Виктор Семёнович никогда не жаловался на здоровье - при дочке. Не хотел расстраивать Иришку, однако ж возраст время от времени всё же напоминал о себе. Хотя, какой там возраст в пятьдесят восемь лет для офицера в отставке? Всегда бодрячком, свеж, и полон духа для новых ежедневных подвигов. Тем, и отличался Виктор Семёнович от пенсионеров своего возраста, что все посиделки во дворе, и перед телевизором дополнял активным отдыхом: по утрам лёгкими прогулками по извилистым тропинкам в парковой зоне, походами за грибами, и уж самым любимым увлечением Виктора являлась рыбалка. Вот, чем бы не занимался, а это приятное увлечение не променял бы ни на что, абсолютно: ни на что! Более того, Виктора тянуло на природу, к реке словно магнитом. Тут тебе и отдых, свежий воздух, подальше от городской суеты. И, даже в суровую зиму не упускал возможности порыбачить. Не редко его можно было встретить в одной из пригородных электричек с рыболовным снаряжением, и сумкой наперевес в пять утра, в то время, как город едва просыпался выходя из ночной спячки. Никак не понимала Ирина столь маниакального влечения отца. Летом, ещё куда не шло, всё объяснялось отдыхом. Хорошим, здоровым отдыхом, и дачка имелась в двадцати минутах за чертой города, где Виктор Семенович проводил лето с удочкой у реки. Здесь, вдали от суетливого, и грязного Красноярска, где нет машин, и заводских труб, даже дышалось легче. Красноярск, как-никак промышленный город, и держит лидирующее место по загрязнённому воздуху среди таких же индустриальных городов. На лето, отец на даче пропадал с давним товарищем ветераном. Два заядлых рыбака. Ирина навещала их с большой сумкой провизии, чтобы на неделю, а возможно и на две продуктов хватило. Но, зимой: в мороз, сидеть на замёрзшей реке с удочкой, как это часто делал отец, уезжая по утру, и заботливо собранными с вечера рыбацкими снастями - уму непостижимо, удивлялась Ирина. Однако ж, Виктор Семёнович объяснял всё просто: ради запала, спортивного азарта, когда старческая кровь просто кипит в жилах от удовольствия.
- Кто не рыбак, то не поймёт! - говорил он дочери.
Ну, действительно не скучать же в четырёх стенах квартиры, как большинство соседей пенсионеров, которые ограничили себя бессмысленными посиделками во дворе, да походом в магазин, или за пенсией на ближайший почтамт: вот, почти весь список развлечений статистического российского пенсионера. Но, как не крути, время от времени, хоть и хорохорился Виктор Семёнович перед дочерью о незыблемом здоровье, и всё же, то в пояснице стрельнет, то давление подпрыгнет, да так, что лёжкой растянешься: вот, как сегодня, когда дочка забежала проведывать отца. Виктор стойко укрывал своё плохое самочувствие, но от Иринки разве скроешь? Врать, как то дочери, вроде как зазорно. Тщетно, разложенные на журнальном столике второпях таблетки, не давали не единого шанса утаить.
- Ты это... дочка за меня не переживай, ерунда, что-то с утра голова, как чугунная, ни как магнитный день, бывает... - как, можно непринужденно сказал Виктор выдерживая стойкое спокойствие перед Ириной, ещё чего девчонку напугает.
- Пап, давай тётку Нину позову.
Нина: соседка по лестничной площадке. Ранее, когда мама Ирины находилась в здравии, общались часто семьями, но время пролетело не стало мамы, да и у соседки мужа так же не стало, а дети разлетелись. И, всё же изредка Нина навещала Виктора Семёновича, добрые соседские отношения никуда не делись.
- Ещё чего надумала, - взбунтовался Виктор, - ты меня за кого держишь, что я сам не справлюсь, беспокоить человека по пустякам. Я вон, уже и таблетку от давления выпил не одну, и вообще, мне уже стало легче.
- Так, я вижу, - развела руками Ирина, - бледный сидишь! Того и гляди... как бы скорую не пришлось вызывать.
- Ириш, ты только за меня не переживай, что-то и вправду в последнее время давление скачет. А, я сегодня с Вадимом собирался с утреца махнуть на рыбалочку!
-Твой Вадим лет на десять тебя моложе, у него таких проблем со здоровьем ещё нет.
- Тоже, скажешь: на десять, - по-детски, наивно улыбнулся Виктор, - я ж, это... пятьдесят второго года, а он пятьдесят девятого?! На се-емь, - протянул Виктор, и поднял указательный палец к верху, чем вызвал у дочери усмешку:
- Оба красавцы! Как хорошо, что ты вовремя одумался, и тебя не прихватило на твоей рыбалке.
- Мне бы Вадим помог, - быстро ответил он.
- Ой, папа! Вот, ты всё шутишь, а я за тебя переживаю, каждый раз как ты уезжаешь на рыбалку. И какая сила вас тянет на лёд? Больные вы какие то вместе с Вадимом. Ну, это правда, - улыбнулась Ирина, - Пап, ну серьёзно тебе говорю, какая рыбалка зимой? Вот, настанет лето, поедешь на дачу, и будешь своих окуней ловить днями, и ночами вместе с Вадимом, да и мне спокойнее будет...
* * *
Ну, что тут ответить? Возражать дочери Виктор не стал. Ни к чему это. Ириша права: зимой, рыбалка становилась, как никогда экстремальной; вот, это чувство экстремального, и пробуждало в нём азарт, а с таким старым товарищем, как Вадим: всё, ни почём, любые трудности. Верным товарищем, в прошлом: военным соратником, судьба, как говорится свела - вместе служили в одном гарнизоне, попали в "горячую точку", и так сложилось, что обязан он товарищу - жизнью, но об этом военном эпизоде Виктор не любил откровенничать, и уж, тем более Ирина не могла знать всей правды: война не мать родная. И то, что пришлось вынести отцу, выдержать все невзгоды свалившиеся на плечи молодого лейтенанта недавно окончившего военное училище, а уже спустя пару месяцев на своей шкуре испытать трудности военного ремесла. Увидеть своими глазами: боль, кровь, смерть товарищей по оружию, и не оправданную жестокость врага, и всё то, к чему его так усердно готовили в стенах военного учебного заведения офицеры наставники; и всё то, с чем придётся жить, и адаптироваться к мирной жизни, по возвращению на Родину. Там, где течёт мирная жизнь, где нет стрельбы, и люди спешащие по своим неотложным делам, не догадываются, что там, за несколько тысяч километров от их спокойного города умирают от обстрелов мирные люди, погибают наши ребята, которым многим не исполнилось и девятнадцати лет. Всё, это в прошлом, лишь память, словно старая заезженная киноплёнка, снова прокручивает кадры из той афганской жизни. С таким товарищем, как Водим, не то, что на рыбалку: огонь, и воду готов пройти, и отдать жизнь за товарища, как он, когда то уберёг его: командира, молодого офицера от неминуемой гибели.
* * *
Отец действительно не любил рассказывать Ирине о своём прошлом, никогда. Кичиться о военном времени, там где гибли люди, пахло кровью - это не про него, лишь старенький альбом с чёрно-белыми фотографиями в книжном шкафу напоминал о прошлых военных годах отца, когда в 1981, молодым лейтенантом попал в Афганистан: выполнять интернациональный долг. На фото улыбающиеся лица молодых ребят, они ещё не воспринимают всерьёз войну, а как некое приключение достойное настоящих мужчин.
Через полгода службы, колонна лейтенанта Парамонова из трёх "Зилков", и под прикрытием двух бронетранспортёров, попала под мощный обстрел. Моджахеды караулили колонну. Первый, ведущий "БТР" подорвался на подложенной мине. Ребята сгорели живьём, так и не выбравшись из пылающей машины. Бандиты ожесточённо били огнём со склона, не давая ни единого шанса бойцам перегруппироваться на открытой, узкой дороге меж скалистых выступов. Завязался тяжёлый, смертельный бой. Техника шла с продовольствием в гарнизон, и сопровождавших колонну бойцов застигнутых врасплох, в первые минуты нападения бандиты ликвидировали. Многие из молодых бойцов были серьёзно контужены, и уже не могли оказывать сопротивления. В "ЗИЛок" лейтенанта попала радиоуправляемая фугаска: вспышка, резкая боль, больше Виктор ничего не помнил. Очнулся в госпитале, когда молодая медсестричка заботливо перевязывала разорванное осколком плечо. Позже, лейтенант Парамонов узнает от военного врача, кому обязан жизнью. Его спаситель лежал в соседней палате, с сильнейшими ожогами лица. Сам же Виктор отделался контузией, не считая рваных ран на теле.
Вадим Кудряшов, так звали двадцатидвухлетнего пацана: новобранца отслужившего до рокового часа четыре месяца в гарнизоне. Тот, что бросился к машине объятой пламенем, и сумел под обстрелами, и петляющими пулями вытащить своего командира, прежде чем "Зилок" рванул от очередного попадания снаряда. В тот день, много факторов сложилось во спасении Виктора. Бой, мог бы стать последним, если б не подоспевшая "вертушка" снявшая бандитов шквалистым огнём с вершины. Оставшихся в живых солдат доставили в госпиталь Анкары, среди раненых находился и лейтенант Парамонов.
Вадима, через пару месяцев лечения, военным бортом отправили в "Советы", где он проходил курс реабилитации в одной из военных больниц. На этом, его служба закончилась. Виктор, пройдя курс восстановления вернулся в гарнизон, продолжил службу вплоть до 1987 года.
В 90-х годах, когда Советские войска покинули территорию Афганистана, Виктор Семёнович служил в "Уральском военном округе", а затем в звании майора перевёлся в Красноярск, куда и прибыл вместе с семьёй. Получил служебную квартиру, обосновался. И жизнь военного офицера понеслась со своими житейскими хлопотами, и трудностями.
В 1994 году, дочке Иришке исполнилось четырнадцать, когда непредвиденная встреча с Вадимом Кудряшовым состоялась здесь, в городе Красноярске. Последний раз Виктор видел этого молодого бойца в Анкаре, с туго наложенными повязками на обгоревшем лице. Парень слышал лишь его голос, и не мог видеть командира, и даже сильно переживал, что ему не суждено больше видеть собственными глазами белый свет. Тот, короткий разговор врезался Виктору в память. Молодого лейтенанта восхитила выдержка солдата, он был невероятно польщён силой духа, и отъявленным мужеством простого мальчишки. Если бы он только знал, каких усилий потребовалось рядовому Кудряшову достойно держаться перед командиром, даже в такие тяжёлые минуты. С тех пор пролетело много лет. И вот, как-то в одной из местных газет вышла статья, которой Виктор изначально не придал особого внимания. Тема о войне в Афганистане, всегда затрагивала за живое, как личное, пережитое. Статьи, а так же репортажи, и ранее, но не так часто, и всё же появлялись в информационном поле.
Очерк на всю газетную страницу, так и назывался: "Забытые Родиной". Вкратце излагалось суть статьи в отторжении обществом существующей проблемы ветеранов военных действий в Афганистане. Как оказалась, военная тематика: о сложных проблемах с которыми столкнулись участники военных действий, попросту не интересовало людей. Кроме тех военных ветеранов прошедших весь этот ад, и их семей. По сути: после распада СССР в стране с новым укладом "афганцы" являлись брошенными нашим государством, и жертвами абсолютно безразличного, эгоистичного общества к трагедии, и их семьям, всех тех людей, кто остался на обочине судьбы в мирное время наедине со своей бедой.
За десять лет войны погибло около пятнадцати тысяч советских солдат, и это не считая раненых, и искалеченных вернувшихся на Родину. Изувеченных судеб не пересчитать. Статистика ужасна, однако ж в сознании людей: война - это что то посредственное, прошлое, из книг и телевидения несомненно страшное, но где то там, не здесь, не с ними. Тяжёлые испытания, которые вынесли ребята на чужой земле, оказались никому не нужными, напрасными жертвами. Об этой войне пытались умалчивать, считая её политической ошибкой. Не слишком ли дорогой ценой молодым ребятам, и боевым командирам - офицерам пришлось заплатить за политическую ошибку?...
Виктор пробежался взглядом по статье, и обнаружил, что ему знакомы события, описываемое место, и один из героев этого очерка, о ком собственно и шла речь. Вырванные из контекста предложение: "... в том бою, рядовой Кудряшов получил сильнейший ожог тела, и чудом уцелел, спас командира, и боевых товарищей...". Виктор незамедлительно связался с редакцией газеты. Корреспондент, молоденькая девчушка, сразу согласилась о встрече. Виктор был удивлён, серьёзный очерк, информацией которой надо отлично владеть, чтобы правдиво написать: "Война в Афганистане" довольно серьёзная, и трепетная тема. Всё объяснялось довольно просто - Наталья, так звали журналистку давно увлечена военной тематикой о которой пишет свои статьи в прессе, и не плохо владеет. Ранее из под её пера выходили очерки о Великой отечественной войне, интервью с ветеранами, о их военных доблестях, и сложившихся судьбах в мирное время. С Кудряшовым журналистка встречалась несколько раз, и тем временем как собирался материал, и до редакционного выпуска статьи в номер прошёл период не менее в пол года. И, всё же, она обнадёжила Виктора: все номера, и связи с героями очерка она сохранила. Так, адрес своего военного соратника оказался руках.
Стационарный номер телефона отзывался длинными отбоями, по-видимому был отключен, и в первый день, и в последующие Виктору, так и не удалось дозвониться, и по указанному адресу у полуразвалившейся общаги он оказался поздно вечером в надежде повидаться с Вадимом. Черненные стены, заваленные проходы разным хламом без того узких коридоров общежития создавали унылое зрелище. Среди всего этого хлама, валялись бутылки, пачки от сигарет и окурки. Голимая чернота, и бытовая грязь годами копившаяся бросалась в глаза. Одна сохранившееся лампочка рассеивала тусклый свет на весь длинный коридор, и жуткая подвальная вонь от сырости, и плесени. Дверь в квартиру оказалась запертой, и на все попытки достучатся, так никто не отворил, лишь молодая девчонка на весь шум учиненный Виктором вышла в бордовом халатике с сигареткой в зубах, и сообщила, что мол стучатся бесполезно: "Вадим беспробудно выпивает, или как обычно, болтается где-то с дружками, или лежит в квартире в полном дурмане. Вариантов по которым за дверью стояла тишина: уйма. С женой развёлся, алкаш-алкашом - поведала девица с неким сладострастием в лице".
- И, давно он живёт один? - поинтересовался Виктор.
-Да кому он нужен, алкаш! - надменно хмыкнула девчонка, и стряхнула пепел от сигареты на пол - всё просрал. Надюха от него сбежала ещё года три назад. Хотя, изредка навещает его. Наверно жалеет!..
Виктор долго раздумывал перед запертой дверью, с надеждой постучал ещё раз, прислушался: за дверью всё та же тишина, лишь голоса жильцов глухим шепотом пробивались сквозь стены с разных сторон.
- Мужчина? Мужчина? - раздался голос от куда то с верху, когда Виктор вышел из подъезда, и вытащил из пачки сигарету. Подняв голову он заметил ту самую девушку в окне второго этажа, - да! да!.. Я к вам обращаюсь! - затараторила она, могу дать адрес Надькин, если вам так нужен этот алкаш? Она живёт здесь, неподалёку.
* * *
Найти нужную улицу не заняло много времени, многоквартирный десятиэтажный дом выделялся среди серых деревянных бараков, как и указала девушка. Надя слегка смутилась увидав незнакомца на пороге. Виктор выгладил довольно статно, опрятно; представился, и пояснил цель своего визита. После некоторого раздумья женщина впустила его в квартиру.
- Так, вы говорите знакомы с Вадимом? - Надя разглядывала гостя настороженно, и даже с не скрываемым удивлением. По-видимому женщина навидалась, и знала всех его друзей забулдыг в лицо лично, что наведывались частенько занять деньжат, или устроить пьянку прямо на квартире не стесняясь даже малолетнего ребёнка. А этот странный визитёр, довольно опрятный, аккуратно подстриженный, надушенный лёгким ароматом одеколона мужчина средних лет, никак не вписывался в окружении бывшего супруга, и прежде она его никогда не видела. Виктор рассказал, что связывает его с Вадимом служба в Афганистане, и как он неожиданно для себя наткнулся на рубрику про бывших афганцах, и узнал в лице героя очерка, того самого сослуживца, что когда то в 1981 году спас ему жизнь. Надя выслушала спокойно, тяжко вздохнула:
- Вадим очень изменился, - сказала она сухим, голосом, - в последнее время его трезвым увидеть большая удача. Частенько заходит клянчит деньги на похмелье, но вот уже недели три я его не видела...
Дверь в коридоре щёлкнула, в прихожей загорелся свет. Девчушка с ранцем проскользнула в комнату, неожиданно смутившись на постороннего дядю, неловко поздоровалась, и скрылась у себя в комнате.
- Катя, наша дочь с Вадимом, - пояснила Надя проводив взглядом дочку, - после развода, он попросту дочерью не интересовался. Вадиму гораздо интереснее проводить время с друзьями собутыльниками. Если честно, мне его жаль. Он просто убивает себя, - с досадой сказала она.
После некоторого молчания Надя оставила Виктора, зашла в комнату к дочке, и вернулась:
- У меня есть ключи от его комнаты в общаге, если хотите мы можем сходить?! По началу я частенько навещала его, но затем... его пьянки, сами понимаете.., у меня давно своя жизнь.
- Да, да, конечно, - согласился Виктор, - мне бы хотелось всё же увидеть его, убедится, что с ним всё нормально, поговорить...
- Поговорить с Вадимом? На что вы Виктор надеетесь, он давно не адекватен. Новый день для него начинается с желания: как бы найти денег для выпивки, но его друзья всегда приходят на помощь, - в голосе Нади звучала обида, и сожаление, - он пропил себе весь мозг. Я очень сомневаюсь, что Вадим вас вспомнит вообще, но помочь я вам смогу.
Надя наспех покормила дочку, и накинув лёгкое байковое пальтишко выскользнула из квартиры вслед за Виктором.
Вновь оказавшись у двери в комнату общежитии, Надя постучала:
- Я знаю он дома, - сказала она тихо, - когда мы подходили к дому, в комнате свет горел...
Но, вновь за дверью стояла тишина, ни звука... Ключ в замочной скважине провернулся легко, и дверь распахнулась. Едкий запах тухлятины ударил в лицо. Комната напоминала свалку. Пожелтевший, не раз прожженный матрац, валялся по середине комнатушки заставленной пустыми бутылками, на небольшом столике, грязная посуда, засохшая пища, стаканы, кругом мусор, полная пепельница окурков.
- Вадим собирал всех дружков у себя, - пояснила Надя, - кого он только сюда не таскал! Когда то у него здесь был и телевизор, много вещей по пьяни вынесли дружки.
Надя заглянула в ванную, и вскрикнула. Вадим лежал в уборной, с разбитой головой, без сознания. Здесь не было ни какого криминала, очевидно при падении он ударился об ванну, получил глубокую рассечённую рану головы. Кровь подсохла, и запеклась багровой коркой. Обляпанные пол, и стены в красных разводах, по-видимому он пытался подняться, но не смог. Лицо серого цвета, пульс почти не прощупывался. Надя, как медик по образованию понимала, что жизнь его на волоске, не известно сколько он пролежал в таком положении. Вся уборная была облёвана кровавыми сгустками, а от самого Вадима разило неистово до тошноты.
- Я, так и знала, что этим может всё закончится! Нужно срочно скорую вызывать.
- Надя, подождите! Я сам всё сделаю, где у вас здесь телефон найти? - спросил Виктор.
* * *
Доктор Потапов, не смотря на свой внушительный вес, лёгкой походкой шёл на встречу Виктору по длинному больничному коридору военного госпиталя, приветственно раскинув в сторону руки:
- Витя, - снисходительная улыбка застыла на его лице, он крепко обнял его, - дорогой мой, ну что ж ты пожилого человека, так редко навещаешь?
- Виноват Роман Михайлович, - смущённо ответил тот, - так, уж и пожилой? Вы не плохо выглядите для своих лет!
-Не льсти мне сынок, я старый пожилой человек, у меня такие же болячки, как и у большинства стариков. Ну, а что делать, куда деваться? - всплеснул руками Потапов, - ещё пару лет, и всё на покой. Хватит, хватит, всё! Я как не соберусь, так не отпускают. Да, и сам честно говоря, опасаюсь, на кого я госпиталь оставлю?! Ещё годик, и всё: баста! Точно, всё! - решительно, с иронией заявил он.
С Потаповым Виктор знаком с Афганистана. Это сейчас он заведующий военным госпиталем, а тогда в восьмидесятых годах офицер: медик санитарной части в звании капитана, посланный Родиной спасать раненых ребят. Именно там, в душном Кабуле Виктор стал свидетелем в профессионализме этого невероятно талантливого врача, крепкого духом. И, было чему удивляться. Чего только не повидал Виктор за время выполнения интернационального долга в чужой стране, кровь в жилах застывала. Ужасы войны не передать словами. Оторванные изувеченные тела, что доставлялись "вертушками" попадали на операционный стол к Потапову. Жутко было смотреть на все вещи, что творились в военное время. Многих покалеченных бойцов вытаскивал Роман Михайлович с того света. Никогда Виктор не забудет, когда в часть привезли бойца подорвавшегося на мине, были оторваны все конечности, разорвана брюшная полость. Истекая кровью он находился в полусознании, тяжело дышал, стонал повторяя одно и тоже: "больно... мамочка, милая.... прости..". Медсестра Леночка готовившая к операции прикоснулась к его голове, и прошептала: " я здесь мой хороший, я с тобой ничего не бойся сынок"... и зарыдала сама. Парень умер во время операции, от наркоза не выдержало сердце. Ещё одна смерть, ещё одна мать будет оплакивать сына. И снова самолёт в "Советы" с "грузом-200". "Чёрный тюльпан" являлся не объемлемой частью, той: чужой войны, в чужой стране, где офицеры, и солдаты умирали за чужие идеи политической игры.
- Это очень вовремя, что Кудряшова доставили к нам вчера, любое промедление могло привести к летальному исходу, речь даже шла на часы, - откровенно признался Потапов, - но, пока за его жизнь Витюша я поручиться не могу. Делаем всё возможное.
- На сколько серьёзно?
- У твоего Вадима сильнейшая интоксикация, и истощение организма, - Роман Михайлович невольно повёл плечами, - скажу откровенно, положение крайне серьёзное. Он в реанимации, печень посажена основательно. Нужны ещё дополнительные обследования, чтобы убедиться окончательно в диагнозе. Но, могу уже предположить, что твой товарищ заработал цирроз печени. Если бы не здоровое сердце, думаю вместо того, чтобы звонить вчера мне, когда вы его обнаружили, пришлось бы вызывать сразу "катафалку".
- Роман Михайлович, сделай всё возможное!
- Витя, ну о чём ты говоришь?... С ним лучшие врачи. Учитывая, что он афганец за своих, ты сам понимаешь! Вот, как его угораздило, так свернуть с жизненной тропы.
Виктор попытался что-то сказать, однако ж Попов махнул рукой:
- Да знаю я, знаю! Это просто беда наша, брошенные ни кому не нужные люди, и лишь одно утешение в стакане. Кстати, там его жена пришла, в приёмной сидит, в реанимацию конечно не пустили...
- Бывшая жена...
- Ну, понятно...
* * *
Надя встрепенулась, когда встретила Виктора в больничном коридоре.
- Не знаю, как вас и благодарить за помощь, - глаза её светились откровенной радостью.
- За что Надя?! Мы своих не бросаем. Я Вадиму обязан, вытащить бы его ещё из этой беды! Роман Михайлович сделает всё возможное. Он врач от бога, я знаком с ним ещё с Афганистана.
- Вы не представляете Витя, на сколько я вам благодарна, а меня не пускают, - досадливо поджав губы заявила Надя.
- Я знаю, таковы правила. В реанимацию никого не пускают. А.., вы бы не могли попросить Романа Михайловича, чтобы меня на пять минут пропустили в палату?
Виктор пообещал поговорить с врачом, а затем состоялся откровенный разговор с Надей. Единственный вопрос, который беспокоил Виктора: причина по которой в прошлом участник военных действий, едва не стал жертвой низменных человеческих пороков.
- Вы действительно хотите знать? - Надя смущённо опустила голову, ей совсем не хотелось откровенничать, - у меня нет намерения обманывать вас, и всё же, прошлое так, и так не исправить. Не вернуть, не отмотать назад.., уж простите, если некоторые события я постараюсь не упоминать... - а затем помолчав, неожиданно призналась, - Я никогда не любила Вадима, никогда...
В декабре 1981 года рядовой Вадим Кудряшов поступил в Красноярский госпиталь из Кабула долечиваться, проходить курс реабилитации от полученных травм. Молоденькая медсестричка Надя сразу запала в душу. Вадим по уши влюбился, и каждый раз ждал её появления в палате. Девчонка в медицинском халатике очаровала его своей броской внешностью, и скромным характером. Впрочем и не только Вадима привлекла девчонка, все пациенты мужского отделения ожидали от Наденьки, как её называли - личного внимания. Делали комплименты, мило заигрывали, но медсестричка больше внимания уделяла Вадиму. И вскоре они стали общались довольно близко. Надя откровенно призналась: никогда не испытывала любовных, нежных чувств к Вадиму. Он был ей симпатичен: как приятель, собеседник, умел поддержать разговор на любую тему, откровенно говоря Надя жалела его. Но, жалость - это то чувство, которое к себе не допустит ни один уважающий себя мужчина. Вадим же ожидал совсем другого отношения к себе - взаимности. Он относился к Наденьке совсем иначе. Внутри его зарождалось чувство, которое притягивало, томило. Он испытывал влечение, и каждый раз, когда она в своём белоснежном халатике заходила в палату, он непременно пытался привлечь к себе вниманием, комплементом или шуткой. Ребята, соседи по койкам: смекнув, частенько разбредались по делам, оставляя на некоторое время их наедине.
Вадим в госпитале провёл несколько недель. Она была нежна и ласкова с ним, и ему казалось, что девчонка им всерьёз увлечена. Спустя полтора месяца окончательно сняли повязки с лица. Вадим пошёл на поправку, и после выписки продолжал встречаться с Надей. Он не единожды замечал, как таращатся люди на изуродованное огнём лицо, и всё больше впадал в депрессию. Подорванное здоровье становилось причиной внезапных психических атак от которых спасался лишь одним способом: накатив пару рюмашек.
- Нет, не любила я его, - призналась Надя, - жалела, сильно жалела по-женски.
- Терпели столько лет? - удивлённо спросил Виктор.
- Почти девять лет в браке, - невозмутимо ответила Надя, - терпела, потому что по-другому не могла. Не могла его бросить, не могла смотреть как он мучается. Родила ему дочь, Катюшке сейчас двенадцать!
- И, всё же вы разошлись?!
- Я ушла, бросила его, - надменно сказала Надя, - больше не смогла терпеть. Понимала, что жизнь проходит мимо меня. Он всё чаще стал пить. Эти внезапные его приступы агрессии, поймите Витя...я больше боялась за ребёнка. Он пил беспробудно, шатался чёрт знает где, затем возвращался, просил прощения, и снова депрессия, пьянки... Всё по замкнутому кругу! Я устала... понимала, что жить, так дальше нельзя! Пробовала Вадима положить, подлечиться, но он же все мои наставления воспринимал в штыки! Господи, сколько я с ним перемучалась... И однажды, когда в порыве пьяного гнева он поднял руку на ребёнка, я сказала: всё, с меня хватит! ... Я понимаю, что с ним всё это сделала война, но страх не только за себя, но и за дочку стал превыше гуманного сострадания к больному человеку, и сдалась!.. Он умолял меня вернутся, но я не готова была вновь жертвовать своей жизнью... А, то что стало с Вадимом за время холостяцкого одиночества вы видите сами. Вы меня осуждаете?
- За что?!... нет, - спокойно ответил Виктор, - надеюсь Надя ваша жизнь после всего пережитого наладилась?
- Я вышла замуж во второй раз, и скажу честно: я счастлива в браке, - и, почему то стыдливо отвела взгляд в сторону, - Катюха в отчиме души не чает, да и он: обожает её, как родного ребёнка. Всё, просто замечательно! Моя жизнь наладилась.
* * *
Много раз Виктор представлял, как пройдёт очень значимая для него встреча. Сейчас, он был обязан свернуть горы, но вытащить товарища из лап беды. А опасность была реальная. Не скоро состоялся разговор по душам с боевым товарищем, уже через пару дней, после того, как Вадим оказался в госпитале, подтвердились опасения, и необходима серьёзная медицинская помощь, которую в то время оказать в Красноярске не представлялась возможным: не было необходимого медицинского оборудования. Речь шла о немедленной транспортировке в Москву. Потапов подключил все свои возможности и связи, и добился, чтобы такая помощь была незамедлительно оказана бывшему "афганцу". В Московском военном госпитале Вадим перенёс несколько операций на печень. Состояние крайне тяжёлое сохранялось на протяжении длительного времени, и опасения врачей были не напрасны. И всё же, ему удалось обмануть смерть. Через пару месяцев он уже самостоятельно вставал с постели, выходил в больничный двор подышать свежим воздухом, погреться на тёплом, майском солнце. Постепенно здоровье вновь стало возвращаться, и у Вадима появились свежие силы жить. Он возвращался к жизни...
Спустя пару месяцев в один из июльских тёплых дней 1995 года на квартире у Виктора состоялась их встреча. В свои не полные тридцать шесть, Вадим казался старше своих лет. На много старше. Виктор ни как не мог отстраниться от ложного восприятия, что перед ним мужчина, с уже изрядно обосновавшейся сединой на голове, и глубокими шрамами на лице, что бросались в глаза придавая лицу суровость, вовсе не зрелый человек: лет сорока пяти, или даже пятидесяти, а ещё вполне молодой парень, но изрядно потрепанный жизнью. Лицо его было обезображено огнём, и даже спустя годы уродливые шрамы не исчезли, ярко напоминая о военной службе.
После Афганистана у Виктора всё сложилась не плохо: военная карьера, друзья-товарищи, которые всегда готовы придти на помощь, и конечно же семья, без которой жизнь вообще лишена какого-либо смысла. Впрочем, как и любого человека стремящегося к равновесию, и комфорту. Ради кого он жил: жёнушка - Аллочка, и юная Иришка. Виктор безумно обожал дочурку, и баловал, за что получал порицания: мол, папина дочка. Так оно и есть, дочь внешне, и по характеру походила на папу. Жаловаться на судьбу не приходилось. Он добился всего, о чём мечтал, словом многое, чтобы чувствовать себя счастливым, нужным человеком. А, вот у Вадима, всё наоборот, не сложилось: ни работы, ни друзей, если не считать тех забулдыг, выпивох с кем проводил последнее время: таких друзей иметь, и врагов не надо. Семья, и та распалась. Вся жизнь летела словно под откос.
Пристально смотрел он в глаза Вадиму. Признаться, в его жизни этим событиям не было бы места. Ничего бы не было, пустота. Там, в Афганистане проявись малейшая трусость у того молодого пацана, сгорел бы заживо в кабине грузовика, как его сослуживцы в подорвавшемся бронетранспортёре, и эта мысль Виктора терзала. Виктор Семёнович не любил лезть в душу, не порядочно это, низко. Если, человек настроен на разговор, он и сам откроется. Но, он несомненно хотел услышать от боевого товарища, как же произошло так, что Вадим оказался на обочине судьбы. Признаться, после возвращения из Афганистана Вадим был по-своему одинок: ни друзей, ни товарищей, кому вот так просто, можно открыться, поговорить по душам. Жил словно в вакууме. Эта встреча для Вадима стала настолько важным событием, которая меняла всю его жизнь, до, и после. В своём бывшем командире признал товарища, который не из заурядного любопытства интересовался, а был обеспокоен за его жизнь, и хотел поддержать, помочь. После всего, что Виктор для него сделал, он готов был открыться, словно старшему брату.
- Командир, за эти годы в моей жизни произошло столько всего, - тяжело начал Вадим, - Вот, и сейчас, я нахожусь в некотором замешательстве, словно не со мной всё это происходит: что вижу, разговариваю с тобой. Столько лет прошло... Не думал, что когда то увидимся... Конечно, я тебе благодарен, что ты меня вытащил из этого жизненного мрака...
- Я сделал то, что должен был сделать, - учтиво заметил Виктор, - признаться, я тоже не ожидал, что в Красноярске тебя встречу, если б ни статья в газете, и не попадись она мне на глаза... Поэтому в этой истории есть ещё один человек, принявший участие в нашей встрече... журналистка, которая брала у тебя интервью год тому назад.
- Я действительно благодарен тебе командир, но мне не удобно перед тобой. Ты видел то, что я хотел бы скрыть от чужих глаз, и осуждений.
- Не собираюсь осуждать тебя, - расторопно бросил Виктор, - но, я бы хотел, чтобы ты одумался, начал по другому жить, и никогда не вернулся на прежнюю тропу в никуда.., чтобы наши старания не оказались бессмысленными.
Вадим согласно закивал головой.
- Мерзко всё это командир... Знаешь, так получилось, что не туда дорожка повела. Жизнь засасывает, как в трясину, одно неловкое движение, и вот ты погряз в проблемах из которых вырваться не так просто, а порой и не возможно... После Афгана, всё изменилось. Раны мои зажили, но как видишь, - Вадим провёл по огрубевшим шрамам лица, - я остался обезображенным, и ни куда от этого не деться, ни скрыться, и не сделать вид, что этого нет. Ты не думай командир, я не плачусь перед тобой. Свыкся со всеми своими "боевыми наградами", - досадливо ухмыльнулся он, - уже привык, что шарахаются от меня люди, как от прокаженного. Я был воодушевлён тем, когда мной заинтересовалась молоденькая девчонка - медсестричка... Сразу после Кабула, когда вернулся домой, лёг в госпиталь на восстановление, там мы познакомились, мне она стала уделять больше времени.., и внимания. Надюха мне придала сил. Ну, что говорить: все пациенты находились просто в недоумении, с завистью смотрели на меня... Потому что, все мужики в палате влюблены были в неё поголовно: стройная, молоденькая девчушка в белом халатике, словно ангел навещала каждый день. Но, то что мы хотим воспринять за одно, на самом деле оказывается совсем другим, так уж устроено наше человеческое нутро. Знаешь командир, когда любовь подменяется совсем другим чувством, то это ужасно, и противно, - Вадим замолчал, - там не было чувств, кроме жалости этой милой девочки ко мне, и ни грамма любви. Я же, как кретин был без ума влюблён. Чувство окрылённости не давало мне трезво осмыслить происходящее. Хотя, признаться для восстановления здоровья и сил, то что надо, - иронично заметил Вадим, - самая лучшая терапия.
- Понимаю, так может и не стоит винить её за это, хотя бы за то, что Надеждой двигало благое намерение?
- Я не осуждаю её, но и не хотел бы, чтобы она жертвовала собой. Вовсе не хотел... Так и вышло, когда Надя поняла, что ждёт ребёнка, то назад дороги не было. Вернее был шанс, избавиться от ребёнка, и не ломать себе судьбу. Но, она поступила совсем по другому. Мы расписались, вскоре родилась дочка. Жизнь моя была наполнена приятными житейскими трудностями. Вот, только.., чувство которое с годами совместной жизни грызло меня изнутри, изматывало... Тогда, я начал понимать, что вся моя жизнь строиться на одних иллюзиях. Ну нет у неё чувств ко мне, и никогда не было!.. А самое что противное, с годами она стала меня ненавидеть за сломанную судьбу. Давила эти порождения чувств в себе, но виду не подавала.., я не железный истукан, всё чувствую, любую ложь могу распознать. Моя любовь к ней не остыла. Я по-прежнему сохранял нежность, страсть, а она ко мне тошнотворную ненависть.., каково так жить? ... Подрастала Катюшка. Так и жили, год за годом никчёмно, серо, по разные стороны. Только со временем стал замечать некоторые изменения. Вроде ничего не изменилось. Наши отношения с Надей хуже некуда: как были, так и остались на том же уровне, - болезненно усмехнулся Вадим, - как-то заметил я, что стала она за собой следить, уж очень трепетно, чего раньше за ней не наблюдал. То, шмон бабский наведёт, причёску сделает, то одежонку модную прикупит. Часто стала задерживаться на работе. И, как-то не за что упрекнуть: женщина всё-таки. И начал сам себе докучать, накручивать мыслями, излишни стал подозрительным. А вот, оно как вышло: мои подозрения вскоре подтвердились. Как-то заметил, что Надька вернулась с работы на машине. Подвёз коллега, врач: оправдывалась она. А вот, я с того момента заподозрил неладное, и сильно завёлся, частые скандалы стали привычной рутиной в нашей семье. Надька конечно оправдывалась, кидала упрёки в мой адрес, скандалы закатывала. Отношения между нами испортились вплоть до того, что мы ненавидели друг друга. Вот, как не родные люди стали. Сам понимаешь, ни о каких отношениях и речи не могло быть. Их и раньше то не было. Я сам не заметил, как постепенно пристрастился к выпивке. Её постоянные звонки кому то, частые отсутствия, наводили меня на мысль, что она меня просто дурит, и завела себе мужика на стороне. Тогда то, я решился с ней поговорить серьёзно. По другому я уже не мог жить, всё накипело! В тот день Надька пришла поздно, ссылаясь на то, что пришлось остаться после работы. Ну, я возьми и ляпни, что знаю её работу, и видел с кем она проводит время, и пора поговорить на чистоту. Сказал так, взбесить её, чтобы завязать разговор, не более... Конечно, я ожидал, что она будет отпираться, и устроит очередной скандал. К моему удивлению Надька вся побелела, и разрыдалась... Она могла ничего больше не говорить, и не в чём не признаваться, я и так всё понял. К слову: измена оказалась более чем реальным событием в моей жизни. Сама рассказала, и вытягивать из неё: с кем она, и когда всё произошло не было необходимости, да и зачем мне это? Я же всё и так прекрасно понимал. Только, мне от этого не легче. Между нами за всё то вовремя, что мы вместе, как семья - ещё не было такой стены отчуждения. Я понимал, что меня разменяли, и понимал за что... Пуще прежнего находил в стакане успокоения, и дела не было мне до Надьки: пусть гуляет с кем хочет! Катюху стала настраивать против меня. Дочка ещё подросток, она ничего не понимает, но со слов мамы уже знает: папа плохой. Затем был неминуемый развод. Собственно, всё шло к этому. И, дочь я стал видеть всё реже, и реже. Надька озлобилась на меня, и запрещала мне ведется с дочкой. Хотя, сама заглядывала ко мне в общагу, из-за жалости что ли? Мне её жалость, вот: где!.. - жестом Вадим ударил себе по горлу, - сам не понял, как стал просто бухать по чёрному. Не просыхал. Моя жизнь наполнилась новым смыслом. Обзавелся новыми дружками, которые постоянно приходили на помощь: где занять, и что выпить. Собственно они и растащили всю хату, мрази! И, сам не понял, как опустился, на самое дно... Вот, и вся история командир!
- Послушай меня Вадим, тебе нужно попробовать начать жить заново. Поправляй здоровье...
- Да я ведь не ребёнок, - обиженно перебил его Вадим, - всё понимаю. Не сложилось судьба, так мне ещё повезло! Не на что жаловаться... А, сколько ребят афганцев со сломленными судьбами переносят тяготы жизни? Им каково? Когда с войны возвратились, без ног или рук, с искалеченными душами, каково им жить?! Сколько мужиков с угробленными судьбами скитается на инвалидных колясках, и костылях по подворотням, и вокзалам в поисках подаяния, чтобы пожрать чего ни будь. Как свыкнуться с этой судьбой? И никому они не нужны, никому... кроме матерей. У меня руки, ноги на месте - слава богу, и голова цела, не переживай за меня командир, справлюсь обещаю тебе. Раз уж удалось вылезти, и выжить, ни капли в рот!
- Послушай Вадим, я готов помочь тебе с работой, у нас освободилось одно местечко на военном складе. Кладовщиком: работёнка не пыльная, в тепле, и платят достойно. На пенсию выйдешь раньше... Подумай, и дай ответ!
- Да что тут думать? Командир, буду благодарен, работа сейчас мне не помешает?..
- Вот, и договорились. Можно сказать тебе подфартило. Не подведи, на это место метят несколько претендентов. Сам понимаешь, работа не бей лежачего...
- Да, я хоть завтра готов, - оживлённо сказал Вадим.
- Завтра не надо. Восстанавливайся, недельки две у тебя есть...
Вадим остался благодарен Виктору за неоценимую помощь, за предложенную мужскую дружбу. Он легко влился в круг семьи Виктора. Дочурка Иришка по началу приняла его настороженно. Обезображенное, когда то огнём лицо отпугивало девчонку, но она привыкла, и дядька Вадим стал лучшим другом для ребёнка. Супруга Аллочка безумно его обожала.
Теперь же он часто бывал в этом доме, где ему были рады. Виктор Семёнович и Вадим часто предавались воспоминаниям о службе в Афганистане. Поминая боевых друзей, тех кого уже рядом не было, кто не вернулся с той войны, чьи матери получили сыновей в цинковых гробах. По сути каждый из них прошёл свою дорогу, испытывая боль, и разочарования, и потерю друзей. Это было тревожное, молодое время, где пришлось ни раз смотреть в глаза смерти.
Жизнь Вадима кардинально изменилась. Надя смягчилась, и Катюшка стала частенько забегать к отцу. Дочка для него была той радостью, и огоньком ради которого он каждое утро открывал глаза. Словом, жизнь налаживалась, и обретала некий смысл.