Холодно. Этот холод режет сильнее, чем боль обездвиженных ног. Жутко. Перед глазами стоит удивленное лицо мальчика. Он даже не успел испугаться. Хочется плакать, но слезы - они будто исчезли. Горло режет кашель. Грязь забила всю пазуху, нос, уши, забилась в рот. Пропитанная металлическим привкусом отсыревшего "асса". Противно.
Пальцы. Я их не чувствую, не могу согнуть. Чёрт! Чёрт! Они словно не послушные деревяшки. Где-то в отдалении слышится каркающий лай, прерывистое рычание. Замер. Не дышать, только не дышать. Периодические чавкания и рык - есть в них что-то прекрасное и первобытно опасное. Свист.
Пронзительный, будто сквозит из-за приоткрытой двери. Двери в Валлхалу, сын грома держит их для меня. Мне уже не страшно - смешно, спокойно.
Щенячий визг. Вскрик ликования, хохот. Охотники святой земли.
Хлесткий удар по лицу, затем ещё. И ещё.
- Не спи, друже.
Голос отца... Умершего три года как. Он просит проснуться. Но как же, нет сил.
- Открой глаза, парень! Не спи!
Что-то мокрое упало на веки. Адская боль пробирает до мозга. Глаза, как же болят глаза.
Страшно знобит. Вокруг куски подгнивающего мяса. Местами проглядывают кости. Передо мной снова удивленное лицо мальчика. Его золотые локоны разбросаны по земле, его розовевшая в смущении кожа приобрела безжизненно коричневый цвет. Сгнившее яблоко.
Стойкий запах чего-то не смываемого впитался в траву. Теперь он будет здесь долго, возможно вечно. Тлен. Из-за спины доносится хрустящий шорох сминаемой железом земли. Оставшиеся восемь человек роют ямы погибшим. Копают могилы. Почему я так равнодушен? Не плачь. Я не плачу! Дорожки слез безобразят лицо. Теперь уже декана.