После первых суток в Гурзуфе, "Федор" поделился выводом: "Здесь нельзя тратить на девушку больше четырех часов - остальные обидятся!"
Исторически сложилось, что количество отдыхающих в Гурзуфе особ женского пола превышало мужской контингент в четыре раза, а порой превосходство доходило до семи. Создавалось ощущение, что с необъятных просторов Советского Союза именно сюда, в Гурзуф, стремятся приехать все: все незамужние девушки в поисках жениха, все молодые разведенки прийти в себя после "жизненной коллизии", и все уверенные в себе дамы средних лет - просто подрезвиться на лоне чудесной Крымской природы.
Для Гурзуфа было нормой, что девушка целый год копила деньги на отпуск и с удовольствием их за две недели тратила на совместный отдых с понравившимся юношей: в советское время приоритеты были расставлены по иному - не у всех деньги являлись целью жизни.
Категорически не стоило приезжать в Гурзуф молодоженам и, вообще, парам: "В Тулу со своим самоваром!" Атмосфера была буквально пропитана флюидами любви, и страсти кипели нешуточные. Некто Гордаков, имеющий какое-то отношение к "миру кино и ТВ", приезжал в Гурзуф шесть раз сразу после своих свадеб, на медовый месяц. В течение первой же недели после приезда четыре "молодые" наставили ему рога, а двум другим он сам прирастил хвост: Гордаков удостоился прозвища "Молодожён" вполне заслуженно.
Однажды в Гурзуф заехал нас навестить Мишка "Рыба" с будущей женой. Они совершали предсвадебное путешествие и прирулили на один день катером из Алушты. Мишка оповестил: наш общий приятель "Портос" отдыхает со своей девушкой в Алуште и приглашал назавтра в гости. Встреча была назначена у павильона "Прохладительные напитки" на площади напротив пирса от 12:00 до часа.
Шурка внешне напоминал похудевшего Смирнитского в роли Портоса из советскго фильма про трех мушкетеров. Выглядел он соответствующе: грива до плеч, с головы до ног в "джинсе" - отбоя от женского пола не было. Завсегдатай всех московских сейшенов и приятель многих московских музыкантов, Шурка "Портос" у себя в Текстильном являлся известной личностью. Когда он проходил летнюю практику в Иваново, мы по очереди приезжали в Город Невест "облегчить" участь его проживания в общежитии ткачих: "принимали огонь на себя!"
На следующий день в Алуште уже в 11:45 у павильона стояли "Крекс", Ленка, Борька, "Афанасий" и я. Пароход приплыл раньше назначенного времени, и мы его даром не теряли. С одной стороны павильона в автоматах продавалось сухое вино по 10 копеек стакан, а с другой - портвейн по 20 копеек. У нас с собой было два "персональных" стакана и трехлитровая банка: к вопросу личной гигиены в Гурзуфе относились серьезно. "Афанасий" легко нашел правильный подход к "оператору" павильона, который наполнил нам банку портвейном с "заднего крыльца" за полтора рубля. И безо всякой очереди, вытянув шланг с напитком откуда-то изнутри павильона.
К моменту появления Шурки "Портоса" с девушкой мы уже сильно разогрелись "прохладительными напитками": сама встреча прошла в "теплой дружественной обстановке".
Затем перейдя от павильона в "Шашлычную" на соседней улице, мы продолжили праздновать дружбу. Наши упорные попытки зазвать "Портоса" в гости пресекались его девушкой на корню - она была в курсе гурзуфских нравов. Как выяснилось, Алушта тоже не отличалась пуританством: через полчаса "Афанасия" пригласила "ввернуть дома лампочку, а то высоко" сидевшая за соседним столиком симпатичная "курортница". И они стремительно покинули шашлычную. Посидев еще часа полтора, мы двинули к пирсу, заходя по дороге во всевозможные питейные заведения, широко представленные в городке....
Моё пробуждение трудно было назвать радостным: я лежал в кустах, где-то рядом бил о берег прибой, солнце только вставало. К месту вспомнившаяся фраза бывшей жены: "Самый лучший сон - у моря!", - абсолютно себя не оправдывала. Жутко ныла спина: я лежал на какой-то коряге. Видимо, проспал так всю ночь. "Они потеряли меня в Алуште!", - мысль с трудом формировалась в ослабленном мозге. "Отряд не заметил потери бойца!". Денег и документов я не себе не ощущал, потому понимал: "Первым же пароходом домой, в Гурзуф!".
Внезапно что-то зашебуршало за соседним кустом, и оттуда появилось сильно несвежее лицо "Крекса". Утро начинало принимать первые нечеткие очертания. Согласовав план возвращения, я решил-таки избавиться от коряги. И вот радость! Первая положительная эмоция - спину натрудила непочатая бутылка вина "Старый Нектар". Угостившись, мы с Андрюшкой вышли из кустарника к морю.
Восторгу и радостному удивлению не было предела - наша "лёжка" находилась около "Грибов" в двух шагах от аллей. Гурзуф! Первым мы встретили до той поры незнакомого, трясущегося московского мальчугана, отдыхающего в Коктебеле и накануне отставшего от парохода. Колотило его так, что для того, чтобы угостить земляка "нектаром", Андрюшке пришлось крепко держать его за плечи, а я вливал ему в "клювик" из горлышка бутылки. После приема оздоровительного напитка мальчуган явно взбодрился и, к нашему удивлению, легким прыжком преодолел двухметровый забор, огораживающий пивной павильон, увидев внутри одного из своих приятелей. "Вот это отпустило!", - изумился "Крекс": "Возможности человеческого организма беспредельны".
Там же в "Сосках" мы обнаружили Борьку с Ленкой, обсуждающих планы на вечер. Они поведали нам о "подвергшейся амнезии" части вчерашнего праздника: все вместе, с поддавшимся на уговоры "Портосом", мы приплыли назад в Гурзуф, сразу же с пирса перебрались в уже открывшийся коктейль-холл и продолжили праздник. "Портос" сразу сгинул в водовороте веселья, увлечённый бойкими минчанками. Внезапно появился "Афанасий", вернувшийся из Алушты вместе с "курортницей" Галей. Забрав у "Крекса" ключ от "фанзы", он немедленно исчез. Борька с Ленкой тоже вскоре ушли, оставив нас в компании девушек из Макеевки продолжать веселье. Как мы оказались у "Грибов" - остаётся загадкой по сей день.
В середине следующего дня в Гурзуф приехала девушка "Портоса", разыскивать своего друга. Шурка сдался без боя, и она срочно увезла его Алушту, опасаясь задержаться до открытия коктейль-холла.
"Афанасий" с Галей куролесили в Гурзуфе еще три дня: до окончания её отпуска. Не в силах расстаться, она увезла его с собой в Полтаву, откуда "путешественник" появился только на "гурзуфскую стрелку" в Москве в первую субботу сентября.
Со следующего года "курортница" Галя регулярно проводила отпуск в Гурзуфе с конца июля до середины августа, в самый пик "московского заезда".
Что ж, перефразируя моего любимого Форсайта, могу только сказать: "Поцелуй Гурзуфа заражает кровь навсегда, как укус мухи цеце!"