Крюков Олег Валентинович : другие произведения.

Последний город

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Последний город цивилизации.
   Глава I
  
   Пять лет мать моя ждала отца, всё надеялась, что он вернётся. Выйдет, как обычно из леса нагруженный дичью. Достанет из выреза домотканной рубахи, с левой стороны, там, где сердце, мешочек с корнем жизни, и протянет ей.
   - Держи, жена, - скажет, - на год должно хватить.
   Но не вышел отец ни в первую, ни в последующие четыре осени. Когда мне было четырнадцать, то в полудне пути от нашей деревни, у подножия Святой горы, нашёл я отцовский нож из древней булатной стали, рецепт которой уже не знал мой прадед. Ничего не сказал матери про нож. И она продолжала ждать.
   На пятую осень, в утро, когда на ещё зелёную траву лёг первый снег, она подняла меня затемно.
   - Я ухожу, Храбр - тихо сказала она.
   Я не стал спрашивать, куда. Всё и так было ясно. Прошло два года с той поры, как я нашёл нож отца с пятнами крови. И не говорил об этом матери. Из-за трусости. Не чувствовал себя, четырнадцатилетнего, готовым к самостоятельной жизни. Но чему суждено случиться, рано или поздно произойдёт.
   Мы обнялись. Глаза матери были сухими. Все слёзы она выплакала в те пять лет, когда умерли мои два брата и младшая сестрёнка. Они были бы живы, если бы вернулся отец с корнем жизни. Но он не вернулся. Поэтому моя мать уходит к нему. Мне уже шестнадцать и я могу позаботиться о себе сам. Я мог бы позаботиться и о матери, но закон, доставшийся нам от прадедов нарушать негоже.
   Я смотрел ей вслед, пока её фигура не исчезла за деревьями.
   А на следующее утро ко мне пришли старейшины нашей деревни.
   - Ты должен нас оставить, Храбр, - проскрипел самый старый из них, которого звали Мудром.
   Дорожный мешок уже дожидался меня у входа. Дом без хозяев - плохой знак для деревни. Хотя в книгах я читал, раньше было всё по-другому.
   Деревня наша, с незапамятных времён, стоявшая у Небесных гор, в год моего рождения насчитывала больше ста дворов. Отец рассказывал, когда на свет появился он, дворов было в десять раз больше. Сейчас их двадцать девять. В западных землях это число считается священным. Запад стал для нас примером, поэтому число это стало мерилом и у нас. Двадцать девять старейшин, двадцать девять охотников артели...
   Родная моя деревня носит громкое название Гиперборея. Так называлась древняя страна, жалкими потомками которой мы являемся. Её жители поклонялись одному богу, живущему в небесах и дали миру письменность. В основе любых азбук гиперборейские буквы, так что мне, освоившему в детстве грамоту, доступны любые книги в этом мире. Да и грамотностью хвалиться у нас всё равно, что хвалиться наличием двух рук или двух ног. В самой дальней деревне, в самой захудалой избе уж с десяток-то книжиц завсегда отыщется. Так что, больше половины моего скарба, взятого из дому, составляли книги.
   Я вышел за околицу, даже не оглянувшись на деревню, где прожил 16 лет и два месяца. Остановившись, долго смотрел на лес, поднимавшийся всё выше, туда, где Небесные горы устремляются к небу. А там по древним поверьям моего народа живёт Тот, кто создал всю эту землю. Вот по лесу я буду скучать. Хотя именно он забрал у меня родителей.
   Я уже знал куда направлюсь. На юго-западе в Последних землях стоял город Ультидад. В одной из книг я читал о нём. Он стоит больше тысячи лет на самом конце Последних земель, на берегу океана Тьмы. В древности он назывался Грандад, да и океан носил название океана Света. Город был крупнейшим портом на побережье, там проживало более двадцати тысяч жителей - торговцев, моряков, поэтов и художников... Пока не случилась Великая катастрофа. Сейчас там согласно разнарядке Высшего Совета всего двадцать девять сотен, как и во всех городах Последней цивилизации. Кроме этих скудных сведений в книге была картинка - мощёная крупным булыжником площадь, заканчивающаяся высоченной башней, шпиль которой устремлялся к небесам. Именно башня поразила меня, привыкшего к приземистым избам родной деревни.
   Ещё я читал, что в землях Последней цивилизации используют небольшие кругляши из металла, которые тамошними жителями именуются монетами или деньгами. Когда-то и в наших землях пользовались ими. На деньги можно было выменять всё что угодно - от еды до скаковой лошади. Но вот уже пятьсот лет мы не пользуемся деньгами. Это привилегия жителей Последней цивилизации.
   - Храбр! Погоди!
   Я оглянулся. По узкой тропинке меня догонял Неждан, мой товарищ, с которым провели мы неделю в горном лесу во время первой ступени посвящения. Делили добычу, согревали друг друга холодными ночами, прикрывали друг друга во время схватки с лесными кровососами.
   Он, подбежал ко мне, тяжело дыша.
   - Вот возьми.
   На мою ладонь легла круглая блестящая монета.
   - Говорят, в Последних землях без этой штуковины шагу нельзя ступить, - виновато улыбаясь, произнёс Неждан.
   - Спасибо друг!
   Я обнял его за широкие плечи. И обернувшись перед поворотом, я видел, что он всё стоял и смотрел мне вслед. Больше никто из земляков провожать меня не вышел. Наш дом стоял на отшибе и был бельмом в глазу каждого из старейшин. Потому что был тридцатым по счёту. А это не приветствовалось в Высшем Совете Последней цивилизации.
  
   Я шагал по горной тропинке до самой темноты. Заночевал под разлапистой елью, даже не разжигая огня, укрывшись шкурой горной кошки. Шесть лет назад оголодавший зверь прыгнул на моего отца с дерева. В последовавшей схватке родитель мой сразил её тем самым булатным ножом, который сейчас спрятан за голенищем моего сапога.
   Лишь забрезжил рассвет, я снова был на ногах. Пожевав краюху домашнего хлеба и запив её водой из ручья, двинулся дальше. И уже вечером пришёл в единственное городище в наших землях. За ним начинались Последние земли. Там-то я и узнал, что до Ультидада три дня пути, но не пешком, а в дорожной кибитке. В большую крытую холстом телегу помещалось двадцать девять путников. И за место на жёсткой скамье я должен уплатить вознице 29 циво, так назывались деньги Последней цивилизации. Я также выяснил, что монета, которую дал мне Неждан, была достоинством в 20 циво. Следовательно, мне не хватало девять.
   На следующее утро, сгорая от стыда, я встал на местном базаре в торговых рядах. Слева от меня стояла женщина средних лет с пучками свежей зелени, которую она время от времени окропляла водой. Справа сердитый старик выложил свежепойманную рыбу. Я же положил на прилавок книгу " 29 легенд и преданий Небесных гор", которую через полтора часа позорного стояния купила молодая мамаша с пятилетним сыном за 10 циво. Таким образом, деньгами на проезд до Ультидада я был обеспечен.
   В четыре пополудни я уже стоял в очереди на крытую повозку, запряжённую тройкой мощных буцефалов. Эта специальная ездовая порода, предназначенная для преодоления крутых подъёмов, была выведена лет пятьсот назад в Небесных горах.
   Возница демонстративно скучал, ожидая пока соберутся нужные двадцать девять пассажиров. Ожидание длилось не менее часа. Наконец, возница отвлёкся от созерцания горных пейзажей, пересчитал корявым пальцем очередь, и откинул полог повозки. Получив сдачи мелкую монетку в один циво, я уселся на жёсткую скамью, к счастью у самого борта. Соседом моим оказался тучный крестьянин с телом, напоминавшим пивную бочку. Усевшись, он крепко прижал меня к борту, распространяя к тому же сильный запах чеснока и лука. Щёлкнул бич возницы, и мы тронулись в неблизкий путь.
  
   Глава 2.
  
   Через два часа жуткой тряски по отвратительной дороге всё мое тело, казалось, являло сплошной синяк. Мне даже показалось, что я стал негромко постанывать. А ведь ехать предстояло целых три дня! К тому же на жарком августовском солнце нагрелась холстина, натянутая на обручи и в нашей повозке стояла одуряющая жара. Да и за отсутствием оконцев не было возможности любоваться "проплывающими" мимо живописными пейзажами.
   Мой толстяк-сосед бросал на меня настороженные взгляды. Затем достал из дорожного мешка, который держал на коленях, флягу из буйволиной кожи.
   - Глотни сынок отвара из морфей-травы. А то вид у тебя как у новорождённого телёнка, которого оторвали от материнского вымени. Видать, с непривычки. Я-то к дочерям каждый месяц в Промедад езжу.
   Я, поблагодарив, взял протянутую флягу, сделал осторожный глоток.
   - Пей, как следует! Ехать-то, почитай, всю ночь.
   Послушавшись совета этого бывалого путешественника, сделал пару хороших глотков. На вкус это пойло было не очень, но желания выплюнуть его на дно повозки не вызывало.
   Мне снились родители, молодые и красивые. Два моих брата и сестра. Мы все сидели за праздничным столом, лица моих родных светились радостью и весельем. Но тут опустился густой туман и скрыл их от меня. А когда туман рассеялся, я увидел, как отец с матерью встали из-за стола и, взявшись за руки, направились к лесу. Братья с сестрой пошли в противоположную сторону. Меня охватило отчаяние. За кем бежать, родителями или малышами? Но затем я вдруг обнаружил, что не могу встать из-за стола. И вдруг плотная и густая тьма опустилась на землю. И из этой тьмы за мной следил кто-то невидимый. Я попытался разорвать оковы охватившего меня ужаса и со стоном, прилагая невероятные усилия начал вставать...
   - Эй, милаай! Ты чего?
   Я открыл глаза. Мой сосед тряс меня за плечо.
   - Приснилось али что дурное?
   Всё тело моё было будто опутано крепкой паутиной, я с трудом смог пошевелиться.
   - Сколько я проспал?
   И словно ответом на мой вопрос был крик возницы:
   - Подъезжаем к Промедаду!
   Ого, значит, спал я более двенадцати часов! Ай да морфей-трава!
   - Ты во сне кричал, - стал рассказывать мой сосед. - Имена какие-то называл.
   Вскоре копыта буцефалов застучали по деревянному настилу.
   - Проезжаем мост через реку Сентро, - отметил крестьянин.
  Через некоторое время копыта зацокали уже по булыжной мостовой.
   Я помог своему доброму соседу вынести вещи из повозки. Над городом нависло свинцовое небо. Дома было не выше двух-трёх этажей, но за всю свою жизнь я и таких не видел. Повозка стояла на центральной площади города, а рядом возвышалась башня. Я, задрав голову, рассматривал шпиль, устремившийся к небу.
   - Что, лесной житель, не видал в своих чащобах таких-то избушек? - с усмешкой спросил меня крестьянин.
   Я без улыбки посмотрел на него и ответил:
  - В Ультидаде-то повыше будет.
  - В Ультидаде, - посерьёзнел толстяк, - там много, чего нашему брату-лапотнику и не снилось. Повозка здесь час стоять будет, добирать пассажиров, так что у тебя есть время прогуляться по городу.
   А тут подошли три его дочки с мужьями, и мы стали прощаться. Он с какой-то грустью посмотрел на меня и сказал напоследок:
   - Ты там, в Ультидаде, поаккуратней.
   И не успел он отойти со своими родственниками, как ко мне подбежал парень немного младше.
   - Не желаешь подняться на башню. Всего-то за один циво.
   Я нащупал в кармане монетку. Взглянул на возницу.
   - Давай, парень! - ободряюще сказал мне он. - Времени целый час.
   - А ты что, - спросил я местного зазывалу, - за этот циво на себе меня наверх понесёшь?
   - Ещё чего! Десять минут ты можешь наслаждаться видом нашего славного города, и десять раз ударить в кампану.
   Я читал про эту кампану, устанавливаемую на башнях. Раньше они были и моей земле. И назывались колоколами.
   Вид с высоты птичьего полёта был достоин наслаждения, и стоил жалкой монеты. К тому же я сэкономил массу времени, не стаптывая башмаки по брусчатке, а опершись о перила, не торопясь, обозревая городские красоты. А потом взявшись за толстый пеньковый канат начал раскачивать тяжёлое било, и над Промедадом поплыл густой колокольный звон.
  
   Глава 3.
  
   Следующим моим соседом до самого Ультидада оказался 13-летний парень. Звали его Красимир. Своё гиперборейское имя он охотно объяснил тем, что отец его уроженец Небесных гор, хотя мать была из Промедада.
   - Жалко, что здесь нет окон. Отец как-то раскошелился и купил мне место в настоящем дилижансе с окнами, так что я много чего повидал. Правда обошлась папе эта поездочка в 58 циво.
   Мальчишка мне понравился, и я заговорщицки подмигнул ему.
   - Мы тоже с тобой сделаем небольшое окошко. Только чтобы никто не знал, а то за порчу повозки с нас потребуют деньги, а у меня их нет.
   Отцовским ножом я сделал в холстине незаметный надрез, и мы с моим новым приятелем через каждый час менялись местами, чтобы полюбоваться на окрестности, да и глотнуть свежего воздуха. И что самое интересное, я напрочь забыл про отвар из морфей-травы.
   Величественные, поросшие густым лесом горы давно закончились, вокруг была степь с редкими перелесками. На следующий день на горизонте появились невысокие горы, но не такие как у нас. Безлесые и каменистые, они напоминали мне шишки на голове деревенского старейшины Тверда. Да и воздух стал каким-то другим.
   - Морем пахнет, - потянул ноздрями Красимир.
   И вот после трёх часов тряски по каменистой дороге мы выехали к воде. Мой сосед, чья очередь была любоваться дорогой, великодушно уступил мне место у борта. Не преминув при этом похвастаться, что он едет по этой дороге второй раз. Я поинтересовался, где его родители.
   - Я еду один, - не без гордости заявил Красимир. - У меня в Ультидаде старший брат. И в прошлом году ездил без родителей.
   И уже другим тоном спросил меня:
   - А, правда, что небесногорцы с 12 лет уходят на много дней в лес?
   - Ну, не на много, - отвечал я, - а всего на неделю.
   - Но там же дикие звери! - воскликнул мальчишка.
   Вместо ответа я достал из-за голенища отцовский нож, и пока этот городской недоросль с восхищением рассматривал его, рассказал о том, как сражался со стаей лесных кровососов. Звери эти не отличались большими размерами, всего-то с домашнюю кошку, но злобы и жажды крови в них было хоть отбавляй.
   - А что ты слышал об Ультидаде? - вдруг перебил меня Красимир.
   - Очень немного. Башня там высокая на центральной площади.
   - Значит, ты ничего не знаешь о двадцати девяти псах Преисподней?
   - Это что, какая-то местная легенда?
   На лице подростка мелькнула горькая усмешка взрослого, повидавшего жизнь человека. Но я уже вовсю смотрел в дыру в холстине. Столько воды я не видел в своей жизни! И над всей этой свинцовой гладью висело бледное светило. Я догадался, что при более скудном освещении вода океана кажется чёрной как сажа. Отсюда, наверное, и название - Океан Тьмы.
   Иногда из воды возвышались скалистые островки, а в небе носились морские птицы, названия которых я не знал.
   Дорога пошла вверх, буцефалы медленно, но верно тащили повозку с тридцатью людьми в гору. Подъём то увеличивался, то становился более пологим, и так мы ехали часа три. Наконец, повозка остановилась, хотя в дырку никакого города я не увидел.
   - Ночлег! - раздался зычный голос возницы.
   Вот тебе на! Три дня мы ехали почти, не останавливаясь, если не считать часа в Промедаде, да пары коротких остановок чтобы напоить буцефалов. Даже спал наш возница не отпуская вожжи. А тут вдруг ночлег. И это, если верить Красимиру тогда, когда мы почти приехали.
   Когда я выбрался из повозки, то обнаружил, что мы на небольшом плато. А с него открывался великолепный вид на город Ультидад. Погружающееся в океан светило отражалось в куполах зданий, разноцветных окнах городских домов. Высоченная башня на центральной площади подобно сталактиту в небесногорских пещерах устремляла свой шпиль к серо-голубому небу. Зрелище было настолько впечатляющим, что я застыл у самого края крутого обрыва с открытым ртом.
   - Нравится? - спросил подошедший Красимир.
   - Неужели в городе всего двадцать девять сотен жителей? Отсюда сверху он смотрится таким огромным.
   - Двадцать девять сотен постоянно живущих, - ответил парнишка, - ещё столько же приезжих на временную работу и ещё двадцать девять сотен несущих здесь службу по поручению Высшего Совета. Да рыбаки, которые каждый день доставляют в город дары океана.
   - Мне кажется, здесь не мешая друг другу, запросто могут жить тысяч сто.
   - Раньше так и было. Ещё лет сто назад здесь проживало двести тысяч жителей. Сейчас две трети домов в городе пустуют.
   - Именно поэтому вашу цивилизацию называют последней, - горько произнёс я.
   - В Высшем Совете считают, что чем меньше людей, тем живут они лучше.
   - Ну, согласно их логике, лучше всех будет жить последний оставшийся на этой земле человек.
   - Правильно, - отвечал Красимир, - ему не с кем будет ссориться.
   - Но и некого любить.
   Мальчишка с удивлением посмотрел на меня.
   В это время пассажиры нашей повозки разожгли костры, около которых расположились, готовясь к ночлегу. Кто-то доставал припасенную снедь из дорожных мешков, кто-то пристраивался ближе к огню, готовясь ко сну. Вместо дров тут были сложены в огромную кучу древесные камни, видимо повозки останавливались на ночлег здесь постоянно.
   Мы с Красимиром приготовили себе аккуратную кучку этих горючих камней, я достал кресало. И уже вскоре сидели, глядя на весёлые языки пламени, и жевали вяленое мясо горного козла.
   - Скажи, Красимир, до города рукой подать. Почему мы остановились всего в часе пути?
   - Ты действительно ничего не знаешь о двадцати девяти псах Преисподней.
   - Нет. Ты ведь мне так и не рассказал.
   - О, ты был увлечён морскими видами, что едва ли услышал бы меня.
   - Но сейчас-то самое время послушать твою историю.
  
  
   Глава 4.
  
  - В Ультидаде крупнейшая библиотека, - начал свой рассказ Красимир. - Другой такой ни в одном из городов Последней цивилизации нет. Я там прочёл одним махом книгу по истории города. Но когда, в прошлом году я первый раз приехал в этот город, ничего о нём не знал. Только картинки видел в каком-то справочнике по архитектуре.
   Год назад мы подъезжали к городу часа за два до заката, поэтому не ночевали на горе Салвадор.
   - Погоди, - перебил я, - кажется, Салвадор на древнем языке последнеземельцев означает спасение.
   - Скорее спаситель, - ответил Красимир, и во взгляде его мелькнуло что-то похожее на уважение.
   А меня посетила мысль, что всё-таки приятно беседовать с начитанным человеком. Пусть ему даже всего 13 лет.
   - Всех пассажиров высадили на центральной площади у самой высокой башни города, - продолжал Красимир. - Мой старший брат, который должен был меня встретить, что-то задерживался. Через короткое время я почему-то оказался на площади совершенно один, но даже не заметил этого. Задрав голову до ломоты в затылке, я рассматривал шпиль башни Последней Цивилизации.
   Так вот как она называется, подумал я, слушая своего спутника.
   - Затем повернул голову налево и увидел зрелище, заставившее меня забыть о башне. Светило, как раскалённая в сильном огне монета достоинством в сто цивов, медленно опускалась в океан, прочертив по свинцовой глади золотую дорожку до самого берега. Я потерял счёт времени и едва очнулся от окрика. Мой брат звал меня. Он был сердит и напуган.
   - Идём скорее, Красимир! Нам ещё надо добраться до дома.
   От моего гиперборейского отца мне досталась черта характера, которая среди людей Последней цивилизации считается скверной; я не умел скрывать свои чувства. Мой родной брат Рамос не видел меня целый год, но даже не поздоровался, уж не говоря о братских объятиях. Об этом я прямо и заявил ему. Но он одной рукой подхватил мой дорожный мешок, другой крепко взял меня за руку.
   - Идём, нам надо быть дома до захода.
   А я-то собирался полюбоваться на закат, стоя на берегу!
   Мы быстро шли, почти бежали по старинным ультидадским улочкам, освещаемыми предзакатными лучами. На лице брата я читал нескрываемую тревогу, почти страх. Я быстро передвигал ногами, не смотря по сторонам, хотя окружающее великолепие прямо так и бросалось в глаза. Редкие прохожие также торопливо полубегом-полушагом либо попадались навстречу, либо обгоняли нас.
   - Немного осталось, - тяжело дыша, сказал Рамос. - Завернём вон за тот угол, а там с сотню шагов и дом.
   Как только мы завернули за угол, над городом поплыл звон кампаны. Он напоминал похоронный, моё сердце, будто кто-то сжал невидимой рукой, а внутри росло чувство страха и тревоги.
   С первыми ударами кампаны брат бросился бегом, гремя деревянными башмаками по брусчатке. Моя рука была в его руке, и мне ничего не оставалось, как последовать его примеру. Большой трёхэтажный дом занимал около тридцати пасо квартала.
   Мы подбежали к массивной деревянной двери, обитой металлическими полосками
   - Чонита! - закричал Рамос. - Открывай!
   За дверью нас ждали. Чонита, моя золовка, распахнула дверь, и мы буквально ввалились внутрь. Рамос уронил мой дорожный мешок на пол и, пока его жена запирала дверь аж на три засова, обессиленно опустился на пол.
   - Почему так долго? - спросила Чонита.
   - Красимиру вздумалось полюбоваться на закат, - устало ответил брат.
   Я хотел было сказать, что он сам задержался и как только нашёл меня, мы немедля отправились домой, но наткнулся на предостерегающий взгляд. Мы с Рамосом, несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте, всегда понимали друг друга с полуслова, поэтому я понял, что лучше сейчас промолчать.
   Чонита с лёгким укором посмотрела на меня. Потом будто спохватилась.
   - Так ведь он не знает.
   - Не знает, - согласился брат.
   - Чего я не знаю? - не выдержал я.
   - Надо показать мальчику, - тихо сказала золовка.
   Рамос поднялся.
   - Пока Чонита накроет на стол, я должен тебе кое-что показать, чтобы отпали все вопросы. А всё остальное завтра ты найдёшь в городской библиотеке.
   Он подошёл к окну, забранному массивной металлической решёткой.
   - Я бы сначала хотел увидеть племянника.
   - Успеется, - ответил брат, - это важнее.
   И он повёл меня вверх по узкой винтовой лестнице. Мы вышли на плоскую крышу, и брат подвёл меня к краю, огороженному железным парапетом, доходящим мне до середины груди.
   - Стой и смотри!
   Я стоял и смотрел на пустую улицу тремя этажами ниже, отмечая детали, бросающиеся в глаза. Во-первых, окна первого и второго этажей близстоящих домов были забраны толстыми металлическим решётками. Они были плотно закрыты, несмотря на то, что стоял тёплый летний вечер. Во-вторых, улица была пустынна. Ладно, люди; жители моего родного Промедада тоже любят сидеть по вечерам дома, ужинать, рассказывать своим детям сказки на ночь...
   Но где праздношатающаяся молодёжь, где стража, обходящая улицы?
   Я поднял голову к темнеющему небу. И где, интересно, птицы?
   Тьма овладевала городом, и никто не зажигал уличные фонари.
   Я так и не понял, откуда они появились. Какие-то существа, по виду звери, так как передвигались они на четырёх конечностях, стремительно пронеслись подо мной. Я даже не успел разглядеть, как следует, и стая скрылась за углом. Но даже на крыше трёхэтажного дома я почувствовал зловоние, исходящее от этих тварей. Так пахнет на скотобойне, это был запах крови и вываленных наружу внутренностей. И так пахнет настоящий ужас, не то щекочущее чувство, которое мы испытываем, слушая страшилки на ночь, а именно настоящий, животный ужас.
  
  
  
  
   Пасо - старинная испанская и португальская мера длины, равная 1м.39 см.
  
  
   Глава 5.
  
  Красимир замолчал, глядя, как огонь пожирает древесные камни.
  
   - Я стоял, вцепившись в ограждение, и даже не сразу почувствовал, как рука брата сжала моё плечо.
   - И вот так каждую ночь, - тихо произнёс Рамос, - как только заходит солнце, эти твари носятся по городу, и я не завидую тому, кто в это время окажется на улице.
   - Ты уже два года здесь, Рамос, - я, наконец, оторвался от созерцания пустой улицы, - письма от тебя приходят раз в два месяца. Отец всегда просит меня почитать их ему и матери. Но ни в одном из писем ты не писал об этом.
   - Я писал, Красимир. В первом письме. Но вы его так и не получили. А на следующий день, после того, как я отправил в Промедад письмо, меня вызвали в управление корпуса стражей Ультидада и провели двухчасовую беседу.
   - Беседу о чём?
   - О том, что твари эти являются священными для Ультидада и за пределы города не должно просочиться никаких слухов. Тем более в такой, как они выразились, неуважительной форме. При этом офицер стражи сунул мне под нос моё же письмо. По его словам, каждый, кто живёт в Ультидаде, должен испытывать священный ужас перед этими существами, которые посланы нам в наказание.
   - Кто и за что вас наказывает?
   Брат взглянул на меня, и в глазах его мелькнула горькая улыбка.
   - Ты помнишь, отец говорил нам, что мы всегда наказываем себя сами. Наказание - результат наших ошибок. Видимо двести лет назад жители Ультидада совершили нечто такое, что привело к ночному ужасу.
   Мы спустились в комнаты, где нас ждал ужин. Чонита разрешила мне подержать на руках крохотного Тристана, который вопреки своему имени улыбался мне во весь свой беззубый рот . А я смотрел на розовощекого племянника и думал, что пройдёт немного времени и он тоже узнает о ночном кошмаре города, в котором родился.
   А когда я заснул на мягкой перине в одной комнате с малышом, мне приснилось, что я вышел на ночную улицу Ультидада, и входная дверь за моей спиной захлопнулась. Я в ужасе проснулся весь в поту и, всхлипывая, и не сразу сообразил, что нахожусь в уютной спальне, в доме с толщиной в полпасо стенами, а окна забраны крепкими решётками.
   Весь остаток ночи я просидел у окна, глядя сквозь прозрачную слюду и прутья решётки на пустынную улицу. Где-то под утро, когда глаза начали слипаться, я увидел зверя. Сначала подумал, что чудовище мне снится. Протёр глаза, но тварь, стоящая посреди улицы не исчезла. Превозмогая отвращение и ужас, я приник к окну. Назвать это существо псом, а именно псами Преисподней именуются в книгах эти носители ночного ужаса, мой язык не смог. Они совсем не походили на тех милых гиперборейских или равнинных пёсиков, с которыми люди ходят на охоту или пасут скот. Во первых тварь была бесшерстной. Под серой пупырчатой кожей перекатывались мышцы. Голый отвратительный хвост доставал до земли и заканчивался круглым кожаным утолщением, из которого в разные стороны торчали острые шипы. Когда зверь разинул пасть, я увидел там всего четыре клыка; по два вверху и внизу. Мутные глаза с тёмно-красными зрачками излучали жажду. Позднее в книге я прочитал, что это была жажда крови, ибо кровь эти существа любят больше мяса. Она даёт им силу.
   Между тем зверь поднял к тёмному небу отвратительную морду и завыл. От воя этого кровь застыла в моих жилах, я не выдержал и зажал уши ладонями и зажмурился. А когда открыл глаза, улица была пуста. Обессиленный свалился я на свою постель и забылся сном тяжёлым и без сновидений, проснувшись лишь к полудню.
  
   Красимир поднялся, чтобы выбрать из большой кучи пару горючих камней. Я тоже встал размять ноги. Подойдя к обрыву, вгляделся во тьму, где смутно угадывался Ультидад. Представил себе псов Преисподней, рыскающих по улицам города в поисках жертвы. И к удивлению обнаружил, что не испытываю страха. Многодневные блуждания по Небесным горам закалили меня, да и текла во мне кровь гиперборейцев - храбрых воинов, опытных охотников, трудолюбивых земледельцев и искусных мастеров. А что такое город с его домами и улицами? Неужели он опасней горных круч, бурных рек и непроходимых лесов?
   Я достал из-за голенища отцовский нож и представил, как перерезаю глотку псу из Преисподней, и его горячая кровь впитывается в землю.
  
  
  
  
   Тристан означает грустный.
  
  
   Глава 6.
  
  Лишь только край светила показался из-за скалистых гор, возница зычным окриком стал будить пассажиров. Помятые ото сна люди выстроились в очередь к небольшому водопадику. Кристально чистая вода падала с высоты двух пасо в каменное углубление, у которого одновременно могли умываться не больше трёх человек. Когда подошла наша очередь, мы с Красимиром с удовольствием омыли лицо и шею этой освежающей влагой.
   Вскоре наша повозка катила по серпантинной дороге, а затем от подножия горы Салвадор мы ехали лиги три до городской стены. Глядя в дыру, я заметил, что со стороны океана оба конца стены упирались в скалу, посередине которой чернел овальный проход.
   - Видишь скалу? - спросил меня Красимир. - Это и есть Преисподняя.
   - И оттуда после захода солнца вырываются в город псы? А замуровать её нельзя?
   - И оставить горожан без еженощного священного ужаса?
   Какое-то время мы ехали вдоль городской стены на восток, и вскоре всё в ту же дыру я увидел огромные ворота, высота которых была не меньше восьми пасо, да и ширина достигала, наверное, четырёх. Ворота (позже я узнал, что назывались они Восточными) были настоящим произведением искусства ультидадских мастеров. На отполированную до блеска поверхность из гиперборейского кедра была прибита огромными заклёпками ажурная металлическая решётка. Её прутья были сделаны в виде двух псов Преисподней. Это с внешней стороны. А с внутренней была выкована та самая башня Последней цивилизации. Это я увидел позже, когда прогуливался по городу. А сейчас наша повозка приближалась к Восточным воротам, громыхая на каменистой дороге, и псы Преисподней, скаля железные клыки, словно приглашали нас в город. Чтобы не выпустить обратно.
   Повозка остановилась, сквозь дыру в холсте я видел аккуратную брусчатку и подножие башни. Я повернулся к Красимиру.
   - Надеюсь, ты составишь мне компанию, когда я захочу подняться на башню?
   - А ты хочешь?
   - Да хоть сейчас. Только сначала денег заработаю.
   - У меня есть деньги, - улыбнулся парень.
   Мы бросили свои дорожные сумки у входа, и Красимир достал мешочек с монетами.
   - Только один уговор, - сказал я, - как только заработаю, верну тебе деньги.
   Мальчишка заплатил привратнику целых шесть циво за двоих.
   - Это грабёж! - возмутился я. - В Промедаде подъём стоил всего одну монету.
   - Ну, так там и башня в три раза ниже, - невозмутимо ответил привратник.
   Но как только мы поднялись наверх, я забыл обо всём. Вид был такой, что дух захватывало! Я никак не мог оторвать взора от бескрайнего океана. Серая гладь воды, освещённая стоящим в зените светилом, и редкие скалистые островки со скудной растительностью.
   - Вон порт, - ткнул Красимир пальцем туда, где виделись мачты кораблей и многочисленные одноэтажные строения, - между прочим, самый большой во всех землях от Небесных гор до океана Тьмы.
   А я вспомнил виденную в детстве картинку Гипербореи Северной - древней морской столицы некогда существовавшего государства. Славной страны моих предков. Там-то порт был побольше ультидадского!
   Я смотрел на городские улицы, по которым сновали редкие прохожие, с высоты ста пасо казавшиеся мне муравьями.
   С востока к долине, где стоял город, подступали скалистые горы. А вон там, на северо-востоке была моя родина. Я вглядывался туда, словно пытаясь увидеть за нагромождением камня могучие горы, покрытые густыми лесами.
   Однако, пора было спускаться на землю.
   Внизу моего попутчика уже ждали. Среднего роста молодой мужчина с широкоплечей фигурой типичного гиперборейца, но с утончённым лицом представителя Последней цивилизациию. Нетрудно было догадаться, что это Рамос - старший брат Красимира. Уж больно явно проступала в его облике смесь кровей двух народов.
   Он обнял брата одной рукой, одновременно кивнув мне и выдав дежурную улыбку, которая среди жителей западных городов считается обязательной для проявления вежливости к любому незнакомцу.
   - Где твоя поклажа, Красимир? - спросил Рамос.
   И тут выяснилось, что ни моего дорожного мешка, ни кожаной сумки Красимира на том месте, где мы их оставили, не оказалось. На наш вопрос привратник башни неопределённо пожал плечами:
   - Прогуливалась здесь какая-то шпана, - наконец, снизошёл он до ответа.
   Рамос разразился гневной тирадой в адрес своего беспечного младшего брата. Оказывается, отец положил в багаж подарки для него, внука и невестки.
   А я вдруг вошёл в то состояние, когда прошедшей ночью стоял на обрывистом краю горы Салвадор и пытался во тьме разглядеть город. Подошёл к месту, где мы оставили наши вещи. Опустился на корточки и положил ладонь на холодный камень брусчатки. Затем подошёл к привратнику и не сразу поймал его взгляд.
   - Куда они пошли?
   - А мне почём знать!
   Не сводя глаз со стража башни, я достал отцовский нож и щёлкнул ногтём по бритвенно острому лезвию. В лице привратника поубавилось надменности.
   - У вас очень красивый указательный палец, - как можно дружелюбнее произнёс я. Думаю, вы не будете возражать, если я заберу его себе. На память.
   Мужчина указал этим самым пальцем в узенький проулок. При этом рука его дрожала.
   - Ждите меня здесь! - крикнул я братьям уже на бегу.
   Проулок вывел меня на широкую улицу и поставил перед выбором. Куда бежать; направо или налево? Я посмотрел налево и тут же перед глазами возник вид городских улиц с высоты птичьего полёта. Если я побегу налево, то улица плавно закругляясь, выведет меня обратно к башне, вспомнил я. Поэтому бросился направо.
   Мчась по улице, я высматривал похитителей, но заметил их, должно быть, чудом. Вернее, боковым зрением, когда уже почти пересёк перекрёсток с улочкой, спускающейся к океану. Заметил-то я сначала не их, а свой видавший виды дорожный мешок, который в этом чопорном городе, наверное, ни у кого и не встретишь.
   Их было трое. Долговязый мужик и два подростка, лет двенадцати. Взрослый тащил тяжёлую сумку Красимира, а мальчишки держали с обеих сторон мой мешок.
   За десять пасо до них я перешёл на шаг, чтобы немного отдышаться. Затем догнал долговязого, достал из-за голенища нож и несильно ткнул вора под лопатку. Он попытался вывернуть в мою сторону свою длинную и худую шею, и я нажал на рукоять чуть сильнее. На светлой рубахе проступило маленькое красное пятнышко.
   - Поставь чужую сумку на место, - тихо произнёс я.
   Его малолетние подельники оглянулись на нас. Мгновенно оценили положение и приняли единственно верное решение; бросили мой мешок на мостовую и кинулись прочь.
   А я одной рукой уцепил долговязого за пояс его штанов и, не убирая руку с ножом от спины, велел взвалить на плечо брошенный мешок.
   Я увидел, как разинули рты привратник и братья, когда увидели меня сопровождающего высокого мужчину, изнывающего под грузом поклажи.
   - Сюда, пожалуйста, - ткнул я в место у башенной стены, куда мы час назад беспечно бросили свой багаж.
   И лишь после того, как долговязый положил наши с Красимиром вещи на брусчатку, я убрал свой нож от его спины.
   А этот пройдоха обернулся ко мне с гнусной ухмылкой и произнёс:
   - С тебя пять циво, парень.
   Пока я думал, что ему на это ответить, к нам подскочил Рамос и сгрёб похитителя за ворот рубахи.
   - Я из тебя сейчас всю душу вытрясу!
   - Эй, эй, - закричал привратник, выбегая на улицу, - думаю, не стоит привлекать городских стражей. Вещи снова на месте. Этот, - он кивнул на долговязого, - будет всё отрицать, а вас, уважаемый, могут привлечь за насилие.
   Рамос развернул незадачливого вора и дал ему хорошего пинка по костлявому заду. Через пару мгновений долговязого и след простыл.
  
  
   Глава 7.
  
  Брат Красимира подошёл ко мне и протянул руку. Его рукопожатие было крепким, гиперборейским.
   - Ты первый раз в Ультидаде? - спросил он.
   Я кивнул.
   - Тебе есть, где остановиться?
   - Я слышал, здесь нужны рабочие руки.
   - А что ты умеешь делать?
   - Почти всё, - ответил я и добавил: - Всё, чтобы не пропасть в лесу.
   - Тут тебе, парень, не лес, - покачал головой Рамос.
   - Не вижу разницы. Здесь тоже выживает сильнейший.
   Рамос повесил на плечо дорожную сумку.
   - Пошли, Красимир. Чонита с Тристаном заждались.
   Мальчишка переводил взгляд с меня на своего старшего брата.
   - А ты, парень, - обратился ко мне Рамос, - иди вон по той улице пока не упрёшься в рыночную площадь. Спросишь там Себастьяна Дельгадо. Ему нужны работящие проходимцы вроде тебя.
   Он развернулся и пошёл через площадь. А я увидел, как покраснело лицо Красимира, когда он бросил на меня взгляд. Затем парнишка, низко опустив голову, побежал за братом.
   В наших северных лесах без помощи ближнего, ну, никак не обойтись. Постулат Последней цивилизации "каждый сам за себя" у нас не прижился. А мой отец часто говорил мне, что разобщение людей - прямой путь к их гибели. Что и случилось с Великой Гипербореей. Богатство затмило людям разум, они перестали слушать голос Небес. Гиперборея погибла не под ударами вражеских орд, она просто сгнила изнутри, как гниёт плод, изъеденный червями. А черви эти - распутство, равнодушие и алчность. И сейчас даже мне, шестнадцатилетнему юнцу было видно, что чем скромнее живут люди, тем сильнее их дух.
   - Спасибо, Рамос, - запоздало бросил я вслед, когда оба ушли на приличное расстояние.
   И отправился искать Себастьяна Дельгадо.
   Вход в рынок украшали массивные металлические ворота, стоявшие между двух домов.
   На рынке этим поздним утром было многолюдно, потому что сегодня был выходной. Домохозяйки и служанки закупали провизию, громко торгуясь с продавцами. Моим непривычным уху и взору торг этот виделся и слышался яростной ссорой.
   - Эй, парень! - окликнул меня кто-то из-за прилавка. - Хочешь заработать пять циво?
   На меня смотрел смуглолицый торговец с горбатым.
   - Смотря, что делать, - как можно беспечней ответил я.
   - Чем ещё можно заработать на рынке такому крепышу как ты? Разгрузить повозку с овощами.
   Я управился меньше чем за час и смуглолицый вручил мне деньги. Что ж, весело подумал я, по крайней мере, от голода я в Ультидаде не умру. Разве только сам стану едой, если не найду прибежище на ночь.
   Я поблагодарил хозяина овощной лавки.
   - Подходи, не стесняйся. С тех пор, как псы Пресподней, да захлебнутся они собственной мочёй, растерзали моего Мигуэля, работа у меня всегда есть. Кстати меня зовут Хоакин Чёрный.
   - А почему Чёрный? - спросил я.
   - А потому что в соседнем ряду фруктами торгует Хоакин Белый. Увидишь нас вместе - ни за что не спутаешь! - белозубо улыбнулся он.
   - А не подскажите ли вы мне, где найти Себастьяна Дельгадо?
   - А зачем он тебе? - насторожился Хоакин.
   Я рассказал о том, что только сегодня прибыл в город, и ищу работу и кров.
   - Ему постоянно требуются портовые рабочие, - подтвердил торговец. - У Дельгадо в порту два пакгауза, там они разгружают с судов и сортируют рыбу, и тут же загружают её торговцам. В этих же пакгаузах они и живут, - Чёрный Хоакин взглянул на меня с жалостью, - среди рыбной вони и наглых крыс. Зато порт Ультидада - единственное место, куда не пускают псов Преисподней.
   - Как же так, - удивился я, - священные животные...
   - Они боятся воды больше чем огня, - пояснил Хоакин.
   - Тогда почему эти твари живут рядом с океаном? Почему не уйдут в Срединную пустыню?
   - Этот вопрос, парень, задавали многие. Но ответа не получил никто. Кстати, Дельгадо не появляется здесь раньше обеда. Так что у тебя есть пара-тройка часов, чтобы погулять по городу.
   При слове обед я почувствовал, что здорово проголодался. Чёрный Хоакин посоветовал мне недорогую харчевню на северном конце рынка.
   Я взял себе рыбный пирог размером с ладонь и кружку разбавленного водой вина. Не особо насытившись, а лишь слегка заморив червячка, я стал беднее на три циво. И отправился бродить по городским улочкам, стараясь далеко не уходить от рынка.
   Ультидад был застроен крепкими трёх и четырёхэтажными домами. Нижние окна располагались примерно в двух пасо от земли и были забраны крепкими решётками. Ещё я заметил заделанные окна цокольных этажей. Видимо до того, как Ультидад впервые посетил священный ужас, он был обычным имперским городом; в цокольных этажах находились харчевни, ремесленные мастерские и лавочки. Штукатурка внизу домов была будто поцарапана. Да почему будто? Это же псы Преисподней в бессильной ярости и жажде крови бросались на крепкие стены.
   Мысль об этих тварях тут же вытеснила мысль о необходимости ночлега. Я зашёл в скромного вида гостиницу и человек за деревянной стойкой сообщил мне, что самый дешёвый номер стоит десять циво. Я нащупал в своём поясе две монетки и молча, вышел.
   - В других ещё дороже! - услышал вслед.
   Я был неправ, когда утверждал, что город ничуть не опаснее леса. Лес был гораздо безопаснее, по крайней мере, для меня. Там я всегда мог найти и пищу и кров, а вот в славном городе Ультидаде это оказалось не в пример труднее.
   Взору моему открылось величественное здание, фасад которого был увенчан треугольным фронтоном. Внушительный портал был украшен барельефами, на которых видимо, изображались сцены из ультидадской истории. Увидел я и псов, которые рвали зубами тела несчастных грешников. Каменные буквы сообщили мне, что это здание публичной библиотеки. На доске из жёлтого металла я прочёл, что заведение это открывается через час после рассвета, и закрывается за час до заката. Посидеть с одной книгой в читальном зале стоило всего один циво. Что ж, есть один плюс у городских властей, они поддерживают тягу ультидадцев к знаниям!
   Я решил, что не случится ничего страшного, если я часок-другой посижу с книгой в прохладе читального зала.
  
  
   Глава 8.
  
  На лице библиотекаря на мгновение отобразилось хорошо скрываемое недовольство, когда я ввалился в святая святых с дорожным мешком на плече.
   - Какую книгу желаете? - любезно осведомился он.
   - Мне нужна самая достоверная история Ультидада.
   - Знаете ли, недостоверных не держим.
   - У вас, что, сказок не читают? - спросил я седого мужа.
   - А вы, значит, молодой человек, уже вышли из этого возраста? - в вопросе слышался сарказм. - Тогда советую взять сочинение Мигеля Замороса "История Ультидада с древнейших времён до наших дней".
   - А этот ваш Заморос, наверное, умер лет сто назад?
   - Ну почему? Он здравствует по сей день. И не очень стар, месяц назад разменял всего-то шестой десяток.
   - Давайте, - я положил на стол монету.
   Когда я взял в руки книгу, в глазах библиотекаря мелькнуло уважение. Но в Небесных горах к книгам по-другому никто и не относился. Служитель любезно разрешил мне оставить дорожный мешок за его стойкой.
   Оказывается, этот Заморос был заведующим этой самой библиотекой и советником по культуре Ультидадского городского совета. Так было написано на обложке.
   Я раскрыл книгу, и время для меня перестало существовать.
  
   "Первое упоминание об Ультидаде относилось к временам, когда океан Тьмы назывался океаном Света. А вот берега носили название Тёмные земли. Именно древние темноземельцы и основали рыбацкий посёлок в заливе Теней. Залив этот получил своё название от горы Салвадор, которая в те времена была на тысячу пасо выше, и целых полдня закрывала собой восходящее с востока светило.
   В глубокой древности, до Великой катастрофы, здесь стоял город, который в современной транскрипции называется Грандад. Сведения о том, кто такие были его жители и чем они занимались до нашего времени не сохранились.
   Где-то с полтысячу лет после Катастрофы в двух лигах от руин Грандада располагалась ничем не примечательная рыбацкая деревушка, пока однажды с Южных островов океана не пристало судно с наследным принцем на борту. Он был последним представителем правящего дома империи Южных островов. Сами Южные острова не один год подряд терзали стихийные бедствия. Недавний ураган обрушил огромную массу воды на столицу Сегуальпу. В разбушевавшейся стихии погиб император со всем своим двором. Сам юный принц, когда грянул ураган, охотился с друзьями в глубине острова и остался жив. Жрецы решили, что правящий дом разгневал богов, и юношу отправили в изгнание. И это он ещё дёшево отделался, запросто могли принести в жертву разгневанным морским богам.
   Принц не одну неделю скитался по морям, пока не нашёл пристанище в заливе Теней. Местные рыбаки так и звали его Экстремо . Принцу полюбилось это местечко. Дело в том, что благодаря своему положению, залив редко посещали штормы и ураганы. Экстремо, настоящее имя, которого для истории так и осталось неизвестным, начал строить дворец на плато Салвадор (мы с Красимиром видели его развалины). Так началась новая история, когда на смену древнему Грандаду пришла пора новой цивилизации.
   А уже при его сыне Экстремо II деревушка превратилась в портовый город. Каждый последующий правитель горы Салвадор ничтоже сумняшеся назывался Экстремо, а правящая династия на языке аборигенов получила название Форастеро .
   Так правили они более шестисот лет, пока в Ультидад не пришёл отшельник из Срединной пустыни. На этой самой площади, где уже заканчивали строительство той самой башни, он начал свои опасные для властей проповеди. Да и сама башня тогда не называлась башней Последней цивилизации. Её начали строить при Экстремо VIII. Ходили слухи, что правитель тронулся умом и начал сильно тосковать по Южным островам, на которых никогда не был ни он, ни его прапрадеды. Он повелел построить башню настолько высокую, чтобы оттуда была видна родина его пращуров. А надо сказать, что до ближайшего острова архипелага было не менее семисот лиг, а человеческий глаз, как известно, не в силах обьять это расстояние. Тем не менее, безумный правитель раз в месяц взбирался на самый верх и по нескольку часов всматривался вдаль. После чего следовал приказ возводить башню ещё выше. Это лишённое смысла строительство истощало городскую казну, поэтому революционные проповеди пустынника упали на благодатную почву. В Ультидаде вспыхнул мятеж, Экстремо VIII и его семья пали жертвой заговорщиков, причём жена правителя перед смертью прокляла город на веки вечные за пролитие царской крови.
   С той поры в Ультидаде правит Совет из двадцати девяти членов. Все они прямые потомки тех 29 революционеров, устроивших резню царской семьи. Проповедник, благодаря проповедям которого рухнула династия, был отправлен туда, откуда явился, в Срединную пустыню. Кстати, имя его историкам неизвестно, все звали его Учитель.
   Как и откуда появились псы Преисподней точно историкам неизвестно, писал далее мэтр Заморос. Так называемая Преисподняя, где смыкаются городские стены - всего лишь пещера, уходящая под землю. В глубокой древности там находился храм, где жрецы возносили жертвы богам. А убиенная царица, жена последнего Экстремо происходила из рода жрецов Преисподней.
   Первые полсотни лет город, ставший республикой, процветал. Архитекторы проектировали великолепные здания, военный и торговый флоты укреплялись и множились. Набеги врагов победоносно отражались как на суше, так и на море. Ультидаду даже удалось прирасти территорией. Во всех сторонах света, на границах новой империи ставили мощные крепости, которые назывались соответственно: Ультидад-Норте, Ультидад-Аустрале, Ультидад-Оксиденте, Ультидад-Ориенте .
   50-летие Республики справляли пышно и торжественно. Днём на Центральной площади прошёл военный парад, а вечером начались народные гулянья. И лишь только светило утонуло в объятиях океана, на городских улицах зажглись праздничные разноцветные фонари, появились они - мерзские бесшёрстные твари с оскаленными пастями, жаждущие крови. В тот вечер погибло более полутысячи горожан. Псы Преисподней не щадили никого; ни женщин, ни детей, ни беспомощных стариков. Празднично убранный город всю ночь оглашался воплями несчастных жертв. Потом подсчитали, что этих наводящих ужас животных было всего двадцать девять, значит, каждая тварь выпила кровь у двадцати жертв. Только к обеду вооружённые городские стражи осмелились выйти на улицу, чтобы собрать обескровленные тела. Но во вторую ночь чудовища вновь появились на городских улицах. Тогда жертв было в два раза меньше, потому что большинство ультидацев сидели дома у гробов своих родных и близких. Около двухсот тел собрали на улицах после рассвета. А чуть позже городские стражи выяснили, что твари появляются из недр подземной пещеры. Смотритель маяка видел как ночные кровопийцы, скуля удирали под землю, когда край светила даже ещё не показался из-за гор. Всем стало ясно, что подземные твари бояться дневного света. Вечером третьего дня у входа в пещеру выстроилась фаланга копьеносцев, прошедших не одно сражение. Сзади стояли арбалетчики с взведёнными тетивами. Суровые лица воинов были обращены не на вход в пещеру, а на океан, куда медленно, но верно опускалось светило. Когда тьма окутала побережье, из земных недр донёсся дикий вой. Даже бывалые воины побледнели, их мозолистые руки, сжимавшие копья длиной в два пасо дрожали. Когда мерзкие твари вырвались из пещеры, их встретил град стрел. Все двадцать девять псов были убиты, даже не успев добежать до копьеносцев. Туши убитых животных тут же сожгли на погребальном костре за городской стеной. Ультидадцы оплакивали погибших и радовались избавлению от ночных кровопийц. Но, как, оказалось, радовались рано.
   На следующую ночь ужас случился вновь. Псы Преисподней, опять двадцать девять особей, набросились на похоронную процессию на городском кладбище. Среди могил разыгралась кровавая драма. Не уцелел никто.
   Городская стража сработала на редкость быстро. Стая была окружена и уничтожена. Но на следующую ночь двадцать девять псов вновь появились на городских улицах, сея ужас и смерть.
   Так продолжалось около полугода. Власти делали всё, что могли. Замуровали вход в пещеру, но псы всё равно вырвались в город, сделав подкоп. Каменистая почва побережья, которую не то что зубы, а лопата из крепкого металла брала с трудом, у входа в пещеру на площади в половину лубора переходила в мягкий как пух чернозём. В Преисподнюю отправились двадцать девять добровольцев, элита ультидадского войска, но никто из них обратно так и вернулся. Псы Пресподней боялись двух природных явлений; дневного света и воды. Один подросток спасся от преследовавших его двух чудовищ, прыгнув со скалистого берега в океан. Схвативший его зубами за край одежды пёс по инерции полетел вслед за мальчиком и тут же ушёл на дно, второй, который чуть поотстал, жалобно скуля, ретировался. После этого случая решено было прорыть канал от океана до пещеры, с тем, чтобы её затопить. Рассчитали длину канала, всего-то треть лиги. Если бросить на работу все строительные силы города, да добровольцев, от которых отбоя не было, то управиться можно было за неделю. С первыми утренними лучами сотни копальщиков уже стояли с лопатами на берегу. Работа спорилась и за два дня прокопали более двадцати пасо. Но на третий случилось то, что сотни лет не случалось в здешних местах. На залив Теней обрушился чудовищной силы шторм. Стальные волны рвали и крушили побережье целых три дня. Начатый канал завалило камнями, в океан смыло весь шанцевый инструмент. А потом океан ... отступил на четверть лиги, обнажив каменистое дно. И лишь тогда ультидадцы поняли, что их наказывает неведомая сила, с которой справиться они не могут. А тут в город вернулся Учитель. Старожилы, видевшие его детьми, говорили, что годы оказались не властны над отшельником из Срединной пустыни. Даже спустя пятьдесят лет он почти не изменился, только в густой бороде прибавилось серебряных нитей. Он произнёс пламенную речь перед небольшой толпой, которая собралась на Центральной площади. О том, что на Ультидад обрушилось проклятье за пролитие царской крови.
   - Не ты ли, старче, пятьдесят лет назад на этой самой площади призывал нас свергнуть чужеземную власть, - крикнул какой-то старик.
   - Но я не призывал проливать кровь невинных, - отвечал Учитель. - В чём виноваты малые дети слабоумного правителя?
   - А в чём виноваты наши дети, разорванные псами, которых во время мятежа и на свете ещё не было? - выкрикнул кто-то из толпы.
   - Проклятье не различает ни правых, ни виноватых.
   - Тогда скажи, что нам делать, Учитель?
   - Вернуть царя!
   И в этот момент на площадь пришли городские стражники во главе с самим начальником Корпуса. Они разогнали толпу древками алебард и схватили пустынника. Тем же вечером он предстал перед Верховным трибуналом, куда входили все двадцать девять членов городского совета.
   К тому времени ультидадцы покончили со своей беспечностью. После заката улицы пустели, толстые двери запирались на засовы, окна на решётки. Горожане со страхом и одновременно удовольствием наблюдали из окон домов, как носятся по улицам в бессильной ярости псы.
   Верховный трибунал заседал всю ночь в здании Городского совета под усиленной охраной стражи. Отшельника судили за призыв к свержению существующей власти.
   - Но я не призывал свергать власть! - защищался Учитель.
   - Есть десятки свидетелей, когда ты заявил, что в Ультидад надо вернуть царя.
   - И где же здесь призыв к свержению?
   Члены трибунала этим вопросом были поставлены в тупик. Ведь с юридической точки зрения фразу о возврате царя никак нельзя было отнести к призыву о свержении. Поэтому власти поступили просто; утром отшельника вывели за городскую черту, а страже велели строго-настрого в город его не пускать.
   Но не успели члены совета вздохнуть с облегчением, как им доложили, что Учитель опять в городе и ораторствует уже перед полу тысячной толпой. Пустынник вновь предстал перед советом. Вот только перед дворцом, где заседал совет, собралась большая толпа горожан, благо, светило стояло в зените. Требования измученных страхом ультидадцев были просты. Если возрождение династии избавит город от ночных набегов, то пусть династия возродится! Но весь ужас был в том, что возрождать династию было не из кого. Все ближайшие родственники Экстремо Восьмого были убиты в ту злополучную ночь, а дальние разбежались в неизвестном направлении и в течение пятидесяти лет не давали о себе знать. И где этих дальних искать ни у кого, начиная с члена городского совета и кончая портовым грузчиком, никакого представления не было.
   И тогда вопрос этот задали Учителю. На что получили невозмутимый ответ:
   - Я указал вам направление. А пройти этот путь вы должны сами.
   Ответом этим возмутились не только власть предержащие, но и простые горожане. И все единодушно решили этой же ночью оставить пустынника на городских улицах. Ещё не всё светило погрузилось в тёмно-серые воды, как двое дюжих стражников вытолкали несчастного из бывшего царского дворца, где вот уже полсотни лет заседал совет Ультидада".
  
  
  
  
   Extremo - последний (исп.)
   Forastero - чужак, пришелец (исп.)
   Лубор - старинная испанская мера площади равная 0,716 км.
  
  
   Глава 9.
  
   - Юноша! Юноша!
   Я поднял голову, не сразу осознав, где нахожусь. Передо мной стоял старый служитель библиотеки.
   - Через час зайдёт светило. Вам далеко добираться до дома?
   До рынка отсюда было квартала три ходьбы. Я вскочил и протянул книгу библиотекарю.
   Когда я вышел к восточным воротам рынка, два стражника закрывали тяжёлые железные створки.
   - Послушайте! - закричал я. - У меня тут встреча с Себастьяном Дельгадо.
   - Приходи завтра, парень. А сейчас торопись домой, злые собачки вот-вот выйдут на прогулку.
   Оба стражника заржали как буцефалы при виде кобылицы и, замкнув массивный замок, скрылись в караулке.
   Легко сказать - завтра, - горько подумалось мне. - До завтра ещё дожить надо!
   Я шёл по городским улицам мимо неприступных домов, бесстрастно взирающих на меня равнодушными глазами-окнами.
   Надо бежать к океану! Подземные псы бояться воды. Я поднял голову к темнеющему небу, пытаясь определить в какую сторону мне идти.
   - Прекрасный вечер, не правда ли?
   Я обернулся. Передо мной стоял тот самый долговязый вор и ухмылялся.
   - Самое время для прогулки. А чуть позже будет ещё интереснее.
   Я смерил его взглядом.
   - Ну, что, так и будешь стоять?
   - Нет, если ты подскажешь мне, как выйти к воде.
   - Порт уже закрыт, и чтобы выйти на берег, надо пройти мимо Преисподней. У тебя тысяча к одному встретить её обитателей, и уверяю, они будут весьма рады.
   С этими словами он развернулся, и мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Мы прошли пару кварталов, пока не остановились перед каменной стеной высотой в четыре пасо.
   - Если ты, парень, думаешь, что я позвал тебя из сострадания, то ошибаешься, - обернулся ко мне долговязый. - В этом городе всё продаётся и покупается, а много ли дадут за такой товар, как сострадание?
   Он раздвинул кусты жимолости, росшие вдоль стены.
   - Помоги, одному мне его не сдвинуть!
   Я увидел, пролом в стене, закрытый большим камнем. Мы вместе упёрлись в него руками, но камень никак не хотел поддаваться.
   - На вид ты вроде бы крепкий, - усмехнулся долговязый. - Давай, парень, поднатужься, псы могут появиться с минуты на минуту.
   Мысль об этих тварях придала нам силы. Через пару минут изометрических усилий нам удалось отодвинуть камень от стены на ширину ладони.
   - Ещё! - прохрипел мой собрат по несчастью.
   Именно так назвать его пришло в мою голову, лишь только я поднял мокрое от пота лицо к небу.
   На тёмно-синем небосводе засверкали первые звёзды.
   - Пришло время подземных псов, - прошептал долговязый.
   Мы ещё раз надавили на проклятый камень, выдыхая воздух из лёгких. И тут же мой спутник, срывая пуговицы на груди, протиснулся в расширившуюся щель. А я уловил вложенным в меня предками чутьём охотника, что звери уже на городских улицах.
   Прежде, чем последовать за долговязым, я бросил взгляд в проулок. Из-за угла мелькнула тень на четырёх конечностях. В следующее мгновение, содрав вместе с одеждой кожу на плечах, я с трудом протиснулся в щель, запоздало вспомнив, что мой мешок остался по ту сторону стены. А мой товарищ уже приладил железную трубу как рычаг под основание камня .
   - Быстрей!
   С рычагом получилось легче. В два нажатия камень вплотную был прижат к стене. С улицы донёсся вой, от которого кровь застыла в моих жилах.
   - Теперь можно расслабиться.
   Долговязый сорвал с ветки неизвестный мне фрукт и впился в него крепкими зубами.
   Я огляделся. Мы находились в саду. Ветки фруктовых деревьев клонились к земле под тяжестью плодов, да и сама земля была усеяна ими. Я почувствовал сильный голод и поднял с земли тёмно-красный плод.
   - Эй, парень, а где благодарность?
   - Благодарность за что? За то, что помог тебе попасть в это райское местечко?
   - Да если бы не я, твоё обескровленное тело валялось сейчас на улице!
   - Не уверен.
   Я достал из-за голенища нож и сделал резкое движение. Ветка толщиной с руку упала на землю между нами.
   - И что, у тебя поднялась бы рука на священных животных?
   - Это для вас они священные, - ответил я.
   - Да ты, приятель, из диких мест! А я смотрю, наряд на тебе не ультидадский. Если ты хочешь знать моё мнение, я этих тварей тоже не считаю священными. Но за убийство пса в Ультидаде запросто можно схлопотать высшую меру.
   - А что у вас подразумевается под "высшей мерой"?
   - Раньше давали утлую лодочку и отпускали в океан. А сейчас времена более человечные, поэтому и высшая мера пустяк, всего-то ночная прогулка по Ультидаду.
   - И первый, к кому эту меру применили, был Учитель - отшельник из Срединной пустыни?
   - Для дикаря ты неплохо разбираешься в истории Ультидада. Откуда ты?
   - Из Гипербореи, с Небесных гор.
   - Древняя страна, имевшая некогда самую развитую цивилизацию в нашем не лучшем из миров!
   - А ты неплохо разбираешься в мировой истории, - парировал я, - для уличного воришки.
   - Я не всегда был таким, - тихо ответил долговязый.
   - Послушай, мы с тобой знакомы почти сутки, и, судя по всему, проведём вместе эту ночь. Как мне называть тебя?
   - Все зовут меня Адан , потому что я сегодня здесь, а завтра в другом месте. Но раньше у меня было другое имя. Можешь смеяться сколько угодно, но ещё три года назад я был в городе очень уважаемым человеком.
   - Я здесь всего сутки, но уже понял, что Ультидад - город сюрпризов. Так что смеяться не буду.
   - Я как мне называть тебя, гипербореец?
   - В деревне меня звали Храбром. По истечении 18 лет отец должен будет дать мне окончательное имя. Но вот уже пять лет как мой родитель пропал в Небесных горах. Так что, думаю, до конца жизни быть мне Храбром.
   - А что, по мне так вполне достойное имя! Можно я буду звать тебя Рикардо ?
   Я ничего не ответил, ибо рот мой был занят пережёвыванием фрукта. Хотя слово пережёвывание весьма оскорбительно для фрукта, огрызок которого держал в руке. Я даже не в состоянии описать вкус этого плода.
   Съев второй, почувствовал как силы, которых я много потратил за последние три дня моих странствий, возвращаются ко мне.
   - Как называется этот плод? - спросил я Адана.
   - Вивифика . Но в садах для общего пользования ты его не найдёшь. Его выращивают лишь в частных садах богачей.
   - Так значит, мы в частном саду?
   Я осмотрелся. Сквозь густую листву виднелся фасад дома.
   - Причём незаконно, - усмехнулся Адан. - Благодаря тебе я сегодня остался без ночлега.
   - То есть моим барахлом ты хотел оплатить себе ночлег?
   - При удачном раскладе я бы продал ваши вещи на барахолке. Думаю, мне хватило бы заплатить за ночлежку на целую неделю.
   - А обо мне ты подумал?
   - В Ультидаде каждый думает только о себе, - с неподдельной грустью ответил этот городской бродяжка, - иначе не выжить.
  
  
  
   Адан - ветер (исп.)
   Рикардо - сильный, храбрый (исп.)
   Ои испанского vivificante - живительный
  
  
   Глава 10.
  
   - Так в чьём саду мы находимся?
   В темноте я увидел, что Адан готовит себе место для сна под каким-то кустом.
   - Ну, если тебя это успокоит, то это дом начальника штаба Корпуса городских стражей, - беззаботно ответил он.
   - И ты не боишься?
   - Его превосходительство сейчас не в Ультидаде. Служба республике требует постоянных разъездов.
   - Поэтому ему недосуг заделать пролом в стене.
   - Ага, и вместо этого он велел притащить сюда этот тяжеленный камень, - саркастически добавил Адан. - Пролом, - пояснил он, - память о событиях 50-летней давности. А этот камешек домашний алтарь.
   - Ты что хочешь сказать, что мы сдвинули священный камень?
   - А чего не сделаешь, чтобы не быть выпитыми священными псами. Ах да, я и забыл, ты не считаешь их священными! Тогда ответь, почему этот неодушевлённый предмет вызвал у тебя такой трепет?
   Тут он был прав и я промолчал.
   - Всё, не мешай мне спать. У меня завтра нелёгкий день. Хотя, когда мои дни были лёгкими?
   Вскоре из-под куста раздался храп. Прилёг и я на мягкую траву. Ночной воздух был тёплым и каким-то мягким. В Небесных горах даже летом ночи прохладные, а ранним утром воздух как родниковая вода. Ещё прошлой ночью, когда я дремал на горе Салвадор, заметил, что камень под моей спиной хранил тепло всю ночь.
   Я снял безрукавку и, сложив её вчетверо, положил под голову. Какое-то время смотрел в звёздное небо, а потом вдруг оказался в Небесных горах. Свет звёзд отражался в горном ручье, я брёл вверх по крутому склону к вершине Священной горы. И был уверен, что наверху меня ждут отец и мать. Я шёл, а подъём всё никак не заканчивался, и вершина всё так же белела в темноте девственным снегом. Потом белизна её вдруг окрасилась жёлтым...
   Я открыл глаза. Ультидадская ночь обволакивала меня, и даже возникшая мысль, что где-то рядом носятся чудовища жаждующие моей крови, не нарушила умиротворённости. Да, Ультидад - город не только сюрпризов, но и контрастов.
   Вдруг в темноте между деревьев мелькнул жёлтый огонёк. Рядом сопел Адан, значит, в саду появился кто-то третий.
   Стараясь не шуметь, я поднялся. Во всём теле ощущалась лёгкость, хотя проспал я не дольше часа. Неужели вивифика тому причиной?
   Осторожно раздвинув ветви, я увидел перед домом небольшую площадку, выложенную брусчаткой с неработающим фонтаном. Идеально круглый бассейн, а посредине на постаменте женская статуя с кувшином, из которого и должна бить водная струя.
   А вокруг фонтана бродит девичья фигурка, в одной руке свеча, в другой жёлтый камень . Ещё от матери я знал, что жёлтый камень, который в наших гиперборейских горах зовут алатырём, служит для привлечения к девушке суженого.
   Девица что-то шептала на тёмноземельском наречии, которого я не понимал, хотя отдельные слова знал. Понять, что незнакомка говорит на темноземельском я смог, когда она произнесла слово sangue , которое ультидадцы выговаривают по-другому.
   Девушка обошла фонтан по ходу движению светила, и я увидел, как колеблющийся свет свечи отражается в зелёных глазах, как двигаются пухлые детские губы.
   Тут я переступил с ноги на ногу, и подо мной предательски хрустнула ветка.
   Девица не взвизгнула, не выронила свечу, хотя столько лет ночных кошмаров должны были выработать у жительниц Ультидада панический страх перед любой ночной неожиданностью. Или я плохо разбираюсь в людях.
   Видимо, я на самом деле плохо разбираюсь в людях. Даже лёгкий испуг и тот не мелькнул в зелёных глазах, когда она выдохнула:
   - Кто здесь?
   И сам не знаю почему, я вышел из-за дерева.
   - Кто ты? - так же тихо спросила незнакомка.
   - Прошу меня простить, если напугал вас, - сам того не замечая я заговорил языком какого не помню книжного героя, - но я приезжий, и по собственной рассеяности не успел найти себе ночлег. Чтобы спасти свою никчёмную жизнь, я проник в ваш сад. А приехал я с Небесных гор, и зовут меня Храбром.
   - Ты хочешь сказать, что перелез через стену высотой в четыре пасо?
   - Честно говоря, я не помню, - соврал я. - Я увидел пса Преисподней на углу перекрёстка, бросился к стене.
   Мне не хотелось выдавать Адана. Уж, если девица вызовет слуг, то пусть хватают одного меня. Правда, слугам может придти в голову обыскать сад. Но это уже будет не моя вина.
   - Пойдём, - сказала девушка и направилась к дому.
   Мы вошли в большую залу. Моя спутница подошла к огромному очагу, в городе их ещё называют каминами, и, взяв с полки трёхсвечник, зажгла от своей свечки все три. Тьма затаилась по углам залы, и я увидел большие портреты на стенах. Седобородые мужчины в полный рост, все с оружием, женщины в дорогих платьях.
   Затем я взглянул на девушку. Чистое, правильной формы лицо, красоту которого не портил даже с лёгкой горбинкой нос. А она пристально взглянула на меня и спросила:
   - Ты знаешь, чем я занималась у фонтана?
   - Догадываюсь, - чуть покраснев, ответил я.
   - Меня зовут Виржен , - сказала она, - мне уже шестнадцать, я единственная дочь своего отца. И отец назвал меня не просто так. Он хочет, чтобы я оставалась незамужней.
   - Но предназначение всякой женщины - замужество, - возразил я.
   - Может быть у вас, в Небесных горах. В землях Последней цивилизации семья считается пережитком.
   - А какого будущего для тебя хочет твой отец?
   - Он хочет, чтобы я занималась тем же чем и он.
   - И чем же?
   Вместо ответа девица смерила меня взглядом с головы до ног.
   - У тебя за голенищем нож. Достань его!
   Я вынул отцовский нож и в следующее мгновение он оказался в руках Виржен. Я даже не понял, как это случилось.
   - Мой отец - воин, - сказала она, пробуя пальцем древнюю сталь, - я уже не помню в каком поколении. И он обучает меня всему, что знает сам.
   - И это всё твои предки? - я обвёл взглядом залу.
   - Да, и нет ни одного с кистью или книгой.
   - Ты дочь начальника штаба Корпуса стражей Ультидада? - догадался я.
   - Это тебе Адан сказал, - в зелёных глазах мелькнула улыбка. - Иди и разбуди его. Я накормлю вас.
   И она протянула мне мой нож.
  
  
  
   Жёлтый камень - янтарь.
   sangue - кровь (галисийский)
   Виржен - девственница.
  
   Глава 11.
  
   - Чьё это мясо? Подожди, дай угадаю!
   Адан с завидным аппетитом обгладывал, уже не помню, какую по счёту кость. И как только в этом костлявом теле помещается столько еды?
   - Оленина с Небесных гор, я прав?
   Виржен загадочно улыбнулась и взглянула на меня.
   - На нашу оленину не похоже, - заметил я, рассматривая при свете свечи мясные прожилки.
   - Значит, гиперборейская выхухоль, - заявил Адан, бросая мосол в чашку с костями.
   Тут уже вовсю рассмеялись мы с Виржен. Когда девушка смеялась, её лицо становилось ещё привлекательнее, и я невольно залюбовался им.
   - А теперь, если вы не возражаете, я бы продолжил прерванный сон. Да и вам, юноша, я советую поспать. Тем более, до рассвета осталось всего три часа.
   Он вылез из-за стола и направился к выходу в сад.
   - Адан, ты куда? - крикнула вслед юная хозяйка. - В доме полно пустых комнат с кроватями.
   - Лучшая постель для меня - это мягкая трава, а балдахин - крона ультидадского бука.
   - Странно слышать такие слова от городского жителя.
   - Адан вообще человек со странностями. Ты знаешь, что ещё три года назад он был учителем, причём самым востребованным в Ультидаде.
   - И что же такого произошло, что превратило его в бродягу и воришку?
   - Если он захочет, он сам тебе расскажет.
   Я взглянул в зелёные глаза.
   - Ну, хотя бы что за мясо мы ели, я имею право знать?
   - Это был пёс Преисподней, - без улыбки ответила Виржен.
  
   Адан разбудил меня с рассветом.
   - Нам надо уходить, пока не проснулись слуги.
   И он повёл меня в сад.
   - Что, опять двигать камень? А кто ставит его на место?
   - Ты должен сейчас проявить всю свою силу и ловкость, - ответил бывший учитель.
   - А почему не выйти через дверь, раз слуги всё равно спят.
   - Спят, да не все. Бывший личный телохранитель его превосходительства Армандо неустанно караулит ворота. Если он спит, то одним глазом.
   - И что он сделает, если заметит нас?
   - Ему дан приказ убивать любого мужчину, вошедшего в дом в отсутствие хозяина.
   В саду я сорвал несколько плодов вивифики, денег у меня гне было, а впереди целый день. Мы подошли к алтарю, закрывающему пролом в стене, и Адан довольно ловко вскарабкался на камень, подпрыгнув, уцепился за верх стены, подтянулся и вот он уже наверху. Я оглянулся. Из-за деревьев вышла Виржен.
   - Если ночью тебе негде будет укрыться, ты можешь вернуться сюда, - произнесла она.
   - Спасибо, - ответил я, карабкаясь на алтарь.
   Взобраться наверх стены было не сложно. Но вот прыгать с высоты четырёх пасо без риска сломать себе что нибудь... Впрочем мой долговязый приятель уже стоял внизу.
   - Прыгай вот на этот куст, - указал он, - и падение будет приятным.
   Приятным моё падение я назвать не могу, но, по крайней мере, обошлось без серьёзных повреждений, если не считать расцарапанные о ветки руки. А когда увидел свой растерзанный дорожный мешок, и вовсе упал настроением. Обрывки моих вещей валялись на мостовой до самого перекрёстка. Книги! Псы рвали их на части, вымещая на ни в чём не повинной бумаге всю свою чёрную злобу! Отныне у меня оставалось то, что на мне. Впрочем, нет; в кустах я увидел фляжку с настойкой из морфей-травы, подаренную добрым пейзанином. Я засунул её за пояс штанов.
   - Уж, лучше бы ты отдал своё барахло мне, - заметил Адан, ободряюще хлопнул меня по плечу и вскоре скрылся за углом. А я отправился на рынок.
   Там уже вовсю шла торговля. Но теперь я отсюда не уйду, не дождавшись этого Себастьяна Дельгадо.
   - Ты пережил эту ночь, парень! А я уж думал, когда вчера после обеда ты не появился, либо нашёл приют, либо ... Но ты видно всё-таки нашёл приют на ночь.
   Хоакин Чёрный белозубо улыбался мне.
   - Не хочешь заработать десять циво? Прямо сейчас стоит повозка с продуктами, а скоро подъедет ещё одна.
   Деньги мне были, ой, как нужны и я согласился. Ночью я поспал всего три часа, но у меня были плоды чудесной вивифики, один из которых я съел пока пробирался сквозь торговые ряды к гружённой повозке. В голове прояснилось, и я таскал мешки с овощами и деревянные подносы с нежными фруктами в лавку Хоакина бегом. Так что на обе повозки у меня ушло чуть больше часа.
   - Отлично работаешь, парень! - похвалил меня Хоакин. - И зачем тебе идти к этому кровопийце Дельгадо. Оставайся у меня. Плачу я по пять циво за повозку. Обычно их приходит две за день, но иногда бывает и три. А ночевать можешь в этой лавке. За ночлег платить не надо, будешь охранять не проданный за ночь товар.
   - От кого охранять? - спросил я. - Рынок на ночь закрывается.
   - Вот от тех, кто его закрывает и охранять. Стражники иногда ночью подворовывают товар, но в пустых лавках. Эх, когда был жив мой Мигуэль...
   - Мигуэль, ваш сын?
   - Просто работник. Но весь рынок тому свидетель, я любил его как сына. Он даже последний год жил у меня дома.
   - А как же он погиб?
   - Это всё женщины виноваты и наша мужская природа! Волочился он тут за одной юбкой. Вот и не рассчитал времени, ведь когда рядом привлекательная девица, мы начинаем думать не головой. Так, что мой тебе совет, парень, держись от девиц подальше.
   - Вот вам за полезный совет.
   Я протянул ему вивифику.
   - Откуда у тебя это? - испуганно спросил торговец. - Этот фрукт стоит бешеных денег, но на рынке им торговать запрещено. Увидят в лавке, лишат лицензии и выгонят с рынка.
   Он поднёс плод к своему крючковатому носу и закрыл глаза от удовольствия.
   - Божественно! Мне довелось один раз вкусить вивифику. Но это было лет 20 назад.
   И в это время мы увидели, как к лавке направляются два стражника. Смуглое лицо Хоакина побелело, и он быстро запихал фрукт себе в рот.
   - Привет Чёрный! - махнули ему рукой стражники. - Что у тебя с лицом?
   Хоакин, страдальчески морщась, ткнул пальцем в раздувшуюся щёку.
   - У бедняги десну разнесло. А мы тебя предупреждали, не ежь много сладостей. Сходи к цирюльнику Асдрубэлу, он вырвет твой гнилой зуб.
   - Ох, и подставил ты меня парень! - вынимая фрукт изо рта, запричитал Хоакин. - Никогда больше не приноси сюда это.
   Но, тем не менее, с явным удовольствием быстро съел вивифику.
  
  
   Глава 12.
  
  В этот день Небеса видимо решили наградить меня удачей и за прошлый. После обеда пришла ещё одна повозка с овощами, так что мой дневной заработок составил 15 циво.
   - Эй, Храбр, - окликнул меня Хоакин, когда я занёс в лавку последний мешок с ультидадской капустой, - если хочешь взглянуть на некоронованного сюзерена ультидадского порта, можешь прогуляться к центру рынка.
   Я шёл меж рядов с праздным видом запоздалого покупателя, который не столько покупает, а больше приглядывается. Выбранный образ, правда, не вязался с моим гиперборейским нарядом, который хорош в лесу, но никак не на городских улицах.
   Себастьян Дельгадо совсем не соответствовал своей фамилии . Это был среднего роста мужчина с несоразмерно широкими плечами, да и в поясе не меньше пасо в обхвате. Мощные волосатые руки с тяжёлыми кулаками, угрюмый, из-исподлобья взгляд. Он командовал здесь рыбными рядами. От западных ворот рынка сновали взад-вперёд грузчики. А за самими воротами стояли повозки с рыбой, да не те, маленькие, которые подвозят продукты прямо к лавке Хоакина Чёрного, а размером с ту, на которой я добирался до города.
   Грузчики были не ультидадцы, это я определил сразу. Правда, своих земляков я среди них не увидел. Были темнокожие жители Южных островов, поджарые кочевники Срединной пустыни, но гиперборейцев среди них не было. И это обстоятельство почему-то вызвало у меня удовлетворение.
   И вдруг Дельгадо обратил на меня свой недобрый взгляд и поманил толстым пальцем. В моей деревне так обычно подзывают малышню. Однако я не стал выказывать гордыню и не спеша приблизился к нему.
   - Давно в Ультидаде? - хрипло спросил он, оценивая мою фигуру.
   - Два дня, - ответил я.
   - Мне нужны работники.
   - Спасибо, у меня уже есть работа.
   - На кого работаешь?
   - Я работаю в лавке Хоакина Чёрного.
   - И сколько он тебе платит?
   - Я не обсуждаю с посторонними людьми свой заработок, - я старался не отводить взгляда от чёрных глаз, из которых явно исходила угроза.
   - Дерзкие пришельцы в нашем городе долго не живут, - тихо произнёс Дельгадо.
   - Если встречу дерзкого пришельца, непременно передам ему ваши слова.
   Некоронованный король порта выбросил в мою сторону свою лопатообразную ладонь. Несмотря на свой неуклюжий и громоздкий вид, сделал он это быстро. Но видимо недостаточно.
   Мой родитель с семи лет учил меня уворачиваться от стрел. Он велел мне вставать у широкого ствола старого дуба и расстреливал из лука стрелами с тупым наконечником. Когда мне исполнилось 12, это уже были самые настоящие боевые стрелы. Спустя год он просил кого-нибудь из соседей составить ему компанию и в меня одновременно летели уже две стрелы. И, не хвастаясь, могу сказать, что ни одна стрела не коснулась меня. Хотя нет; перед тем, как уйти в лес, откуда он уже не вернулся, отец пригласил и третьего лучника. От двух стрел я легко увернулся, а вот третью пришлось поймать рукой у самого лица.
   Огромная ладонь схватила воздух буквально в одном пунто от меня. Но Дельгадо не побагровел от злости, что говорило о том, передо мной закалённый в потасовках мужчина. Просто взглядом он выразил удивление. И тут же его правый кулак, словно камень выпущенный баллистой полетел к моему подбородку. Таким кулачищем он запросто мог сбить с копыт взрослого буцефала. Я же чуть развернул корпус вправо, сбивая левым плечом его кулак в сторону. А удивление Дельгадо перешло в изумление, когда он увидел, что после его удара я продолжаю стоять на ногах, да ещё при этом улыбаться.
   Грузчики, забыв про работу, во все глаза смотрели на нас. А их хозяин попытался достать меня ногой. Но его голень встретилась с моей стопой. Учитывая, что на мне башмаки с толстой деревянной подошвой, встреча эта не осталась для ноги Дельгадо безболезненной.
   И вдруг на его лице заиграла улыбка.
   - Беру тебя старшим десятки. Двадцать циво в неделю, - протягивая мне руку, вымолвил он.
   - Благодарю, - как можно приветливей улыбнулся я в ответ, - но вынужден отказаться.
   И сделав два шага назад не поворачиваясь к нему спиной, я быстро развернулся и пошёл к воротам. Сегодня я хотел найти Красимира, чтобы вернуть ему долг в три циво. Мальчишка говорил мне, что за пару часов до заката он любит гулять на Центральной площади. Дело в том, что площадь находится на возвышенности и оттуда открывается прекрасный вид на океан. И самое главное, я знаю, когда закрывается рынок, чтобы не повторить вчерашнего опоздания.
   Я увидел Красимира у парапета, который ограждал площадь со стороны океана. Здесь площадь заканчивалась каменной стеной высотой в пять пасо, а внизу до самого порта простирались лачуги рыбаков. Это был исторический центр Ультидада, именно здесь много веков стояла рыбацкая деревушка. Но взгляд парня был прикован к бескрайности воды.
   - Пытаешься разглядеть Южные острова? - спросил я подходя. - Тогда тебе подобно Экстремо Восьмому надо взобраться на башню. Кстати, вот тебе три циво, как договаривались.
   Красимир явно обрадовался, увидев меня. На деньги, протянутые мной, он даже не взглянул.
   - Прости Храбр за моего брата, - он порывисто схватил меня за рукав. - Рамос на самом деле не такой плохой, каким иногда кажется. Раньше он был совсем другим, но жизнь в этом городе меняет людей и не в лучшую сторону. Из-за вчерашнего я плохо спал всю ночь.
   - Возьми деньги, Красимир, - улыбнулся я, - а то этой ночью плохо буду спать я.
   И я сунул ему три монеты. Мальчишка схватил их и бегом бросился к торговцу засахаренными фруктами с взбитыми сливками. Мы съели с ним по порции этого лакомства, любуясь на океан.
   - Рамос тоже понял, что не совсем хорошо отнёсся к тебе. Поэтому он не будет возражать, если ты сегодня придёшь к нам в гости.
   Я взглянул в небеса, где светило совершало свой неторопливый ход. Часа через полтора оно окунётся в серые воды.
   - Скоро стемнеет, Красимир. Может быть, в другой раз.
   - Ты мог бы остаться у нас на ночлег.
   - Спасибо, но у меня ночью работа.
   - Какая же работа может быть ночью?
   - Я буду охранять овощную лавку на рынке.
   - На рынке? - удивился Красимир. - Но все четверо ворот закрываются на ночь, а внутри патрулируют стражники.
   - Вот от них мне и поручили охранять лавку.
   Во взгляде мальчишки было столько недоумения, что я рассмеялся.
   Потом я сбегал к торговцу пирожками. Он торговал "псами Преисподней", слоёное тесто с начинкой из мяса козоовцы, приправленным кровавого цвета соусом, да таким острым, что мы тут принялись искать мальчишку, торговавшего кристальной водой с гор.
   Расстались мы за полчаса до заката. Думаю, если бы я знал, что меня ожидает этой ночью, я бы принял приглашение моего маленького друга.
  
   Delgado - тонкий, изящный (исп.)
   Пунто - старинная мера длины Иберийского полуострова. Равна примерно 0,161 мм.
  
  
   Глава 13.
  
   Бегом я добрался до рынка и проник внутрь через западные ворота, которые закрывались последними.
   Хоакин прилаживал навесной замок к хлипкой двери своей лавки.
   - А мне что же спать на улице? - весело спросил я.
   Смуглый торговец испуганно обернулся, будто увидел привидение.
   - Зачем ты пришёл, Храбр? Только что заходил Дельгадо со стражниками. Сказал, что если я не выгоню тебя, то он выгонит с рынка меня. Слушай, я не знаю, что там у тебя с ним произошло, но мне неприятности не нужны. Я здесь уже пять лет торгую, и никто о Хоакине Чёрном дурного слова не скажет.
   А мне вдруг стало стыдно! За своей мальчишеской глупой бравадой и гиперборейской гордыней не подумал, что навлеку неприятности на этого неплохого человека.
   - Простите меня, Хоакин. Я уйду.
   - Подожди! - окликнул он меня. - Подойди ближе.
   Я подошёл.
   - У тебя вивифика осталась? - зашептал он в ухо.
   А я и совсем забыл про чудесные плоды! Пошарив в складках одежды, нашёл два фрукта и отдал торговцу. Он торопливо спрятал их за пояс и протянул мне монету в 10 циво.
   - Мне не надо денег, - замотал я головой.
   - Возьми! - зашипел он, всовывая деньги мне в руку. - Выйдешь через северные ворота, на втором перекрёстке повернёшь налево, увидишь харчевню "Ультидадские огни", найдёшь хозяина, зовут Просперо, скажешь, от меня. За пять циво он устроит тебя на ночлег. Завтра утром приходи на работу. Но запомни, к обеду тебя на рынке быть не должно.
   - Спасибо!
   - Иди!
   Он толкнул меня в спину. Северные ворота были рядом, и я успел выскользнуть на улицу прямо под носом у стражников.
   - Эй, парень, помоги!
   Смуглый и настолько худой, что сквозь тонкую кожу выпирали все кости, старик-водовоз безуспешно пытался взгромоздить большую бочку с водой на тележку. Вдвоём мы взялись за края бочки и поставили её на дно небольшой двухколёсной тележки.
   - Вот спасибо, юноша! В этом городе не часто можно получить помощь. Выпей кружку, это вода из источника с горы Салвадор.
   И старик протянул мне кружку, свободной рукой гладя меня по спине и бокам.
   Внутри у меня ещё бесновались "псы Преисподней", поэтому я с благодарностью принял кружку из рук старика. Вода действительной была чудесной, освежающей, с ароматом каких-то трав.
   На перекрёстке я повернул налево, а водовоз направо. Мы оба спешили, ибо светило вот-вот должно было скрыться в океанских волнах. И вдруг меня шатнуло, в глазах потемнело. Я встряхнул головой, и ясность зрения вернулась ко мне. Но всего лишь на мгновение, чтобы я увидел, как брусчатка мостовой стремительно приближается к моему лицу.
   Я стоял на четвереньках и тряс головой как бык после удара кувалдой. И тут услышал голос отца:
   - Засунь два пальца в рот, Храбр!
   И тут же оказался в Небесных горах. Мне 10 лет и я съел дюжину чёртовых ягод. С виду они такие аппетитные, да и поначалу их сладко-горьковатый вкус не вызывает неприятия. Всё начинается некоторое время спустя; жжение во рту и горле, ну, а дальше, если не предпринять никаких мер, дикие боли в желудке, заканчивающиеся, как правило, смертью. Меры просты, вызвать рвоту, затем пить много воды и снова вызвать рвоту. Пока яд не выйдет полностью из пищепровода. Причём всё это надо делать в течение часа после того как съел эти милые ягодки, иначе яд начинает всасываться в кровь.
   Я не знаю, чем напоил меня старый водонос, но все растительные яды под нашим светилом действуют примерно одинаково, поэтому я засунул грязные пальцы как можно глубже в рот. На брусчатке оказались пирожки, взбитые сливки с ягодами и даже мясо, которое я съел ночью. Если верить Виржен, это была собачатина из Преисподней.
   Теперь осталась одна проблема, где взять воды? Я сел прямо на брусчатку, прислонившись спиной к стене. Голова кружилась, во всём теле ощущалась такая слабость, что любое движение давалось с превеликим трудом. И тут поодаль, за перекрёстком мой тускнеющий взгляд узрел тележку с бочкой, которую, видимо, бросил водовоз, или кто он там был.
   Усилием воли я заставил себя подняться и, шатаясь как пьяный, бросился к ней. По дороге в мой воспалённый ум вкралась мысль, а что если мой отравитель насыпал яду не только в кружку, но и в бочку. Проверить можно было одним способом, вода в кружке отдавала травой.
   Я выбил пробку и, подставив ладони под прохладную струю принюхался. Вода не пахла ничем. Я начал жадно пить, а когда желудок наполнился, снова рухнул на четвереньки. И так три раза. Всё это я проделывал на пустынной улице, может кто-то и наблюдал за мной из окна, но мне было плевать. А если быть точным - блевать!
   Наконец, полегчало, слабость немного отпустила, да и голова перестала кружиться. Насколько позволяли силы, я зашагал к "Ультидадским огням".
   Массивная дверь харчевни, конечно же, была заперта. Я замолотил по ней руками и ногами с криком "господин Просперо, откройте".
   - Ну, чего ты разбушевался?
   Я с трудом поднял голову. Из окна второго этажа, сквозь решётку я увидел голову в ночном колпаке.
   - Господин Просперо, простите за опоздание, но меня прислал Хоакин Чёрный. Я работаю у него в лавке.
   - А ты точно не ночной гуляка?
   От Красимира я знал, что ночными гуляками называют в Ультидаде приговорённых быть растерзанными псами Преисподней.
   - Нет, что вы! Я расстался с Хоакином меньше часа назад. Он сказал, что вы можете за пять циво дать мне ночлег.
   - Ты опоздал, парень, поэтому для тебя эта ночь обойдётся в десять циво.
   - Я согласен!
   - Ладно, сейчас спущусь. Так ты точно не ночной гуляка?
   - Уверяю вас, нет!
   Я посмотрел по сторонам. Сумерки вот-вот должны смениться ночью. А хозяин харчевни не торопился спускаться к двери.
   - Эй, а деньги у тебя есть?
   - Конечно, господин Просперо!
   - А ну покажи!
   Я сунул руку за пояс штанов, где хранил монеты. Но рука моя не нашла ничего, даже захудалой монетки в один циво. Лихорадочно я принялся шарить обеими руками по всем складкам своей одежды.
   - Ты соврал мне, парень! Ты точно ночной гуляка! Убирайся и пусть сожрут тебя псы Преисподней!
   И Просперо захлопнул окно.
   Вот это да! От бессилия перед злодейкой судьбой мне захотелось завыть. И в это время на соседней улице раздался жуткий вой. Тоненькая полоска света на горизонте, которую двадцать мгновений назад позволяла видеть улица, спускающаяся к океану, исчезла и псы вырвались в город.
   Самое главное, как учил меня отец, это не терять хладнокровия. Улица была пустынна, двери заперты наглухо, окна закрыты и забраны решётками. Также закрыты сердца ультидадцев и прав был Адан, когда сказал, что за сострадание в этом городе и гроша ломаного не дадут.
   И тут на углу одного из домов я увидел горизонтальную решётку на высоте двух с половиной пасо от земли. Она явно была декоративной и недостаточно широкой, но если встать на неё и прислониться вплотную к стене, то можно продержаться до рассвета, если, конечно, псы не умеют высоко прыгать.
   Я, насколько позволял остаток сил бросился к этому дому, подпрыгнул, однако меня подвели ослабевшие ноги. Рука схватила воздух, и я пятой точкой приземлился на жёсткую мостовую.
   Бочка, меня опять спасёт бочка. Я подкатил бочку и поставил её стоймя в пасо от стены. Опять разбежался, взлетел на бочку и взмыл вверх, на этот раз, сумев ухватиться за стальные прутья. Увидев боковым зрением чью-то тень, мелькнувшую из соседнего переулка. Я забросил ногу, затем вторую, и вот я уже балансирую на узкой в треть пасо шириной решётке. А снизу на меня смотрят кровавыми глазами два зверя.
   Затем обе твари принялись бегать подо мной туда-сюда. Должно быть, решили подождать, пока я сам не свалюсь им в пасти. Вот уж дудки!
   На решётке можно было сидеть, но тогда придётся свесить ноги, и зверюги могу достать своими зубами мои пятки.
   Время тянулось бесконечно, тело моё затекло, да и отравление давало о себе знать, ноги тряслись от слабости. Пару раз я непроизвольно засыпал и чуть не свалился вниз. Очень осторожно я дотянулся до ножа и сделал себе глубокий надрез на пальце. Боль взбодрила меня.
   Но возбудились и мои друзья внизу, особенно когда несколько капель крови упали на мостовую. Псы завыли от жажды и видимо решили действовать. Один из них разбежался и, оттолкнувшись задними лапами, взмыл в воздух. Его передние лапы с огромными бритвенно острыми когтями уцепились за прутья, на которых я стоял. Зверь подтянулся, его оскаленная пасть была всё ближе. Присев на корточки, и держась левой рукой за прутья, ножом я рубанул по мускулистой шее. Раздался душераздирающий визг, и тело пса шлёпнулось на мостовую, разбрызгивая вокруг себя кровавые струи.
   Дальше произошло следующее. Второй пёс в мгновение бросился на своего сородича и впился зубами в рану на шее. А мне оставалось лишь наблюдать, как жизнь вместе с кровью покидали тушу зверя из Преисподней. Видимо крови в нём было предостаточно, потому что второй пёс не отпускал своего напарника довольно долго. Наконец, отвалившись, он рухнул на спину. Его живот раздулся, как стоявший рядом бочонок, зверь тяжело и прерывисто дышал. Это тоже продолжалось длительное время. Наконец, тварь издала звук, быдто внутри у неё лопнул воздушный пузырь, и, переступив через мёртвого сородича тяжело переваливаясь, скрылась из поля моего зрения. На меня напившийся крови зверь не обратил никакого внимания.
   А я позволил себе сесть на решётку и свесить ноги. Сейчас, когда опасность миновала, жуткая усталость вновь овладела мной. Дело тут не только в яде, но и в том, что я не помню, когда последний раз нормально спал.
   Я снял свой пояс, лёг на прутья решётки, просунув сквозь них пояс, закрепил на талии. Вот теперь я точно не свалюсь вниз во время сна! В длину решётка была чуть короче моего роста, так что подошвы моих башмаков немного не умещались. Но мне это не доставляло сильного неудобства.
   Некоторое время я смотрел в звёздное небо, потом глаза закрылись сами собой, и последней моей мыслью было, пусть пропадут все псы Преисподней вместе взятые!
  
  
   Глава 14.
  
  
   Когда я открыл глаза, с неба моросил тёплый дождик, да и само небо было затянуто серыми тучами, как в наших Небесных горах во время лесных пожаров. Дело в том, что небо в Ультидаде настолько низкое и, когда его заволакивают тучи, кажется, стоит повыше подпрыгнуть и достанешь их рукой. В пасмурную погоду верхняя половина башни Последней цивилизации не видна за клубящимися облаками, а сверху, как мне рассказывал Красимир, поднимавшийся на башню не один раз, не видно землю. Ещё он рассказывал, что лет двадцать назад на вершине башни установили огромные лопасти из холста натянутого на деревянные рамы, которые вращали вручную за ручку аж, три человека. Таким образом, над башней разгоняли тучи. Но однажды в приспособление это ударила молния и оно загорелось. Огонь мог охватить всю башню, и город лишился бы своего символа, но двое смотрителей рискуя жизнью, сбросили пылающие лопасти вниз. И с тех пор к идее воздрузить новый разгонитель туч и облаков не возвращались.
   А я почувствовал, что прутья решётки, служившие мне этой ночью ложем, колют меня в спину, да довольно таки ощутимо.
   Я начал ворочаться, пытаясь улечься поудобнее, однако пояс, которым я привязал себя к прутьям, затруднял движения.
   - Гляди-ка Диего, да он живой!
   Я развязал узел пояса, освободился и сел, свесив ноги. Внизу стояли два стражника с пиками. Должно быть, ими они тыкали в мою спину, чтобы проверить, жив или нет.
   - Слезай, парень!
   Я повис на прутьях и спрыгнул вниз. Боль отозвалась во всём затёкшем после сна теле, когда я приземлился на жёсткую мостовую. Сон не принёс облегчения, голова была чугунная, как та кампана на промедадской башне. И также гудела.
   - Как спалось? - заботливо спросил один из стражников, пряча кривую ухмылку.
   - Спасибо, хорошо.
   Теперь уже оба весело рассмеялись.
   - Никто не мешал? Например, вот он.
   Мне указали на то, что осталось от пса. При этом почтения к почившему священному животному оба не проявили. Один из стражников для убедительности даже ткнул обескровленную тушу пикой.
   - Диего, остаёшься здесь и ждёшь повозку. А я отведу парня в караулку. Сдаётся, мне выбор у него невелик: либо стать свидетелем, либо обвиняемым.
   Стражник накинул мне на шею петлю из толстой сыромятной кожи, а другой конец намотал себе на руку. Получилось что-то вроде поводка, с которого спускают на дичь охотничьих собак.
   - Вперёд!
   И он ощутимо хлопнул меня по спине древком своей пики.
   А я испытывал не страх, хотя уже знал, что каждая смерть ночной твари тщательно расследуется городскими властями. И если моя вина будет доказана, меня ждёт ночная прогулка. А почему я должен бояться ночной прогулки? Я только что пережил ночь на ультидадских улицах, так что могу продержаться и остальные ночи. Только бы знать, сколько их будет! Да и отцовский нож у меня скорей всего отнимут.
   Итак, я испытывал не страх перед грядущим приговором. Я испытывал стыд. На улицах появились первые прохожие и все глазели на меня, как на диковинное животное. В их глазах я, наверное, и был животным, которого вели на поводке.
   К счастью караульное помещение находилось недалеко. Стражник завёл меня в полутёмную залу со сводчатыми потолками. Два окна были настолько узки, что с едва пропускали тусклый свет с улицы. Да и на улице, повторюсь, было пасмурно.
   За столом, уставившись при колеблющемся свете толстой свечи в какие-то бумаги, сидел человек в офицерском мундире, насколько я мог отличить мундир простого стражника от офицерского.
   - Вот, капитан, задержали на улице 29-ти советников. Забрался на декоративную решётку. А внизу лежала зверюга, то есть, прошу прощения, священное животное. Обескровленное.
   - Обыскали? - спросил капитан, не отрываясь от бумаг.
   Стражник смутился, но лишь на мгновение.
   - Привёл, чтобы обыскать в вашем присутствии, - тут же нашёлся он.
   - Ну, давай, обыскивай.
   Стражник велел мне повернуться лицом к стене и упереться руками в её шершавую поверхность. Он довольно-таки небрежно прощупал меня от шеи до колен.
   - Он чист, капитан! Если не считать маленькой фляжки.
   Офицер, наконец, оторвал свой взор от стола и без выражения взглянул на меня.
   - Ты хорошо его обыскал, Карлос?
   - Ну да...
   Капитан поднялся и оказался широкоплечим, выше среднего роста мужчиной. Он подошёл ко мне, и я затылком почувствовал его пристальный взгляд.
   - Ты был в Гиперборее, Карлос? - спросил он.
   - Никак нет, капитан! Что-то меня в эти дикие места не особо тянет.
   - Значит, ты не знаешь, что тамошние охотники прячут свои ножи в обувь. Взгляни на его башмаки. Вроде бы обыкновенные, на деревянной подошве. Но в обуви с деревянной подошвой очень неудобно передвигаться по лесу. Поэтому под них гиперборейские охотники надевают короткие сапоги-чулки из мягкой и прочной кожи горного козла. В них можно бесшумно ходить по траве, прелым листьям, или просто земле. За голенищем, которое прикрыто штаниной, как раз можно спрятать охотничий нож. Ну, что ты стоишь как истукан, Карлос?
   Несколько мгновений спустя, Карлос извлёк из правого голенища отцовский нож.
   - Ого, древний булат! - вновь услышал я голос капитана. - По крепости с ним не сравнится ни один металл под дневным светилом. Я, пожалуй, возьму этот нож себе в подарок, когда закончится следствие и нашего гиперборейского бродягу отправят на ночную прогулку.
   Я скрипнул зубами так громко, что капитан рассмеялся.
   - Побереги зубы, парень! Они тебе пригодятся, ведь это будет твоё единственное оружие на ночной прогулке.
   - Капитан, - робко спросил Карлос, - а можно мне забрать эту фляжку? В Ультидаде я таких не встречал.
   - Потом, Карлос, потом! А сейчас запри его!
  
   Меня затолкали в камеру с крохотным окошком, забранным решёткой. В углу лежал клок соломы.
   Не знаю, что было тому причиной? Должно быть, крыша над головой, четыре стены и запертая дверь. Причиной того, что я не стал предаваться мрачным мыслям о бедственности своего положения. Я просто лёг на прелую солому, с большим удовольствием вытянул ноги, и уже через мгновение спал мёртвым сном.
  
  
   Глава 15.
  
  Где-то я читал, что во время сна душа наша покидает тело и путешествует по различным мирам. А её ощущения приходят к нам в виде снов.
   Душа моя, должно быть, оставалась со мной в мрачной тюремной камере, потому что мне ничего не снилось. Мой сон был настолько крепок, что я даже не услышал, как в камеру принесли еду.
   Когда я открыл глаза, за окошком угадывалась ночь. Сквозь круглое отверстие вверху двери в камеру проникал свет факела. И в круге этого робкого света я с трудом различил оставленную мне еду. Это были тушёные бобы и немного рыбы, завёрнутые в большой зелёный лист неизвестного мне растения. А рядом стоял кувшин с водой.
   Я с аппетитом поел, отметив, что кормят в ультидадской каталажке весьма недурно. Я выспался и был сыт, заняться в пустой комнате мне было нечем. И как говорил один древний мудрец из восточных земель, где готовят лучшие в мире травяные настои, праздность - мать размышления. И я принялся размышлять.
   А поразмыслить было о чём. Городской страже не составит труда доказать, что горло пса перерезано найденным у меня ножом. Меня приговаривают к высшей мере и отправляют на ночные прогулки по Ультидаду. Видимо, гулять я буду до тех пор, пока мне позволят это делать священные животные. Интересно, а если выживу ночь, то днём меня опять отправят в тюрьму? Ведь днём я могу попытаться покинуть город, а это видимо в планы властей не входит.
   Мои невесёлые мысли прервал звук отодвигаемого засова.
   - На выход!
   Вновь караульное помещение, только вместо широкоплечего капитана, за столом сидел другой офицер, совсем ещё юноша, может быть чуть старше меня. В его взгляде было юношеское любопытство, ведь одежда моя отличалась от той, что носят здесь.
   - Имя!
   И когда я назвался, записал в листок.
   - Откуда и с какой целью приехал в Ультидад?
   Услышав, что я приехал с Небесных гор молодой офицер взглянул на меня внезапно сузившимися глазами. Так обычно смотрят на того, кого ненавидят. Неужели я вызвал ненависть только за то, что перерезал горло зверю, каждую ночь наводящему ужас на горожан? Или я ещё недостаточно умудрен жизнью, чтобы отличить обыкновенный ужас от священного?
   - Значит, решил у нас подзаработать? Была бы моя воля, я бы вашего брата к городским стенам меньше чем на десять лиг не подпускал.
   - Но Ультидад рукодствуется волей городского совета, - заметил я.
   - Поумничай мне ещё! Дикарь!
   Офицер что-то написал на листке.
   - Альфонсо!
   Он протянул бумагу подскочившему стражнику.
   - А этого под замок!
   И вновь меня заперли в камере. Впрочем, ненадого, хотя я перестаю чувствовать время в четырёх стенах.
   Всё тот же стражник опять привёл меня к дежурному офицеру. На этот раз начальник караула встал из-за стола.
   - Сейчас тебя отведут на заседание Городского совета, где уже разбирают твоё дело. Там же тебе объявят приговор. Защитник тебе не положен, потому что ты не являешься гражданином Ультидада. Но можешь не сомневаться, правосудие наше безоговорочно. Уводите!
   На меня опять накинули петлю. Один стражник взял её конец в руку, а второй с пикой наперевес встал впереди меня. Неужели мы пойдём по ночным улицам?
   Но мы спустились по винтовой лестнице и оказались в подземном коридоре, где на стенах через каждые 10 пасо торчали зажжённые факелы. Я догадался, что этот тоннель соединяет караульное помещение со зданием Городского совета.
   Коридор казался бесконечным и петлял как змея. То справа, то слева я видел уходящие наверх лестницы. Наконец, и мы свернули на одну из таких. Вскоре меня ввели в огромную полутёмную залу, совершенно пустую, если не считать большой деревянной клетки, стоявшей посередине. Света четырёх факелов, торчащих по углам, не доставало до середины.
   Меня затолкали в клетку, сняли кожаную петлю. Оба стражника застыли за моей спиной опершись на свои пики.
   - Гипербореец Храбр, шестнадцати лет отроду, до недавнего времени проживал в Небесных горах. Два дня назад прибыл в город Ультидад, по его словам на заработки.
   Голос был скрипучий как несмазанное колесо телеги, но был хорошо слышан. Надо мной что-то вспыхнуло. Я поднял голову и увидел большой балкон, на перилах которого зажгись несколько факелов. А на балконе восседали люди в чёрных камзолах. Я понял, что это члены Городского совета и машинально стал считать их по седым головам. Их было, как и полагается, двадцать девять. ` Все были людьми, что называется, в возрасте. Ну, а для меня, шестнадцатилетнего юнца, стариками.
   - Сегодня утром, - продолжал голос, - был обнаружен на декоративной решётке дома, на улице 29 советников. Прямо под решёткой, на мостовой лежало тело священного животного под номером шесть.
   У них, что и ночные псы бегают под номерами?
   - При обыске у гиперборейца Храбра был найден охотничий нож из старинного булата, рецепт изготовления которого в настоящее время утерян. На лезвии обнаружены засохшие пятна крови. А при осмотре тела священного животного под номером шесть установлено, что смерть вышеуказанного животного наступила от смертельного ранения в шею. Одного этого достаточно, чтобы установить вину гиперборейца Храбра. Но члены городского совета руковдствуясь процессуальным правом Уголовного уложения имперского города Ультидада должны опросить максимальное количество свидетелей преступления, к сожалению только косвенных. Таких свидетелей было найдено двое. Введите первого свидетеля!
   Одна из боковых дверей открылась, и в залу робко вошёл невысокий человек в голубом камзоле и розовых панталонах.
   - Назовите своё имя!
   - Я - уважаемый житель Ультидада Просперо, владелец харчевни "Ультидадские огни".
   - Вы знакомы с человеком, стоящим за решёткой?
   - Никак нет, Ваша честь! - испуганно ответил трактирщик, быстро взглянув на меня. - Я не знаю его имени, хотя вижу второй раз.
   - Расскажите нам подробно о вашей первой встрече.
   - Вчера вечером, когда уже почти стемнело, однако не совсем, этот юноша постучался в двери моего заведения. Он кричал, что его прислал ко мне Хоакин Чёрный - владелец овощной лавке на центральном рынке, с которым меня связывают исключительно деловые отношения. Видите ли, он поставляет в мою харчевню овощи и фрукты. Парень был здорово пьян, он кричал, что убьёт меня, если я не пущу его внутрь.
   - Он угрожал вам убийством?
   - Да, Ваша честь! Он даже достал нож и размахивал им, столь яростно, что я, признаться, испугался. К тому же, подумал, что это один из приговорённых к ночной прогулке.
   - А вы, что, не читаете списки осуждённых, которые вывешиваются перед Дворцом городского совета? - спросил всё тот же скрипучий голос.
   - К сожалению, весьма редко, Ваша честь. Очень много работы.
   - Итак?
   - Я не пустил его, как нам велит пункт третий Нового городского положения. "Всякий, находящийся на улице после заката, объявляется вне закона, кроме случаев, предусмотренных пунктом четвёртым настоящего положения". Несчастный ещё немного покричал, а затем удалился.
   - Вы, без сомнения, весьма достойный гражданин своего города. Свободны!
   Трактирщик тут же юркнул в дверь. А оттуда в полутёмную залу ступил Хоакин Чёрный, чему я нисколько не удивился.
   Владелец лавки назвался, добавив, что Чёрным его зовут, чтобы не перепутать с Хоакином Белым, который торгует в соседнем ряду. Потом он рассказал, что два раза нанимал меня на работу для разгрузки товара, и остался доволен моей работоспособностью.
   - Я слышал, что гиперборейцы очень выносливы, - добавил он.
   - Вы рекомендовали ему "Ультидадские огни"?
   - Парню надо было где-то переночевать, - Хоакин смущённо посмотрел на меня.
   - Когда у вас состоялся последний разговор с гиперборейцем Храбром?
   - Где-то за час до заката.
   - От рынка до "Ультидадских огней" пять минут неспешной ходьбы. Почему же подсудимый явился под дверь так поздно?
   - Почём мне знать, Ваша честь? Может, парнишка заблудился?
   - Вы свободны!
   Торговец опять бросил на меня виноватый взгляд и покинул залу. Что ж, хоть один свидетель не стал возводить на меня напраслину! Вообще мне повезло в этом городе с хорошими людьми; Красимир, воришка Адан, красавица Виржен, Хоакин Чёрный...
   Мои мысли прервал скрипучий голос. Я взглянул на балкон, где сидели члены Совета. Лица впереди сидящих были неподвижны, а дальше мне были видны лишь седые головы.
   - Остаётся допросить капитана городской стражи Гервасио.
   В залу вошёл широкоплечий капитан и начал рассказывать, как меня сняли с декоративной решётки и привели в караульное помещение, где в прошлую ночь он и дежурил. Он рассказал про нож с пятнами крови и про фляжку с морфей-травой, отвар которой в Ультидаде неизвестен. По его мнению, заявил капитан Гервасио, во фляжке был веселящий напиток
  - Дело представляется достаточно ясным, - вновь заговорил невидимый мне член Совета. - Гипербореец Храбр получив деньги за работу на рынке, отправился в гостиницу, но по дороге приложился к своей фляге, отчего впал в невменяемое состояние и потерял счёт времени. Когда он, наконец, добрался до "Ультидадских огней" вступил в силу пункт третий Нового городского положения. Благодаря бдительности уважаемого горожанина Просперо подсудимый остался на улице и должен был быть умерщвлён священными животными, осуществляющими чистку улиц. Но трусливо спрятался на декоративной решётке стены одного из домов, а когда благородный зверь попытался его оттуда стащить, перерезал несчастному животному горло. К тому же угрожал убийством законопослушному горожанину. Думаю, ни у кого из членов уважаемого совета не возникнет возражений, если мы приговорим его к трёхразовой ночной прогулке. Если в течение трёх ночей он останется жив, не совершив очередного преступления, то будет изгнан из Ультидада.
   - Я возражаю! - раздался властный голос.
   В первом ряду поднялся седобородый мужчина. Глаза его сверкали праведным негодованием.
   - Уважаемый совет знает, что пару часов назад я прибыл с восточных рубежей империи, и, не заходя домой явился на экстренное заседание совета.
   - Мы ценим это, ваше превосходительство! У вас, как у начальника штаба корпусной стражи и без того много забот.
   Это был опять скрипучий голос.
   Так вот он, оказывается каков отец Виржен! Я впился глазами во властное лицо.
   - Я не об этом! Вы знаете не только моё время, но и сама жизнь принадлежит Ультидаду.
   - Но, что вам не нравится в приговоре?
   - Его непростительная мягкость!
   Генерал бросил на меня сверкающий яростью взгляд.
   - На восточных границах неспокойно. Дикие гиперборейцы отказываются выполнять указ Высшего Совета Последней цивилизации о дефертилизации населения.
   Я вслушивался в речь начальника штаба. И совершенно не понимал значения слова дефертилизация .
   - На прошлой неделе гиперборейцы сбили четыре летающих гондолы с реагентами. А три дня назад попал в засаду наш отряд. Живым не вернулся никто. Поэтому, - возвысил голос начальник штаба, - я предлагаю приговорить этого дикаря к бессрочной ночной прогулке. У него есть шансы выжить в трёхразовой прогулке, а когда мы вышлем преступника из Ультидада, то он пополнит ряды гиперборейских мятежников.
   На балконе воцарилась тишина, но ненадолго. Опять раздался скрипучий голос.
   - Как председатель Совета я призываю уважаемых членов с пониманием отнестись к рекомендациям его превосходительства.
   Члены совета молчали.
   - Ну что ж, молчание, как известно знак согласия. И я рад, что мы этого согласия достигли. Гипербореец Храбр, приговаривается к бессрочной ночной прогулке. Приговор вступает в силу со следующей ночи. Любой, кто предоставит ему ночное убежище, предстанет перед Советом.
   На меня вновь накинули кожаную петлю и вывели из клетки.
   Когда меня вернули в камеру, за крохотным окошком угадывался хмурый сентябрьский рассвет. Вскоре принесли завтрак: на листьях пару ломтей жареного мяса с тушёными фруктами и кувшин, в котором оказалась не вода, а настоящее красное вино. Это для полнокровия, догадался я. Какая трогательная забота! Священное животное под номером таким-то должно вдоволь напиться моей крови!
   Тем не менее, я сделал хороший глоток. Мне, выросшему в суровых горах, где лето в лучшем случае длится три месяца и где веселящие напитки делаются из лесных ягод, всегда казалось чудом искусство виноделия. А вино в Ультидаде делали славное!
   В это время дверь моей темницы открылась, и на пороге я увидел начальника караула. Он с удивлением посмотрел на меня.
   - К тебе посетитель.
  
   Дефертилизация - то же, что и стерилизация, т.е. ограничение рождаемости.
  
  
   Глава 16.
  
  Офицер обманул меня. Ко мне пришёл не посетитель, а посетительница. Хотя Виржен была в камзоле и панталонах, а на левом боку висела самая настоящая шпага. Войдя в камеру, она прикрыла дверь.
   - Почему ты не пришёл ко мне позапрошлой ночью?
   В её голосе сквозила досада.
   - По крайней мере, у моего народа не пристало мужчине прятаться за спиной женщины, - ответил я.
   - Ты слишком мало прожил в Ультидаде. Здесь всё совсем по-другому, мужчины часто ведут себя как женщины, так что женщинам ничего не остаётся, как брать на себя мужскую ответственность.
   - Значит, я никогда не стану ультидадцем.
   Несколько мгновений она смотрела на меня, и мне стало не по себе от этого взгляда. Потому что так иногда на меня смотрела мать.
   - Я была на этом судилище, спрятавшись в секретной комнате - наконец произнесла Виржен. - А как на самом деле всё произошло?
   Я рассказал ей всё. Про Хоакино Чёрного и про ссору с Дельгадо, про зловещего водоноса.
   - Я ещё там поняла, что председатель суда дон Сэндэлайо, который, надо сказать, обладает богатым воображением, пошёл, как обычно, по лёгкому пути. А у тебя действительно была фляжка с веселящим напитком?
   - Это был отвар морфей-травы. Когда ехал сюда, один крестьянин дал мне его, чтобы лучше спалось на жёсткой скамье повозки.
   - Там, в доме моего отца, когда вы с Аданом ужинали, на столе стояли бутылки с вином. Я наблюдала за вами обоими. Адан, который после того что с ним произошло, пристрастился к вину, но будучи умным человеком боролся со своей страстью, усилием воли будто бы не обращал на вино никакого внимания. Ты же был к вину по-настоящему равнодушен. Уж я-то знаю, что такое пьянство. Отец после смерти матери часто прикладывается к бутылке.
   - У нас пьянство считается одним из самых страшных пороков.
   - Сегодня ночью тебя отправят на ночную прогулку. В кустах у стены нашего дома ты найдёшь веревочную лестницу.
   - Ты слышала, что сказал ваш председатель? Того, кто предоставит приговорённому ночное убежище...
   - Я знаю! - перебила меня Виржен. - И мне всё равно. Я буду ждать тебя.
   Я встал и подошёл к девушке.
   - И что я буду за мужчина, если буду прятаться у вас дома?
   - Ты будешь ... моим мужчиной.
   Из глаз её струилось изумрудное сияние. Как в пещерах моих родных гор, куда проникал самый любопытный луч дневного светила и камни будто светились изнутри.
   - Если ты хочешь для меня что-то сделать, то сделай так, чтобы на ночной прогулке со мной был нож моего отца.
   Виржен подалась ко мне, её пальцы слегка коснулись моей щеки. Дверь в камеру чуть приоткрылась.
   - Госпожа! Время вышло, скоро смена.
   Девушка улыбнулась и резко развернувшись вышла.
   А я лёг на грязную солому и уставился в серый потолок. В душе у меня пели все сладкоголосые птицы Небесных гор. У меня есть Виржен! Поэтому я просто обязан выжить!
   Но долго в одиночестве мне побыть не дали. Дверь в камеру открылась, и я увидел не менее удивлённое лицо другого дежурного офицера.
   - К тебе посетитель.
  
   Я ожидал кого угодно. Хоакина Чёрного, Красимира с Рамосом и даже отца Виржен. И был сильно удивлён, когда в дверях появилась широкоплечая коренастая фигура.
   - Ну, здравствуй, смертник, - криво ухмыльнулся Себастьян Дельгадо, показывая редкие жёлтые зубы. - Не ожидал?
   - Если вы по поводу работы, то я вынужден вновь ответить вам отказом.
   - А ты смелый парень, - ещё шире заулыбался посетитель. - Люблю таких! Сейчас же зайду в букмекерскую контору, поставлю десять циво один к трём, что ты продержишься три ночи, никак не меньше!
   - Мне-то с этого что-нибудь полагается?
   - Давай так, парень. Продержишься три ночи, и возьму тебя в порт старшим надсмотрщиком. Этим чёртовым южанам нужен кнут, а то совсем разленились.
   - Не боитесь предстать перед Советом?
   - Я, парень мало чего боюсь. В порту одна власть - это я. А для тебя одно неудобство, в город нельзя выходить. Но и это можно будет решить. Ну, что, по рукам?
   И он протянул мне свою лопатообразную ладонь.
   А почему бы и нет, подумал я. Что я собственно теряю? И пожал руку Себастьяна Дельгадо.
   - Я верю в тебя, парень. Ты прекрасно справился в позапрошлую ночь.
   Что-то в его взгляде заставило меня задать этот вопрос:
   - Это вы подослали водоноса?
   И по кривой ухмылке понял, что попал в цель.
   - Ты только три ночи продержись, - хлопнул меня Дельгадо по плечу, - и Ультидад будет у твоих ног.
   Дверь за ним закрылась, и я опять остался наедине со своими мыслями.
   За окошком потемнело, хотя едва ли наступило время обеда. Я, подпрыгнув, уцепился руками за прутья решётки и, подтянувшись, заглянул в окно. Тёмно-серые низкие в этих широтах тучи обложили небо, накрапывал мелкий осенний дождик. Я прилёг на солому, и на этот раз мне снились родные горы, по которым бегали ультидадские псы.
   Разбудил меня скрежет отпираемой двери. Мне принесли наваристую рыбную похлёбку, обжаренные в масле лепёшки и ... три плода вивифики. Это, наверное, для того, чтобы приговорённый бодрствовал в то время, когда милые пёсики будут пить его кровь.
   - До заката ещё далеко, а мне совершенно нечем заняться, - сказал я стражнику.
   - За пять циво я могу привести тебе девку, - ухмыльнулся тот.
   - Мне не нужна девка, да и пяти циво у меня нет. А вот от книги я бы не отказался.
   Он ушёл, но вскоре вернулся, кинув мне под ноги потрёпанную книжку, что меня, привыкшему к трепетному отношению к книгам, сильно возмутило. Картинок в ней было больше чем текста. Книга называлась "Священное правосудие", на обложке был изображён пёс с оскаленными клыками, сверкающими подобно начищенным до блеска медным столовым ножам, ими ультидадцы разделывают рыбу.
   Я углубился в текст. Это была история о неком Барбаро, приехавшим в Ультидад. На картинке был изображён угрюмого вида детина голый по пояс и в штанах, в которых в праздники у нас выступают скоморохи. Этот Барбаро обладал завидной мускулатурой, которая человеку мешала бы нормально передвигаться. Он воспылал страстью к ультидадской красавице Аделаиде. Её друг Реймандо отдубасил наглого и непрошеного ухажёра, используя ловкость и быстроту, чтобы тот не приставал к девушке. Тогда Барбаро выкрал Аделаиду и притащил её в своё убогое жилище. Реймандо и офицер стражи Рейнерайо, тайный воздыхатель Аделаиды освободили девушку, а гнусного Барбаро арестовали. Он был приговорён к одноразовой ночной прогулке и в первую же ночь казнён священным животным под номером три. Почему три? Потому что первого он разодрал напополам своими могучими ручищами, второго задушил и лишь третий пёс добрался до его горла.
   Вот, оказывается, какие книги бывают! Более гнусной истории мне читать не доводилось. Потому что в Гиперборее считали, что книга друг человека, а не враг. А друг, если он настоящий, учит тебя добру. И ещё настоящий друг говорит только правду, какой бы она не была. Когда я перерезал своим ножом горло одного из этих священных животных, я видел, как второй не видел вокруг ничего, кроме крови, хлеставшей из горла своего сородича. А когда напился этой крови, то стал похож на перекормленную свинью, которая даже и не хрюкнула бы под ножом мясника. А в "Священном правосудии" псы поочерёдно бросаются на гнусного Барбаро, лишь с состраданием поскуливая над телами своих убитых собратьев. Именно так, собратьями называет неизвестный автор псов Преисподней. Да и в увальне Барбаро слишком явно угадывался небесногорец.
   И всё же я бережно положил книгу на каменный пол, видно почтение к бумаге вьелось в мою кровь и плоть.
   А вскоре опять раскрылась дверь, и вошли два стражника.
   - Раздевайся! - приказали мне.
   На пол бросили одежду, состоящую из ярко-красных штанов и куртки. В такой одежде даже в темноте сложно остаться незаметным, а уж при свете звёзд и вовсе невозможно.
   Натягивая штаны, я бросил взгляд в окошко, за которым уже темнело.
   Меня вывели в караульное помещение, где меня уже ждали капитан Гервасио и седобородый господин. Я догадался, что это был член Совета, уполномоченный наблюдать, чтобы приводимый приговор соответствовал всем процессуальным нормам.
   Этот господин зачитал мне приговор, спросил, есть ли у меня жалобы, а когда я отрицательно помотал головой, сказал капитану, что можно приступать.
   Гервасио подошёл и принялся обыскивать меня. И вдруг я услышал, как он очень тихо бросил фразу: - Ах, зачем я это делаю!
   И тут же кожа на ноге почувствовала холод железа. Виржен исполнила мою просьбу.
  
  
   Глава 17.
  
  Стражники упёрли мне под лопатки острия своих пик и начали подталкивать к выходу из караульного помещения. Я оказался на тёмной улице под мелким дождиком. Ночная прогулка началась!
   Страха не было, потому что я - охотник, а не дичь. И вести себя буду, как ведут себя охотники в Небесных горах. Чем ультидадские псы отличаются от наших лесных кровососов? Всего лишь размерами. Гиперборейские лесные маленькие зверьки с перепончатыми крыльями обитают на деревьях с большими листьями, и опытный охотник никогда не остановится на отдых перед таким деревом. Эту глупость четыре года назад совершили мы с Нежданом. Нам было по двенадцать и опыта у нас было немного, хотя отцы учили нас по заветам предков. В темноте, усталые мы не обратили внимания на широколиственное дерево, и улеглись под ним спать. Около дюжины голодных кровососов попрыгали на нас с веток и вонзили свои крохотные зубки в незащищённые одеждой места. Мы принялись давить их друг на друге, сначала, разумеется, выскочив из-под дерева.
   Я снял верхнюю обувь с деревянными подошвами, хотя кожаные сапоги-чулки явно не подходили для того, чтобы бегать по жёсткой и неровной брусчатке. Но сейчас меня это волновало меньше всего.
   А тут с океана подул ветер, разогнав тучи над городом, и две ночные звезды отразились в большой луже перед караулкой. Достав из-за голенища нож, и, прижимаясь к стенам домов, двинулся на юг, туда, где в темноте виднелись очертания башни Последней цивилизации.
   Я решил, если повезёт, добраться до площади и попробовапть спуститься со стены в рыбацкий посёлок. Это был самой короткий путь к спасительной воде, от которой псы стараются держаться подальше. Ещё два дня назад, когда мы с Красимиром стояли у парапета, я разглядет стену высотой в пять пасо. Она была сложена из крупных камней, так что мне, с детства лазавшему по горам не составит труда спуститься по ней. А там, через рыбацкий посёлок со всех ног броситься к воде, и в случае опасности просто прыгнуть в океанские волны.
   До площади я добрался благополучно, не встретив по пути священных чистильщиков. Бегом пересёк площадь к парапету, венчающему стену. И уже, когда перекинул ногу через мраморные перила, оглянулся.
   Через площадь огромными скачками прямо на меня бежал пёс Преисподней. Бежал, молча, лишь слышно было, как когти царапают брусчатку. Между нами было не больше двадцати пасо, и я видел жёлтую пену, вылетающую из оскаленной пасти.
   Позиция моя была незавидная, я сидел верхом на перилах. Спрыгнуть вправо означало упасть вниз со стены и в лучшем случае разбиться насмерть. Про худший лучше и не думать. На мгновение представил себя внизу со сломанными конечностями.
   Если спрыгну влево, то не успею принять оборонительную позицию, зверюга набросится на меня не дав даже подняться.
   Вдруг раздался свист тяжёлой стрелы, и священное животное, крутанувшись в воздухе, грохнулось на мостовую, пару раз дёрнулось и затихло. В шее пса я увидел самострельный болт.
   Из ближайшего переулка выбежали двое в пенулах , толкая впереди себя деревяную тележку. Схватив мёртвого пса за лапы, бросили тушу на дощатое дно, и исчезли во тьме так же быстро, как и появились.
   А с противоположной стороны на площадь выбежал ещё один священный зверь. Видимо, не зря их называют псами Преисподней, животные на расстоянии чуют любую смерть. А может это зов крови. Не тот, когда ты обречен, повторять поступки своих единокровных родственников, а когда кровь, покидая тело, зовёт этих монстров на пир.
   Пёс скачками бросился в мою сторону. А я слез с перил и встал в боевую стойку. Тварь остановилась в двадцати пасо от меня и зарычала. Если бы у пса была шерсть, она бы встала дыбом. А так я увидел, как напряглись мышцы на загривке и волнами пошла пупырчатая кожа.
   Зверь оттолкнулся задними лапами и полетел на меня со скоростью пущенного пращой камня. Я прикинул вес священного животного, он был не менее четырёх арроба . Если мы столкнёмся, то учитывая ещё и скорость, запросто полетим со стены. Оба. А зачем лететь обоим, если священное животное может отправиться в рыбацкий посёлок в одиночестве?
   В двух пасо от меня пёс взмыл в воздух. Его оскаленные клыки целили мне прямо в горло. За мгновение до столкновения я упал на мостовую, а священное животное беспрепятственно продолжило свой полёт через парапет.
   Перегнувшись через перила, я посмотрел вниз. Пёс был жив, но видимо повредил себе позвоночник. Он скрёб лапами каменистую землю, пытаясь ползти, при этом жалобно поскуливая. Что ж, обычная зверюга, отличная от остальных менее симпатичным видом!
   Я оглянулся назад. Площадь была пуста. Сунув нож за голенище, перебрался через перила, осторожно начал спускаться по стене, опираясь на выступающие камни.
   Подошёл к раненому зверю. В красно-жёлтых глазах плескалась смертная тоска, но увидев меня пёс, должно быть, вспомнил о своём предназначении, сделал попытку к броску. Однако, перебитый позвоночник не дал и он вновь принялся скрести когтями землю.
   Я достал нож, примерился, чтобы одним махом перерезать жилистую шею, но вдруг жестокая мысль пришла в голову. А так ли силён зов крови, что заглушает инстинкты выживания?
   Чиркнул лезвием по лапе. Несколько мгновений священное животное смотрело на кровь, вытекающую из раны, потом принялось слизывать её, как обычно делают все представители млекопитающих. Его движения шершавым языком становились всё яростнее, по мере того как крови из раны вытекало всё меньше. И, наконец, зарычав, пёс впился в раненую лапу зубами, раздирая её. Вскоре от лапы осталась половина, из обрубка захлестала кровь, которую зверь стал с жадностью пить.
   Это было невероятно! Это было нарушение всех законов природы! Но зрелище было настолько отвратительным, что я отвернулся.
  
   Созерцание бескрайной водной глади умиротворяло. Я лежал в каменной ложбине и путал сон с явью.
   Эту скалу в ста пасо от берега я заметил при ярком сиянии звёзд. Дождь закончился, тучи развеялись, и волны подобно домашним котам ласкались у моих ног. Я вошёл в воду. Она была солёной и тяжёлой. Вода наших небесногорских рек была другой: сладкой и холодной. Но океанская хорошо держала тело.
   Я добрался до скалы за сотню гребков, с удовольствием ощущая, как работают мышцы быстрее бежит по венам кровь. Забравшись наверх, и обнаружил эту ложбинку, в которой как раз и поместился. Лежать на камнях было жёстко, но вскоре убаюканный видом бескрайней океанской глади я задремал. Спокойствие и умиротворение овладело мной. Псы меня здесь не достанут, да и стражникам вряд ли придёт в голову искать меня в океане. Но голод рано или поздно заставит сойти на берег.
   Я недоооценил ультидадскую стражу. Светило ещё не достигло зенита, как лодка с четырьмя стражниками причалила к островку. Меня свезли на берег и проводили в мою камеру, где держали до заката, накормив обедом и ужином. А по наступлении темноты вновь выгнали на улицу, предварительно обыскав. Но нож я спрятал на островке в узкую щель между камнями.
   Без оружия в ночном Ультидаде я почувствовал себя будто голым на городской площади в разгаре дня. На счастье набрёл на свалку около рынка и нашёл там железный прут длиной в половину пасо.
   Сжимая увесистый прут в руке узкими переулками двинулся в сторону площади. Я решил повторить вчерашний маршрут, спуститься по стене и, добравшись до воды плыть на маленький островок, на котором провёл остаток прошлой ночи. Там передохнуть и плыть дальше от этого прОклятого города. Сегодня утром, прежде чем меня забрала стража, я видел уходящую в океан череду скал. Чем дальше от берега, тем меньше вероятности, что стражи Ультидада доберутся до меня. О голодной смерти на крохотном скалистом островке я почему-то не думал. Океан полон жизни и неужели мне не найдётся в нём места?
   Но правы древние мудрецы, когда говорили, что невозможно войти дважды в одну и ту же воду. Когда осторожно выглянул из-за угла, увидел трусивших по площади трёх ночных охотников. Да, с куском ржавого железа мне с ними не справиться!
   Я повернул назад, чтобы увидеть как ближайший перекрёсток, который я пару минут назад миновал, караулят ещё два пса Преисподней. Я попал в засаду, устроенную по всем правилам воинского искусства. Неужели эти твари обладали почти человеческим разумом, или это просто инстинкт охотившихся хищников?
   Перехватив прут поудобнее, я двинулся к перекрёстку. Если будет угодно Небесам, от двоих псов я отобьюсь, используя стену за спиной как прикрытие.
   Эту дверь, слившуюся с домом я, понятно, в темноте не заметил. Пока она внезапно не распахнулась, и чья-то сильная рука втащила меня внутрь.
   Вокруг была кромешная тьма. Та же рука, крепко обхватив мою ладонь, потащила вниз по лестнице, и вскоре забрезжил свет, а мы оказались в знакомом коридоре с горящими факелами на стенах. При их колеблющемся свете я увидел человека в пенуле. Он обернулся и откинул капюшон.
   - Виржен!
   Имя эхом прокатилось по бесконечному коридору. А девушка приложила палец к губам.
  
  
   Пенула - средневековый плащ с капюшоном.
   Арроба - старинная испанская мера веса. В разных провинциях составляет от 12 до 15 кг.
  
  
   Глава 18.
  
  
   Дальше мы шли, молча, минуя многочисленные арки в стенах. Я уже знал, что все они вели наверх, в аристократические дома Ультидада. Пару раз, заслышав где-то впереди шаги, прятались в тёмных нишах либо ныряли в арки, моля Небеса, чтобы встречный не свернул на лестницу, где мы стояли с Виржен затаив дыхание.
   Мы спрятались, уже не помню, в какую по счёту арку, чтобы не попасться на глаза тройке стражников. Оказывается, ночью коридор находился под их охраной. В этой арке лестницы я не увидел, а увидел медные ворота со знакомыми оскаленными пастями.
   - Куда они ведут? - шёпотом спросил я у девушки.
   - А ты не догадываешься?
   - Неужели в Преисподнюю?
   - И однажды я видела, как они открылись перед моим отцом.
   - Не так давно я видел генерала целым и невредимым.
   - Это случилось несколько месяцев назад, - прошептала Виржен. - Была ранняя весна и ночью мне не спалось. Я решила проследить за отцом. Когда он был в городе, а не в походах, то почти каждую ночь спускался в тоннель. Тогда ещё подумала, может он, наконец, нашёл себе женщину. Уж всё лучше, чем пьянство. Шла следом, пока он не дошёл до этих ворот, постучался условным стуком. Я успела заметить одетых в доспехи стражников, впустивших его, ещё один коридор. Утром отец вернулся в дом, как ни в чём не бывало.
   - И ты ничего не спросила?
   - Мне бы здорово влетело за то, что покинула дом ночью, поэтому я промолчала. Да и отношения наши с отцом сильно изменились после того, как я сказала, что хочу выйти замуж и рожать детей.
   - Генерал не обрадовался?
   - Мало того, он пришёл в ярость. И даже замахнулся на меня, но ударить не решился. Наверное, потому, что я похожа на мать, а её он боготворил.
   Мы свернули в очередную арку и стали подниматься по лестнице. Виржен достала ключ, и, обернувшись ко мне, приложила палец к губам.
   - Тебе предстоит непростая задача - незамеченным проскользнуть мимо ворот, которые караулит Армандо.
   Она отперла дверь, и я увидел выложенный мраморными плитами дворик. Левее были массивные ворота, у которых спиной к нам сидел на широкой лавке мужчина с широкими плечами. Его фигура показалась мне знакомой. Я захотел рассмотреть его получше, но Виржен махнула мне рукой, чтобы я бежал в сторону большой пальмы.
   Едва успел спрятаться за широкий ствол, услышал, как этот Армандо произнёс голосом Себастьяна Дельгадо:
   - Вы не заперли дверь, госпожа!
   - Армандо, так я ещё и не вошла, - отвечала Виржен.
   Я выглянул из-за пальмы, чтобы лучше рассмотреть привратника. Без сомнения, это был Себастьян Дельгадо!
   Армандо, он же Дельгадо подошёл и забрал у юной хозяйки ключ.
   - Ступайте, я всё сделаю.
   Пока охранник запирал дверь, мы с Виржен вошли в дом и через анфиладу многочисленных комнат вышли в сад. По пути я спросил у девушки:
   - Видно, немного работы у вашего привратника?
   - Я знаю Армандо с раннего детства. Он был личным телохранителем отца во многих походах, с тех пор как родитель мой дослужился до капитана.
   Я читал, что в ультидадской армии офицеру начиная со звания капитана, полагался телохранитель. Республика дорожила своим командным составом.
   - А потом Армандо прикрыл отца от стрелы. Это случилось в Восточных землях, когда усмиряли последователей культа Младших братьев.
   Об этом я тоже читал. Пару десятилетий назад среди восточных племён распространился культ Младших братьев. Его адепты посчитали бесчеловечным то, что младших членов семьи лишали отцовского наследства. Всё это вылилось в буквальную братоубийственную войну младших братьев со старшими и отцами. Сначала Ультидад поддерживал обиженных, рассчитывая, что те свергнут правителей восточных племён, не признавших республикансое правление Ультидада. Но, когда младшие братья, придя к власти у себя на родине, призвали все народы следовать их примеру, в Восточные земли был послан экспедиционный корпус Ультидада. Кровопролитная война длилась больше года, пока наиболее ярые адепты культа не были уничтожены.
   - Обсидиановый наконечник до сих пор сидит у Армандо внутри, - продолжала Виржен. - Врачи говорят, в трёх пунто от сердца.
   - Однако это не мешает ему управлять ультидадским портом, - не удержался я.
   Хозяйка дома холодно взглянула на меня. Мы остановились у того самого фонтана, где три дня назад встретились впервые.
   - Ты в городе всего неделю, а знаешь больше чем я?
   - Он говорит правду, госпожа.
   Из-за деревьев вышел Адан, чему я нисколько не удивился.
   - Насколько мне известно, нашим портом управляет член Городского совета дон Густаво.
  - Официально - да. И получает за это жалование. Но ваш Армандо, как говорят, некоронованный король порта.
   - И что это означает? - наивно спросила Виржен.
   - Это означает, что все нити управления, то есть разгрузка и распределения товара по пакгаузам и далее на городской рынок в руках вашего сторожа.
   - А почему ты мне раньше об этом не рассказывал, учитель?
   - Во-первых, вы не спрашивали. А во-вторых, - в голосе Адана зазвучала грусть, - я уже три года как не учитель. А ваш привратник давно стал одним из самых богатых людей Ультидада.
   - Отец даёт ему сто циво каждый месяц. И вы бы видели, с каким выражением благодарности на лице он берёт эти деньги. Ещё пятьдесят циво ему платит город за безупречную 25-летнюю службу Республике.
   - Неплохие деньги! - присвистнул бывший учитель. - Если бы мне платили такие, я бы бросил воровать, снял жильё и целыми днями сидел бы в библиотеке. А вот Армандо некогда читать книги, потому что порт требует постоянного пригляда. Да и поговаривают, что каждый вечер по окончании разгрузки и погрузки, он кладёт себе в карман не менеее пятисот циво. Так что ему ваши ежемесячные сто пятьдесят уходят, должно быть, на носовые платки.
   - Ни разу не видела, чтобы Армандо пользовался носовыми платками, - рассеянно произнесла Виржен.
   Мы с Аданом рассмеялись.
   - А почему он взял себе прозвище Дельгадо? - спросил я. - Чтобы генерал не догадался?
   - Ну да, - подхватил Адан, - если бы он называл себя Анчизимо , генерал Ильдефонсо сразу потребовал бы от Армандо доли.
   - Я думаю, это не повод для веселья, - строго произнесла юная хозяйка.
   Мне стало стыдно. Виржен второй раз даёт мне кров, спасая от смертельно опасных прогулок, а я в благодарность насмехаюсь над её отцом. Правда, генералу я обязан каждую ночь проводить на ультидадских улицах, преследуемый свирепыми псами-кровопийцами. И, тем не менее, эту ночь я проведу под защитой стен его дома. Воистину, жизнь полна неожиданностей!
   - Виржен! - услышали мы мужской голос из глубины дома.
   - Отец! - воскликнула девушка. - Скорее прячьтесь!
   Бывший учитель схватил меня за рукав и потащил вглубь сада к той самой стене, через которую мы с ним не так давно уже проникали в сад. Вдвоём мы как раз уместились в проёме между стеной и семейным алтарём. Где-то слышались голоса, которые всё приближались. И вскоре отец и дочь остановились на поляне перед алтарём. Адан приложил палец к губам, на что я сердито дёрнул плечом, мол, без тебя знаю.
  - Дочь моя! - в голосе генерала звучали те же нотки что и в речи на суде. - Сейчас же поклянись мне перед этим священным алтарём, что ты не участвуешь в этом.
   - В заговоре против городского совета? - тихо спросила Виржен.
   - Не притворяйся, что ты не знаешь! Думаешь, мне неизвестно о твоих ночных прогулках, после которых гибнут священные животные?
   - Тогда почему об этом не пишет "Вестник Ультидада"?
   - Потому что вы прячете трупы!
   - Одна из статей уголовного раздела Нового городского положения гласит: - Нет тела, нет убийства.
   - Когда городская стража найдёт трупы, я посмотрю, как ты заговоришь!
   - Ну, так пусть найдёт! А даже если и найдёт, я-то какое имею к этому отношение?
   - С завтрашнего дня я запрещаю тебе покидать дом, слышишь - запрещаю! - голос генерала гремел, подобно майскому грому.
   - Статья 28 Нового городского положения "Незаконное лишение свободы", - невозмутимо ответила Виржен.
   - Ты - моя дочь и пока тебе не исполнилось восемнадцать, я имею право в воспитательных целях ограничивать твою свободу.
   Затрещали ветки, генерал покинул сад.
   - Вы как там? - услышал я голос девушки.
   - Чуть не обделались со страху! - весело отвечал Адан, выбираясь из-за алтаря.
  
  
   anchisimo - широченный
  
   Глава 19.
  
   В этот раз мы сидели не на кухне, куда отец Виржен мог зайти в любой момент, а в комнате юной хозяйки. Дверь предусмотрительно была закрыта на щеколду, балкон выходил прямо в сад, при необходимости прыгнуть в траву с высоты трёх пасо не представляло труда даже для Адана, не говоря уж обо мне.
   Бывший учитель обгладывал, не помню, какую по счёту мясную косточку. Наконец, насытившись, и сделав из кубка большой глоток вина, он выжидательно уставился на девушку.
   Пару минут Виржен водила пальцем по узорам на скатерти, изредка бросая на нас взгляды, в которых читалось сомнение; а стоит ли нам рассказывать?
   - Неужели генеральская дочь думает, что её бывший учитель, у которого нет никаких причин любить нынешнюю нашу власть, побежит рассказывать обо всём стражникам? - насмешливо спросил Адан. - Вот наш гиперборейский гость может, - бросил он на меня мимолётный взгляд, - хотя бы для того чтобы спасти свою жизнь.
   Лицо моё вспыхнуло, кулаки непроизвольно сжались, но тут же пришла мысль, что в словах его есть логика и резон.
   - Ты хоть и учитель, но очень плохо знаешь гиперборейцев, - всё же счёл нужным ответить я.
   - Ультидадец именно так бы и поступил, - ответил Адан, и в голосе его слышалась горечь.
   - Не все ультидадцы такие, - тихо произнесла Виржен. - Есть те, кому не безразлично то, что каждую ночь происходит в городе. И в отличие от большинства они не испытывают священного ужаса.
   - Значит, заговор всё же имеет место? - тихо спросил Адан.
   - А что есть заговор? - в свою очередь задала вопрос девушка.
   - Ты знаешь, Виржен.
   - Да, знаю. Тайное соглашение о совместных организованных действиях по захвату власти. Только ни у кого из нас и в мыслях не было желания захватить власть. А разве городской совет не вступил в заговор молчания против собственного народа? Неужели ультидадцы не имеют право знать, откуда берутся псы Преисподней?
   - А что, члены городского совета знают? - спросил я.
   - Я уверена, знают! Иначе, зачем наведывается в Преисподнюю мой отец? Месяц назад одному из наших людей удалось попасть за медные ворота.
   - А вернуться назад ему удалось? - спросил бывший учитель.
   - Он вернулся. Но не таким, каким я его знала раньше.
   - Позвольте угадать, госпожа. Он превратился в милого ночного пёсика.
   - Он остался человеком, учитель. Но человеком, лишённым разума. Наш друг проник за ворота, надев мундир стражника при смене караула. Мы, сменяя друг друга, ждали его у ворот сутки. При следующей смене он маршировал в колонне, возвращавшейся с дежурства. У самой караулки нам удалось увести его в сторону. Но ничего рассказать он не мог, как мы его не расспрашивали. Лишь глупо улыбался, а потом заплакал как младенец, знаками показывая, что он голоден. Пришлось отвести его домой. Мы прислонили нашего друга к входной двери, постучали и тут же дали дёру. И вот уже месяц он не выходит из дома. Мы расспросили слуг, и они сказали, что молодой хозяин стал вести себя как животное, лишь ест и испражняется. Его родители - не последние люди в Ультидаде, приглашали лучших врачей, но всё без результата.
   - Должно быть, его в Преисподней что-то напугало настолько сильно, что он тронулся умом, - предположил я.
   - Такое возможно, но лишь при неустойчивой психике, - задумчиво произнёс Адан. - А какого возраста этот несчастный?
   - Недавно ему исполнилось девятнадцать. Не так давно он вернулся из похода в гиперборейские земли. А там он насмотрелся всякого.
   - Нашего солдата напугать трудно, - согласился бывший учитель.
   - Да и наш друг не был трусом. В Гиперборее он был матросом гондолы республиканского воздушного флота. Их отправили распылять реагенты над одной из деревень. Они опустились, как и положено, по интструкции на двадцать пасо, и в это время из лесной чащи в гондолу полетели самострельные болты. Один из них пробил насквозь горло командиру корабля, двое матросов были ранены. И одна стрела угодила в шар. Наш друг, рискуя жизнью под обстрелом гиперборейцев, сумел заклеить дыру и привёл аэростат в расположение наших войск.
   - Интересно, а яд, лишающий наших женщин рожать детей, они успели сбросить? - не удержался я от вопроса. - Твой отец ещё стыдливо называет его реагентом.
   - Я, я ... не знаю, - щёки Виржен стали пунцовыми.
   Некоторое время мы все молчали, даже Адан удержался от саркастической реплики.
   - Из твоего рассказа, Виржен, - прервал я затянувшуюся паузу, - я понял, что ты входишь в группу патриотической молодёжи, которой не нравится то, что происходит в Ультидаде. Вы пытаетесь выяснить, являются ли псы Преисподней карой небес, или это результат некого зловещего заговора против горожан, я прав?
   Девушка лишь кивнула.
   - И результатов у вас пока никаких, - подвёл итог бывший учитель.
   Виржен как ребёнок шмыгнула носом.
  - Выбор у вас невелик, - продолжил Адан. - Либо попытаться разговорить вашего храброго друга, либо повторно проникнуть в Преисподнюю.
   - После того, что произошло с Димасом ...
   - Я понимаю, молодые люди боятся.
   - Они готовы были к смерти, - горячо произнесла девушка, - но к такому ...
   - Милая моя, - бывший учитель накрыл руку Виржен своей большой и костлявой кистью, - поверь мне, смерть - это далеко не самое страшное, что может с нами случится. Чей он сын?
   Виржен назвала фамилию, которая мне, чужому в этом городе, ничего не говорила. Но Адан понимающе кивнул.
   - Я знаю это семейство. И я мог бы помочь вам.
   - Ты знаешь учитель, что ты не вхож в аристократические дома после того что случилось.
   - Я знаю доктора Луреса, который лечит всю семью вот уже много лет. А уж к доктору я вхож.
   - Спасибо Адан! - Виржен сжала его ладонь.
   Я не знаю, что заставило меня сказать это:
   - А я попробую проникнуть в Преисподнюю.
  
  
   Глава 20
  
   Генерал шагал широко, его движения были резки. От этого генеральский плащ развевался, колебля пламя факелов. Я, стараясь не отставать, шёл следом, как завороженный смотрел на стены тоннеля, где генеральская тень была похожа на большую хищную птицу.
   Подходящую по размеру форму стражника Виржен нашла мне без труда. Адан поработал над моим лицом, я теперь был с усами и бородой, выглядел лет на десять старше.
   Стражника, которого Корпус выделял для сопровождения своего начальника штаба, друзьям генеральской дочери удалось перехватить в таверне, где он ужинал, перед тем как отправиться в сопровождение. Несколько простых манипуляций, и служителя закона пьяного до бесчувствия отнесли наверх в комнату, которую сняли незадолго до этого. А на его место заступил я.
   Наконец, мы оказались перед медными воротами, на которых псы с оскаленными пастями излучали священный ужас.
   - Жди здесь, солдат! - бросил мне генерал Ильдефонсо, и, постучав условным стуком, не торопясь вошёл в отворившиеся ворота.
   Я выждал пять минут и тоже постучал так, как до этого генерал. В образовавшейся щели увидел недовольное лицо стражника.
   - Чего тебе?
   - Его превосходительство забыл вот это.
   Я показал ключ, который мне вручила Виржен. Стражник по ту сторону ворот протянул руку, чтобы забрать у меня ключ. Но я крепко зажал его в кулаке.
   - Я передам его лично в руки только генералу.
   Ворота приоткрылись ещё на треть пасо.
   - Давай, только быстро!
   Я презрительно осмотрел его форму рядового стражника. Ему даже каски не полагалось, на курчавой голове лихо заломлен щёгольский берет. А береты носили стражники не учавствующие в походах.
   - Вот что приятель. Мной командует генерал Ильдефонсо, а ты командуй этими воротами.
   - Ладно, не заводись!
   Я проскользнул внутрь и остановился в нерешительности. От ворот уходил один коридор, а рядом была массивная дверь. Я резонно решил, что генерал мог войти только в дверь и двинулся туда.
   - Ты же говорил, что должен отдать ключ лично в руки? А сам тащишь его в караулку, - раздался сзади насмешливый голос.
   Я обернулся.
   - У вас вода есть? А то умираю от жажды.
   - У нас есть кое-что получше, - подмигнул мне стражник.
   Мы зашли в караульное помещение, небольшую комнату с топчаном и большим грубо сколоченным столом из гиперборейского дуба. На нём стоял кувшин, судя по орнаменту, сделанный гончаром с Южных островов.
   - Замечательное вино! - стал нахваливать стражник. - И бодрит, и жажду утоляет.
   И тёмно-красная струйка потекла в медную солдатскую кружку. Я, как зачарованный смотрел на этот крошечный водопадик цвета крови, которую так любят ночные псы, что чуть не пропустил, как из левой ладони стражника в кружку что-то упало похожее на крошку.
   - Бери, не стесняйся, - кивнул он мне на кружку.
   - Я не пью вина.
   - Дурень, ты сам не понимаешь, от чего отказываешься!
   - Мне пора к генералу.
   Я повернулся и пошёл к двери.
   - А ну стой!
   Но я уже выскользнул за дверь и прижался к шершавой стене. А когда в свете факела показался коричневый бархат, опустил на его голову свой стальной шлем.
   Втащил тело в караулку и уложил на топчан. Открыл безвольный рот и стал осторожно вливать туда вино из медной кружки. Слава небесам, что оглушённый страж медных ворот не лишился глотательных рефлексов! Мне даже показалось, что на его лице появилось бессознательное удовольствие.
   Затем я сунул свою каску под топчан, нахлобучил берет на голову и вышел из караулки, притворив за собой дверь.
   Коридор уходил в полутьму, где-то там, за невидимым поворотом едва просматривались факельные отблески. Стены коридора были из скальной породы, местами покрытые холодной влагой. Это я почувствовал, коснувшись рукой неровной поверхности. Значит, этот прорубленный под землёй сквозь прибрежные скалы вход ведёт в Преисподнюю.
   Коридор несколько раз сворачивал то направо, то налево, и где-то через сто с лишним пасо я вышел к лестнице, уходящей вниз. Я начал спускаться, ради интереса, считая ступени. Их, как и следовало ожидать, оказалось ровно двадцать девять. Затем небольшая площадка и вновь двадцать девять ступеней. И так двадцать девять раз.
   Внизу меня встретили сырость и холод. Из-рта при дыхании вырывались струйки пара. Я стоял в огромной зале, озарённой множеством факелов. А посередине, ощерив на меня клыки, стоял пёс Преисподней. Он был огромен, его морда и уши были скрыты во тьме, на такую высоту не добирался факельный свет. Но вот клыки, видимо, сделанные из беломорита, белели, отражая свет факелов на стенах. Впечатлял и вывалившийся из пасти язык, сделанный, скорее всего из сердолика. Интересно, сколько деньжищ отвалил Городской совет за это произведение искусства.
   - Надеюсь, вы впечатлены, юноша? - услышал я смутно знакомый голос.
   Именно этот голос приказал мне полчаса назад "жди здесь солдат".
   С высоты постамента, на котором стоял каменный пёс на меня взирал генерал Ильдефонсо, начальник штаба Корпуса городских стражей. Отец Виржен.
  
   Глава 21
  
   Если в суде генерал даже не смотрел на меня, когда произносил свою обвинительную речь, то теперь в его взгляде, который он "дарил" мне с высоты пяти пасо, было любопытство.
   - Признаться, я сначала не узнал тебя с усами и бородой. Но поскольку всех сопровождающих меня стражей я знаю в лицо, то напряг свою память. И знаешь, что подвело тебя? У тебя взгляд не ультидадца. Такие взгляды я встречал в Гиперборее, когда мы уничтожали лишние деревни.
   Лишние! Я заскрипел зубами, и начальник штаба будто услышал этот скрежет.
   - Но я недооценил тебя. Дав приказ тому парню у ворот, я думал, он без труда уговорит тебя выпить вино. Но ты оказался хитрее, чем я думал. Мало того, что тебе удалось продержаться две ночи, ты ещё и забрался в наше святилище.
   - И чем же оно освящено? - обвёл я взглядом огромную залу. - Кровью ваших сограждан, которых вы каждую ночь приносите в жертву.
   - Тебе не понять, дикарь! - в возгласе генерала слышалась усталость.
   - Куда уж мне! Нам, варварам не понять причуд вашей цивилизации. Какая культурная ценность - каждую ночь травить своих граждан чудовищами-кровопийцами!
   Генерал взирал на меня с высоты с почти отеческой нежностью.
   - Ты можешь мне не верить, но я буду сожалеть о твоей смерти. Именно о таком сыне я мечтал.
   - У меня есть отец - отважный воин и искусный охотник! - расправив плечи, ответил я.
   - Вернее был, - тихо ответил генерал.
   - Откуда вы знаете?
   - Мы окружили их - сотню гиперборейских воинов, которые притворялись охотниками. А перед этим преследовали их больше месяца в Небесных горах. Они сбили три десятка наших аэростатов с реагентами, два отряда заманили в засаду и уничтожили. И вот, наконец, мы припёрли их к скалам. Под моим началом было пятьсот гвардейцев, по пять на одного гиперборейца. И, тем не менее, они не думали сдаваться, и готовились к битве.
   Мы ждали рассвета, чтобы атаковать. Своим людям я дал приказ, пленных не брать. Но, когда рассвело, разведка доложила, что гиперборейцы исчезли. Но как? С трёх сторон стояли в плотном заслоне мои воины, с четвёртой за спинами гиперборейских мятежников отвесная скала высотой не меньше ста пасо. У её подножия мы и нашли утром кусок прочной верёвки. Ночью кто-то сбросил нашим врагам верёвочные лестницы с вершины скалы.
   Всего этих скал было три, и все одинаковой формы и высоты. Мои солдаты прозвали их Подсвечник, потому что издалека они напоминали канделябр с тремя свечами. А между ними, если верить старинной карте, располагалось неприступное плато. Попасть на него можно было только сверху.
   Два дня мы ждали, когда прибудут аэростаты. На третий я высадился с двумя сотнями бойцов на плато площадью в три лубора. Место было сплошь каменистым, ни одной травинки, не то, что кустика или деревца.
   Солдаты рассыпались цепью, держа пика наперевес. Но врага нигде не было видно. И лишь после двухчасовых поисков мы обнаружили у восточной скалы расщелину, нстолько узкую, что в неё с трудом мог пролезть один, причём худой, человек.
   В отряде набралась дюжина добровольцев - стройных парней, лучших воинов. Когда последний скрылся во тьме расщелины, нам не оставалось ничего, кроме как ждать. Я приказал выставить у расщелины посты.
   Мы ждали наших смельчаков два дня. А на третье утро, когда стало ясно, что они не вернутся, я отдал единственно верный приказ. Из старинногго манускрипта было известно, что расщелина ведёт в древнюю священную пещеру гиперборейцев, и другого выхода из неё нет. Поэтому мы запустили внутрь самый сильный реагент, вызывающий отёк лёгких.
   Мои воины стояли на безопасном расстоянии от расщелины в полной боевой готовности и ждали. Но наружу так никто и не выбрался, значит, газ сыграл свою смертоносную роль.
   - Не слишком ли много вы ему рассказали, генерал, - раздался сзади меня хриплый голос.
   Я обернулся. Себастьян Дельгадо, он же привратник Армандо, собственной персоной. Почему-то я не удивился, увидев его здесь.
   - Я всего лишь поделился с нашим гиперборейским гостем своими воспоминаниями, - ответил генерал. - К тому же он наверняка испытывает гордость за отца, который погиб в священной пещере. В старинном манускрипте написано, что из пещеры нет второго выхода в наш мир. Но есть выход в мир иной. И гиперборейцы верят, что в том мире все их души встретятся.
   - А вы, люди Последней цивилизации не веритье в бессмертие человеческой души? - спросил я.
   - А кто вообще её видел эту душу? - спросил Дельгадо. - Вот это, - в его толстых пальцах сверкнула при свете факела золотая монета, - любой может увидеть, осязать руками и даже попробовать на зуб. На неё я могу купить себе в этом мире всё, что пожелаю. А душа? Для чего она нам? Если она и существует, то штука эта совершенно бесполезная.
   - Немного грубовато, но верно, - заметил генерал. - Мы, юноша, не верим не только в бессмертие души, но и в само её существование. Мы верим в кровь. Именно кровь делает нас теми, кто мы есть. Надеюсь, ты согласишься, что без крови человек перестаёт быть человеком.
   Перед глазами у меня будто что-то вспыхнуло. Кровь! Так вот почему псы-кровопийцы!
   - Но почему ночью?
   Я даже не заметил, что задал этот вопрос вслух. Чему ни генерал, ни его бывший телохранитель не удивились.
   - А представь, если бы ты и твои предки рождались и жили, не видя светила. Для организма это может быть смертельно, - объяснил мне генерал Ильдефонсо.
   - А для сопливого гиперборейца ты не так уж и глуп, - добавил Дельгадо. - Мог бы стать моим заместителем. Жалко, что уже поздно.
   - За свои почти семнадцать лет я прочитал много книг, - я пропустил скрытую угрозу портового короля мимо ушей, - но нигде не встречал описания животных, живущих в недрах.
   - Извини, но мы не стремились дать псам классификацию.
   Во взгляде генерала, которым он смотрел на меня сверху, было уважение и ... грусть.
   - Псы эти были созданы нами немнгоим более пятидесяти лет назад. Тогда ещё мой отец был совсем юным полковым врачом...
   - Генерал!
   Голос Дельгадо стал звонким, утратив свою хриплость.
   - Пока командую здесь я, Армандо, - спокойно ответил Ильдефонсо. - К тому же мёртвые умеют хранить тайны.
   После этого, как пишут в дрянных романах, в огромной зале повисла зловещая тишина.
   - И угораздило тебя, парень, забраться сюда, - с досадой произнёс Дельгадо.
   - Юноша имеет право знать, Армандо. Может быть, от этого ему легче будет умирать.
   - Вам видней, генерал.
   Но по лицу бывшего телохранителя было видно, что он раздражён болтливостью старого вояки. И в лучшем случае считает её признаком пришедшей с возрастом сентиметальности.
   - У нас - потомков выходцев с Южных островов, культ крови был с глубокой древности. Так что, прошу меня простить за тавтологию - культ крови у нас в крови. Но об этом ты не прочтёшь ни в одной книге, потому что все его служители давали обет молчания. Эль вото де силенсио, как говорят в Ультидаде.
   На этот древний культ наложилось ультидадское жизненное кредо - всё продаётся и покупается. Ты - юноша, насколько мне известно, начитанный, и наверняка знаешь, что на месте этого славного города когда-то была маленькая рыбацкая деревушка. Эта прибрежная часть почти не знала штормов и ураганов, чем также пользовались и обитатели моря. Местные воды всегда были богаты рыбой и прочей морской живностью. Будущие ультидадцы зорко следили, чтобы чужие рыбаки не появлялись в местных водах. Рыба была основным продуктом, источником существования и затем экономического процветания Ультидада. Никто из наших соседей не мог похвастаться богатым уловом, поэтому только мы утанавливали цену.
   Но примерно полвека назад рыбы стало меньше. Говорят, причина этому изменение подводного течения. Доходы республики резко упали. Второй статьёй дохода была добыча огненного камня в наших горах, но огненный камень - роскошь. А до роскоши ли, когда океан, дающий всем живущим на побережье пищу, стал вдруг скуп, как нищий кочевник, живущий в Срединной пустыне?
   Изменение в питании привело к заболеваниям крови у жителей Последней цивилизации. Именно тогда мой отец и изобрёл раствор, не только очищающий кровь, но и придающий ей любую группу и способный менять резус-фактор. Вот только один был у этого чудесного эликсира недостаток. Он очищал кровь, которая не текла в жилах, то есть кровь, отделённую от человека. Если кому-то давали выпить раствор, он умирал от удушья. Отекали дыхательные пути. Пробовали делать укол в вену, через два дня человек умирал от апоплексического удара. Кровь в венах и артериях густела, мозг не выдерживал. И лишь, когда священная жидкость находилась вне людского тела, в колбе, то раствор моего отца творил чудеса. Очищенную и обновлённую кровь закачивали в смертельного больного, и он буквально воскресал.
   Генерал опять взглянул на меня сверху вниз, словно проверял, внимательно ли я его слушаю.
   - И тогда мой отец понял, что предки, которые прибыли сюда вместе с принцем Экстремо, посылают ему из преисподней знак - возродить древний культ крови. Но уже на основе ультидадского меркантилизма. Так основной, приносящей прибыль, статьёй дохода республики стала торговля кровью. Но знал об этом лишь узкий круг избранных. Даже в городском совете подавляющее большинство оставалось в неведении.
   - А псы! - спросил я. - Они-то для чего.
   Генерал не ответил, глядя в темноту пещеры, куда не добрался свет факелов. За него ответил Дельгадо.
   - Всё очень просто, парень! Рыбаки ловят рыбу, купцы её продают.
   - Псы - тоже продукт гениальности ультидадских учёных, возглавляемых моим отцом. Отличный результат селекции обычной собаки. Для ультидадцев - священное животное, справедливое наказание за грех цареубийства.
   Он замолчал, и я слушал треск сгоравших факелов, смотрел на неровные стены, где огненные блики рождали причудливые тени. В игре этих теней мне чудилась вся история Ультидада: воздетые руки с окровавленными клинками, которые пронзают тела царя и его домочадцев, псы, высасывающие кровь из грешных горожан. И Башня Цивилизации, безучастно взирающее на всё это.
   - Генерал, мне кажется, парень узнал достаточно. Пора отправить его туда, откуда никто не возвращался.
   Голос Дельгадо не был бесстрастен, он выражал сожаление. Но не могу сказать, что от этого мне стало легче.
  
  
   Глава 22.
  
  Я даже и не заметил, откуда появились эти двое. Из одежды лишь шальвары и их загорелые торсы, будто намазанные маслом блестели при свете факелов. Мышцы мужчин не были рельефными, как у северных воинов, но их гладкость была обманчива. Да и то, как они двигались, выдавало в них опытных бойцов.
   Парни были с Южных островов, а там я читал, больше практиковалась техника захватов и удушений, чем ударная.
   - Никаких ножей парни! - крикнул им Дельгадо. - На вас смотрит член городского совета, так что никакой пачкотни.
   Оба медленно, словно нехотя, приближались ко мне танцующей походкой. Я стал смещаться чуть в сторону, внимательно следя за их руками, в которых не было оружия. И всё же пропустил кошачье движение того, кто оказался ко мне ближе. Его смуглые пальцы крепко ухватились за отворот камзола стражника, который был на мне. Я тут же сильно ударил схватившую меня руку ребром ладони в бицепс. Лицо темнокожего на мгновение исказилось от боли, хватка ослабла, чем я не замедлил воспользоваться, вырвавшись из цепких пальцев. Одновременно потянув из ножен короткий клинок, который полагался городскому стражнику ночью.
   Второй, бросившийся на меня слева, чуть не налетел голой грудью на отточенную сталь. Но среагировал очень быстро, чуть развернув корпус, и мой клинок лишь оцарапал ему плечо.
   Всё же не во всех книгах пишут правду. Либо я что-то пропустил про технику рукопашного боя Южных островов. Потому что нога второго, обутая в мягкий войлочный башмак, описала стремительную дугу, устремляясь к моей голове. Я лишь успел втянуть голову в плечи, да чуть присесть, и нога угодила в шлем, который слетев, с железным звоном покатился по каменному полу. Я рубанул клинком, метя в шею противника, но он ловко поднырнул и бросился вперёд, сокращая расстояние. Но тут же получил удар жёсткой рукоятью клинка по курчавой голове, потому что мы в Небесных горах времени даром тоже не теряли.
   И тут я каким-то шестым чувством учуял опасность, исходившую от Дельгадо, который по-прежнему стоял в отдалении. Обернуться к бывшему телохранителю успел лишь вполовину, потому что в голове у меня что-то вспыхнуло, а затем всё вокруг погрузилось во тьму.
   Мы с моим другом Нежданом катались по заледенелой горке. Салазок у нас не было, поэтому мы, прижав полы тулупов к бёдрам, разбегались и съезжали вниз по крутой горке. Морозный воздух обжигал щёки, снег искрился на солнце... Как давно я не видел снега!
   С трудом я разлепил глаза. Голова раскалывалась от боли. Да и не только голова. Я чувствовал боль во всей спине.
   Не сразу, но зрение вернулось ко мне. Уроженцы Южных островов, два моих недавних противника тащили меня за ноги по каменному полу пещеры. Попадавшиеся камешки больно царапали спину, даже сквозь одежду. Но больше всего меня возмутило то, что темнокожие тащили меня словно мешок с мусором. За щиколотки одной рукой, ибо вторая у каждого была занята факелом.
   - Ну, вот и пришли, - услышал я голос Дельгадо.
   Бывший телохранитель, оказывается, шёл следом. Меня, словно тряпку, бросили у стены, причём один из темнокожих наступил одной ногой мне на грудь.
   Дельгадо снял с пояса связку ключей и отпер дверь, которую я не увидел в темноте. Дыхание моё перехватило от тошнотворного запаха крови.
   - Машину, даже ради нашего дорогого гиперборейского гостя, включать не будем. Обойдёмся проверенным дедовским способом.
   Скрипучий голос Дельгадо отражался от пещерных сводов.
   - Хабул! Просто перережь парню горло!
   Хабул, на смуглом лице, которого наливался лиловым цветом большой синяк от моего удара, ухмыляясь, подошёл ко мне. В левой руке факел, в правой кривой нож.
   - Не здесь, пёс тебя забери! - закричал на него Дельгадо. - Затащите сначала внутрь.
   Хабул мотнул головой своему товарищу. И в это время раздался едва слышный звук. Глаза Хабула округлились, а в его правом ухе я увидел самострельный болт. Через пару секунд он лёг рядом со мной.
   Его товарищ оскалился белоснежными зубами, будто пёс из Преисподней. В руке его оказался такой же кривой нож, как и у недавно ещё живого Хабула. В этот оскал, ломая идеальные зубы, и вошёл следующий болт.
   И тут же с грохотом захлопнулась тяжёлая дверь, из-за которой так пахло кровью. Дельгадо, понимая, что шансов против невидимого противника у него немного, предпочёл запереться в живодёрне.
   Я продолжал лежать у стены, слушая воцарившуюся тишину. Смотрел на трепещущий огонь валявшегося рядом факела. Второй при падении потух.
   - Храбр! - услышал я голос Виржен.
   - Я здесь! - отвечал я, держась рукой за стену, пытаясь подняться и унять головокружение.
   Из тьмы появилась фигура в пенуле.
   - Ты как?
   - Живой, - отвечал я, осторожно трогая затылок.
   - Это он тебя ависпой* , - чуть развела губы в улыбке дочь генерала.
   - Чем?
   - Летающая дубинка. Я как-то наблюдала, как Армандо разбивал ею бутылки с расстояния нескольких пасо.
   - Ясно.
   Я потрогал шишку размером с куриное яйцо.
   - А ты как здесь оказалась?
   - Я пошла за вами. Не могла я сидеть дома, когда могло случиться что-нибудь нехорошее с двумя людьми, которые мне небезразличны.
   - Один из них твой отец, а второй, стало быть, я?
   - Стало быть, ты.
   - А ты ловко научилась убивать.
   - Я - дочь боевого генерала. Хотя, не могу сказать, что мне это нравится. У меня был выбор; либо они, либо ты.
   - Я не осуждаю. В Гиперборее женщины, если надо, тоже берутся за оружие.
  - И на том - спасибо.
  Я, наконец, встал на ноги. Голова немного кружилась.
   - Ты слышала наш разговор с генералом?
   Виржен кивнула.
   - Власть - чудовище, которая пожирает без разбору всех; и своих, и чужих.
   - Власть - это инструмент, - возразил я. - Может строить, а может разрушать. Всё дело в том, в чьих руках она находится.
   - Мой отец всегда ценил семью и был предан республике.
   Я увидел в глазах девушки слёзы.
   - Подавляющее большинство любит свои семьи. Гораздо меньше людей переживают за чужие. А преданность республике ... Член городского совета видит благо для народа немного по-другому, чем сам народ.
   Я попытался выдать ей бодрую улыбку. Получилось плохо.
   - Что будем делать дальше? - спросила Виржен.
   Я, признаться честно, не знал. Можно было, конечно, дождаться, когда Дельгадо выскочит из живодёрни, не вынеся вони. Только, вот, времени у нас не было. По моим подсчётам скоро рассвет, и псы должны вернуться в Преисподнюю. И тут меня осенило!
   - Послушай, Виржен, ведь псы перед самым рассветом возвращаются в пещеру, так?
   - Ну.
   - Я видел проход. Он достаточно узкий, как раз, чтобы смог пройти один зверь. Думаю, я смогу удержать его до рассвета.
   - Мы сможем! - поправила меня Виржен.
   - А ты сделаешь вот что...
  
  * la avispa - оса (исп.)
  
  
   Глава 23.
  
  
  Проход был действительно узкий, меньше пасо в ширину. Зато в длину около пяти, к тому же с закоулками, подобно лабиринту.
   Я вышел из пещеры. Где-то там, на востоке за горами робко занималась заря. Псы должны вот-вот появиться. Напившиеся крови, либо изнывающие от жажды. В любом случае надо усложнить им доступ в пещеру. Увидев невдалеке большой камень, я принялся перетаскивать его к проходу. На первый камень я положил второй, поменьше. Вот теперь священному животному придётся в кровь ободрать свою малосимпатичную морду, чтобы пролезть внутрь! Но у самого входа его буду ждать я с двумя кривыми и бритвенно острыми ножами. Так что шансов выстоять против двадцати девяти зверюг у меня предостаточно. Да и продержаться надо всего-то четверть часа, а потом лучи светила довершат всё остальное.
   Я провёл в ожидании не более десяти минут, как увидел в зачинающемся сером утре четырёхногие силуэты у городской стены. Псы возвращались с ночной охоты. И судя по их понурым мордам, охота не была удачной. Ультидадцы привыкли к ночному ужасу за окнами своих толстостенных домов. Хотя у пары животных горели глаза, и они с чувством превосходства поглядывали на своих сородичей. Ну, может им попались несколько городских грызунов.
   Стая подошла к проходу и передние увидели, что он стал уже на треть пасо. Остановились, поджидая остальных. Потом сбились в круг, тыкаясь друг в друга носами. Должно быть, это означало у них совещание.
   Затем вперёл вышел самый тощий и лапами попытался расширить щель. Протиснул внутрь морду, пытаясь пролезть всем телом, помогал себе всеми четырьмя конечностями. Застрял и рванулся назад, но я полоснул по носу животного ножом. Раздался визг, зверь, обезумевший от боли рванулся ещё раз. Вырвался из щели и обильно оросил своей кровью землю перед входом. Его сородичи среагировали мгновенно; в несколько минут несчастного буквально обескровили, как пьяница осушает бутылку с вином.
   Время шло и играло мне на руку. А псы , вернее несколько их особей, принялись рыть лапами землю под большим камнем, которым, я ценой неимоверных усилий закрыл вход. И делали это так споро, что сооружённый мной завал вот-вот должен был рухнуть.
   Прижавшись к шершавой стене прохода, я смотрел на восток. Там, за скалами небо начинало светлеть. Да и священные животные бросали туда опасливые взгляды.
   И вдруг огромная чёрная туча стала наползать с океана в сторону гор. И вскоре небо на востоке стало цвета тёмного свинца.
   Я молил Небеса, чтобы сильный ветер разогнал тучу. Но ветер, пригнавший её с океана, как назло, стих.
   Псы удвоили свои усилия, камни зашатались, а я уперся обоими плечами в стены прохода, перехватив ножи поудобнее.
   Камни рухнули, звери с визгом отпрянули назад, чтобы тут же опять устремиться к проходу. Переднему я проткнул нижнюю челюсть, и тут же пинком отшвырнул наружу. И вновь получил несколько минут отдыха, пока священные животные утоляли свою священную жажду.
   Следующий пёс бросился в проход с оскаленной и окровавленной пастью, куда я и воткнул кривое лезвие. Тут же потянул руку обратно, отрезав зверю язык, и располосовав предплечье об острые зубы. А сородичи уже тянули беднягу наружу, ухватив зубами за задние лапы.
   Пока псы потрошили очередную жертву, я бросил отчаянный взгляд на восток. Туча продолжала неподвижно висеть, словно зацепившись за острую горную вершину. А со стороны города...
   Сначала я увидел Виржен с самострелом, долговязую фигуру Адана и с дюжину вооружённых пиками и самострелами людей в пенулах. Но люди из арки старой стены всё появлялись и появлялись, и вскоре пустырь перед преисподней стал заполняться горожанами. На миг показалось, что в толпе мелькнули лица Красимира и его брата Рамоса.
   Псы тоже увидели людей. Загривки их встали дыбом, пасти ощерились. То, что людей было в несколько раз больше, не смущало священных животных. Слишком долго люди были для них добычей.
   Животные, будто по правилам военного искусства, выстроились в цепь и потрусили в сторону скопления ультидадцев. Виржен и её друзья взяли оружие наизготовку. Я выскочил из прохода, сжимая в руках окровавленные ножи, и засвистел, как когда-то отец, подзывая нашего пса. Но ни один из священных зверей даже не обернулся.
   Я видел, как Виржен уже прикладывала свой самострел к плечу, когда будто чья та невидимая, но сильная рука разорвала плотную тучу, и утреннее светило брызнуло своими лучами на каменистую землю пустыря.
   Псы остановили свой бег и заметались под яркими лучами. Светило оказывало поистине губительное действие на священных животных. Лопались глазные сосуды, бесшёрстные тела стали покрываться пятнами, похожими на трупные. Бедняги в считанные минуты теряли не только зрение, но и остальные чувства, совершенно прекращая ориентироваться в пространстве. Некоторые, чтобы спрятать головы, вгрызались в жёсткую почву, в кровь, обдирая морды и ломая о камни зубы. Горожане со смесью удивления и отвращения наблюдали за агонией стаи.
   Буквально за четверть часа всё было кончено, на земле лежали бездыханные туши животных. Светило, дававшее жизнь всему живому, убило псов из Преисподней.
   Первыми подошли Виржен и её бойцы. Под капюшонами я видел молодые лица с едва заметным пушком. Вслед за ними робко приблизились и остальные. На глаз горожан было чуть больше сотни, но люди всё подходили. И вскоре на пустыре перед Преисподней яблоку некуда было упасть.
   Двое крепких парней поставили Виржен себе на плечи, и она обратилась к ультидадцам с речью. Девушка рассказала, что священные псы созданы Городским советом.
   - Ультидадцы! Я призываю вас выбрать несколько уважаемых в городе людей, которые пошли бы с нами в пещеру, чтобы засвидетельствовать всё то, что мы там увидим.
   Воцарилась тишина, во время которой все со страхом смотрели в чернеющий проход. Но тут из плотной толпы выбрался молодой мужчина. Это был Рамос, брат моего друга Красимира.
   - Думаю, одного уважения тут недостаточно, - громко произнёс он. - Не каждый решится спуститься туда, откуда вот уже полсотни лет на нас насылали ночной ужас. Но я готов пойти с вами!
   - И я!
   К Рамосу присоединился Хоакин Чёрный. Потом из толпы вышел старенький смотритель ультидадской библиотеки, и ещё с полдюжины горожан, которых я не знал. Толпа, подобно разбухшему тесту в бочке уже не помещалась на большом пустыре. Я видел людей на городских стенах. И все молчали, когда мы скрылись в проходе.
  
  
   Глава 24.
  
   Я потянул на себя толстую дубовую дверь и запах крови вместе с вонью гниющей плоти чуть не сбил меня с ног. Факелы осветили живодёрню. Два десятка людей столпились у стены, кто, прижимая к носу платок, кто, просто зажав ноздри двумя пальцами.
   - Какое счастье, что я торгую овощами и фруктами, - произнёс Хоакин Чёрный и обернулся к стоящему рядом библиотекарю: - Да и запах книг божественный фимиам по сравнению с этой вонью.
   Старик-библиотекарь, молча, кивнул, не отнимая платка от носа.
   Я огляделся. В дальнем от входа углу в каменный пол уходила широкая труба. Задержав дыхание, я подошёл и отодвинул заслонку.
   - Посветите! - попросил я двух парней в пенулах.
   Внутри был какой-то механизм, похожий на мясорубку. Я некоторое время рассматривал его при свете двух факелов, насколько хватило задержки дыхания. Затем мы с парнями отошли от трубы, где не так воняло, чтобы глотнуть влажного пещерного воздуха.
   - Всё ясно. Здесь они выкачивали кровь из священных животных. Один желоб ведёт в узкую трубу для стока крови, второй в трубу пошире для мяса. Кости отбрасываются в железный короб, который потом выносят.
   - А куда они девают мясо и кровь? - спросил торговец фруктами
   - Надо спускаться дальше вниз, - вымолвила Виржен. - Только мои парни не нашли спуск. Пабло, самый маленький и может попробовать пролезть в мясную трубу...
   - Кажется, я знаю, где спуск.
   Виржен и её парни уставились на меня.
   - Мы ощупали все стены этого коридора, ища какой-нибудь рычаг или щель. А когда ты успел...
   Я смутился.
   - Возможно, слово знаю, надо заменить словом предполагаю.
   Огромный пёс всё так же скалился беломоритовыми зубами. Я обошёл огромный постамент, внимательно вглядываясь в стыки между камнями. Но, втуне, огромные глыбы плотно прилегали друг к другу. Я принялся ощупывать их руками в поиках скрытого рычага. Адан, бывший со мною, следил за мной с выражением скепсиса на худом лице.
   - Не огорчайся мой юный друг, любое знание относительно, а значит, предположительно.
   Я не ответил, пытаясь скрыть раздражение.
   - Может, стоит поискать в другой плоскости?
   И он наступил башмаком на небольшой, еле заметно выпирающий в полу камень. Часть постамента со скрежетом стала подниматься вверх, открыв небольшой проход. В нём, при свете факела, мы увидели лестницу, ведущую вниз. Двадцать девять ступеней вниз, небольшая площадка и двадцать девять ступеней вверх. Затем столько же вправо и вверх, но уже под другим наклоном. Столько же вниз, под наклоном ещё меньшим. Голова у меня пошла кругом, да и на лице Адана читалась растерянность.
   - Стоп! - наконец закричал он.
   Мы остановились в конце, уже не помню какой, лестницы.
   - Какая ирония, - произнёс бывший учитель, - избежать клыков живых псов, чтобы заблудиться внутри каменного. Тут что-то не так. Давай-ка возвратимся назад, так же, как и пришли.
   И мы пошли назад; вверх, влево и вниз, вниз и опять вверх. И вышли прямо под лапы каменного пса.
   Я подошёл к самому краю постамента. Внизу стояли ультидадцы.
   - Помощь нужна? - спросила Виржен.
   - Проследи, чтобы никто не заходил внутрь, - ответил я. - Итак, - обратился к бывшему учителю, - генерал Ильдефонсо стоял здесь. Если бы дело было в том, чтобы запомнить, какая лестница куда ведёт, мы бы на обратном пути должны были выйти туда, откуда пришли.
   - Мы могли ошибиться и свернуть не туда.
   - Подожди! Мы прошли всего четыре лестницы. Неужели так трудно их было запомнить?
   - Либо мы попадали в разные плоскости реальности.
   - Это как? - недоумевал я.
   - В относительности парадоксального мира*, - ответил Адан.
   - Думаю, сейчас неподходящее время для лекции, - остановил его я. - Вряд ли это сможет нам помочь выбраться отсюда.
   - А вот это, что?
   Адан подошёл к еле заметному рычагу в стене и нажал на него. Раздался скриеп и скрежет заработавшего механизма. Когда, через пару минут всё смолкло, мы заглянули между лап пса. Лестница, причём одна, уходила глубоко вниз.
   Но прежде чем мы начали спускаться вниз, раздался лязг железа о камни. Пара железных крюков застряла в стыках меж каменных плит, а вскоре на постамент взобрались по прочной верёвке Виржен и два её бойца.
   Внизу было ещё мрачней. Подземный воздух был тяжёл, напитан глубокоземными газами. Медные бочки, наполненные кровью, тут же запаявали и грузили на вагонетки. Колея терялась во мгле и уходила в сторону порта. Туда Виржен отправила двух парней, а мы стали искать питомник священных животных.
   Вскоре обнаружили каменное углубление, вход в которое был забран железной решёткой. Я поднёс факел и тут из глубины прыгнул молодой пёс, вцепившись зубами и передними лапами в прутья решётки. Генеральская дочь без колебаний вонзила в глаз животного самострельный болт. Туша с громким шлепком свалилось на дно ямы. До нас донеслись визг и яростное рычание, и треск разрываемой плоти. Отблеск огня едва достигал дна, там смутно угадывалась возня многих звериных тел. Ну, конечно, кровь требовала как жизни, так и смерти. Напитавшихся кровью особей выжимали словно губку, им на смену приходили молодые псы, жаждущие новой живой крови. И этот безумный круговорот совершался вот уже полвека!
   - Залить эту яму горючей жидкостью и поджечь, - глухо произнесла Виржен.
   - Это должны решать жители Ультидада, - ответил Адан.
  
  
   * Отсылка к литографии голландского графика М.К. Эшера "Относительность", на которой три разные реальности объединены лестницами.
  
  
   Глава 25.
  
   Пока мы решали дела подземные, наверху события нарастали как снежный ком в горах моей родной Гипербореи. Горожане пошли на штурм здания совета, генерал Ильдефонсо заперся в башне Последней цивилизации, а его телохранитель вышел на небольшом бриге в океан. Пока стражники с трудом сдерживали разъярённую толпу у здания совета, башню окружили, а в погоню за Дельгадо отправили самый быстроходный корабль республики с двумя десятками вооружённых людей на борту.
   Штурм Городского совета, слава небесам, так и не состоялся. Члены совета, окружённые разъярённой толпой, сложили свои полномочия, "уважая" пожелания горожан. Всё это произошло в течение часа, и когда страсти вокруг совета улеглись, Виржен предложила мне проявить навыки скалолазания.
   - Ты же вырос в Небесных горах, - горячо убеждала она, - так что взобраться на эту башню тебе раз плюнуть.
   Глаза девушки смотрели умоляюще.
   - Уговори отца сдаться.
   - И что ему будет?
   - Ничего.
   - После всего, что он сделал!
   - Решать будет народ. Думаю, самое страшное, что ему грозит - это отправка в дальний гарнизон, учитывая его боевые заслуги.
   - Куда-нибудь в Гиперборею? - не удержался я от вопроса. - Чтобы он продолжал убивать моих братьев?
   - Если от меня что-нибудь в этом городе будет зависеть, - твёрдо произнесла Виржен, - я сделаю всё, чтобы вывести наши войска из Гипербореи.
   Собаки - плохие скалолазы. Но когти у псов из Преисподней отменные, и уступают по крепости лишь стали.
   Я без колебаний отсёк две передние лапы у мёртвого священного животного и крепко перевязал их ремнями из сыромятной кожи. На другом конце сделал тугие петли, которые закрепил на запястьях.
   Первые десять пасо дались мне легко, большие неплотно прилегающие друг к другу камни давали достаточно упора. Выше камни были меньше, и мне всё сложней удавалось найти между ними хоть малый зазор. Пару раз я чуть не сорвался, но когти держали крепко. После, казалось, бесконечного подъёма, я, наконец, схватился за парапет и осторожно выглянул на смотровую площадку. Генерал Ильдефонсо стоял ко мне спиной и смотрел на бескрайний океан.
   - Генерал, - отдышавшись, произнёс я. - Здесь я один и без оружия. Ваша дочь просит вас спуститься.
   Отец Виржен продолжал стоять не шелохнувшись. Он был бы похож на статую, если бы ветер, дующий с океана, не теребил полы его плаща.
   - Там, за сотни лиг находятся Южные острова, - наконец произнес, не оборачиваясь, он, - откуда в Ультидад прибыли вожди и основали династию. Сейчас самое время хотя бы одному из правителей вернуться на землю королевской крови.
   Произнеся эту странную фразу, генерал одним прыжком оказался на парапете башни. Он развёл в стороны руки, и в своём развевающем плаще стал теперь похож на большую, хищную птицу. Повернул ко мне изборождённое морщинами и боевыми шрамами лицо.
   - Как думаешь, юноша, долечу я до Южных островов?
   Я бросился к генералу и успел обеими руками вцепиться в полы его плаща. Крепкая материя затрещала, но выдержала. И теперь жизнь начальника корпуса городских стражей держалась на одной медной застёжке.
   Он поднял ко мне лицо, на котором было выражение смертельной усталости.
   - Ты победил, гипербореец! Ты победил меня и на земле, и в небе!
   И рванул на себе медную застёжку. Даже на такую высоту с площади до меня донеслись крики стоящих внизу ультидадцев. А в моих руках бился пойманной птицей генеральский плащ.
  
   Спуск тоже казался мне бесконечно долгим. Но лучше бы я бросился вслед за генералом, потому что мысль о том, что придётся взглянуть в глаза Виржен, казалась невыносимой.
   Вокруг тела генерала собралась толпа. Кто-то ткнул в меня пальцем:
   - Это гипербореец сбросил синьора Ильдефонсо с башни!
   - Ты лжёшь! - ответил обвинителю Адан, в руке которого была большая подзорная труба. - Храбр пытался спасти его, и я это видел.
   Я протянул бывшему учителю плащ, чтобы он накрыл то, что осталось от отца Виржен. Сама она стояла у входа в башню. Не побежала рыдать над останками отца, а просто стояла, глядя вниз, словно пересчитывая каменные плиты, которыми была мощена площадь.
   - Прости, я оказался недостаточно быстрым.
   Девушка подняла на меня пустые глаза.
   - Я потеряла отца гораздо раньше, - ответила она. - Та нить, которая связывала нас с каждым разом, с каждым нашим разговором, истончалась. И однажды оборвалась. Раньше его тягой к жизни была моя мать, потом я, и, наконец, Ультидад. Теперь всего этого нет, и он решил, что ему незачем жить.
   - Ультидад никуда не делся, - ответил я. - А ты знаешь, перед тем как прыгнуть, он сказал мне, что хочет долететь до Южных островов.
   - Отец всегда отличался завидным чувством юмора.
   Некое подобие улыбки на мгновение мелькнуло на лице Виржен.
   Вся стража Преисподней разбежалась, и их места заняли парни из "Союза молодых ультидадцев", как называли они свою боевую организацию, чьим негласным вождём являлась Виржен.
   Следующую ночь мы с ней провели в пещере. Из ямы, забранной решёткой, доносился, бьющий по нервам, вой. Псы, кто смог допрыгнуть до решётки, грызли железные прутья, ломая зубы. Молодая смена жаждала крови. А город впервые за много лет спал, погружённый в тишину. Пустынные и безопасные улицы, свет редких фонарей...
   На следующий день, серый и осенне-хмурый, в здании городского совета началась подготовка к выбору нового состава. Впервые за много лет в огромном зале собралось не двадцать девять, а с пару сотен уважаемых людей Ультидада, и я с некоторым удивлением, но и удовлетворением увидел среди них долговязую фигуру Адана.
   Городская аристократия тоже пожелала принять участие в выборах. Сегодня представленные кандидаты должны были собрать необходимое количество подписей. А так как закон действовал старый, тех подписей полагалось собрать двадцать девять. В самый разгар прений в залу вбежал стражник.
   - Там на улице... Учитель!
   К его словам поначалу все отнеслись скептически, никто не поднялся со своего места. Но вскоре с улицы в залу проник многоголосый гул. Когда я вышел на ступени дворца, то увидел на парапете, окружающем фонтан на площади, седобородого старца. Вокруг гудела огромная толпа и я, прислушавшись, различил, как люди кричали:
   - Укажи нам царя!
   Серые глаза седого старца заметили меня.
   - Вот ваш царь! - ткнул он в меня костлявым пальцем.
   Тысячи глаз смотрели на меня с надеждой. А я ведь даже не был гражданином Ультидада.
   - Гипербореец - ваш царь!
   Голос старца окреп и эхом разнёсся по площади. Через минуту толпа окружила меня, несколько дюжих парней подхватили на руки.
   - Гипербореец - наш царь! - скандировала площадь.
   Меня трижды пронесли вокруг фонтана, и я видел, как из дворца высыпали на улицу уважаемые ультидадцы. Видел изумлённое лицо Виржен, и моего друга Адана, который, как мне показалось, понимающе улыбался. А вот седобородый учитель исчез, как я не высматривал его в толпе.
   На следущий день весь город от мала до велика, собрался на площади перед башней. Коронация была назначена на первое октября, а меня попросили что-нибудь сказать ультидадцам. У подножия башни быстро сколотили из дерева трибуну высотой в три пасо. Когда я поднялся, свежий ветер с океана охладил моё разгорячённое лицо, он же трепал в основном тёмные кудри стоящих на площади людей. Причём задние ряды стояли у самого входа в Преисподнюю, боязливо оглядываясь на чернеющую в скалах дыру.
   Набрав полную грудь солёного океанского воздуха, я начал:
   - Ультидадцы! Я в вашем городе всего неделю, а вы решили выбрать меня своим правителем. Моя родная Гиперборея не знала слова республика, хотя в глубокой древности моим народом управлял Совет старейшин. Потом был царь, а нынче каждая деревня сама по себе, хотя и решаются в ней важные вопросы уважаемыми людьми.
   Замолчав на несколько мгновений, я всматривался в лица. Люди, вытянув шеи, внимательно слушали, и я видел по их лицам, что и слышали меня, несмотря на огромную площадь.
   - Давным-давно, - продолжил я, - мой народ верил в Небесного Творца, который сотворил эту землю и всё живое на ней. Но разум он дал только нам - людям. И царь в нашем понимании - это тот, кто отвечает перед Творцом Небесным за вверенный ему народ. И если он забудет о своей ответственности, то Небеса напомнят ему об этом.
   Толпа загудела, сначала нестройно, но затем тысячи голосов слились в один.
   - Храбр! Храбр!
   Я поднял руку, и на площади воцарилась тишина.
   - Я ничего не имею против республики, но когда я крался по ночным улицам Ультидада, то видел республику стаей голодных до человеческой крови псов!
   И вновь толпа отозвалась криком-стоном.
   - Я обещаю вам, что буду нести полную ответственность за каждого из вас перед Творцом Небесным, в которого верили мои предки, и всегда верил я, хотя молиться ему мы перестали уже давно. Я сохраню Совет Ультидада, и мы вместе будем решать все важные государственные вопросы. А выбирать Совет будете вы сами, уважаемые жители Ультидада!
   - Да! - хором выкрикивали люди, вскинув кверху кулаки.
   - И последнее. По счастливой случайности первого октября, в день коронации мне исполняется семнадцать лет. А этот возраст считается в Гиперборее началом становления мужчины. К тому же царю полагается иметь царицу.
   - Мы готовы ждать, Храбр, - весело крикнул стоявший у подножия трибуны Адан, - когда тебе привезут с Небесных гор синеокую красавицу.
   Толпа радостно загудела.
   - Ждать не надо, Адан, - произнёс я, когда гул стих, - я уже выбрал себе невесту. И глаза у неё зелёные.
   - И кто же она?
   - Виржен Ильдефонсо, - громко спросил я, - согласна ли ты стать моей женой?
   Наступила такая тишина, что показалось, будто уши мои залило воском. Даже ветер прекратился, и водная гладь, казалось, замерла в ожидании. Затем по толпе прошла рябь, и к трибуне вытолкнули Виржен. Адан галантно помог ей взобраться наверх.
   Девушка взглянула на меня, потом обратила взгляд своих изумрудных глаз на людей. А те, затаив дыхание, как и я, ждали.
   - Я согласна, - наконец, тихо произнесла Виржен.
   Но её услышали, и по площади пронёсся вздох облегчения.
   На следующий день вернулся корабль, который отправили в погоню за Дельгадо. Вести были неутешительными. Дельгадо удалось добраться до острова Вулканов - самого южного форпоста Ультидада. Говорят, если в ясную погоду подняться на самую высокую гору острова, можно увидеть в подзорную трубу Сегуальпу - древнюю столицу Южных островов.
   Остров Вулканов имел одну особенность. Створ, то есть вход в его единственную бухту, был очень узким. Он не достигал даже полсотни пасо. Большой боевой корабль едва мог протиснуться внутрь на малом ходу. А над створом с обеих сторон нависали неприступные со стороны моря скалы. А на скалах стояли огромные железные чаны с горючей жидкостью. Так что любой корабль неприятеля ждал горячий, а вернее горючий приём.
   Губернатор острова дон Маурисио оказался сторонником бывшего телохранителя генерала Ильдефонсо. Их видимо связывали грязные, но выгодные делишки.
   Когда преследовавшее бриг Дельгадо судно подошло к острову, то при помощи свода морских сигналов ему объявили, что остров Вулканов объявил независимость от республики Ультидад. И кораблям под ультидадским флагом лучше держаться от острова подальше.
   - Ну вот, - грустно произнесла Виржен, услышав рассказ моряков, - не успел стать царём и жениться, как уже надо отправляться на войну.
   - Каков же я буду правитель, если начну раздавать государственные земли всяким проходимцам?
   Я с улыбкой посмотрел на свою невесту.
   - Зато нам не надо ломать голову, куда отправиться в свадебное путешествие.
   КОНЕЦ.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"