Аннотация: Послесловие к альбому "Лавки древностей" "Новая жизнь".
Дмитрию А. Маклякову, вместо письма.
КРЫША, или Сумасшествие героя.
(Послесловие к альбому "Лавки древностей" "Новая жизнь", писаное за год до окончания его записи. Подражание Пелевину.)
Крышу снесло еще в прошлом году 2 мая в 11:42 утра по киевскому времени. В последовавшие за этим три недели полного штиля она еще кое-как держалась на одном названии, но налетевшим затем порывом ветра ее сорвало окончательно. С тех пор А.С. неотлучно сидел на берегу местной реки, тупо глядя на всякий хлам, проплывавший мимо, и тщетно пытаясь сгрести остатки своей персоны во что-нибудь, имеющее хотя бы намек на форму. Место было хорошее. Именно здесь в реку впадала речка поменьше. В былые времена ее называли Вонючкой, поскольку тогда ее щедро подпитывал органикой один из городских заводов, дававший народу, кажется, молоко и масло. Но с тех пор, как заводишко накрылся, речка успела окончательно усохнуть и затянуться тиной. Так что впадала она тихо и течению мыслей А.С. никак не мешала.
Берег реки побольше был обрывистый, но с него можно было спуститься к воде. С места у кромки воды можно было увидеть два моста: по правую и левую руки. Если ехать от одного моста к другому по дороге, то это заняло бы уйму времени, а здесь они были совсем рядом, что давало лишний повод задуматься об относительности всего сущего. Противоположный берег, заросший чуть ли не до самой воды лесом, был пологий, с небольшим пляжем - чуть левее, если смотреть с обрыва, на котором сидел А.С.. Лето выдалось сухое, река еще больше обмелела, и с того берега можно было зайти в нее чуть ли не до середины, не замочив пупка. Зато у берега А.С. глубина резко уходила вниз, и ребятня, прыгавшая с тарзанки, приделанной к росшей у воды искореженной иве, крышу себе снести не рисковала. Короче, хорошее было место, чего говорить. Самое, что ни есть, подходящее место пофилософствовать о месте крыши в человеческом существовании.
Крыши, как известно, относятся к тому же типу покровов, что и крышки, колпачки и люки. Для А.С. это было неоспоримым фактом, многократно проверенным с различных точек зрения. И не надо все сводить к банальным колпачкам от фломастеров и авторучек! Достаточно лишь немного отстраниться от обывательской традиции, как станет ясно, что иметь над головой крышу и быть у кого-то под колпаком - это практически одно и то же. В то же самое время, то, что является крышей для тебя, может быть люком к выходу для кого-то другого. Тем люком, на котором ты как раз и стоишь... Что же касается крышек, то родство с крышами у них просто бьет в глаза и в уши. Не нужно только путать крышки с пробками: все-таки крышки, как и крыши, срывает, а пробка может только выстрелить. Или же, на худой конец, ее выбивает. Вместе со светом.
Тут А.С. сделал паузу, потому что на противоположном берегу показался бандитского вида черный джип с тонированными стеклами. Из него вывалилось несколько амбалов в тренировочных штанах и еще один в обрезанных до колен джинсах. Вся эта братия радостно полезла в воду, вопя о каких-то "телках". Ребятки явно наслаждались жизнью.
- Вот и корешкам без крыши крышка! Куражу - ноль. Покрошат в окрошку, так что краешка от плоти не выкроишь... А все потому, что крыша, даже ржавая, объединяет!
А.С. был очень доволен только что произошедшим умозаключением. Оно взбодрило его, позволив не отвлекаться от дальнейших рассуждений.
Вообще говоря, крыши бывают разные. Ровные и покатые, шиферные, черепичные и из кровельного железа, а также соломенные и крытые толью. По их назначению различают крыши складские, маскировочные... солнцевские, ростовские, балашихинские, далее со всеми остановками... - и "дома твоего". Особый случай - крыши, которые сносит от восторга, удивления, нетерпения, возбуждения, разочарования, тоски, ностальгии и дурных мыслей. Потеря этого типа крыш чревата особенно неприятными последствиями.
У А.С. навернулась скупая мужская слеза. Он вдруг вспомнил, как они с Ю.С. помогали ей укладывать чемодан а после вместе провожали на вокзал, и было уже не понять, чья то была крыша: Ю.С. или его, А.С., самого. У крыш имеется удивительное свойство накрывать собой сразу многих, что не мешает им потом срываться с одних, продолжая крепко держаться на соседях.
Так вот городишь какой-нибудь домишко, стаскиваешь в него всякую всячину, нужную и не очень, обустраиваешься и живешь - живешь надеждой, что тебя-то как раз и не зацепит. Проживешь себе спокойненько без треволнений под надежным, понимаешь, кровом до самой до нее, нелегкая ее подери, и даже не очень задумываешься, что все, тобой припасенное и называемое домом, имеет смысл только до той поры, пока крыша на месте. А с ее отлетом, не то что от дома, от тебя самого камня на камне не остается. И от всего, чем ты жил, ты можешь сохранить не более того, что способен унести в карманах, выбравшись из-под обломков.
Вот почему на шмотках так мало карманов делают? Думаешь, мода? Держи карман! Это от элементарного благодушия. Каждый думает, что пачки сигарет и бумажника с авторучкой ему на всю оставшуюся хватит: придет домой - там еще есть. А дом - это на века! Родовое гнездо, блин, на целое кодло поколений. Ага, щас!.. Вот древние - те мудрее были. По крайней мере, хватило ума на "omnia mea mecum porto". Или "omnis meum" ?.. Бог с ней, с латынью. Главное, все свое при себе. И нате вам, ни одного целого лупанария с тех пор не осталось, а Сенека как не переживал из-за еще не случившегося несчастья, так и после всех катастроф особо не расстроился. Стоит себе на полочке, уже в переводе на великорусский, поблескивает суперобложкой...
Иногда ты покидаешь развалины с легким сердцем. Это если дом, в котором ты жил, строили другие, и тебя там особо ничего не задерживало. И еще когда на улице лето, и можно топать налегке, куда глаза глядят, не беспокоясь о ночлеге. А главное, когда у тебя еще хватает сил отгрохать такую домину, что никакой торнадо ей не страшен.
Собственно, сносом одной крыши жизнь не ограничивается. От первого сознательного слова до последнего издыхания ты успеваешь перелицевать крышу неоднократно. И тут еще один ее парадокс: ты думаешь, что возводишь крышу сызнова, а на самом деле к тебе возвращается старая - перелатанная.
А.С. хорошо помнил, как у него снесло крышу после прослушивания ``A Hard Day`s Night``. И как он потом побежал за ней, и ухватил-таки, и... Это ж сколько всего после того еще было! Потому только, что крыша, взлетев до небес, и проделав в воздухе все мыслимые фигуры высшего пилотажа, благополучно села на надлежащее ей место. Сама села. Попробовал бы ты только силком ее усадить! Без рук бы остался.
Крыша вообще живет сама по себе. И иногда позволяет тебе прикорнуть под собой или переждать дождик. Если она задерживается больше, чем на день, то лишь оттого, что ей самой в лом куда-либо лететь. Ну, или если ты сам ей чем-нибудь приглянулся - уж потешь свое самолюбие... Но когда она решает, что уже пора, ее срывает от взмаха крыла пролетевшей мимо бабочки. От комариного писка ее срывает - на хрен!
Мимо А.С. по течению проплыла, мощно молотя молодыми стропилами, чья-то чужая крыша. "Хороша, стерва!", не удержался от комментария А.С. Нельзя было даже сказать, что она плыла по течению. Она его оставляла далеко позади.
При виде ее, у джиповских братков у самих посрывало крышки с чайников, и они, похлопав дверцами, рванули за ней по берегу вдогонку, давя на газ и на клаксон во все конечности.
А.С. снова остался один. Это утешало.
Он порылся в карманах. Впрочем, он и так знал обо всем, что там лежало. Все та же кассета с "Вечером трудного дня" да еще пяток других с разным старьем, замусоленный блокнот с полуисписанным стержнем от авторучки... В блокноте еще оставались чистые листы, намекавшие на возможность какой-нибудь надежды. Была и подаренная когда-то Ю.С. зажигалка, огонек которой так приятно согревал глаз. Вещи были знакомые, но не надоедали. Они как-то связывали А.С. с прошлым. По сути, они были осколками сорванной крыши.
А вот это было уже серьезно. Возможно, именно в этом и крылась разгадка нынешнего безумия А.С.
С крышей нужно расставаться легко! Во всяком случае, без сожаления. Как только ты помещаешь ее останки в мемориальную рамочку и вешаешь все это на ствол дерева, под которым теперь укрываешься от непогоды, тебе приходит полный и окончательный каюк... кунак... калмык... калбит... кульбит... тубит... бим-бом... А.С. потряс головой. Мысли, звякнув, снова стали выстраиваться в шеренгу.
До чего же здорово владеют логикой все чокнутые! Нет, ну за исключением совершенно невменяемых, конечно. И при этом сами про себя все понимают. И при случае предупредят, чтоб держали, мол, за руки, пока те не сотворили чего. В принципе, ничего удивительного. Первым замечает дождь тот, кому капли бьют прямо по темечку. Прямо по обнажившимся извилинам.
А.С. не был исключением, и все про себя знал. Вот только знание это, увы, не приносило желаемого избавления. Склад ума подводил. У кого-то, кому очень повезло, он бывает сугубо рассудочным. И тогда даже после полной де-мать-ее-реализации пок-кровных конструкций над головой эти счастливцы сравнительно легко приходят в норму, моб-ёб-лиз-обо-во-вав свои инжир-нерв-норв-но-конс-струк-сто-двести-рук-ног-(А.С. еще раз тряхнул черепной коробкой)-торские... Короче, способности. У А.С. же... У А.С. слишком развита была эмоциональная составляющая личности. И все совершенство логики четких формулировок пасовало перед начисто лишенными конкретики междометиями. И сколько ни подвергал анализу все случившееся с ним А.С., единственным резюме, к которому он мог подвести свои рассуждения, было банальное "Н-н-да...".
Поскольку этот вывод его самого устраивал мало, он был вынужден вновь возвращаться к началу, пытаясь выйти на что-нибудь более вразумительное. Результат был, однако, прежним. Это заставляло повторить опыт еще раз, все с тем же успехом, и так - до бесконечности. В итоге, берег реки в том месте, где в нее впадала, не мешая ходу мыслей А.С., речка поменьше, оказывался единственной реальностью, еще удерживавшей А.С. в рамках приличий. Не будь этого берега, кто знает, на какие подвиги мог бы он сподобиться - безумствуя.
Но эта же реальность, одновременно, и не давала сдвинуться с места, накрепко прилепив его к уже основательно навязшему в подкорке берегу. Круг замыкался, бежать из него было некуда. Можно было только бегать по нему, не сходя с места, в ожидании какого-нибудь наводнения, которое бы смыло к долбаной бабушке и берег, и А.С., и...
А.С. почувствовал, как кто-то тронул его за плечо. Он поднял голову. С высоты своего умиротворения на него взирал Д.А. Он появлялся здесь время от времени. Иногда один, иногда вместе с Ю.С., иногда они приводили еще кого-нибудь за компанию - порой по делу, порой просто так, посидеть, глядя на речную зыбь.
- Все сидишь? - спросил коротко Д.А.
- Сижу, - не стал вдаваться в подробности А.С.
Д.А. укоризненно покачал головой, но потом все же присел рядом. Все, что можно было сказать, было сказано уже давно и не раз. Заводить разговор на избитую тему не хотелось, а ничего нового на ум не шло. Оставалось просто помолчать. Это тоже что-то, да значило.
- А если она не вернется? - Вдруг заговорил Д.А. - Ну если там черепицу больше не обжигают, или шифер кончился, если вообще с перекрытиями завал, тогда что? Так и будешь здесь торчать?
А.С. безмолвствовал.
- Уж взял бы себе из веток какой шалаш соорудил или хоть нору бы вырыл, землянку... Хочешь, палатку подарю?
А.С. потянулся, хрустнув затекшими суставами.
- Понимаешь... После настоящей крыши - и в палатку... На фига? Все равно не греет. Уж лучше так. А потом, ведь не в крыше дело, а в том, что под ней. А я и сам не знаю, что мне под ней прятать. Вот эту реку, разве что... Так ведь она не моя, и течет без моего на то соизволения. И что такое вообще я?
Д.А. покосился на А.С. На месте А.С. колыхалось нечто, действительно трудно поддававшееся определению. По нему пробегали волны, кое-где оно обрывисто осыпалось, а местами плавно уходило в воду. Казалось, еще немного, и оно начнет испаряться. Д.А. сглотнул.
- Иди ты... со своим юмором. И вообще, пора мне. А ты кончай дурью маяться!
- Слушаюсь, - произнесло А.С., превращаясь в облако.
Солнце стояло уже низко. Испарение обещало быть постепенным. С чувством, с толком, с расстановкой.