В серединее 80-х в одном из номеров "Литературной газеты" была напечатана статья "Король московского аска". Начиналась она так - "Если к Вам в подземном переходе в центре Москвы обратится прилично одетый молодой человек, и с сильным прибалтийским акцентом вежливо попросит на билет до Таллинна, объяснив, что остался без денег, не верьте ему - это Игорь Прайс, король московского "аска".
Игорь в Гурзуфе был личностью заметной. Одетый всегда в черную кепку стиля "Немецкий легионер" и черную кожаную жилетку - на футболку, на майку, но чаще на голое тело, с объемной железной цепью на шее - " у собачки галстук помыл", Прайс всегда был в центре событий. Точнее, он сам был событием. Аккуратно подстриженные усы, грудь вперед, выправка: гусар, да и только! Прайса знали все, и он - всех. Его лёгкость на подъём была легендарной: за московский сезон - с двадцатых чисел июля до середины августа - Игорь мог трижды смотаться в Москву и обратно.
Отдыхать в Гурзуфе Прайс начал одним из первых москвичей середины 70-х, вместе с братом Иваном и друзьями по "стриту", имеющими замечательные прозвища: Дух, Псих и т.п. Гуляли широко, когда заканчивались деньги - ездили "аскать" в Ялту. В речи Игоря присутствовал колоритный московский "стритовый" и питерский сленг: "Пипл! У меня есть юкс, пойдем замаксаем пару батлов "Нектара". Он проживал тогда на два города - Москву и Питер, и с успехом пел в "кабаках" обоих городов: голосище имел редкой силы и узнаваемого тембра. Его задушевное исполнение любой из двух любимых песен - "Диддл, дуддл, ши из май бейби нау!" и "Шаббл, даббл, дирижаббл плей!", заставляло Андрея Макаревича истошно объявлять со сцены: " Пока Игоря из "Клетки" не выведут - мы играть не будем!". Прайс без микрофона легко перекрывал звучание любой группы, играющей в "Клетке" - поселковой танцевальной площадке. В Гурзуфе на танцах регулярно играли: "Машина времени", "Виктория" и другие московские и питерские группы, не говоря уже о множестве крымских ВИА.
Непосредственно над "аллеями" располагался новый корпус Дома Творчества Художников им. Коровина. Обычно Прайс с друзьями базировался под "Грибами" - стилизованной беседкой, расположенной прямо на тропе, ведущей от главного входа корпуса к променаду вдоль пляжа. Не одна группа "коровинских" отдыхающих вздрагивала от звучного приветствия Игоря: "Здорово, ребята! Тоже художники?!". До сих пор, встречая любого персонажа с папкой, напоминающей мольберт, я сразу вспоминаю оклик Игоря.
Прайс первым из москвичей еще в конце 80-х приобрел в Гурзуфе недвижимость - развалюху по дороге на ул. Строителей. Осуществив небольшой ремонт, он проживал в ней сам, периодически заселялся брат с семьей, и безвозмездно жили друзья и друзья друзей: "недвижимость" никогда не пустовала.
Помимо музыкального таланта, Игорь обладал недюжинными организаторскими способностями. Однажды, встретив меня на Пятаке, он предложил пойти в поход на Ай-Петри: "Имей в виду, подъем тяжелый и долгий. Накануне пить нельзя дня три, а то не выдержишь. Народу собирается много. Я дал задание Пипетке всех предупредить- знаешь, какая она обязательная! Встречаемся через четыре дня здесь же в 9 утра". Появившись раньше назначенного времени, на Пятаке я увидел человек двадцать во главе с Пипеткой, ожидающих Прайса. Игорь возник у "Бочки" минута в минуту и, выпив залпом поллитровую кружку белой "Массандры" и облегченно переведя дух, объявил: "Поход откладывается дней на пять, если удастся прерваться". Никто из "походников" особенно не расстроился, и бОльшая часть присоседилась к Прайсу у двухсотлитровой ёмкости. Тем не менее, за 20 лет три раза мне удалось сходить с ним на гору.
Горьковчане.
Трое горьковчан, называвшие себя "бригадой скорой помощи", приезжали в Гурзуф каждое лето. Видные, как на подбор, очень разные, закончившие или еще учившиеся на старших курсах Горьковского медицинского института, они сразу привлекали внимание женского пола.
"Предводителем" у них был Коля Тянилин, хирург от бога. Он родился с врожденным дефектом - на обеих ступнях у него было по шестому недоразвитому пальцу. Первое, что Коля сделал, войдя в профессию - сам себе удалил лишние "атавизмы". Выглядел Коля живописно - поджарый, с рельефной мускулатурой, внешне похожий на Николая Второго, подчеркивая схожесть ухоженной бородой и усами. На шее Коля носил на шнурке жетон нижегородского городового, доставшийся ему от прадеда.
Его друзья, Белоглан и Пашка являлись не менее колоритными персонажами: я неоднократно наблюдал, как один угощал пивом полностью одетого для подводного плавания друга, зашедшего в "Соски" в ластах, заливая напиток через трубку для подводного плавания. Держались горьковчане вместе, свой город называли исключительно "Нижним", общаться с ними было интересно - ребята были интеллигентными, начитанными, и с уже богатым медицинским опытом.
"Чеховка".
С неочевидной регулярностью Прайс организовывал поход на "Чеховку". Так называется закрытый для посещения участок берега, расположенный прямо под домиком Чехова, и состоящий из огромных обтесанных морем валунов. На мой взгляд, нет более красивого места для "дикого" времяпрепровождения в Гурзуфе - здорово загорать, лежа на прогретых солнцем, пятиметровых камнях, можно нежиться в морской воде в естественной ванной, причудливо созданной природой, нырять в прозрачную глубину за мидиями.
Но попасть на "Чеховку" довольно непросто: проход через частные огороды и "Домик Чехова" всегда наглухо перекрыт заборами с колючей проволокой, огромными висячими замками и злобными волкодавами; путь морем с ближайшего городского пляжа отрезан той же "колючкой" на столбах, уходящих далеко в море. Местные жители на лодках везти отказывались, опасаясь милиции - "запретная зона". Единственная дорога была очень трудной - сначала через нарядный, высокий внешний "артековский" забор, затем мимо первого корпуса Артека, отбиваясь от дружинников. Дальше через задний забор с "колючкой" поверху, отсекающий лагерь от моря, десантирование через "колючку", потом по крутой горной тропе к вертикальному спуску, специально утыканному торчащими арматурными прутьями - "чтоб не лазили!". И сам спуск непонятно на чём и как! Спускаться можно: или абсолютно трезвым или сильно пьяным. С похмелья или недостаточно пьяным - страшно и опасно.
Обычно собиралась компания человек по 20, и "альпинисты" лезли рано утром "по холодку" на целый день, а то и на два. С трудом добравшись вниз, гнали от себя мысли об обратной дороге. С собой всегда брали много напитков, из расчета на себя и того парня, и обязательно - рис. Прайс покупал какие-то особенные местные специи.
Отдыхали разнообразно: девушки загорали на камнях, в чем мать родила, для равномерности загара, новички учились плавать на мелководье, опытные горьковчане, надев ласты, ныряли за мидиями. К середине дня Прайс готовил на железном листе потрясающий плов с мидиями на всю компанию. Пить начинали, точнее, продолжали, сразу спустившись, но апогей наступал после поедания плова - приносили гитару, пели вместе с Прайсом, Игорь соло, без гитары. Уединившись между камней, пары осуществляли "таинство" в прогретой морской воде, кто-то просто дремал в тенёчке, выпив, "верхолазы" говорили и спорили обо всём. Часам к шести наиболее трезвые начинали собираться и созывать остальных, и бОльшая часть начинала опасный и неторопливый подъем обратно. Оставшийся, наиболее отчаянный "пипл" во главе с Прайсом дожидался наступления ночи и только тогда, невзирая на "колючку", злобных собак, крики и угрозы хозяев, пёр напрямик через огороды и "Домик Чехова".
Случай на "Чеховке".
Тот поход на "Чеховку" проходил по обычному сценарию. Уже после плова и концерта народ разбрелся по интересам - дремать, загорать, уединяться. Внезапно, раздался истошный женский крик ужаса - "Убилааась!". Я полез по камням посмотреть: одна из девчонок - симпатичная ленинградка, прыгнув с высокого валуна в море, ударилась лицом о камни. Как результат - много крови, оторван здоровенный лоскут кожи с переносицы и держится непонятно на чем - смотреть страшно. Девушка отрезвела мигом, у нее началась истерика - товарный вид серьезно подпорчен. Первым среагировал Игорь - тут же предложил выпить и гаркнул так, что услышали даже находящиеся под водой : "Пипл, врач есть?". Горьковчане откликнулись сразу: Пашка вытащил из воды Колю, охотящегося на обитателей морских глубин, Белоглан выдрал у потерпевшей пару длинных светло-русых волос, Коля подтащил водки и продезинфицировал волосы и швейную иголку, принесённую какой-то запасливой минчанкой. Для анестезии в ленинградку почти силой влили стакан водки и дали запить портвейном. Пашка и Белоглан сели на потерпевшую, держа за руки и зафиксировав ноги, а Коля аккуратно пришил лоскут кожи на место её же волосом. Глядя на операцию - протрезвели все.
Это был единственный раз, когда обратно компания полностью двинула через огороды днём, задолго до темноты. Вернувшись на аллеи - выпили за Колины руки.
Через два года я снова встретил в Гурзуфе симпатичную ленинградку. Только присмотревшись, можно было заметить едва видимые следы маленьких швов. Фактура не пострадала!