Запорошило метелью, ветер клонит Дальний Лес 
И в такую непогоду менестрель в шалаш залез. 
Он дрожит, дрожит, бедняжка, заметает ветер путь, 
Холодна пустая фляжка, тянет сердце отдохнуть. 
Наш Сианко бедолага, хоть собою и хорош, 
Но едва он рот раскроет -- пробирает сердце дрожь. 
И костра он не разводит - ну какой костер в метель, 
И до дрожи руки сводит, и сугроб ему постель. 
Только лютня согревает душу бедную его, 
Он ее в костер бросает, и не видит ничего... 
Потому что стынут слезы на щеках его в мороз 
Замерзают, опадают и цепляются за нос. 
"Ах ты, рыжая подружка нежной юности моей, 
Принеси мне с чаем кружку, накорми и обогрей!" 
Но молчит, молчит округа, и не видно ничего 
Ни соседа, ни обеда, ни огня ни одного. 
Млеет сердце, сердце ноет, головы уж не поднять. 
Менестреля успокоят лишь отец его и мать. 
Но с родимого порога он ушел в лесную даль, 
Сиротинушкой остался, менестреля очень жаль. 
Он лежал, себя жалея, и к утру катилась ночь, 
Умирал он не робея, и никто не мог помочь. 
Только белочки и зайцы прибегали посмотреть 
Как дитятя княжьей крови собирался умереть. 
Вот в снегу он распростертый, уж совсем заледенел, 
И злой дядька торжествует, он давно того хотел. 
Понеслись по лесу кони, заметался стук копыт 
Менестреля отыскали - бездыханный тот лежит.