гористый обезумевший Толедо где храбро все карабкается к небу
и жизнь и смерть и тихие соборы и лавок ювелирные парады
и путник устремляется по следу художника его цветущий слепок
и поспевает через три столетья к родным дверям за каменной оградой

в своем музейном дворике Эль-Греко бушует отцветающей сиренью
и даль за парком плещется широко в ладонях растопыренной долины
а мы с тобой сидим у парапета расплавлены восторгами и ленью
щекочет ветер легкий жар сиесты и очертания декоративных пиний

зал обнял нас людей привычным кругом прописанных так яростно и лихо
так страстно искренне таким мазком широким что веришь это лица Воскресенья
и даже если были не знакомы нам раньше эти сумрачные лики
они давно впились в нейроны мозга прапамятью летучих сновидений

по шаткой лестнице из жерла бедной сути взошли в костер сияющих полотен
все эти малахольные святые во тьме сгущенной тают их одежды
отчаянье сменяется надеждой и гало над главою божьей плоти
обнимет все что так любили люди и в этой жизни и гораздо прежде...

он свет и дух его из света соткан из доброты начального наитья
где нити света носятся в пространстве и высей непостижных достигают
взлетаем взявшись за руки сквозь сотни как стая ос нас жалящих событий
туда где мрак займется божьей свечкой и жизнь воссияет нам другая