Он был стар. Так стар, что давно забыл свое имя. Так стар, что помнил, как родились горы в пещерных недрах, которых он ждал. Эпохи проходили за эпохами, боясь коснуться его. Века текли как вода, проносясь мимо него. Возникали и исчезали расы, народы и виды. Рождались и умирали империи и страны. А он в глубинах гор ждал, хотя порой и сам забывал, зачем и чего ждет.

Мало кто из живущих за все время мира знал о нем, еще меньше было тех, кто знал, кто он и зачем здесь. Правнуки его правнуков, когда - то правившие миром, давно разлетелись по мирам. Некоторые из их потомков еще жили в мире, но влиять на его судьбу уже не могли. А ведь когда -то его потомки держали в лапах судьбы мира и вертели их, как хотели.

Да и он тогда частенько развлекался, незаметно дергая нити судеб. Создавая и разрушая империи и страны, двигая народы по континентам или заставляя "плясать под свою дудку" сильных мира, особенно тех, кто сам был уверен, что движет судьбами других. Было забавно низвергать возвысившихся над другими, но уже очень давно он трогал нити судеб только для спасения мира, который живущие в нем с упорством, достойным лучшего применения, старались довести до конца. Извиняло их только то, что они не догадывались о хрупкости мира.

Впрочем, последние несколько тысяч лет он не делал и этого, с мрачным любопытством наблюдая за событиями и немного удивляясь. что мир еще не рухнул. хотя частенько был на грани этого.

Может быть. невмешательство было связано с усталостью (сами столько проживите), может с одиночеством: уже давным -давно он не видел и не слышал никого из себе подобных или создателей.

Нет, конечно, к нему изредка забредали потомки его потомков , да и другие существа тоже .Но это было редко, да и все эти существа были родом из этого мира.

. И уже давно не было слышно голосов других таких же, как он, стражей миров, с которыми он в начале своего служения вел много вековые беседы, обмениваясь идеями, мыслями и слухами. Но со временем эти беседы становились все реже, пока не прекратились совсем ( все - таки слишком большой срок для поддержания интереса к собеседникам).

Теперь он был один, все более сомневаясь, что другие стражи еще существуют, а может быть, нет уже и других миров. Ведь ничей зов не достигал его сотни веков, да и странников по мирам - случайных или бродящих по своей воле - тоже давным - давно не было. А ведь когда - то они бродили по мирам чуть ли не толпами, постоянно во все встревая и мешаясь или помогая.

Безразличие и фатализм старости все чаще овладевали им, нарастая с каждым веком. И тогда он думал, что, может, лучше оставить этот мир и уйти в вечный покой небытия, но остатки чувства долга, всегда сильные в его роду, еще удерживали от этого.

.Оставить свой пост просто так было слишком просто, слишком низко для него. Он мог бы уйти, передав его другому, но это было невозможно: таких, как он или подобных, в мире больше не было. Даже его потомки давно потеряли почти все способности, благодаря которым его род в свое время был призван на роль стражей. Он думал послать зов, но его останавливала боязнь не получить ответа: это было бы доказательством, что более никого и нигде нет и он остался один.

Прикосновение к ткани мира было таким мягким, таким вкрадчивым, таким легким и незаметным. Если бы он не ждал этого все эти безумные эоны времен, если бы он не помнил слова создателей, то тоже ничего бы не почувствовал. Прикосновение несло привкус специй и дух благовоний, обещание неги и ласки, счастья и веселья. Но под этим только он мог почувствовать душную липкость разложения, пестроту вкусов и запахов, источаемых грудой гниющих отбросов. Случилось то, для чего он когда - то был оставлен в новорожденном мире: явились извратители миров. Явились те, кого создатели боялись больше всего, больше пожирателей и разрушителей. Ведь после тех не оставалось ничего, поэтому с ними было сравнительно просто сражаться. С извратителями, которых называли трупными червями миров, сражаться было почти невозможно. Ведь в мире, в который они приходили, внешне ничего не изменялось. Но это только казалось: мир гнил изнутри, становясь похожим на плод, спелый и красивый снаружи, но пропитанный изнутри гнилью и пронизанный ходами червей. Так под красочной, яркой, праздничной маской скрывается прогнившее, пропитанное трупным ядом и кишащее могильными личинками лицо давно проклятой нежити. Прикосновение червей разрушало все изнутри: чувства, мысли, поступки, слова, мечты и саму ткань судеб. Сгнивала сама душа мира, самые добрые намерения превращались в свою противоположность, но не только добрые. Любовь, дружба, вражда, ненависть, честь и предательство, добро и зло, свет и тьма становились только словами, за которыми нечего не стояло, их смысл перегнивал в уродливые и гротескные формы собственной выгоды и себялюбия. Торжествующая, всепобеждающая, ярморочно пестрая серость поглощала все и всех, расползаясь подобно раковой опухоли. Великие герои и великие злодеи одинаково поглощались и извращались в угоду " простым людям", ведь толпе не нужны те, кто хоть как - то отличается от нее. Таких надо опустить, высмеять и развенчать, чтоб не мешали спокойно валяться в помоях. Мир превращался в кишащую раковыми миазмами мусорную кучу, в которой резвились черви, поедая извращенные судьбы и гниющие остатки прежних идей, питаясь и жирея на расчетливой жадности, заменяющей миру все другие эмоции.

Конечно, ничто не в состоянии гнить бесконечно, рано или поздно прогнивший до основания мир погибал, задавленный весом серости. Но к тому времени он заражал близ лежавшие миры, и черви спокойно перебирались туда. Бороться с ними было очень трудно еще и потому, что каждый отдельный их шаг, казалось, нес пользу. Что плохого, например, в увеличении достатка людей, или укреплении государства, или в том, что преступникам стоило бояться не только стражу - любой сосед мог привести к ним ее. Да и увеличение числа комедиантов, развлекающих толпу согласно древнему завету "хлеба и зрелищ", тоже вроде помогало в улучшении условий жизни.

Почти никто не понимал, что сытая и довольная толпа превращается в стадо, но сделать что- то против означало получить на свою голову обвинения во всех грехах .

Эти мысли мгновенно промелькнули в голове стража, почувствовавшего пришествие червя.

В пору своей юности он, наверное, вышел бы в надмирье, чтобы встретить червей и сразиться с ними, но теперь он лишь устроился поудобнее.

- Нет, дорогие , я выйду на бой, а вы за моей спиной прокрадетесь в мир, и вернуться мне будет некуда, -проворчал он себе под нос. - Да и лучше, если вы не будете знать, что я здесь. Поиграем в темную. Ну- ка, что вы затронули в мире? Ага, вы свой ход сделали - теперь мой черед.

В Саридаре неурожаи и голод, многие люди бежали в соседние страны. В одной из бежавших в Тролой семей в дороге родился очередной ребенок-мальчик с синими глазами.

В Султанате новый султан под давлением жрецов Молота провозгласил все нелюдские расы "вторым сортом", а зверовидные вне закона и изгнал их из страны. В ответ Верховная жрица солнца заявила о помощи грифонам и мантикорам в переселении на Пустой Архипелаг и о создании Боевого Ордена.

Победив орду варваров, на трон Крола сел основатель новой династии. Эльфы и Гномы, забыв споры, сковали ему Скипетр Земли. Эльфы также создали новую корону, а Гномы в пику им подарили младшему брату короля древнюю секиру, о которой и сами забыли, кто и зачем ее делал. Зато можно было говорить, что им даже древних артефактов не жалко: это вам не Эльфийский новодел.

Еще оглядев позиции, страж удовлетворенно вздохнул: все действия червей получили противовесы. Пускай какие -то из них проявятся через века, теперь оставалось только следить за действием противника, главное, подольше не раскрываться.

Поудобнее устроившись и вытянувшись во весь рост, он положил голову на лапы и снова вздохнул.

Древний, как само время, давно забывший свое имя. но не забывший свой долг, один из последних великих драконов снова ждал.