Валек встал рано. Была еще ночь, когда он проснулся, скинул с себя одеяло и, окончательно разбуженный утренней свежестью, спустил ноги с кровати, носками шаря по холодному полу и ища тапки.
Он прокрался по темному и затихшему дому на кухню, наощупь нашел спички, которые лежали на обычном месте. Газ с шипением выходил из трубки, вспышка, очередь хлопков описала круг на камфорке.
Затем голубые зубчики огня чуть опали. Гудящий кран и темная ниша раковины заполнившаяся шумом воды, наполняющий чайник, звяканье крышки, и наконец чайник водружен на огонь.
Время на утренний туалет пошло, и хорошо бы чтоб оно закончилось вровень с тем моментом, когда чайник вскипит.
Поспешая чистка зубов, Вал не поимал, как можно тратить на этот ритуал больше нескольких минут, старательно вычищая несуществующий кариес с эмали. Несколько раз он пробовал бороться с собою, но темперамент и эта радостная спешка приветствия утра все равно побеждала.
Наконец он вернулся на кухню, тихонько притворил дверь и зажег лампочку. Окрыл холодильник, внутренности которого были необыкновенно яркими после темноты. Нашарил масло и со всхлипом захлопнул холодильник.
Вчерашняя заварка, так чтобы дно кружки потемнело, если в нее посветить лампой, налить воды до тех пор, пока звук не станет глубоким, говоря о том что кружка уже полна. Несколько ложек сахара. Отпить, обжигаясь.
Достать хлеб из хлебницы, отрезать кусок, затем полная священнодействия процедура равномерного намазывания масла на хлеб. Именно равномерного, и именно по всему хлебу, не оставляя незаполненных мест - еще один утренний педантизм.
Отчего-то утром такие вот полурефлекторные, привычные действия особенно приятны.
Долгая пауза, прерываемая лишь когда Валек отпивал из кружки еще горячий чай.
Поиск ботинок в темном коридоре на ощупь, взляд на часы - скоро восход!
Еще спящий подъезд, входная деревянная дверь, и наконец холодный утренний воздух.
Подъем в гору по мокрому от росы лесу, полному просыпающихся пичужек.
Вот камень, который казался когда-то огромным. А вот дерево, на которое лазил, обдирая коленки в детстве с приятелями.
Вот на той полянке рыли секреты: ямки среди корней деревьев в траве, прикрытые стеклышками. Вон та расщелина, между двума выступающими из земли камнями, - излюбленное место для костров без ведома взрослых. Почти каждая полянка этого леса хранит какое-нибудь воспоминание.
Здесь прошли почти все игры, долгие летние дни до самой темноты, забывая о еде и сне.
Но чем выше, тем реже камни и деревья пробуждали воспоминания, эта гора, как олимп, и чем выше поднимаешься, тем ближе к неизведанному, чужому и загадочному.
И вот он на лысой горе, поросшей травами, которые больше нигде не встречаются кроме как здесь. Одно время Валек пробовал искать их среди справочников, но потом забросил это занятие, все равно ни на одну из картинок в книжке не была похожа даже обыкновенная трава во дворе, даже трава была совершенно другой.
Чего уж говорить о той, что росла на лысой горе.
Он уселса и стал смотреть на восток. Сначала он увидел блики на вершинах соседних гор, и уже потом узкую полоску бледного света на востоке.
Постепенно свет разгорался, разбрасывая розовые всполохи.
И наконе показался феникс, он неторовливо поднимался над краем земли, его свет ложился на лицо Валека, заставляя кровь быстрее бежать по жилам, сильнее вдыхать свежий воздух утра и запахи травы с высыхающей росой.
Наконец птица взлетела и растворилась в небе.
Валек еще постоял немного, переваривая пережитое, затем повернулся спиной и стал спускаться вниз, когда он подошел к дому - новый день вступил в свои права.