Крюкова Ольга Валентиновна : другие произведения.

Снимите меня с креста. (Мини-роман полностью)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
  • Аннотация:
    Знак свыше дан
       Из Нотр - Дам
       И для читателей роман
       Я представляю для прочтенья
       Ссылаясь на благословенье
       ЕЁ святейшего веленья...
      
   []
  
  
  
  СНИМИТЕ МЕНЯ С КРЕСТА
  
  От Автора
  
  Знак свыше дан
  Из Норт - Дам
  И для читателей роман
  Я представляю для прочтенья,
  Ссылаясь на благословенье
  ЕЁ святейшего веленья...
  
  Если честно, я колебалась - выставлять данное произведение на всеобщее обозрение или же нет. Ради шутки решила - будет знак, обнародую. И уж куда больше, чем знак, почти требование.
  А почему это знак, поймёт каждый прочитавший роман.
  Хотя позволю себе расшифровать транскрипцию Нотр Дам:
  Н (надо. Вариант. Наталия - моя сестра)О(Ольга) Тр (первые буквы моей девичьей фамилии)Да (да. согласие)М(Мама)
  Пожар в начале Страстной недели в 2019 г в Париже в Соборе Парижской Богоматери прямо перед священнодействиями, (по факту, прямо перед виртуальным варварским культовым ежегодным жертвоприношением ) которые должны были совершаться в очередной раз...но их там не будет, потому что воскресшего не стоит снова предавать и вешать...
  Мистика - она только до определённого момента мистика...
  Впрочем, если быть до конца откровенной, то Это нужно больше Им, чем мне. Они ещё продолжают верить в здравомыслие человечества в отличие от меня...
  
  Данный уникальный мини-роман входит в Сборник с одноимённым названием, который помимо данного произведения содержит следующие:
   Лань и стая шакалов. Сказка-притча.
   Сказ о том, как мужик с места на место переезжал. Сказка-притча.
   Крылья орла. Новелла
   Палач. Мини-роман
  По случайности или же нет, но действие в романе Палач происходит во Франции...
  
  
  
  
  
  []
  
  
  
  
   []
  
  
  
  
  Адрес, по которому можно приобрести Сборник в электронном либо в печатном виде:
  https://ridero.ru/books/snimite_menya_s_kresta/ - ISBN 978-5-4485-9808-1,
  145x205 мм, 208 страниц
  
  
  С уважением
  Ольга Валентиновна Крюкова
  
  Все права на произведение защищены.
  Произведение предназначено для личного прочтения.
  Все иные действия с текстом произведения только с разрешения и по согласованию с Автором или законными наследниками.
  Цитирование в допустимом Законом объёме, в том числе в вольном пересказе и иной интерпретации - с указанием Автора.
  
   Copyright: Ольга Валентиновна Крюкова, 2019
  
  
  
   []
  
  
  
  
  Пролог
  
  И был в глазах моих испуг,
  Когда глядела, как распятый
  В стенаньях человечьих мук
  Смотрел в лицо мне, бородатый.
  
  Взор опустила - слышен хрип.
  Смотри. Смотри же! - разрешила.
  Лишь подавила в горле всхлип.
  Гляди. Гляди же! - так решила:
  
  Пусть я умру в твоих глазах,
  В зрачках, расширенных от боли.
  И буду я на образах,
  В окладах, на крестах, в неволе.
  
  Хоть сверху Бог или Аллах,
  Доколь терпеть тебе...доколе?
  Перед тобою я в слезах,
  Как отраженье твоей доли.
  
  Внизу колышется толпа
  Людской рекою вожделённой
  Вокруг креста, вокруг столпа
  Людской рекою невлюблённой.
  
  Твои я раны залечу
  Нерукотворной плащаницей.
  А палачей предам мечу,
  Мечу любви в моей деснице.
  
  Прошёл в глазах моих испуг.
  Смотри. Смотри же, как с улыбкой
  Тебя сниму с креста, мой друг,
  Признаю пытку не ошибкой.
  
  Признаю злом. Злом, злом,
  Тем, что жестокости обучит,
  Чтоб неугодных всех потом
  Вот так же мучать, мучать, мучать.
  
  К нам опускаясь на луче
  В лучах рассветных не распятый,
  Ты не скупись для нас речей,
  О, мой учитель бородатый.
  
  Хоть не затмишь собой поток,
  Идущий из глубин вселенной,
  Ты в образах, мой друг, пророк,
  А я - оклад второстепенный.
  
  Ты мне однажды приказал,
  А я ослушаться не смела,
  Когда глазами всё сказал.
  Вперёд же, приступай за дело.
  
  
  Глава 1
  
  
  В приходе, куда после окончания Тамбовской духовной семинарии прибыл нести православное служение, чтобы прививать христианские ценности местному населению, молодой отец Павел с супругой Ириной, происходили странные события. За последние пятнадцать лет сменилось пять батюшек. Двое с семьями, оставив всё имущество, отбыли внезапно в неизвестном направлении, двое - повесились, один - утопился.
   Получив напутствия и укрепившись в вере, готовый сражаться с самим дьяволом, молодой человек рьяно приступил к исполнению нелёгких обязанностей...
  
   Селение, где предстояло нести православный крест семье новоиспечённого священника - проживать и трудиться во славу Господу Богу, - являло собой старинную, коими изобилует русская земля, забытую властными структурами всех уровней глубинку, радующую взоры поселян резным ажуром наличников и расписными, в петушках, ставнями.
  Все заборы были выкрашены одинаковой ярко-зелёной краской, завезённой однажды в местный сельмаг, правая половина которого предназначалась для промышленных изделий, а левая - для продовольственных товаров.
   Не менее старинная деревянная церковь, сверстница села, гордо возвышалась на высоком берегу извилистой речки, в положенные часы оглашая округу на многие километры малиновым звоном надраенного до нестерпимого блеска колокола; по неведомо чьей прихоти построен был храм не в центре поселения, как обычно принято, а на отшибе.
  Приход был невелик. Молодёжь активно уезжала в город и не баловала родные пенаты своим присутствием даже летними погожими днями.
   Живописное место привлекало, разве что, редких любителей уединиться: заядлых грибников и рыболовов.
  Старики, умирая, покидали покосившиеся бревенчатые хибарки и переезжали поближе к церкви, за увитую хмелем и жимолостью кладбищенскую ограду, чтобы наслаждаться под светлыми кронами деревьев вечным покоем и трелями лесных пичуг.
  Кладбище располагалось шагах в пятистах от церкви, в полутенях белоствольной берёзовой рощи, а на полпути от церкви до дощатого сарайчика, притулившегося на самой окраине села и служившего одновременно молодёжным клубом, домом культуры и кинотеатром, находился небольшой уютный домик, где и поселились Павел с Ириной.
  После года несения службы батюшка Павел стал отцом прелестной крошечной дочурки, в отличие от светлоглазых и русоволосых родителей рыжеволосой и кареглазой. Супруги списали данный факт на дальнего родственника по материнской линии. Назвали девочку Еленой, Леночкой, Ленусей.
  Семья молодого отца почти ничем не отличалась от большинства других молодых семей: скромный быт, бессонные ночи у постели малышки, шквал ежедневных забот.
  До рождения ребёнка Ирина пела в церковном хоре, состоящим из двух голосистых певуний, которым сама и руководила. После родов жена попа всецело посвятила себя дочери. В редкие свободные часы занималась разведением цветов и небольшим подворьем.
  Священник же пристрастился ловить рыбу и раков, которые в изобилии водились в чистой речной воде, питаемой в пяти километрах выше по течению родниковыми источниками, освящёнными, признанными целебными и посещаемые паломниками.
  Раз в неделю, нагрузив рюкзак пластиковыми бутылками, отправлялся Павел за святой водицей. Иногда его подвозили на лодке, но чаще он шёл пешком вдоль берега, цепляя на одежду колючки и репьи.
  Службы велись им с превеликим удовольствием и усердием. Они - его любимая работа, любимое занятие и неотъемлемая часть жизни. В Бога верил искренне. Но было одно, что Павел исполнял из рук вон плохо.
  Когда приходилось ему исповедовать, он краснел до корней волос, отводил глаза и разглядывал облупившуюся на стенах краску. Румянец настолько ярко окрашивал нежные щёки батюшки, что исповедующиеся, особенно те, что моложе, сами начинали смущаться. В итоге Павел перестал задавать вопросы, исповедь превращалась в короткий или длинный монолог в зависимости от желания выговориться и красноречия его автора, и когда последний выдыхался, заканчивалось таинство. Павел машинально отпускал грехи.
  
  Так в круговерти житейских хлопот и круговороте Библейских страниц пролетело четыре года. И, казалось, закончилось повисшее над приходом проклятие...
  
  
  
  Глава 2
  
  
  Опять тот же сон! Павел проснулся затемно. Чтобы не разбудить жену, тяжело посапывающую рядом, принудил себя лежать тихо, хотя левая рука затекла и ныла. Усиливающиеся неприятные ощущения заставили Павла начать осторожно двигаться, растирать и пощипывать не затёкшей рукой кончики пальцев, ладонь, локоть, поднимаясь выше к плечу и шее.
  Он снова видел тот же самый сон, который стал регулярно тревожить мужчину сразу после Пасхи!
  
  Хриплый голос взывает:
  - Сними меня. Сними меня с креста.
  Звонкий голос вторит:
  - Я иду. Потерпи немного. Я тебе помогу.
  Очертания двух силуэтов.
  Один - высоко на кресте - мученик, истекающий кровью и жизнью.
  Другой - идущий навстречу первому - поднимается по узкой тропке в занимающихся лучах невидимого Божества.
   События каждого последующего сна в убыстренном темпе прокручиваются с самого начала и продолжают сон предыдущий, приближая спасителя к страдающему.
  Сегодня два человека находились друг от друга почти на расстоянии вытянутой руки.
  
  Нарушенное кровообращение заставило батюшку призадуматься. Вообще-то на кресте Христа по Писанию уже давно нет. Снят и точка. Разве что, помянут в отношении него орудие казни в предпраздничные весенние дни и довольно.
  Кто же тогда висит на нём, просит, умоляет? Больно, ой, как больно ему! Павлу сейчас тоже неприятно испытывать онемение вперемежку с мурашками и нытьём в плече. А каково распятому? И каким образом спаситель снимет мученика с креста, если под рукой ничего подходящего нет: ни лопаты, ни какого иного приспособления?
  Поймав себя на мысли, что рассуждения принимают греховный оборот, далеки от заученного и отдают, в нарушении всех канонов и данных обетов, ересью, Павел заёрзал. Не найдя в себе сил лежать более, аккуратно вылез из-под одеяла, встал с кровати - так, что чутко спящая жена не проснулась: несколько часов назад вставала, чтобы успокоить плачущую малышку, поэтому сейчас не слышала ничего, только повернулась на другой бок. Кроватка дочки стояла рядом с супружеской кроватью со стороны жены.
  Павел накинул на себя байковую рубашку, влез в спортивные брюки, обвисшие на коленях, надел шерстяные носки и тапки, пошёл на кухню. В комнатах холодало. Печь почти остыла. За окном тьма непроглядная. Часы показывали четыре часа. Обычно Павел вставал в шесть - полшестого.
  Поёжился, сходил в сени за дровами. Растопил печку. Глядя на занимающийся огонь, попытался отвлечься от сна, но не смог.
  Согрел чайник. Есть пока ещё не хотелось. Выпив две кружки горячей воды без сахара, опустил голову на стол и задремал...
  
  
  Глава 3
  
  
  - Сними меня. Сними меня с креста.
  - Я иду. Потерпи немного. Я тебе помогу.
  
  И вот они рядом, и их уже можно разглядеть во всех подробностях. Из-под ржавых гвоздей сочится алая кровь, расплывающаяся по дереву тёмными подтёками. Сухая пена пузырится вокруг перекошенного от нечеловеческих мук и жажды рта распятого. Волны конвульсий пробегают по измождённому телу. Уготована ему участь вечного мученика.
  Другой, в серой хламиде, подпоясанной верёвкой, касается руками обнажённых обезображенных посиневших ступней, щиколоток, обнимает их, целует, обильно орошая слезами пергамент кожи и ... поворачивая голову, смотрит прямо в глаза Павлу.
  
  Не ожидая такого исхода, подпрыгнув на табурете, Павел проснулся. Услышал тупой звон будильника, упал на колени и начал быстро-быстро креститься.
  Это был он, он, Павел, спасителем распятого Христа, глядевшим самому себе прямо в глаза, отражаясь в них, как в зеркале, а вопросительный взгляд пронизал до самой глубины, которая вдруг дала о себе знать ощутимыми спазмами всего внутреннего содержания и содержимого.
  Прочитав полушёпотом молитвы, которые, по его мнению, были наиболее уместны в данном случае, и почувствовав под собой опору в виде табурета, Павел вновь призадумался. Как в такой ситуации можно помочь несчастному?
  Идея осенила готовую взорваться голову незамедлительно. Нужно не покладая рук подкопать землю вокруг креста, потом расшатать его и, взвалив на спину, напрягшись, что было мочи, плавно опуститься на колени, дабы аккуратно положить рядом на землю. Только бы хватило сил!
  Скептически оглядев своё округляющееся тело с намечающимся животиком и без тени развитых косых, поперечно - полосатых и иных видов мускулатуры, криво усмехнулся. Такой подвиг ему не под силу. Тяжёлый дубовый крест с Христом придавит насмерть. А кто потом будет вытаскивать гвозди, поить, реанимировать?
  Нет, так не годится. Вдруг и впрямь понадобится его мужская сила.
  Чем чёрт не шутит!
  Нужно бы не лениться и незамедлительно приступить к занятиям спортом, пробежкам; за гантелями, что ли, съездить в райцентр. Сегодня у Павла выходной день - в храме затеян косметический ремонт, а с наблюдением за ним прекрасно справляется на добровольных началах дьячок и звонарь Петруха, в молодости снискавший славу озорного гармониста и ловеласа.
  Батюшка решил не откладывать задуманное - отправиться с первым же рейсовым автобусом в город. До остановки на шоссе минут сорок ходьбы.
  Пройдя в спальню, тихонечко, стараясь не разбудить дочь, прошептал жене на ухо:
  - Мне нужно съездить в город.
  Спросонья Ирина только мотнула головой. Скорее всего, она не услышала или услышала, но не поняла, о чём он говорит. Поэтому Павел оставил записку на кухонном столе. Накинул непромокаемый плащ с капюшоном, надел резиновые сапоги - незаменимые вещи в сельской местности, и вышел под моросящий дождь.
  Подпираемый верхушками деревьев, тяжело карабкаясь на нескончаемую гряду туч, кособоко и трагично вставал неприглядный рассвет.
  Чтобы сократить путь до шоссе, мужчина пошёл лесом, пробираясь по едва приметной тропке и стряхивая на лицо и руки с веток противные разнокалиберные капли. Но здесь хоть можно идти, поскольку не заасфальтированная по сей день автомобильная дорога с осени по весну представляет собой сплошное месиво - справиться с ней могут только трактор да вездеход.
  Сентябрь выдался проливным и злым. Колючие дождики сыпали один за другим резко и резво, мучая и без того невзрачную действительность неуютным тревожным барабанным перестуком.
  Впереди мелькнула полянка. А немного правее...Павел остановился, пытаясь издали рассмотреть то, что наполовину скрывали сырая пелена и редкий кустарник.
  - О, Боже. За что?
   На дереве, раскачиваясь, висела собака. Большая собака, очень большая. Или ему так показалось, поскольку Павел никогда не видел распростёртых и подвешенных за шею собак.
   Сглотнул слюну, поперхнулся, остановился откашляться:
  - Небось, Лёнька с дружками. Тоже мне, нашли развлечение!
  Стараясь не смотреть на жертвоприношение, двинулся дальше, но не мог совладать с собой и изредка поглядывал на несчастное животное. В том, что оно мертво, сомнений не было...
   Остаток короткого путешествия прошёл без неожиданностей, за исключением одного. Когда Павел всё той же тропинкой возвращался в село, висевшей собаки он уже не увидел. Окинув взглядом землю в радиусе десятка метров, он не обнаружил её и лежащей.
  
  
  
  Глава 4
  
  
  - Что это ты чудишь?
  Ирина недоумевающе воззрилась на гантели, эспандер и скакалку.
  - У Леночки температура высокая. Я за фельдшерицей послала, а ты только о себе думаешь. Благо, мимо Лёнька проходил. Как я её одну оставила бы?
  Не скрывая раздражения на мужа и озабоченности состоянием дочери, Ирина крепко прижимала к себе закутанную в одеяло малышку.
  
  Вскоре присеменила тётя Глаша, так в селении звали пожилую женщину, окончившую медицинское училище и совмещавшую должности всех нужных медицинских работников, вдобавок разбирающуюся в ветеринарии.
  Диагноз был суров - тётя Глаша не смогла поставить диагноза. Она заглядывала то в ротик плачущей девочки, то осматривая её кожу, то мяла животик...и ничего не находила. Температура у Леночки поднималась. Девочка горела, бредила и постоянно просила пить.
  Посоветовав молодым родителям отвезти ребёнка в город, тётя Глаша удалилась, расстроенно покачивая головой и обещая прислать водителя со старенькой колхозной Нивой - гордостью председателя местного, загибающегося от нехватки рабочих рук государственных дотаций, колхоза.
  Время шло ближе к вечеру.
  Дождь закончился, оставляя после себя чувство безысходности и нарастающей тревоги.
  
  Вскоре приехала машина. Услышав настойчивый сигнал, Павел поспешно открыл форточку, громко крикнул, чтобы подождали. Ирина оделась сама, одела хнычущую дочку, закутала её в шерстяное одеяло, и, не доверяя мужу маленькое сокровище, спустилась с дочкой по ступенькам низенького крылечка и пошла к машине.
  Вместо Фёдора Петровича, личного водителя председателя, за рулём сидел незнакомый мужчина. Картинно выпорхнув из машины и распахнув заднюю дверь, представился:
  - Николай Иванович. Прошу-с любить и жаловать. Фёдор Петрович нынче слегка подшофе, а я - его племянник, значится, буду. Глашенька меня попросила. Вам ведь в город нужно-с?
  Разглядывая святое семейство сквозь не уместные в сумерках затемнённые очки, странно подёргивая правой скулой, мужчина улыбался широко - под стать распахнутой машине. Не обращая ни на что внимание, Ирина передала девочку мужу, села сама. Павел отдал ей дочь и устроился рядом с водителем. Перекрестился.
  - Ну-с, с Богом.
  Павел взглянул на Николая Ивановича. А тот уже с совершенно серьёзным видом подытожил:
  - С ним, с ним, родимым. Позвольте-с, я верю в Бога. Что вы на меня так смотрите? Не похоже?
  Павел промолчал.
  
  Не успела Нива выехать за посёлок, как дороги не стало. Они не поехали, а поплыли по раскисшему чернозёму, выписывая замысловатые зигзаги. Павел поразился - водитель очень хорошо знал каждый изгиб бездорожья. Смеркалось, тусклый свет фар едва освещал размытую колею, а Николай Иванович в очках с тёмными стёклами уверенно вёл машину, как-то очень деликатно объезжая одному ему известные ухабины да рытвины.
  Вытряхнув из протекторов комья грязи о груду щебня и вздохнув с облегчением, выехали на шоссе. Шедевр российского автопрома поехал чуточку быстрей, а вскоре, мерцая неприветливыми редкими огоньками, их встречал областной городок. Электроэнергию экономили повсеместно.
  Заехали в детскую поликлинику. Она была уже на замке. Достучавшись до сторожа, узнали, где находится городская больница.
  Всю дорогу Леночка проспала, укачиваемая сначала тряской, потом тихой шуршащей ездой по влажному асфальту.
  
  
  
  Глава 5
  
  
  В приёмном покое больницы их встретил дежурный врач.
  Осмотрев девочку, он удивлённо покачал головой.
  - Вы знаете, я ничего у неё не нахожу.
  Померил температуру - она оказалась нормальной. Ирина с Павлом недоумённо переглянулись.
  - Может, градусник испортился?
  - Счастливого вам обратного пути.
  Врач по-доброму посмотрел на молодых родителей.
  
  Совершив очередной кульбит на железнодорожном переезде, выехали за город. Натужно крепившееся пару часов небо наконец-то разразилось проливным дождём. Николай Иванович всё так же уверенно вёл машину, тем не менее, Павла обуяло предчувствие ужаса. Он вцепился в сидение, чего-то ожидая...
   Вот оно. Визг тормозов. Перегнавший Ниву автомобиль резко затормозил, и столкновения было бы неизбежно, если бы последний не пошёл бы юзом и не направился прямиков в кювет.
  Николай Иванович, казалось, даже не заметил дорожной ситуации и как ни в чём не бывало спокойно, не сбавляя скорости, держался за баранку со всё той же широкой улыбочкой.
   - Может, нужно остановиться и помочь людям?
   Ирина нервно выкрикнула фразу, дрожа всем телом и ещё сильнее прижимая к себе уснувшую дочку.
  В ответ Николай Иванович лишь снисходительно процедил сквозь зубы: "Ни к чему".
  Супруги оглянулись. Под ночным осенним дождём занималось зарево пожара, расплывавшееся по мокрым стёклам округлыми оранжевыми пятнами, двоилось, троилось, и больше нечего было добавить к словам, цинично сказанных человеком, от которого, Павел с Ириной очень остро ощутили это, зависела их жизнь.
  Усиливалось впечатление, что поездка длится целую вечность. Где же их поворот? Но его всё нет и нет. Шоссе шуршало под колёсами. Дворники подпрыгивали на лобовом стекле, едва успевая справляться с потоками воды.
  Боясь произнести хотя бы ещё одно слово, Ирина закрыла глаза, задремала. Павла тоже укачало. И только Николай Иванович вёз и вёз их куда-то вдаль, насвистывая себе под нос...
  
  Одновременно очнувшись ото сна, Ирина с Павлом как-то странно переглянулись. Они лежали в супружеской постели. Между ними - их Леночка.
  Когда дочка хворала или если она капризничала по ночам, то, само собой разумеется, Павел перемещался на диванчик в маленькую гостиную. Рядом с мамой малышка чувствовала себя спокойней и легче засыпала.
  
  Но сегодня, как она оказалась сегодня на их кровати, между супругами, которые никогда этого не позволяли, чтобы во сне ненароком не причинить малышке вреда?
  Супруги встали, зябко дрожа от утренней прохлады и от едва не случившейся трагедии. Каждый думал о чём-то своём. Павел отправился в сени за дровами, занялся печкой. Ирина, брызнув в лицо холодной водой из рукомойника, принялась готовить завтрак.
  Молча без аппетита проглотив полтарелки овсяной каши, Ирина вернулась к дочке в спальню. Девочка ещё спала, и у молодой женщины было время обдумать странный сон. Чтобы успокоиться, продолжила начатое накануне вязание. Дочка дышала спокойно и размеренно, умиротворённо причмокивая во сне пухленькими губками.
  А Павел пошёл в церковь - подготовиться к службе, помолиться и привести в порядок мысли, навеянные ему ночным видением.
  
  
  Глава 6
  
  
  Несмотря на сырость и холод, в маленькой церкви было уютно.
  Выдохнув изо рта на руки струйку тёплого воздуха, Павел зажёг лампадку в левом приделе. Став на колени перед распятым Христом, начал вглядываться в его лицо. Явных мук он не заметил, лишь нечеловеческое спокойствие повеяло вечностью.
  Лицо мученика - не перекошено от непереносимой боли, а источает умиротворение. "Я такое не перенёс бы", - Павел нахмурился, памятуя о сне, подумал, что непременно нужно съездить в областной центр за гантелями и уделять как можно больше времени занятиям спортом.
  Может, спокойное выражение лица мученика ошибка иконописцев? Они же не представляли себя на месте распятого, как, впрочем, вообще не видели ни одного распятого.
  А может, Иисус просто устал страдать, впал в кому. Но при таком виде казни смерть не наступает настолько быстро, как хотелось бы распятым, и даже в бессознательном состоянии внешний вид отражал бы страдания - совсем как в том его сне.
  И вот ведь напасть!
  Унять греховные мысли не предоставлялось возможным. Они текли и текли, пропитывая тёмными пятнами душу священнослужителя.
  
  Святое распятие, православное распятие. Павел вдумался в эти понятия, в звучание привычных слов и фраз. Когда Христа приговаривали к казни и когда распинали, мало кто мог представить, что тем самым Иисусу уготовили участь святого, воскрешение и поклонение.
  Право, правда и слава. Чьи? Было ли у Христа право на распятие? Такое право заслуживают преступившие закон. А что он преступил? Беззакония?
  И ведь рядом с ним, наравне с ним распяли разбойников. Или, может быть, его заодно с ними? Получается, что закон с беззаконием ходят рука об руку? С какой стороны посмотреть и в зависимости от того, кто смотрит.
  Правда... Да, он пострадал за правду и за истину. По крайней мере, их так учили.
   Слава? Чья? Его, Христа? Но он разделил свою участь с теми, кто нарушил устои человеческого общества, оказавшись сброшенным на один уровень с негодяями, о которых, однако, не забывают упомянуть при каждом удобном случае. Святого и праведного человека поставили вровень с убийцами, ворами, всеми теми, кого приговаривают к распятию. Верней, опустили к ним на дно. Распятие и прочие виды смертельных наказаний не должны быть уделом честных людей.
  Но вот - стало? Православное распятие...дало Христу право на вечную славу. Хотя обрекли его на смерть люди. Сами люди, которым не было дела до того, воскреснет Он или не воскреснет. От самых верхов до черни - никто не интересовался Его судьбой.
  Злорадствовали, наслаждаясь жестоким представлением, взвалившие и до сих пор навалом валящие на Него свои кресты в виде исповеди и отпущения грехов.
  
  Кто-то громко зашептал над самым ухом Павла:
  - Да не должен ты отпускать грехи. Кто позволил? Грехи не отпускаются и не замаливаются! Они искупаются поступками.
  Батюшка оглянулся - никого. С ума, что ли сходит? Пока, кажется, нет.
  Но шёпот продолжился, шипя змеёй:
  - Никому же неохота нести такое тяжкое бремя! Совесть-то, она, хоть и подспудно, но у каждого теплится искоркой. Малюсенькой такой искоркой.
  И дошло!
  Совесть, вот искру чего он, оказывается, просто обязан был раздувать.
  Впрочем, кресты-то, тяжёлые такие, дубовые, люди сами на себя добровольно взваливают, но всегда хотят переложить с больной головой на здоровую...
  
  Нет. То, да не то... Так распорядился Его Отец, Всевышний!!!
  Он же и воскресил Его.
  А можно ли воскреснуть, не будучи распятым?
  Получается, что, следуя Христианским канонам, нельзя? Сначала нужно проповедовать что-то праведное, к чему никто прислушиваться не хочет, чтобы это деяние признали беззаконным и обрекли на смерть, мучения, воскрешение, поклонение, на вечное распятие, хотя с учётом ежегодных инсценировок на распятии находится Иисус не более трёх суток в году.
  Так это и с ним, Павлом, могут поступить аналогично, если станет усердствовать.
  Хорошая перспектива, однако!
  Тёмные пятна в душе поплыли перед глазами тёмными кругами.
  Путаница в представлениях приобрела угрожающие размеры, но остановиться Павел не мог.
  Православное распятие - образец того, как распинают за правду, за истину?
  Чтобы выпутаться из поймавших его сетей, Павел попытался помолиться, но молитвы не шли на ум. Он возвращался к тем тревожным снам и продолжал размышлять.
  Если на распятие Его назначил Его отец, то ...Павел представил себя на месте Всевышнего, - тот факт, что он, Павел, смог бы пожертвовать своей единственной дочкой, не привёл отца земного ребёнка в восторг. Скорее Павел пожертвовал бы собой, перенеся незаслуженные унижения, чем отдал бы на поругание плод своей любви, возвышенной земной любви, очарование которой несравнимо ни с какими иными благами.
  Кощунство так думать?
  Тёмные пятна в душе и круги перед глазами превратились в свору чёрных кошек, которые тут же принялись точить коготки о натянутые нервы.
  Но молодой батюшка и на этом не закончил свои греховные рассуждения.
  Кого же он любит сильнее? Разве можно выбирать между Богом и близкими родственниками? Ирина и Леночка - в них смысл его жизни.
  Если с ними что-нибудь случится, не дай Бог, конечно, вот тогда Павел всецело посвятит себя тому, существование которого не отрицает и которому верит искренне, на чью защиту уповает.
  Павел и молится-то в первую очередь всё больше о здоровье жены и дочери. Они нуждаются в его заботе, в его мужском надёжном плече.
  С такими молитвами он ложится спать и встаёт рано утром.
  С такими молитвами просил и просит хранить своих родных.
  По-другому молодой батюшка не мыслит.
  Просить у Творца...как попрошайка...
  Последняя мысль Павлу не понравилась, но ведь многие просят то, чего сами в состоянии добиться.
  А он сам разве не мужчина? Нужно всё-таки съездить в город за спортивными принадлежностями.
  
  
  Глава 7
  
  
  - У Ленки вашей температура, батюшка Павел.
  Задорный мальчишеский голосок колокольчиком прозвенел под невысоким сводом.
  Лёнька - местный хулиганистый паренёк, переводя дух от быстрого бега, уставился в первую попавшуюся икону и стал её разглядывать. Порог церкви он переступил самостоятельно первый раз после своего крещения, события, десять лет назад возвестившего громкими воплями о приобщении ещё одной души к христианским обрядам, но, отнюдь, не к ценностям общечеловеческим, по причине несоблюдения взрослеющим мальчишкой элементарного уважения к чужому имуществу.
  Лёнька мог запросто залезть в чужой огород полакомиться свежей клубникой или малиной, за что бывал неоднократно бит своей матерью, рано овдовевшей гулящей женщиной. Особое удовольствие ему доставляло воровать в открытую - заходил в чужой огород через калитку и на крики хозяев отвечал зловредной ухмылочкой.
  Повлиять на него не мог никто: ни участковый милиционер, дядя Вова, ни учительница крошечной средней школы, все возрастные категории учеников которой вольготно размещались в двух классах, Любовь Ивановна, ни уж тем более мать.
  
  Павел вздрогнул, окинул церковь внезапно помутневшим взором.
  - Дядь Паш, а можно мне здесь побыть?
  Две черносливины лукаво блеснули из-под густых бровей.
  Павел не мог отказать мальчишке в такой неожиданной просьбе, всецело уповая на то, что в святом месте подросток будет вести себя подобающе:
   - Лёнь, только ничего, пожалуйста, не трогай. Ты уже взрослый. Я тебе всецело доверяю. Да сбегай прежде к Петру...передай, что пусть службу сам проведёт...или нет. - Павел, ни разу не пропустивший ни одной службы, начисто позабыл, что в таком случае подобает делать. - Пусть не проводит...на его усмотрение. Так нужно.
  И по всю прыть, которую от себя не ожидал, припустился домой.
  
  - Тётя Глаша посоветовала свозить Леночку в поликлинику. Скоро за нами приедет машина.
  При этих словах Ирины супруги переглянулись.
  За окном послышался сигнал автомобиля.
  - Паш, сходи, глянь, что там за водитель.
  Супруги переглянулись вторично.
  Павел вышел за дверь и, вернувшись через минуту, побледневший и изменившийся в лице, не сказал, а прошептал:
  - Николай Иванович. Это какой-то новый.
  Супруги обменялись взглядом в третий раз.
  - Я с ним не поеду, - Ирина истошно закричала, - с нашей дочкой всё в порядке. Я видела это во сне.
  - Ирин, я тоже видел это во сне.
  
  Они продолжали ещё пару секунд разглядывать друг на друга, недоумевая, как обоим одновременно могло присниться одно и то же.
   - Тем не менее, нужно ехать. Николай Иванович не сделал нам ничего плохого, да и водитель он надёжный. Ты помнишь?
   - Помню, помню. А может быть всё и так обойдётся?
   Но девочка металась, горела и бредила. Срочно требовалась квалифицированная помощь доктора.
   - Поехали. Всё это, конечно, странно. Может быть, ради ребёнка...если ребёнок, конечно,...всю дорогу молиться буду, - глава семьи не знал, успокаивает ли он себя и супругу или же усыпляет подозрения в том, что происходит нечто необычное.
   И они решились: оделись, одели дочку и отправились навстречу неизвестности.
  
  
  Глава 8
  
  
  Всё остальное до определённого момента, к которому мы вернёмся немного позже, Павлу, Ирине и уважаемым читателям известно из предыдущих глав за исключением, пожалуй, того, что Павел попросил водителя заехать в магазин спорттоваров, чтобы купить всё необходимое, на его взгляд, для занятий спортом...
  Ненадолго забудем о главных героях нашего повествования и перенесёмся на небо.
  Уважаемые читатели не ослышались. Они приглашены именно туда, где по нашим представлениям, в наисвятейшей и наичистейшей обители пребывает Всевышний - Творец - Господь Бог. Он сидит, раскинувшись в изящном удобном кресле, инкрустированном слоновой костью, и, подперев подбородок огромной ладонью, в задумчивости взирает вниз на грешную Землю, на человечество - плод его буйной фантазии - и на последствия своего опрометчивого решения - выгнать Адама и Еву из Рая.
  А ведь Ева была к тому времени беременна. Она ждала ребёнка. Это была первая беременность на свете и поэтому с непривычки переносилась из рук вон плохо - уже с третьего дня Еву тошнило. Как бы ей понадобилась амброзия, нектар и прочие диетические продукты, которых она лишилась, очутившись вне Рая.
  - Эх, старый грешник. Что же я наделал?
  Всевышний нахмурился. Робкая слеза скатилась по щеке, задержавшись в крупной морщинке.
  - А ведь мог бы стать первым крёстным отцом первого живорожденного сына. А потом следовало бы опустить бережно всех троих на землю. Добро порождает добро. А зло - зло.
  Вспомнив А.-С. Экзюпери - Его Наисвятейшее Божество, как известно, являет собой образец разностороннего развития, - вздохнул ещё сильнее:
  - Мы в ответе за тех, кого приручаем. Да что мне дались эти яблоки? Не создавал бы таких греховных деревьев, не соблазнял бы - не соблазнились бы.
  Колыхнул мощной грудью:
  - С Ньютоном опять же оплошка вышла. Ушибло яблоком макушку, так сразу и решил, у кого можно, как бы это сказать помягче, одолжить законы, созданные и обоснованные задолго до него и до рождения сына Марии.
  В отсутствии собеседников Творец вёл долгие диалоги сам с собой - то соглашаясь со своими мыслями, то пытаясь их опровергнуть.
  - Что мне сказать женщине, которая ходит, и ходит, и просит за своего сына. Мария - какое красивое имя. Если бы она не была замужем, то...
  Мысли Всевышнего потекли в сторону, с которой нам никогда прежде ещё не приходилось сталкиваться, когда речь заходила о Его характере.
  И так сидел Он и размышлял.
  
  Итак, Мысли Всевышнего потекли не в ту сторону, но мы не вправе Его осуждать.
  - Со своей стороны я сделал всё возможное для обоих. Воскресил Христа. Я не виноват, что люди продолжают молиться распятому, а не воскресшему. Развесили кругом кресты с вечным мучеником. Смотреть тошно. Тьфу - тьфу - тьфу.
  Всевышний сплюнул трижды через левое плечо.
  - Ты меня звал?
  Из-за левого плеча Властелина мира показался чумазый дьяволёнок.
  - Да проходи, раз пришёл. Располагайся.
  Скорчив хитрую рожицу, дьяволёнок с размаху плюхнулся в мягкую вату белоснежного облака у ног Всевышнего.
  - Что, смотреть противно? Вечно один, как перст праведный. И некуда деться от вечной скуки. Для разнообразия хоть бы ещё что создал. Нас-то целая семья. И мама, и папа, и братья с сёстрами. Всегда найдётся с кем потасовочку устроить, побуянить, побузить. Даже на Землю спускаться для этого не нужно. Что-то я там давненько не бывал, всё некогда. Нужно бы проведать, поразмяться. Эх, жаль того дядьку.
  Дьяволёнок на мгновение нахмурился, а потом радостно добавил:
  - Да пусть их. Нравится смотреть на чужие мучения, пусть смотрят. Таких для острастки следует через одного прилюдно на крест гвоздями приколачивать, можно и почаще.
  Всевышний только раздосадовано вздохнул. По этому вопросу у них с Дьяволом был полный консенсус.
  - Кабы каждому ангела в душу, но, к сожалению, штат невелик, а об их размножении я как-то с самого начала не подумал, а теперь уже поздно что-то менять. По Райскому Уставу не положено.
  - Первый блин комом. Ничего, не грусти, глядишь, в следующий раз что-то более толковое создашь. Глина, верно, низкосортная попалась. Где ты только такую раздобыл, что и душу в неё впихнуть не удалось или сам без души творил? - Раскачивая облако, бесёнок лукаво подмигнул Всевышнему.
  - Ну-ну, потише, не сбрось меня вниз.
  Господь Бог погрозил не на шутку разыгравшемуся мальцу.
  
  Неслышно к собеседникам подошла красивая плачущая женщина, и голос её напоминал журчание родника:
  - Здравствуй, Господь мой. И тебе, дьяволёнок, здравствовать.
  Чумазое создание бросилось навстречу женщине с поцелуями:
  - Приветик, дорогая.
  Всевышний приветствовал Даму радушно, но обречённо:
  - Здравствуй, Мария. Ничем тебя не обрадую. Пятерых просили, да всё попусту. Двое сбежали, двое повесились, а один утопился. Не Ангельское, видно, это дело - людей переубеждать. Чего они ангелов испугались, до сих пор понять не могу. Ангелы как ангелы...беленькие с крылышками. Миленькие такие. Каждую ночь прилетали. На крылышки им глушители пришлось самолично изобретать и устанавливать, чтобы не шумели и не пугали зазря.
  
  - Господь мой, пожалуйста, попробуй в последний раз, умоляю Тебя. Вечной должницей буду.
  От последних слов прекрасной просительницы у Всевышнего защемило сердце. Как жаль, что он так стар... Дальнейшие его мысли опущу по причине того, что ничто человеческое не чуждо даже самому Господу, не зря же он создавал людей по своему образу и подобию, но подозревать его в греховных помыслах мы не вправе.
  - Что там у вас за проблема? Вечно вы делаете их мухи слона, -дьяволёнок бесцеремонно влез в разговор.
  - Может быть, расскажете мне. Авось сумею помочь. Заодно на Земле побываю, повеселюсь всласть.
  При этих словах Всевышний с Марией переглянулись и ...и рассказали ему всё, как есть и как они хотели, чтобы было должно.
  - Прошу. Заклинаю. Помоги хоть ты, - эмоции матери зашкаливали. - Пусть снимут моего сыночка с крестов. Он же окончательно воскреснуть не может. Да что там восреснуть. Он успокоиться не может!!! На что ему уготованы такие страдания - неприкаянным болтаться между землёй и небесами. Символы они, знаешь ли, не лишены смысла. Вот и тянут его вдобавок в разные стороны: распятия в небеса, а судьба - к земле.
  Заприметив тень своего сына, серым призраком скользящую над верхушками деревьев, святая женщина, с воодушевлением помахав ему рукой, прокричала в рупор ладоней:
  - Скоро тебя спасут. Потерпи ещё немного.
  Но лишь тяжёлый вздох, отдалённым громовым раскатом донёсшийся до небожителей, стал ей ответом...
  
  Не поставив в известность маму и папу, самый младший из детей Дьявола, лихо насвистывая под нос весёленькую мелодию, отправился на Землю совершать подвиг по во славу и просьбе Бога, Матери Марии и ради Христа, крёстного сына самого Творца.
  А прелестная задумчивая Мария села на скамеечку у ног Господних, распустила свои чудесные вьющиеся волосы, а Он, положив свою могучую руку ей на голову, стал нежно и успокаивающе поглаживать иссини-чёрные пряди, перевитые серебряными нитями.
  
  
  Глава 9
  
  
  Однако пришла пора опуститься нам на Землю. Негоже раньше времени подглядывать, что происходит на небесах.
  
  Едва старенькая Нива с нашими героями выехала за город, как проливной дождь вступил в свои приостановленные на время права. Дворники засуетились, не успевая справляться с водопадными струями.
  Насвистывая под нос легкомысленную песенку, Николай Иванович уверенно вёл машину.
  Под визг тормозов обогнавшая их иномарка слетела в кювет, через мгновение вспыхнула ярким светочем, расплывшимся слезливыми оранжевыми бликами по стеклам куда-то спешивших в непогоду автомобилей.
  Николай Иванович слегка притормозил, но не остановился.
  Ирина и Павел промолчали.
  Дождь всё лил и лил, и казалось, что не будет ему ни конца, ни края, так же, как кажущейся бесконечной дороге. Убаюкивающе шуршала по мокрому асфальту резина, но пассажиры ни на секунду не смыкали глаз.
  Павел и Ирина тешили себя тем, что это сон и что скоро они пробудятся в своём домике в своей постели и что третьего такого же сна они не перенесут - психика их окажется на лезвии непознанной грани сознания, когда невозможно разобрать, где явь, а где - галлюцинации и игра, навязываемая тонкими полями.
  Реальность съезжала с привычной жизненной колеи.
  
  За бортом ставшего в одночасье плавсредством автомобиля разразилась небывалая гроза, втягивающая в воронку времени и разворачивающейся драмы свидетелей, попутно ставших её невольными участниками. Или просто они оказались в нужном месте в нужное время, их, как марионеток, заставили дёргаться против воли и без согласия и так распорядился сотканный единой нитью узор судеб?
  Они устремились вперёд - в чьё-то прошлое или назад - в своё будущее, но в любом случае в настоящем их ждала Голгофа. Самая что ни на есть неподдельная.
  Прибитые к небесам яркими всполохами, тяжёлые свинцовые кулисы постепенно раскрывались, и в сиянии наступающего полдня приближалось лобное место казни. Три креста, лёжа, терпеливо ждали своих обладателей. Груда гвоздей ржавела, накаляясь от нестерпимого жара небесного светила, так же терпеливо ожидая тех, кого, воспарив над землёй, везла старенькая Нива.
  Внизу бесилась разношёрстная толпа. Ещё пара минут, и можно будет разглядеть полузвериные оскалы и угрожающие жесты.
  - Что они делают?
  Павел с Ириной в один голос задали один и тот же вопрос.
  - Ждут вас, мои дорогие. Ждут вас. И меня в придачу.
  - Что???
  - Ну и чему здесь удивляться. Не мне вам рассказывать, какую мировую достопримечательность вы видите перед собой и что скоро должно здесь произойти.
  - Почему нас?
  Павел с Ириной снова одновременно задали вопрос.
  - Почему бы и не вас? Вы же праведники, вы же проповедуете учение Христа. Вам и путь его пройти.
  - Нет!!! За что?
  Павел попробовал съязвить насчёт того, что до такой чести он пока мест не дослужился и что жили они, стараясь не нарушать заповеди - но слова пролетали мимо ушей конвоира.
  От громкого родительского вскрика проснулась и заплакала Леночка.
  Николай Иванович, ухмыльнувшись, продолжил:
  - Вы оказались в подходящем месте в подходящее время. Будете жребий кидать, кого отправим на Голгофу или кто-то решится на самопожертвование? Хотя нет, я передумал.
  Обратился к Павлу :
  - Уважаемый Павел Митрофанович, выбор за вами. Итак, кого назначим на роль Христа: вашу драгоценнейшую супругу или не менее драгоценнейшую дочь. Я бы посоветовал - дочь. Меньше шума будет. Ишь горлопанит как. У чёрта аж уши заложило.
  Николай Иванович нетерпеливо забарабанил пальцами по рулю:
  - Решайте скорей. Подъезжаем. Считайте это генеральной репетицией перед подвигом, который возложен на вас от имени Бога, Дьявола, и всех здесь присутствующих и отсутствующих. Возражения не принимаются.
  - Возьмите меня.
  Павел моляще посмотрел на чёрта, наконец-то осознав, с кем имеет дело.
  Ирина почти потеряла рассудок, бессознательно крепко прижимая к себе дочку, что-то бессвязно напевала.
  - Нет, любезный. Вас для иного предназначили.
  - А если я не стану выбирать? Как я могу выбирать между дорогими ...
  Павел запнулся. Раздалось мерзкое хихиканье чёрта:
  - Тогда придётся мне взять ещё один грех на душу. Одним больше, одним меньше. Не привыкать.
  Зловеще прозвучал фатальный приговор:
  - Прения закончены. Я решил. Это будет ваша дочь. Она понесёт крест. Вернее, ввиду слабости её ручонок, крест за неё уже донесли. А вот на распятие она пойдёт, пойдёт.
  - Но ведь ребёнок - невинная душа. За что, за что? Разве те люди решатся на такое? У каждого из них есть дети, внуки.
  Чёрт любезно пояснил:
  - Авансом, дорогие мои, авансом. Грешить ей всё равно придётся. Вперёд, спасём же её душу, пока она не успела развратиться с вашего благословения и во отпущении вами ей будущих грехов...
  Пытаясь внушить чёрту всю бессмысленность затеи, Павел призывал на помощь всевозможные веские доводы, которые могли бы опротестовать приближающуюся катастрофу.
  - Как я смогу жить? - Павел дрогнул.
  - Сможете. Сможете. Ещё как сможете. Просить будете, умолять, чтобы я вам жить позволил. А весь процесс прошу любезно созерцать с тем удовольствием и блаженством, с которым вы ежедневно смотрите на распятого Христа, получая радость от причастности к вере. И никто-то его не пожалеет, - притворная слезинка так и не выкатилась из - под затемнённых очков. - Крестик-то на вас какой красивый, ажурненький.
  Дьяволёнок зыркнул в сторону побледневшего священника:
  - Но я покрасивей у некоторых видел, в золоте. В каменьях драгоценных. Драгоценное распятие...Орудие казни с брильянтами! Фу!
  Продолжая монолог, Его Нечисть брезгливо поморщилась:
  - Даже нам, чертям, такое в голову не приходило. Даже моему милейшему папаше, Верховному Дьяволу, такое чуждо!
  От поспешности, с корой Павел принялся расстёгивать одежду, с куртки и рубашки в разные стороны разлетелись пуговицы. От резкого рывка легко порвалась серебряная цепочка. Мужчина внимательно вгляделся в маленький символ христианской религии и веры в Бога. Глаза защипало от солёной влаги, окропившей крестик.
  
  - Полноте сентиментальничать. Пора бы и нам принять участие в великом и жутком событии. Хотя лично я не вижу ничего ужасного и странного. Ничему-то вас Всевышний не научил. Родитель тоже мне называется. А вот я постараюсь. Причём, совершенно бескорыстно и за свой счёт. Можете не благодарить...А это будет вам полезным. Последнее достижение науки - портативный переводчик. Инструкция прилагается.
  Чёрт бросил на колени Павла пару наушников и листок бумаги с напечатанным текстом...
  
  
  
  Глава 10
  
  
  Мрачные кулисы распахнулись настежь. От сцены, освещённой жарким софитом, к святым небесам поднимались испарения от человеческих тел, вопли и крики одержимой толпы. Кем она была одержима, если Дьявола с ней в это время точно не было, этот вопрос так и останется невыясненным и вряд ли кто даст на него вразумительный ответ.
  Старенькая Нива, резко затормозив и жалобно взвизгнув, припарковалась в густом облаке пыли.
  На то он и чёрт, чтобы ловким непринуждённым движением выхватить из рук опьянённой страхом Ирины дочь и выскочить из машины. Что и было им сделано, чтобы, в один миг, догнав толпу, смешаться с ней.
  Но на то они и молодые люди, чтобы тоже не зевать. Хотя куда им тягаться с чёртом! И пока они, отнюдь не запоздало реагируя и почёсывая синяки на лбах, выбирались из машины и догоняли человеческую стаю, до их ушей донёсся знакомый ехидный голосок чёрта, зазвучавший громовыми раскатами из невидимых динамиков:
  - Вот она. Берите её. Распните её. Она понесёт веру в Христа, ей не будут чужды человеческие ценности, она поверит в Бога, а не в Дьявола. Не жалейте её, люди, к процессу всё готово. Двух других участников можете выбрать на своё усмотрение. На их роль годится каждый из вас, - и кинул девочку в угодливые руки палачей, которые под усиленной охраной пробирались к месту казни.
  Казалось, никто не заметил, что перед ними маленький ребёнок и, уж тем более, никого данный факт не взволновал.
  Главное слово - слово, поймавшее подходящий момент, адресованное подходящей аудитории и созвучное с мнением толпы, что кто-то в чём-то всегда виноват.
  Впрочем, толпе периодически просто необходима хорошая встряска - разрядка и снятие стресса, накопленного за годы и десятилетия существования в качестве единого существа-монстра, пресмыкающегося пред другими существами, более сильными и удачливыми монстрами, жаждущими, чтобы пресмыкались перед ними.
  Извиваясь и следуя изгибам ландшафта, ползёт к месту казни тысячеголовая гидра, и подсознательное вожделение каждой её головы безотчётно вносит разрушительный вклад в непомерные амплитудные размеры явления, ставшего в одночасье резонансным, принимающего форму сверхсознательной значимости и усиливающегося до коллапса.
   Гидра одурманена наркотиком собственного бессильного величия, когда неосознанное слепое действо одерживает верх над единичным разумом и ставит под сомнение ценность разума коллективного.
  Поэтому толпа не захотела упустить своего шанса и приняла активное участие в поиске двух недостающих актёров, ринувшись на их поимку, как изголодавшийся кидается за брошенной ему заплесневевшей коркой хлеба или собака - за обглоданной начисто костью.
  Естественно, случились потасовки. Но это мягко сказано. Случилось столпотворение. Каждый старался опорочить и изобличить соседа, родственника, знакомого, да что греха таить, каждого, кто находился рядом, в неких умышленных и неумышленным злодеяниях.
  Хуже всех пришлось тем, против кого ополчились целые группы людей, которые без церемоний, хватая за что попало, тащили бедолаг к месту казни. Кто поувёртливей - пытался выбраться из массовки, чтобы бежать прочь, дабы не распрощаться раньше времени со своей единственной жизнью.
  Пыльный удушливый воздух наполнялся клочьями одежд, клоками выдранных волос, фонтанами потных брызг, и ни с чем не сравнимой утробной тошнотворной вонью, - адская смесь кружилась на нестерпимо жарком суховее.
  
  Удобненько расположившись на одном из крестов, наш хороший знакомый чёрт, потирая от удовольствия руки, наслаждался зрелищем и не мог не выразить одобрения и восхищения происходящим, подбадривая толпу задорными выкриками и указывая на тех, кого ещё следует поймать и доставить:
  - Так его, так, лови. Держи вон того. Куда бежишь? Всё равно не уйдёшь от правосудия. Поглядите-ка, люди добрые, он не виноват. Все так говорят. Все ни в чём не виноваты. Только Дьявол один во всём виноват. Не зевай, висельников шибче поставляй.
  В результате к месту казни доставили не как того требовалось по сценарию ещё два претендента на распятие, а около трёх сотен. Полуживых от страха и полумёртвых от побоев, их сложили штабелем по обе стороны от крестов, не зная, что дальше делать.
  - Эх, люди, люди, и всё-то вам расскажи и покажи. Предлагаю их всех скопом отправить на костёр...
  При этих словах пленники, которые ещё могли что-то соображать, дружно застонали.
  - Только дров маловато. Не хватит... - чёрт кивнул на три креста, - да один из них нужно использовать строго по назначению. Я хоть и дьявольской породы, но слово своё держу, поскольку Самому обещался.
  Подняв указательный палец правой руки к небу, объявил:
  - Представление начинается. Выбирайте из кучи двоих самых дохлых и вперёд.
  
  
  Глава 11
  
  
  Всю предыдущую главу Ирина с Павлом бежали вслед за движущимся к месту казни чудовищем.
  Услышав призыв чёрта - он специально прокричал для наших героев ещё и на русском языке, - насторожились и остановились, почти наткнувшись в группу людей, которые никуда не спешили, стояли, мирно беседуя. Их стерильно белые одеяния разительно отличались от серо-коричневой со всевозможными оттенками одежды толпы.
  Чужую речь Павел с Ириной разобрать не могли. Машинально опустив руку в карман, Павел извлёк две пары наушников и мятый листок. Воткнув в уши мягонькие синенькие пластмассовые шарики, супруги, вырывая друг у друга инструкцию, начали знакомиться с принципом действия хитроумного устройства.
  Всё оказалось достаточно просто. Вынув наушники и придав им указанную в перечне форму, вставили их снова. И чудо. Каждое слово стоящих рядом людей стало доступно для понимания. Причём появилась возможность разговаривать на арамейском языке, что они осознали, неосознанно шевеля губами в такт говорящим.
  Привлечённые странными манипуляциями с листком из невиданного материала и синими шариками, люди в белоснежных одеяниях в свою очередь обратили пристальное внимание на странно одетых чужестранцев. От группы отделился белобородый постарше.
  - Кто вы, чужеземцы? Не вас ли ищут в качестве недостающих претендентов на распятие.
  От такой шутки у Ирины и Павла уже не первый раз за сегодняшний день на дыбы встали волосы, и не только на голове, тем не менее, они попытались улыбнуться в ответ, несмотря на холодный пот, градом потёкший по их лицам. Хотя, если приглядеться внимательней, это зафонтанировали горячие потоки гейзеров - давал о себе знать полуденный зной, но только теперь супруги осознали, как нелепо смотрятся в осенних куртках.
  Скинув куртки и свитера на землю, остались в хлопчатобумажных рубашках, засучили рукава. Ирина расстегнула верхнюю пуговицу. У Павла верхние пуговицы отсутствовали.
  Люди в белоснежных одеяниях продолжали удивлённо наблюдать за их действиями, разглядывать странную одежду, от недопонимания раскачивая головами:
  - Кто вы, чужеземцы?
  Повторил свой вопрос видимо тот, кто считался старшим не только по возрасту, но и по каким-то иным критериям, вникать в который ни Ирине, ни Павлу не хотелось.
  - Мы родители девочки, которую чёрт отдал в руки палачей.
  Смысла утаивать правду не было, и ещё теплилась надежда на чью-нибудь непредвиденную помощь.
  - Что? Какой чёрт? Какая девочка? Что вы имеете в виду?
  Люди в хитонах и лёгких накидках заговорили вразнобой, подозрительно поглядывая на молодых людей и в открытую подозревая их в сумасшествии.
  - Вон он, сидит на кресте. - Павел сделал ещё одну попытку объяснить ситуацию, но его опять не поняли.
  Так и не выразившись в словах, просьба о помощи застыла на губах несчастного отца. Под настойчивым взглядом супруги, готовой впасть в истерику, он всё же решил пойти в наступление:
  - Что у вас здесь происходит? Казнь? Кто виноват и в чём? Мы приезжие и поэтому ничего не знаем.
  - Как вещал оракул, родился на Земле сын Божий, которого его отец, Всевышний, назначил на распятие и нам, Людям, выпала почётная миссия осуществить Его волю. Это здесь сейчас и произойдёт.
  
  Слух и зрение у чёрта, как известно, острые. А желание подслушивать и подглядывать, чтобы быть в курсе всех событий одновременно, обострено и беспредельно.
  Пока приговорённых готовили к распятию, его дьявольское Высочество заинтересовалось, что поделывают привезённые им подопечные, о чём так увлекательно беседуют с местным населением.
  - Во народец. Всё-то он переврёт. Искажение фактов налицо.
  Обращаясь в никуда и ко всем одновременно, вопрошал:
  - Что толку, что Христа распнёте? Каким уроком это послужит для вас? - И ответил сам себе.- Понял, понял, для острастки, чтобы пикнуть не смели о своих правах. Примерчик - с для сильно правильных. Да и народец позабавить. А то от непосильного труда, гляньте - ка, с ног валится и зрелищ требует, раз хлеба не дают. Прямо - таки не Бог - творец, а мой Отец.
  Случайно обнаружив в себе поэтический дар, нечистый захихикал, на сей раз от удовольствия, решив при удобном случае похвастаться перед своими сестрёнками и вызвать зависть у своих братьев:
  - Они хоть и старшие, но я их переплюнул. Какой талантище пропадает. Думаю, не всё потеряно. Эх, зарулить бы сейчас в соседнюю преисподнюю. Там такая сладенькая пышечка варится...аж слюнки потекли. Вот я к ней со своей рифмочкой и подкачу. На этот раз не откажет, смилостивится над несчастным влюблённым.
  Поймав руками свой некстати вылезший из штанов хвост, попытался затолкнуть его обратно. Потратив немало усилий, плюнул и оставил хвост в покое в надежде, что в процессе казни всё само собой уладится.
  - Да я за вас своего выпавшего волоска пожалею, а Всевышний, видите ли, сына отдал им. Нате-ка, выкусите. Не было такого и не будет.
  Погрозил толпе кулаком:
  - Сами всё выдумали. Христос лично напросился. Мог бы действовать по-иному, не в ущерб себе, да нет же...Думал, так лучше будет всем, а оказалось - как всегда никому ничего не надо...
  
  
  
  Глава 12
  
  
  Новорожденный закричал слишком громко, да так, как ещё до него не кричал ни один только что появившийся на свет Божий. Достаточно крупный младенец вопил не переставая. Что-то было с ним не в порядке, о чём сам он поведать никому не мог, а окружающие ничего не могли понять.
  Там не менее, роженица, молодая мать Мария, вздохнула с облегчением. Первая беременность оказалась, как стало заведено со времён Евы, тяжёлой. Первые роды - о...услышав басок сына, она о них сразу позабыла. Мучения остались позади. Малыш получил свою первую порцию молочного продукта, и, несмотря на его крики, раздающиеся над самым ухом молодой матери, Мария задремала.
  Назвали Иисуса по первым звукам, которые Мария любила напевать, поскольку так общались её любимые птицы - ястребы.
  "Ии, Ии, Ии...", - вспомнилось семейное предание, по которому пра-пра- и ещё много раз прадеду ястреб помог добраться до дома, принося голодному путнику то ящериц, то мышей, которых истощённый человек, откинув всякую брезгливость, ел полумёртвыми.
  Ястреб пикировал вниз и на ходу кидал добычу полуживому, еле влачившему босые израненные в лоскуты ноги, человеку.
  Вольная птица сопровождала путника всю дорогу, оставляя его ненадолго брести в одиночестве, чтобы самой поохотиться. И только когда впереди показалось поселение кочевников, а на помощь упавшему человеку бросилась пожилая женщина, прокричал на прощание трижды: "Ии, Ии, Ии" - и скрылся из виду.
  С тех пор ястребов в семье чтили. Мария заранее придумала два имени: для мальчика и для девочки...
  Маленький Иисус лежал рядом со спящей матерью, чего-то требуя и требуя настойчивым криком. Поэтому сон Марии был недолгим. Проснувшись, она снова приложила сына к своей полной смуглой груди и кормила его долго-долго до тех пор, пока он, наконец, не уснул, убаюканный пением матери: "Ии, Ии, Ии..." и пухлой коричневой соской.
  
  На заре пришли пастухи и. По обычаю, принятому в ту давнюю пору, осчастливили новорожденного дарами, теми единственными, что они всегда имели под рукой.
  
  Споря со временем, быстро бегут полноводные реки, наполняя собой предназначенные для них русла, подмывают берега, осиливают перекаты, петляют и сокращают себе путь, прокладывая новые русла.
  Медленно восходит солнце, но почему-то, глазом не успеваешь моргнуть, как опускается оно на дно неведомого колодца - ещё один день прожит.
  Быстро бегут года. Не поспеть за ними ни одному смертному.
  Быстро проходит жизнь, уступая место непознанному.
  Прыгает маленький мальчуган, носится как угорелый, вдруг и внезапно замечает в себе возрастные изменения - он уже юноша и нужно бы сменить темп на более степенный. Вот бородка намечается, едва уловимо щекотит нежную ладошку премиленькой ласковой девочки Марии, когда она треплет по щеке своего возлюбленного. Мария мать и Мария возлюбленная. Мелодия имени любимых и любящих женщин ласкало слух и умиротворяла Иисуса.
  Подросший юноша, как и его отец, Иосиф - назаретянин, занялся плотницким ремеслом. Работа спорилась. Иисус подавал надежду на возможность стать со временем высококлассным специалистом и вносить лепту повесомей в доходы семьи, глава которой был старше жены - красавицы на двадцать лет и двадцать зим.
  Почему Мария вышла за него замуж, о том может поведать только она сама, если захочет, но в её планы не входит расставание с этой тайной. Поэтому нам придётся умерить своё любопытство и вернуться к её сыну, спешащему на свидание со своей возлюбленной.
  
  
  
  Глава 13
  
  
  Утомившиеся за день тени ложатся на землю, сладко вытягиваясь во весь рост.
  Под раскидистой смоковницей благоухающая девственностью прелестная рукодельница Мария нетерпеливо теребит узорчатое кружево нового розового хитончика, в предвкушении чувственных ласк завязывая как можно туже тоненькие шнурочки на своей маленькой непорочной груди. Все украшения девушка предпочла оставить дома, чтобы в порыве страсти суженый не порвал и не погнул их ненароком.
  Чу! Скрип его обуви и свойственный только Иисусу неровный шаг она узнала издалека. Юношу ещё не видно, но девушка уже слышит его приближение.
  Вспыхнули щёчки, мурашки побежали смешливой щекоткой, дыхание стало прерывистым, чаще застучало сердечко. Как Мария любит эти секунды, в которые влюблённая девушка точно уверена в приближении того, кого ещё не видно, но слышно.
  Облокотившись на ствол дерева, усыпанного фиолетовыми плодами, прикрывает Мария опушенные густыми ресничками карие глазки.
  Не знаю, смущать ли читателя описанием долгожданных поцелуев возлюбленных или предоставить самому вспомнить или ощутить на своих губах сладость и томление первой любви.
  Не знаю, смущать ли читателя описанием долгожданных объятий возлюбленных или предоставить самому вспомнить или ощутить сквозь лёгкие ткани тело любимого или любимой, прикоснуться к целомудренным изгибам молодости.
  Наверное, смущать не стоит. Лучше предложить один раз почувствовать, чем сто раз прочитать.
  Поэтому опущу интимные подробности, упомяну лишь, что молодые люди достаточно долгое время не могли насытиться друг другом.
  И, как полагается в романах, даже если это мини-роман, всегда найдётся тот ревнивец, который, обуреваемый неутолённой страстью, решит подглядывать и подслушивать.
  К счастью, это не мы с читателями. Это Иуда, сосед Иисуса, чья семья однажды поселилась рядом с его семьёй. Мы не вправе ставить под сомнение тот факт, что, как только девушка выпустила на волю нежные розовые бутоны, умело скрываемые от мужских глаз лёгкой полупрозрачной драпировкой, Иуда сразу влюбился в Марию и завидовал более удачливому сопернику. Не показывая вида и не давая повода подозревать себя в ревности, он с молодых лет лелеял жестокий план отмщения и завоевания сердца юной прелестницы.
  
  После нескольких лет встреч Мария и Иисус обручились. Их родители были не против бракосочетания, хотя поставили условие, что поженятся молодые люди, когда исполнится Иисусу тридцать три года. А до этого Мария последует за ним в великом предназначении, записанном в тех же семейных скрижалях, что и предание о ястребе - на что пошла она без колебания.
  А легенда гласила, что тому, кто родится в семье под Вифлеемской звездой, причём дата была указана с точностью до секунды, предстоит долгая дорога на Север, и что встретят его там посвященные в тайны четырёх стихий люди, и познает он суть человеческую, и понесёт эти знания, и приумножит их.
  Так и поступил тот, кто родился под знаковой звездой. Станет ли она для него счастливой или нет? Попробуем прислушаться к рассуждениям, с которыми нельзя не согласиться.
  Счастье. Дано ли оно людям и в чём проявляется? Может, это кара Господня, поскольку тяжело его бремя и всегда боишься выпустить его, так тщательно собираемое по крупицам, из рук своих.
   Ищешь, находишь, пробуешь поймать, не с первой попытки ловишь...а сможешь ли удержать то, что вольной птицей рвётся из клетки, которую ты для него предназначил. С ужасом понимаешь, что эта клетка - ты сам. И счастью тесно в тебе до той поры, пока ты не поделишься им, выпустив на свободу. Как же добровольно расстаться с тем, что так долго искал, с таким трудом ловил? Но счастью неведомы наши страхи. Оно живёт своими категориями и, будучи лишённое воли, умирает...
  Нет. Долгие рассуждения не входят в рамки данного романа. Оставлю-ка я и их читателям, а сама продолжу повествование.
  
  
  
  Глава 14
  
  
  И последовал Иисус букве писания. Навьючив ослика нехитрой поклажей, двинулись влюблённые в сторону Севера в места, им указанные, на карте кодом обозначенные, разглашать которые права не имели. И длился путь их ни много ни мало, а три года.
  Дошли они до пункта назначения, уставшие, но окрепшие. С милым Рай не только в шалаше, но и в его отсутствии тоже.
  Дружелюбно приветствовали путешественников мудрые старцы Севера. Казус небольшой случился, правда, при таком случае.
  Ожидали одного, а явилось двое. Хотя недоразумение быстро уладили, взяв с Марии подписку о неразглашении до поры до времени информации, которую она познает.
  А когда придёт пора и время - тоже тайна великая, которую даже ей не доверили.
  Потому-то подробности жизни Иисуса в Назарете остались неизвестны широкому кругу его почитателей, что Его там просто-напросто не было.
  Пройдя курс базового обучения и с отличием окончив курс повышения квалификации на должность мессии, покинули наши герои суровый заснеженный район.
  Ждала их нелёгкая обратная дорога, на исходе которой, спустились Иисус и его наречённая к реке Иордан. И приняли они крещение из рук преподобного старца Иоанна, поверенного самого Творца, от имени Его уполномоченного крестить их от лица Его.
  А там апостолы, готовые на лету ловить каждое слово Учителя, подоспели - ровно двенадцать, как полагалось. Пришлось Иисусу жребий между ними кидать, поскольку переодетая в мужское платье Мария негласно предназначалась ему в верные соратники. Иуду по-соседски мимо жеребьёвки единогласно решили пустить.
  Каждый из претендентов на апостольское служение подобрал по своему разумению камень и положил его в торбу у ног Учителя.
  Марии дозволили положить маленькую песчинку, а Иуде - самый большой булыжник.
  Опустился Иисус на колени, запустил руку в мешок, выбрал из них один. Встал, хотел отбросить его в сторону, но передумал и со словами: " Сними камень и откинь его с души своей, как это делаю сейчас я", - протянул его тому, чьим он был.
  И, вскинув мешок на плечи, удалился Иисус с апостолами.
  Но двенадцатый, имени его история не донесла, которому не повезло апостолом стать, камень не выкинул, а за пазуху положил ...злобу затаил. Стал о мести помышлять.
  
  Иуда-то Марию сразу признал, но промолчал. Обуяла тридцатилетнего мужчину любовь пуще прежнего. Думы чёрные вынашивает и место Христа занять мечтает.
  Пристроил Иуда двенадцатого, чтобы не бедствовал, к своему отцу в лавочку - нет-нет, да и подкинет деньжат свыше зарплаты. Разговоры с ним долгие вёл, настроение выяснял. Возьми и угляди, пройдоха, что двенадцатый шибко недоволен и на Иисуса зуб точит.
  Так и сдружились двое, нашли общие точки соприкосновения, стали вместе чёрные думы вынашивать.
  Иисус, не подозревающий о том, что ещё ничего плохого и хорошего никому не сделал, а уже двух врагов нажил, занялся полезными делами. На человечество сон золотой навевать. Но тщательно разученные фокусы почему-то не заладились, поэтому народ такой расклад не устроил.
  Вода как была водой, так и осталась бесцветной безвкусной жидкостью, хотя недостаток в ней испытывался многими повсеместно и радоваться хотя бы стакану живительного напитка - да нет же, ведро подавай!
   Палец протяни - руку норовят оттяпать.
   От трёх хлебов и трёх рыбин вприглядку животы свело.
  Бесноватых не раз и не два подсылали к пророку. Разоблачить их Иисусу не составило большого труда. Сам трюкачеству обучен.
  Истинно больных травами лечил, энергий, которую излучал, не жалея, поскольку знал, как можно пополнить энергетический запас извне, не отбирая у соседа.
  Да добрым словом делился щедро. Настроение поднимал и надежду вселял.
  Хочется уточнить, что Иисуса тогда ещё не называли Христом. Звание Христа появилось после известных событий, до которых мы скоро дойдём.
  Для чего же Иисус с апостолами так старательно пытались внушить человечеству веру в мистические способности мессии? А кто же поверит простому человеку?
  Нет, если доверять, то сыну или посланцу Божьему.
  Если верить, то в чудеса нерукотворные.
  Если надеяться, то на высшие силы. В себя верить или на самого себя грузы ответственностей наваливать как-то непривычно, не принято у большинства людей.
  С чего-то нужно было начать укреплять веру человечества в свои силы. Вот и стал Иисус с товарищами постепенно приучать людей к тому, что он Творцом избран, да на помощь своим отцом к ним отправлен, что, кстати, недалеко от истины - в прозорливости посвящённому отказать никак невозможно.
  
  Проповедь Иисус прочитал. Первой заповедью вынес идею о том, чтобы не поминали Бога-то всуе, то есть, без необходимости, без помощи потусторонних сил попробовав сначала своей головой подумать, своими руками сделать.
  Но не послушались люди и продолжили обращаться по каждому пустяковому поводу к Всевышнему. А тому давно невдомёк, что они от него хотят, сами могут справиться, без его помощи несложно обойтись.
  Настолько люди своими призывами вконец замучили Творца, что прекратил он обращать на них внимание, отгородился надёжной звуконепроницаемой прозрачной стеной, предусмотрев, однако, небольшую форточку - так, на всякий непредвиденный случай.
  Нет-нет, да и подойдёт, посмотрит вниз, вздохнёт и обрадуется, что ничего ему не слышно. Поначалу сердце кровью исходило, глядючи на творящиеся безобразия, потом ничего, привык и переживать бросил.
  Поскольку планета Земля оказалась единственно пригодной для экспериментов с живыми существами, пришлось набраться Творцу терпения и ждать.
  Ждёт терпеливо, какой вариант пересилит: одумаются ли люди и встанут наконец на путь истинный, либо освободит человечество территорию Земли для нового созидания. А вскоре ещё проблема с Иисусом выплывет на поверхность. Зависнет, бедолага, между небом и землёй, и мать его, Мария, слезами горючими изойдётся...
  
  
  Глава 15
  
  
  Но вернёмся к Иисусу.
  Причитал он проповедь. Записали. А читать, кто умеет? Знатные да учёные. Народ послушал, да забыл, а что запомнил, о том и нам неведомо.
  Почему? Да потому, что, после того, как закончил Иисус короткую свою речь, над толпой повисло гробовое молчание.
  Все стояли и обдумывали, конечно, не то, как бы соблюсти пункты наставлений.
  У каждого в мозгу свербила одна и та же мысль: " Он нас ещё и обвинять пытается. В воровстве, например, уличает. Не кради! Откуда ему известно, что я при удобном случае не побрезгую чужим или общественным? Не пойман - не вор! Не дай бог судить примется. Больно уж прозорливый оказался... Вдобавок поучать вздумал. Кто ему на это право дал? Я сам взрослый человек и знаю, как мне себя вести и как воспитывать своих детей".
  И поныне либо не читают, либо читают, да не вникают. А если вникают, то скребут в затылках и протестуют в душе, не на людях, конечно: "Ах да ох. Как же там всё сложно и мудрёно. И не кради, и возлюби, и не возжелай. А если хочется и красть, и желать, и любить неохота??? Как жить?"
  Вот люди, послушав, послушав Иисуса, решили между собой: "Не нужен нам такой проповедник, не нужен нам такой праведник. Не нужен такой учитель и судья. Без него обойдёмся. Всё он лжёт и фокусы показывать не умеет".
  Иуда-то с двенадцатым не дремлют, настроение народное примечают, слухи собирают, высшему начальству в письменном виде анонимки и доносы шлют.
  Больно грамотный был Иуда. Умел преподнести так, что ложь правдой быть не желала.
  В ту пору указом за номером сто девять под угрозой смертной казни запрещались несанкционированные сборища. Разрешение на них, правда, опять-таки, никто давать не собирался. А вокруг Иисуса завсегда толпа соберётся. Неумышленно. Непреднамеренно. Он не жаждет, само собой получается.
  Идёт Иисусу навстречу обездоленный, понуривший голову бедняк. Остановится мессия, заговорит с ним, а голос-то с детства громкий. Прохожие обрывки фраз слышат. Интересно им становится - темы поднимаются больно уж актуальные, долго в сердце хранимые, выплёскивать которые прилюдно страшно и опасно. А здесь никто не боится, никто не таится. Удивительно!
  
  Доносительство в те далёкие времена хорошо поощрялось. Иным счастливчикам удавалось за счёт доносов жить, не бедствуя.
  До самого кесаря недовольство народное донесли. Только какое недовольство сильней - жизнью безысходной, безнравственной или же тем, на кого надежды возлагались, но кто так и не сумел внушить веру в силы собственные и придать мало - мальски цивилизованный облик человечеству - и так понятно.
  На красноречие Иуда не поскупился. Краски сгущал, где нужно и разводил, где следует.
  Но это кесарю на руку, поскольку сам себя к праведникам не причислял и быть таковым не желал. И народ-то нужен такой, чтобы друг дружке горло грызли. Разделяй и спокойненько властвуй - первая заповедь любого правителя.
  Поскольку события происходили на территории римской префектуры Иудеи, отдал кесарь распоряжение префекту: прислушаться к народному гласу, отыскать Иисуса, взять под стражу, пытать и прилюдно казнить. Последний, впрочем, не прятался.
  На первое воскресение, следующее за полнолунием, которое в свою очередь следовало за днём весеннего равноденствия, у Иисуса с Марией назначена была свадьба.
  Будущие молодожёны решили провести её скромно, без обильного застолья и неумеренных возлияний, в узком кругу родственников и друзей.
  До намеченного часа оставалось нет ничего - четыре дня. Иисус отправился приобрести пару-другую бутылочек великолепного красного вина двадцатилетней выдержки, а Мария пошла в кондитерскую - сделать заказ на свадебный пирог с инжиром, собранным с дерева, под которым в юности она со своим наречённым назначали друг другу свидания.
  К вечеру того же дня Иисус не вернулся. Кинувшиеся на его поиски Мария и апостолы от нескольких человек узнали страшную весть - Иисус взят под стражу.
  
  За доносы получил Иуда причитающиеся денежки, но, одержимый жадностью и посчитавший, что выданная сумма для двоих слишком мала, с бывшим в доле двенадцатым не состоявшимся апостолом не поделился.
  
  В среду же после полудня, когда Иисус был арестован, зашла в лавочку, где двенадцатый работал, женщина, что в термополии посудомойкой числилась. Возьми и расскажи - на днях, мол, посетил Иуда питейное заведение и язык развязал, будто бы наследство получил, и что осушил он пару стаканчиков настойки крепенькой, чего за ним раньше не наблюдалось, сластями её угощал...и вообще, как мужчина оказался ничего так себе....Не хуже некоторых хвастунов...И рассыпалась, не скупясь, в интимных подробностях, вертя пышными формами.
  У двенадцатого после долгого воздержания кровь прилила - хвать бабу в охапку и в заднюю комнатушку затащил... Потом уж до него дошло: какое там наследство!
  Покумекав, двенадцатый таки смекнул, откуда денежки, которые потратить на развлечения не жаль.
  Ну и что ему оставалось делать, кроме того, как поздно вечером подкараулить Иуду да избавить мир от двойного предателя? Заколол Иуду кинжалом, в самое сердце по рукоятку вонзил, выгреб из карманов золотишко, и в бега пустился...посудомойка, которой он предложил вместе с ним бежать, отказалась наотрез...
  
  Такие вот события привели к тому прискорбному факту, что очутился Иисус между двумя огнями - между правителями и подчинёнными, между смертью и жизнью, между небом и землёй. Не преступник и в то же время, среди преступников - закон преступивший.
  
  
  
  Глава 16
  
  
  Господь Бог, по собственной инициативе отделившийся от людей звуконепроницаемой завесой, не услышал о том, что на земле против Иисуса затевается. Большую часть времени проводит он, по-стариковски дремля в удобном кресле, укачиваемый невесомым облаком и доносившимся из Райского сада трогательным пением райских пташек. По этим причинам Всевышний и не смог вовремя прийти на помощь своему крёстному сыну, не смог предупредить творящееся беззаконие.
  А внизу народ лютовал.
  - Не нужен нам праведник.
  - Не хотим жить так, как он нам предлагает.
  - Казнить Иисуса. Распять его. Повесить. Четвертовать. Колесовать. Хлестать плетьми до смерти. Кинуть на растерзание диким зверям.
  Каждый старался внести свою лепту в поиске изощрённого сценария лишения жизни ни в чём не повинного человека.
  Поэтому выбор у префекта Иудеи был велик. Остановился он на распятии, как на наименее кровавом способе.
  В отличие от общепринятого мнения, префект не был кровожадным, он был просто жадным. Крови же боялся с детства. Поэтому увидел в распятии два плюса. За процессом можно наблюдать издалека, - ему на руку, а мучения распятого - продолжительное время - и пусть кто-то посмеет упрекнуть, что он о народе не заботится!
  Префект- прокуратор слыл человеком достаточно любознательным, поэтому его решение лично познакомиться с человеком, которого приговорил к смертной казни сам народ, никого не удивило.
  Накануне казни велел Понтий пригласить Иисуса в свои роскошные палаты, где и принял его ближе к вечеру, мучимый головной болью от переедания. Два дня назад состоялся пир в его сиятельную честь и он, страдающий от постоянного несварения желудка, тем не менее, не устоял перед искушением попробовать все блюда, ароматные и сытные.
  Расплата не замедлила явиться. Не видно ни конца, ни края его мучениям. Наслышанный о чудесах, которые Иисус творил направо и налево, прокуратор решил, пока бедолага ещё жив, воспользоваться его уникальными способностями и даже в случае необходимости отсрочить казнь...
  
  С гордо поднятой головой, окружённый сонмом вооружённых до зубов стражников, тащил Иисус через богато убранные покои сковывающие движения тяжёлые кандалы в самый тёмный угол, куда не доносило солнце ни лучика света, где в окружении сладко спящих тигрят, уронив больную голову на грудь, стараясь дышать как можно реже, ожидал его прокуратор.
  
  Лишь коптила одинокая тоненькая свечка - огонёк дрожал, испуганно и сиротливо, предчувствуя свою близкую кончину.
  Слышимый издалека топот сандалий по мозаичному полу, усиленный впятеро гулким эхом, причинял прокуратору ни с чем не сравнимые муки, от чего голова его склонялась всё ниже и ниже, пока нос не уткнулся в колени.
  Дикие полосатые котята, накормленные до отвала, не реагировали ни на что.
  С неимоверным трудом префект превозмог страдания и принудил принять себя подобающую величественную позу. Негоже встречать своих доблестных гвардейцев и гостя неприглядным видом.
  И хотя к их появлению ему удалось худо-бедно распрямиться, взглянуть на пришедших прокуратор смог, когда Иисус со стражниками предстали пред его светлыми очами, затуманенными полутьмой и болью.
  Попеременно то открывая, то закрывая каждый глаз, взмахом руки прокуратор дал охране понять, чтобы его оставили наедине с арестованным.
  Так же громогласно стражники удалились в соседнее помещение, готовые в любой момент прийти на помощь господину, но ещё больше ими руководило желание подслушать обещающий быть интересным разговор.
  Навострив уши, принялись они внимать тихому голосу прокуратора и отнюдь не тихому голосу Иисуса, стараясь не пропустить ни единого слова из диалога, который по замыслу Пилата должен происходить в конфиденциальной обстановке.
  Поэтому лишь благодаря любопытству или любознательности одного самого предприимчивого из стражников, слух и память которого оказались лучше, чем у других, появилась возможность донести до читателя то, что удалось подслушать и впоследствии продиктовать писцу.
  - Послушай, друг мой, - прокуратор умел быть человеком вежливым, - позвольте задать вам несколько вопросов.
  После того, как Иисус отрешённо кивнул, позеленевший от очередного приступа прокуратор выдохнул:
  - Почему, мой любезный, жизнь так непредсказуема, - не дав Иисусу ответить, а Понтий был также человеком достаточно болтливым, поэтому, превозмогая головную боль, цедя звуки через зубы, всё же продолжил свой монолог. - Почему, мой любезный, даже я, занимающий высокую должность, являясь одним из самых богатейших людей современного мира, даже я, наделённый властью казнить и миловать, не могу действовать по своему усмотрению, а должен подстраивать свои желания или нежелания под возможность что-то делать или не делать. Хочу - а не могу. И наоборот. Там, где могу - не хочу...Не хочу тебя казнить, но не могу не сделать этого...
  Замолк, скорее чувствуя, чем видя, как Иисус протестующе покачал головой. Поскольку босой, в сером арестантском хитоне, тряпкой болтающемся на худосочном теле, мужчина продолжал молчать, прокуратор изрёк:
  - Не согласен. Возражаешь, мой милый. А ведь я и впрямь не могу распорядиться твоей участью именно по причине именно моего нежелания противодействовать гласу народа, который подхватил, Бог ему судья, - последние слова прокуратор произнёс шёпотом и чуть громче прибавил:
  - Наш, да поможет ему Бог, досточтимый кесарь. Мы не можем не выполнить волеизъявление народа. На то у нас и демократия.
  Иисус молчал. Не выражая ни согласия, ни протеста, казалось, задумался о чём-то своём, и мысли витали далеко от происходящего.
  - На то у нас и демократия. Хотя это как повернуть и с какой стороны посмотреть. Нам выгодно прикрываться народом.
  Окинув взглядом стоящего перед ним усталого человека, с лицом, обрамлённым спутанными волосами, спохватился. Закон гостеприимства требуется соблюсти:
  - Присядь.
  Кивнул на низенькую скамеечку. Иисус не шелохнулся, погружённый в думы.
  Чтобы привлечь отсутствующее внимание присутствующего человека, прокуратор похлопал в ладоши:
  - Садись же, прошу. В ногах правды нет.
  Скорей машинально, чем осознано, прошаркал Иисус пяток шагов к скамеечке и опустился на неё, поджав под себя отягощённые грузом босые ноги.
  - Да бог с ним, с народом, оставим его в покое. Поговорим лучше о тебе. Да не улетай ты в облака. Рано ещё. Опустись ко мне.
  От невозможности наладить беседу, прокуратор стал грызть ноготь мизинца на правой руке.
  - Знаешь, тебя не один Иуда предал. Мы опросили всех твоих апостолов. Ни один не изъявил желания занять твоё место, дабы сохранить тебе жизнь и пострадать за тебя. На словах все храбрые и праведные, а на деле...- стены закачались от недоброго хохота.
  - Они всего лишь простые люди, - отрешённо выдавил из себя Иисус.
  - Скажи мне, зачем тебе это всё нужно?
  Услышав вопрос, Иисус очнулся от забытья, вопросительно взглянул на утопающего в роскоши человека с позеленевшим лицом, и голос его зазвучал под высокими сводами:
  - Не требуй от другого того, чего не жаждешь, чтобы требовали от тебя. Не задавай вопросов, на которые сам не желаешь отвечать.
  И потекла речь его размеренно и безыскусно:
  - Ты болен. Но сильней боли тебя гложет чувство вины. Ты виновен. Виновен, и знаешь об этом.
  Не обращая внимания на протестующе поднятую руку в перстнях с изумительными, чистейшей воды, гранёными каменьями, Иисус неумолимо констатировал:
  - Ты убил его, да ты его убил. Жестоко. Зачем тебе это всё нужно?
  Глаза прокуратора изумлённо округлялись.
  - К чему тебе роскошь, золото, изобилие, поклонение? Ты пресыщен. Ты разучился радоваться восходом и закатом, ты разучился любоваться несметными богатствами, ты разучился наслаждаться любовью женщин...А ведь когда-то тебе это было не чуждо. Зачем тебе власть? Ради неё ты убил своего собственного...
  Но не дал прокуратор договорить ему:
  - Нееееет. Молчи. Молчи. Довольно. Ты подрываешь устои общественного порядка. Ты подрываешь устои государственности. Не хочу тебя больше ни видеть, ни слышать...Стража, забрать его. Завтра же привести приговор в исполнение.
  Не прошло и полминуты, как префект снова остался наедине со своей болью, но теперь к боли физической прибавилась не испытываемая им доселе боль душевная, и они обе тугим обручем сжали лысеющую голову правителя.
  
  
  Глава 17
  
  
   - Нееееет, - сдерживаемые воинствующими охранниками, в противовес толпе закричали Ирина с Павлом.
  - Даааааа.
  Орала и бесновалась возбуждённая толпа, раззадоренная чёртом, сидящим в каждом человеческом существе:
  - Даааааа. Даааааа. Даааааа.
  Никто не увидел, как прибивали, только слышали. Все увидели, как поднимали на крестах, водружали, зарывали в ямы вертикальные брёвна, которые были достаточно длинны. Зарывали глубоко, чтобы очумевшие, корчившиеся от боли распятые не раскачали свои последние ложа смерти и не свалились на землю, раньше времени лишив себя жизни, а зрителей - удовольствия.
  Никто и не думал расходиться, несмотря на то, что дома каждого ждали дела, голодные дети и немощные старики.
  Обнажённые тела вначале извивались на крестах, блевали, оправляли естественные потребности на виду у толпы. Потом успокаивались, чтобы не причинять себе ещё больших мук. Впадали в забытьё и опять приходили в себя.
  Толпа видела трёх мужчин.
  Наши несчастные родители видели только свою Леночку, плоть от плоти, родимую кровиночку.
  Распятого на кресте ребёнка...
  
  Пошёл дождь. Обильный, проливной.
  Мученики, подтянув повыше грудные клетки и запрокинув головы, открыли рты и жадно глотали льющийся с небес душисто-пресный нектар, восполняя теряемую жидкость.
  Толпа вздрогнула. Вдали послышались раскаты первого грома. Тут же молнии, одна за другой, одна за другой, прицельными ударами обрушились в самую гущу толпы - своры полуживотных-полулюдей.
  Оглушительные залпы децибелов рвали перепонки.
  Ослепительные удары небесных копий палили дотла.
  Природа выражала протест содеянному.
  Трое на крестах, хотя и располагались выше всех, не пострадали. Забыв о муках, с изумлением взирали они со своих высот на повергнутых мучителей, на поле брани между хорошо вооружённой и подготовленной стихией и в одночасье ставшими беззащитными людьми. Нанеся непоправимый ущерб стаду баранов, идущему на поводу у единственного пастыря - собственной натуры, стяжательной, завистливой, лживой и жестокой, гроза отступила так же внезапно, как налетела...
  
  Когда солнце выглянуло из-за нахмурившихся туч, то не поверило своим глазам:
  - Что тут происходило, пока я сладко дремало?
  Горелая земля под слоем седого пепла и запах гари - вот и всё, что осталось от всенародного ликования по поводу торжественного распятия двух воров, чья вина заключалось всего-навсего в том, что нужно было кого-то обвинить в пропаже украшений у одной почтенной загулявшей местной матроны, проводившей свой досуг в питейном заведении, да худого, измождённого, отхлёстанного плетьми, человека, в чём заключалась вина которого, так никто до конца и не понял...
  
  Не лишним будет упомянуть, что, как и предсказывал Чёрт, а они, черти, частенько грешат умением предвидеть будущее, павшие ниц во время непогоды Павел с Ириной неистово молились...молились Дьяволу, и Чёрту, и Бесу, и Сатане, не особо пытаясь отличить один вид нечистой силы от другой,...молились, чтобы те пощадили их, оставили в живых, дабы исполнить предначертанное на скрижалях мудрецов пророчество, о котором знали только Иисус да его наречённая - Мария Магдалена: " И возрадуются камни, и трижды упадёшь ты у Его подножия, и трижды вознесётся в небеса благая весть, и снизойдёт Он на Землю, чтобы подняться над всеми. Но не поднимется, а останется с вами. Но не воскреснет, а не умрёт. И станут поклоняться Мне, который везде и вездесущий. Который не он, и не она, и не оно. Который не трижды, а десятеро и сотни раз единожды един".
  Несчастные родители, пожалуй, единственные, чьи молитвы услышал пощадивший их Дьявол.
  Другие молились Богу, который в данной ситуации, как подготовленный предыдущими событиями читатель уже понял, помочь ничем не мог.
  Только когда выглянувшее из-за туч солнце ощутимо припекло затылки наших героев, осмелились они приподнять головы и оглядеться.
  Конечно, их изумление нельзя сравнивать с солнечным - люди и видят, и оценивают обстановку не так глобально, как небосклонные светила.
  - Ну что, Павел, вперёд.
  Поднявшийся рывком молодой отец семейства ринулся спасать своё мучившееся на кресте дитя.
  Естественно, у него всё получилось. И тем это было более естественно, что уверенность в правом деле удесятеряет силы...
  
  - Мама. Папа. ...
  Навстречу родителям бежала их маленькая дочурка. Позади неё шёл наш знакомый дьяволёнок, в своём истинном облике, за ними торжественно шествовал Сам Всевышний, почтивший землю Своим присутствием, со свитой не успевших ни подняться до его уровня, ни пасть до преисподней Ангелов.
  - Только ради своего ребёнка человек может совершить такой подвиг.
  Ты спас её сына, - Всевышний кивнул седовласой головой в сторону миловидной пожилой женщины, которая, опередив всех идущих навстречу истинному спасителю Иисуса, упала чужеземцу из иного летоисчисления в ноги, рыдая и благодаря одновременно.
  Но Павел на достигнутом не остановился.
  Он спас ещё тех, двоих, которые, к слову сказать, кажется, сей прискорбный факт уже упомянут, распяты были в отсутствие веских причин. Хотя найти последние - для того, чтобы распять каждого, не составляет труда.
  И чудо!!!
  Трое мучеников, которым Природа вовремя пришла им на помощь, заулыбались.
  Чудотворцам, в которых не было недостатка, осталось только немножечко подкорректировать их состояние, довести до нужной кондиции - зарубцевать раны, наладить дыхание, привести в порядок сердечный ритм, кровообращение и произвести прочие священнодействия, призванные восстановить нормальную жизнедеятельность пострадавших органических структур.
  
  - Мама, папа, знаете, где я была? Вы не поверите!
  Не обращая внимания на достаточно непривлекательную картину вытаскивания из тел мучеников ржавых гвоздей и приведения в чувство бывших распятых, малышка заливалась звонким соловушкой:
  - Я у них у всех в гостях успела побывать. На самом верху и в самом низу! Интересно как!
  Леночка подбежала с чертёнку и потянула его за руку ко Всевышнему:
  - Нет. Вы всё-таки помиритесь. Возьмите друг друга за руки и пообещайте, что никогда больше ссориться не будете. Ведь я же согласилась...
  Павел с Ириной, уже в который раз за время происходящей с ними истории, переглянулись:
  - Лен, на что ты согласилась?
  То, что услышали родители, повергло их в шок.
  - Меня зовут не Лена, а Мария-Магда-Лена. И я обещала им остаться. Вам придётся возвращаться без меня.
  Словно извиняясь, малышка склонила свою чудесную головку:
  - Мама, папа, не переживайте. Они сказали, что так нужно. Что так где-то записано. Что так давно решено. А мне жалко Его. Мне Его жаль, всегда было жаль... когда я глядела на распятие, на твой, мама, нательный крестик, я одна единственная искренне Его жалела...хотя нет, не одна единственная, все дети его жалеют, только вам, взрослым, разве можно что-нибудт доказать...Я так хотела, чтобы он больше никогда нигде на нём не висел.
  Девчушка перевела дух и защебетала:
  - И вот ...Ура...папочка, ты у меня молодец. Мамочка - я тебя очень-очень люблю...я вас обоих очень-очень люблю. Но Его я люблю сильней.
  Девочка нежно взглянула на розовеющего на глазах у окружающих внешне невзрачного человека с длинными, развевающимися на лёгком посвежевшем ветерке, волосами.
  Несмотря на правдоподобность произошедших событий без одной метаморфозы обойтись никак было нельзя.
  И вот, под живительными лучами солнца, прекратившего истязать оставшихся в живых свидетелей происходящего невыносимым пеклом и удушьем, Леночка превращалась в ту, которую всегда видят рядом с Христом, в его верную подругу, соратницу и спутницу, в его единомышленницу.
  Едва фантастический процесс взросления закончился, с улыбкой, адресованной всему миру и свету, прозвучали сокровенные слова:
  - Он предназначен мне в мужья. Я и есть та самая Мария, Его Мария. Я вспомнила всё, что мне говорили те, чьи тайны мы с ним разглашать не имеем права. Я вспомнила, почему события сложились именно так, как и должны были сложиться. Из всего, что вы здесь видели и слышали, запомните и передайте людям только одно - он снят с креста...навсегда снят с креста. Он снят со всех ваших крестов!!! Мы исполнили волю Того, который так пожелал ...и ради их детей и внуков...
  Погрозив лукаво изящным пальчиком Всевышнему и дьяволёнку, которые от её лучистого строгого взгляда сразу взялись за руки, добавила:
  - Оставьте нас с Иисусом вдвоём. Мы знаем, что нужно дальше делать...а теперь знают все.
  И как напутствие прозвучал вослед ещё слабый голос Его:
  - Я больше не взвалю на себя крест ничьих грехов. Не носите чужое распятие. А крест? Крест... Никто, слышите, никто, даже Я, несущий свет, не смею загораживать собой обильно польющуюся на Землю Природную Божественную энергию, когда вы исполните Нашу волю.
  
  
  
  Эпилог
  
  
  Старая церковь, где когда-то трудилась во славу Господа семья молодого попа, сгорела.
  Виной тому - Лёнька, с перепугу выронивший папироску, когда с иконы ему улыбнулся и подмигнул поднявший голову распятый мученик.
   Сами собой вылетели гвозди, крепившие Его тело к тяжёлому дубовому кресту, и вознёсся Он, чтобы каждый день опускаться на Землю с рассветом.
  От храма не осталось даже уголька - что не сгорело, рассыпалось в прах. Только закопчённый бронзовый колокол, без единой трещинки, целёхонек, возвышался в самом эпицентре пожарища. Над очисткой благородной отливки дружно потрудилась артель пацанов - добровольцев, возглавляемая Лёнькой.
  Колокол был продан куда-то в область, то ли в переплавку, но, скорей всего, в музей, а возможно, пополнил собой частную коллекцию.
  На вырученные средства приобрели несколько удойных коров и племенного быка - производителя - для председателя колхоза ставшего ещё одной гордостью наравне со старенькой Нивой, возвращённой в полной сохранности с полным баком бензина, новым импортным маслом, отрегулированной коробкой переключения передач и даже с антикоррозийным покрытием кузова, скрывающимся под новенькой краской тон в тон. Это не оценили, потому что не заметили.
  Село приобрело статус деревни. О строительстве нового храма речь не шла. Меценаты любят светиться в людных местах, а не прозябать в захолустье.
  Павел с Ириной пропали. Исчезли без следа, как и предыдущие семьи служителей культа. Чем им ещё заниматься в отсутствие церкви? Ходить с протянутой рукой и просить? Вряд ли они занялись этим делом...
  История, которую они донесли до меня, не пропала . А, может быть, я узнала её от кого другого...
  Разбирая свои старые записи, я обнаружила её в достаточно внушительных размеров почтовом конверте, в котором, в виде плохо читаемом, попала она ко мне. Забрызганные кляксами непонятного происхождения (возможно, кровью, слезами, потом, красками, разноцветными чернилами и чем-то ещё непонятным), разрозненные листики после долгих усилий, однако, удалось сложить в некоей представленной здесь последовательности. А там, где ничего уж разобрать не представлялось возможным, ваша покорная слуга добавила от себя, как и подобает автору художественного произведения.
  Осталось только заметить, что почерк, которым написана рукопись, до удивления похож на мой собственный...давности эдак...позвольте припомнить, с пару десятков лет так будет...
  
  
  Люби, люби.
  Любимой будь.
  С любовью отправляйся в путь
  
  Люби, люби.
  Любимой стань,
  Назло цунами и ветрам.
  
  Люби, люби.
  Любовь дари.
  Собой от зла мир охрани.
  
  Люби того, кто обделён.
  Ему не видно ведь ни зги.
  В его глазах любовь зажги.
  
  И не погаснешь никогда,
  Взойдя на чёрный небосклон.
  Достигнувши вселенной дна,
  Ты безымянною звездой
  
  Люби, люби.
  Любимой стань,
  Над миром распростёрши длань.
  
  Люби, люби,
  Любимой будь,
  С любовью отправляя в путь
  
  Свой свет,
  Свой негасимый свет.
  И не погаснешь миллионы лет.
  
  Люби рассветною порой.
  И в стужу, в нестерпимый зной.
  Люби в рассвет, люби и в тьму.
  Люби, люби себя саму
  
  И тех, кто отражением тебя
  Наш мир, в безумствах всех любя,
  Мир от безумья охранит,
  Придав ему цивильный вид.
  
  Не прибивайте ко кресту.
  На нём давно уже распята,
  Когда собою свет несу...
  И мне не надобно оклада...
  
  
  
  Ноябрь 2015 г.- февраль 2016 г.
  Откорректировано сентябрь - октябрь 2017 г.
  
  
  Автор: Ольга Валентиновна Крюкова
  
  Все права на произведение защищены.
  Произведение предназначено для личного прочтения.
  Все иные действия с текстом произведения только с разрешения и по согласованию с Автором или законными наследниками.
  Цитирование в допустимом Законом объёме, в том числе в вольном пересказе и иной интерпретации - с указанием Автора.
  
   Copyright: Ольга Валентиновна Крюкова, 2019
  
  
  
  
  
  
  
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"