать практикантам, как редкость, во время перевязки, каждый раз удивляясь, почему шов так хорошо зарастает. Видимо, от разочарования, меня выписали через трое суток.
  
  

14 сентября, 1993г. вторник, вечер.

  

Трамал и его союзники.

  
   Это был 1990-ый год, поздняя осень. Вернувшись домой из больницы, трамал я не бросил, продолжая ежедневно наращивать дозировки. Трамал быстро кончался, к тому же он стоил бешеных денег. Тогда я занялся творчеством, добавляя к и без того сильно завышенной дозе трамала сильное обезболивающее - финлепсин. Помню, что под конец, дозировку финлепсина я превысил в 5 раз. Со временем добавил и водку. Но боли не проходили, и та дозировка, которая вчера снимала боль, сегодня не брала. Я злился на родителей, что дозы не хватает, мне казалось, что они прячут от меня лекарство, боясь, что я стану наркоманом. На самом деле они просто экономили, так как законно его достать было невозможно, а незаконно давать почему-то боялись даже за большие деньги. Я приходил в бешенство даже от намека, что нужно уменьшать дозу. Но внезапно трамал кончился.
   От боли, оставаясь один, я выл по собачьи или кричал. Через неделю трамал, наконец, достали. Ампулы были больше, чем обычно и не рассчитав, я ошибся в дозировке. Вечером я заснул. Проснувшись ночью, я был потрясен своим состоянием. Тела не было - оно исчезло. Голые мысли висели в воздухе. Я пришел в восторг и хохотал, хотя не мог издать ни единого звука. Мир снова был прекрасен.
   Утром боль вернулась. Трамала оставались считанные ампулы. Теперь мне приходилось сильно экономить. Помогало то, что отчасти нехватку трамала заменял финлепсин с водкой. Кроме боли, с прекращением действия трамала, я испытывал сильный страх, особенно в одиночестве. Ночами я просил маму читать мне книги или слушал радио. В то время в моде была группа "Любэ" и их песня "Атас". До сих пор, хотя прошло уже несколько лет, я ощущаю вкус трамала. И вот трамал снова кончился. Финлепсин не мог его заменить. И я снова выл по-собачьи, вспоминая все вои, слышанные в жизни. Иногда я замирал и сидел неподвижно некоторое время, тогда меня начинало трясти как в ознобе. Зубы стучали, говорить было трудно. Тогда я опять выл и кричал.
   Не могу вспомнить, когда это состояние стало непостоянным - изредка боль и озноб уменьшались, давая передышку. Тогда я представлял ампулы с трамалом, я знал, что отец послал рецепты друзьям за границу. Где-то в начале декабря наркотик прибыл, но это был не трамал, а что-то еще более сильное. Тут я задумался. К чему это приведет? Десять капсул, а дальше что? Неделю я думал. То брал наркотик, но снова засовывал его в холодильник. Ноги продолжали гореть, но терпеть было можно, хотя спать без химии я разучился. Отказавшись от финлепсина и водки, я перешел на тазепам - несколько таблеток на ночь. Правда, часто приходилось добавлять среди ночи.
   Надо сказать, бросить трамал вынудили меня несколько факторов. И одним из них был обыкновенный авиационный керосин, на старых инсулинах снявший ацетон полностью. Методику приема я точно не помню: кажется начинал с одной капли в день и постепенно доводил до одной чайной ложки, а затем в обратном порядке. Это дикое, на первый взгляд средство, избавило меня от ацетонов, кажется, навсегда. Вторым фактором явились хомо инсулины, которые нам наконец-то удалось пробить. Главным же фактором продолжения борьбы явился отъезд отца в Бразилию. Хотелось верить, что за морем телушка - полушка. И надо сказать, что мы не ошиблись.
   Может быть, я выгляжу в этом описании очень эгоистично, но ничего, кроме боли я вспомнить не могу. Хотя воображаю, чего все это стоило моим родителям.
  
  

17 сентября 1993г. пятница, утро.

Диабет - наказание за грехи.

  
   Знакомый нашей собаки Майиванны, пес Тимка, заболел диабетом. Все признаки на лицо. Отощал, еле волочил ноги, стал слепнуть. Под конец от него разило ацетоном.
   Ветеринар выписал какую-то ерунду, видимо для отмазки, положено выписать, но на всякий случай запретил есть сахар. Тимка согласился на все и ел исключительно мясо. Но ему становилось все хуже.
   Его состояние было мне очень знакомо. Болезнь пса проходила по всем законам человеческого диабета, и видимо, мучился он так же. Как истинный гуманист я думал, что лучше было бы его усыпить. Но хозяева до этого не дозрели, пытаясь срочно, за короткое время решить проблему диабета при помощи куриных желудочков - очередной панацеи от всех болезней.
   В общем, пес умер.
   Диабет лечат все, кому не лень. Разными способами. В последнее время за него рьяно принялись святоши. Дескать, диабет, как и прочие неизлечимые болезни, вовсе не болезнь, а наказание за грехи. Выходит так, что груднички, а я видел таких в Морозовской, сильно согрешили где-то в утробе. Да и я в 5 лет, когда заболел, видать нагрешил немало. Но не тут-то было. Праведный глас утверждает, что платят они за грехи родственников до седьмого колена и далее - это у них вид милосердия.
   Допустим. Но в чем виноват Тимка? Без дела не лаял, хозяев любил и почитал, охранял квартиру, ел из миски, вообще чтил собачий кодекс. Тут праведный глас раздваивается. Во-первых, может он за хозяев отдувается и их дальних родственников. А может и сам в одной из прошлых жизней был непроходимой сволочью. Но христианство от второго отмежевывается, второй жизни оно не дает, тем более, что считает животных вообще безгрешными.
   Предположим, Тимка взял на себя чужие грехи, а как быть с неодомашненными тварями? Волком, кабаном, медведем... Хотя кто их знает, отчего они умирают, факт тот, что диабет их тоже не минует, если верить специалистам.
   Согласно оккультистам, всякая наша жизнь - наказание за грехи в прошлых жизнях. Тогда при чем тут диабет, если жизнь и так наказание. Впрочем, может я тупой и чего-то не понимаю...
  

19 сентября 1993г., воскресенье, утро.

  
  
   Факт тот, что боль и страх животные ощущают не меньше людей, вообще большинство чувств - любовь, ненависть, привязанность - им присущи так же, как и нам.
   В силу своей болезни, я с детства тесно связан с животными, особенно с собаками, и знаю их лучше, чем себе подобных. Поэтому не могу согласиться с учеными, утверждающими, что животные лишены абстрактного мышления. По крайней мере, - собаки в этой области соображают. Когда я прошу Майиванну принести мне ботинки, она приносит точную пару, никогда не ошибается, хотя моя обувь валяется вперемешку. Помогает находить упавшие предметы, отличая их от тех, которым положено находиться на полу. Команду "домой" понимает в зависимости от ситуации: находясь в деревне, никогда не побежит в сторону московского дома.
   Много говорится о верности собак, это все так, но мало кто думает, что собакам иногда приходится принимать логические решения. Потеряв зрение, я учил Майку водить меня за водой на ближайший источник, который находился далеко. Собака каким-то образом сообразила, зачем зря трепать ноги, и то и дело норовила завернуть в сторону водонапорной башни, которая в то время не работала. Ходить на башню ее никто не учил, однако она прекрасно поняла, зачем туда ходят люди.
   О подобных вещах я мог бы говорить часами, я накопил большое количество фактов. Вспомнив классика, можно утверждать, что "ничто человеческое им не чуждо". И болезни они, вопреки распространенному мнению, переживают не легче нас, включая и нравственные мучения. Поэтому человеческое чувство важности и гордости о своей избранности просто смешно.
  

27 сентября, 1993г, понедельник, утро.

  
   Многие родители считали, что их чадо в больнице попадает в надежные руки. И они, конечно, были правы.
   Впечатление от моего первого визита. Прежде всего, меня обучили риторике. В Морозовской мало кто говорил, не используя трехэтажные украшения, имею виду ребят, за остальных не отвечаю. Уроки нравственности тоже проходили быстро, особенно трудно приходилось домашним законопослушным детям. С одной стороны, на них давили разговоры о сексуальных извращениях, иногда с конкретными примерами. С другой стороны, неокрепшие нравственные устои расшатывало постоянное чувство голода и без того присущее диабетикам, усугубляемое строгой больничной диетой, и отягощенное постоянными поборами со стороны более сильных конкурентов. Мне повезло, я был упрям до одури, и вытащить кусок из моего рта было невозможно ни угрозами, ни побоями. Еда для меня - дело святое.
   К другим же применялись различные средства. Например, обливали мочой, ночью, с ног до головы, но чаще всего использовалось просто психологическое давление. Неподготовленный домашний ребенок видел вокруг только врагов, ни одного союзника, родители тоже трусили и молчали, да и не обо всем можно было рассказать. Использовался мелкий рэкет, изъятие в качестве залога ценных для малыша вещей, прежде всего игрушек. Бывали просто "гениальные" способы. Однажды я соучаствовал в терроризировании одного пацана с помощью игрушечного пистолета, который выдавался за настоящий. Пацан, с диким ужасом смотрел, на наведенный на него железный ствол. Возможно, родители оберегали его от милитаристских игрушек, и он легко стал нашей жертвой. На этот раз корыстной причины не было. Просто мы веселились.
   Каждый входивший в палату моментально втягивался в игру без всяких объяснений, пока парень сам не понял в чем дело.
  

15 ноября 1993 г. вечером, понедельник.

"Подготовка"

  
   После возвращения отца из Бразилии, выяснилось, что за меня взялись эспириты. Вышеназванный Гедес дал подробную наказ-инструкцию странного ритуала, обозвав это "Подготовкой". Три раза в неделю, в определенное время, я, закутавшись в белое, ложился на тахту и начинал мысленно нести всякую ахинею, призывая высшие силы на помощь.
   Первые полтора месяца я кроме раздражения ничего не ощущал. Спать во время "Подготовки" запрещалось, а расслабляться просто так я не умел. Все болело, чесалось и тянуло ерзать. Я начал бояться "Подготовки" и бывал рад избежать ее под благовидным предлогом.
   Но однажды меня накрыли в самом разгаре "Подготовки" (кстати, сеанс длился 15 минут). Итак, я заснул сном праведника и внезапно увидел перед собой человека, обнаженного по пояс. Удалось разглядеть черные волосы, черные глаза и хорошо развитую мускулатуру. Человек наклонился надо мной и стал осматривать мои глаза. И я услышал его голос: "Сейчас я прикоснусь к твоим глазам этим, - он показал небольшой предмет в правой руке, - если почувствуешь, скажи".
   Он поочередно дотронулся до левого и правого глаза. Я ощутил прикосновение и сказал ему об этом. В лице человека что-то изменилось, как будьте бы он почувствовал облегчение и от него пошла волна уверенности.
   -Это хорошо - произнес человек и исчез.
   Я вышел из сна. Тело было полностью расслабленным - пятнадцать минут кончились.
   Через несколько сеансов начались странные вещи. Раз за разом на меня накатывал ужас, перед глазами появлялись странные образы. То насекомые гигантских размеров, то абсолютно белые, гигантские угрожающие челюсти.
   Во время одного из сеансов снизу пошла волна - то горячая, то холодная.
   Почти каждый раз я начинал ощущать, что кто-то лезет в мое левое ухо. Иногда я чувствовал прикосновения или слышал щелчки в стороне или в моей голове. Возникало ощущение, что зубы мои сжимает очень твердый предмет.
   Однажды я вошел в очень странное состояние. Усилием воли мне удалось сдвинуть что-то внутри головы назад. Некая сила словно помогла мне в этом эксперименте. Тело мое задрожало, но неприятного чувства озноба не было. Вообще это ощущение было мне не знакомо. Я то ли спал, то ли отсутствовал. Дрожь прошла, но что-то во мне, в сознании изменилось. В этом необъяснимом состоянии (я словно сидел внутри колокола), я пролежал почти до конца сеанса. Где-то за пол минуты оно кончилось. Волна словно бы иссякла, и попытки ввести себя в нечто похожее не дали никакого результата. Я привык к этим кошмарам, и каждый раз буквально клянчил у непонятной для меня силы повторить или подкинуть что-нибудь поновее, и поинтереснее. Но от меня, похоже, отмахивались и деловито ковырялись в моем левом ухе.
   Кстати, вышеописанное необычайное состояние произошло, когда они проникли в правое ухо, всего один раз, и больше не повторялось - правое ухо они не трогали. Похоже, ужасы с ушами связаны не были, и это внушало мне надежду.
   С появлением этих сил, "Подготовка" стала легкой и приятной. В указанное время в теле словно бы выключались все неприятные ощущения, и я расслаблялся, чего ранее делать вообще не умел.
   Периодически я начинал думать о чем угодно, кроме того, что было нужно. Однажды, я расслабясь, начал думать о своей знакомой, последнюю неделю мысли о ней были постоянными. Задремав, я увидел ее как фотографию в ярком свете. Вслед за этим меня резко тряхнули за правое плечо. Я врубился в реальность. Трудно было понять, произошло это самопроизвольно, или кто-то постарался привести меня в чувство. Невольно я извинился за это перед кем-то. Перед кем? Логика в моем поступке была. Раз тряхнули, могли и побить.
   После этого случая я стал контролировать свои мысли и сосредотачивался, в основном, на своих ощущениях.
   Эти случаи можно посчитать бредом больной психики или самовнушением. Однако я был не единственным подопытным кроликом бразильских эспиритов в Москве. Юле (тоже диабетик с детства) которая ездила вместе с отцом в Бразилию и наблюдала Гедеса в работе, велено было так же вести "Подготовку". Она с духами не поладила. Они пугали ее и терроризировали так, что Юля стала бояться того часа, когда нужно было заниматься "Подготовкой". Стоило ей задремать, как кто-то лупил ее по ногам или просто начинались кошмары.
   Раз, когда она пыталась сачкануть и проспать время "Подготовки", ее напугали вдвойне. Плюс к обычным ужасам, пообещали сделать ее ведьмой. В отличие от меня, она все это не любила тем более, что и пользы от "Подготовки" у нее совсем не было.
   У меня же, то ли под действием лекарств донны Филиньи, то ли под действием духов, со зрением стало лучше. Вношу уточнение насчет Юли. С глазами у нее за последнее время произошло улучшение в 2-3 раза.
  

24 сентября 1985г.

   Жуткая кома у Сашки. Сутки не выхожу из Морозовской. Не могу понять, как все это вышло.
   Его слегка поташнивало, даже не ходил несколько раз в школу. Но потом все восстановилось. В пятницу первый раз был на тренировке, записался с мальчишками на больную борьбу. Был в восторге. А на другой день все и началось. Всю субботу такая рвота!!! А в воскресенье... нет вечером в субботу просил, чтобы я сделала подкол. Под утро - гипа. С утра жаловался на ухо и голову. Целый день спал, ничего не ел, кроме арбуза. В 3 часа началось. Крики, галлюцинации, слезы. Я решила, что это уже все. Но организм все-таки на удивление крепкий. Успокоился. Вызвала неотложку. Приехали две тетки и сделали внутривенную глюкозу. Уехали. Дальше все снова повторилось. Я в ужасе, но, думая, что это гипа, даю ему еще и мед. Как я могла так влипнуть! Меня оправдывает только то, что такое у него бывало всегда во время гип. Самое удивительное, что говорит в это время странно, как будто не он говорит, а кто-то за него. Вчера одна фраза меня особенно поразила. Крик:
   - Верь мне!
   - Я верю, верю!
   - Нет, не верь мне, я тебя обманул! Мама! Я тебя обманул! Я вообще не родился! Меня нет! Я вообще не родился!
   Мне стало страшно. Что это?
  
  
  

18 ноября 1993г., четверг, 22.00 - 22.15

  

"Подготовка".

(продолжение)

  
   Началась вибрация в левом ухе. Два раза усилием воли (напрягся внутренне) как будто проваливался куда-то, входил в непонятное состояние. Тут же из него выходил. Впечатление, что глаза сведены к переносице. Прикосновение руки к волосам, затем волна сверху вниз. Незнакомые физические ощущения. Ощущение чьего-то присутствия. Вибрация в левом ухе продолжалась и после конца сеанса. Небольшое ощущение боли на подбородке слева, небольшое онемение зубов слева.
  

21 ноября 1993г., воскресенье, вечер.

  
   Мне было, кажется, лет 13 - относительно стабильный период заканчивался. Незаметно что-то во мне стало меняться. Горел желудок, я постоянно находился в странном состоянии, как будто слегка поддатый. Пытаясь перебороть это, я стал часто ходить на Фильку, реченьку, грязный ручей с долиной. Там же находилась собачья площадка и несколько полуброшенных огородов. Постоянное напряжение заставляло меня двигаться и придумывать разные способы, чтобы отвлекаться от того, что со мной происходило. В этом мне помогали друзья. Часто, вооружившись палками, мы штурмовали не дорытые бульдозерами холмы, либо исследовали полузасыпанные, выходящие из-под земли трубы. Почти все время мы проводили втроем - я, Мишка и Борька. Мама целыми днями была на работе, и мы собирались у меня, на свободной квартире. Чего мы только не придумывали!
   Однако главной нашей задачей в то время стала "самооборона". Сколько я помню, мы с Мишкой все время пытались изготовить какое-нибудь оружие. Много спорили и мало делали.
   Ничего не придумав, мы решили самосовершенствоваться, для чего был добыт самоучитель по самбо, по тому времени большая редкость. Дня три прошли в напрасных попытках понять хоть что-нибудь в учебнике. Мы с Мишкой отчаянно пыхтели, выполняя непонятные для нас упражнения, а Борька хохотал над нами, говоря, что "дуракам закон не писан". Но тут нам, наконец, повезло. В класс пришел учитель спортшколы и призвал всех заниматься классической борьбой.
   Я учился на домашке, призыва не слышал .и очень удивился, что мои друзья решили записаться в секцию. Больших сборищ я не любил, зная по больничному опыту - бить будут, однако решил поэкспериментировать.
   В секции нас встретили хорошо. Тренер объявил, что борьба - спорт сильных и мужественных и стал гонять по полной программе. В общей сложности там было человек ЗО, и большинство занималось уж давно, поэтому нам пришлось туго.
   Легче всего нагрузки переносил Борька, по крайней мере, мне так казалось. Он был весь какой-то гуттоперчивый и не пострадал бы, если бы его завязали даже узлом. Однако мне в моем состоянии пришлось хреново.
   На другой день после посещения секции, у меня началась кома. Домашние средства не помогли, и я загремел в больницу. В скорой меня тошнило. Но медики - народ не унывающий. Увидев персонал больницы, я понял: нам с болезнью придется плохо. И вправду, самые мрачные предчувствия оправдались, по крайней мере в отношении меня.
   В это время я видимо отрубился. Меня засунули в палату интенсивной терапии. Дальнейшее описываю со слов мамы.
   Дело было ночью. Я нарушил биоритм медперсонала, который в это время предавался отдыху. К тому же, будучи без сознания, я инстинктивно сопротивлялся капельнице. Мои тонкие вены почему-то не были приспособлены к советским гвоздям-иглам многоразовой заточки. Выгнав маму из палаты, они налетели на меня подобно кондорам на падаль. Но, к сожалению, я был еще живым и боролся до последнего, обзывая их фашистами и другими нехорошими словами.
   Но медицина победила. Меня привязали к кровати и воткнули капельницу. Объявив моей родительнице, что я плохо воспитан, они гордо удалились.
   Так я впервые познакомился с очередным зав. отделением Морозовской, - Аллой Петровной, в народе Аллочкой.
   И начался период "правильного лечения".
  

6 декабря, 199Зг. понедельник, утро.

  
   С 4 декабря сего года была объявлена декада инвалидов, поэтому на это число в ВОИ было намечено сборище с концертом в ДК "Красный Октябрь", в Тушино.
   Услышав о предстоящем, я заявил информатору, что вряд ли могу прибыть, по причине того, что, во-первых не хочу, во-вторых, меня некому привезти. Но не тут-то было. Наш информатор, Марина Николаевна - спец. по инвалидной молодежи, посадила меня на крючок, бросив приманку в виде некой подружки, тоже диабетика, которая, живя рядом с метро, могла бы захватить на эту тусовку и меня.
   На это я клюнул. В ответ получил кучу телефонов абсолютно неизвестных мне людей. Методом случайных чисел я выбрал двоих, парня с ДЦП и девчонку с диабетом. С дэцепешником Сергеем ехала бабка. Бабка согласилась взять с собой меня и Лену, которой было скучно ехать одной с диабетом, и она к нам присоединиться.
   Четвертого числа, утром, когда я с энтузиазмом, гладил шнурки к чистым ботинкам, раздался отчаянный звонок Марины Николаевны. Все пропало, председатель районного общества Людмила Давыдовна запретила нашей группе являться в ДК, получать гумапомощь и какое-то пособие, про которые я слышал впервые. Кара нас постигла за то, что наша группа никогда не являлась на некие заседания, про которые я тоже слышал впервые. Запрет прозвучал для нас, как сигнал трубы. И мы дружно решили непременно поехать на концерт. Данная "проскрипция" возымела такое действие, что с нами поехала даже моя мама, которая вроде бы должна была работать. И не напрасно.
   Встретились мы в метро благополучно, каким-то чудом опознав друг друга и с рядом небольших приключений добрались до ДК. Обещанных постов и заградотрядов мы не обнаружили и спокойно проникли в зал, заняв одни из лучших мест.
   Взревели "силки" и концерт начался. На сцену ураганом влетел Александр Буйнов с "Капитаном Каталкиным" - позапрошлогодним хитом. Старье съежилось и робко заканючило, чтобы убрали звук. Но Буйнов, внемля нашим призывам заявил: пусть лучше уши хрястнут. И вообще, надо привыкать, потому что весь концерт будет такой. И покатилось...
   Вылезали попсовые звезды вперемешку с фолкзвездами. Все дружно аплодировали и были довольны. Насколько помню, с каталок никто не падал.
   Я наблюдал за реакцией Лены, мне было интересно, как она реагирует, разглядеть я ее не мог, мог только ощутить ее настроение. Вдруг с моими ощущениями что-то произошло. Я поймал себя на том, что не дышу. Тут же вспомнил "Подготовку". Невидимая игла вонзилась в ухо, по голове побежали мурашки. В общем, началась обычная работа. Несколько раз я чувствовал прикосновение к голове ладоней. Настолько сильно, что стало жутко. В момент, когда я сосредотачивался на ощущениях, я почему-то переставал дышать - не было в этом потребности. Когда замечал это, сознавал, что вроде бы надо вдохнуть. Ощущал необходимость вдоха только когда начинал думать об этом сознательно. Видимо мое состояние было заметно, потому что мама насторожилась и несколько раз спросила "что с тобой". Я ответил "они здесь, пришли". Она поняла и оставила меня в покое.
   Привыкнув во время "Подготовки", что с неизвестной силой нужно разговаривать, я мысленно закричал, что "раз уж вы пришли сюда, помогите", впервые назвав их не "врачами космоса", а просто "духами".
   Возвращаясь домой, я все-время думал, что попал в дурацкое положение. Вместо того чтобы разговаривать с Леной, я всю дорогу трепался с духами, которым было наплевать, что я не лежу в белом, как положено, и вообще не их день, и не их время.
   С этого момента мое общение с духами изменилось. Они очень редко стали оставлять меня в покое. Появлялись когда им вздумается, невзирая на мои мысли и действия. И на следующий день духи меня в покое не оставили.
   По настоянию Марины Николаевны меня засунули в машину и делегировали на районную конференцию, подкупив чаем с тортом. На конференции стояла жуткая скука. Меня усадили на первый ряд, пользуясь тем, что самостоятельно я не удеру, и в течение 2,5 часов пытали мою невинную душу отчетом и так называемым концертом с музыкой. Выручили все те же духи. Появившись внезапно, они спасли меня от скуки.
   Кто-то требовал заказов, кто-то воевал с собесом, ругая присутствующих представителей префектуры. Мне все было до лампочки. Я занимался более важным делом. Меня забавляло, что в зале, полном народу, никто не подозревает о присутствии таких сил.
  
  

15 декабря 1993г. среда, вечер.

  

"Демидова, Аллочка, Суслик и другие"

(продолжение от 30 августа 1993г.)

   Аллочкой она называлась не от большой всенародной любви, а скорее наоборот, от всеобщей нелюбви и презрения. На долгие годы в мою башку врезалась ее любимая фраза "он подъедает". Этой фразой она объясняла все осложнения диабета, и клала, на лопатки любого оппонента. Надо ли говорить, что мы не полюбили друг друга с первого же момента.
   В интенсивке я пробыл три дня. Изрезанный и исколотый, как партизан после допроса, я был переведен в обычную палату. Но Аллочка и тут меня в покое не оставила, а постоянно раздражала своими придирками. После пережитой комы, у меня не было, к счастью, сил для ответных действий. В противном случае мои стычки с ней могли кончиться намного серьезнее. Ребята, лежавшие со мной в палате, знали несколько случаев, когда Алла Петровна своей постоянной агрессией довела некоторых до истерики и затем, на основании этого, отправила их в Детскую психиатрическую больницу, которую все называли просто "шестой".
   Не знаю, насколько это правда, но проверять на своей шкуре я не хотел и стал осмотрительнее. Разозлить ей меня больше не удавалось. Однако я навсегда остался у нее на плохом счету, и однажды ей все-таки удалось мне отомстить, правда, это случилось позже. Я в то время и вправду здорово "подъедал". К счастью при Алле Петровне "шмонов" по палатам уже не проводилось. Профессионализм персонала явно был потерян, не то, что при Демидовой. Но и лечить тоже стали хуже, и я бы сказал как-то небрежнее.
   Так вот о "подъедании". "Транспорт" по доставке провианта был отлажен. Родственники - мама, отец и дед по очереди посещали меня ежедневно, во время прогулок и в потайном месте, где не видно, например, за моргом, скармливали мне незаконно привезенные харчи и калории.
   Пока я жевал, мимо провозили на каталках что-то покрытое простыней, но это меня не смущало и не отталкивало. Я должен был проглотить все в единый миг, пока не увидела Аллочка с приспешниками. Но укрыться не всегда удавалось. Помню, раз приехал ко мне дед с огурцом. Там, правда, был не только огурец, но все остальное я съел быстро, а вот с огурцом, что-то задержался. Видимо, наелся. Я продолжал меланхолично грызть огурец, когда внезапно из-за больничной ограды на меня зыркнули обличающие глаза доцента нашего отделения. Деваться было не куда.
  
  

21 декабря 1993г. вторник 15.30.

  
   Что же такое был этот Доцент? Вернее не был, а была. Особенность ее была в том, что она никого не лечила, но присутствовала на пятиминутках и про нее, кроме этого, я ничего не знал. Тем не менее, именно она и выдала меня.
   - Зачем ты его ел? - возмущалась Аллочка. - Что тебе дал этот огурец? Надо же, Доцент успела разглядеть, что это был именно огурец - достойное применение доцентских знаний. Но огурец уже было не вернуть, и Аллочка бушевала вотще. Кроме этого, произошел еще один эпизод, который поставил меня вне больничного закона. Вместе с Вовкой Русановым мы ушли в самоволку, в город за продуктами. На обратном пути нас застукал кто-то из персонала. В результате мы попали под репрессии и нам запретили прогулки, держали в отделении безвылазно. Я откровенно плевал на это и ходил гулять, когда мне вздумается и куда вздумается. Такого хамства Аллочка вынести не могла и меня с позором выписали, хотя именно в это раз выписываться я не хотел, и даже, наоборот, мог лежать в больнице сколько угодно. Причиной этому стала Ольга, на которую я положил глаз, лежа в интенсивке. Дело было так.
   Придя в себя после комы, еще привязанный бинтами к койке (зачем - непонятно), я от скуки наблюдал за народонаселением через стеклянную дверь, выходившую в больничный коридор. Тут я ее и запеленговал в первый раз. Потом я встретил ее у процедурки, где нам кололи инсулин. И даже места в столовой у нас оказались тоже рядом.
   Таким образом, ни Аллочка, ни даже весь заплечный аппарат медицины 1 КГБ не могли вывести меня из равновесия, и повлиять на мое настроение. Все мои чувства и прочие способности были заняты исключительно Ольгой.
  

9 июня 1987г., вторник.

  
   ... два раза кома у Сашки. 9 мая из Волкова (наша деревня) едва вывезла на тракторе: отлеживался в Галиче под капельницей. Второй раз дома 29 и 30 мая отпаивала содой и минералкой. Едва-едва отпоила. Неотложку не вызывала. Обошлось. Причина: не тот инсулин.
  
  

13 января 1994г. четверг, утро.

  
   Вражда с Аллочкой на этом не закончилась. Через год мне нужно было проходить эпикриз для перехода во взрослую поликлинику. Я снова оказался в Морозовской. В последний раз. Меня должны были обследовать со всех сторон и дать заключение о моем общем состоянии. Я был в компенсации и рассчитывал не задерживаться надолго в данном заведении, так как лечить меня было незачем. Кажется, Парацельс сказал когда-то, что нет ничего хуже, когда больной объединяется с болезнью против врача. Аллочка превзошла Парацельса. Наши врачи объединились с болезнью против меня. Зачем-то они внезапно поменяли инсулины, и я тут же декомпенсировался и заацетонил. Тогда, естественно, медики начали наращивать мою дозировку, сахар и ацетон от них не отставали. Началась гонка, кто - кого. Я - медики - болезнь. Как результат - у меня заболели ноги. Что очень удивило мед. персонал.

17 января 1994г. Понедельник, 10-30 утра.

  
   Я перестал спать и сутками стонал от боли. (Это был 1987 год). После долгих уговоров, мне назначили обезболивающие. В принципе боли они не снимали, но немного приглушали. Но даже это приходилось упрашивать: сделать укол жидкого анальгина. Сестры забывали, а одна из них, Никитишна, просто отказывалась, говоря, что это вредно.
   Тогда мне опять сменили инсулины и назначили кучу витаминов. Не прошло и двух недель, как диагноз был установлен. Полимеокалиниарный неврит - так, кажется, он звучал.
   Боли в ногах согнали, а меня за плохое поведение из больницы выгнали. Аллочка, встретив мою маму, презрительно бросила - "Он подъедает! Ему в больнице не место!" И гордо прошествовала мимо, так ничего и не объяснив.
   Уже дома мы узнали, что таких инсулинов, на которые меня перевели, нигде нет, поэтому через пару дней мама помчалась в Морозовскую за разъяснением, что делать. Но и там он кончился. Алла Петровна самолично вынесла какой-то пузырек, сказав, что он аналогичен нужному. Видимо, это и была ее месть. Этот инсулин не имел ничего общего с тем, на который меня перевели, и он вместо суток действовал всего 12 часов.
   Так совпало, что через некоторое время мы с мамой отправились в деревню, в Волково. Дело было весной, пора было подготовить дом к лету и окучить кусты. Вначале все шло хорошо. Доехали нормально, по дороге встретили местных в автобусе, который подбросил нас почти до деревни.
   Деревенские новости оказались не из приятных. Дом наш зимой взломали, стекла перебили, на реке снесло лавы (мосты). Наконец добрались до деревни. Дом, действительно, ужаснул. Стекла разбиты, в доме все перевернуто вверх дном и нагажено. Понятно если бы украли. Нет, все на месте и все переломано и покорежено. Зачем?
   Зашли в соседний дом, где жили наши знакомые, - тоже москвичи. Та же картина. Вышибли кусок стены между домом и двором, сорвали замки, все перевернули вверх дном. Единственно хорошо, что уцелели окна. Решили ночевать у соседей. Натопили печку, подготовили постели. Все казалось было в порядке. Видимо, обстановка потребовала большого напряжения сил, но мой организм выдерживал неплохо, я даже не устал. Несколько км. с тяжелым рюкзаком, работа в огороде и в доме меня не пугали. Но вечером что-то изменилось. Я почувствовал резкую усталость и голод. Одновременно заболел желудок. К ночи стало еще хуже. Мы решили, что я угорел. Стало, сводить мышцы, рвало. Электричества в доме не было и всю ночь, при свете свечи, мама пыталась, мне помочь хоть чем-то.
   В то время я никогда не колол инсулин на ночь, боясь гип с галлюцинациями. Да и зачем это было делать, когда на "ленте" я шел нормально, так как он действовал почти 24 часа. Уверенные, что новый инсулин аналогичен старому, мы и не подумали сделать подкол.
   Ночь была жуткая. Света нет, связи с внешним миром никакой. Но и утро ничего не изменило. Деревня полупустая, не считая двух-трех старух беспомощных. Дорога до ближайшего поселка размыта так, что можно проехать на тракторе, да и то с трудом. Лавы через Челсму (небольшую речонку) снесло половодьем. Идти в обход в таком состоянии нереально. Ближайший телефон, в километре от нашей деревни, на ферме в Богородском. Мама побежала туда, оставив меня на попечении одной из старух. Ей удалось по телефону связаться с больницей.
   - Мы в деревню не выезжаем, - был ответ. - Скорая может дойти только до местного аэродрома. Это километра 2-3 от нашей деревни. Однако нам повезло. На ферме работал трактор. Маме удалось договориться с трактористом.
   - Вот уберем сено и приедем. Но время шло, а трактора все не было. Мама побежала опять и вернулась вместе с трактором. К тому времени идти самостоятельно я уже не мог.
   - Э, да он совсем плохой! - воскликнул, тракторист, и поволок меня в трактор.
   От поездки осталась белая муть в глазах, да лязг гусениц. Чудо, что мы проехали. Грязь была такая, что трактор еле вполз на соседний холм. Он буксовал и едва не опрокинулся.
  

1 января 1994г. утро, среда.

  
   Периодически я отключился. Помню, меня втащили в какую-то комнату, и я плюхнулся на раскладушку. Как я потом узнал, дело было на местном аэродроме, где зимой временно жили геодезисты.
   Скорая не дождалась - уехала. Долго звонили в город. Оказалось, что скорая уехала на обед, а другой машины не существует. Связаться с машиной не представляло возможности, ввиду отсутствия с ней какой-либо связи.
   -Ждите, как только машина приедет, я ее к вам пришлю - был ответ из больницы. Делать было нечего. Обстоятельства есть обстоятельства. Всего этого я естественно не помнил, узнал позже. Потом очнулся в больнице, в Галиче - скорая все-таки пообедала и добралась до нас.
   Больница была старая и крайне заслуженная. Ремонт видимо был, но когда - оставалось тайной. Вид ее не поддается описанию. Водопровод, кажется, был, но отнюдь не с горячей водой. По описанию мамы, народ, населявший больницу, был добрый, сочувствовали нам, но все занимались своими делами. Насколько я помню, шла борьба за пищевые отходы - порося кормить надо, объясняли нам. А в тонкостях современной терапии, фармакологии, пусть в Москве разбираются.
   Еще в приемном покое мне чуть не вырезали аппендицит. Дежурный врач, ощупав мое пузо, решила срочно сделать операцию, так как сама была хирургом. Дело было в воскресенье и эндокринолога не было. Но все-таки позвонила куда-то в район, и там ей сказали, что у диабетиков в коме еще и не такое бывает. И меня поволокли в палату.
   Надо сказать, что на ноги меня поставили за сутки, при помощи капельницы. На другой день утром меня выписали. Впрочем, едва не влетел во вторую кому, так как сестра, слегка перепутав, едва не вкатила мне пенициллин вместо инсулина. Хорошо, что инсулин у нас был, а то они про такое слыхом не слыхивали. Вовремя разобрались, и в итоге мы с мамой бодро шагали на вокзал. В теле была непривычная слабость, как будто не хватало энергии. До конца от этой комы я так и не избавился, вернее от ее последствий. С этого момента болезнь вступила в новую фазу. В тот день произошел какой-то надлом моего состояния, даже через несколько лет, оценивая себя, я понимал, что к прежней силе я так и не вернулся. Я постоянно ощущал слабость, диабетическую слабость - так она квалифицируется в медицине. Состояние лени и подавленности стало хроническим. Приходилось все время себя переламывать, чтобы начать что-то делать.
   Но все это будет потом, а тогда мы спешили на поезд. Взяли купе, отоспались, даже отметили удачное завершение в вагоне-ресторане комплексным обедом, просадив на нем почти десятку. Жуткую сумму по тем временам. Мы искренне радовались, что выкрутились и не засели в Галиче надолго. Но это была передышка. Дальше раз от разу становилось все хуже.
  

30 января 1994г., воскресенье, утро.

  
   В Москве, около месяца все было стабильно. Мы с Мишкой мотались по стройкам в поисках дармовых материалов. Тогда на стройках была лафа - полное изобилие и коммунизм - бери, что нужно задарма, чем мы и пользовались. В конце июля мы стали активно готовится к поездке в деревню и даже купили билеты заранее. Чувствовал себя нормально, отстоял очередь за билетами без напряжения и уже готовился к отъезду. Внезапно стало хуже. Стало плохо, пошел ацетон. Тогда впервые меня потянуло на соду, единственное, что нейтрализовало ацетон. Об этом я узнал позже, а тогда меня просто тянуло на содовую воду.
  

28 мая 1988г.

  
   Сашка в больнице с понедельника, вернее почти с утра вторника. Реанимация. Завтра, ему 16.
   Что-то нас ждет?
  
  
  

31 января 1994г., утро, понедельник.

  
   Первые дни сода помогала, но ацетон накапливался. Началась интоксикация. Я почти все время спал. В больницу я ехать не хотел, с ужасом вспоминая Морозовскую. Мучила странная изжога. Горел желудок. Я стал злым и раздражительным. Перед глазами была муть. Даже собака Майка при виде меня быстро скрывалась под тахтой. 19 июля по ТВ шла комедия "Фонфан-тюльпан", про которую я много слышал от старших. В тот день я почти ничего не соображал. В результате, я возненавидел этот фильм, он навсегда связался с комой.
   На другое утро мама, не выдержав, вызвала скорую. Спорить сил не было. Выходя из дома, в подъезде я столкнулся с Мишкой. Я сказал ему, что поехал в больницу, но деревня не отменяется. Видимо, в скорой я отрубился, потому что пришел в себя уже в больничной палате под капельницей.
   Так я впервые попал во взрослую 67 КГБ. Первое, что меня потрясло, когда я очухался, то, что это был не концлагерь, как Морозовская.
   Во-первых, вход и выход в больницу был свободен для всех желающих, что плохо отражалось на больничном инвентаре. Рассказывали, что из какого-то отделения унесли телевизор, якобы в ремонт.
   Родители навещали меня в любое время, когда им было удобно. Отец умудрялся проникать в отделение даже ночью. Со временем я сам приспособился ездить домой отоспаться, помыться и пожрать.
   Второе: памятуя режим в Морозовской, я первое время старательно прятал пищевые запасы. Но вотще. Они никого не интересовали.
   А ночью в палате меня разбудил странный звук, хрустение, чавканье и урчание, доносившиеся из всех углов. Палата ела. Я был так потрясен, что забыл присоединиться к пиршеству. А затем мне снились кошмары. Алла Петровна и ее сакраментальная фраза "Подъедаешь!"
   Вскоре выяснилось. На посту, в холле, находились холодильники до отказа забитые продуктами голодных диабетиков. Приблизительно раз в две недели харчи выставлялись сестрой хозяйкой наружу. Таким образом, выявлялось все недоеденное и забытое выписавшимися или отбывшими куда-то, вероятно в лучший мир, больными. После выставки, диабетики вновь загружали продуктами холодильники. Ничейные продукты подбирали изголодавшиеся бесхозные пенсионеры, выполняющие в больницах роль санитаров леса. Среди них были и борцы за справедливость, действовавшие по принципу:
   "все, что есть в холодильнике - то мое". Выслеживать их было бесполезно. Большинство пенсионеров одинокие, и им некому было принести еду, но некоторые опирались на принципы "ничего не приносите - здесь все есть", - говорил по телефону родным один такой больной. Видимо он решил, что холодильники заполняются едой сами по себе, без участия материальных сил.
   Настоящая жизнь в больнице начиналась к вечеру, когда оставались только дежурные. Близко живущие пациенты разбегались по домам, а медперсонал с оставшимся активом больных, собравшись в укромном месте, начинал банкет на основе больничного спирта. На закуску часто шли мои конфеты, хотя я сам в попойках участия не принимал, предпочитая уматывать домой.
   Среди больных попадались люди разных возрастов и наклонностей. Я подружился с одним. Его привезли позже меня, в коме. Положили в койку, поставили капельницу. Полежав немного и оглядевшись, он решил, что просто так болеть скучно. Вытащив иглу из вены, он оделся и, сказав, что скоро придет, куда-то исчез. Примерно через час он явился в палату с телевизором. Выяснилось, что привез его на своем "Москвиче". Я прозвал этого мужика "Алкаш", так как диабет он заработал в ЛТП (лечебно-трудовом профилактории) - так скромно назывались когда-то трудовые лагеря для хронических алкашей. "Алкаш" врубил телевизор, лег на свое место, и тут-то ему стало действительно плохо. Его откачали только к следующему утру.
  

6 февраля 1994г., воскресенье, утро.

  

67-я КГБ.

  
   Одним из развлечении в Отделении энтойхренологии был перевоз жмуриков в морг. Обычно сестра отыскивала страждущую душу, и в обмен на пузырек спирта тот соглашался транспортировать почившего на каталке по подземным коридорам в морг. Кандидаты находились быстро, без проблем. Среди них были и любители этого дела, им нравилось сопровождать в последний путь брата по разуму. Возможно, в этом крылась доля ехидства: "хорошо, что я, а не меня".
   Для столь серьезного дела я не годился по причине слабой мускулатуры. Тогда меня, чтобы зря не пролеживал койку, приспособили для перевозок биксов, для стерилизации шприцов. Я стал очень важной птицей. Процедура заключалась в следующем. Рано утром я торжественно выкатывал каталку с биксами из отделения и по подвальным коридорам добирался до места, где их стерилизовали. При этом мои биксы подвергали шмону, шприцы пересчитывались и мне приходилось выдерживать настоящие битвы из-за пропавших поршней или утерю кем-то целых шприцов. В этот период шла активная борьба с наркоманией, и в случае разбивания шприца надо было представить его осколки. Дорога до стерилизации изобиловала спусками, подъемами, ямами и ухабами. По первому разу я долго блуждал по коридорам в поисках места сдачи биксов. Получив в обмен стерильные шприцы, я должен был бегом мчаться в отделение, так как неколотый диабетик жрать не пойдет, а без меня, его не заколют. При перевозке особо опасными были спуски, когда телега катилась на меня грозя покалечить ноги, я с трудом тормозил ее. Однако мне везло, и я возвращался целым и невредимым.
   В дни, когда я ночевал дома, я часто опаздывал с перевозкой биксов, и все отделение было на грани голодной смерти. В конце концов, я отказался от сего труда, за что подвергся презрению медперсонала. К счастью, нашелся другой доброволец из нашей палаты.
   Заправляла этим заведением, то бишь отделением энтойхренологии, Цагурия Катэван Георгиевна, по кличке Катэваня. В ее кабинете постоянно паслись лица кавказской национальности, явно путая больницу гостиницей.
   Лежать в 67-ой была лафа, особенно по сравнению с концлагерем Морозовской. Мало того, что ешь, что хочешь и когда угодно, еще и уходи когда хочешь и куда угодно.
   Уже упомянутый "Алкаш" болел с удобствами. Его "Москвич" ночевал под окнами больницы. Рано утром "Алкаш" загружал его пустыми бутылками из-под минералки и отправлялся на промысел в неизвестные края. Как правило, он подбрасывал меня почти до дома.
   Не обходилось и без приключений в пути. Мимо больницы проходила дорога с ограничением скорости, которое никто не соблюдал. В конце месяца, в укромном месте появлялся гаишник, который отлавливал нарушителей, собирая дань в свою пользу. Естественно, "Алкаш" влип, и ему пришлось оставить гаишнику дневную добычу, которую он набомбил на московских дорогах. На другой день мы мчались с той же скоростью. Гаишник не дремал, из кустов показалась ехидная морда. "Алкаш" возмутился: "ты меня вчера уже штрафовал". "А, это ты!" - припомнил страж порядка и пропустил нас безвозмездно. Гашник был строг, но справедлив. С тех пор мы проезжали свободно.
   Устав от дома и больницы, я шел на пляж, который располагался метрах в ста от больничного корпуса. Лето было жаркое, и половина больницы паслась на реке: кто с водкой, кто с пивом, в зависимости от диагноза. Каждый целился как мог, потому что в самой КГБ делать было нечего.
   Меня привезли туда с комой и непонятным кашлем. Первые три рентгена ничего не показали. Запомнился первый, когда меня в глухом ацетоне привела сестра. Там была очередь. Медсестра занервничала и сказала, что ей некогда со мной сидеть, в отделении много дел.
   -Ты дойдешь сам? - озабоченно спросила она. Только что из комы, я чувствовал себя, мягко говоря, фигово.
   - Постараюсь - ответил я безнадежно.
   - Ты, в крайнем случае, доползи, - посочувствовала сестра и испарилась. Как добрался обратно - не помню, но водимо добрался, потому что жив до сих пор.
   Ничего не обнаружив на рентгеновских снимках, меня, на всякий случай, решили лечить от пневмонии. И правильно. К великой радости врачей наука победила. Четвертый рентген засек у меня пневмонию одного из легких. Но было уже поздно. Меня готовили к выписке. Никакого четкого воспоминания о какой-либо терапии у меня в памяти не осталось. Помню, что что-то прописали и, кажется, что-то делали. Но что? Однако, несмотря на все усилия врачей, сахар скакал, то и дело проскакивал ацетон, и я глушил по 10-15 бутылок минералки в сутки. Скакало давление, и появились отеки на ногах. Однако, несмотря на все "терапии", с установлением хорошей погоды, я как-то сам ожил и даже пришел в норму. Тут-то меня и выписали, по больничному обычаю переведя на новые инсулины. Правда, на это раз вернули на привычную "ленту" и заменив "Су" на таинственный "Рап".
   Наши врачи напоминают священников. Никакой ереси не допускается. Действуют по Библии, то бишь, по учебнику: как написано, так и изволь болеть. Неоднократно они заявляли моей маме, жалуясь, что у меня какой-то "нестандартный диабет". Чем больше колешь дозу инсулина, тем выше прут сахара, хотя по всем правилам должно быть наоборот. В пример приводился некий мальчик, у которого все по книжке, как полагается, потому что он держит диету и режим. Оттого и болеет правильно. При этом в глазах медика появлялось мечтательное выражение. Вот бы все так.
  

7 февраля 1994г., понедельник, утро.

  

67-я КГБ,

( продолжение.)

  
   И вот, как-то утром старшая сестра вручила мне выписку - это означало, что я уже не здешний больной и кормить сегодня меня уже не будут. Несколько удивившись, я собрал добро и отправился восвояси, благо маршрут был наезжен.
   В тот год с деревней, естественно, все сорвалось. Летом произошли следующие события. Мы купили еще один дом под Переславлем Залесским, раза в три ближе к Москве. До Галича - 500 км, до Переславля - 140.
   Тогда же, по случаю, купили мопед Рига-13, сыгравший довольно большую роль в моей жизни. В этом же году я окончил 8 классов, навсегда распрощавшись с "любимой" школой, а заодно и с образованием вообще.
  

11 февраля 1994г., пятница, вечер.

  
   За время болезни мы наслышались о многих целителях и гениях. Обычно это звучало так: "0дин знакомый моих дальних знакомых слышал, что кто-то вылечил диабет, к примеру, с помощью дыхания или ему что-то пересадили". По первости мы реагировали очень бурно; со временем поостыв, стали воспринимать такие случаи критически. Время от времени в газетах появлялись сенсационные статьи типа "Диабет побежден". Удивительно, как при той цензуре и системе могли вообще появляться подобные заголовки (какая газета - не помню). Была статья о пересадке поджелудочной железы, кажется, в лаборатории одного из медицинских институтов. Один из наших знакомых, болевший с детства, проявил чудеса, чтобы проникнуть в ту таинственную лабораторию. В итоге ему это удалось, его впустили, угостили чаем, обласкали и, поговорив по душам, он выяснил, что разработки ведутся, но до победы очень далеко. Аппаратура в той лаборатории находилась на уровне банки из-под гуталина и возможности на том же уровне. С избытком был только энтузиазм молодых медиков, сдерживаемый старшими товарищами. С тех пор про этот эксперимент не видно - не слышно. Что-то у них там не прижилось. Затем появилась куча других экспериментов с тем же результатом.
   Кто-то с помощью хирургической операции принялся отводить сахар в почки, кто-то начал лечить при помощи аспирина. Но при спец. эксперименте в той же Морозовской нашей ацетилсалициловой кислоте диабет оказался не по зубам, а на импортный аспирин денег не было. Правда, поговаривали, что аспириновые деньги ушли на строительство Кардиологического центра для товарища Чазова, тогдашнего министра здравоохранения.
   Наибольший размах и популярность получил некто Кузин Александр Викторович. В начале 87-го года по Москве пополз слух, что есть-де такой гений, который вылечивает диабет за 4 дня. Вылечил себя самого и еще 60 душ страждущих.
   На семейном совете мы с мамой решили натравить на Кузина моего папаню - основную пробойную силу. Так как я сам из-за сильных ацетонов лежал в лежку, то мама оставить меня не могла, а Кузин выступал с лекцией где-то в Перове, в каком-то Жэке. За ним тогда гонялись разъяренные и озверевшие родственники диабетиков.
   Отец сконцентрировал всю свою энергию, и ему удалось закантачить с Кузиным с первого раза.
   В своей лекции Кузин рассказывал о некой Юлии Лебедевой, исцеленной им девочке. По проверенным сведениям это было действительно так. Мы ликовали. Казалось, что избавление близко.
   Вокруг Кузина начало формироваться общество, которое было зарегистрировано под названием "КУЗИН" - клуб улучшения здоровья и настроения. Общество начало активно работать. До лечения было далеко, но все уже переругались. Формировались группы детей, для последующего "целения". Родители перегрызлись из-за очередности. Срочно собирали деньги для открытия счета (10000 рублей), а из других городов СССР для лечения присылались больные, которых неизвестно куда было девать. До драки было недалеко, но вдруг все объединились. Появился общий враг в виде товарища Жуковского - "великого" заведующего детским отделением Института Эндокринологии. В газете "Советский спорт" Жуковский напечатал статью "Из дворников в профессоры", где он разоблачал Кузина, как шарлатана, так как в это время кузинцы вели с Минздравом борьбу за официальный эксперимент над группой подростков-добровольцев. Эксперимент должен был доказать эффективность кузинского метода.
   Общество каждую неделю собиралось в Реутове (Новогирееве) в пустующем детском саду, бурлило и готовилось к борьбе с Минздравом и за первое место в первой экспериментальной группе.
   А в это время Кузин по слухам смылся в Болгарию (Румынию) где лечил местную партийную элиту во главе с Тодором Живковым.
  

13 февраля1994г., воскресенье, утро.

Рассказ Кати Максимовой.

   Болеет диабетом с 6 лет.
   Отец болеет диабетом с 16-ти, без последствий, имеет вторую семью.
   Почти сразу же ее начали лечить народными средствами. В итоге, состояние нормализовалось, и мать даже сняла ее с инсулина. По рассказу матери, девочка, до того странно агрессивная, стала вдруг ровной и на удивление послушной. Но в один прекрасный день Катю угостили бананом. У матери не выдержали нервы, она запаниковала, и поволокла дочь к врачу. Узнав, что девочке не колют инсулин, врач, назвав родителей преступниками, несмотря на ее нормальное состояние, направил Катю в больницу. В больнице тут же сбили всю ее настройку, посадив на "правильное лечение" - инсулинотерапию. И все вернулось снова - и агрессия и прочие вещи.
  
  
  
  

Продолжение рассказа о Кузине.

   Неизвестно для чего, но я с родителями также появлялся на собраниях кузинцев.
   Детсад, где мы собирались, был пустой и предназначался к ремонту. Какими судьбами его получил Кузин - не знаю, но он обживался основательно. В одном из помещений он установил современную диагностическую аппаратуру, компьютеры и даже установку УЗИ. Непуганых совков все это ошеломило и, самое главное, убедило в могуществе Кузина. Не знаю, как насчет Эндокринологии, а психологом Кузин был неплохим, потому что знал, как раскрутить родителей детей диабетиков, тем более что те готовы были на все, чтобы помочь своему дитяти.
   Кузин считал, что лечить надо не только детей, но, прежде всего их родителей, так как крыша у них давно поехала. Он грозился создать группы спортивной реабилитации для родителей, что должно было прикрывать истинные цели общества лечения диабета.
   Общество стало слишком настойчивым и вездесущим. Проникало повсюду, включая и Министерство здравоохранения Чазова. Не обращать на него внимания было уже невозможно. И вот однажды, на одно из собраний прибыл не кто-нибудь, а сам корифей диабета, Жуковский. Встреча происходила в недружелюбной обстановке. Диабетики и их родственники называли Жуковского всякими неласковыми словами, Кузин намекал, что оставит его без работы, если Минздрав даст разрешение на полное исцеление диабета во всем СССРе, а Жуковский, восседавший в углу, с рыбьими глазами, бухтел, что "граждане, зря беспокоятся, что вылечиваться не обязательно, так как они закупили за границей новые перспективные инсулины, которые дети получат в первую очередь".
   Стоял жуткий шум, никто никого не слушал, а Жуковский вместе с соратниками, соблюдая безопасность, пытался все время смыться, но его стерегли, и до поздней ночи выяснялись отношения между кровожадными диабетиками и изощренными в уловках медиками. Страсти подогревались мамашами, дети которых либо умерли, либо понесли существенные потери при неизвестных экспериментах над ними в Институте.
   Но в этот раз фортуна была на стороне Минздрава, и Жуковский, ничего не гарантировав, сумел благополучно удрать на личной "Волге".
  

14 февраля 1994г., понедельник.

  
   Дела в "Обществе" двигались. Чазов, после долгого и упорного сопротивления, в конце концов, согласился на Эксперимент. Кузин получил две палаты в одной из московских больниц, правда, на разных этажах. Первая группа добровольцев попала на эксперимент. По рассказам очевидцев первые результаты были потрясающими. Кузин довел подопытных до архинизких дозировок и внезапно все бросил. Почему? Эксперимент остановился. Никто ничего не мог понять. Родители бушевали. Кузин оправдывался отсутствием нужных лекарств. А через некоторое время куда-то исчез. Поговаривали, что на деньги "Общества" он основал свою фирму "Биокор", а после того, как все провалилось, смылся за границу, где, по слухам, проворачивал всяческие аферы. Диабетики в ярости разгромили его офис.
   Что же такое представлял из себя Кузин? Обладал ли он действительными знаниями и секретом лечения диабета? Непонятными в этой истории остались два момента. Исцеление Юли Лебедевой и начало эксперимента в больнице. Произошло действительное улучшение состояния подопытных детей, так что главный врач, не веря собственным глазам, восклицал, что уже за это ему, Кузину, положена Нобелевская премия. Видимо, какой-то секрет у Кузина был.
   В довоенный период существовал некий диабетолог (по другой версии диетолог) Сахаров - талантливый врач-новатор. Он начал смелые разработки по диабету. Говорят, что излечил нескольких человек - вернее ввел в ремиссию. Его методика была изложена в двух статьях, появившихся во время войны, и потому не замеченных.
   Вскоре после этого Сахаров умер, и все заглохло. По легенде Кузин, заболев диабетом сам, вместе с другом купил у родственников Сахарова документы, касающиеся этого вопроса. Первый эксперимент поставил на себе. И успешно. По версии, именно друг Кузина усовершенствовал метод Сахарова, добившись более стабильных результатов. Но через некоторое время он, друг, почему-то тоже умер. В итоге, единственным владельцем секрета оказался Кузин, выдав метод Сахарова за свое изобретение.
   Кузин не был медиком по образованию, окончил какое-то физкультурное заведение, где медицина ограничивается знанием анатомии. Видимо поэтому, слабо разбираясь в теории, на практике он кое-чему научился, однако был ограничен в своих возможностях.
   Умел ли Кузин вылечивать диабет? Одни утверждают, что да! Другие - нет. Отец общался с матерью Юли Лебедевой, и она утверждала, однозначно: ДА. Диабет проходит и без всяких последствий. Юля стала развиваться нормально, как здоровая девочка.
  

16 февраля 1990г.

  
   Сашкины дела - даже боюсь писать. Кузин, кажется, сплошная ложь. Не на что надеяться. Страшно. Появился еще один экстрасенс, медик с дипломом, учился у Джуны. Ох! Лучше не думать. А не думать невозможно.
  
  

26 ноября 1990г., понедельник.

   Ездила в Гомеопатическую поликлинику, хотела записать Сашку. Запись только с 1 декабря. Что за страна! Ничего нельзя сделать просто. Всюду нелепейшие трудности, которые неизвестно кем и почему запланированы. Болеть в этом государстве... лучше уж сразу умереть. Ни помощи, ни сочувствия. У парня болят ноги, положили в больницу, лечить не умеют и под предлогом абсцесса перевели к черту на кулички. Там сделали операцию и выкинули. Боли в ногах продолжаются, даже наркотики не помогают. Добиться же толком чего-нибудь невозможно. Ходит еле-еле и в таком виде наши "самые гуманные в мире" врачи заставили его проходить ВТЭК по всей программе. Сидеть в длиннющих очередях. Порядок - есть порядок. Читаю "Окаянные дни" Бунина. Как похоже на наше время. Пир во время чумы продолжается. Магазины пустые - это не метафора, они действительно пустые, в буквальном смысле. Если бы не сашкины заказы - не знаю, как бы мы жили.

20 февраля 1994г., пятница, утро.

  
   Одновременно с началом "кузинского" периода наступил период экстрасенсов. Мое состояние постепенно ухудшалось, и мы искали новые методы борьбы с болезнью, так как официальная медицина удрученно вздыхала и беспомощно пожимала плечами, заученно блея: "держите сахар". Это легко сказать, но попробуй - удержи.
   Постоянный голод стал невыносимым. Я хронически хотел есть. Возникала мысль, если бы мне дали вселенную, порезанную на кусочки, я бы сразу съел ее. Одновременно усилилась жажда, правда контролировать ее было можно. Мама была в отчаянии, периодически доходя до ярости, созерцая девственно чистый холодильник, и всегда голодные глаза сына. "Я тебя не прокормлю", - вопила она в ужасе.
   Первый экстрасенс, на которого вышел отец, жил возле Речного вокзала в доме 13. Мой страждущий организм тут же отметил большое наличие продуктовых магазинов и большую булочную в районе его дома. При выходе из метро торговали мороженым и стояло несколько питьевых автоматов, в то время распространенных в Москве.
   На экстрасенса Носова мы возлагали большие надежды. Это был худощавый высокий физик, в бога не верящий, но верящий во всякую чертовщину. На этот крючок его отец и поймал, притащив бразильскую книгу об эспиритах. Оказалось, что Носов уже кое-что знал о них, сам спиритом не был, но кумиром его был некто Ариго - знаменитый бразильский целитель. У Носова каким-то чудом оказался документальный фильм об Ариго, снятый американцами. В них неграмотный индеец совершал сложнейшие операции на глазах у публики.
   Носов принялся со мной работать, впрочем, ничего не обещая. Каких-либо ощущений я не помню. Он махал надо мной руками, растягивал мое биополе и, вообще, производил много движений. Результат оказался странным. Все то, что должен был ощутить я, почувствовала моя мама. Узнав об этом, Носов вежливо выставил ее на кухню, чтобы не воровала энергию. Попутно, он исцелил на долгий срок головные боли и у отца. Я же был несокрушим, как колода. Казалось, диабет издевался над всеми средствами и методами.
   Я заметил интересную особенность, что все целители исцеляли любую болезнь, кроме диабета, особенно им удавались всяческие аллергии и почему-то астма. Если им верить, то данные болезни давно должны были исчезнуть, как вид.
   По словам экстрасенсов, они лечили все болезни, кроме той, какой болел данный пациент. Правда, был еще аргумент, что вот только что, буквально месяц или неделю назад, он вылечил какую-нибудь девочку, или бабушку именно с таким же случаем, но сейчас он не в лучшей форме. Я всегда удивлялся, почему у всех не хватает энергии именно на меня. Видимо диабет, как опытный стратег, заранее предвидел, куда я направлю свои стопы, и разряжал всякого, кто пытался меня лечить, подсовывая ему заранее девочку или бабушку.
  

7 марта. 1991г. четверг.

  
   Саша опять в 67-й больнице. НОГИ!!!!
   Сегодня звонил. Снимки показали изменение костной ткани. Не лечится. Расстроилась так... да нет, это не то слово. Все упало внутри, апатия смертная... Потом - различные дела и неожиданная мысль: "Не лечится" - у нас все не лечится. Даже насморк. Посмотрим, как оно "не лечится".
  

27 февраля 1994г., воскресенье 16-00

  
   Несмотря на все усилия Носова, я все-таки снова попал в 67-ю КГБ. В последние дни он пытался снять с меня ацетон по телефону. Но то ли телефон барахлил, то ли Носов пожадничал, но в больницу я загремел, о чем я уже имел случай описать раньше.
   Другие экстрасенсы оказывали на меня такое же действие, проще говоря, никакого. Тем не менее, мы периодически прибегали к их помощи.
   Некоторые из них были довольно известными в Москве и даже приглашали на всяческие семинары по экстрасенсорике за границу.
   Единственным из экстрасенсов, которого мой диабет хоть как-то заметил, был Коварский В.Я. По профессии, как и Носов - физик, он скромно занимался своим делом, был порядочным совком, как и все мы, в то время не помышляя ни о какой сенсорике. Все изменилось в одночасье. Как он сам упоминал, его вычислила сама баба Ванга, известная целительница из Болгарии. И повинуясь року, он стал экстрасенсом. Но любя физику работу не бросил. А в свободное от гениальных открытий время в области физики, он принимал пациентов, не сходя с рабочего места, в закуте возле проходной своего учреждения. Но и тут не обошлось без одной бабушки, которую он исцелил накануне точно от такой же болезни как у меня. И потому поистощился на ней энергией. Но обещал набрать ее, и видимо, для ее накопления за каждый сеанс брал по 50 рублей, по тем временам почти ползарплаты.
   Узнали мы о нем случайно. Это был 91 год. Я только что бросил пить трамал и от боли в ногах мучился днем и ночью. Тут-то отец и узнал, что некто Коварский снял такие же боли у дочери его знакомой, за один сеанс (и тут без девочки не обошлось). С большим трудом его удалось обнаружить, и мы отправились к нему на работу, где-то в районе Курского вокзала. Коварский мне понравился. Это был легкий и раскованный человек. Он всегда улучшал мое настроение и давал небольшой запас энергии, который позволял мне благополучно добираться обратно до дома.
   Однако, мой диабет скоро приспособился и не принял всерьез даже Коварского, игнорируя рекомендации самой бабы Ванги. Боли в ногах он тоже не снял, зато очень сокрушался, что ломки после трамала я пережил без него. Коварский рассказывал про хронического наркомана, которого он буквально вытащил из могилы. От боли тот выковыривал пальцами паркет, но Коварский, сняв с наркомана ломки, остановил разрушение пола.
   В это время, в конце декабря, отец первый раз уехал в Бразилию. Почему-то на эту поездку мы возлагали большие надежды, может быть из-за слухов, приползших из-за океана о том, что в Бразилии, якобы, диабет был под контролем. Мой диабет в это не поверил, но все-таки какая-то надежда появилась. Ведь известие, что домашний святой не лечит, а в Греции все есть. Тем более что и надеяться больше было не на кого.
   К весне мне стало еще хуже. Я вновь попал в 67-ю. Появились боли в костях, я часто спотыкался, от малейшего неловкого движения травмируя ноги. С моими стопами происходило что-то непонятное. Любой самый слабый толчок выводил мои ноги из строя на несколько недель. Гололед приводил меня в панический ужас. Кроме того, почернели ногти на больших пальцах ног. В больнице мне сделали рентген. Через несколько дней моя лечащая бодро сообщила, что с костями у меня все в порядке. Травм нет. Правда есть остеопароз, который не лечится и со временем будет ухудшаться. После чего, протерев тумбочки, она удалилась.
   Остеопароз, как она объяснила, это какое-то изменение структуры кости. Из костей уходит кальций, и они становятся слабыми и ломкими. Позднее диагноз уточнился, остеопароз с уклоном в остеомаляцию, то есть кости не ломаются, а только гнутся. Как говорится, хрен редьки не слаще. Что пароз, что маляция - мне было все равно, я понял, что рано или поздно потеряю ноги. Ходить было очень трудно. Я дошел до того, что даже старухи уступали мне место.
   В отчаянии я позвонил домой. Мама расстроилась, но, подумав, мудро заметила: "ну, наши врачи вообще ничего не лечат".
   Как всегда, она оказалась права, и позднее выяснилось, что все лечится и самыми обычными средствами, и катастрофой отнюдь не является. Однако мое отчаянье поддержала сама зав. отделением Цагурия. Случилось так, что в нашу палату положили деда-чукчу, тоже с остеопарозом. У него был остеопароз позвоночника, поэтому он не мог ходить по прямой, а ходил зигзагами. Это его очень огорчало.
   "Чукча" приехал в Москву из глубинки, привезя с собой гору харчей. Когда родственники удалились, с обходом явилась сама Цагурия с моей лечащей. Осмотрев "Чукчу", она невозмутимо заявила, что сделать тут ничего нельзя, а лечащая скорбно вздохнула. Однако на всякий случай мне и "Чукче" прописали какие-то препараты кальция, которых в больнице не было. Через пару дней препарат для "Чукчи" нашелся. Принесла ему сама лечащая. Я понял: видимо у "Чукчи" водились деньги.
   Свою лечащую я запомнил с тряпкой в руках. Больных она осматривала крайне редко, зато тумбочки протирала каждый день, видимо считая, что чистота - залог здоровья диабетика, или получала за совместительство.
   В больнице на мне явно поставили большой крест. Делать мне там было нечего, и я выписался.
  

26 марта 1994г.

  
   О школе, так же как и о медицине, ничего хорошего сказать не могу. Наша школа 60 носила имя Ф.Э. Дзержинского и ничем особенным не отличалась. В школе я числился среди недоумков, так как таблицу умножения я не осилил, а из русского языка выучил только два правила - про жи-ши и ча-ща. Столь глубокие познания я получил в первом классе и сразу безнадежно отстал от всех навсегда. По знаниям я тянул на КОЛ. Однако, видимо из человеколюбия, учителя выставлял мне трешки, хотя возможно, они делали это из среднестатистических соображений.
   За все школьные годы я не получил ни одной пятерки, но имел несколько четверок, видимо по ошибке. Правда, был как-то случай, что я едва не размочил сухой счет. Наша классная заболела и на ее место пришла новая. Кажется, это случилось в 3-м классе. Прежняя никогда не вызывала меня к доске, зная, что это ни к чему хорошему не приведет и по привычке ставила мне трешки за присутствие. Новая, не зная наших обычаев, вызвала меня к доске решать задачу. Вышел я мрачный, недовольный, оторванный от своих мыслей и привычно насиженной парты. Пока "Новая" общалась с классом, я задачу каким-то образом решил и получил 4 балла с комментарием, что если бы я удосужился объяснить решение, то получил бы и законный пятак. Я не был в претензии, меня устраивала и четыре балла, так как на опыте я знал, что "трижды три ли, дважды два ли - все равно в итоге - два".
   В первом классе я пытался учиться честно, но по причинам от меня скрытым, на уроках не мог понять вообще ничего. В этот период начались осложнения: первой полетела печень, и на уроках меня периодически рвало, после чего мне приходилось все убирать самому. Впрочем, в этом была и польза, так как уроки я невольно пропускал.
   Однажды я влетел в сильную гипу, отключился, что вызвало сильное веселье в классе. Что происходило, Надежда Евгеньевна в испуге доложила моей маме. 0казывается, я на глазах у всех стал жевать салфетку и никак не понимал, что от меня хотят. Даже учительница сообразила, что дело неладное, потому что на ее ор я не реагировал. Потом - вспышка света - и я очнулся, сообразив, что круто гипанул. Хорошо, что перед этим съел яблоко.
   Первые годы свою болезнь я не эксплуатировал по малолетству и недоумию. В Морозовской соратники по борьбе мне объяснили, какую выгоду можно извлечь даже из диабета. Как сачковать и прогуливать уроки, а главное держать учителей и завуча в постоянном страхе, что мне станет плохо, и я скоропостижно скончаюсь, осиротив любимую школу у них на глазах, и им придется держать ответ перед государством за безвременно и неожиданно почившего члена соц. общества. О моем сачкизме учителя хорошо знали и даже говорили мне открыто, но противоречить не решались и домой отпускали немедленно.
  

21 апреля 1994г., четверг, 19.45.

   Случай, рассказанный Наташей Романовой, девочкой с которой я заболел в один год, но ей было 12, а мне 5 лет.
   Во время отлежки в одной из больниц (взрослой), недавно вернувшаяся из отпуска врачиха рассказывала больным веселую историю о том, как она, находясь в отпуске, случайно забрела на территорию неизвестного санатория. Что-то показалось знакомым, привлекло ее внимание.
   -Хромые, да слепые кругом. Где-то я видела что-то похожее, - подумала врачиха.
   Врачебное чутье ее не обмануло. Выяснилось, что санаторий специализированный, и по территории шныряют не кто иные, как диабетики.
   Врачиха очень веселилась, в то время как население палаты молча хлопало глазами и почему-то молчало. Юмора, наверное, не понимают. Диабетики - что с них возьмешь кроме анализа, да и то на сахар.
  

В продолжении об экстрасенсах.

  
   Как положено всем нормальным экстрасенсам, которые имели дело со мной, он, Коварский, очень скоро куда-то заторопился, наверное, в далекое путешествие. "Вот когда вернусь..."
   Похоже, что никто из них так и не вернулся. По крайней мере, я их больше не видел. За этот период я так ослабел, что сил ездить у меня не было. Наступила весна. Папа все еще был в Бразилии. Мы с мамой печально зимовали в столице мира, как она тогда еще называлась. Это был 91-ый год, путч будет еще в августе, когда с Совдепией будет покончено навсегда.
   Весна была противная, и мне было тошно. Постоянно находился дома, знобило, ходить уже почти не мог, даже в туалет ползал на четвереньках. Отекал по самые уши, особенно страшно было смотреть на ноги - как два столба. Преследовал постоянный ужас. Долго оставаться один боялся. Страх был какой-то мистический. Еще зимой начались странные явления. Однажды ночью шел в комнату из туалета - такие путешествия совершал тогда довольно часто - внезапно почувствовал резкий испуг. Обернувшись влево, я увидел черный столб, который выделялся на фоне темноты. Меня охватил дикий ужас. Столб приближался, увеличиваясь в размере. Я заорал, и, несмотря на боль в ногах, бросился к тахте, укрыться любым способом, но, не добежав, упал на пол. Когда я обернулся, столб внезапно отошел и совместился с проемом открытой двери. Меня била истерика, я рыдал и хохотал одновременно. С тех пор у меня появилось чувство, что все силы этого мира, соединились против меня. Я чувствовал, что умираю и понимал, что все происходящее является моей последней битвой на земле.
   Боль и страх почти деморализовали меня. Часто болело сердце, при малейшей нагрузке я начинал задыхаться, немела левая сторона тела с головы до ног. Я почти все время спал, но даже во сне не мог расслабиться. Мне все время снилась война. Я то оказывался на подводной лодке, которую должны потопить, то среди римских легионеров, которые в панике отступали под натиском чьей-то конницы. В голову почему-то часто приходил образ крейсера "Варяг". Мне казалось, что в нашей судьбе есть что-то общее. Бракованный изначально корабль был обречен. Он имел единственный выбор - сдаться или погибнуть в бою. Он предпочел второе. Моя ситуация была похожа. В тот период я часто думал о самоубийстве. Воля моя была сломлена, я уже ни во что не верил. В ярости часто обзывал Бога "скотиной" за то, что не дает мне легкой смерти. И, тем не менее, я продолжал сопротивляться. Возможно, что так же как "Варяг", и я пустил бы пузыри с гордо поднятым флагом, но судьба обладает удивительным чувством юмора и никогда не упускает шанса развлечься за чужой счет.
   Случилось так, что дальнейшее развитие событий не входило ни в стратегические планы диабета, ни в планы моей героической гибели.
  

15 марта, 1991г. пятница.

  
   Вчера должны были оперировать Сашку (фемоз), но... Вкатили дозу обезболивающего. "Иди", говорят, "Дойдешь? Дойду. Мы за тобой придем". Это мальчишке с больными ногами, да еще после обезболивающего укола!!! Дошел. В другой корпус по подземному переходу, а хирург занят. "Иди обратно, операции не будет". Когда я приехала, он был в жутком состоянии: укол действовал, ничего не помнит. Отчаяние! Ох, наша гуманная медицина, памятником бы тебя, да потяжелее!
  

21 марта 1991г., четверг.

  
   Операция (фемоз) прошла успешно в понедельник. Поехала в больницу с утра. Сама повела на операцию в корпус "А", в урологическое отделение подземным переходом. Длинный полуосвещенный туннель. Ухабы, рытвины - все как полагается на советских "автострадах" Навстречу тьма народа, кто с каталкой, кто с биксами, все грохочет, скрежещет. На стенах указатели поворотов, в морг, например. Кое-где наверху колодцы, правда закрытые.. Жуть. Целый подземный город, каким его описывают фантасты, после атомной или другой катастрофы.
   Ждали операции почти час. Потом отвезла его в отделение на кресле. Кажется все благополучно. Заживает, Вечером позвонил домой.
   - Как дела? - спрашиваю.
   - Нормально. Сижу, жду погрома.
   Пока ждали операцию, говорили, что уже три раза не удавалось ее сделать, и если на это раз не получится - пойдем в синагогу.
  

22 апреля 1994г., пятница, 10.20, утро.

  
   Образы, приходившие в голову. Я находился в состоянии осажденного города. Когда враги брали штурмом одну стену, жители возводили новую, но как-то утром пьяная охрана почувствовала перемену...
   Где-то в конце апреля из Бразилии, наконец, приехал отец. Радостный, веселый, полный надежд на светлое будущее. Походил на удачливого конкистадора, успешно завоевавшего очередной континент. В последний раз он видел меня перед Новым годом, когда я еще передвигался вертикально и, вероятно, еще напоминал полноценного человека.
   Он привез кучу подарков и рассказов, многие из которых напоминали бред сумасшедшего. Радости его не было конца. В своей эйфории он не замечал нашего подавленного состояния. Так продолжалось до того момента, как я пополз к телевизору, чтобы рассмотреть что-то, что меня заинтересовало, так как изображение я мог видеть только впритык. Папаня застыл с разинутым ртом и широко открытыми глазами, по описанию мамы.
   -Что это - удивился он.
   -Теперь это норма - ответила мама - Тебя просто давно не было. Однако, папаня оптимизма не потерял. Из его рассказов получалось, что он привез из Бразилии очередную "Панацею". Но удивить нас было трудно.
   В Бразилии отец вышел на какую-то бабку, которую почему-то звали по бразильски "дочуркой", донной Фелиньей.
   Она папаню лично не приняла, но по моим данным (имя, год рождения) выписала рецепты на кучу лекарств, которые отец купил в гомеопатической аптеке ее зятя. Семь кг. живого веса пузырьков с настойками на спирту. Спирт я уважал и отказываться не стал. Принимать их надо было по сложнейшей схеме, строго по часам. Свободного, времени практически не оставалось.
   Кроме того, он рассказал про встречу с некоторыми бразильскими эспиритами, в том числе и медиками, которые обещали посылать мне раз в неделю некий таинственный луч, правда, в какой день, он благополучно забыл, поэтому я и не обратил на это внимания. Все это выглядело полным бредом: какие-то эспириты, луч, бабка за несколько тысяч км. Но нам терять было нечего.
  

26 апреля 1994г. вторник, утро.

  
   Итак, я углубился в новую панацею. Лекарства полагалось разводить водой, но я этого не делал, считая, что нельзя портить благородный продукт - спирт презренным веществом. После ката-гранди, настойки коры, которую мне привезли с острова Сан-Томе, любой спиртовой напиток казался мне лимонадом. И в эти снадобья я не верил, однако где-то в глубине души копошилась предательская мысль: а вдруг я сразу вылечусь". Почему-то я мыслил исключительно крайностями.
   Первые перемены стали ощущаться во снах. Сны стали объемными, какими-то сюрреалистическими. Например, снился мужик с сосками как у свиньи, кормящий поросят, одновременно дающий интервью какой-то газете. Возможно, это был прообраз современного российского фермера.
   Похожих снов было много. Во время сна появлялось странное чувство, которое трудно описать, - как бы менялось восприятие себя самого. Кульминацией подобных снов, сумасшедшего сериала, явился следующий. Это было в апреле 1991г., мама записала этот сон полностью.
   Дом, или замок со множеством комнат освещен факелами. Много людей. Общее ощущение обреченности. Я хожу, что-то ищу. Я дракон (ощущение), но выгляжу нормально, только сущность дракона. Захожу в комнату похожую на башню - мое (дракона) убежище. Сажусь у стенки. О чем-то думаю. Появляется маленький старичок, похожий на гномика. От него идет власть и ужас. Во всех гипах я ему подчинялся, и сейчас ощущение, что я должен ему подчиниться. Он идет ко мне. Властно, уверенно, но чувство, что я - дракон, сидит крепко, и я выставляю, чтобы защититься от него, стенку, невидимую, но она есть. Он подходит к ней вплотную, но пройти не может. Он начинает меня уговаривать - ласково, но властно. И я чувствую, что начинаю ему подчиняться. И в тот момент, когда он думает, что я в его власти, он говорит: "Отдай мне свое мясо!" (какое мясо - не знаю). Я начинаю ему внутренне поддаваться. Тут, меня пронизывает изнутри: "но я дракон, чего же я боюсь". И увидел его таким, какой он есть - маленьким, жалким старичком. В этот момент все стало реальным, и я рявкнул.
   -Да пошел ты на фиг!
   И его сила пропала полностью. Я проснулся в жуткой гипе. С тех пор, какая бы ни была гипа, голосов, которые мне приказывали, больше нет. Гипы стали нормальными, как у всех.
   С этого момента, странные состояния, возникавшие во сне, стали появляться и днем. Это напоминало то, как что-то скрытое в глубине, вырывается на поверхность. И до этого плоский, однотонно-темный мир в моем сознании обретал объем и цвет. Конечно, все это только способ говорит - объяснить все это просто невозможно.
   Вначале я ничего не понимая, упрямо пытался вернуться к прежнему восприятию. Но тут началась серия сильных гип. До меня, наконец, дошло, что происходит что-то не то. И я предположил, в простоте ума, что постоянные дозы спирта снижают сахар.
   Надо сказать, что с началом эксперимента дозировка инсулина составляла 70 единиц при общепринятой тогда норме 40 единиц. Новое состояние стало постоянным. Мы начали снижать дозу.
   Еще во время кризиса, до бразильских лекарств, единственно, что я позволял себе из физических нагрузок - это поднятие руками, поочередно, бутылки с водой. Я поднимал ее по 15-20 раз. Тут я начал увеличивать нагрузку: стал поднимать бутылку по 2ОО раз каждой рукой. Раньше я почти все время спал, бодрствуя часа 2-3 от силы, а лежал, практически, все время. Тут я стал тренировать себя, позволяя днем спать как можно меньше. К тому же, я обнаружил, что могу передвигаться вертикально. От всех этих усилий я дико уставал, но упорно продолжал в том же духе.
   И, наконец, настал великий день - с утра я поставил задачу: не ложиться до вечера. Мне удалось с этим справиться. Имелся еще один положительный результат. До этого меня постоянно мучил сильный зуд. И вдруг он начал проходить, уменьшаться.
  

2 мая 1994г., понедельник, утро.

  
   Все вышеперечисленные результаты были достигнуты в конце первого месяца приема бразильских лекарств.
   По ночам, когда улицы становились пустыми, мама начала меня понемногу выгуливать. Я ходил как старик, сгорбившись, шаркая ногами, с трудом передвигаясь. Через некоторое время я уже рискнул выйти на улицу днем... Второй курс лекарств я принимал уже в деревне. Там я смог пройти целый километр до соседней деревни. На обратном пути заболели ноги, и если бы не подвернулся сосед с машиной, я бы не смог вернуться самостоятельно. В тот же день ноги сильно отекли, и я снова встал на четыре точки. Через неделю ноги пришли в норму, и я стал спокойнее переносить подобные нагрузки.
   Еще одним свойством моего нового состояния оказалось то, что я вдруг открыл для себя окружающий мир. У меня появились друзья. Я начал активное общение с окружающими. Самым ярким представителем местной фауны была некая Аня, моложе меня на половину цикла восточного гороскопа: я крыса, она змея, но благодаря моей болезни, интеллектуально мы оказались на одном уровне, а жизнь она знала лучше меня. Одновременно, через нее, я познакомился с местными ребятами, Витькой и Генкой. Общение шло через мой мопед, который все, кому не лень, тщетно пытались ремонтировать. Несмотря на явное улучшение, остались две неприятные вещи: остеопороз и постоянное чувство страха. Несмотря на это я рискнул остаться в деревне один. Да и другого выхода все равно не было. Мама должна была работать и приезжала в деревню только на 2-3 дня в неделю. К тому же я считал, что одиночество, автономность - единственный способ преодолеть страх.
   Вечером я старался заснуть до захода солнца, в этот момент я еще мог контролировать свой ужас. Просыпаться я старался, когда становилось светло. И не дай Бог проснуться в темноте! В этом случае меня охватывал ужас. От напряжения я боялся пошевелиться, меня прошибал пот, меня трясло. Но страх способствовал и общению с людьми. Я не выносил долгого одиночества, шастал по домам, где меня подкармливали, что тоже являлось положительным фактором.
  

4 мая 1994г., среда, утро.

  
   Пришлось смириться с тем, что даже небольшие тяжести я таскать не мог. Даже чайник я наливал только на половину, боясь, что не выдержат кости. В Москве было несколько случаев, когда мой позвоночник не выдерживал полного чайника. Резкая боль заставляла бросить его. Находиться долго в вертикальном положении я тоже не мог, начинал болеть позвоночник, я задыхался. О переломе позвоночника я узнал значительно позже, через год.
   Лето пролетело быстро. Наступил конец августа. Мы уже собирались домой, пришло время проходить ВТЭК. Это был 1991год. Проснувшись рано утром, я сидел за столом и ждал завтрак. Пожрать я любил всегда, и события внешнего мира меня интересовали только в короткие промежутки между приемами пищи. Приемник привычно работал, развлекая сам себя. В этот раз маме показалось что-то не то в интонации диктора. Дохнуло застоем. Вместо развязного перестроечного стиля, которому мы уже привыкли, задышало тупо-правильной речью диктора, перемежаясь с "полькой-рондой". Мы насторожились. Что-то произошло.
   Оказалось, что о нашем благе, в Москве, вместо скоропостижно заболевшего Горбачева, уже печется ГКЧПуха. Мы разнесли весть по всей деревне. Деревня заклохтала. Большинству нравилось, что спихнули Михандра, но не нравились ГКЧП-исты. Деревня поделилась на непримиримые партии. Вечером все объединились вокруг единственного телевизора и бутылки самогналовки. Но не на долго, потому что после первой рюмки все переругались. Я лично считал, что пора поджигать танки, и если бы ноги были покрепче, был бы в самой гуще, но, как говорится, "бодливой корове..."
   Слухи ползли разные. На следующее утро приехавший на мотоцикле Витька рассказал, что по Ярославке к Москве идут танки. Возможно, танки крались тихо и в сапогах, потому что впоследствии ни танков, ни их следов на Ярославке никто не заметил. Все крутили приемники. Большинство привычных станций молчало. Работали только официальные, призывая к спокойствию. Поэтому народ дружно двинул настройки за бугор, по привычке, благо путь за долгие годы был наезженным и не забыт.
   "Свобода" сама толком ничего не знала, но верила в чью-то победу. Потом каким-то чудом прорезалась "Россия". Слегка трезвый сосед уверял, что "Свобода" ее через себя пускает". Скоро выяснилось, однако, что "Россия" была сама по себе, и из Москвы, а ГКЧП в это время ехало во Внуково. Чего ему там понадобилось? В общем, даже сидя в нашей глухомани, отрезанной дождями и бездорожьем от мира, мы поняли, что творится что-то невообразимое, явный маразм. Как неожиданно началось, так неожиданно все кончилось. Однако наши проблемы остались. Надо было решать, как ехать домой, в Москву.
   В деревню мама довезла меня на машине. Машина у нас была историческая, немецкая, 20-х годов выпуска, ДКВ называлась. Как известно из опыта, машина должна ездить по асфальту, в крайнем случае, по дороге. Но это нормальная машина. Наша же даже по асфальту ездила не всегда. Дороги в нашей местности появляются эпизодически, в сухое время года. В остальное время существуют направления, да и то приблизительные. Поэтому всегда стоит дилемма: если ехать, то как и куда.
   Лето было дождливое и ненастное. Дороги и поля слились в единую кашу, над которой царствовало мокрое воронье, да изредка "вотще" бормотал завязший бульдозер.
   Учитывая все это, наша машина паслась в центральной усадьбе совхоза, у знакомых, в куске асфальтовой цивилизации. Три км. пешком от деревни до асфальтового рая даже по хорошей дороге для меня в то время были нереальны. А уж по грязи...
   Никто из державших машину в деревне, ехать не рисковал, ожидая засухи, заморозков или трактора, который за бутылку взялся бы дотянуть их до бетонки.
   Каждое утро мы изучали горизонт, но он был неумолим и безнадежен. Мама нервничала, ей нужно было на работу. Да и меня заждались медики на ВТЭКе.
   Наконец, сосед на "Ниве" совершил подвиг. Как мы тогда проехали, остается загадкой до сих пор.
  
  

16 мая 1994г., понедельник, 14.00

  

О школе.

( Продолжение).

  
   Кажется в 3-м классе меня, наконец, по настоянию учителей перевели на "домашку". До этого, когда в поликлинике заходила речь о домашнем обучении, эндокринолог, Элла Яковлевна, перевести меня на "домашку" отказывалась. Она мотивировала это тем, что какая-то девочка (предполагаю, та же вездесущая, что и в случае с экстрасенсами), учась дома, стала проституткой. Этим она ставила в тупик маму, которая никак не могла связать одно с другим, тем более, что я вроде бы был мужского пола, но противоречить не решалась, исходя из того, что медики знают лучше.
   Но однажды, маму вызвали в школу, и не успела она перешагнуть порог данного заведения, как на нее набросилась директриса и завуч. В полупарламентских выражениях они объяснили ей веско, что таким, как я, в нашей передовой советской школе делать нечего. И потребовали от нее перевести меня на домашнее обучение. Я в это время, кажется, в очередной раз сидел в больнице и по выходе узнал, что почти свободен. К "домашке" поначалу отнесся отрицательно, полагая, что эта привилегия полных дыблов. Но вскоре узнал, что со мной вместе дома будет учиться Юрка, мой друг с 12-го этажа. Юрка сломал ногу с какими-то осложнениями, в школу ходить не мог, а потому мы целыми днями мотались в Крылатском по холмам, которые, в то время еще застроены не были. Я, моя собака Флинт и Юрка на костылях. Все трое грязные, ободранные, но очень счастливые. Каким-то образом Юрке удавалось вычислить время, когда должен прийти учитель, и мы опрометью, меся грязь со снегом, скатывались с холмов и рвали домой. На следующий год нога у Юрки зажила, и он ушел в спортшколу. Я остался без компании.
   Учителя приходили разные. Самым ярким из них был математик Палыч, который учил меня так же и физике, в которой он разбирался на моем уровне. Похоже, что он слегка закладывал, поэтому на улице он меня никогда не узнавал.
   Вместо уроков мы играли в шахматы, а оценки он выставлял за четверть вперед. Неизменные трешки тесными рядами гнездились на страницах тетради, игравшей роль классного журнала. По количеству дополнительных часов им, учителям, полагалась плата за обучение. Количество приходов и количество оценок слегка не совпадало. Создавалось впечатление, что я не отрывался от учебников даже ночью.
   Марина Викторовна была многостаночницей. Изначально в школе преподавала английский, а мне еще и историю с географией, биологию, далее везде, кроме русского и литературы. Единственный из учителей, которая честно пыталась меня учить, была Ольга Александровна (русский и литература). Не знаю, что мне дало образование вообще, не считая сорванных нервов и шкалящих по этой причине сахаров, так как время от времени, учителя, опомнившись, начинали вдруг требовать от меня каких-то знаний, особенно этим отличалась Марина Викторовна. Она стала родоначальницей нововведения, чтобы я на "домашку" ходил в школу, так как самой ей было недосуг ходить ко мне домой (7 минут тихим ходом). В школе меня обучали чему-то на переменах или в так называемых "окнах" между уроками. Со временем на эту систему перешли и остальные учителя. Дольше всех держался Палыч, но и он сдался. Порой мне домой звонил разгневанный завуч, обвиняя, что кто-то из учителей заболел нервным стрессом не дождавшись меня.
   Читать и писать я научился сам, будучи в Морозовской, когда попал в бокс с гепатитом. Считать научился в магазине, а эрудицию получил по телевизору из учебных программ, которые тогда передавались во множестве в дневное время. Там я узнал кое-что из биологии, генетики, даже физики.
   Особенно меня увлекали передачи по генетике, поэтому биология в изложении Марины Викторовны казалась мне на пещерном уровне. В истории она тоже разбиралась круто, путая Владимира Красно Солнышко с Владимиром Мономахом. Но я не возражал, лишь бы отстала.
  

26 декабря 1991г., четверг.

   Сашка. Осень прошла очень прилично, были небольшие срывы, но по сравнению с прошлым годом - небо и земля.
   Вступили в Инвалидное общество.
  

29 мая 1994г., воскресенье.

   Сегодня мне ровно 22 года.
   Несмотря на помощь Филиньи, меня продолжали трясти ознобы. Не помогали ни движения, ни теплая одежда. Спасенье только в горячей ванной. Я знал, что барахлят почки. Это означало, что враг готовит осиновый кол в мою могилу. В деревне не только что ванны, но и просто воды зачастую не было. Водокачка не работала, а дорогу до источника(800 метров) распахали, и собака, сбившись с пути, долго водила меня по свежевспаханному полю, пересекая невесть откуда взявшееся болото и заросли. В конце концов, наткнулись на стену огородов и долго шли в обход. Переругиваясь, мы с собакой подползли к дому усталые и без воды. За время путешествия пару раз угодили в гигантскую лужу, состоящую из навозной жижи: вода сливалась из водокачки во время дойки коров. Домой я пришел злой, врезав собаке по пути, чтобы знала почем тут водичка. Я завалился на тахту, но не успел расслабиться, как началась трясучка. Казалось, что дрожь идет из середины костей. В это время по радио распинался очередной священник, как обычно грозя непокорным адом и приманивая обещанием рая. "Бог - это любовь!" - привычно бубнил святой батюшка. "Не фига себе любовь!" - подумал я - "Бежал человек к автобусу и вдруг умер! Он думал, что опаздывает на работу, а оказалось, что у него больше не осталось времени жить". В этом мире все друг друга убивают, чтобы жить и чтобы выжить. В кровь человека попадает множество микроорганизмов, а иммунитет их беспощадно убивает, чтобы они не убили организм. Вегетарианец жует травку и думает, что он сама невинность, хотя внутри его самого кипит настоящая битва, да к тому же, что мы знаем про сознание самой травки... Кто-то выходит из дома и никогда туда не возвращается, а кто-то, оставаясь в квартире и, считая себя в безопасности, погибает глупой смертью. Все убивают друг друга, вольно или невольно. Тысячи воин постоянно кишат в мире. Где-то ползают танки, где-то дерутся муравьи, а где-то голодные пчелы-- воровки разоряют трудолюбивый улей, убивая всех на своем пути. Выходит, что жизнь - это война и за каждым стоит смерть с секундомером. Кто-то живет так долго, что уже невмоготу. Слышал я от бабок такие слова: "Давно пора, да бог смертушки не дает". Другие рождаются уже мертвыми. Смерть словно подсчитывает очки борьбы живого существа с этим миром. И только она решает, когда закончить битву. И всегда выигрывает смерть. Мы все - воины проигранной войны. Но и религия предлагает не лучше. Борьба бога с дьяволом напоминает борьбу тиранов за рабов. И какая разница, чьим рабом быть? Да и выбор невеселый. Бог, как самый великий садист в мире, изобрел бесчисленное количество пыток для непокорных, словно говоря, не сделаешь, по-моему, получишь такие муки, какие и в кошмаре не приснятся. С другой стороны рай, но туда входят только рабы. Не понятно почему я не имею права распорядиться единственным, что у меня есть - своим духом так, как считаю нужным. Почему меня с самого начала лишают свободы, говоря, что это-дар божий. Но какой же это дар, если я за него так жестоко расплачиваюсь. А еще говорят, подарки не отвергают. Значит, если кто-то подарил мне бомбу с часовым механизмом, я должен сначала поблагодарить, а потом улететь к чертовой бабушку. В общем, я не хочу торговать своей душой. Для меня нет разницы, что этот с нимбом, что тот с рогами. Мне нужна свобода. Это мой путь. Хотя я знаю, что никогда не достигну свободы. Но это мое личное дело. Я никогда не смогу стать магом, как дон Хуан (Кастанеда), но, тем не менее, предпочту смерть рабству. С некоторыми я говорил об этом и со мной осторожно соглашались. Но едва мне стоило назвать бога покрепче, как человек пугался - не надо так о боге. Еще бы, каждый боится пыток и на этом и на том свете. Человек не способен быть свободным даже в мыслях. Да еще так хочется сохранить себя! По себе я знаю, что в обычной жизни я один, когда выпью - другой. В гипе я совсем не похож на тех двух. И во сне я тоже сильно меняюсь. Так какое же сознание мне сохранять? Животный инстинкт самосохранения возводится в ранг божественного. Человек не может не быть рабом чего-либо. Божество, власть, деньги или просто чувства своей несчастности...
   На магнитофоне крутиться Цой: "Сегодня над нами пролетел самолет! Завтра он упадет в океан..."
   Пьяный бульдозерист легко может размазать меня по дороге. Но я все равно пойду за водой, потому что это мой прорыв к свободе.
  

30 мая 1994г., понедельник, утро.

  
   И вот настал день расставания с горячо любимой школой. В моем аттестате стояли трешки даже по тем предметам, о существовании которых я и не ведал. Считалось, что я закончил восемь классов. Оставалось получить долгожданный аттестат. Но не тут-то было. Директриса долго размахивала у меня перед носом сей бумагой, что-то угрожающе бухтя, но в руки так и не дала, утверждая, если я вдруг надумаю учиться дальше, то это будет позором для школы. Почему - я не понял. Она выдаст мне сей атрибут об очень среднем образовании при условии, если я никогда и никуда поступать не буду. Кончилось тем, что она велела прийти за аттестатом моей маме. И тут история повторилась в тех же фразах. На этот раз требования были более угрожающими - пересдать все предметы по-настоящему. Но кончилось все-таки тем, что директриса отдала маме аттестат в обмен на обещание, что я доучусь и все пересдам. С тех пор я обхожу школу далеко вокруг и даже стараюсь не смотреть в ее сторону. Есть версия, что директриса намекала на подарок, но мы не поняли.
   Свое образование я пробовал продолжать на различных курсах - переплет, фотография, пчеловодство - но ничего так и не закончил. Вначале мешали ацетоны, потом сели глаза. Наиболее интересный период связан с пчелами.
  

12 июня 1994г., воскресенье.

День, когда змеи сползаются на свадьбы и безжалостно и беспощадно

кусают всех (Народная примета).

День независимости.

  
   Курсы "Пчеловодство" были организованы фирмой "Заря". "Заря" заведовала тогда, еще в СССРе всем - всеми курсами и бытовыми услугами. Курсы находились в подвале, недалеко от Политехнического музея, в помещении, которое было оборудовано по последнему слову советской коммунальной техники. В комнате, до которой надо было добираться по длинному неосвещенному коридору, полному неожиданностей и опасностей, типа: углы, пороги, ямы, и это с моим тогдашним уже хорошо севшим зрением...
   В самой комнате стояли ряды школьных парт, висела все та же школьная доска и горел яркий, неприятный свет. К счастью, там был туалет, но без питьевой воды. В тот период я сильно ацетонил. Я добирался до курсов в полудохлом состоянии. Без воды и туалета я не мог продержаться более получаса, поэтому первое, о чем я заботился, попав в новое место, был санузел, непременно с водопроводом. Воды, которую я брал с собой, мне не хватало. Курсы начинались вечером, и все места, где можно было что-либо выпить (чай, кофе, минералка...), были закрыты. А питьевые автоматы были редки, да к тому же зимой они не работали. Рядом с курсами находилось заведение под названием "Чай".
  

3 июля 1994г., воскресенье.

  
   Но "Чай" закрывался как раз, в то время как я туда приезжал. И я оставался без чая.
   Сами курсы были интересными. Приблизительно треть времени на них отводилось пчелам, остальное время делилось между политикой и вопросами выживания, например, как самому сделать сгущенку или динамит для глушения рыбы. Это был период перестройки. Во время разговоров на отвлеченные темы, я отключался. У меня было только одно желание - заснуть. Все хором ругали Горбачева - Горбыля в обиходе, и ожесточенно спорили по вопросам шоковой терапии в Польше. Попутно проскакивали истории бывалых пчеловодов, успевших за один сезон заморить свежезаведенных пчел.
   Тетка, сидевшая впереди меня, жаловалась на единственный улей, говоря, что пчелы сожрали весь ее запас сахара (в то время он был по талонам) и теперь она не знает, чем их кормить, а такого продукта как мед, она у них вообще не обнаружила.
   Большинство по наивности мечтало с помощью пчел справиться с дефицитом сахара, к тому же еще решить и алкогольную проблему: обойти противоалкогольный указ с помощью медовухи. В народе бытовала легенда, что все рецепты когда-то существовавших медовух, давно утеряны. Оказалось, что наоборот, Артеменко, наш руководитель, помнил все рецепты наизусть. Большинство из них он передал нам напечатанными машинописным способом, сказав, что некоторые, наиболее секретные, он не раскроет, а именно они без крепления достигают 70 градусов. Народ вздохнул и активно включился в обсуждение проблемы перегонки меда.
   Возвращался домой я поздно, как обычно меня мутило, и мне было плевать на все, кроме воды. В метро в это время довольно свободно, и я ехал сидя и ни один ветеран не мог покуситься на мое место, так как все они считали это время хулиганскими и, оберегая свою драгоценную оставшуюся жизнь, сидели у телевизоров, упиваясь "Прожектором перестройки" и любимым тогда еще генсеком Мишкой Меченым. То и дело в вагон заползали бывшие алкаши, лишенные вожделенной влаги, обсуждавшие проблемы перестройки и кляня того же Мишку с его антиалкогольным указом. В воздухе резко пахло одеколоном. Я ездил на курсы до весны. Весной сдох окончательно, слег и до практических занятий не дотянул.
  

16 мая 1992г., суббота.

   Сашка. Боюсь писать, но перемены, по сравнению с прошлым годом поразительные. Сегодня с Аней поехал!!! на "Птичку" продавать нашего гуся Агафью Шумиловну. В прошлом году в это время я о таком даже не мечтала.
  

4 июля 1994г.

  
   В отличии от большинства больных, у меня диабет начался не с сахара, а с гип. По крайней мере, так я вспоминаю свои ощущения в раннем детстве. Я никогда не спал днем, но пару раз в детском саду все-таки заснул. Когда я проснулся, со мной происходило что-то странное. Я никак не мог одеться, жутко хотел есть, чувствовал слабость и вообще плохо понимал, что вокруг происходит. Все это веселило воспитательниц и ребят. Воспиталку вообще удивляло: бывают же такие тупые люди! Перед началом диабета я пережил уже настоящую гипу с галлюцинациям. Во сне я услышал голос, он приказывал мне войти на мост. Голос напоминал звучание синтезатора. Кажется, мост был через реку, свет сумеречный. Я чувствовал, что подходить к мосту нельзя, изо всех сил сопротивлялся. Однако, каждая команда голоса заставляла меня приближаться к этому страшному мосту. В конце концов, я пошел по нему. Когда я дошел до его середины, я испытал дикий ужас, в отчаянии я вцепился в перила моста и заорал. Сделать это я смог потому, что давление голоса немного ослабло. С криком я проснулся.
   С этого времени в ночных гипах я всегда видел мост. Всегда были сумерки, и голос давал мне команды, загоняя меня на мост. Насколько я могу вспомнить, голос не только командовал, но и общался со мной, но деталей я не помню, и слова, проснувшись, забывал. Главное оставалось одно - перейти мост. Но на середине я не выдерживал и орал.
   Как-то раз вместо моста через пропасть была протянута тонкая веревка, и я полез по ней, но на середине, как всегда, испытал дикий ужас и с криком проснулся. Голос иногда проявлялся и днем. Слов я разобрать не мог, а слышал только общую мелодию, что-то мне постоянно внушавшую. Днем я слышал его редко, а засыпая, слышал его всегда. Я так привык к нему, что перестал обращать внимание. Голос исчез окончательно только в 91-м году, когда мной занялась Филинья и бразильские врачи эспириты. Однако гипы мои приобрели другую форму. Однажды я был дома один и, видимо, сильно загиповал. Что я видел или что я делал в гипе, я не знаю. Помню, что происходило что-то очень интенсивное. Приходя в себя, я ощутил во рту вкус пищи - значит я в гипе неосознанно ел. В следующий момент меня охватило странное чувство: я понял, что стою на пороге великого знания, но понять его можно только умерев. Я как бы стоял на некой грани. Я чувствовал, что у меня есть выбор - пойти туда, или вернуться в обычный мир. Чем больше я об этом думал, тем больше я хотел уйти туда. Но внезапно, во мне будто что-то переключилось, и я решил вернуться. В другой гипе я просто решил, что умер, точнее очнувшись, придя в себя, я понял, что умер кто-то очень важный для меня. Тут же я сообразил, что это я сам. У меня едва не началась истерика. Однако я сел и приказал себе успокоиться. Надо было сориентироваться в необычной обстановке. Из наблюдений я знал, что мертвые не оживают, и здесь уже ничего не поделаешь. Тут позвонила мама, я заявил ей, чтобы она отнеслась к этому спокойно, но я умер. По моему она поперхнулась... Через некоторое время, вспоминая этот случай, она заметила, что те, кто так умирал, живут, потом, заразы, долго, назло всем родственникам.
   В одной из гип я видел, как мама вдруг разделилась на две светящиеся полосы, затем они разделились на четыре и стали делиться дальше. Я испытал такой ужас, какого не помню. Кто это? - заорал я на всю комнату. Но в самый кульминационный момент что-то во мне сдалось, и все встало на место.
   Самое яркое проявление необычного состояния из этой серии не было связано с гипами. Просто ночью я долго не мог заснуть. Задремав, я вступил в контакт с неким голосом, непохожим на гипозный. Почему-то я решил, что это инопланетянин. Мне сообщили, что "они" приближаются, и я мысленно заявил, что хотел бы с ними общаться. После чего начались совсем странные вещи. Я то просыпался, то впадал в дремоту, в которой мне показывали неизвестные миры и планеты, какие-то существа, один раз показался летательный аппарат, стоящий на темном грунте под черным небом. Помнится зрение в этот моменту меня было ограничено с боков, видел я только по центру. Когда меня заинтересовало устройство этого аппарата, я увидел белые формулы на черном фоне. Как ни странно, я понял все, что они означали. К сожалению детали снов я не помню, так же я забыл и расшифровки формул и пояснения голоса. Помню только, что разобрав формулы, я подумал, до чего же это просто. Понимание приходило как бы само собой.
   Однако показывали мне не все, что я хотел. Чем дальше продолжались видения, тем больше становился мой страх. В конце концов, это НЕЧТО оказалось совсем рядом. Я вроде бы спал, но в то же время как бы бодрствовал, трезво оценивая все происходящее. Тут я услышал грохот. Словно бы наш дом начал рушиться. Я решил, что началась атомная война. В испуге я закричал, что не могу больше, что встречусь с ними как-нибудь потом. И все потихоньку прекратилось.
  

20 марта 1993г., суббота.

  
   Сашка. Окреп, бегает с отцом по 5 км, плавает в бассейне, но... ГЛАЗА! Почти ослеп. Учится читать по Брайлю. Нет друзей. Что делать? 31 марта идем на ВТЭК по зрению, вступаем в ВОС, поедет в Волоколамск (Центр реабилитации инвалидов по зрению) - может повезет парню: хоть там найдет себе кого-нибудь, теплую душу. Господи, помоги!
  
  
  
  
  

9 сентября 1994г.

  
   Как говорит народная мудрость "пути кошачьи неисповедимы..."
   Весной 1994г. мне позвонили из ВОСа. Чей-то глас сказал, что надо выручить родной район, продемонстрировать на городском конкурсе, что наше районное общество тоже что-то делает. Требовалось что-то прочитать и написать по Брайлю. Хотя я не знал и половины знаков препинания, но любя свой район и районное общество ВОС, обеспечивающее меня дармовым рисом, колбасой и трусами, отправился на конкурс. Надобность во мне видимо была большая, потому что за мной прислали даже гонца на дом, кого-то из слабо видящих аборигенов ВОСа.
   Вокруг двери, за которой вершилось страшное судилище, толпился взволнованный народ. Какому-то мужику от страха стало сводить руки, и его отправили подышать свежим воздухом. Ждали долго. Мне терять было нечего, и я чуть не заснул. Наконец меня впихнули и куда-то усадили. Под равномерное тиканье секундомера я что-то прочитал и что-то написал. Но... увы.., никогда не угадаешь, где настигнет тебя неотвратимый рок. Коварные Мойры не дремлют, плетя свою мерзостную паутину. На сей раз мой скорбный путь пересекся с представителем народного образования, заметившего мою "гениальность" и предложившего продолжать мое очень среднее образование в спецшколе. Не подумав о последствиях, я согласился.
   И вот 7 сентября сего года я пошел в школу. В 10 класс. Такое мне не чудилось даже в гипах. Увы, позор! Позор! Я, кто клялся и божился никогда не переступать порога любого учебного заведения - ученик 10 класса. Причем мое появление в данном классе увеличило его вдвое. Вследствие чего он стал коллективом. Первой и лучшей половиной класса была некая Наташка, учившаяся здесь уже пятый год. Теперь нас стало двое. Не знаю как ей, но мне это понравилось. По-видимому, судьба приготовила ей меня в виде подарка, потому что на другой день у нее намечался День рождения, что мы отметили на большой перемене.
   На первом же уроке истории я узнал, что двоек тут не ставят, отчего пришел в ужас - если не ставят двоек, значит, лепят колы. Придется учить уроки!
  

О мистике

(продолжение).

  
   Новая серия встреч с чем-то непонятным началась зимой 1993г. В тот период меня изматывал депрессия. Именно тогда я и познакомился с книгами Карлоса Кастанеды. Осенью (1992г.) я находился в глазной больнице, у Кейко, и мама рассказала мне о какой-то книге, которая вызвала у нее буквально потрясение. Я отнесся к этому скептически, так как перед этим мы кое-что читали по магии.
   В те годы наши книгоиздательства обнаглели до предела, публикуя все, что было написано когда-либо в этой области. Это был никем не контролируемый поток всяческих магий и учений. Неискушенный "совок", как голодный пескарь, пожирал все без разбора. Выудить в этом океане бреда что-либо стоящее было нереально. Случайно ли, но мама остановила глаз именно на Кастанеде, "Учение дона Хуана". Этот факт стал как предзнаменованание, что пришлось кстати. В депрессии я не мог воспринимать мир вообще. Что-то во мне закрылось. Я постоянно ждал смерти. Кастанеда и Цой стали для меня символами жизни, хотя и там и тут говорилось о смерти и не обещалось вознаграждения за перенесенные страдания ни здесь, ни по ту сторону. Как не странно, два столь разных человека, как Цой и Кастанеда, связались воедино, особенно в песне "Апрель". Слушая ее, я вспоминаю Мескалито дона Хуана. Не могу объяснить почему, но это было так. Узнав из книг Кастанеды, что можно управлять снами, как о способе проникать в другие миры, я решил попробовать. В одну из первых ночей во сне я ощутил себя спящим и осознал этот момент. Я стоял посреди сна почему-то на улице Чехова. Был приятный полумрак, и на улице было абсолютно чисто и пустынно. Сориентировался. Сзади находилось "куриное общество", куда мы когда-то заходили. Я так обрадовался, что забыл посмотреть на руки, хотя именно эту задачу и рекомендовал ставить дон Хуан в начальном периоде сновидения. Для контроля сна мне не требовалось никаких усилий. Я решил пойти по улице. Сон был удивительно четкий и конкретный. Я хотел сделать шаг, но не смог, я словно бы разучился ходить. После долгих усилий я прошел несколько метров и снова замер как вкопанный. При ходьбе я дико уставал. Отдохнув, я снова попытался сдвинуться, но ничего не получилось. Я напрягался изо всех сил и даже один раз почувствовал, что где-то там, в реальном мире, мое спящее тело задергало ногами. Но все-таки я пошел. Впереди возник переулок. Я решил - дойду до него и перестану контролировать сон. С трудом доплелся до края тротуара, и там, расслабившись, испытал невероятное облегчение, почти тут же провалившись в неуправляемый сон.
  

11 сентября 1994г., воскресенье, вечер.

  
   Затем у меня было несколько подобных ночей, в которых было сложнее удерживать контроль над сном, зато в самом сне толкалось множество народа. Депрессия прервала мои эксперименты со сновидениями почти на год. Зимой 94-го одна из последних книг Кастанеды подтолкнула меня продолжать эксперименты. Результаты были не столь яркими, однако, изредка мне удавалось вспомнить, что я сплю и не проснуться. Главной неудачей было то, что я забывал посмотреть на свои руки. Вдруг мне помог грипп. В один из кризисных дней этой болезни мне приснился такой сон: я находился дома, приближалась гроза, я вышел на кухню и увидел сидящий голый труп. Однако меня это не испугало и даже не удивило, как будто, так и должно быть. В этот момент начался гроза. Я вернулся в комнату, и вдруг почувствовал, что к окну приближается шаровая молния. В диком ужасе я бросился прятаться в ванную. Я даже спиной ощущал, как молния продирается сквозь стекло. Спастись я не успел: при входе в ванную некая сила схватила меня, не давая пошевелиться. Я почувствовал, что скоро умру. Отчаянные попытки вырваться из того, что держало меня, оказались бесполезными. Тогда я вспомнил главный постулат дона Хуана - воин всегда безупречно и отрешенно принимает все, что бы с ним не происходило. Я решил: так как спастись не могу - спокойно приму то, что меня ожидает. Я расслабился, и сила, державшая меня, исчезла. Тут же я проснулся. Это было началом, потому что следом за этим было продолжение. Я снова заснул. И вдруг понял, что я сплю. Зрение мое было, как и в жизни, то есть сплошная муть. Однако справа от меня я четко воспринимал черный объект в виде колокола. Он смотрел на меня, хотя глаз у него не было. Но самое главное, - он раздражал меня своим взглядом. Создавалось впечатление, будто он толкал меня своим взглядом. Я закричал чтобы он от меня отцепился - вежливостью я никогда не отличался. Тогда он, перестав раздражать меня, выпустил длинную цветную полосу прямо перед моими глазами, состоящую из красных и желтых цветов. В той части, которая находилась прямо перед моим носом, появились две кисти рук. Я тут же вспомнил про свою задачу. Когда существо втянуло полосу обратно, я попытался посмотреть на свои руки, но увидел только муть и тут же потерял контроль над сном.
  
  
  
  

12 сентября 1994, понедельник, вечер.

  
   Одна из особенностей сновидения заключалась в том, что отрицательные эмоции положительно влияли на сновидение. Был один яркий сон: после одного неприятного телефонного разговора, я был настолько подавлен, что не мог ни о чем думать. В тот момент, когда засыпал, внутренний монолог остановился сам собой. И в эту ночь мне приснилась деревня. Я и два моих друга восстанавливали разрушенный колодец. В самый кульминационный момент, когда мы вычерпывали грязную воду, а вокруг толпился радостный народ, я понял, что это сон, о чем поспешил сообщить окружающим: - "Ребята, чему вы радуетесь, это же сон!" Все вдруг помрачнели и разошлись, а я стал дальше вычерпывать воду, громко и радостно сообщая всем, что пусть это сон, но я, таким образом, учусь ремонтировать колодцы. Я был так огорчен, что это всего лишь сон, что не обратил внимания, что в нем в отличие от других таких снов, было яркое солнце, а не сумерки, как обычно. Еще одно. Вода. Часто в сновидениях и до этого появлялась странного вида вода, свинцовая и пугающая. Иногда, находясь на грани сновидения, я видел целые реки такой жуткой воды. В этом сне вода поднималась из колодца вместе с ведром, словно собираясь напасть на меня.
   Этим сновидением я почти не воспользовался, лишь слегка оглянулся на соседский дом и тут же проснулся.
   Новый этап управления снами начался, когда я заметил связь сновидения со страхом. Зачастую я просыпался и не мог пошевельнуться, охваченный диким ужасом. Через это проходят почти все, но я решил поэкспериментировать и использовать этот страх. На это натолкнул меня опять же все тот же Кастанеда, вернее дон Хуан. Я заметил два интересных момента. Первое: я лежал и одновременно стоял рядом с тахтой и видел перед собой высокое, узкое существо, черное и ужасающее. Из него буквально сочился ужас. Надо сказать, что первое подобное ведение произошло тогда, когда я еще не слышал ни про какого Кастанеду с его "хуанами" и "нагуалями". Второе: специально тренируясь в сновидении, я несколько раз замечал момент засыпания по рекомендации дона Хуана и тут же втягивался в подобный ужас. Как будто бы ужас ожидал меня по ту сторону сна. От страха я либо просыпался, либо проваливался в обычный сон и терял всякий контроль. Почти все сны, где я осознавал себя спящим начинались с ужаса. Поэтому я решил провести эксперимент.
   Дождавшись такого состояния, вместо того чтобы поддаться ужасу, я встал. Была полная иллюзия, что я встал в своем реальном теле. Меня кто-то крепко держал за плечо. Я подошел к окну. Зрение мое в жизни было меньше одной сотой, и я давно уже почти ничего не видел. Подойдя к окну, я некоторое время видел муть, потом она разошлась и я увидел четкую объемную картинку. Окно, двор, соседний дом и стоящую так иномарку. Я вернулся на свое место и проснулся. Мои глаза позволили определить, что на улице темно. Следовательно, то, что я видел, явно было сном. Утром мама подтвердила - на улице действительно стоял "Мерседес". Убедившись в том, что это действительно сон, я заметил еще одну не очень приятную вещь. Мои сновидения кто-то контролировал. Начиналось все обычно так. Посреди сна я чувствовал появление некой волны: казалось, что она зарождается где-то в икрах, а затем, поднимаясь вверх, накрывает меня целиком. Вслед за тем стал появляться кто-то, кого я воспринимал как союзника, выражаясь языком дона Хуана. Он начинал меня щекотать. От этого я начинал ворочаться и выползать из своего тела. Обычно он появлялся в образе обнаженной мужской фигуры отталкивающего вида, от него шло что-то раздражающее. Чувство, которое можно определить словом "чужой". Вначале я вел себя с ним корректно, но летом 1994 эта тварь обнаглела вконец. Я пробовал во сне "просыпаться" не там, где я засыпал. Но меня, кажется, подвело зрение. В то время мы отдыхали в деревне. Однажды мне удалось "проснуться" в московской квартире, но при втором подобном опыте сразу же все не заладилось. Обычно, перед тем как сон становился четким, я был погружен в муть, в плавающие перед глазами мутные пятна, иногда сопровождаемые сильным воем в голове, напоминающем рев реактивного самолета. Чтобы увидеть московскую квартиру, я пытался ее представить, но так как не видел уже давно, то передо мной возник образ чего-то темного и мутного. И тут же на меня кто-то напал. Недолго думая, я решил проснуться. С этого момента у меня пошла целая серия устрашающих и очень неприятных сновидений. В один из таких снов союзник схватил меня за плечо и буквально вырвал из тела. Я завис на пол пути, видно сил у него не хватило. Я оттолкнулся рукой и сел. В следующем сне, на другую ночь, у меня зашкалил сахар, и мне было не до братьев по разуму.
  

30 сентября 1994г. пятница, утро.

   Возвращаюсь к сновидению. В тот раз, как обычно, послышался гул. Вначале я воспринял его как рев реактивного самолета, но вскоре заметил, что ничего общего они не имеют. Он скорее напоминал пульсирующее гудение трансформатора где-то в моей голове.
   С нарастанием гула внутри что-то расширялось, затем гул начинал уменьшаться, и это что-то съеживалось. Внезапно из мути моего сна вынырнула знакомая фигура, для краткости обзовем ее "союзник". Нечто темное, по форме напоминающее человека. Он схватил меня за плечи и рванул. Действовал он очень решительно, видимо не представляя, что такое разъяренный диабетик. Напомню, что в эту ночь у меня был высокий сахар. Спал я тяжело и заранее был обижен на весь мир. От наглости брата по разуму я рассвирепел, и сам напал на него. Я закричал "да что б ты провалился" и бил его до тех пор, пока он не оставил меня в покое. Я проснулся. Утром он явился снова. Я почти всегда чувствовал настроение этой твари - в этот раз он был насторожен. Своим присутствием он помог мне войти в сон, однако меня не трогал, просто стоял в стороне и внимательно наблюдал. От него шла волна, которая меня выкинула из сна.
   Этот постоянный контроль "союзника" очень угнетал. Я все время думал, что сам не способен войти в управляемый сон без него. В деревне сновидение шло интенсивно, по несколько раз за ночь. В Москве интенсивность уменьшилась, "союзник" перестал появляться, пропала щекотка, а затем и сновидения.
   Напоследок мне объявили: "ты должен быть собраннее, подумаешь, щекотки боится!" Это были не слова, а скорее ощущения, которые я почти перевел в слова. Они же дали мне совет как успокаивать утренний озноб, в этот период почки у меня барахлили, и по утрам бил озноб. Чтобы успокоить озноб, я по их совету, должен был прижиматься спиной к диванным подушкам и локти рук зажимать между коленями. Способ действовал безотказно, и если не снимал озноб окончательно, то помогал успокаиваться и заснуть.
  

3 октября 1994г., понедельник.

  
   Первый раз руки во сне я увидел в деревне, в этом году. Мне снилось, что я иду по школе. Вокруг было много народа и меня это сильно раздражало. Я начал подозревать, что сплю и специально поднес руки к лицу. Вначале вместо кистей увидел мутные пятна. Затем, изображение стало четким, и я хорошо увидел свои руки. После этого руки я видел, когда в сновидение входил через страх, но чаще всего перед глазами была муть вместо рук. Видимо, сильно мешало то, что я давно не видел в реальной жизни. Осязание во снах работало значительно лучше. После волны страха я вставал и видел вокруг только мутные пятна, но нащупывал любой предмет почти сразу. Вслед за этим появлялось изображение. Наиболее интенсивные сны связаны, как мне кажется, с "союзником". Один раз, в деревне, мне не хватило силы войти в сновидение через страх. Вдруг появилось чувство, которое я затем перевел в слова. "Я должен лечь на живот и почувствовав двойника, встать через левое плечо". Я лег на живот и почувствовал прикосновение рук к затылку.
  

28 ноября 1994г., воскресенье.

Терапия. Морозовская.

  
   Первое воспоминание о Морозовской у меня связано с бутылками для сбора мочи. Это дело всегда было дефицитом. Мне поначалу доставались бутылки с очень узким горлышком. Проблема заключалась в том, что в него никак нельзя было попасть (мне в то время 5 лет), но это никого не волновало, моча текла куда угодно, но только не в бутылку. Не помню, как на это реагировал персонал, главное чтоб тара была заполнена, неважно чем. Со временем я узнал, что если долить в бутылку воды - сахар понижается. Этим методом пользовались почти все, кто хотел побыстрее выписаться из богоугодного заведения.
   Второе, и главное, что мне тогда запомнилось - это постоянный голод. Нервы были напряжены в ожидании очередного приема пищи. Я психовал и клянчил у родственников чего-нибудь поесть. Но они, напуганные врачами, поначалу ничего не приносили. Нужно было время, чтобы разобраться, что к чему. Больничной пищи мне, естественно, не хватало, и каждый раз я оставался голодным.
   Неразрешимой проблемой стало, с какой стороны нужно съедать кусок черного хлеба. До сих пор не могу спокойно есть черный хлеб, каждый раз нервничаю, что ем его как-то неправильно.
  

9 декабря 1994г. пятница.

  
   Меня что-то раздражало. Казалось, кто-то извне пытается пробиться ко мне, сидящему где-то глубоко. В какой-то момент мне показалось, что это сновидение, я попытался встать, как делал обычно, но внезапно мир, окружавший меня, съежился. Это съеживание я ощутил и зрительно и физически. Я увидел некое образование, массу, напоминающую клубок спутанных веревок. У меня появилась мысль, о том, что я перерасходовал энергию и в сновидении сошел с ума. Однако вскоре возникла другая мысль: я гипую, и моя "точка сборки" заняла необычное положение. Я ощущал себя слитым с безграничной массой, которая в моем представлении превращалась в клубок веревок. Я попытался вспомнить что-нибудь из обычного мира. В целом я его вспомнил, но воспринимал как-то странно. Каждая из его деталей не имела никакой самостоятельной ценности, и потому я никак не мог вспомнить, что же они означают. Возникло ясное ощущение, что предметный мир - это небольшая частица этого клуба. В тот момент какую-либо ценность для меня представляли только три вещи - этот клуб, смерть и полное осознание. Тут я заговорил. Мне захотелось выразить свои чувства в словах.
   - Смерть - состояние скольжения до бесконечности. Полное осознание - отсутствие предметности. Предметность - ощущение реальности и..., физики говорят, что мир состоит из точек - это не так. Это точка скользит по клубку. Точка находится в состоянии скольжения в клубке. Клубок - это вечность, некое волокно, а человек - точка, которая скользит. Смерть - отсутствие ощущения предметов.
   Это то, что мама успела записать из того, что я говорил. По ее словам голос мой изменился, приобрел металлический оттенок. Создавалось впечатление, что говорил не я, а кто-то посторонний.
  

6 февраля 1995г., понедельник, утро.

   В то лето я почти безвылазно сидел в деревне один. И как тогда было "принято", ацетонил. Любимым моим делом стало строительство печки в сенях, точнее плиты с духовкой. Материал для нее я, как и вся деревня, воровал на брошенной совхозной ферме. При ацетонах заниматься какой-либо работой было невмоготу. Однако надо было чем-то заниматься, и работать руками было гораздо приятнее и легче, чем головой. Порой из-за интоксикации я плохо соображал что делаю, а халтурить я не хотел. Народная традиция подсказала мне выход. В доме стояла спиртовая настойка коры Ката-гранде, привезенная для меня специально с острова Сан-Томе, где по слухам она полностью вылечивала диабет у местных жителей. Но в наших широтах она действовала как-то странно. Диабет не лечила, но зато эта настойка не давала похмелья. В момент, когда становилось особенно хреново, я в железной кружке разводил настойку с водой, а потом и в чистом виде пил это зелье мелкими глотками. Не знаю, какого вкуса хина, но людей непривычных с одного ее глотка рвало и довольно сильно. Я же только взбадривался и продолжал месить раствор, и укладывать кирпичи. Но вскоре выматывался окончательно и тогда заваливался на тахту, и слушал радио, какие-то подростковые передачи. Это был еще советский период. Вот тогда я впервые услышал Цоя. Шла какая-то передача о космосе, и почему-то разговор зашел о группе "Кино", самой популярной в то время, и упомянули песню "Группа крови". "Пожелай мне удачи в бою" - как будто бы про меня. В то время я чувствовал, что проигрываю, но старался убедить себя в обратном. Эта песня как бы расставила все точки.
   Целенаправленно собирать и слушать Цоя я стал позже, после его гибели. Случилось это так. Мы с мамой летели из Уфы после второй операции на глаза. В этот период при помощи лекарств Фелиньи я вышел из кризиса, но зрение быстро садилось. Поговорив с врачами, я понял, что чуда от операции ждать не приходится. В Московском аэропорту на меня впервые накатила депрессия. Мир остановился. В голове навязчиво крутилась песня -
  
   "но если есть в кармане пачка сигарет,
   значит все не так уж плохо на сегодняшний день
   и билет на самолет с серебристым крылом,
   что, взлетая, оставляет земле лишь тень".
  
   Это был последний год, когда я самостоятельно еще мог куда-то ездить.
   В деревне я снова столкнулся с Цоем. У моей приятельницы Ани была кассета с записями "Черного альбома". Сосед Денис переписал ее для меня, и с тех пор я начал "собирать" Цоя. Почему-то в его песнях я тоже слышал, депрессию. Мое ощущение мира полностью совпадало с тем, что он пел.
  
   Снова за окнами белый день,
   День вызывает меня на бой.
   И я чувствую, закрывая глаза,
   ВЕСЬ МИР ИДЕТ НА МЕНЯ ВОЙНОЙ!
  
   Точнее сказать нельзя. Стены квартиры, белые пятна окон, каждый вздох этого мира вызывали у меня чувство ужаса и безысходности. Тем не менее, именно Цой давал мне силы. Именно в этот период я много тренировался дома, сумел изменить себя физически, набрать силу. В то время я думал так: на каждое существо обрушивается целый мир, стремясь его уничтожить и, в конце концов, уничтожает. Определить когда закончится этот бой - невозможно. Жить не хотелось, но, тем не менее, я боролся всеми доступными мне средствами. Воплощением депрессии является одно слово "зачем", которое может разрушить любое объяснение смысла этой жизни. Именно депрессия помогла мне воспринять и Кастанеду с его страшной, мягко говоря, философией. Я не нуждался в успокоительных фразах, жестокость философии магов как нельзя более подходила к этому миру.
   Именно депрессия помогла мне собрать энергию для управления снами.
  

19 марта 1995г., воскресенье, утро.

  
   В Ессентуках я впервые остался один без родственников. Детский санатории "Юность". Банду московских диабетиков различных возрастов в сопровождении кого-то из родственников, встретила в холле главного корпуса зав. отделением. По стилю поведения все завы детских отделений больниц, по крайней мере, для диабетиков, очень похожи, и методы их борьбы также одинаковы. В моей классификации они идут под кодовым названием "аллочки". Наши вещи распаковали и перетрясли, дабы изъять незаконные продукты и ценности. Одновременно каждый составил список своих вещей. После чего нас загнали в отделение.
   Оставшись один на один с медициной, без какой-либо помощи из внешнего мира, я впервые столкнулся с "ленинградской диетой". Так назывался ленинградский метод лечения диабета. Не знаю, имел ли этот метод отношение к блокаде Ленинграда, но наш паек ее очень напоминал. К тому же и без того нищенский рацион сокращали работники пищеблока, уворовывая, что повкуснее. С голодухи постоянно болела голова и впервые началась диабетическая слабость. Правда дома, в Москве, она полностью почему-то исчезла. Мы поочередно стали ацетонить. То один, то другой отлеживались в палате. До этого я ацетонов у себя не помнил. Я продержался до середины месяца. И однажды, на каком-то всеобщем собрании, где была какая-то политинформация с концертом, мне стало совсем плохо. Меня отправили в отделение. Я думал, что подохну. От тошноты меня выворачивало наизнанку. Я едва передвигал ноги.
   В отделении наших мед. сестер не было. Были две незнакомые мне девицы. В этот момент, по больничному обычаю, у них проходил банкет, так что весь главный персонал отсутствовал. Проверить мои анализы им было лень и "консилиум" установил у меня гипу. Меня накормили тортом, что напугало меня до смерти, но возвратило к жизни. Я лежал блаженно в палате, продолжая изображать из себя больного, так как опасался выдать своих благодетелей. Когда же мне принесли ужин, от его вида меня опять чуть не стошнило. С ужасом подумалось, что еще недавно, именно ЭТО было пределом моих мечтаний. На другой день анализы выявили у меня наличие ацетона, за что меня лишили масла.
   На наши сахара, то низкие, то высокие, врачи реагировали стандартно, как все "аллочки" - вы подъедаете! А что там было подъедать, кроме больших полосатых улиток, которых кто-то додумался варить в консервной банке (деликатес!) - подъедать было нечего. Но это были единицы, большинство мрачно голодало.
   Правда, были случаи, помогавшие нам прорвать блокаду. Один из пацанов нашей группы, обнаружил дальнюю родственницу в одном из кондитерских магазинов. Она изредка забирала его к себе в тихий час. Ему удалось натаскать в санаторий значительное количество различного кондитерского товара. Поначалу он поделился только со мной. Мы разделили запас, и каждый спрятал в свой тайник. Я сообразил, что в отделении прятать опасно, найдут. Обследовал территорию санатория и в одном месте, где полуразрушенный забор соприкасался с брошенным садом, обнаружил удобный камень, где и зарыл свой клад. Место было довольно неприятное, никто бы туда не сунулся. Ржавые, давно не работающие фонари, заросли сорняков, строительный мусор и брошенный сад, издалека напоминавший кладбище. Каждый вечер, в темноте, я пробирался к тайнику, разрывал руками заветное место и ел. Снова закапывал, притом с таким непохожим на меня искусством, что никто бы не догадался о тайнике. От природы страшный трус, я не испытывал страха, боясь только того, чтобы никто меня не заметил. Именно в этот период сахара мои нормализовались.
   В один прекрасный день мой друг проболтался другим ребятам. Пришлось делить все запасы, которые тут же были съедены. Вскоре пропажу обнаружили в магазине. Парню пришлось плохо. Зав.отделением допытывалась, куда мы дели остальные продукты. Их оказалось там много, что мы при всем желании столько съесть не могли, даже всем санаторием. Видимо работали не мы одни.
   С началом нового голодного периода сахара подскочили вновь. Заведующая обвинили нас что мы "подъедаем" оставшееся и грозила вызвать милицию с собаками. Видимо она полагала, что мы где-то прирыли целый контейнер.
  

18 марта 1995г., суббота, вечер.

  

Из рассказа Кати М.

  
   Лежала с переломом руки в 67-ой КГБ. Шла по больничным подвалам, связывающим между собой различные корпуса. Навстречу появился пьяный вдупель пациент или медик.
   - Черт побери! Ничего не понимаю. Сколько хожу, никак не найду выхода на "Площадь Революции".
   Видимо, слегка перепутал больницу, с метро.
  

Из рассказа Юли К.

  
   В одной из больниц сестра все уколы делала из одного пузырька. Всем подряд колола чистый новокаин. Полагалось колоть антибиотик - в то время дефицит. Она его отправляла "налево". Через некоторое время Юля попала в эту больницу с воспалением почек. Курс антибиотиков не приводил ни к каким результатам. Медики заблеяли знакомую песню - "вы не держите сахар". Юле становилось хуже. Зная привычки сестры, Юля объяснила врачу причину ухудшения. Тот ответил, что сделать ничего не может, и посоветовал написать заявление. Заявление подействовало, сестру пропесочили на пятнадцатиминутке, и та с обиды стала делать антибиотики, но как можно больнее, чтобы другим было неповадно.
  

20.03.95г., понедельник, утро.

  
   В Ессентуках единственным местом, куда нам разрешали заходить по пути на источник, был большой универмаг. Время было точно дозировано и учтено и, если бы кто-то рискнул добежать до ближайшей чебуречной, то был бы тут же обнаружен и лишен последней свободы. Тем не менее, мы рисковали. Исчезнув из глаз надзирателя в толпе, мы пробирались к заднему выходу и оттуда бежали к чебуречной. Там продавались чебуреки и лаваши, мы покупали первые, т.к. их можно было быстрее уничтожить. Обычно там стояла небольшая очередь из ленивых аборигенов и курортников, а время наше быстро кончалось. Мы нервничали и порой возвращались, ничего не добыв.
   Лечение в этом санатории ограничивалось питьем минеральной воды и грязями. Правда, грязи применялись исключительно отработанные в других санаториях на более ценных пациентах. Были еще и минеральные ванны.
   Из санатория я вернулся разбитый, чувствуя себя еще хуже, чем после Морозовской. Тем не менее, года через три меня снова упекли туда, свято веря в силу медицины.
   На этот раз мы жили в новом корпусе, рядом с которым рылось бомбоубежище. Здесь все так же морили ленинградской диетой, несмотря на то, что новая "аллочка" сама была диабетиком. Кажется, именно поэтому она была всегда нервная и недовольная. Дозировки мои резко пошли вверх, казалось, что врачи готовы были закачать в меня весь имевшийся в запасе инсулин, но ничего не помогало. Правда, в этот раз имелась отдушина - сухофрукты, которые закупались на рынке вместо живых фруктов (на фрукты деньги собрали родители) и складировались в большой коробке под телевизором. Стоило нашей воспитательнице по кличке Ворона (Ароновна) отлучиться на минуту, как каждый хватал, сколько сможет, и тут же все сжиралось.
   Отправляясь второй раз на отсидку в Ессентуки, я тщательно подготовился к "ленинградской блокаде". Под подкладку моей куртки мы с мамой запихнули чай, кофе, кипятильник, сахар и все, что нужно для автономной борьбы. Но медицину не проведешь!
   Розеток в палате не было, приходилось кипятить воду в коридоре, что тут же запретили, а кипятильник изъяла Ворона для своих целей и тут же сожгла.
   Как всегда, я чувствовал себя хреново. На этот раз с другом по палате мы занялись мелким бизнесом. Покупая в универмаге мелкие товары - кружки, ручки и прочее затем якобы дарили их заранее выбранным друзьям-недиабетикам из других отрядов. В ответ мы вышибали из них продукты типа "лаваш". Тем было строжайше запрещено делиться с нами, и они отчаянно сопротивлялись. Поэтому дружба оказывалась непрочной. Значительным подспорьем кроме сухофруктов, на этот раз явились грецкие орехи, росшие на территории. Мы начали сбивать их еще зелеными, созревшие падали сами. Как всегда и это запретили, объясняя тем, что орехи содержат йод, смертельный для диабетиков. Хотя складывалось несколько другое впечатление. Умереть можно было от чего угодно и, прежде всего, от их диеты.
   Медики убивали голодом. Человека убить могли, а диабет - нет.
  
  
  

3 апреля 1995г., понедельник.

  
   На улице снег и солнце.
   В конце лета 1994г. я рассорился с союзниками. Сновидения стали редкими. Правда, в это время я научился летать по своему желанию и проходить сквозь стекла, и даже пару раз наткнулся на довольно интересных лазутчиков.
   Во сне, через страх, я ощутил себя дома, в нашей комнате. Я понимал, что это сон. Видел я точно так же, как в действительности, то есть одну муть. Что бы начать "сновидеть", я решил ощутить что-то привычное. Нащупал стул, об который споткнулся по привычке, но постепенно муть рассеялась, и появилось четкое изображение. Побродив по комнате, я направился в кухню. Дверь в ванную была открыта, на полу сидело существо. Гигантский паук, раскрашенный в те же цвета, что и луч, выпущенный союзником в форме колокола - красный и желтый. Таких красивых существ я в жизни не видел. Я был восхищен им, несмотря на ужас, который одновременно испытывал. Сталкиваясь с подобными существами во снах, чтобы побороть ужас, я часто сам нападал на них. И в этот раз я решил атаковать паука, который внимательно наблюдал за мной. Внезапно что-то во мне изменилось, и я понял, что эта тварь смертельно опасна для меня. И что если я попробую начать битву, то непременно погибну, так как оно было значительно сильнее тех, с кем я сталкивался до этого. Почувствовав уважение к сидящему в ванной существу, я закрыл дверь, но дверь закрылась неплотно, ее словно перекосило. Сквозь щель я видел кусок лапы с красно-желтой полосой
   Я поскорее проскользнул на кухню и увидел маму, мывшую посуду. Я несколько раз позвал ее, но она не откликалась. Вдруг она повернулась и взглянула на меня. Почему-то я решил уйти. И проснулся. Проснувшись, решил восстановить цепь последовательных событий, но стоило мне вспомнить взгляд мамы, как я испытал дикий ужас наяву, по мне от головы до пят прошла волна озноба. Что-то во мне жутко боялось, и я не мог понять чего. Я несколько раз повторял этот просмотр и едва доходил до взгляда, как меня начинало колотить от страха. Именно тогда я сообразил, что видимо это тоже был один из лазутчиков. Кастанеда писал, что самые сильные и опасные союзники (лазутчики) принимают облик близких людей.
   За исключением нескольких, остальные сновидения были тусклыми и довольно редкими. Я все чаще думал о том, что мне нужно найти место силы, подобное нашему деревенскому дому. Кроме того, я мечтал встретить подобных лиц, способных к сновидениям или хотя бы знакомых с философией, описанной Кастанедой.
   В школе я на эту тему ни с кем не говорил, даже со второй половиной класса, Наташкой. Я знал, что она увлекается йогой и опасался, что мы не поймем друг друга.
   Как-то Наташка спросила меня, как я отношусь к домовым и подобным вещам. Она, как я заметил, была буквально напичкана всякими народными байками - домовыми, сужеными-ряжеными и прочим бредом. На ее вопрос я ответил, что про домовых сказать ничего не могу, но верю в то, с чем сам столкнулся. С этого момента она стала изредка рассказывать необычные случаи из своей жизни, которые меня потрясли. Из ее рассказов я понял, что она просто-напросто сновидащая. Тут я сообразил, что надо бы побывать в ее квартире, вполне возможно, что она является местом силы. Жила она под Москвой, в небольшом городке. Надо сказать, с первого дня знакомства, что-то нас объединяло, и мы сильно привязались друг к другу. Вскоре Наташка пригласила меня в гости на несколько дней. Квартира ее оказалась стандартной хрущебой на первом этаже, что давало определенные удобства. Первый этаж не ценился, зато на кухне жильцы вырыли погреб и хранили там припасы всю зиму, что очень понравилось моей аграрной душе.
   В первый мой приезд ничего интересного не случилось. Я нервничал, боясь ночных гип, и видимо, поэтому у меня шкалили сахара. Единственным результатом этой поездки была неприязнь наташкиной бабки, которая встретила меня как личного врага.
   В следующий раз я приехал, уже не думая ни о каких сновидениях. Ночью я почувствовал на редкость сильную волну, которую я в дальнейшем окрестил "вибрирующий ужас". Эту мысль-термин я поймал в сновидении, когда размышлял о том, как назвать это состояние. Итак, я встал во сне в наташкиной квартире. Впервые очутившись в незнакомом месте, я не знал, что я увижу. Мое сознание, привыкшее к местам, которые помню по зрячей жизни, воспроизводило знакомые образы, здесь же пройдя сквозь окно с улицы, я увидел место, которое ничем не напоминало то, что было в реальности. Мне снилось лето, но едва я подумал, что в реальности зима, тут же увидел снег. Я вышел на узкую дорожку и, отойдя на несколько шагов от дома, обернулся. Вместо панельной пятиэтажки увидел деревянное одноэтажное здание с небольшой витриной, как в магазине. Здание выглядело пустым и даже брошенным. За стеклом витрины висел какой-то плакат. Я подошел поближе, чтобы разглядеть, что написано. Верхняя часть плаката гласила - ИНФОРМАЦИОННЫЙ - продолжение было залито краской. Ниже была тоже надпись и, так как краска на нее не затекла, я все прочитал. Это заведение называлось "Информационный пункт". Дальше шел мелкий нечитабельный текст. В этот момент я повернулся назад и увидел, что по дорожке идет некий человек - толстая бабка в черном. Лицо ее абсолютно ничего не выражало. Я понял, что это союзник и сильно испугался. Существо подошло вплотную. Я решил проснуться. Для этого надо было иметь несколько мгновений времени. Что бы существо остановилось, я ударил его в живот. И тут же проснулся.
  

8 апреля 1995г., суббота.

  
   Со временем, бывая в наташкиной квартире, я заметил, что она буквально переполнена силой. Наша квартира к сновидениям не располагала и поэтому, когда сновидения исчезали, я стремился напроситься в гости, чтобы набраться энергии.
   Там иногда я входил в сновидение не через страх, а просто замечая момент засыпания. Наташка имела огромную энергию и видимо насыщала ею все вокруг. Интересно было еще и то, что она всегда предугадывала мои гипы. По ее словам, в эти моменты, она видела вокруг некие лица. Один раз я сильно загиповал у себя дома, Наташка выгнала меня на кухню и заставила есть, хотя сам я гипы не ощущал. Когда я пришел в себя, она рассказала, что видела эти лица за моим левым плечом, что выражение моей физиономии стало похоже на них, и это ее испугало. Однажды она растолкала меня под утро, убеждая поесть, по ее словам эти лица преследовали ее даже во сне. Чуть позже я почувствовал, что действительно гипую.
   Как-то мне захотелось узнать имя "союзника". Ночью я долго не мог заснуть, сильные волны мурашек бегали по голове. Я задал вопрос, "как тебя называть", несколько раз, мысленно, повторил его, и вдруг Наташка, которая в этот день гостила у меня, во сне повернулась и произнесла какое-то слово. Утром я спросил у нее, что это такое. Наташка ничего не помнила и пришла к выводу, что это имя моего "союзника". Затем во сне я опять услышал это слово, но уже четко и ясно. Сон этот был переполнен какими-то знаниями, которые словно бы растекались. Зная по опыту, что оно так и будет, я не стал собирать все и уцепился лишь за это слово. Тут же подумалось, можно ли рассказывать об этом, и вдруг что-то во мне включилось, и я четко произнес вслух "сказать". До сих пор не понимаю, как это получилось.
  
  

23 апреля 1995г. Сегодня Пасха. 09.30 утра.

  
   Долгое время меня беспокоило то, что во снах не звучал голос сновидения. И даже "союзники", первое время тащившие меня в сновидение, не произносили ни единого слова. Не зная причин этого, я просил Наташку, чтобы она узнала у своих "союзников", где я допускал ошибку.
   Впервые голос во сне я услышал 10 апреля этого года. Было раннее утро. Наташка гостила у нас. Ночью я несколько раз входил в сновидение, но изображение было плохое из-за большого белого тумана. Тяжелого. Клочьями. В один момент я находился в своей квартире и разговаривал с Натальей. Но ее не видел все из-за того же тяжелого тумана. Разговор шел о сновидении. До того момента я не осознавал, что сплю. Пытаясь привести конкретный пример, я сказал фразу "вот сейчас я сновижу". Подумав об этом, я сообразил, что не могу общаться с реальной Наташкой во сне, так как подобные эксперименты у нас не выходили. Рассудив, я понял, что разговор - это голос сновидения. Тогда я задал вопрос "ты голос сновидения?" "Да" - ответили из тумана. Я задал еще несколько вопросов, но, проснувшись, забыл и сами вопросы и ответы. Я напряженно думал, о чем бы спросить голос, в голове все путалось. Тогда я задал следующий вопрос - "союзники, которые помогали мне и ты - это одно и то же?" После короткой паузы из тумана ответило "ЛЕЧЕНИЕ".
   Я ничего не понял, но желание немедленно рассказать об этом, было так сильно, что я решил проснуться.
  

29 апреля 1995г., суббота, 13.45

  
   Человек существо очень странное. За любое доброе дело он непременно требует благодарности. Делая добро, стремится поработить того, кому он помог, считая того своей до какой-то степени собственностью. Я знал таких. Совершив, с их точки зрения, благородный поступок, они буквально морили окружающих бесконечным пересказом о своих подвигах.
   Мне кажется, что большинство даже не подозревает, что так называемое "добро" - вещь, как и все в мире, относительно, и существует главным образом, как философская категория. А в жизни, зачастую, помощь обращается в трагедию. Медики, спасая чью-либо жизнь, во что бы то ни стало, продлевая страдания безнадежного больного, не подозревают, в какой ад мучений они могут ввергнуть свою жертву. Даже простой "добрый совет" может привести принявшего его к непредсказуемым последствиям. Люди привыкли, им внушили с детства, что общепринято говорить о добре и зле, хотя в чистом виде ни того, ни другого попросту не существует. С моей точки зрения, жизнь состоит из бесконечной череды битв. Бывают победы и бывают поражения. Когда нам удается опрокинуть врага - называется добром, если же враг упорствует и теснит нас - мы говорим, что мир переполнен злом и скорбим. Такие понятия как дружба, любовь - вещи довольно временные. Каждому нужны союзники для борьбы с общим врагом и для достижения определенных результатов. И каждый в той или иной мере идет по трупам, зачастую даже не подозревая об этом. Избежать этого практически невозможно.
  

14 мая 1995г., воскресенье, утро.

  
   Морозовская была стандартной и ничем не выдающейся больницей. Обшарпанные и облупленные стены (никакой ремонт не в состоянии был сделать их привлекательными), испещренными многочисленными надписями типа:
   "Здесь лежал и мучился,
   подыхал и крючился...
   Имярек. С такого-то по такое-то" (из больничного фольклора).
   Вечно грязные, вонючие туалеты без запоров. Кстати, бачки унитазов служили тайниками для банок меда, варенья и прочих запретных плодов. Человеку непривычному, попавшему в больничные кулуары, могло стать плохо от их, мягко говоря, санитарии. Зато тараканы чувствовали себя великолепно. Их наглые отожравшиеся морды торчали из многочисленных щелей. Видимо, в пищеблоке их популяция была столь велика, что они, теснясь у приготовленных для нас блюд, сталкивали друг друга в оные, где мы их время от времени откапывали во время наших оргий в больничной столовой.
   Помню, когда я лежал в боксе с гепатитом (подарок от врачей диабетического отделения, занесли через уколы) я даже привык к тараканам и не испытывал брезгливости. В бокс - каждый больной жил в отдельной палате со стеклянными стенами - пища подавалась через специальный шкаф с полками. Одна дверца шкафа выходила в палату, а другая в коридор, откуда персонал пропихивал тарелки с едой, забирая грязную посуду. Все правильно. Таким образом избегался контакт с "заразой". Когда "зараза", то бишь я, шел к шкафу за едой, первое, что он узревал, был круг тараканов по краям тарелки, уплетающий мою трапезу. Судя по всему, мое появление им не мешало, что меня обижало. Кроме того, в том же боксе был обычай, все таблетки высыпать прямо на грязную тумбочку и почему-то мокрыми. Стоило труда отличить размокшую таблетку от обожравшегося таракана. Больница напрочь отучила меня от излишней брезгливости. До сих пор меня не смущают разговоры во время еды о таких пустяках, как тараканы, гусеницы, крысы, тем более что последних я вообще люблю и очень уважаю за их живучесть и ум.
   Режим в Морозовском концлагере был голодным. Жрать хотелось хронически. Инсулин вызывал постоянный голод. Позднее я узнал, что в психиатрии используют инсулиновый шок. Не знаю точно, что это, но в Морозовской этот шок был постоянным. Некоторые из малышей, не выдержав и не подозревая о благодатности больничной терапии, ловили и пожирали тараканов и мух. По словам одного их них, внутри насекомых находился мед.
   Ситуация был парадоксальной. В стране, где хлеб валялся на улицах, я подыхал от голода и жажды. Вероятно, не только я. У большинства диабетиков фигуры представляли собой "классическую" форму - тонкие ручки и ножки, большой живот и полупомешанный взгляд. Причина была одна - лечение. Лечили строго по учебнику. Не больного, а болезнь.
   Свежезаболевшего сажали на родные инсулины, притом на самые плохие. Последствия следовали тут же, то есть всякие осложнения. Прежде всего, садилась печень, затем глаза, почки, далее везде. Чем хуже становилось пациенту, тем качественнее применялся инсулин. Со временем, когда больному становилось совсем плохо, его переводили даже на импортные инсулины, по особым спискам, утвержденным где-то в министерстве. Эти инсулины, как правило, были тоже уже устаревшие, зато в красивых флаконах и достать их было крайне трудно и почетно.
   Наши медики являлись верными слугами власти, проводя ее идеи в жизнь, и добиться у них постановки ребенка сразу же на нормальный инсулин было почти невозможно. Кроме того, главным способом воздействия на больных и их родителей была ложь. Свято считалось, что советская медицина - лучшая в мире, и советские лекарства самые действенные и дешевые. Насчет второго никто не сомневался. Нам дурили головы, говоря, что наш советский диабетик вырастает нормальным членом общества, женится, выходит замуж, как и все живет нормальной жизнью. О такой вещи, что любой, даже самый хороший инсулин, разрушает организм, мы и не ведали.
   Где-то в начале 80-х по телевизору, в учебной программе, я узнал, что современные инсулины получаются методом генной инженерии, и все диабетики получают исключительно человеческий инсулин. По тогдашней лопоухости, я поверил. В реальности, мы сидели на родных бычьих и свиных инсулинах. Удивительно, почему до сих пор не захрюкали.
   Врачи, в большинстве своем, были советскими "домохозяйками", обремененными заботами, проблемами, где и что достать, и как исхитриться. С начальством предпочитали не ссориться, и даже если видели, что зав. отделением - глава лечения - назначает неправильную терапию, они пожимали плечами, но соглашались. Гнев зава подобен гневу Зевса на Олимпе.
   Особая страница - наказания в больнице, дабы поддержать правильный режим. По рассказам некоторых я знаю, что в наказание применялись капельницы. Это по рассказам, а сам я был свидетелем следующих моментов. Излюбленные способы наказания ослушников:
   1. Выставление в коридор на ночь.
   2. Постельный режим с отбиранием одежды.
   3. Запрет на прогулки.
  
   Надо полагать, что все эти меры способствовали скорому вылечиванию. А чтобы мы были спокойны, нам попросту давались транквилизаторы. Насколько я помню, их прописывали всем. В детстве у меня была странная реакция на все это. От кофе я вглухую засыпал, а от транквилизатора прыгал всю ночь. Поэтому мне назначали более сильные средства.
   Запуганные родители вмешиваться не рисковали, хотя все знали, что фрукты, принесенные детям, разворовывались медперсоналом. Никто не возражал, покорно принося еще. Все боялись ссориться с врачами и медсестрами, так как ребенок находился в полной их власти, и кто знает, что еще они могли придумать. Кроме того, считалось, что в следующий раз бунтаря могут не положить в больницу.
   Главным принципом всех советских учреждений было: " Делай, что хочешь, но тайно, лишь бы ничего не выходило наружу". Все происшествия внутри скрывались и покрывались. Был случай, когда мед. персонал благополучно спал ночью, и ребенок сошёл с ума в гипе, за что дежурного "строго" наказали, переведя в другое отделение. Зато "кража" зеркальца от поляриметра (прибор для измерения сахара в моче) раздувалась до размеров вселенского пожара. Виновника клеймили всеми возможными и доступными средствами, включая штрафы с бедных родителей. В то же время груда отработанных приборов валялась в подсобке, никому не нужная. В довершение, в палатах стекла часто бывали выбиты, и свежий ветер гулял по пространству. Кроватей не хватало, и зачастую верзила с ожирением, пудов на 100, спал в кровати, тесной даже для пятилетнего.
   Сейчас принято считать, что нынче все развратились, а вот в советский период нравственность была на высоте. Ни о каких секс меньшинствах мы и слыхом не слыхивали. Однако замечу, что уже в те благословенные времена в Морозовской имелись свои "голубые", о чем персонал знал, но бессильный что-либо изменить, тщательно скрывал, и делал вид, что все пионеры и октябрята.
  

15.05.95., понедельник, утро.

  

Из разговора женщин в троллейбусе.

  
   Сзади сидят две женщины и ведут громкую беседу. Не хочешь, да невольно слушаешь. Речь идет про маленькую дочь. По смыслу, она в каком-то санатории, лечится. Передаю прямую речь, как помню:
   - Был родительский, день. У них родительский день раз в месяц, всего два часа. Загнали нас всех в большую комнату. Дети испуганные. Моя - как робот. Даю ей фрукты, а она мне: "Все подарки надо складывать на стол для всех". Они потом на всех делят. Там много беспризорных детей, так чтобы всем досталось. Говорю, пойдем погуляем, "нет, нельзя". Мы прямо в ужасе были. Мой говорит, "забираем ее отсюда". Нельзя. У них не было в тот день выписки. Скандал устраивать бесполезно. На другой день приехали, забрали. Домой приехала, плачет, не хочу в санаторий. Потом смотрю, вся горит, померила температуру - 39. Врача вызвала - ветрянка. У них, оказывается, в санатории, в какой-то группе, ветрянка была. Жуть. Сейчас выздоравливает. Рассказывает, что их там кипятком мыли.
   Много детей оставляют просто так. Родители привозят и исчезают. Срок подходит, там по 40 дней заезд, а они не являются. Дети так и живут по полгода и больше.
  
  

Из рассказа Наташи Ф.

  
   Диабетик. Наркоз не берет. Делали операцию, фурункул. Орала так, что слышно было на улице.
   - Ори, ори! Тебе все равно никто не поможет.
  
   Из высказывания медика - разговор о диабете, о лечении раньше и теперь: "Вот раньше мы ошибались, а теперь все исправили".
   Интересно, что? Последствия диабета? Вернули людям зрение?
  

Система хлебных единиц.

  
   Условно, каждый продукт, как мне объяснили, содержит определенное количество хлебных единиц. В клинике каждому больному подбирается индивидуально дозировка на каждую хлебную единицу - Х.Е. Эта система принята во всем мире и стала внедряться у нас после перестройки. Проблема диеты отпадает. Человек может есть все, и сколько считает нужным. Затем, поев, подсчитывает, сколько ХЕ он слопал и соответственно вводит себе дозу инсулина. Все просто и понятно. Этой системой как бы имитируется работа нашей поджелудки. Нет ни голода, ни ацетонов. Удобно. Но..! Из рассказов я знаю, что многие слепли именно на этой системе. Это, прежде всего те, кто до этого многие годы шел на высоких сахарах. Как мне объяснили, сосуды у диабетиков как решето. Кровь от сахара становится очень густая, и это препятствует кровоизлиянию в глазах. Организм к этому приспособился и хотя с трудом, но работает. На системе ХЕ сахар постоянно низкий, как у нормальных людей. Кровь, соответственно, становится жидкой, и тут начинаются сильные кровоизлияния в глазах. Сосуды не выдерживают непривычно жидкую кровь и, как следствие, быстрая потеря зрения. Так добро может обернуться злом. Древние были правы - во всем нужна мера. Так мне объяснили в общих чертах. Точность не гарантирую. В развитых странах на этой системе люди идут с самого начала заболевания, и этой проблемы у них не возникает.
   Моды бывают разные. Бывает мода в одежде. Бывает мода на лечение. Мое мнение о любой официальной медицине одинаково, в независимости от страны. Медик - есть медик. Не спорю, есть среди них настоящие целители, о таких я тоже слышал, правда, лично знаком не был. Но основная масса и ее действия направлены на удержание собственного престижа и корпоративности. Я сам слышал от бывших врачей, а ныне заслуженных диабетиков, попавших волею судьбы в ловушку все той же медицины, такие эпитеты в адрес бывших коллег по профессии, что даже у меня ухи вяли!
   Одна моя знакомая, тоже диабетик, но успевшая закончить мед. училище и яро защищавшая в прошлом врачей недавно заявила, что сохранила уважение лишь к двум мед. специальностям - травматологам и патологоанатомам. Последних я тоже уважаю за их безвредность и юмор.
   Принято считать, и это я слышал в разных местах, что в Бразилии "диабет под контролем". В эту сказку мы верили, пока отец не съездил в Бразилию и не столкнулся волею судеб с несколькими бразильскими диабетиками, благополучно загибающимися от диабета, несмотря на весь "контроль".
   Считается, что он и в Европе и в Америке под контролем. Однако порой даже по радио я слышу о некоторых "звездах": "умер от диабета". Странный контроль, однако. Ведь звезда - это не простой смертный, ее лечат всем миром. Элла Фицжеральд, например. Жители островного государства Сан-Томе и Принсипе рассказывают (двое из них были в гостях у отца), как те же европейцы приезжают из последних сил на острова, где их спасала кора дерева, под названием ката-гранде. Видимо, "контроль" допек вконец.
  

16 мая 1995г., вторник.

  
   Я очень люблю говорить о свободе. Но на практике уже успел убедиться, что эта штука порой бывает просто опасной. В зависимости от обстоятельств. Лето 1990г. Самый тяжелый "ацетоновый" период. Несмотря на частые предкомотозные состояния, я в деревне часто оставался один. Деревня далеко от Москвы, мама приезжала в конце недели, в пятницу и оставалась до вторника...
  

25 августа 1995г. пятница, утро.

  
   Сколько я помню, инвалиды постоянно подвергались дискриминации, якобы для их же пользы. В частности, диабетики. В недавнем прошлом им запрещалось управлять любым автотранспортом. С работой тоже проблемы. Существовал длинный нудный список запрещенных для них профессий, объявлявший недосягаемым практически все виды деятельности, кроме почему-то профессии секретаря-машинистки - единственно училище, куда нас принимали. Жрать можно было очень немногое. Обычные продукты вредны, с остальными - просто проблема, где достать. В детстве я неоднократно пытался заняться спортом, но встречал испуганные глаза медиков и тренеров: " мы не можем брать на себя ответственность". Впрочем, это относится не только к диабетикам. Яркий пример являла моя вторая, лучшая, половина класса, Наташка. Она не диабетик. У нее гидроцефалия, и ее голова исполосована шрамами. Несмотря на страшный диагноз, многочисленные операции, и все усилия медиков, Наташка девчонка красивая и развитая.
   В свое время медики запретили ей все. Учиться, двигаться, общаться с людьми, волноваться, и вообще, жить и дышать, предрекая ей близкую кончину. Но после последней операции Наталия делала все прямо противоположное тому, что ей прописали, качалась на качелях, дралась со сверстниками и вела активный образ жизни. До болезни она около года занималась самбо и до сих пор буквально помешана на борьбе. Как-то в разговоре мы случайно затронули эту тему, стали вспоминать свое героическое прошлое, кровь вскипела, нас обоих трясло от переживаний и невозможности что-либо изменить. Не болезнь противодействовала нам, а люди. На первый взгляд врачи и тренеры рассуждают со своей точки зрения правильно: человек с патологией должен остерегаться, чтобы патология не увеличилась. Наташка от удара может умереть на месте. Однако никто не думает о том, что ей уже приходилось применять кое-какие приемы на практике против людей, гораздо ее сильнее. То, что касается ответственности, мы взрослые люди и готовы подписать какие угодно документы, что сами отвечаем за последствия выбранного нами пути. Потом, кого судить за плохую дорогу от источника до моего дома в деревне, когда я тащу воду - запрещенный для меня груз в 20 литров! Я люблю эту трудную дорогу, за то, что она заставляет меня становиться крепче и увереннее в себе, и помогает избавиться от страха перед болью и комплексом неполноценности. Что я могу - делаю сам. Но в некоторых случаях мне необходимы опытные наставники. В конце концов, и я, и Наташка можем умереть во время тренировок, но это наше дело, наш личный выбор.
   С точки зрения медика: есть большой мир, в котором живут здоровые люди, для собственного удовольствия занимающиеся спортом и физическим развитием, и есть инвалиды, которые берегут себя, и чтобы не допустить патологии, ходят зимой и летом в теплых носках и выполняют легкую, предписанную врачами гимнастику.
   Действительно, если есть больное место, не лучше ли его защитить. И это было бы правильно, если бы мы жили в идеальном мире. Человек, столкнувшийся с опасностью, должен ее обойти. Логично. Но дело в том, что эта опасность не единственная в мире. Обойдя одну, он тут же столкнется с десятком других, и рано или поздно ему придется принять бой. И потому безопасность труса - это видимость, которая не существует. Никто не думает о том, что та же Наташка может оказаться в ситуации, где от нее потребуется напряжение всех сил и выносливости, чтобы спасти свою жизнь и здоровье. Именно такая ситуация будет во много раз страшнее самой тяжелой тренировки. Больной орган можно закалить и укрепить. Сделать его более сильным, а значит и более защищенным. Однако, на это возражают: инвалид живет за счет общества, и каждая добавочная патология увеличивает этот счет. Так ли это? У каждого инвалида имеются родственники, которые этот счет успешно отработали или отрабатывают и за себя, и за инвалида. Кроме того, ведь и общество несет ответственность за то, что с человеком произошло. Он не просто стал инвалидом, не по своей воле.
   Так называемая бесплатная медицина многим обходится слишком дорого и в прямом, и в переносном смысле. Я хорошо знаю, что при всей бесплатности, чтобы тебе хоть чем-то помогли, надо платить конкретными купюрами, в том числе и в валюте, но непременно в конверте. Все получается как в известном анекдоте. Друг спрашивает у "Нового русского", что тому сказал врач.
   - Все запретил, - отвечает, - и есть, и пить, и курить, и женщин.
   - И как же ты? - спрашивает друг.
   - Все в порядке. Я дал ему 100 долларов, и он все разрешил.
   Для меня опасен не спорт, а жизнь вообще, кстати, это касается не только меня, но даже тех, кто пытается меня активно переубедить. Мне рассказали об одном парне, которому запретили все, даже секс, обещая, что в результате лечения у него вернется зрение. Прошло несколько лет. Зрение не вернулось. Жизнь его разрушена. Пессимизм и одиночество.
  
  

27 августа 1995г., воскресенье, 12.00.

  

Ломки.

  
   Как у всяких уважающих себя наркоманов, у диабетиков тоже бывают ломки. Они обычно начинаются внезапно, в самый неподходящий момент, во всяком случае у меня. Начинают деревенеть мышцы ног, они становятся неуклюжими, словно бы в них загнали стальные штыри. Трудно описать это чувство, что-то среднее между усталостью, спазмами и болью. Одервенение и боль поднимаются вверх, пока не захватывают все тело. Дышать становится неприятно, ощущение, что дыхательные пути заморожены или покрыты стеклянной коркой. Возникает странное ощущение во рту и горле, словно бы рот и горло не те, что были раньше. Лоб потеет, тело становится неприятным. Боль нарастает и вызывает бешенство. Кажется, что болит каждая частица тела. Глаза тоже испытывают неприятные ощущения, уши закладывает. В этот момент я замыкаюсь в себе, зачастую не слушаю, что мне говорят люди. Бред, который они несут, усиливает мою злобу. Кажется, что чем больше говорят люди, тем глупее у них получается. Я могу односложно отвечать на вопросы, если их не слишком много. В этот момент нет ни дорогих, ни близких, нет ничего, кроме ломок.
   Не знаю, с чем это связано, с сахаром ли, с нехваткой инсулина. Одно время мне удавалось снимать ломки сладким чаем, потом, наоборот, инсулином. Еще хорошо помогает ходьба и, вообще, физические нагрузки. Но все действует слишком медленно. И к тому же невольно ждешь продолжения. Вспышки ярости бывают уже от предчувствия ломок. Тело как бы говорит - сейчас начнется. Хочется немедленно куда-нибудь быстро пойти. Но я связан с людьми или с собакой. То у людей нет настроения, то лень собаке. Сам же я так, как мне нужно, один идти не могу. С ориентировочной тростью могу добраться до нужной точки в городе, но во время ломок я теряю способность ориентироваться. Как-то в метро, на переходе, я почувствовал ломку. Я тут же сбился с пути, мышцы одеревенели и стали как-то неточно выполнять команды. Так я брел наугад, вытягивая свое тело из чего-то, пока кто-то не помог мне перейти на нужную линию.
   Как ни странно, именно ломки делают все равнозначным и отбивают любые желания. Мне что-то объясняют, доказывают верность какого-то решения, но мне все по-фигу.
  

25 сентября 1995г.

  
   Я никогда не поверю, что оберегая себя, человек делает свою жизнь безопаснее. Нас все равно ждет смерть. Стараясь сделать себя сильнее, мы можем покалечится или умереть от одного неверного шага. Но то же может случиться и с тем, кто пытается спрятаться. Самый близкий и самый реальный враг - весь мир - подтачивает силы даже очень крепкого существа. И как бы мы ни прятались за своим здоровьем и успехами, враг этот все равно уничтожит нас. Но для меня есть разница, как встретить эту последнюю битву. Как Цицерон, умереть в страхе, трусливо прячась от врагов, или как Демосфен, даже своей смертью показавший превосходство над врагами. Говорят, что лучше слышать звон цепей, чем звон колоколов, но дело том, что звон колоколов мы услышим все равно, и здесь есть разница. Во всяком случае, для меня. Умереть рабом или воином. Религиозные люди скажут, что эта жизнь не главная. Мне близка философия дона Хуана, поэтому я не верю в продолжение. Но даже, если бы это было правдой, то разве безразлично, кто придет туда, воин или овца, способная только есть и умереть на бойне.
   Я знаю, что моя болезнь непобедима. Я так же учитываю множество других факторов, ослабляющих меня, но чтобы сохранить способность действовать, я верю в то, что враг будет разбит. Мне не нравится сидеть за стенами. Мне нравится нападать, устраивая засады, и всячески беспокоить врага. Занимаясь спортом, мистикой, или просто общаясь в людьми, я стараюсь укрепить себя. Большинство моих побед достигнуты потому, что я действовал вопреки советам медиков. Я учитываю их информацию, но то, как преодолеть опасность, решаю сам. Советуюсь со своими союзниками в этой борьбе. Именно они помогли мне выжить.
  

5 декабря 1993г., воскресенье.

  
   Вчера с Сашкой были в ДК "Красный Октябрь". Всемирный день инвалидов. Был великолепный концерт: А.Буйнов, В.Марков, Коклюшкин и др. По первому классу.
   Эта осень была очень активной. В последнее время ходили на тренажеры в ДК ВОС. Думаю устроить его еще в шахматно-шашечную секцию. Недавно позвонил мне, что поедет в "Общество" на какой-то вечер, там будет чай, угощение и кто-то из молодежи. Пусть попробует, может, без меня быстрее освоится.
  
  
  
  
  

26 сентября 1995г., вторник, утро.

  

Дискриминация. "День города". Начало сентября.

   Дискриминация инвалидов затрагивает самые различные вещи. И, как всегда, прикрывается их благом. К примеру, существуют непонятные ограничения на аттракционы. Сердобольный смотритель заявляет "А вдруг вам плохо станет". Нельзя потому, что нас легко выловить из толпы по белым тростям и по специфическому взгляду. Сердечник или псих легко проскользнет мимо охраны. Правда, заплатив, как и все, деньги. При входе в парк всегда висела табличка "инвалидам аттракционы бесплатно", но почему-то именно дорогие аттракционы стали для нас опасны. Может быть, дело в деньгах? К тому же, если это так опасно, то почему бы не проводить мед. обследование прямо при входе в парк. Сдавать анализы, кровь и мочу, кардиограмму. Насколько нам известно, степень опасности на аттракционах не высока. Транспорт значительно опаснее, гибнут и калечатся тысячи.
   Кто имеет право решать, кому и где рисковать. В свое время уже решалось где-то там, более знающими товарищами, что для человека нужно. С кем спать, что читать, какое радио слушать и, главное, как думать. Инвалидов тоже заставляют думать определенным образом. Медики, тренеры и прочий народ, сталкивающийся с инвалидами, внушают им определенные мысли. Мне опять возразят, что никто не захочет отвечать, а главное платить за инвалидов.
   В большинстве случаев, по крайней мере, в нашем с Натальей, медики знали, что используют плохие лекарства, устаревшие методики и, выполняя указы партии и государства, откровенно врали, что все идет как надо. Хотя сейчас те же врачи мне признавались, что если бы все было на современном уровне, до такого состояния я бы не докатился.
   Врачи, нарушая клятву Гиппократа, на наших мучениях делали себе карьеру, подгоняя результаты наших болезней под свои диссертации. Общество в то время дружно молчало. Каждый считал себя непричастным, раз он лично никому вреда не делает. Именно этим общество питало всю систему.
  

14 сентября 1990г.

  
   Летом Сашка попал в переславскую больницу. Успела приехать в деревню в последний момент. Была в Москве 4 дня. Андрей обещал наладить "головастик" (так мы прозвали нашу машину) - не явился. Поздно ночью поехала на бензоколонку, заправилась, а в воскресенье, рано утром выехала в деревню. А там...
   Без ужаса не могу вспоминать. Сашка: "я умираю" и без сознания упал мне на руки. Спасибо, сосед Володя выручил, отвез нас на ЛУАЗе в больницу, в город. Думала, что все, но и на этот раз вылезли. Все бы хорошо, да в конце лета - ноги! Болят до сих пор. О господи! Помоги!
  

29 сентября 1995г., пятница.

  
   В тот год, кажется летом 90-го, меня особенно добивали ацетоны. В тот же год у нас появилось "одно существенное неудобство", которое в то время нам было необходимо. Мы обзавелись машиной. За год до этого, по моему настоянию, мама окончила курсы, и с первого же раза, без взяток и знакомств(!!!), сдала на права. Правда, водить доучивалась потом с одним знакомым шофером.
   На автобарахолке мы методом тыка купили машину. Сувенир тот еще! Немецкой, почившей в бозе, фирмы ДКВ, 28 или 29 (мнения расходятся) года выпуска. Рыдван из красного дерева, под толстым непробиваемым слоем железа. Подходившие знатоки шутили:
   - Это машина Бормана?
   - Нет, это машина Штирлица - парировал хозяин.
   Лопухи, вроде нас, интересовались, какую же скорость может развить этот раритет.
   - В горку или под горку? - переспрашивал хозяин.
   Со временем мы убедились, что скорость 100 км в час она брала спокойно, правда из радиатора начинала выливаться вода, но в этом было виновато скорее качество наших дорог. На ровном участке, отремонтированном немцами шоссе, немецкая машина, вероятно почуяв что-то родное, шла наравне с "Жигулями".
   О машине мы мечтали давно, но в те годы существовали многолетние очереди в автомагазинах, так что оставалась надежда только на Южный порт.
   Моя болезнь поглощала практически все наши силы. В более или менее спокойные антракты мы с мамой хватались за первое, что появлялось перед нами. В то время мы получили наследство. От бабушки. Боясь истратить деньги "на шнурки", мы тут же, не глядя, купили дом в деревне. И можно сказать, попали в самую точку, потому что в скором времени начался бум на деревенские дома, и цены резко подскочили. Деньги еще оставались, но машины дорожали - надо было спешить, я часто бывал в Южном порту и видел, как растут цены. Но мама не шевелилась. Я уже знал эту ее особенность: сидеть до какого-то неопределенного момента, а потом вдруг, внезапно, принимать решение. Подобный момент, сыграл в 90-м году для меня решающее значение. Опоздай она... Но об этом позже.
   А тогда ...В одно прекрасное утро, кажется в воскресенье, после вкусного завтрака, мама вдруг произнесла "а не поехать ли нам сегодня в Южный порт". "Конечно!" - подскочил я, и через пять минут мы бодро шагали к метро. Нашей мечтой был подержанный, горбатый "запорожец", в народе - "еврейский танк". Мы полюбили его за экономичность и размеры. Можно сказать, ручная машина. Из любой канавы на руках можно вынести.
   В порту мы были обескуражены. Самая дешевая машина стоила 7 тысяч, а "запорожцами" вообще не пахло. Весь народ столпился возле древнего чуда, с подножками у дверей, с фарами наружу и запасным колесом сзади. Прямо-таки карета с мотором. Я влюбился в нее с первого взгляда, невзирая на то, что движок у нее был почти современным, от ГАЗ-69 - такие бегали по нашим дорогам всего лет 20 назад.
   Прежде чем войти в салон, надо было встать на широкую подножку, которая буквально покорила мою маму. Мы тут же сговорились с хозяином и в качестве почти владельцев, поехали на нашем будущем "Головастике" к метро. Цвета он был черного, а крыша - оранжевая, так что потерять ее было невозможно. Тяжести она была неимоверной, в управлении напоминала грузовик.
   Как мама ее осваивала и боролась - история, требующая отдельного романа. Но, тем не менее, на ней мы проездили два года, именно тот период, когда я почти не мог передвигаться самостоятельно.
   В тот год мама забросила меня с собакой в деревню, устроила все и уехала. Должна была вернуться через три дня. К деревенской жизни я был приучен, еды хватало. Единственная проблема - вода. Тогда я еще ходил и достаточно хорошо видел, но тяжести таскать уже не мог. Мама сделала запас воды, чтобы мне хватило на все время ее отсутствия. Меня замучили сахара и ацетоны, я пил много. К тому же в тот раз у меня началась одна из самых крутых ком. Дойти от тахты до стола было настоящей проблемой.
   Я быстро выпил ведро воды в доме. Основной наш запас находился в сенях, в большой фляге на 36 литров. Однако, даже ее я вскоре выпил. Под конец, я допивал осадок. Соду жевал сухой, экономя воду, хотя знал, что так она действует слабо. Я выпил даже прудовую воду. Меня охватил ужас. Никого из местных я тогда не знал. В силу болезни, сторонился всякого знакомства. Потихоньку меня охватывал бред. Но как ни странно, какое-то время я его контролировал. Наконец, вода кончилась. Печка не затапливалась. Все, казалось, обернулось против меня. От соды я мерз. Одеяла не спасали. Я сжег все журналы и газеты, печка дымила, но не растапливалась. От нее шел какой-то зловещий холод. С детства меня приучали не продаваться панике, поэтому в самый для меня жуткий момент я нашел силы, чтобы взвесить свои возможности и понять, что нет другого выхода, кроме как идти на водокачку.
   Я взял 4-х литровую канистру и, собравшись с силами, вышел на крыльцо. Я так устал, что тут же лег, чтобы прийти в себя. Не могу описать ту слабость, какую чувствовал при каждом шаге. На улице я ощутил светобоязнь. Все было белым, почти ничего не было видно. Через каждые несколько шагов я должен был ложиться.
   Сердце, казалось, занимает всю грудь - так оно колотилось. Я проклинал себя за то, что пошел, и в то же время не мог не пойти. Организм словно бы собирал все силы для последнего рывка. На водокачке я напился и набрал воды. Лежа недалеко от водокачки, я думал, может быть вообще не возвращаться. Надо мной по белесому небу ползли белые облака. Весь мир стал чужим и пугающим. Путь до дома был таким же тяжелым, к тому же я немного проскочил дом. Я взвыл от отчаяния, что вынужден пройти несколько лишних шагов. Дома я лег на диван, поставив рядом флягу с водой, и отключился. Последнее, что помню - это жуткое, бьющее в окно, тяжелое закатное солнце. Казалось, что оно каждый вечер пыталось добраться до меня, чтобы убить...
  
   Со скрипом работает сердце мое,
   Оно истончилось, как будто копье,
   Оно заострилось, как край у меча
   И больше не хочет добром отвечать.
   Не сердце в груди у меня, а тесак,
   Не вижу друзей - каждый встречный мне враг!
  
  
  

Из рассказа Наташи.

  
   Я училась пятый год. Обучение в нашей школе индивидуальное, поэтому я, сама по себе, составляла целый класс. Другие - по двое, а то и по трое, а я все одна, да одна - мне это изрядно надоело. Весной объявила учителям, что если из меня не составят "коллектив", учиться больше не буду.
   В августе позвонила Е.К., нашему педагогу, чтобы поздравить ее с днем рождения и узнала, что мой класс "увеличивается".
   - Мальчик очень умный, начитанный и тоже пишет стихи, - объявила мне Е.К. - тебе он понравится.
   Итак, 7 сентября 1994г. мы, наконец, встретились. Был солнечный день, нестроение прекрасное и, несмотря на небольшие неприятности, типа уроков, мы чувствовали себя счастливыми - ведь нас стало двое.
   Прозвище "школьный альянс" приросло к нам почти сразу. Выполнение домашних уроков по телефону быстро надоело, и мы стали ездить друг к другу в гости. Сопровождение родственников мешало нашему общению, хотелось самостоятельности. С боем преодолели и это. Дольше всех сопротивлялась моя бабушка, постоянно ворчавшая, что мне лучше сидеть дома, рядом с ней, а не шастать по Москве, в поисках невесть чего.
   Действительно, мы с Сашей все смелее осваивали этот мир. Первый самостоятельный поход на Арбат стал для нас символом свободы и своеобразным открытием "нового континента". Затем "Сокольники", "Парк Горького", аттракционы, ВВЦ - павильоны "Коневодства" и "Пчеловодства", "Кусково" и другие объекты Москвы. К тому же неожиданные встречи, знакомства с интересными людьми, о чем мы раньше, поодиночке, могли лишь мечтать.
   Все вокруг твердили, что это до добра не доведет, два слепых человека осваивают такие пространства! Этого быть не может и не должно. Но это было и больше того, мы отважно рванули в Серпухов на кастанедовский семинар, в группе со зрячими. Подобные семинары длятся неделю, практически без перерывов. Здесь участники уматываются так, что засыпают прямо на месте, в так называемых "матрасниках" (зал для тренировок, устланный матами). Утром, проснувшись, мы топали в столовую, съедали свой завтрак, а частично и завтрак спящих и возвращались в "матрасник" растанцовываться и разогреваться.
   Однажды, старший сказал нам: "Крауц (почему-то нас называли в единственном числе) - вы классные ребята! Принимаем, приезжайте к нам!" С тех пор мы стали своими.
   Два года пролетели, как один миг. Все казалось так здорово и будет длиться вечно.
   В сентябре 96-го года мы пошли в 12 класс. Мы уже выпускники. Многое в школе изменилось. В классе стало 9 человек, и мы не находили контакта с ними. Вдвоем бродили по школьным коридорам и вспоминали первые дни нашего знакомства, как будто предчувствуя скорую разлуку...
   Саша рассказал, что во сне к нему стала часто приходить Майиванна, умершая год назад и все куда-то уводила его.
   Периодически я должна была ездить домой, и однажды Сашка упрекнул меня, "почему ты меня бросаешь, я же один, мне плохо". Я объяснила, что не могу оставить бабушку надолго. Тогда он спросил, "может ты меня уже не любишь?" Что-то во мне содрогнулось. Я сказала Саше, что не могу понять что происходит, но я люблю его. "Ты ближе всех на этой земле".
   Однажды, в школе, на перемене, Сашка вдруг заявил: "Я кое о чем подумал и решил, что больше не буду тратить на тебя свою личную силу". У меня в душе, как будто ударил огромный колокол. Тревога овладела мной. Я заплакала беспомощно по-детски. Сашка обнял меня, стал целовать и успокаивать. Меня колотило, я была на грани приступа. Мы ушли из школы, не дождавшись окончания занятий.
   Дома Саша сказал, что слышит, как чешется в углу собака и видит какие-то сине-красные вспышки.
   Вечером я мыла посуду и почувствовала, что сзади кто-то стоит. Сашка был в комнате, а ЭТО стояло тихо и от него шла тревога. Я обернулась через левое плечо и увидела существо невысокого роста, накрытое белой пеленой. "Спокойно! - сказала я себе. -Только без паники". Я домыла чашку и пошла в комнату. Саша дремал на диване. Я начала его гладить, называть ласковыми именами. Он отвечал тем же. Тогда же он сказал мне: "Помни, что ты свободна и не замыкайся на мне. К Чемышеву пойдешь пока одна, я присоединюсь потом." Чемышев в эти дни начал проводить занятия для слепых по ориентированию. Сашка так мечтал об этих занятиях!
   Первые три дня я занималась одна, без Сашки, но мысленно была всегда с ним. Мы договорились, что я приеду в среду. Заранее представляла, как много интересного расскажу, как Саша будет радоваться. Среда настала. Но встреча нам уже не была суждена. Утром я узнала, что Сашке совсем плохо, и мама отправляет его в больницу. Я попросила передать ему трубку, но у него не было сил говорить со мной. Вечером мама сообщила, что Саша в реанимации.
   Четверо суток мы практически простояли у дверей реанимации... Мысленно я посылала ему сигналы: "Саша, я здесь! Ты должен жить ради нашей любви!"
  
   22 декабря 1996 года Саши не стало.
  
   У меня в мыслях ворочалась всякая ерунда, "число 67 составляет 13. Сашка любит это число, почему? 22 составляет 4, число бразильского святого Ишу...". Но все это уже ничего не значило.
   Я почувствовала, как какая-то сила вырвала у меня справа кусок некого вещества и с ухмылкой смотрела как я отреагирую. Мне захотелось куда-то бежать, прямо, прямо, никуда не сворачивая, несмотря ни на какие преграды.
   Жизнь - это точка, которая движется по вселенной, а когда она уходит из тела, она уходит куда..?
  
  
  
   74
  
  
  
  
Оценка: 4.84*12  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"