Дмитрий Кремнёв

"В ТЕНИ"

Этот рассказ я посвящаю Саше Игнатьевой, моей Музе и просто потрясающей девушке, которая вдохновила меня на создание этого рассказа.

"Ибо кто знает, что хорошо для человека в жизни его, которую он проводит как тень? И кто скажет человеку, что будет после него под солнцем?"

Екклесиаст 6:12

Седьмой.

Что было до большого взрыва? Что было за секунду до мироздания? На листе бумаги чья-то невидимая рука старательно выводит ответ: "За секунду до Начала существовало мнимое время". Точно школьник, Я вспомнил простейший знак корня из мнимой единицы. Вот она, грубая математическая аналогия. И тут Мне стало вдруг так гадко и от того, что какой-то Наглец-математик выдумал системы уравнений Жизни и решил их так, а не иначе. И от того, что Мы, как X и Y, и прочие отвлеченные значки, входим в эту формулу. А Он сидит и решает - знак, символ, плюс, минус...Смотри-ка! Что Он сейчас написал? Меняется Вселенная, пространство, время, Земля, люди.

А что, если Ему надоест решать, разгадывать им же выдуманный парадокс. Или, что несоизмеримо хуже, найдет ошибку, досадную оплошность, помарку, опечатку, вроде какого-нибудь значка. И тогда окажется, что все, что есть сейчас, все, во что Я верил, что защищал - это глупость, ложь, ошибка. Вот тогда наш мир мгновенно изменится. Праведная рука будет потихоньку стирать ошибочные расчеты, наконец исправит так, как должно быть. И тогда, проснувшись ранним осенним утром, ты почувствуешь - все. Кончено! Все изменилось. Бесповоротно. А что если Я не хочу, что б Меня исправляли и переписывали заново? А что если вдруг в один прекрасный день этот Гений осознает, что мировая формула не может вообще существовать, что она невозможна? А как же Я? Как же? Ведь Я существую, дышу, работаю, люблю? Все это мнимое? Я мнимая единица, которой нет аналогии в мире, и Я существую только на бумаге?

...

Я проснулся поздно. Солнце уже зашло за горизонт. День был чрезвычайно короток. Зима. Северная зима. Уже практически ночь, и никого не волнует, что в действительности день еще в самом разгаре. Я спрятался под одеялом от проникающей реальности. Мне снился сон, и я пытался его не выпустить, а он ускользал, просачивался сквозь мозг и тонкой невесомой струйкой улетучивался куда-то. Я еще больше укрылся одеялом, с головой. Так было теплее, и я мог подумать. Да! Да! Странный сон. Я соскочил с кровати и побежал вниз по лестнице, в гостиную, где уже давно закончился обед, и мать мыла посуду. "Мам, мам! - крикнул я,- Я все запомнил! Веришь? Я видел такой странный сон, будто узнал, что существует некая Тварь, Животное, Что-то, живущее вокруг нас, везде одновременно, но Его никто не замечает. Только я почему-то знаю Его, - Дмитрий перевел дыхание и запрыгнул на диван. - Он всего лишь невесомое облачко. Единственное, на что способен, - это созерцать. Наблюдение - вот Его жизненный удел. И Он проникает своим взглядом повсюду. Грубая материя проходит сквозь Его призрачное тело, как свет и тьма. Странно, не правда ли? И вот так день за днем. День за днем. А я как будто отсчитываю время. Оно идет - неделя, месяц, год проходит в попытке прикоснуться, попытаться узнать о мире больше. Безрезультатно. Невидимый взор тянется далеко-далеко, за континенты, вдаль космических пространств и в мозг человека. Он читает мысли людей - они кажутся Ему наивными. Он смеется над чужими поступками - он считает их безрассудными. Смотрит на все пренебрежительно, свысока. Он может себе позволить. У Него нет другого выбора. Для мира Он ничто. Для мира Он стал ничем".

Шестой.

"Свет, который в тебе, не есть ли тьма? Ты как скрытый гроб, по которому люди ходят и не знают этого".

Луки 11:35

Дмитрий возвращался домой один. Теперь у него никого не было. Все покинули его, бросили, пропали для всех окружающих. Некоторое время их еще будут помнить, но память коварная штука. С годами забываешь интонации голоса дорогого человека, затем стираются черты лица. Образ, созданный многими годами еще теплится, но это уже угли. Они остынут. Останется только имя, которое захочешь вспоминать как можно реже.

Будучи реалистом Дмитрий понимал, - люди не вечны. Зачем плакать, убиваться, мучить, терзать себя и воспаленную память горькими воспоминаниями? Зачем? Все во власти времени. Оно уходит, унося всё своим течением.

Он шел по узкой аллее к дому. Был июнь, но в природе что-то произошло. Листья пожелтели, высохли. Ветви стали ломкими, скрючились, согнулись узловатыми пальцами. Трава будто выгорела, пожухла. Хруст - она смята под тяжелыми ботинками. Ухнул протяжно ветер. В лицо полетели сорванные с деревьев листья. Ветер разрывал их в клочья. Пыль серым облаком поднялась с земли и тучей взметнулась в небо. Дмитрий укутался в плащ и зашагал быстрее. Казалось, природа умирала вместе с его памятью о близких. Похолодало, в грудь ударил ледяной поток воздуха, проник под плащ и растекался по всему телу. Пробрала дрожь, зубы предательски застучали. Дмитрий сгорбился, сжался. Такой же одинокий как и это серое небо, пустое и безжизненное. Может, его потрепала жизнь, может, она ему надоела, эта жизнь, однообразная и скучная? Пожалуй, нет. Все его устраивало. Он любил свободу, свободу от всех. Лишь люди нарушали его размеренное существование. Он ненавидел людей, терпеть их не мог, с отвращением думал о каждом. Что есть люди? Ничтожные, глупые создания! Питают надежду о теплых чувствах друг к другу, верят в миф о бескорыстной взаимопомощи. А может, они не находятся в глубоком заблуждении, знают истинную правду, правду о себе, о своей злобе. Но пытаются это скрыть, лгут каждому встречному, приветливо улыбаясь и пожимая руку, притворяются доброжелательными в дружеской беседе, лгут родителям, любовницам и женам, признаваясь в вечной любви, по звериному относятся ко всем остальным, и, наконец, предательски к самим себе, называясь человечными.

Он подходил к своему дому, открыл дверь и стал медленно подниматься по ступенькам. Размеренный скрип вскоре сменился мягким глухим пошаркиванием. Задернул занавески, включил свет. Лампа вспыхнула и погасла - перегорела. "Плевать", - подумал Дмитрий и, не раздеваясь, свалился на диван. Сладко потянулся, закинул руки за голову, закрыл глаза. Прошло минут десять, дыхание его стало ровнее и реже, размереннее. И вот уже стук сердца гулко разносится по холмистой равнине. Что-то похожее на силуэт человека мелькнуло вдали. "Надо догнать". Но ноги ватные, непослушные. Воздух наполнен ароматом духов, цветущих деревьев запахом пыли, старых тетрадей, потертого дерева и улетевшего мгновения. Что это? Силуэт - я в прошлом. Но что-то не так. Конечно, меня здесь быть не должно, я здесь лишний. Это время мне не принадлежало. Прошлое для того, чтобы оставаться неизменным. Я должен уйти. Прощай. Слегка дотрагиваюсь до своего прошлого Я. Пальцы погружаются во что-то сыпучее. Песок? Отдергиваю с отвращением руку. Фантом покрывается светло-рыжей пылью (превращается в песок?) Он протягивает ко мне руку, пытаясь удержать. А может быть, прощаясь? Но рука рассыпается, так и не коснувшись меня. Нет неба - оно лишь облако. Нет жизни - она лишь тень. Ветер сдувает с фантома лицо. Под ним - осыпающийся песок. Силуэт исчезает, превращаясь в бесформенную массу. Вот они, атомы. Молекулы, клетки и ткани... Я вижу... Ее. В Ее глазах - дует пустынный ветер, роняя золотистый песок.

Проснулся в холодном поту. На улице так же серо и уныло. Порывистый ветер с яростью срывает листья с деревьев. Пыль с треском бьется о стекло. Что-то взбесило Дмитрия в этом природном катаклизме. Схватил альбом с семейными фотографиями, вырывал листы, комкал их, бросал, топтал ногами. Дыхание перехватило... Достал из кармана зажигалку - адское пламя мгновенно вспыхнуло. Плавились и корчились лица, бесновались в беззвучной агонии. Смерть настигла их во второй раз. Огонь пламенем отражался в его глазах. Он схватил эту жалкую горстку пепла и подкинул в воздух. Прах был мгновенно подхвачен потоками воздуха, разметался черными стаями. Ураган ворвался в комнату, трепетал высохшие листы книг, саваном развевались шторы. Рванулась форточка - стекло крошкой осыпалось в комнату. И вдруг все стихло. Внезапно и неожиданно. Тогда он почувствовал. Что-то исчезает, уходит неотвратимо, безвозвратно.

...

Лето закончилось как-то внезапно. Еще вчера ты бегал босиком по улицам, подставляя лицо под теплые бабушкины ладони солнца, чувствуя огненное дыхание ветра, а сегодня утром, проснувшись, понял, что лето украли, его вообще не было. Разве оно вообще существовало? Вчера... да разве вчера было какое-то лето? Конечно же, нет! Ведь едва проснувшись, я услышал этот злобный, устрашающий стон падающих капель о своды старой оцинкованной крыши. Это был не ливень, когда, веселясь, озорные капли лупят по асфальту и превращаются в эти надутые важностью пузыри, до того смешно лопающиеся через мгновение. Это был не освежающий летний ливень, волшебным порывом которого мгновенно сдувает нестерпимую жару испекшегося лета. Нет, это был занудный, заунывный осенний дождь, который падает капля за каплей, которому так и не хватает сил обрушиться проливным дождем на землю. Так живет осень.

"Иди ужинать!", - это как призыв. Ужин - это всегда потрясающе, чудо! Ты сидишь перед камином в семейном кругу, а перед тобой на столе дышащие, парящие, чертовски аппетитные.... Ох, это невообразимо! Стоит взглянуть на это изобилие, и сразу осознаешь, насколько ты голоден. Но ужин - это еще всегда беседа. Пожалуй, только в это время все собираются вместе, даже старший брат. Еще бы, неужели он пропустит этот праздник живота! Обычно такой серьезный, во время ужина он становился душой компании, и нам всегда было весело. Только он был способен рассказать какую-нибудь занудную обыденность так, что у всех дух захватывало. Да, мой брат - мастер выдумки. Только он дополнял истории такими подробностями, что все замирали от интереса. Я никогда не мог уловить, когда реальность истории переходила в фантазию. Хотя, наверное, в его исполнении сама невероятность, абсурдная бессмысленность становилась самой, что ни на есть реальностью. Да, так оживить свою фантазию мог только он.

И тут я вдруг выпалил, - "Сегодня я убил ежика". Если бы я оглох, тишина казалась бы мне шумом улиц по сравнению с той, которая воцарилась за столом. Я даже поморщился. Да, это было слегка неожиданно, я бегал по огороду, когда в куче сваленных осенних листьев увидел что-то живое. Это был ежик, совсем маленький, но уже так усердно фыркающий, он с упорством танка неуклюже вылезал из своего уютного жилища. Весь в листьях, как будто помятый, такой смешной, но уже преисполненный важности, с совсем еще мягкими иголками, скорее похожими на ворс, этот упитанный толстячок выкатился на тропинку. Игольчатый шарик развернулся, показался длинный носик, ежик сердито фыркнул и, ворча, затопал в сторону леса. Я подошел и взял его в руки. Совсем маленький, он помещался у меня на ладони. Конечно же, он свернулся в шарик, иначе это был бы ненастоящий ежик. Скорее для порядка он так полежал чуть-чуть, а потом зашевелился, расправил иголки и нагло обнюхал меня. Я видел, как его узкий носик подергивается, а в его глазах я прочитал неподдельный интерес. Наверное, я был первым человеком, которого он увидел в своей жизни. Очевидно, ему у меня понравилось, поскольку он совершенно забыл о своих делах и просто лежал на руках. Я чувствовал его мягкий животик, и где-то внутри быстро стучало маленькое сердчишко. Я погладил его по иголкам, и, если бы он был человеком, я бы сказал, что он улыбнулся одними только глазами. Удивительно, чем больше мы смотрели друг на друга, тем больше у меня создавалось впечатление невероятной схожести его с человеком. Вот он также моргает, и серые глазки вновь разглядывают меня. Или он слегка прищуривается, и тогда у него такая умиленная мордочка, будто расплывающаяся в улыбке.

Я улыбнулся ему в ответ и резко дернул за иголки. Пучок остался у меня в руке, а из ранки у него на спине начала сочиться кровь. Он зашипел от нестерпимой боли и, спрыгнув на землю, покатился кубарем. Земля прилипла к кровоточащей ранке, и он, издавая жалобные звуки, засеменил к лесу, окрашивая землю в кирпичный цвет. В два шага я его догнал, схватил за лапку и со всей силы ударил им о камень. Глухой шлепок, шипение, гортанное бульканье, тушка кульком лежит на земле, слегка подергиваясь. Сломана шея. Вытекает глаз и смешивается с чем-то серым и жирным. Целый глаз поворачивается в мою сторону и подергивается пленкой... На следующий день муравьи прогрызли ежу брюхо, а жирные личинки мух поселились в пустой глазнице.

Пятый.

Много раз Дмитрий проходил мимо этого здания. Высотный дом отличался от всех остальных, казался величественным и крепким. На фоне серых, запыленных фасадов других зданий, этот казался ярким кровавым пятном. Все дороги вели к нему, хотя нельзя было сказать, что б это был центр города. Невероятные звуки исходили из могильных глубин его бетонного основания. Звуки страшные, давящие, угнетающие, диссонирующие в барабанных перепонках, отдающие металлическим привкусом во рту.

Дмитрий был в состоянии шока. Что делать? Бесцельно бродить по городу в поисках живого... Хоть кто-нибудь остался? Исчезли все. Нет никого. Вот так, проснувшись однажды, он вдруг понял, что-то случилось, непоправимое. Что-то исчезло безвозвратно. Невероятно! Непостижимо страшно! Страшно за себя. Может, это он сам исчез для всех окружающих... Отчаяние переполняло душу. Но всякий раз, когда, казалось бы, уже нет никакой надежды, вдруг перед его взором возникал этот дом. И пропадал страх. На смену ему приходила апатия, равнодушие, исчезало желание что-либо изменить. Оставалось только ждать.

Дмитрий остановился. Внезапно налетевший ветер залепил глаза песком. Слезы... То ли от боли, то ли отчаяния и безысходности. Внезапно он почувствовал движение на улице. Как будто несколько машин проехало мимо него. Дмитрий мог бы поклясться, что разглядел даже водителей. Он закричал, замахал руками. "Черт бы побрал эту пыль! Стойте! - кричал он. - Стойте! Я здесь!" Пешеходы переходили улицу. Город ожил. Толпы людей, мигающие светофоры, несущиеся машины. И он на середине проспекта. Движение. Шум. Жужжание. Шум, движение... Голова закружилась. Упал. Попытался встать, но толпа сбила его с ног. Люди, втаптывали его в асфальт. Ноги, ноги. Двигающиеся, идущие, бьющие, пинающие... Серая, шевелящаяся масса, червями извивающаяся над его окровавленным, содранным до мяса лицом. Острые каблуки насквозь пробили ладонь, раздробили кости. Спина - сплошная кровавая масса. "Что это, Господи! - хрипело горло, гортанные звуки вырывались с кусками мяса. - Оставьте меня в покое!" Кто-то пнул его в живот и выкинул из толпы. Визг тормозов. Необъятных размеров кусок рвался из желудка наружу, раздирая пищевод и, кроша зубы, вывалился наружу. Раздробленный череп и вмятая грудная клетка. Перекушенный черный язык извивается на асфальте. Что-то белесое в глазах... Бельмо? Пятно? Но вновь эти слезы. Пелена парафином заливает глаза. Мокрые ресницы смыкаются, и какой-то мощный вдох внутри. И все. Пустынный проспект, черно-белое небо. Дмитрий стоит на обочине. Сильнее укутался в плащ. Ветер гонит мусор по асфальту. И никого. Ни следа. Смотрит на себя, на руки. Ничего не было? Только дом, нелепый, цвета пластмассовой игрушки, напротив. Дмитрий подошел ближе. Дом звал его. Звуки притягивали.

...

Дорога, размытая северными дождями. Изморось. Сосны по обочинам. Они стоят не вплотную друг к другу, а редко, так что видно, что за этой живой изгородью больше ничего нет. Дальше поля, бескрайние поля. Я еду к озеру. Осторожно подхожу к пирсу, иду по нему, к центру озера. Наконец, деревянный плот, мерно покачиваясь при каждом моем шаге, заканчивается. Я стою на самом краю и всматриваюсь в воду. На дне - ночь. Рябь бежит по воде при каждом моем вдохе, при каждом биении сердца. Озеро чувствует меня, мою жизнь, мои мысли. - Что ты здесь делаешь? Вопрос. Зачем ты приехал? Вопрос. - Теперь самое время рассказать. Ответ. - Я смотрю в небо, слева оно какое-то разорванное, освещено огнями далекого города. Я отворачиваюсь. Нет, не моё. Вот оно. Моё небо, тяжелое, нависшее над ртутным озером так низко, что кажется, до него можно дотянуться и потрогать ту сплошную массу тучи словно сделанную из упругого желе. Я смотрю на озеро, на небо. В глазах темнеет. Все сливается в единое месиво, и ты ощущаешь себя словно парящим в невесомости. Раз - и тебя относит на самую середину озера. Ты будто переместился в мгновение ока, и озеро поглотило тебя. Неведомая сила носит из стороны в сторону, от одного берега к другому. Луч розового света, идущий, кажется, из недр земли, слабый, едва заметный, мягко скользит по тучам, раздвигает их, освобождая себе дорогу. Рассеянный розовый свет. И тогда я вижу, что за этим гнетущими тучами скрывается небо с бриллиантами звезд.

Окно плотно зашторено. Полумрак. Только лампа абажуром вверх горит. От нее исходит неестественный свет. Комната сужается. И растут тени в этой игрушечной обстановке, замкнутой комнатушке, которая способна схлопнуться и сжаться в одно мгновение. И Кто-то могучий, сверху, смотрит на этот кукольный домик, и мастерит черную бархатную крышку из кубиков пухленькими, розовыми детскими пальчиками. А я поднимаю глаза и вижу Его.

Третий.

Он опять проходил через пустынные площади. Колонны, некогда грозно высившиеся в самом центре города, теперь утратили все свое былое величие и казались лишь бликом на поверхности озера истории. Заржавленные металлические конструкции, потрескавшееся от старости бетонное основание и выщербленное, будто покрытое чудовищными оспинами, тело монумента. Дмитрий подошел к памятнику ближе, чуть наклонился, чтобы прочитать табличку с надписью. Медь, покрытая слоем зеленоватого налета, уже ничего не может поведать о жившем когда-то человеке. Время, солнце, дождь стерли надпись. Вероятно, подумал Дмитрий, только историки могли бы сказать, кем был этот человек, некогда великий, затерявшийся во времени, утонувший в глубине веков. Дмитрий поймал себя на мысли, что кроме него и этого памятника, уже больше никого нет. Вот так все исчезли, сразу, внезапно. Это можно было принять за невероятный, глупый, нелогичный сон, если бы не ужасающая реальность. Уже который день Дмитрий ходил в одиночестве по пустынным темным улицам. Широкие проспекты. Мертвая тишина. Переулки и дворы. Нет даже ветра. Было ощущение - кругом декорации. Эти здания, странных цветов, покрытые густым слоем пыли, эти фасады, с потрескавшейся известкой, низкие балконы, эти грязные окна, засиженные мухами, выщербленные стены. Да, страшно. Холод сковывает тело, хочется кричать и в панике бежать, звать на помощь! Но нет больше сил. Всё бессмысленно. Нет никого. Нигде. "Пожалуй, здесь текла река, подумал Дмитрий, - проходя вдоль набережной. Бывшей набережной. Ведь теперь это был лишь бетонный канал, покрытый слоем жирной грязи. Реки тоже исчезли, как и растения. С этого все началось. Когда же растворюсь я?"

Второй

"Ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся".

Луки 15:24

"Сегодня с утра пропало небо... Ты ведь никогда не задумываешься о том, как оно, когда неба нет. Ты воспринимаешь это как данность, как должное свыше, что вокруг тебя всегда есть люди, животные, растения, небо, солнце и звезды. Но разве Он должен? Кому Он обязан? Может быть тебе? Похоже, время чудес закончилось", - подумал Дмитрий. Удивительно, правда? Он как-то вдруг осознал, что уже давно перестал замечать, какой звук издает упавший осенний лист, как шумит горный ветер, как распускается первый весенний цветок, как растут грибы после дождя. Переливающаяся бриллиантами утренняя роса, запах скошенной травы, радуга, выгнувшаяся в затянутом тучами небе, вкус свежевыпеченного хлеба. Он перестал удивляться, перестал видеть эти чудеса. Все реже замечал, какие причудливые они бывают, облака, все реже видел первую снежинку, падающую на ладонь. А потом вовсе перестал все это видеть, слышать и чувствовать. Не поверишь в чудо, никогда и не увидишь его.

...

Утро, раннее утро душного июня, пыльного, невыносимо жестокого и беспощадного. Пробуждение новой жизни. Но нет, не той, которая зовется утопией и не той, которую чаще всего описывают фантасты, несправедливо темной и полной несбывшихся надежд. Нет, новая жизнь была просто другой. Я родился в этот день. Пусть кто-то говорит, мы всегда свободны в своем выборе. Не верьте! Все это неправда! Ложь! Глупость! Нас как крыс загнали в лабиринт, из которого есть несколько выходов. Каждый из них известен и предопределен. А нас как малых детей тешат возможностью самостоятельно блуждать по лабиринту в поисках заранее известных исходов.

Жизнь как дерево. Начинается независимо и уникально, как корни, распростертые на сотни метров в почве. Она идет, соки поднимаются к поверхности земли, тянутся к свету. К солнцу. А потом, а потом пути вновь расходятся, дерево ветвится. Сначала толстые ветви, затем тоненькие веточки, черенки и, наконец, крошечные Листочки - миниатюрные Вселенные, миры, индивидуумы. Гармоничные, хотя и не вполне самостоятельные. Каждый из Них думает, что Он один питает все дерево своим существованием. О если бы Он оглянулся вокруг и прозрел! О, если бы Ему хватило сил открыть глаза и увидеть, что Он среди мириадов таких же, как Он, самонадеянных и слепых Листочков! И увы, червь может прогрызть ветку до того, как на ней появится это Создание, ветер разрушит все хрупкое дерево, гнусный мальчишка равнодушно обломает ветки. Или наступит осень, Листья, поникнув и пожухнув, еще на ветвях, но уже мертвые и безжизненные. Начинают разлагаться, рушатся и ниспадают со своего Олимпа вниз, в геенну.

...

И все же некое чудо существовало. Этот дом. Дмитрий подошел ближе. Здесь. Да, здесь что-то должно произойти. Дмитрий зачем-то постучал и приоткрыл дверь. Теплый воздух пахнул в лицо. Никого. Темно. Дмитрий зашел внутрь. Слабый розовый свет на стене. Отблеск огня? В соседней комнате? Дмитрий прошел мимо старинных кресел, шкафов, по коридору в сторону все усиливающегося света. Сам не заметил, как побежал. Ворвался в комнату, озаренную ярким пламенем в камине. Остановился как вкопанный, слегка смущенный. Большая гостиная в старинном стиле. Расписные ковры на сырых каменных стенах. На побеленном потолке серые разводы разрастающейся плесени. Разбухший засаленный паркет и мощные, увесистые, дубовые кресла с резными ручками в форме львов и широкими мягкими спинками. Вдоль стены - огромный шкаф с полками, сплошь заставленными книгами. Дмитрий подошел и притронулся к мягким переплетам, провел рукой по шуршащим страницам. Древние рукописи. Очень старые и потому внушающие неподдельное уважение, кротость и какой-то необъяснимый животный трепет. Огромная, необъятных размеров люстра с оплавившимися сальными свечами. Внезапно дверь напротив отворилась, и появился Человек. Старик. Темные длинные волосы, начинающие седеть у висков. Но удивительно легкая походка. На Нем был черный бархатный халат с россыпью ярких звезд. Он прошел в комнату, слегка прихрамывая на левую ногу, и, как ни в чем не бывало, сел в кресло у камина.

- Привет, - просто сказал Он. Как будто это в порядке нормы, когда посторонний человек появляется в твоем доме. Как будто это вполне естественно, что каждый месяц исчезает всё и вся, а город разрушается до основания! - Не верил. Но вот ты здесь! Безмерно счастлив! - говорил Старик, не поворачиваясь к Дмитрию, и, казалось, голос исходил из этого дубового кресла, стоящего напротив камина.

- Черт побери! Что же это? Я не один? - воскликнул Дмитрий. - Что вообще происходит? Еще кто-то остался? Все укрылись в убежищах? Что случилось? - кричал он.

Все так же, не поворачиваясь лицом к Дмитрию, Старик вздохнул. "Тихо. Здесь так тихо. Стало так спокойно и размеренно, - прошептал Он. - Мне противна суета. Будь добр, если ты у Меня, успокойся. А если нет, вперед, тебя никто не держит, уходи. Если тебе там лучше, можешь продолжать бесцельно ходить по пустыне. Только не обещаю, что тебя кто-то выведет из нее".

Старик протянул руки к камину. Из-за спинки кресла Дмитрий мог видеть только костлявые старческие пальцы с разбухшими суставами и загрубелыми, толстыми желтоватыми ногтями. Дмитрий как-то сник, как будто он ожидал чуда, а вместо этого ему подсунули заурядность. Не этих слов он ждал за почти четверо суток! Не такой встречи! Он обошел кресло и приблизился к камину. Сел возле него. Сразу почувствовал, как приятный жар огня просачивается через кончики пальцев в кровь и разносится по телу. Дмитрий обхватил руками колени и, не мигая, смотрел на пламя. Оба молчали. Дмитрий перевел взгляд на этого Человека. Заостренный нос с впадинами оспин, темные глаза, совершенно не старческие. Нет, напротив, яркие, живые, блестящие.

- Подбрось немного дров, - прошептал Старик, как будто это пламя может погаснуть от единственного громкого слова. - Я так устал. Очень долго ждал. Очень.

- Меня? - смущенно спросил Дмитрий.

Старик повернул к нему голову, внимательно посмотрел в глаза и вновь стал смотреть на огонь.

- Даже не знаю.

Немного погодя Он встал и подошел к письменному столу, столь же старому, как и все в доме. А затем, взяв что-то с него, начал медленно ходить по комнате из стороны в сторону.

- Я покажу тебе что-то. У меня здесь редко кто бывает, скучно Старику и одиноко. Поговорить не с кем. Я Фокусник, придумываю занимательные вещицы, а вот показать некому. А ты вдруг здесь. Посмотришь? Идет? - несколько суетливо заговорил Он. Чувствовалось, что Он немного нервничает, - Все равно делать нечего! Займем время чем-нибудь!

Дмитрий колебался, осторожно посмотрел на своего Собеседника, но тот, казалось, этого не замечал, всё также энергично вышагивая по комнате.

- Ну как? - спросил Он, - Только уговор, если согласен, должен будешь досмотреть все до конца!

- Согласен.

- Беру с тебя слово, - добавил Старик. Сначала комната сжалась, оставив их двоих в пугающей пустоте, а потом неизвестно откуда стал проявляться новый пейзаж.

- Иллюзионист! - воскликнул Дмитрий.

- Знаток своего дела, - подтвердил его Собеседник, - Видишь этот одинокий остров и море? Правда радует глаз?

- Как у Тебя это получается? В чем секрет?

- Профессиональная тайна, - губы Старика сложились в некое подобие улыбки.

- Черт побери! - воскликнул Дмитрий, - То, что творится вокруг, в городе, Твоих рук дело? Что это? Гипноз? С какой целью?

- Спокойствие! - одернул его Старик, - Не Я. Никакого отношения к этому не имею.

- Но разве Ты не выходил на улицу, не смотрел на этот пустой, полуразрушенный город? Нет людей и вообще ничего живого! Один я!

- Мне до всего этого вообще нет никакого дела. Я из дома не выхожу. И Меня совершенно не интересует, что там происходит.

Дмитрий был в шоке. Как можно было столь спокойно говорить о катастрофе. Быть таким отстраненным, равнодушным.

- Меня все это вообще не касается. Но Я сразу тебе хочу сказать, что бы там ни происходило, Я к этому не имею ни малейшего отношения. Может это из-за тебя? Может это в тебе...

- Из-за меня? Что же, я всех уничтожил? Все разрушил до основания? Я?

- Довольно истерики, - абсолютно спокойно заявил Старик и пригладил растрепанные ветром волосы. Остынь, насладись спокойствием и тишиной этого потрясающего уголка природы. А потом, может быть, придет какая-нибудь разумная идея по поводу всего происходящего. Расслабься. Куда торопиться?

"И действительно, - подумал Дмитрий, - Четыре дня я мечусь в этом безумном состоянии и не знаю, что делать. А ведь здесь рядом со мной Человек, значит, я не одинок, так что же может быть лучше! Все остальное будет потом. Может быть, вместе мы придумаем, что делать со всем этим..."

- Да, этот остров и море, - Старик присел на камень, - поистине неподражаемое творение. Садись, отдохни. Что может быть прекраснее жизни. А люди, они вообще особенные, воистину творцы природы, восхищаешься их достижениями, и, поверь, не только культурными или научными, но и мерзкими и отвратительными! Ведь не каждое существо способно на такое. Может быть, именно этим люди и отличаются от животных. Структура общества, слои, когорты, взаимоотношения и разногласия - ведь это создано столь органично! Посмотри на этот океан! Это человеческие судьбы, каждая волна - жизнь. Видишь, волна появляется из массива океана, растет и, наконец, низвергается вниз, а потом незаметно втягивается обратно. А тут на подходе новая волна, повторяющая тот же цикл. Волны, как человеческие жизни, набегают друг на друга, естественно сменяют друг друга, сливаются и разбиваются вдребезги. У всех единое начало и всех ждет единый конец. Крупное цунами пытается произвести мощный эффект, вода отступает перед ним на километры, стена волны низвергается на берег. И все! Шум утих, и обрушенные тонны воды вновь поглощаются океаном. Конец, как видишь, у всех одинаковый. Так просто и глупо одновременно. А что цело? Что едино?

- Я понял твою мысль, - ответил Дмитрий, - океан. То, что рождает и прибирает потухшее к рукам.

- Нет, ты ничего не понял, - перебил его старик, - океан - это лишь сосуд, содержащий материал, подающий неотесанные куски для формирования. А сила - не в нем. Есть солнце, то, что возносит воздушные потоки. Есть ветер, тот, который двигает массы воды и решает, какой волне быть мелкой и ничтожной, а какой - огромной и величественной...

Прекрасный закат. Меня всегда вдохновлял вид этого яркого и кровавого Солнца. Не так ли, жизнь ведь зависит от него? Видишь ли, раз уж мы заговорили обо всем об этом, через несколько тысяч, миллионов, миллиардов волн, появляется столь же кровавый Человек, знающий больше, чем все остальные, - Старик сел на песок и медленно пересыпал мельчайшие песчинки из рук в руки, - Человек, знающий больше, чем все остальные, - повторил Он и вздохнул, - Нет, Он не гений, у Него не фантастический ум, не потрясающая память или чуткая интуиция. Он просто способен видеть за личиной притворства, за ржавчиной и коростами - истину. И, конечно, как истинный человек, Он пытается поделиться своей находкой с другими, - Старик развеял песок по ветру, - Увы, это благое намерение никогда не сбудется, поскольку остальная часть человечества истины не видит, безропотная вера не помогает. Пытаясь осознать и следовать своей правде, человечество уходит в сторону. А вот последствия этого печальны. Несправедливо, не так ли? Не будь того Безумца, которому померещилась какая-то мимолетная истина, не происходило бы ни многовековых войн и убийств, ни катаклизмов, ни разрушений.

- Вот ты, - обратился он к Дмитрию, - скажи, что для тебя главнее будет? Солнце или ветер?

Дмитрию наскучили бессмысленные разговоры. Он и так не мог объяснить себе все эти неожиданные метаморфозы с пространством. "Почему бы не подыграть Старику, подумал Дмитрий".

- Конечно, Солнце, - сказал он, - то, что заставляет эту глухую миллиарднотонную толщу воды возноситься паром в небо, позволяя потерять эту земную тяжесть.

Старик, вопреки предположениям Дмитрия, похоже, не оценил удачное сравнение, а сухо заметил, - Взгляни на это Солнце, которое предоставляет единственно верный и праведный путь. Видишь, оно садится в океан, - Старик поежился от холода. На поверхности океана возникла золотистая дорожка, идущая прямо к горизонту, - Как достичь этого Солнца? Как? Если ты не видишь его лучей, бьющий тебе в глаза, если ты не видишь этого невыносимого слепящего сияния? Зато ты видишь ту зыбкую дорожку, колышущуюся на поверхности океана, не так ли? Кажется, иди по ней быстрей, быстрей! Еще быстрей! И все будет хорошо, а чуть оступишься, - и ты уже в пучине. Эта дорожка, та истина, которую пытался преподнести этот одинокий Человек, и которая преломилась в умах тысяч и миллионов людей и предстала тебе в виде этого светящегося пути. Но пойми, так же как белый свет, пройдя через призму, разлагается в спектр, так и истина, переработанная и адаптированная этим обыкновенным Существом, уже не является правдой! К сожалению. Но путь этот видим и осязаем. А то, что он зыбок и лжив, этого не понимает никто. Время, как ты видишь, сочтено. Всего лишь несколько минут перед заходом, - и спустится тьма, которую все так боятся, а потому и ненавидят.

Дмитрий хотел что-то сказать, но Старик уловил ничтожное движение губ.

- Да я ничего не имею против Солнца. Да пусть позволяет разуму и воле то, чем, безусловно, владеет лишь человек - увидеть истинный свет во тьме, а не лживые отблески во мраке.

- Может Ты и есть тот Человек, появляющийся раз в тысячу лет, знающий истину, но не способный преподнести ее?

- Ну, - развел Он руками, - Я не знаю ответа на этот вопрос. Я, пожалуй, тот, который должен оградить человечество от такого Человека, от бесполезных смертей и убийств. Но раз запущенный маятник не остановится, и Безумцы появляются вновь и вновь. Пытаясь остановить, его можно лишь раскачивать, а из-под острого лезвия появляются эти Глупцы, продукт вечного двигателя под названием "жизнь".

Вместе с заходом солнца, остров и океан начали погружаться во тьму, а из этого полумрака выплыли контуры знакомой комнаты. Старые кресла. Догорающие дрова в камине. Старик стоял около зашторенного окна, и будто смотрел сквозь тяжелые плотные занавески на улицу. Дмитрий сидел на паркете у камина. "Я пойду", - сказал он, поднимаясь. Старик ничего не ответил. Все так же стоял у окна. Лишь развел руками.

Первый

Дмитрий открыл дверь, вошел в свою комнату. И тут же зажал пальцами нос, глаза заслезились, а из желудка к горлу подкатил ком. Дмитрий согнулся пополам, пытаясь сдержать тошноту. Нестерпимый запах, запах разлагающихся трупов, и вонь горелого человеческого мяса пропитали каждый сантиметр комнаты. Дмитрий тут же выбежал из этого смрада, захлопнул дверь, прижавшись к ней спиной, хватал ртом воздух. Слезы отчаяния и безысходности навернулись на глаза. Сполз на пол и рыдал. О том, чего не было. О том, что никогда не произойдет. Об упущенном, о не прощенном. Об утерянном и не сохраненном. Он взывал и молил, просил прекратить всю эту несправедливость. Где оно, равновесие? Где законность? Он заклинал и тут же проклинал свою судьбу, свою жизнь, всех и вся. Всех живших и будущих в этом мире. Проклинал свою душу. И Того, кто позволил всему этому свершиться.

Конечно, он вернулся. У него не было другого дома, кроме того, одиноко стоящего среди прочих, полуразрушенных. Старик его ждал. Все там же, сидя около камина, все так же пытаясь согреться, укутавшись в бархатный халат. Казалось, за это время Он еще больше поседел, волосы поредели, лицо было какое-то изнеможенное и уставшее, покрытое старческими пятнами.

- Вернулся. Что ж, Я знал.

- Понимаешь...

- Можешь ничего не говорить. Сейчас уже все равно бесполезно. От Меня ничего не зависит.

- Это что-то... Я ничего не понимаю! Это какое-то проклятие! На мне! В чем я провинился? Я такой же, как и все!

- Ты? - крикнул Старик в бешенстве, - Ты? Это ты, такой как все? Да ты последнее животное! Ты же ничтожный скользкий червь, жрущий землю, роющий могилы в почве и внезапно высунувший свою морду на поверхность! Твое место под землей, ползи же обратно!

Старик соскочил с кресла и в ярости бросил полено в огонь. Пламя взбесилось и яростно взорвалось.

- Молчи! Я больше не хочу слышать слов из твоего поганого рта! - кричал Старик, глаза его налились кровью, - Хочешь сказать, ты что-то сделал за свою подленькую жизнь?

Он достал из шкафа макет здания, грубо склеенный из картона и покрашенный в какой-то грязно-красный цвет. С наигранным интересом Старик начал разглядывать его.

- Чудеса! Погляди-ка! Кого я вижу? - Он указал пальцем на одно окошко, криво вырезанное в картонной стене макета, и вдруг палец как будто проник внутрь, и Дмитрий увидел комнату изнутри, - Ты смотри-ка! Похоже этот парень - ты!

И действительно, за столом сидел молодой человек, столь похожий на Дмитрия.

- Обрати внимание, а ведь он о чем-то думает, смотри, что-то записывает, вычитывает, сосредоточен! Такой серьезный и увлеченный делом! Он на пороге великих свершений! - сквозь смех выкрикнул Старик.

И тут молодой человек за столом повернул голову и испуганно посмотрел в это грубо вырезанное из бумаги окно, то, за которым Старик зашелся сухим кашлем. Внезапно Старик разжал руку, игрушка полетела на пол. Мгновение длилось вечность. А потом треск, и макет разбился вдребезги, будто стеклянный.

- Ой, - напущено процедил Старик, - Похоже, все. Я разрушил всю его жизнь и работу. Но посмотри! - крикнул Он, - Посмотри вокруг! - развел Он руками и огляделся вокруг, - Разве ты видишь последовавшие после этого изменения? Нет? Конечно же, нет! Надо же так, всю жизнь заблуждаться, да еще и себя в этом убедить! И пустая работа становится азартной и перспективной! Ну да, трудно ведь признаться себе, в обратном! Да на тебе лица нет! Ты что, испугался? Да ведь это ведь не с тобой случилось, не так ли? Или так?

Старик зашелся каким-то демоническим смехом, и воздух будто заколыхался и покрылся рябью, пламя в камине в одно мгновение погасло, как от дуновения ветра, повалил дым, все стихло.

- Да... - задумчиво произнес Старик, - А еще у меня есть мое последнее изобретение.

- Я не хочу больше ничего, - перебил его Дмитрий, - ни Твоих фокусов, ни изобретений, ни слов, ничего. Все, чего я хочу, это прекратить. Прекрати всё это!

- Ты дал слово, забыл? - ответил спокойно Старик, а Я его с тебя взял. И ты не двинешься с места, и ты не покинешь этой комнаты, пока Я этого не пожелаю, пока Я не закончу.

Дмитрий стоял окаменевший.

- Что ж, раз никто не против, - Старик краем глаза взглянул на Дмитрия, - Я продолжу. Итак, уникальное зеркало, такого нигде больше не найдешь. Мое детище, которым Я горжусь. В нем воплощены Мои желания и труд многих лет. Я создал его сначала потехи ради, а потом оказалось, что оно очень может быть полезно, людям. Это то зеркало, которое отражает твою душу. Покажет ее наизнанку, вывернет ее. Покажет с той стороны, которую ты никогда не видел.

- Старик, Ты не первый человек, который пытается убедить меня, что в жизни людей встречается все, не только горе, ложь и предательство, но и лучи счастья, радости и веселья. Хочу Тебя разочаровать, но даже Твое магическое зеркало не способно отыскать и крупицу прекрасных моментов в моей жизни, так уж получилось, прости, - заметил Дмитрий.

- А Я и не говорил, что буду пытаться откопать благое из твоей грязи мерзости и бесстыдства.

- Как Ты смеешь, Ты, дряхлый...,- Дмитрий закашлялся.

- Я сказал, - как ни в чем не бывало продолжил его Собеседник, - что выверну твою душонку наизнанку, отражу ее в серебристой глади стекла. Я покажу тебе жизнь, которая могла быть, но не стала, которая никогда не происходила и не произойдет, другая сторона жизни. Не твоя! Ты увидишь и узнаешь себя в том человеке, который счастлив, в душе которого царит радость и нет места унынию, рядом с которым любимые. Ты увидишь свою жизнь отражением. Смотри!

...

...И мы смотрели друг другу в глаза. Я должен был это сделать. Кому-то должно было хватить сил остановить все, иначе боль могла бы продолжаться вечно. Моя, ее. Вечно. Остановить. Что бы не видеть ее слез. Что бы не сомневалась. Чувствую, еще немного и она разрыдается у меня на плечах. И тогда я никогда не решусь. Тогда не хватит сил остановить все это безумие. Каждая минута дорога. Она смотрит мне вслед, я слышу, как ее губы произносят...

...

- Что она сказала? - прошептал Дмитрий, боясь разрушить невесомое ощущение, забыть его. Потерять то, что ускользало, - Что она сказала мне напоследок? Говори же, Старик! - просил Дмитрий.

- Она сказала, она сказала тебе...

- Ну же! Говори! Быстрее!

- И куда ты торопишься? Что тебе до этого? Это всего лишь галлюцинация. Такая же, как и все остальные.

- Тварь! Говори же! Я Тебя прошу, умоляю! Я хочу знать! Пожалуйста! Время уходит!

- Она сказала... Она всего лишь сказала тебе: "Мы родственные души".

Молчание. Тишина. Дмитрий стоял около пустого догоревшего камина, держась одной рукой за книжную полку. Тяжело дышал. Старик молча развернулся и вышел из комнаты. Дмитрий остался один, молча сел в кресло и вздохнул. "Надеюсь, где-то там, нам уготовано найти друг друга. Родственные души... Может быть, они будут где-то поблизости". Он выбежал из дома.

Полутьма окружила город. Дымился искореженный асфальт, жирная грязь прилипала к подошвам. Дул порывистый нескончаемый ветер. Дмитрий устал. Жить, существовать. Везде все было одинаково. Пыль, нестерпимая вонь, исходящая от плевков на ступенях. Вот оно, запустение, отчаяние. Ветер гоняет по улицам мусор, окурки, газетные обрывки. В такие часы понимаешь, вот что значит "время тянется бесконечно". Дмитрий нервно посматривал на часы. Минутная стрелка лениво сделала очередной шаг вперед. Время, как густой сироп, тягучее, вроде как, бесконечное. Так происходит, когда не знаешь, что делать, не знаешь, как долго продлится ожидание. Ожидание чего? Дмитрий не знал. С тех пор, как начались эти невероятные события, с тех пор, как он повстречал этого Человека... Так что же произошло с тех пор? Дмитрий находился в растерянности. Кто Он, этот Старик? Задавать вопросы было бессмысленно. Вообще, странное чувство охватывало Дмитрия. Ведь это очевидно, что когда остаешься один в сложной ситуации, и наконец встречаешь еще одно существо, и нас уже двое. Мы можем что-нибудь предпринять, что-нибудь решить, попытаться как-то справиться со всей этой абсурдной ситуацией, найти выход из тупика. Ан нет, напротив! Впадаешь в какой-то ступор. И выслушиваешь бред сумасшедшего. А Он, почему Он так просто ко всему отнесся? Ведь не может быть, что б Человека не волновало все это, происходящее вокруг? "А может быть, это я сошел с ума", - подумал Дмитрий, - может я сейчас в палате под пристальным наблюдением медицинского персонала, и они мне вкалывают сильнодействующие успокоительные препараты. И у меня появляется весь этот бред, эти жуткие видения, эти галлюцинации?! А как же иначе объяснить все это? И я даже не выхожу из этого состояния, в вечном забытьи, в бредовом сне. Я сошел с ума. Ведь не бывает, чтобы мир в течение нескольких дней превратился в руины, и не может такого быть, что исчезает все? По Чьему приказу? По Чьей воле такое возможно? А этот Старик, кто Он? Это ведь только мое больное воображение могло придумать, создать подобный образ! Эти трюки, фокусы, которые он показывал? Что же это, если не плод моего воспаленного воображения?

А быть может, все иначе... И на самом деле, это я пропал? Все вокруг так же есть. А я не вижу никого и ничего? Для меня не существует кипящей жизни на Земле... Но и меня не замечают, проходят сквозь меня, как сквозь облако?"

Дмитрий схватился за голову и зарыдал!

"За что? Что я сделал не так? Почему я?" - он кричал и плакал, молил и проклинал. Ветер уносил его слова прочь, смешивал с сырым воздухом, швырял комьями в щели домов, в промерзлые подворотни и беззубый рот развалившихся подъездов. И его слова плесневели и гнили.

Начало

Свет свечи озарял мне душу, согревал, вдохновляя. "Не сгорай до основания, прошу, гори вечно!" В воздух с дымом парафина поднимается и курится прошлое, былое, минувшее. В этом призрачном сизом облачке дыма остается только разглядеть прекрасные лица и произошедшие события, успеть, пока их не унесло ветром, запечатлеть на бумаге, сохранить в будущем, согреть и не потерять этот образ, чувство, ощущение. Моя свеча не будет гореть вечно. Я должен успеть. Потом будут поздно. Не будет больше музы, она не вечна. Пропадут и растворятся прошлые события. Пока еще теплятся силы...

Потрясающая девушка с обворожительной улыбкой. Такой я ее запомнил. Что может передать ту сияющую доброту и тепло ее голубых глаз? Когда она улыбается, я счастлив. Боже! Не хватает слов. Да разве словом можно описать красоту богини? Как передать на бумаге то чувство, которое она во мне зажгла?! Это как солнце. Можно сколь угодно говорить о нем, но пока не почувствуешь на коже его мягкое нежное прикосновение, никогда не узнаешь. Тот, кто не знал эту девушку, никогда меня не поймет. Ведь не может быть всегда так гладко, размеренно, спокойно! Как в раю? Но есть ли рай? Если да, то я знаю, рядом с кем он существует. Мы сами делаем рай и ад сами, здесь, на земле. Рай и ад, все это вокруг нас и в каждом из нас! Когда она была рядом - вот он, рай. Когда она далеко от меня, но я все еще помню, люблю ее - все это рай! Ее глаза - самые печальные и в тоже время безумно прекрасные. Цвета весеннего неба после дождя, цвета радуги, цвета горного ручейка летним утром. У нас столько общего! Мы понимаем друг друга без слов. Я читаю ее мысли, она - мои. У нас схожие взгляды на жизнь, на смерть, дружбу и предательство. Мы хотим многого добиться в этой жизни. Где ты? Самый непосредственный человек, с открытой душой, такой ранимой и уязвимой! Трудно тебе в море лжи, грубости, злобы. Ты доверчивая и одинокая!

Я хотел бы быть тенью. Всегда рядом с тобой. Ты светишь солнцем, а я неразлучной тенью с тобой везде. Я задаю себе вопрос, где я был раньше? Как же я мог тебя упустить, не встретить за минуту до того. Но теперь у тебя своя жизнь. Можно рвать и метать, бороться за своё счастье, вцепиться в него когтями. Но что же станет с ней, нежной и невесомой бабочкой, не разрушу ли я привычную жизнь ради собственного счастья, ради своего эгоизма. Нет, я не хотел, чтобы в ее сердце был раздор, сомнение и выбор. Я не мог поступить с ней так. Не мог ради своего счастья разрушать ее жизнь. Нет, если любишь, то дорожишь спокойствием близкого человека. Все, во что она верит, что ценит и любит - для меня Святыня. Ее имя звучит как скрипка, напевно и мелодично, нежно и тепло. Я защищал ее чистое имя от язв сквернословия и клеветы. Я не хотел, чтобы эти лучистые глаза знали, что такое слезы. И я бы сделал все для этого.

Зеркало. И мы смотрели друг другу в глаза.

...

Предрассветный час ранней весной. Природа безмолвна. Ни ветерка. Абсолютная тишина. Может быть, я был глух. Сухой воздух проникал в легкие и разносился по телу. Шел легкий снежок. Такая погода редкость - и может быть она предвещала что-то новое, неожиданное, счастливое. Я посмотрел на небо. Сереющие небеса разбрасывали во все стороны снежинки, они падали на мои щеки. И я отдал бы жизнь, чтобы повторить эти мгновения. То утро с его светлеющим небом и снежинками, падающими отвесно вниз, творило чудеса, творило наши судьбы. У меня не было времени насладиться теми минутами, я не умел их ценить.

День пролетел незаметно. Что заставляло меня не шутить, не смеяться? Может то утро, которое я упустил из своей жизни. Среди веселящейся, беззаботной толпы - один единственный, грустно шагающий по улице. Вечный странник. Именно тогда я впервые услышал ту музыку и тихий, но прекрасный голос.

Путь обратно был таким же бессмысленным, как и туда. Впрочем, я не понимал ничего. Этот белый снег, он затмил мне глаза. Усталости я не чувствовал.

Раннее весеннее утро. Все, как в тот день. Казалось, он и не заканчивался. Остановился специально для меня, чтобы определить будущее. Странное ощущение, что ночь сыграла злую шутку, и человек будет доживать дни в стареющем разрушающемся доме, засыпанном снегом. Я шел один. Небо светлело. Я слышал ту же музыку и в такт ей шагал. На улице было пустынно. Яркие зрачки фонарей освещали мне дорогу. Я наслаждался этим утром, когда день еще не наступил, когда все крепко спят, и только ты один идешь к себе, напевая знакомую песню. Проходя мимо старых кварталов, разве я мог предположить, что увижу их вновь, вновь лишь через много лет. Пускай, когда ты проходишь мимо родных тебе домов, возникает щемящее чувство грусти. Пойми, дело всего лишь в пушистом снеге, падающем с просветленных небес.

...

Когда Дмитрий вновь вошел в знакомую старинную квартиру, все было ровным счетом так же, как и тогда, когда он ее покинул. Камин полон золы и уже не горел. Заметно похолодало. На занавесках появились белые пятна, будто от инея. Комната пуста. Никого не было. Дмитрий прошел мимо знакомых дубовых кресел, книжного шкафа, стола с горой безделушек. По искореженному паркету. В соседнюю комнату. Он лежал там, изможденный, дряхлый старик, страшно худой. Тонкая кожа обтягивала искореженные кости. Лысый череп и вздувшиеся надбровные дуги. Пустые, загноившиеся, подернутые пеленой глаза. Тонкие сухие, потрескавшиеся губы и выпирающие скулы.

- Что с тобой, - спросил Дмитрий, склонившись к изголовью кровати, - Что случилось, старик?

- Это ничего, все в порядке вещей. Закономерно, - заверил он, - А у Тебя как? Я смотрю, Ты не то что бы очень весел.

- Это Я, Я во всем виноват, Всё впустую, и за это гадкое успеть испортить жизнь всем остальным... - вскричал Дмитрий.

- Что Ты, что Ты! - казалось, то, что говорил этот старик, не соответствует его внутренним убеждениям, - Ведь Ты невиновен! Ты не можешь отвечать за то, что не можешь контролировать! Разве кто-то виновен, что каждый день молния убивает десятки людей, разве Ты причина того, что люди погибают от неизлечимых болезней? Брось! Конечно же, нет! Единственное, в чем Ты виноват, так это в том, что родился, но так и тут, только отчасти. Как Ты можешь контролировать свои поступки, если Ты - это всего лишь дикая смесь своих родителей. Ты - лишь сосуд, в котором два начала враждуют и уничтожают друг друга, используя Тебя лишь как поля битвы... Понимаешь? Они не заботятся о Тебе, нет! Они интересуются Тобой ровно настолько, чтоб Ты не сдох раньше времени! Бедняга! Но не вини их. Твои родители по сути тоже невиновны. Ведь и в них, - часть их собственных предков. И так далее. А теперь пойми, разве Ты можешь себя винить, когда в Твоих жилах течет агрессивная смесь из миллионов твоих предшественников? Разве Ты можешь за них, за всех, отвечать? Да так и потихоньку и до прародителей человечества можно дойти, до самых первых! Двух! Да ведь и они невиновны в том, что были так созданы! Вот теперь посмотри на всю эту пирамиду сверху, видишь, она ведь перевернута, а разве что-то может устоять на острие? Как Один может руководить такой махиной?

- Ты не прав, старик, не прав во всем, - сказал Дмитрий, - ты заблуждаешься. Все совершенно не так, как ты говорил. Да, люди приходят и уходят, а земля пребывает вечно. Все реки текут в море, но оно не переполняется, а вновь рождает реки. Почему... Я знаю, что было, то и будет. И не появится ничего нового. Это так. Кто-то может сказать, этого раньше не было, вот оно, возникшее! Но оказывается, это уже бывало прежде, в веках. Нет памяти о бывшем, как ее не будет у тех, кто родится после. Почему? Потому что люди, люди ошибаются. Им это свойственно, люди заблуждаются, всегда. Так было с самого начала! С самого! Но с этим нельзя мириться, надо противостоять! Не терять контроль над собой! Можно! Единственный способ все исправить, признать и бороться. Что остается более? Как же жить в противном случае? С чего начать? Начать - с себя. И верить. Верить в помощь! Кто-то должен исправлять, прощать, доверять. Учись отвечать не только за свои поступки, но за все, что было сделано до тебя! За всю эту пирамиду! Тогда можно двигаться вперед, старик, можно!

- Что ж, - прошептал старик, - тогда двигайся, раз Ты выбрал направление. Только будь уверен и не сомневайся, что оно правильно, как это сделал я... В этом залог успеха, Ты должен верить!

Комната начала светлеть и растворяться. Сквозь прозрачные стены можно было увидеть улицу. Расплывались границы, исчезало время. Таяли, как свечки, плавились здания. Покореженный паркет оседал и расходился под ногами. Воздух становился все более разреженным, неживым и призрачным. Дмитрий огляделся вокруг. И уже не удивлялся, Он это предвидел, это было закономерно.

- Вставай, - сказал Он, - вставай, старик.

- Дмитрий, у меня уже нет сил, - тихо проговорил он.

- Я сказал, вставай, - крикнул Дмитрий и, взяв старика за тонкую руку, помог подняться.

Дом уже потерял свои очертания. Можно было только догадываться, где он был раньше. Но теперь это не имело никакого значения. В растущей, распространяющейся пустоте не было ничего пугающего. Все казалось столь закономерно. Дмитрий отстраненно наблюдал за всем происходящим, крепко держа подрагивающую, песочного цвета холодную руку старика.

- Ну что ж. Вот и все, - прошептал дряхлый мужчина, когда они оказались в абсолютно пустом, черном, липком и тягучем пространстве.

- Это все... всего лишь Начало, - ответил Он.

- Я рад, что был свидетелем всего этого, - сказал старик, - и теперь я спокоен.

Дмитрий смотрел в бесконечную даль. Неуверенно спросил:

- А ты... Тебе... В кого ты верил? Веруешь?..

Но было уже поздно, старик бледнел и растворялся. И лишь губы беззвучно шепнули пустоте ответ.

Дмитрий остался один, но Он знал, что делать. И сказал Он: да будет свет. И стал свет. И увидел Он свет, что он хорош. И отделил Он свет от тьмы. И назвал Он свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один.