Он не откликнулся - сидел в гостиной, допечатывал первую фразу рассказа. Творческий процесс нельзя прерывать - вечно она этого не понимает.
Но вторая фраза не складывалась. Он посидел еще немного в кресле - нет, сбился настрой. Ну, чего ей там понадобилось?
Жена в последнее время болела. Иногда ленилась, как он считал, вставать. За стаканом воды, например, - почему самой на кухню не сходить? Лишняя разминка и больному не помешает. И его бы по пустякам не отвлекала. А то еще моду взяла: "Сядь, посиди со мной". Зачем? Как будто за жизнь не насиделись. И много высидели? Одну дочь. Да и та... Если разобраться, ничего больше и не связывает. Сиди, теперь, не сиди... Вот, даже интересно, зачем сейчас звала?
Негромко ворча под нос, добрел до спальни. Но там никого не было. "На кухне, что ли?"
Но и на кухне жены не обнаружилось. Постоял в недоумении. Непонятно.
Машинально проверил туалет и ванну. Пусто. Пожав плечами, вернулся в гостиную. Чертовщина какая-то.
Остановился и задумался. Послышалось? Да нет же! Так и сказала: "Иди ко мне". Почти над ухом. Он едва не вздрогнул. Вот так всегда отвлекает, стоит лишь сосредоточиться. А ведь вдохновение не легко поймать. Да и детектив - сложный жанр, не какой-нибудь любовный роман...
Еще и посмеивается: "На старости лет решил Федором Михайловичем Толстым стать? Лучше бы с внуками в парк сходил". Так получилось, что зовут его Федор Михайлович, а девичья фамилии матери - Толстая. И зачем мать трогать? - померла уже давно.
Не ладили они, конечно, свекровь с невесткой. Почитай, всю жизнь не ладили. Но он-то в эти бабские разборки не лез, нейтралитет держал. Разве что иногда на жену прикрикивал, чтобы лишку не духарилась. А на кого кричать? Не на мать же? А жена обижалась...
Куда же она делась-то? Прямо испарилась.
Он почти не нервничал, но было как-то неприятно. Не по себе.
Так. Снова кухня. Дверь на балкон. Высунул голову: ну, разумеется, нет. Да и чего ей здесь делать, в январе на холоде? Да еще больной.
Неужели вышла? Куда? Идея, конечно, здравая в сложившейся ситуации. Но... Ведь недели три уже дома сидит, по квартире - и то еле передвигается. И как он мог не заметить, если вышла? Дверь в гостиную открыта. И кто тогда звал?
Добавляла раздражения дурацкая, надоедливая мысль: зачем звала-то? Вот, объявится, и сама, наверное, не вспомнит. Всегда с ней так.
Понимая, что занимается откровенной ерундой, отодвинул в спальне штору, чтобы глянуть на створку. Закрыта изнутри. А ты чего предполагал? Что она через форточку вылетит с шестого этажа, словно Маргарита у Булгакова? Прекрати панику!.. Возьми себя в руки. Должно же быть объяснение.
Присел на диван в гостиной. Ну, вот, сердце-то как заколотилось. Разнервничался все-таки, старый идиот. И чего звала, спрашивается?
Дочь заполняла документы клиенту, когда позвонил отец.
- Понимаешь, она всего-то попросила воды, а я не подошел сразу, - голос дрожал и прерывался, будто говорящий задыхался. - И не успел.
- Папа, ну, сколько можно этим маяться? - дочь не сдержала раздражения. - Мне сейчас некогда, потом перезвоню.
Вечером трубку не брали. "Выпил, наверное, и спит", - подумала дочь. Но телефон не отвечал и на следующий день. Забежала после работы. На дверной звонок никто не подошел, и она открыла замок своими ключами. В квартире было темно и очень тихо. Зажгла свет. Отец сидел в гостиной на диване с откинутой головой.
Когда "скорая" увезла тело в морг, заплаканная дочь прошла в гостиную и без сил опустилась в офисное кресло у компьютерного столика. Сбоку от монитора в фигурной пластиковой рамочке стояла фотография матери, умершей полгода назад.
"Ну, вот, - обреченно подумала. - Вот и все. Нет родителей. Теперь навсегда одна".
Машинально тронула "мышку". Экран монитора мигнул и раскрылся серо-бело-голубой страничкой Ворда. На ней сиротливо чернело всего несколько слов: