- Твоё здоровье! - Геннадий поднял стакан на уровень глаз, затем опрокинул в себя. Скривился. Его собеседник, сидящий напротив, тоже выпил, в точности повторив движение, даже точно так же скривился. Он вообще многое делал, так же как и хозяин квартиры. Они были очень похожи внешне, да чего уж там - они были совершенно идентичны. Те же глаза, та же форма носа, тот же еле заметный шрам на скуле, полученный когда-то в какой-то драке.
- Желаешь здоровья и поишь водкой? Да ещё и в такой обстановке? - ответил собеседник, зябко поёжившись.
Геннадий оглядел свою кухню. Тесная, тёмная, с массой ненужных предметов: сломанный вентилятор, служивший теперь держателем полотенец, здоровенная кастрюля для варки мантов - Господи, зачем она ему?; сгоревший старый советский тостер. Тихо поскрипывала на осторожном ветерке несмазанной петлёй форточка. Разве что вода с крана не капала - кран был погнут бешеным ударом когда-то давно, Геннадий уже не помнил когда и из-за чего. Только воду теперь приходилось набирать в ванной, в те редкие моменты, когда она была нужна. Шкаф с посудой давно покрылся пылью - было видно, что хозяин не часто пользуется посудой, а значит и не заботится о её мытье.
- А ты, небось, хотел дом на Рублёвке, - безразлично парировал Геннадий, разливая ещё по одной.
- Рублёвка! Наш новый Бог! Жить надо по-человечески! - зло воскликнул собеседник, протягивая руку к стакану.
Геннадий молча выпил. Молча выпил и его собеседник. Пауза затягивалась. Геннадий достал пачку сигарет, вынул сразу две, одну отправив щелчком через стол своему мрачному гостю. Тот, с всё тем же злым взглядом, принял угощение. Он всегда курил только тогда, когда курил Геннадий. Видимо, был слишком интеллигентен.
Струйка дыма взвилась к потолку, извиваясь в луче заходящего солнца, который еле-еле просачивался сквозь щёлку в плотных тёмных шторах.
- Арман Григорян, - сказал гость, затянувшись дешёвой папиросой.
- Что? - не понял Григорий.
- Так его звали.
- Кого?
- Армянина.
Геннадий стряхнул пепел на стол. Его гость иногда бредил и говорил совершенно не по теме. Это уже стало привычным за несколько недель пребывания гостя у Геннадия.
- Хорошо, но почему ты тогда бросил музыку? - снова, будто в пылу несуществующего спора, спросил гость.
- Не знаю, Ник, - ответил Геннадий. Его гость ему так и представился: Ник Двой. Хозяин тогда решил, что он француз.
- Какой свежий ответ, - ядовито заметил гость, - У тебя ведь были способности.
- Да куда там, - махнул рукой хозяин, - так, пару аккордов знал.
- Ты играл божественно, - всё с той же, неуместной при таких словах злобой, продолжал Ник, - Я знаю, почему ты бросил. Тебя дразнили Геной Крокодилом, когда видели с гармошкой.
Это было правдой. Ник всё знал о Геннадии.
- Дело не в том... - начал, было, Геннадий.
- В том, - безапелляционно закончил разговор гость.
Геннадий встал из-за стола и, качнувшись, вышел из кухни в комнату, где свалился на диван и заснул мёртвым сном.
Пресные лица. Будто весь сок из них выжал неведомый злодей. Геннадий глянул на висящую кстати рекламу на бигборде - "Сок Крынвальдс!" с улыбающейся моделью на фоне бутылочки со "100% натуральным соком". Вот эти таинственные выжиматели. В них-то всё и дело! - с такими мыслями Геннадий спустился в метро. Спускаясь по ступенькам, он держался середины, так как справа и слева - у стен - сидели и лежали человекоподобные существа. Одного из них тошнило, и Геннадий спешно отвёл взгляд. В самом метро было ещё хуже. Пахло мочой и потом, вдоль стен стояли отвратительные персонажи: толстые милиционеры с необъятными животами, на которых рвались форменные рубашки; стареющие женщины, считающие себя идеалом красоты и лицом не выражавшим ничего кроме презрения; разноцветная молодёжь, которая была приятна глазу меньше, чем блюющий на входе бомж; угрюмые шахтёры, перемазанные углём, прокладывающие новую ветку метро прямо от турникетов. Впрочем, шахтёры, скорей всего, почудились. Геннадий закрыл глаза. Поток людских тел нёс его в нужном направлении, ему не приходилось смотреть на обитателей подземья для того, что бы добраться до работы. Годы довели всё до автоматизма. Геннадий иногда думал, что если он напьётся на улице вусмерть, то пойдёт на автопилоте не домой, а на работу.
- А вот Михайловна вчера...
- Реально! Он зассал придти...
- Крит лучше хасты, нуб...
- Будьте милосердны, подайте...
Ежедневные фразы. Будто где-то есть контора, которая ими занимается. Рассылает своих людей во все уголки города, что бы они выполняли план по банальным и глупым фразам.
- Вот так и живём!
Вот этот явно премию получит сегодня. Перевыполнил план, превзошёл себя. Геннадий открыл глаза, и посмотрел на говорившего. Им оказался старый дедушка с окладистой седой бородой. Геннадий до сего дня не знал, что Дед Мороз подрабатывает в конторе глупых и банальных фраз.
Посчитать. Отчёт. Отчёт. Посчитать. Передать Вере Павловне. Посчитать.
Одни и те же действия, день за днём. Если бы числа повторялись, Геннадий бы и тут с закрытыми глазами сделал большую часть работы. Его должность называлась очень красиво, но Ник назвал её точнее, презрительно поджав губы: "Мелкий клерк". Ник, как думал Геннадий, намного лучше выражал эмоции лицом. Его лицом. Странная ревность кольнула Геннадия. Кольнула и умерла, погребённая шестистраничным отчётом о сыре.
- Чем ты занимался сегодня? - Ник застиг этим вопросом Геннадия в прихожей, когда тот снимал ботинки. Сам же Ник сидел, как и всегда, на кухне за столом.
- Можешь не отвечать, я сам знаю, - продолжил он, - Ты считал и сортировал. Относил. А знаешь, чем занимался я? Ничем. Потому что я сам так хотел - ничем не заниматься. Я мог много чего сделать, я даже мог сыграть на гармони - ведь я не угробил пальцы беспробудным пьянством - если бы нашёл её в твоей кладовке. Но я ничего не делал. Потому что я так хотел. Я сидел на этом стуле и предавался размышлениям. Мне не надо было забивать мозги книгами, радио и телевизором. Я самодостаточен.
Геннадий не отвечал, взял банку тушёнки, открыл, поставил на стол. Достал из пакета свежую бутылку водки, поставил на стол, и, удовлетворённый гармонией и самодостаточностью стола со старой праздничной скатертью со снежинками, сел напротив своего гостя.
Геннадий откупорил бутылку, разлил "по маленькой". Ник как-то попросил пить поменьше - Геннадий стал наливать поменьше, но не всегда.
Тушёнка была на удивление вкусной. Видимо брак. Нику он еды не предлагал - тот никогда не ел, лишь пил и курил за компанию с хозяином. Идеальный гость.
- Ты касался гармони последний раз когда...
- Не смей о ней! - проревел Геннадий, получивший тычок в самое больное место.
- Когда она ушла, - безжалостно закончил Ник.
- Ни слова о Наташе, гад!
- Тогда будут числа: пять, один, двенадцать-двенадцать.
Геннадий побагровел от злости. Гадкий, свалившийся на него неизвестно откуда, собутыльник беспощадно ковырялся своими грязными руками в самом дорогом, что осталось у него - памяти о Наташе. Числа он назвал правильные: пять лет безоблачного брака, год кошмара, который разрешился её уходом, и 12.12 - двенадцатое декабря - её день рождения и день, когда Геннадий стоял на шаткой табуретке и смотрел в свисающую с люстры петлю.
- Петля порвалась. То есть люстра оторвалась, - Ник, казалось, читал его мысли, - Неужели ты не мог даже нормально покончить с собой? Что ты там вбил себе в голову, когда забоялся повторить? Что самоубийц не отпевают? А ты хоть когда-нибудь постился? Библию читал? Да ты знаешь двух святых, и то, потому что бабушка за тебя их молила. И тут вдруг стал религиозен? Какая избирательная вера.
- И тогда ты бросился в объятия своей предыдущей любовницы: музыки. Но она не приняла тебя, - продолжал Ник, - О, как бы она хотела тебя вернуть! Вы остались друзьями, но время было уже потеряно. Ты бы мог добиться её расположения, приложив хоть чуточку усилий. Начать с простых мелодий. Но кто будет ходить на романтические свидания с дамой, от которой он уже добился секса - так ведь? Всё и сразу.
Геннадий выглядел подавленным. Он смотрел в пол. В чёрно-белую "плитку" дешёвого линолеума.
- И тогда ты пошёл к любовнице, которая никогда не откажет, которая принимает всех - водка.
- Перестань, - попросил Геннадий.
- Хорошо. Иди спать.
Геннадий поднялся и, не смотря на распалённого Ника, вышел прочь с кухни, что бы забыться беспокойным сном на старом диване, на деревянной ручке которого было выцарапано слово "Отчаяние".
Ночью Геннадий проснулся в странной тревоге. Как бы смешно ни звучало, но это была обычная странная тревога. После ухода Наташи, Геннадий часто просыпался по ночам, крича от ужаса. Поначалу он затравленно оглядывался, ища её, будто всё это было кошмаром и она по-прежнему с ним - живая, тёплая, добрая, ласковая. После он понял, что если это и кошмар - то он не закончится.
Геннадий встал, держась за стены - голова зверски болела. Побрёл в темноте в туалет. Справляя малую нужду он, покрывшись мгновенно холодным потом, услышал еле уловимый звук гармони. Как будто кто-то, пробуя инструмент, тихонечко взял один аккорд. Звук исходил из кладовки. Геннадий медленно подошёл к кладовой. Глубоко вздохнув, он резко дёрнул на себя дверь кладовки.
На горе ненужного хлама лежала Наташа. Её кожа была необычайно бледна и светилась в темноте синеватым цветом. Голова её безвольно завалилась набок, из ужасной раны на шее медленно стекала кровь на гармонь Геннадия, которую та держала в мёртвых руках. Наташа шевельнула глазами и стала медленно поворачивать голову в сторону Геннадия. Резко захлопнув дверь, Геннадий отскочил от неё к противоположной стене. На кухне раздался злой смех Ника.
Люди. Метро. Люди. Работа. Люди. Ник?
- А что тебе сделала молодёжь? - спросил Ник у прикладывающегося к стакану Геннадия, и выпивая сам.
Геннадий не ответил.
- Ты же всех их считаешь гопниками и шпаной. От нуля до 18 - шпана. После 18 уже автоматически, прямо в их день рождения, они становятся гопниками. Каждый раз входя в подъезд, когда там стоят молодые люди - ты же съёживаешься от страха. Даже если там стоят отличники-шахматисты.
- Ты мне кто? Совесть? Ангел Хранитель? Или мама? Заткни пасть уже! - от чистого сердца пожелал Геннадий.
- Тебе вбили в голову такой стереотип, а ты ходишь с ним, - продолжил Ник, проигнорировав пожелание.
Геннадий молчал.
- Кстати, про твою маму и папу. Ты же клялся на могилах, что будешь каждый месяц приходить убирать и ухаживать. Наверное, даже такой великий счетовод, как ты, не сосчитает уже, сколько уборок ты должен. Ты ни разу не был там после похорон.
- Я пойду спать, - ответил Геннадий.
- Нет, ты пойдёшь на балкон и будешь стоять ровно в его центре до рассвета. После рассвета сместишься в правый край, надев горшок на голову.
Геннадий так и сделал.
Рассвет. Метро. Работа. Счёт за уборку могил. Единственный друг.
- Ведь я твой единственный друг, - повторил Ник мысли Геннадия, - я знаю, о чём ты думаешь и что чувствуешь, я один понимаю тебя. Хоть ты и не существуешь. Пускай, ты лишь игра воображения с моим лицом, но я люблю тебя.
- Ошибаешься, это я существую, а ты - нет. Я не знаю, кто ты: иномирец, инопланетянин, иноктотамещё. Ты зачем-то украл мою внешность и копаешься в моей жизни, - разливая по полному стакану, ответил Геннадий.
- На посошок! Сегодня всё решится, - сказал Ник и поднял стакан синхронно с Геннадием, который тоже чувствовал, что сегодня его гость отправится туда, откуда пришёл.
- На посошок! - согласился Геннадий.
- Всё-таки поганая у тебя квартирка. Противно было здесь находиться. Тебе легче, ты весь день проводил на своей поганой работке.
- Так прибрался бы, умник, - заметил Геннадий, доставая из холодильника позавчерашнюю тушёнку.
- Вот ещё. Горбатиться на того, кого не существует.
- Что ты сегодня заладил "не существует", "не существует"? Какие у тебя доказательства?
- Ты живёшь один, ни с кем не общаешься, - начал перечислять Ник.
- Мне никто не нужен.
- Ты боишься всего, даже потерять ненавистную работу.
- Я не боюсь ничего.
- Ты живёшь в грязи.
- Я живу там, где достоин, потеряв её, - Геннадий начинал злиться.
- Кстати про неё! Только полный болван мог потерять такого ангела! - Ник тоже повысил голос.
- Не трогай её, последний раз тебе повторяю! - угрожающе зарычал Геннадий.
- Ты загубил все свои таланты.
- Или таланты загубили меня?!
- Ты не делаешь того, чего хочешь, делаешь лишь то, что тебе скажут, думаешь так, как тебе скажу я или твой пророк - телевизор. Я же делаю, что я хочу, я самодостаточен, я всё ещё могу играть, Наташа всё ещё со мной. Я существую. Ты не существуешь!
- Я СУЩЕСТВУЮ!!! - взревел Геннадий, рванулся через стол, схватил и силой кинул на пол обычное зеркало, стоявшее на стуле напротив него.