С пухлыми губками, со светло-русыми, слегка вьющимися волосами, она лежала, раскинувшись, на огромной кровати из черного ореха. Её белую кожу покрывал нежный фруктовый пушок. Маленьким ротиком, мягким изгибом подбородка, длинным разрезом глаз она будила во Вит-Маре улыбку и вожделение. А вместе с тем, эта девчушка была совсем юна, - а значит, она была свежа и простодушна, и тем более приятна для мужчин, как приятна в красном вине лёгкая прохлада.

Она спала нагая, но не от бесстыдства, а потому что ночи в Нижнем Междуречье стояли душные, жаркие.

Вит-Мар сидел на подоконнике - руки сплетены на груди, в узких кожаных брюках, в сизой шерсти. Но в его молодом лице не было шерсти - гладко выбритое, с правильными чертами, оно носило отпечаток мужества, знавшего себе цену и в бою, и в постели. Когда же он улыбался, время отступало, и он казался совсем юным, как мальчишка. Синеватые губы и крупные резцы, эти видовые признаки вампира, совершенно не портили его. И тем более они не портили его в глазах женщин. Мало ли женщин обожают опасных парней?..

В этот дом Вит-Мар заглянул мимоходом. Вообще-то он торопился к жирным теткам из кабаре, сочным и сладким. Про себя он уже думал, жадно скалясь: вот сейчас он засосет одну, - он уже выбрал её, Жаклину, с жировыми перетяжками на руках и ногах, как у набитой колбасы. Он выжмет девку как губку, - выдавит из её сала всё, до последней кровинки... Запах резеды смутил его, а потом - это огромное сводчатое окно и она, юная и желанная.

Вит-Мар сидел на подоконнике и грустил, пока луна не стала садиться. А теперь ему приходилось поторопиться. Расправив руки, вампир соскользнул с подоконника. В воздухе он превратился в летучую мышь.

И только ломаная линия, словно прочерченная углём, мелькнула в темно-синем, усыпанном звездами, проёме окна.

* * *

Ночные бабочки, ветерок с болот, летучие мыши - их голоса знал Вит-Мар, и вскоре он узнал, кто была она.

Веронике едва исполнилось семнадцать. Родители оберегали её невинность для мужа. Счастье дочери, по мнению отца, ростовщика Ганца Готлиба, должен был составить порядочный и состоятельный человек. Глубоко порядочный и весьма состоятельный... Сперва Вит-Мар усомнился, - да верно ли, что у Вероники не было парня. И ведь в самом деле! Как оказалось, вместе с этой юной девушкой на свете одним чудом делалось больше.

С некоторых пор Вероника стала находить у себя на подоконнике то букетик ночных фиалок, то расшитую серебром ленту, то заколку, то гребешок. А однажды утром у нее дыхание перехватило от восторга: на подоконнике лежало ожерелье старинной работы, в сапфирах и гранатах необычайной величины, каких, казалось, на свете и не бывало.

В следующую ночь всё переменилось. Как прежде, Вит-Мар пронесся к её окну, он собрался опуститься на подоконник, - а его отбросило прочь, как порыв ветра швыряет павшие листья.

Это же случалось и раньше: родители Вероники дознались.

Сейчас окно девичьей спальни было увешано гирляндами из чесночных луковиц. Три свечи горели на подоконнике в витых серебряных подсвечниках, и ещё две свечи стояли у изголовья кровати. Сделав круг, Вит-Мар пронесся мимо окна. Теперь он разглядел отчетливо: Вероника, бедняжка, дрожала под душным одеялом. К тому же, в комнате она была не одна. За круглым столом сидели сам ростовщик и два его работника, все трое - с мушкетами наготове. А пульки-то у них, известно, были серебряные...

И в третий раз Вит-Мар пролетел мимо окна Вероники. Пролетел, сел на черепичную крышу дома напротив. И рассмеялся.

Помнится, сто лет назад он ещё боялся чеснока. А теперь... И теперь чеснок был ему противен, просто отвратителен, но уж вызвать у него приступ дурноты, а тем более - довести его до обморока не смогла бы и целая подвода чеснока. Что же до трех недотеп с мушкетами... Пожалуй, сначала он займется именно ими.

Вит-Мар летучей мышью поднялся в воздух. Поймав на крыло поток лунного света, он принялся кружить, мелькать, танцевать в искрящемся светлом потоке. Очень скоро сущность вампира вплелась в свет луны - а свет этот падал прямо в окно Вероники...

Если бы люди, ожидавшие появления вампира, были внимательнее, они бы заметили, как стал меняться лунный свет, косо падавший в спальню. Сперва словно какие-то тени стали прорезать его, и вдруг у сияющего лунного луча начал появляться зеленоватый оттенок, с каждым мгновением всё более отчетливый. И вот уже не ясный свет луны - какой-то зеленоватый туман, светившийся бледным светом, потоком заструился в комнату Вероники.

Уж теперь-то этот туман люди должны были заметить. Но некому было замечать: и Вероника, и трое её охранителей к этому времени крепко спали. Громко стукнул об пол мушкет, вывалившийся из рук ростовщика. Никто из людей, заснувших в комнате, даже не шелохнулся.

С чесноком Вит-Мар разделался очень просто. Дюжина летучих мышей явилась на его тихий свист, едва слышимый для человеческого уха. Острыми зубками мышки в два счета перетерли бечевки, подхватили гирлянды чеснока - и полетели раскидывать его по ночным улицам Кордовы.

Еще оставались свечи.

Эти подсвечники и свечи были освящены Ганцем Готлибом в храме Изиды, божественной матери плодов, цветущей земли и торжествующей жизни. Свет этих свечей был бы для Вит-Мара весьма болезнен, даже губителен, если бы ни одно обстоятельство. Хотя ростовщику не стоило отказывать в уме, одной правды он не знал. Жрицы Изиды долго колдовали над его подсвечниками и свечами, но результат от этого был такой, как если бы они устроили ему танцы с раздеванием. Ведь Изиде, богине-девственнице, могли прислуживать только девственницы, а эти четыре скромницы давным-давно распрощались с невинностью. Святости в их храме было столько, как если бы в этом храме Изиде прислуживали четыре стельные коровы.

Свечи, стоявшие на подоконнике, Вит-Мар опрокинул, чтобы они не мешали движению. А свечи у изголовья Вероники он даже не потрудился погасить.

Вампир бросил единственный взгляд на отца Вероники, - ростовщик был бледен, как будто ему снился кошмар, - но отчего-то он улыбался во сне... Вит-Мар подошел к кровати девушки и глянул на нее.

Сейчас он победил, он пробился к ней - но про него знали, его визиты уже не были тайной. Он победил, но Готлиб, конечно, не отступит. Ростовщик станет выискивать новые способы защитить дочь и погубить его. И как иначе? Ведь он - вампир, он - ужас для всех живых. Ну да пропади они пропадом! Главное, он был ужасом и для неё. Для Вероники...

Когда-то Вит-Мару казалось, что он нащупал выход. Этот выход, в сущности, напрашивался сам собой: чтобы не оставаться навек одному, он должен был превратить любимую девушку в вампиршу. Вот и всё, и "они будут жить долго и счастливо". Так Вит-Мар и делал - шесть прошлых раз... Что же до рецепта превращения, то этот несложный рецепт прописан во всех медицинских справочниках: Вит-Мар немного подсасывал избранницу из артерии, а следом давал любимой попить своей крови. Потом оставалось подождать до следующей луны, и всё, новый вампир был готов.

Так Вит-Мар делал шесть раз, и шесть раз вместо любимой и нежной он получал рычащее и зубастое создание, прямо-таки помешанное на сексе и крови. Само по себе, конечно, ни то, ни другое не было плохо - плохо было то, что "дочери ночи" получали удовлетворение только от крови живых - и только от секса и живыми. Вит-Мар с его холодной кровью вампира становился его избранницам совсем не интересен...

Ту, первую, Вит-Мар убил из ревности. А потом он просто не мешал им умирать - как мошки на огонь, они неслись к розовощеким красавцам, и в конце концов про них становилось известно Белому Трибуналу, и какой-нибудь инквизитор или рыцарь, или охотник Митры приканчивал их осиновым колом или освященным по всем правилам мечом.

Вит-Мар, кусая губы, смотрел на Веронику.

А если просто сочетаться с нею, сейчас, в этой постели? Нет, нет... За полтора столетия он хорошо изучил свою натуру. Если только он приляжет к ней, с чего бы ни началось, закончится тем, что он вонзит зубы в бархатистую девичью кожу...

Вит-Мар не хотел её убивать.

Но ведь и сделать её подругой себе он не мог.

Вампиром - мог, но не подругой...

Ростовщик Ганц Готлиб проснулся с первым лучом всходящего солнца. Кляня себя за нежданный сон, на подкашивающихся ногах он кинулся к дочери. Вероника ещё спала. Отец разбудил её - она не знала, не помнила ничего...

Лекарь не обнаружил на теле Вероники ни единого следа от укуса, и она оставалась невинна. Вот только проснулась она нагой, а ведь в постель её снаряжали как в комариный лес: на бедняжку надели чепец, гольфы, две ночные сорочки и целую груду барахла под них.

* * *

Как и ожидал Вит-Мар, ростовщик не остановился на чесноке и освященных свечах. Чтобы уберечь дочь от вампира, Готлиб, надо отдать должное редкому среди его профессии чадолюбию, тряхнул мошной. Все последующие дни какими только оберегами, могущественными талисманами, священными сосудами он не захламлял комнату дочери! Большинство из этих вещей были совершенно бесполезны - одни представляли собой откровенные фальшивки, другие - очень умелые фальшивки, третьи когда-то имели силу - но были осквернены длительным нахождением у лиц, не отличавшихся, мягко говоря, особенным благочестием. Правда, попадались и действительно сильные вещицы. Как-то ростовщик притащил в спальню дочери деревянную статую Изиды, работы давно умершего мастера. Эту статую он купил за сотню золотых монет у одной деревенской жрицы-бабушки, сохранявшей до седых волос девство. Опаловые глаза статуи прожгли Вит-Мару крылья, едва он влетел в окно. Да они прожгли бы его самого насквозь, если бы бабка на старости лет не оскоромилась. А так, Вит-Мар отделался глубокими ожогами, шерсть потом отрастала два месяца.

И всякий раз, когда утром ростовщик с женою поднимались к дочери, они заставали Веронику невинной и без единого укуса.

И всякий раз они заставали дочь обнаженной.

А что же Вероника? А Вероника не помнила ничего. Она, и в самом деле, ночами крепко спала. Вит-Мар не пытался разбудить её, он хотел, он мечтал заговорить с ней - но он знал, что если он заговорит с ней - он не устоит, и тогда она умрет. А он не хотел, чтобы она умерла.

* * *

Прошло полгода. Вероника оставалась чистой и незапятнанной, - и здоровой, и очень живой. И не было ночи, когда бы Вит-Мар ни обожал её, то вздыхая у её изголовья, то сидя на подоконнике, в лучах луны.

А потом как-то Вит-Мар прилетел к Веронике - и никаких талисманов, никаких оберегов в ее комнате не увидел.

Неужели ростовщик понял его и поверил ему?

Какая наивность! Какие глупые мечты! В ту же ночь Вит-Мар узнал: отец Вероники отделался от всех священных вещичек, потому что у него появился новый план спасения дочери.

Ганц Готлиб решил отдать Веронику замуж за старика колдуна.

Ну кто ещё, кроме колдуна, спасет его дочь от вампира? Жрецы с их амулетами и благовониями оказались бессильны, значит, он вынужден был искать другие пути, вот он и нашел один такой путь. Допустим, имелся ещё способ, он мог пригласить в Кордову кого-нибудь из Белого Трибунала, - но в Междуречье сроду недолюбливали чужеземцев, а ведь главная резиденция Белого Трибунала находилась в Каммагене, с чьим королем бароны Междуречья последние три года без устали воевали.

Готлиб выбрал колдуна старого и ветхого, потому что знал: сила колдуна - в мудрости, а мудрость прирастает годами и опытом.

* * *

Первым чувством, первой мыслью Вит-Мара, как только он узнал о сопернике, была ненависть. Ну и ревность, само собой. Вит-Мар уже поднялся в воздух, чтобы лететь, искать по гостиницам и постоялым дворам этого колдуна, но тут он подумал: а как же Вероника? А что она?

Быть может, для Вероники брак со стариком милее, чем безмолвное обожание вампира? Ведь она боится его. Разумеется, она боится его! А этот старик... Кто познает девичье сердце? Старик мог смягчить её тонкими комплементами, обворожить умной беседой, восхитить магическим искусством ...

Попытайся он убить старого колдуна, Вероника, пожалуй, ещё возненавидит его!

Или она и без того ненавидит его - ненавидит так сильно, что с радостью пойдет под венец со стариком?

Все эти вопросы разрешились бы для Вит-Мара в один момент, поговори он с Вероникой, да хотя бы загляни он ей глаза. Но он не мог, он боялся разбудить её, он думал: она увидит его, и вдруг она закричит, как полоумная? Вдруг его вид (все-таки не вполне человеческий) покажется ей отвратителен, омерзителен, ужасен? И что тогда?

Значит, придется тайно выведать о том, что думает она о старом женихе, сказал себе Вит-Мар. А для этого мало наблюдать за ней ночью - он должен проследить за ней днем.

У Вит-Мара имелся немалый вампирский опыт, и пусть солнечный свет был смертоносен для него, - у него имелись свои способы узнать, что происходило днем. Летучие мыши здесь не могли быть помощниками - но ведь в распоряжении Вит-Мара находились не они одни.

С некоторых пор в дом ростовщика стали залетать красивые ночные бабочки с бархатистыми крыльями - бражники, лунки, павлиноглазки. Они не докучали жильцам, да их почти что не было ни видно, ни слышно.

Днём ночные бабочки прятались где-нибудь под коврами или потихоньку сидели на потолке, наматывали на ус, что говорилось и делалось в доме. А ближайшей ночью они всё выкладывали Вит-Мару.

* * *

Прошло три дня, и Вит-Мару стало ясно: Вероника выбрала его. Его ночные посещения, безопасные для девичьей плоти, оказались для Вероники куда приятнее, чем муж-старик. Да и как иначе? Разве можно променять мечту на дряхлые, отвратительные, пахнущие козлом и мочой стариковские чресла? Может, кто-то и продает свою чистоту за деньги, но Вероника была не из таких.

Этой ночью Вит-Мар плакал, впервые за столько лет. Теперь он не просто любил ее, как он любил до неё многих и многих, - он перед ней благоговел.

Следующей ночью Вит-Мар явился к Веронике - и увидел пустую комнату. Сперва он ничуть не встревожился. Он подумал: ну да, отец отослал её спать куда-то в другое место, как уже бывало. Это не стало бы преградой для него: во всем доме ростовщика, да и во всей Кордове, не было такого места, которое было бы недоступно для Вит-Мара.

Вампир не ожидал беды - но ночные бабочки, его соглядатаи, кинулись к нему с жалобным писком, и то, что он услышал от них, повергло его в ужас.

Вит-Мар слушал, и не мог поверить своим мохнатым ушам: Вероника была мертва.

Колдун по имени Гаррас убил её. Сватавшийся к ней колдун... Старика, видите-ли, рассердило, что она отвергла его. Прошлым вечером она сказала, что решения своего не изменит. Она сказала, чтобы он убирался - и он убил её, он прожег ей сердце своим проклятым посохом. А потом колдун бежал. Пока все стояли, растерявшиеся, онемевшие, - он бежал. Вскочил на вороного коня, и был таков. Конечно, за старым злодеем немедленно снарядили погоню - городские стражники, отец Вероники, готовый от отчаяния впасть в безумие, несколько отцов семейств... Пока что не было известий, сумели они настичь колдуна, или нет.

Вампир слушал маленьких слуг и не слышал их. А потом вдруг он закричал - на всей улице от этого крика погасли свечи, даже те, которые теплились у статуй Изиды, Митры и Сараписа.

Звездный воздух прочертила летучая мышь.

* * *

Вит-Мар не сомневался, что колдун уйдет, утечет от городских стражников. Колдуны - мастера запутывать следы... Но одно дело - на коне преследовать конника, а другое - нестись за беглецом по воздуху.

К тому же, Вит-Мару были ведомы хитрости, которыми колдуны сбивали со следа, - заклинания ветров, наплывы туманов, миражей, напевы звезд, преломление света и сути. Знал он и способы, как эти волшебные заморочки преодолеть. Не так-то просто уйти от погони, когда преследователь - вампир!

Вит-Мар увидел под собою вороного коня, когда пролетал над Гринвудским лесом. Вороной пасся себе, стреноженный, на краю широкой поляны, и лунный свет блестел на листьях борщевика и кипрея... Городские стражники с бедолагой-ростовщиком сейчас, верно, спешили в какую-то другую сторону - колдун умело отвел глаза...

А вон он и сам.

У огромного, наполовину осыпавшегося пня лежал старик в длиннополом одеянии. Колдуну, видно, привычно было убивать - он спал, похрапывал себе, как ни в чем не бывало.

Полыхая от ненависти, Вит-Мар взмыл под самую луну - и оттуда камнем упал на колдуна.

Вампир не собирался сосать колдуна, много чести. Вит-Мар хотел просто разорвать клыками дряблую глотку, перегрызть хребтину. А потом он схватил бы старую голову за бороду, закрутил как пращу и запустил куда-нибудь в болото.

Вит-Мар упал на старика, впустил в старое тело когти, рванул клыками дряблый стариковский кадык - и заплевался, выплевывая щепки и кровь.

И кровь-то была его, не колдуна...

Под Вит-Маром кривилась старая, высохшая коряжина.

Справа, у куста бересклета, раздался смешок.

Вит-Мар живо обернулся на голос - и увидел старика колдуна. Колдун оглаживал бороду и радостно скалился. Как же, провел вампира, ловко подсунул вместо себя сухое дерево!

Вит-Мар взревел так, что с темных грабов посыпались листья. С быстротою пантеры он ринулся к колдуну. Тот не успел загородиться посохом. Вит-Мар рванул зубами стариковскую шею - и опять, острые щепки впились в его десна и язык.

Оказывается, он пытался единым укусом перегрызть засохшее дерево. Дерево было не очень высокое и со стволом не очень толстым, но все-таки перекусить такой стволик не смог бы даже тысячелетний вампир.

Теперь смех послышался с другой стороны. Обернувшись, Вит-Мар опять увидел колдуна - на этот раз старик стоял под сосной с голыми ветвями, по пояс - в соцветиях донника и мыльнянки.

Наученный, Вит-Мар не кинулся на колдуна немедленно. Этот колдун был мастак отводить глаза, - далеко не каждый колдун мог спрятаться от зрения вампира.

А теперь пускай старик попробует отвести глаза тому, у кого нет глаз.

Вит-Мар взмахнул руками, блеснул красноватыми белками, - и разошелся по поляне желто-зеленым удушливым туманом.

Сейчас, тягучим туманным телом, он сразу ущупал живую плоть колдуна. Оказывается, тот старый, полуосыпавшийся пень, это и был колдун. Когда Вит-Мар рвал зубами старую коряжину, колдун стоял рядом с ним, рукой дотронуться, и покатывался со смеху.

В теле тумана Вит-Мар не мог причинить колдуну вреда, поэтому он выгнулся дугой - и поднялся с земли в своем обычном, вампирском обличии.

Он зашагал к трухлявому пню. Тут и колдун Гаррас вернул себе настоящий облик, догадавшись, что его вычислили. Пень исчез - тонкий как тростина, с впалой грудью, на поляне появился колдун.

- Мальчишка! - воскликнул Гаррас с пренебрежением, и синие искры пробежали по его бороде. - Не тебе тягаться со мною!

Вит-Мар почувствовал силу, исходившую от колдуна. Да уж, этого противника стоило уважать... Вампир, не замедляя хода, развел руки - и он не шел уже, он поплыл над травой.

Сейчас Вит-Мар поступал куда обдуманней, как вначале. Он приближался к врагу таким образом, что полная луна светила ему в спину, - и вся сила луны, сила лунного света, чьим порождением были вампиры, вливалась в Вит-Мара с мощью водопада.

Вит-Мар плавно взмахнул руками, и вдруг его тело стало меняться. Он будто бы стал расти. Да нет, он в самом деле стал расти, мало того, стала изменяться его фигура. Огромные перепончатые крылья появились между руками и могучим торсом Вит-Мара. Его руки, его ноги сделались как корни векового дуба. Его зубы обнажились, не вмещаясь в губы, в рот, - теперь его зубы следовало бы сравнить с зубами какого-нибудь вымершего ящера, даже у крокодилов челюсти скромнее. Сама голова Вит-Мара раздалась вширь, и острый рог стал на глазах вырастать у него между надбровьями. Мудрые открыли бы, что такое происходило с вампиром. Это искусство Вит-Мар познал не так давно. В свете луны таилось прошлое - сейчас Вит-Мар впитывал в себя всё новые потоки лунного света, и силой лунного волшебства он превращался в древнейшего поглотителя крови. Древнейшие вампиры, жившие тысячи лет назад, питались кровью великанов и ящеров...

Колдун, верно, был сумасшедший. Глядя на угрожающие превращения врага, он ничуть не испугался. Он только и сделал, что сморкнулся в носовой платок, не очень чистый, и кинул его в вампира. И даже тут он не попал - скомканный платок пролетел высоко у Вит-Мара над головой.

Вит-Мар взревел - и на сотню миль в округе люди пробудились ото сна, и сердца многих прописных смельчаков затрепетали, как овечьи хвосты.

Вампир уже собирался обрушиться на колдуна, он уже вознесся над ним, как скала возвышается над пигмеем, - и тут что-то липкое, противное, кинулось Вит-Мару на плечи.

В мгновение ока Вит-Мар был спелёнат липкой и крепкой сетью, словно сплетенной чудовищными пауками. Жаль, он не догадался вовремя посмотреть за спину. А если бы он догадался оглянуться, тогда бы он увидел: носовой платок колдуна, попав под луч лунного света, вдруг распрямился, разгладился, разбежался в разные стороны, - и превратился в упругую сеть. И эта сеть потоком лунных частиц была наброшена на вампира...

Очень скоро Вит-Мар даже не мог кричать. Спеленатый по рукам и ногам, беспомощный, он возился на земле, как черняк. Чтобы освободиться от липкой, вонючей сети, он прикладывал немыслимые усилия, но все его усилия приводили к тому, что он быстро уставал. Очень скоро от его устрашающего древнего облика не осталось и следа. Теперь это был просто вампир, vampirus vulgaris, попавший в хитрые и очень прочные сети.

Колдун какое-то время отдыхал, разминая узкие плечи, а потом подошел к Вит-Мару и со всей силы ударил посохом в мохнатую вампирью грудь. Острый наконечник пробил тело чудовища насквозь, вышел между лопаток и глубоко вошел в землю. Если бы посох был сделан из осины, тут бы Вит-Мару и конец, но посох у колдуна был буковый.

- Я не инквизитор, чтобы таскать с собой вязанку ольховых кольев, - пояснил колдун любезно. - Но ничего... недолго тебе.

Колдун сел под пышный падуб с красивой округлой кроной и принялся ждать.

Ждать, и в самом деле, пришлось недолго. Вскоре небо на востоке побелело. А там и солнце взошло, и в первом солнечном луче сгорел Вит-Мар.

Гаррас освободил свой посох из земли, смёл пепел, смыл сажу, - и на чудном вороном коне, королевском подарке, возвратился в Кордову.

А здесь уже ждали его. Ростовщик, почтенный Ганц Готлиб, встречал его на пороге дома, и не один.

Раньше, чем ростовщик успел сказать хоть слово, к колдуну на шею кинулась Вероника.

- Милое дитя! - проговорил колдун, целуя девушку в лоб...

Они были родственники, Гаррас приходился Веронике дядей. Колдун жил далеко от Кордовы, в Темном бору, поэтому ему понадобилось время, чтобы явиться на выручку к своей семье.

Что же касается ночных бабочек, которые обманули вампира, наврали ему, что девушка была убита... Они исполняли приказ высшей силы - приказ колдуна Гарраса. И отчего Вит-Мар полагался на их порядочность? Созданиям ночи не чужды нежные чувства, но ночь обманчива - обманчивы и чары, и слова её. Кому бы, как ни Вит-Мару, про это знать.