Это была старая, очень старая планета. Медленно, из последних сил вершила она обороты вокруг такого же древнего светила, своего солнца. Словной два старика, прожившие вместе жизнь, они готовились к смерти. Круг за кругом, еще...
Ее обитатели, ее дети, знали это. Знали, что их мать вершит свои последние уитки. Знали и не боялись. Потому что были готовы.
Они многоепостигли,овладели тайной жизни. Умели создавать живое из неживого. Дерево, камень, животный мир, даже насекомые служили им, выполняя самую тонкую работу.
Выращивали живые механизмы, живые машины, как овощи на грядках, а те, в свою очередь, служили им. Кормили, создавали удобства, вплоть до передвижения не только по планете, но и под водой и в воздухе.
Дома животные. Огромные круглые существа, полые внутри. Они в любом климате сохраняли нужную для людей температуру.
Живая ткань. Удобная и красивая, не требующей ни мытья, ни чистки, Из этой ткани, эластичной и упругой, можно вылепить все - от жилища до одежды. Мягкая и эластичная, когда нужно, она становилась тверже камня. Обволакивая тело, она защищала от зноя и холода, следила, чтобы организм ее повелителя всегда был здоров и силен, от рождения до самого конца.
Обитатели планеты считали время не годами или веками, а поколениями. Они рождались поколениями. Вырастали, проживали долгую, очень долгую жизнь, а потом так же вместе уходили. Не было ни возраста, ни старости. Те, кто должен уйти, разом исчезали, когда следующее поколение способно было сменить их. Куда и как - не известно. Так было - и все.
Жизнь каждого поколения длилась долго, бесконечно долго. Так долго, что каждый человек имел время насладиться всем, что могла дать им жизнь. Заниматься деятельным трудом, углубляться в созерцание или отдаться удовольствиям - по выбору. Они так и говорили друг о друге: он находится в периоде созерцания, или отдыха, или творчества. Но ни у кого это не вызывало ни удивления, ни раздражения. Всяк был волен создавать свою жизнь по собственному вкусу или склонностям.
Для них не существовало счастья, как, впрочем, и несчастья. Они не знали ни ненависти, ни зависти. Страсти не посещали их. Они не знали крайностей, вспышек эмоций. Горе, радость - что это? Любовь!? Счастливые люди, они не знали об этом.
Жизнь - это когда все понятно, все ясно, четко и определенно.
Каждый свободен. Свободен в своих поступках, но подчинен общему ритму. РИТМ - вот что определяло их сущность. РИТМ - четкий и неотвратимый во всем и во всех. Какрассвет и закат, как вращение их древней, умирающей планеты.
Ровные во всем, спокойные и уверенные, они жили, постоянно совершенствуя свою очень старую планету. Очень старую.
Да, они знали, она умирает. Но это не пугало их. Они так рассчитали свои поколения, что с уходом последнего, следующее должно возродиться в другой точке вселенной. Оно улетит туда, захватив с собой самое ценное, что было у них, разум и знания...
И вот настал этот печальный срок. Остающиеся провожали улетающих. Они знали, что после них уже больше ничего не последует, ничего не будет. Яркая вспышка! Светило поглотит все! Затем - тьма на миллионы поколений. Но там далеко, во мраке космоса, их дети... Они дадут жизнь множеству и множеству поколений. Все рассчитано, ошибки быть не может.
Две далекие планеты, младшие сестры их умирающей матери примут их детей и укроют в своих теплых объятиях. Сигналы, полученные с тех планет, сказали им, что они годны для жизни. Там нет существ, которые могут им помешать. Единственно кто владел разумом во всей вселенной - это они! Только они! Но прежде, чем уйти из жизни, они должны быть уверены, что те долетели.
Ближе и ближе срок, а вестей все не было. Они посылали тревожные сигналы в космос, во все самые дальние уголки его! И вот, с одной из очень далеких планет донеслось, как тихий шепот! Звезды написали его в одну из темных ночей. "Прилетели! Мы дома! Будьте спокойны!"
Радость охватила этих невозмутимых людей. У них есть будущее! Они вырвали у вечности еще один миг! А как же другие, те, что летели к другой планете? Что они? Но о тех им не уже суждено было узнать.
Однажды утром... однажды не наступило утро...
Поиск.
Даниэл вскочил с постели, вышвырнув кота, мурлыкавшего надоевшую историю. С детства одно и тоже. Кот недовольно мыркнул, лениво потянулся и поплелся в угол досыпать. Дан покосился на него. "У, тварь безмозглая" - что было вопиющей неправдой - кот был удивительной умницей. Столько знать и помнить! Впрочем, что ему стоило, все знания получает во сне, а дрыхнет он с утра до вечера, блохи разума впихивают в него все без разбора. Интересно сколько же ему лет?
--
Эй ты, болван, сколько тебе лет? - Дан знал, что кот не ответит, поскольку терпеть не мог подобного обращения, но его так и подмывало позлить это незлобивое животное. Кот демонстративно повернулся к нему спиной, свернулся в клубок и засопел, притворяясь, что крепко спит. Дан и сам не мог понять, за что он дразнит Хуфу. Хуфушка был его нянькой с детства. Ласковый и добрый, он многому его научил, они искренне любили друг другу, но иногда... иногда этот правильный, до зевоты, тип раздражал его до зубовного скрежета. Особенно, почему-то, в последнее время, как, впрочем, и многое в их жизни, такой же, как кот, правильной, размеренной, налаженной и спокойной.
Сколько им еще лететь? Сколько они будут искать ту планету? У него лопалось терпение. Иногда возникало желание биться головой об стену. Что невозможно. Живая ткань огромного паука, в котором они путешествуют в космосе, была теплой и мягкой. В раздражении он пнул ногой кресло, которое медленно, как кот, лениво отползло в сторону. "Все надоело!"
Да что с ним такое? Надо успокоиться. В отсек вошла Конори, его амазонка. "Притащилась!" - неприязненно подумал Дан, но с ее приходом раздражение начало проходить, злость улетучилась. "Сейчас начнет обхаживать!"
Конори стояла молча, ничего не говоря, только слегка улыбалась. Но что-то было в ней, отчего Дану всегда становилось легче. Кот тут же вскочил. Он любил Конори и сейчас, ласкаясь, терся об ее ноги.
Не желая выдавать своих чувств, Дан молча отпихнул кота, бросил Конори на кровать, и, плюхнувшись рядом, почти придавил ее. Конори нежно отбивалась. Трепала его волосы и тихо смеялась.
Дану нравилась Конори. Она льстила его гордости - самая красивая из всех амазонок. Ни у кого такой нет! Он знал, что она любит его. Впрочем, чего стоила любовь амазонок! Они и созданы, для того чтобы любить их, людей. Не будь его, она любила бы другого. Эта мысль испортила все удовольствие. Дан оттолкнул Конори и повернулся к ней спиной. Как кота, вышвырнул и все! Но Конори не ушла. Она обвилась вокруг него вся, и стала нежно целовать его в шею. Дан сдался.
Медленно и ритмично перебирал огромными гибкими лапами Арахн - паук-гигант плел свою невидимую паутину, вися в пространстве. Как могло бы показаться со стороны. На самом деле, живой гигант покрывал невообразимые расстояния с невероятной скоростью. Чутье животного никогда не изменяло ему. В нужный момент срабатывал сигнал опасности, и он менял курс, ища новые пути.
Люди верили ему. Он найдет цель, и сели изменил направление - значит необходимо.
Арахн не нуждался ни в еде, ни в энергии. Космос был его домом, его пастбищем, плодородным или бесплодным, смотря по тому, где он пролетал. Все что требовалось - питаться про запас. Чем? Всем, что попадется на пути, от космической пыли, до жара далеких звезд. Даже чуть видимый свет годился, надо только поймать и сконцентрировать его на себе.
Гигант с огромными щупальцами неподвижно висел в пространстве, а звезды, планеты, целые миры, разлетались из-под его ног. Он словно разгребал и отталкивал их, прорывая себе дорогу в космосе.
Паук был молодым и полным сил животным. Люди могут быть спокойны. Им ничего не грозит, пока жив их паук-корабль. У него нет врагов здесь, в космосе. Разве что встретится другой такой же гигант... Что будет тогда? Но это невозможно. Второй такой тваринет, а если и есть, то создали ее такие же люди, существа наделенные разумом, следовательно, их братья, потомки тех, кто улетел с той самой планеты.
Они долетели! Это, несомненно! Правда, сигнал от них так и не поступил... но тогда должен был быть сигнал гибели! Сигнал гибли был предусмотрен в любом случае. Сигнала не было - значит, они выжили...
Встреча.
Деревня был маленькой. Затерянной среди огромныхпространств. Никому не нужная и жалкая. Одинаковые домишки, без окон, грязные дворы и загоны для овец - единственного богатства местных жителей.
Жили там скучные, некрасивые, как их обиталища, люди.
С раннего детства их спешили загрузить
тяжелым трудом. Чем тяжелее, тем лучше - пусть знают почем фунт лиха. Даже в тех случаях, когда работу можно было облегчить, не делали этого, не хотели. Привыкли к своему нескладному житию, подчиняясь всеобщему убеждению - так всегда было.
"Все как у людей" - вот к чему сводилась вся их жизнь.
Их фигуры походили на плохо обструганные обрубки, движения скованны и некрасивы. В глаза друг другу смотрели только когда ругались, в остальных случаях этого не требовалось. Они так рано женились, вернее их так рано женили, что они и не подозревали, что существуют вообще какие-то чувства друг к другу, кроме взаимной неприязни и ненависти. Добродетелью женщин считалась постоянная беременность, а мужчин...мужские добродетели как бы и не существовали вовсе.
Детей не любили. Их растили по обязанности, следуя чудовищному предрассудку, что чем их больше, тем лучше.
В каждом доме много живых и еще больше умерших детей в таком возрасте, что про них не вспоминали даже их матери. Дети так походили друг на друга, что родная мать не могла с уверенностью сказать чужой этот ребенок или ее. Да и какая разница, если и все жители этой деревни на одно лицо.
Дни текли медленно, неповоротливо. День - ночь, день - ночь. Короткое полусонное утро, короткий с давящей усталостью вечер и снова, день - ночь. Вернее ночей, как бы совсем и не было. Тяжелое, свинцовое забытье, мгновение, и снова усталое утро. Сколько прошло лет? Тысяча? Никто в их деревне не считал годы. Потому что никто не умел считать. Да и зачем? Что считать? Кого считать? Людей? Их не замечали. Овец? Если они были, то их было много или очень много. А если... Если вообще не имело значения.
Впрочем, у них случались и праздники, такие же однообразные, как и будни. Они отличались только тем, что мужчины в этот день ничего не делали, а с утра сидели за столами и пили пиво. К вечеру все население собиралось в центре деревни, и начинали веселиться всем миром. Без смеха и шуток. Взявшись за руки, они неуклюже топтались по кругу под однообразный хриплый вой инструмента, который не имел названия.
Скучная была деревня, скучные люди, скучная и однообразная природа.
Мария родилась, выросла и прожила здесь всю свою недолгую жизнь. Как и все, она не подозревала, что кроме их деревни других людей нет и не может быть. Да и зачем они и этих хватало с избытком.
Она не была красавицей. Да кого в их деревне можно было назвать красивым. Неуклюжие, широкоплечие, с короткими ногами. Но она даже среди них считалась некрасивой. Маленькая, щуплая.
Мария была сирота. Отца она вообще не помнила, говорили, что он умер еще до ее рождения, а когда умерла мать, всей деревней решили выдать ее замуж. Так спокойнее. Кроме домишки и нескольких овец, ничего не было у невесты. Кому нужна такая! Но все-таки нашелся еще больший бедолага, пастух Осип. Тот не имел даже этого. Всю жизнь пас чужих овец и ночевал, где придется. Он давно утратил всякий интерес к себе и другим. Жениться - так жениться! Все сделает, что не прикажут.
--
Ну и что? - судачили бабы. - Какой никакой, а все мужик.
Есть муж, овцы - все, как у людей. Немного, правда, но все хозяйство. Можно считать повезло, и получше в девках сидят. А что старый, да некрасивый, так ведь где другого-то взять. Хоть бы собой была видная, а то плюгавка какая-то, хворостиной перешибешь, какой от нее прок в хозяйстве?
Так и стали жить. Однообразно и скучно, как все. Но вот Мария родила сына. Опять не угодила. Откуда такой? Ни в мать, ни в отца. И поползли по деревне слухи. Уж кто-кто, но отец Эсу не Осип.
Но какое дело Марии до этих слухов. Сын стал ее единственной любовью. Теплый комочек, который согревал ее душу.
Осип им не мешал. Они жили сами по себе, он сам по себе. Приходил в дом редко, жил и спал со своими овцами - в первый раз чувствовал себя хозяином, владельцем добра. Он относился к ним, как к близким существам. Люди его давно не интересовали.
Эсу вырастал. Тоненький, он вытянулся, как первый росток. Большие зеленые глаза, как изумруды светились на бледном лице. А удивительные коричневые с зеленоватым отливом, мягкие волосы, крупными красивыми прядями ложились на его плечи.
Мальчик не любил шумных игр с палками, дракой, разбитыми носами. Мальчишки не принимали его к себе, но и обижать не решались. Что-то во взгляде его зеленых глаз пугало и смиряло их. Он был одинок, как и его мать. Вокруг пустота. Шум не мешает им мечтать и жить своей мечтой.
Мария любила звезды. Часто по ночам уходила далеко в пустыню. Одна. Бродила там и мечтала. Она шла наугад. Часам, погружаясь в свою мечту. Только в эти минуты она бывала счастлива. Ей все казалось, что она что-то забыла. Что настоящая жизнь где-то там, в этой бездне над ее головой, а здесь она очутилась по ошибке. Среди чужих, в чужом теле. Здесь пустота, одиночество, тоска. Жизнь там! красивая, полная веселья, света.
Только ТАМ можно быть собой!
Только ТАМ можно быть красивой!
Только ТАМ!
ТАМ - всегда солнце!
ТАМ - всегда тепло!
ТАМ - любовь!
Здесь - только ожидание чего-то, что никогда не приходит!
Иногда ей казалось, что стоит сделать небольшое усилие, и сразу все вспомнишь. Но вспомнить она не могла. Тогда начинала придумывать ту, свою жизнь. Миражи возникали перед глазами. Возникали и исчезали. Если бы кто-нибудь из деревенских мог видеть ее в это время, он бы в ужасе отшатнулся - "сумасшедшая!" Она смеялась, пела, говорила, кружила по пустыне, как одержимая, неосознанно исполняя фантастический танец-призыв, вызывая ЕГО.
Кого ЕГО?
Она и сама не понимала. Смутные чувства и желания охватывали ее. Тело горело, и нетерпение гнало все дальше и дальше. В неизвестность. Никто не видел, как она преображалась, как была прекрасна в эти минуты. Тело ее утрачивало скованность, движения окрылялись, глаза... никто не подозревал, что они могли светиться, как два изумруда. Губы раскрывались в легком сухом дыхании, и слова, слетавшие с них, наплывали словно молитва.
Приди! Приди! Откликнись!
Как получилось, что я здесь,
Жду. Кого не знаю.
Кто ты? Придешь - когда?
Путь твой далек или близок?
Что ищешь ты или уже нашел,
Меня не встретив.
Кто заманил тебя?
Приди!
Наполни глаза мои светом.
Мне холодно и одиноко!
Бессмысленна жизнь без тебя.
Так шептала Мария, и маленькие звездочки мигали, сочувствуя ей.
- Да, да, Мария. Он услышит, он придет!
Подожди немного, уже скоро!
Здесь всегда холодно, даже когда светит солнце.
Здесь никто никого не любит!
Здесь всех ждет наказание - смерть!
Я одна, в этом некрасивом теле.
Мои руки грубы, ноги тяжелы и неповоротливы,
Волосы черны, как земля,
Освободи меня.
Выпусти! Я хочу быть легкой и свободной!
Я хочу улететь к тебе! Пожалей меня!
В чем моя вина?!
Сын!
Самое дорогое, что есть у меня.
Он твой! Тебе я его отдаю! Возьми!
Все чем я владею, принадлежит тебе! Возьми!
Мое тело, мою душу! Возьми!
Так причитала Мария!
И огромная бездна над ее головой вздыхала, слушая эту безмолвную мольбу.
Устав, она опускалась на землю и засыпала. Теплый ветер укрывал ее своим дыханием и тихонько укачивал в своих ладонях.
А утром, проснувшись, она оказывалась у своего домика. Чуда опять не случилось. Каждый раз, сколько бы она ни кружила, и как бы далеко ни уходила, каждый раз она просыпалась возле убогого домишки, словно не хотевшего отпускать ее, безжалостно напоминая, кто она есть.
Так проходила ее жизнь.
Днем она привычно занималась хозяйством, делала то, что привыкла делать с детства, не видя и не чувствуя ничего вокруг. А по ночам уходила в ТУ жизнь. Со временем, так привыкла к двойной жизни, что порой не могла разобрать, где она настоящая.
Деревенские сторонились ее, дикая какая-то, разговаривает сама с собой, отвечает невпопад. Только сын, маленький Эсу понимал ее. Только это окошечко в ее душе всегда было открыто. Только его она принимала и видела, но ведь он был частью ее самой, он не был чужим. Она рассказывала ему про их ТУ жизнь, а он жадно слушал, раскрыв рот и верил все, что говорит мама - правда.
Наконец, они достигли желанной цели. Планета! Голубая, красивая! Но что-то она сулит им? Люди напряженно всматривались в густой облачный покров, стараясь рассмотреть, представить, как она выглядит. Муравьи настроили датчики, антенны. Планета молчала. Если она и обитаема, жители ее глухи и немы. Что случилось с их далекими предками? Неужели они погибли?
Все данные собраны. Планета не опасна для них. Можно спускаться. Наконец, они увидят ее вблизи. Прекрасная дикарка настороженно приняла нежданных гостей. Посмотрим. Подождем. Не враги ли! Да и те, в свою очередь, осторожно, очень осторожно изучали странный мир. Незнакомую планету. Переменчивую и загадочную, как далекая звезда. Она не спешила раскрываться перед ними. Суровая и нежная, холодная и горячая - глубокие контрасты - она поразила их. Что-то ощущалось в ее атмосфере. Это "что-то" непривычно будоражило. Заставляло быстрее двигаться, громче говорить, острее ощущать запахи и прикосновения ветра к коже. Резкие, непривычные для них смены дня и ночи, возбуждали, пьянили своей необычностью.
Теоретически, их интеллект готов ко всему, но чувства..! Большинство даже не подозревало, что такое чувства... вдруг, неожиданность! Оказывается, у них есть чувства! Чувства взбунтовались, они больше не желали признавать господство разума. Как трудно усмирить их! Воспитанные и привыкшие всегда и всюду быть монолитом, единым организмом, они, вдруг, ощутили себя отдельной личностью. Каждый! Невыносимо, непривычно, страшно! Будто лишиться опоры. Быть не "всем", а "одним", сказать "я", вместо такого надежного "мы".
Даже их амазонки, всегда и во всем такие сдержанные, ровные и спокойные, как-то странно посматривают на своих господ.
Они узнали, что на планете живут люди, похожие на них, по крайней мере, внешне, но примитивнее. Значительно примитивнее пришельцев. Они не владели их знаниями, но все же являлись относительно разумными существами - и это главное.
Что-то произошло с планетой. Огромные пространства пусты. Непригодные для жизни, моря, океаны. Смрад одевал их, клубился ядовитыми испарениями, угрожая всему живому. Люди жались в немногих, пригодных и безопасных для жизни местах. Они были слабы и одиноки. Не ведали о существовании друг друга.
Какая красивая и какая страшная планете, думали пришельцы, как трудно здесь. Что с ней произошло? Катастрофа? Природный катаклизм? Но в их задачи не входило исследование прошлого планеты. Их интересовало не то, что было, а что есть. Осталось от их братьев, если, конечно, те действительно долетели сюда и оставили хоть какой-то след. Этот след необходимо найти во что бы то ни стало.
Они пытались отыскать следы своих предков. Все напрасно. Странно, почему они выбрали эту планету? Не могла же она так измениться за сравнительно короткий исторический период. Что случилось с ней, что случилось с ними? Может быть они ошиблись? Нет. Они обследовали все планеты этого квадрата - и только эта пригодна для жизни, для их жизни. Остальные мертвы изначала веков.
Люди приказали приборам заняться планетой, а сами время от времени проверяли их показания и указывали, что следует предпринять в дальнейшем.
Муравьи с муравьиной настойчивостью и неутомимостью принялись за работу. На то они и муравьи - в этом вся их муравьиная жизнь. Долго, очень долго длились поиски.
Город за городом, если так можно было назвать развалины, в которых едва теплилась жизнь, деревня за деревней, племя за племенем. Они просеивали, прощупывали всех людей планеты, но не находили ни одного, чей мозг, хотя бы малейшая клеточка ответила на их сигналы.
Неужели предки не выжили, не сумели выжить, погибли, не смогли победить этих жалких полу людей. Они погибли не оставив потомства, им некому было передать свои знания. Были ли у них дети? Наверное. Но сила этой дикой планеты убила в них то разумное и деятельное, что было заложено в природе. Слишком большое наслоение примитивного. Да, грустная встреча. Она не сулила ничего хорошего.
Незримые, невидимые волны исследовали, опробовали, вопрошали ничего не подозревающих людей "кто ты?", "ты наш?", и каждый раз ответ - "чужой", "я ваш враг". Агрессивность, основное препятствие для соединения этих детей космоса была в каждой клеточке, в каждом вздохе этих несчастных. Нет среди них посланцев неба, нет избранных, нет спасителей. Чужие! Они не были даже дальними родственниками. День и ночь, без сна и отдыха, трудились муравьи, день и ночь исследовали показания амазонки, чтобы утром снова сказать людям - "нет, опять нет!"
--
Неужели не осталось никакого следа? - спрашивали друг друга пришельцы.
--
Может стоит пойти к ним пообщаться и попытаться понять их. - Даниил всегда отличался досадной непредсказуемостью, всегда высказывал какой-то абсурд. Правда, никто к нему серьезно не относился.
--
Если точнейшие исследования ничего не дали, чего можно добиться при разговоре. С ними и говорить-то не о чем, настолько примитивны.
--
А я бы все - таки пошел к ним...
--
Хочется приключений? А во что они выльются, ты не думаешь? Они заражены миллионами враждебных бактерий...
--
Но у нас столько же средств против них, мы, практически, неуязвимы!
--
Не говори глупостей... - Моисей махнул рукой. Вечно этот Даниил. Странный какой-то. Порой он внушал Моисею неприязнь, и не будь Даниил одним из них, его вполне можно было принять за этих, за местных. Даже внешне он чем-то напоминал аборигенов.
--
Может отбросить осторожность. Эти люди разумны, похожи на нас, что мы теряем?
--
Что мы теряем? Все! Разве ты не знаешь результаты исследований? Агрессивность! Здесь все заражено ею, и люди, и даже камни! Сам воздух опасен!
--
Но нам нужно так мало, одна маленькая клеточка! Мы унесем ее, она будет развиваться в других условиях, где не сможет выжить агрессивность, где ей нет места.
--
Ты в этом уверен? Мы не можем рисковать, речь идет о будущем нашей планеты и всего мира... может быть...
--
А если мы так и не найдем то, что ищем, нашу планету все равно ждет гибель!
--
Знаю. Но пока наша экспедиция не закончена, делать выводы рано! Подождем! У нас есть время и возможности.
"Что будет, что будет", думал про себя Моисей. "А будет то, что вселенную населят вот эти полу люди. Будет ужас, если они когда-нибудь доберутся до тайн природы и секретов жизни".
Моисей был мозгом не только экспедиции, но один из мудрецов всего поколения, сорокового поколения их планеты.
Когда встал вопрос, кому возглавить важнейшую экспедицию, все, не сговариваясь, указали на него. Лидер - каждому ясно. Лицо, фигура, руки, глаза - особенно глаза, пронизывающие насквозь, не оставляли сомнения - лидер! Моисей привык быть уверенным в себе. Никогда не сомневался в успехе. Планету они найдут - это очевидно, но вот живы ли те, их братья? Погибнуть все они не могли, слишком невероятно. Кто-то непременно должен выжить. Пусть они за эти поколения неузнаваемо изменились, главное, чтобы они выжили. Это необходимо. Иначе, гибель ждет и их планету. Да, дорого обходятся ошибки их предков. А главное в чем она? Никто не может понять. Им подвластны все тайны природы и надо же... все - таки Моисей склонен думать, что дело здесь в самой планете, в ее атмосфере. То, что было благом для их предков, там, на погибшей родине, здесь обратилось во зло.
Моисей не убедил Даниила. Он не желал отступаться от мысли идти к ним, к этим людям. В этом он твердо убежден. Только в тесном общении с ними можно решить задачу. Научить их. Победить их природу, и, кто знает, может быть, объединившись, они смогут победить эту проклятую агрессивность, заложенную в природе самой планеты.
Идти к ним. Но один идти он не мог. Его просто не пустят. Они жили на одной планете, но их разделял океан, непроходимые и очень опасные леса, огромные пространства этой огромной и почти пустой планеты. Как до них добраться. Без транспорта он бессилен.
Дан перестал спать. Внутренне чувство подсказывало ему, что именно он должен найти выход. Но как? Конори всеми средствами пыталась отвлечь его от навязчивых мыслей, но Даниил не слушал ее, голова его горела, сердце билось, какая-то сила тянула его туда, к этим людям. Он метался, как одержимый.
Часами он проводил в лаборатории, вместе с муравьями. Исследовал, изучал. Ему все казалось, что муравьи делают что-то не так, что-то упускают, и он вмешивался в их показания, путал. Дело дошло до того, что амазонки очень вежливо попросили его не делать этого. Услышать такое от амазонок! Значит, он действительно перешел границу дозволенного. Дан унялся и стал рассматривать на экране этих людей. Тысячи лиц проходили перед ним, такие разные, такие похожие и очень непохожие на них!
--
Какие они некрасивые. Маленькие, грязные. Одеты в нелепые одежды. - Комментировали амазонки. Они догадывались. Это мужчины, это женщины, а может наоборот? Нет, кажется женщины меньше ростом. Но какие все некрасивые, грубые.
Только Даниил с жадностью всматривался в эти изображения. Был момент, когда он едва не вскрикнул, ему показалось, что на него глянули глаза... такие знакомые, будто он их видел раньше... промелькнули и снова лица, лица...
--
Какие они? Какие у них имена? - думал Дан. Ему вдруг до смерти захотелось узнать хотя бы одно имя. Даниила озарило? Имена! Почему не исследуют имена? Он помчался к начальству.
--
Имена исследуют, так же, как и все остальное, но пока что ничего похожего. - Сухо отрезал Моисей. И эта была неправда. Первая ложь, какую в своей жизни сказал Моисей.
Он ужаснулся. Зачем он это сделал. Даниил прав. Нужно исследовать имена. Но почему эта простая мысль не пришла ему в голову. Досадно и нелепо. Почему он так нехорошо чувствует себя по отношении к нему? Именно поэтому и сказал неправду? Так не пойдет. Он хотел вызвать Даниила к себе, но вдруг поднялся и пошел разыскивать его сам. Тот как обычно торчал у экрана с восторженным видом, рассматривая эти нелепые физиономии. Снова что-то недоброе почувствовал Моисей к Даниилу, но пересилил себя и сказал:
--
Даниил, ты прав, нужно заняться именами. Я думаю, лучше всего это сделать тебе. - Он ожидал, Дан обрадуется, но тот только кивнул, не отрываясь от экрана и растерянно произнес. - Хорошо, я займусь.
Моисей почувствовал, что-то перехватило в горле, в голове застучало, он поспешно вышел, испугавшись - не выдержит. Что же это такое? Что с ним твориться? Какая страшная планета. Последнее время он без конца повторял про себя эту фразу. Нужно заняться своей нервной системой, а то будет поздно.
Когда Моисей ушел, Дан вскочил с кресла и весело подпрыгнул! Разрешил! Теперь он не сомневается в успехе! Теперь дело за ним! Он быстро набросал план действий - общее, частное, дал задание муравьям, и пока они сосредоточенно поводя усами, входили в курс и разрабатывали детали, снова плюхнулся в кресло и занялся любимым и ставшим привычным, за последние дни, делом, рассматривать незнакомые лица, всматриваться в них.
В начале ему казалось, что успех обеспечен и сразу, но день за днем проверка ничего не давала. Пусто! И здесь пусто! Первые дни заглядывал Моисей, но убедившись в бесполезности исследований, успокоился, подобрел и только понимающе сочувственно и, как казалось Даниилу, противно изображал улыбку при встрече. К ним в лабораторию он больше не заходил.
Конори всегда была рядом. Она работала ради него без отдыха, впрочем, амазонки не устают - им не полагается. Каждое утро она говорила одну фразу: пока ничего.
Даниил готов был возненавидеть ее за эту фразу. Чем она виновата, он не мог объяснить, но последнее время он совсем не допускал ее к себе. Ему казалось, что она радуется безуспешным поискам. Еще бы, ведь амазонкам конец, если все выйдет так, как намечено. За что он недолюбливал амазонок он и сам не мог понять. Они прекрасные товарищи, красивые, нежные и такие разумные. Почему-то именно это последнее больше всего выводило из себя.
Сколько раз Конори указывала ему на его ошибки, правда, делала она это так незаметно, что он соображал уже потом, через некоторое время, когда сердиться и как-то реагировать было бессмысленно.
Все-то они знают и понимают, а, главное, оправдают любую твою глупость и ошибку, на то они и амазонки. Трудолюбивы и неутомимы, как муравьи. В сущности, от этих полезных насекомых они отличаются только внешностью, раздраженно думал Даниил. Но ведь муравьи-то его не раздражают, за что же достается от него бедным амазонкам? Он едва сдерживался, что бы не наговорить им грубостей. Впрочем, он не делал этого еще и потому, что хорошо знал их реакцию. С улыбкой вытерпят все, ведь он их господин, и даже никому не пожалуются. "Мерзкие твари" - пробурчал про себя Даниил, видя, как те веселятся у экрана, рассматривая аборигенов.
"Рано радуетесь, я все- равно найду ее". Кого "Ее" он не мог бы объяснить, но был уверен, что это непременно будет "Она". По расчетам, это должна быть женщина, но, практически, это может быть и мужчина. Кто знает. В таком случае эксперимент усложнится и затянется на неопределенное время, как объяснил "мозг планеты" Моисей. Впрочем, какая разница, женщина, мужчина... Главное, найти человека, который генетически связан с той, их общей прародиной. Только Даниил свято верил, что это непременно будет "Она".
Он перестал спать ночами. Не может быть, что бы он обманулся и "Ее" вообще не существует в природе.
Амазонки терпеливо сносили все его придирки и тщательно выполняли его требования. Настолько тщательно, что Даниил порой впадал в бешенство и отчаяние от их непогрешимости. Они не позволяли себе ни единого лишнего движения, взгляда или улыбки. Всегда были чрезвычайно серьезны, терпеливы и заинтересованы. Именно это сильнее всего и бесило. В отместку он требовал порой невозможного. Особенно доставалось Конори, которая, несмотря на все, продолжала смотреть на него кроткими, преданными глазами. Единственно, что себе позволяла - украдкой вздохнуть. Однажды он случайно уловил этот вздох и ему одновременно стало стыдно за себя и вместе с тем чувство удовлетворения похожее на злорадство шевельнулось где-то внутри. Наконец-то ему удалось вывести ее из себя.
Время шло. Собрался Совет, на который вызвали и Даниила. С большим трудом удалось упросить "Мозги" выторговать еще несколько дней и тут...
Маленькая деревня. Очень одинокая и бедная. Ее исследовали заодно, на всякий случай. Знали заранее, ничего нового не будет, но вдруг... имена... Как похожи на их собственные. Вот оно! Приказ - присмотреться. Имена-то похожи, но что покажет более детальный анализ. И началась кропотливая работа. Опять ничего нового. Опять разочарование.
Даннил сидел возле работающих муравьев, весь съежившись, собравшись в комок, напряженно всматриваясь в значки, которыми был усыпан экран. Ему казалось, что если он уйдет, то последняя возможность будет потеряна. Муравьи что-то не учтут, что-то сделают не так.
Вымолил разрешение у Моисея самому провести исследование. По своему. Моисей согласился - все равно без толку. И Даниил закрылся ото всех, окружил себя стеной сосредоточенности, стараясь не думать о том, как мало времени ему дали.
И ... вот оно! Вот, наконец, гены, которые помнят это! То великое, что принесли их братья из космоса.
В то лето, сильнее чем всегда, Мария жила предчувствиями. Она не знала что, но что-то должно случиться, и страстно желала этого "чего-то". Еще чаще чем раньше, она уходила в пустыню. А ночи случились на редкость темными и звездными. Такими темными, что казалось, жирная чернота, сгустками липла к лицу, рукам, ноги вязли в ней, как в песке, плечи и все тело становилось тяжелым. Мария делала усилие, хотелось сбросить с себя тяжесть. Казалось, земля тянет к себе, опутывает, притягивает, и что бы освободиться от невидимой тяжести, она поднимала голову и смотрела на сверкающие, искрящиеся, как осколки льда под солнцем, звезды. Их острые, звенящие лучи касались ее глаз, плеч и шеи, притягивали к себе, тело незаметно утрачивало тяжесть, наливалось звездным светом, становясь сухим и легким.
Мария почти летела, ноги едва касались сухой земли, в иные мгновения оно почти отрывалось от нее - так велико было желание взмахнуть в небо.
Часами она кружила по пустому пространству, в причудливом фантастическом танце, не боясь ничего и никого, ведь ее охраняют звезды! Они спасут от любой опасности.
В одну из таких ночей она увидела падающую звезду. К падающим звездам она давно привыкла, их было много. Звезды чертили небо одна за другой, не переставая, но та звезда была особенной. Словно яркий цветок, медленно опустилась вниз, излучая золотое сияние. Мария замерла. И пока звезда опускалась, она стояла не в силах сдвинуться с места. Потом все исчезло. Темнота снова сгустилась вокруг нее. Она стала еще невыносимее. Не спасали даже звезды. Они показались чужими и блеклыми.
Не может быть, что бы она погасла. Марии хотелось, что бы та звезда светила бесконечно. Куда-то она должна упасть. Куда падают все звезды? Мария знала- никуда. Сколько раз она пыталась, но не могла отыскать хотя бы одну. Неужели и это чудо так же исчезнет? "Нет!" - почти закричала Мария, испугавшись страной мысли. Она найдет ее, чего бы то ни стоило. Она не исчезла! Нет! Она видела ее так долго! Она не может исчезнуть!
Бежала бесконечно долго, пока не упала. Обессилев, обвела глазами чужое и далекое небо - бездну, которая показалась ей безразличной и холодной. Кто она? Всего лишь крошечная пылинка на дне этой бездны. Что ей, этой величавой красавице, до нее, маленькой Марии. Не было сил даже плакать. Постепенно услужливый сон подхватил ее в свои теплые руки и стал убаюкивать:
- Спи, маленькая Мария, я твой верный слуга. Я с тобой. Я расскажу тебе еще одну сказку. Мы улетим с тобой туда, где никогда не бывает холода, где всегда тепло и спокойно. Идем со мной маленькая Мария. Я великий обманщик. Со мной ты забудешь, кто ты есть, свою убогую деревню, ее глупых и жестоких обитателей. Ты станешь большой и сильной. Спи маленькая Мария. Я расскажу тебе прекрасную сказку.
Сон Марии.
Сон окутал ее теплом, поднял на руки и стал укачивать: спи маленькая Мария, спи. Я расскажу тебе сказку. Какую никто в вашей деревне не знает. Я открою тебе тайну. Смотри!
И вот Мария идет, летит, ее ноги не касаются земли.
- Как хорошо! - думает она. - Какая я легкая, как светло и красиво вокруг!
И вдруг. Что это? В небе, совсем близко, огромный цветок! Медленно распускает огромные лепестки. Один, еще один и еще такой же. Сколько же их? Все небо заполнено ими.
Свет вошел в ее сердце.
Открылись глаза Марии.
И что она видит - небо, пылающее цветами.
Языки пламени в них колышутся, растут.
Звуками наполняется слух.
Свет ласкает, касаясь лица, рук и тела.
Мария остановилась. Люди.
Все вышли из своих домов. Кричат, указывая на небо.
И падают на землю.
Ужас охватил их.
Пугает непривычность.
Глаза закрывают руками.
Спасенье - не видеть, не знать.
А цветы разгораются ярче.
Уже не цветы, а нестерпимый огонь полыхает в небе.
Не цветы, а огромный, блестящий дом,
Над ним большие полотна,
Полыхают, мятутся, переливаются.
От них нет спасения.
- Глядите! Глядите! Огонь!
Он нас уничтожит! Бегите! Прячьтесь!
Огонь охватил все небо, жжет,
Только Мария не чувствует жара.
Стоит, не в силах оторваться от чуда.
Не в силах двигаться
И осознать что это.
Кем послан и зачем?
Во благо или зло?
И что он предвещает?
Кто в том огне?
Иль нету никого!
Лишь воображенье,неизвестность,
Предчувствие несбыточных желании!
Но вот огонь слабеет, затихая
и медленно преображаясь уплывает .
Опомнилась Мария .
Еще немного он исчезнет, как та звезда.
Она сорвалась с места и побежала:
- Я здесь! Возьмите меня с собой! - кричит тому, кто - она уверена - в том огне.
Но огненные цветы все бледнее и бледнее, блекнут и увядают, пока не исчезают вовсе.
- Возьмите меня! Мою жизнь! Не покидайте! Я ждала так долго!
Ветер сухой горячий,
Куда - то полотна сносит,
Он мнет их, с пути сбивает, разорвать стараясь.
Зачем ему страхи, желанья, пустые мольбы и надежды,