Трое друзей сидели на бревнышке в своем тайном месте.
- А давайте придумаем сказку про нас! - предложил Ивор.
- А давайте! - мгновенно согласился Рудольф.
Потайное место друзей находилось на самом краю Обавала, великого обрыва тянувшегося через все Волшебное государство. С одной стороны к обрыву почти вплотную подходил Скрюченный лес.
- И что мы станем делать в этой сказке? С нами же не происходит ничего героического, - заметил Мефодий.
- С чего начнем? - игнорируя слова Мефодия, спросил Рудольф. Он хлопнул в ладоши и растер их, словно предстояла трудная работа.
- Конечно же, с главных героев! - ответил Ивор и начал вещать напевным голосом.
- В некотором царстве, волшебном государстве жило три друга. Первый был телом статен, лицом суров, норовом горяч, но душа у него была - добрая. Хотя и любил он драться по любому поводу. Ребята из всех соседних ферм подтвердят это своими синяками.
- Они сами виноваты! - перебил его Рудольф. - А на счет доброты - прям в точку. Я именно такой!
Рудольф заложил руки за спину, выпятил грудь и встал чуть-чуть боком, чтобы друзья во всей красе могли разглядеть его благородный профиль с горбинкой на носу.
- Прическа у того героя была самая что ни на есть уникальная. На всей голове ни волоска, одна лишь рыжая прядка на макушке. Прядка не простая, а волшебная!
У Рудольфа на голове действительно растекался рыжей кляксой одинокий клок волос. Услышав о себе, он вдруг шевельнулся, закрутился, и вот уже на макушке юноши стоит человечек, собранный из множества длинных волосков. Рыжий человечек настолько похоже скопировал позу Рудольфа, что Ивор с Мефодием покатились со смеху.
- Люди сказывали, что в детстве папа этого мальчика проводил над ним эксперименты по волшебному насыщению удачей. Но что-то пошло не так и всю удачу в себя вобрали волосы. Теперь сам Рудольф постоянно попадает в передряги, а с волосяного человечка все как с гуся вода.
Рыжая прядка показала большой палец и часто-часто закивала волосяной головкой. Рудольф разом утратил героичность позы и возмущенно засопел:
- Не правда! Не проводил он надо мной эксперимент. Я сам залез в ящик с подопытным кроликом, чтобы узнать, чем папа занимается! Кролик кстати издох, а я нет. Это доказывает, что заклинание сработало и насыщение произошло!
- Тогда почему тебя называют тридцать три несчастья? - уличил друга правдолюбивый Мефодий.
- Это потому, что эта наглая рыжая штука забирает всю удачу себе!
Рудольф задрожал от негодования, отчего бусины на его пиджаке зазвенели.
- Кстати, чуть не забыл сказать, - воскликнул Ивор. - Одежды рыжепрядый Рудольф предпочитает под стать своему характеру из текстильной тянучки - материала очень прочного и долговечного. Но вот беда - совершенно безумных и даже безвкусных расцветок.
- Чего это безвкусных! - оскорбился Рудольф. - Ничего вы не понимаете! Это модно!
- В тот день Рудольф явно выбрал самое "лучшее" из своего гардероба - оранжевые, под цвет прядки сапоги, черные обтягивающие штаны, пестрая, до ряби в глазах, сорочка и пиджак из мутной тянучки с малиновыми манжетами. Все это роскошество щедро усыпано множеством сфер, шариков, граненых кристаллов и застывших пузырей, прозрачных и матовых, круглых и с острыми гранями.
- Вот это уже другое дело, пусть слушатели нашей сказки сами решают модно это или безвкусно.
- А мы перейдем к описанию второго славного героя! - повернулся Ивор к Мефодию. - Мефодий полная противоположность рыжепрядого друга. Сложение он имеет дородное, живот широтой своей дерзает превзойти размах плеч, а широта души и того больше! Неспешность и усидчивость позволили дородному юноше значительно продвинуться в науках и познании мира. Нет вопроса, на который бы он не имел ответа, нет вещи, о которой бы он не сумел просветить спрашивающего.
Полные щеки Мефодия заалели, отчего стали похожи на спелые яблочки. Дородный юноша опустил глаза на широкие ботинки, торчащие из-под черного балахона. Толстые сардельки пальцев смущенно теребили старый башмак.
- Одевается наш друг в широкие бесформенные одежды, покрывающие его с плеч до пят, которые подпоясывает простой веревкой. Прическа его являет из себя прямую противоположность Рудольфовой. Если у того лысина с прядкой, у Мефодия шевелюра напоминает охапку соломы, высушенной до золотистого блеска и аккуратно уложенной вокруг макушки.
Рудольф нахмурил брови и о чем-то задумался. Ивор и Мефодий ничего не замечали, увлеченные рассказом.
- Как и все гении, Мефодий имеет свои странности. Он всюду таскает с собой большой старый башмак, который давным-давно просит каши. Говорят, что именно в этом предмете он хранит все знания мира.
- Постойте!.. - поднял руку рыжепрядый. - Это что получается...
Но его не слушали.
- А еще сей ученый муж, - Ивор слышал подобное выражение в легендах, которые он почерпнул из маминой карты. Использовать его по отношению к Мефу показалось юноше жуткой уморой, и он рассмеялся. - Еще сей ученый муж придумал для себя чудной ритуал для усиления своей мудрости. Он создает из еды простейшие информаторы, записывает в них необходимые для изучения образы, а потом пожирает эти вкусняшки, получая два удовольствия одновременно - телесное и духовное!
- Так, баста! Я не понял! Ты сказал, что Мефодий полная противоположность мне! - вскричал Рудольф.
- Да. Разве нет?
- А потом начинаешь расписывать огромнейшую мудрость Мефа!
- Ну и что?
- А то! Если я противоположность, то я выходит тупой да?! Рудольф тупой?!
Прядка на макушке превратилась в человечка и яростно запрыгала на месте. Ивору показалось, что не будь она привязана к лысине множеством корешков, спрыгнула бы и кинулась в драку.
Какое-то время ушло на успокаивание рыжепрядого. Потом вместе спасали дородного юношу. Мефодий настолько развеселился, что завалился спиной назад прямо в Скрюченный лес. Не желая удерживать такую тушу, покореженные деревья расступились, и бедняга шлепнулся плашмя на твердую землю. Но и там не прекращал хихикать.
Через каких-нибудь полчаса спокойствие было восстановлено. Мефодий был извлечен (для этого понадобилась почти вся не маленькая сила Рудольфа и вся удача его рыжей прядки) и усажен обратно на бревно, рыжепрядому юноше принесены очень серьезные, почти без фырканий и хихиканий, извинения.
- Ну что, сказочник. Настала твоя очередь! - сказал Рудольф, потирая руки.
- Но... - Ивор попытался возражать, но его друзья были неумолимы.
- Описывая себя, ты будешь не объективен, а это повредит сказке, - важно заявил Мефодий. - Мы это сделаем за тебя.
- Да-да! Мы уже нахватались от тебя сказительских премудростей!
Рудольф вытаращил глаза и начал вещать жутким голосом. Именно так рыжепрядый представлял себе настоящих сказителей.
- А третий друг был ни то, ни се. В смысле ни рыба, ни мясо. Ни рак, ни креветка. Ни бублик, ни салфетка. Ни суслик, ни крот! Такая присказка. Вот!
У него получилось настолько складно, что Мефодий зааплодировал. Как все ученые люди он почти не разбирался в поэзии, любая рифма способна была привести его в восторг.
- Но ближе к делу. Наш Ивка, не смотря на свои шестнадцать лет, все такой же тощий, как и в детстве. Такой тощий, что соломинку ему на плечо положи, он такой: "А! а! больно!" - и свалится!
Рудольф произнес всю тираду с невозмутимым лицом. Зато прядка его очень наглядно изобразила, как именно "а!", "а!" и самое главное - "свалится!"
- Ивор наш - романтик, каких на свете нет! - это уже Мефодий.
- Да, наивный во всех отношениях человек, - поддакнул Рудольф.
- А уж в хозяйственных делах - полнейший профан!
- Все бы ему бродить где-то, соловьев слушать, звезды считать!
- А уж путешествовать любит - страсть! Все окрестности фабричного города облазил.
- На всех фермах бывал! Мне ли не знать!
Рудольф незаметно потер бок. Именно туда ему попало тянучечной оглоблей в последней его разборке с фермерскими детьми.
- Одевается он слишком легко и ненадежно, - сказал Мефодий, поправляя балахон, закрывающий его от горла до огромных ботинок.
- Да и безвкусно, если быть честным! - вставил реплику Рудольф и поправил свой пиджак из мутной тянучки с малиновыми манжетами.
- Ничего и не тощий! - не утерпел Ивка. - У меня уже давно выросли мускулы. Вот, глядите. И тут тоже! И тут! Пускай не такие мощные, как у Рудольфа, но настоящие! И одеваюсь я удобно. Вот штаны. Из прочной и легкой материи. Пропитаны специальным составом тянучки, не намокают, но пропускают воздух. Безрукавка! Я люблю безрукавки. И ткань, пощупайте какая мягкая ткань. Моя мама любила туники из такой ткани. Коричневая. Как тогда... - он запнулся.
- Ага, и ботинки на толстой подошве с высокой шнуровкой, - поспешно добавил Мефодий, чтобы поскорее проскочить грустную для друга тему.
- А еще он темноволосый...
- Как мама, - уточнил Ивор.
- ... и загорает всегда до черноты. От этого его яркие синие глаза...
- Как у папы!
- ... и белозубая улыбка, как будто сияют на его смуглом лице.
- Уф! - сказал Рудольф. - Какое сложное дело - сочинять сказку. Столько истратили сил, а всего лишь описали героев.
- А ты думал. Сказительство - это тебе не с оглоблей по полям скакать.
Но Рудольфа не интересовали оглобли. Он спросил, дрожа от нетерпения.
- А что дальше?!
- А дальше нужно какое-то событие, которое разом изменит жизнь наших героев!
- И что это будет? - проговорил Мефодий. - В нашей жизни ничего не случается!
- Как это что? - Ивор встал и подошел к самому обрыву. Далеко внизу расстилались лесные просторы. Бесконечную темно-зеленую даль разрезала жирная черная полоса Ахеронта - странной и страшной реки. А в ее изгибе лежала...
- В жизни наших героев произошло одно событие, которое разом перевернуло их судьбу и дало шанс дотянуться до самых заветных мечтаний.
- Что же это? - спросил Рудольф. Ивор понял, что он подыгрывает ему, как рассказчику. Потому как любой даже самый маленький мальчишка в Государстве знает, что может исполнить все мечты.
... фабрика волшебства.
Непознанная, загадочная, таинственная. О ней ходит множество легенд, но многословие рассказчиков - верный признак неосведомленности. Ибо никто не может сказать в точности, что происходит за магическими стенами. А кто может, тот помалкивает, связанный строжайшим контрактом.
Ее стены образуют огромную четырехконечную звезду, ориентированную по сторонам света. Говорят, это нужно для того, чтобы удержать в узде субстанцию волшебства, источник которой находится глубоко под землей. Это единственный источник субстанции, без него Государство будет обречено.
Именно эту форму копируют звезды, которые носят все люди в разные времена прошедшие открытый набор. И в зависимости от их достижений в магическом искусстве концы этих звезд загораются разными цветами.
Не смотря на то, что темная звезда фабрики прекрасно видна с Обвала, разглядеть, что находится на ее территории невозможно. Потому что над фабрикой постоянно висит странный серебристый туман, который скрывает от посторонних взглядов тайны самого важного места Государства. Лишь в центре звезды плотное одеяло тумана пробивает острый шпиль, который возносится над черными стенами на невообразимую высоту.
- Открытый набор, - сказал Ивор.
- Жаль, что его уже десять лет как не было, и, наверное, столько же не будет, - вздохнул Мефодий.
- Эй! Что за чушь ты несешь?! - взъярился Рудольф.
- Что не так? - дородный юноша удивился реакции друга. - Разве я не прав?
- Конечно, не прав! Не было набора десять лет, и что?! Наоборот, шансы того, что он пройдет уже завтра повышаются многократно.
- Это пустая вера, основанная на детском понимании мира, - сказал Мефодий. - Между тем я очень хорошо изучил обстановку в Государстве и сделал вывод, что открытый набор фабрике попросту не нужен...
- Тьфу на тебя! Этот научный подход только все портит! К тому же все знают знаменитое изречение Первого Волшебника. Не человек выбирает фабрику, а фабрика выбирает человека! Заруби это на своем картофельном носу!
Мефодий гордо вскинул все свои подбородки.
- Может быть, у меня и не такой благородный нос, - произнес он тонким от оскорбления голосом, - но зато я крепко стою на ногах реальности и не верю в детские сказочки. Нет никаких документальных подтверждений этой фразы, якобы сказанной Первым Волшебником.
Ивор переводил взгляд с одного друга на другого и впервые не знал, как их утихомирить. Как унять конфликт, если сам всем сердцем болеешь за одну из сторон, а разумом понимаешь вторую.
- Ребята! Тпру! Остановитесь! Прекратите! - закричал он, протискиваясь между друзьями, которые уже ухватили друг друга за грудки. - В нашей сказке открытый набор обязательно будет. И произойдет все настолько внезапно, что...
Договорить не успел. В мире что-то неуловимо изменилось. Ивор нутром почувствовал это. Его сфера волшебства ожила, почти как тогда, в детстве, когда мусорный монстр украл его субстанцию волшебства чтобы ожить и сделать свое темное дело. Мамин перстень с вделанной в него треснутой жемчужиной потеплел и выдал порцию субстанции волшебства.
Спорщики резко замолчали, по их ошалелым лицам юноша понял, что с их сферами происходит то же самое.
- Что это? - воскликнул Рудольф.
- Этого не может быть! - прошептал Мефодий.
И тут прямо в воздухе над пропастью соткалось суровое седовласое лицо. Раздались странные мерные удары, поначалу едва слышно, как будто издалека, потом все громче и громче.
Суровое лицо поглядело прямо на ребят, каждый из них потом клялся, что незнакомец смотрит исключительно на него.
- Я директор фабрики волшебства, - без предисловий начало лицо. - И я имею честь сообщить вам, что фабрика волшебства объявляет открытый набор. Десять долгих лет мы обходились своими силами, но настало время омолодить кадровый состав. Нас интересуют юноши и девушки, которым на момент получения сего объявления исполнилось ровно шестнадцать лет. Не больше и не меньше. Все желающие должны явиться завтра на восходе солнца к главным воротам и пройти процедуру предварительного отбора. Опоздавших не ждем, второй шанс не даем. Неудачникам ничего не объясняем, а счастливчикам обещаем каторжную работу и уважение с почетом. Все!
Лицо утратило резкость, словно было создано из кусочков тумана, а теперь дунул ветер и порвал его в клочья.
Над Обвалом воцарилась тишина. Друзья пораженно глядели на Ивора. Тот опустил глаза на мамин подарок и прижал карту к груди.
А потом Рудольф заорал, что было мочи:
- Ну что, съел?! Умник ты наш! Теперь не станешь отрицать! Не человек выбирает фабрику!
- Это ничего не доказывает. Слишком велика вероятность, что это совпадение.
Мефодий не сдался, но в голосе его больше не слышалось убежденности.
- О-о! Этот толстяк непрошибаем!
Рудольф встал на самый край обрыва и поглядел на далекую фабрику.
- Неужели вы не чувствуете?! Десять лет не было набора. И вот теперь, именно в этот год. Именно в этот момент! Именно шестнадцатилетних! Фабрика выбирает нас!
- Такое ощущение, что ты произносишь текст Ивора, - пробормотал Мефодий. - Он у нас главный романтик.
- А ты у нас главный зануда!
- Ребята, перестаньте свои глупые перебранки. У нас такое событие! - воскликнул Ивор. Глаза его блестели, от возбуждения он привставал на цыпочки. Казалось еще чуть-чуть и взлетит.
- До завтра еще есть время. Надо хорошенько выспаться, - сказал Мефодий, теребя свой башмак.
- А перед этим хорошенько перекусить знаниями, да, мой толстый друг? - хохотнул Рудольф и ткнул дородного юношу пальцем в брюхо.
- Что я сделаю, если еда меня успокаивает? - воскликнул тот.
- А я не усну, - проговорил Ивор, словно говорил не с друзьями, а сам с собой. - Было бы здорово встретить утро, гуляя под звездами. Их свет успокаивает меня. Соловьи спели бы мне песни лета, под аккомпанемент шелеста листвы. Но нельзя, надо как-то отпроситься у отца...
- Вот и славно, - Рудольф мгновенно позабыл о серьезности и радостно завопил. - А теперь кто быстрее добежит до города. На старт! Внимание! Марш!
Он сорвался с места, словно ракета из фейерверка, Ивор позабыл о печалях и кинулся следом. Лишь Мефодий замешкался.
- Подождите меня! - закричал он в их удаляющиеся спины и, пыхтя и отдуваясь, побежал за товарищами. А черная звезда фабрики лежала внизу, молчаливая и невозмутимая, пронзая длинным шпилем голубое небо.