В Гурзуф мы добрались уже к вечеру, когда стемнело. Бросив вещи в камеру хранения, мы разделились и порознь - для увеличения шансов - вышли на поиски жилья. "Дед" взялся "утюжить" "Пятак" - местную "биржу" сдаваемой жилплощади. Колюня двинул в "Бюро по найму жилья": государственное учреждение присутствовавшее в каждом городе. Не успев отойти от камеры хранения, я встретил однокурсника, который потащил меня к "Бочке" отметить "приплызд". Когда через час я был обнаружен у пирса встревоженными "Дедом" с Колюней, жилищный вопрос был мною решён.
У "Бочки" я встретил одну из многочисленных московских Колюниных подруг, Таню. Она вместе с тремя коллегами отдыхала во Фрунзенском, и девушки на один день заехали в Гурзуф осмотреться. Ожидая парохода в свой поселок, подруги коротали время за напитками и сразу любезно пригласили к себе погостить на несколько дней: жили они в просторном домике на четверых, так что "никаких неудобств!". "Дед" тут же слетал в камеру хранения за вещами. Раскладушки привели подружек в бешеный восторг: "В Крым со своими кроватями!", - зашлась Таня.
Во Фрунзенское доехали без приключений и немедленно сели праздновать встречу друзей. Ночью у Колюни подскочила температура до 39, его колотило, душил кашель. Хозяйки срочно сварили компот, укрыли больного всем, чем можно, и стали усиленно кормить для скорейшего выздоровления. Аппетита у него не было, зато "Дед" ел за двоих. К утру лучше не стало, и мы с Мишкой отвели Колюню в местную больницу. Его почти госпитализировали: "Минимум на неделю", - пообещал местный эскулап. Но Колюне "повезло": как только выяснилось, что мы во Фрунзенском проездом, попросили на выход - "Зарегистрируйтесь и милости просим в больницу!". Попрощавшись с гостеприимными подружками, с вещами и раскладушками мы вернулись в Гурзуф, вспомнив, что "дома и стены помогают!".
Съем "фазенды" напоминал сценку из театра абсурда: при температуре плюс 35 в тени надевший на себя все имевшиеся вещи и укутавшийся сверху джинсовой курткой "Деда", Колюня, замотав горло шарфом, охрипшим голосом пытался договориться с арендодателями. Стоявший рядом осунувшийся "Дед", методично откусывая от горбушки черного хлеба, повторял как заведённый: "Что же мы будем делать с вещами?". Вблизи стояли раскладушки: мест в камере хранения не оказалось.
Около старого рынка тоже предлагали жилье, и я прошёл от "Пятака" в сторону Артека. Ко мне моментально подошел мужчина лет сорока: "Вас сколько?". - "Трое". - "Одни мужики? А то у меня жена девкам не сдает!". В Крыму все денежные вопросы решали жены. "Далеко?". - "От Пятака пять минут. Посмотрим? У меня и машина здесь!". Подхватив на "Пятаке" Колюню и "Деда" с вещами, мужик на "артековском" УАЗике мигом домчал нас до места.
Я ещё не встречал в Гурзуфе такого жилья: на расстоянии шести метров от "хозяйского" дома стояла стена от снесенной постройки, по козырьку дома и на стене лежал тес, выполняющий роль крыши, а через него по бокам от земли до земли был перекинут брезент, играющий роль стен. Внутренняя отделка выглядела не менее "заманчиво": поверх земляного пола были настелены доски, к которым брезент был намертво приколочен; одна из стен была глухая, а во второй были проделаны палаточного типа окно и дверь. В жилище разместились три стандартных "артековских" пружинных кровати, большой стол с тремя табуретками и двустворчатый шкаф. "Мебель" занимала около трети помещения, высоко под потолком лампочка Ильича тускло освещала огромную кубатуру.
"Туалет во дворе, умывальник на дереве, вещи свои можете хранить у нас в доме. По 1.5 рубля с носа за ночь, и живите, сколько хотите", - наседал хозяин. У меня было сильное желание дать ему отлуп, но, посмотрев на дрожащего в жару Колюню, и "Деда", цепляющегося за раскладушки, нехотя согласился. Все ценное, в том числе документы, отдали хозяевам на хранение, раскладушки расставили на свободной площади, рюкзак с канистрой убрали в шкаф.
Хозяин слукавил - не зря он, гадюка, держал УАЗик наготове - до Пятака было ходу минут сорок. Но на отдых это никак не повлияло. На вакантные раскладушки к нам приходили ночевать друзья: "Бамбина", Петров, "Помидор", "Афанасий", "Осташка" с девчушками - места хватало. Колюня поправился за три дня - вот что значит молодой и крепкий организм при правильном режиме и здоровом питании. Еженощно он возвращался часа в четыре и на вопрос проснувшегося "Деда" или регулярно ночевавшего у нас Бамбины: "Сколько?" отвечал: "Пять!", приводя обоих в неистовство: "После такого гиганта нормальному мужику к девушке подойти неловко!".
Основную часть времени Колюня проводил в Артеке, деля свое внимание между пионервожатыми и инструкторшами по плаванию. "Дед" сдружился с фарцовщиком "Греком" и регулярно ездил с ним в Ялту "практиковать" итальянский язык, "утюжа" набережную в поиске иностранных туристов. Подружившись со смешанной "бригадой" крымских и московских девчушек "полусвета", я проводил досуг на "пивных аллеях", "работая справочным бюро" у вновь приехавших отдыхающих, в общем жил насыщенной гурзуфской жизнью. Втроём мы встречались днём на "аллеях" или в кафе "Адолары" и вечером в коктейль-холле.
В один из особенно успешных дней в Ялте "Деда" задержали "люди в штатском" во время удачного контакта с итальянцами и попросили предъявить документы. Отпущенный под честное слово, Мишка, перерыв чемодан и не найдя паспорта, вспомнил про рюкзак. Паспорта там тоже не оказалось, а канистра почему-то оказалась пустой. На заднем дворе "Дед" и "Афанасий", примкнувший к Мишке по дороге из Ялты, обнаружили хозяина с приятелем уже изрядно "навеселе". На столе среди закусок высилась трёхлитровая банка с нашим самогоном, сразу узнаваемым по цвету и запаху. Объяснения хозяина о внезапно приехавшем шурине и призыв войти в положение были признаны неубедительными, и, оценив серьезность намерений "Афанасия" и его внушительные габариты, шурин скрепя сердце отдал десять рублей, объявленные "Дедом" за ущерб. Посчитав инцидент исчерпанным, "Дед" немедленно рванул в Ялту и по совету опытного "Афанасия" подал в отделении милиции заявление об утере паспорта. После заполнения необходимых бланков ему выдали надлежащую справку, и он скрепя сердце успокоился. Через час после отъезда "Деда" домой пришли мы с "Бамбиной", томимые сильной жаждой, и у хозяина случилось "дежа вю". Он был уже сильно не в себе, денег у него оставалась "пятерка", которую мы и реквизировали. Колюня объявился к вечеру один и, собираясь в Артек, заглянул в шкаф! Хозяин уже объясняться не мог и жестами предложил угостить Колюню его же самогоном, за что разъяренный Колюня уделал его "как бог черепаху".
Когда к ночи мы все собрались у "домика", наши вещи уже стояли у входа. Вернувшаяся с работы хозяйка вызвала милицию, и дружелюбный сержант предложил нам покинуть территорию "во избежание".
Снова озадачиваться съёмом жилья мы уже не стали: Колюня переехал в Артек к пионервожатым, "Дед" поселился на "персональной" раскладушке в "фанзе" у "Грека", а я окончательно перебравшись на "аллеи", отчего отдых стал ещё более "диким и аутентичным", предавался всем доступным видам курортных развлечений на "личной" раскладушке.
Через четыре дня мне пора было возвращаться в Москву - начиналась практика. Я перенес своё "лежачее место" к пункту продажи авиабилетов у входа на городской пляж, с комфортом переночевал две ночи в живой очереди и улетел домой, сдав раскладушку "Деду". Колюня отбыл через два дня после меня помогать родителям на даче, а Мишка задержался в Гурзуфе до конца отпуска.
Накануне отъезда сдавая в Алупкинском пункте проката бельё и раскладушки, "Дед" к своему огромному удивлению получил назад свой "родной" паспорт. Обрадованный Мишка сразу решил вернуться в Москву самолетом, но в аэропорте Симферополя его задержали с "ворованными документами".
На следующий год нам с Колюней не удалось убедить Мишку поехать в Крым, как мы ни старались: его обстоятельной и осторожной натуре такой отдых был противопоказан.