Аннотация: ... невнятный шепот нежных губ и сладкий трепет возбужденья, и к телу, жаждущему ласк, любимых рук прикосновенье ... огонь, сжигающий нутро, прилив туманного волненья, сознанье тает в облаках ...
по картине Бориса Валео "Carissa"
Меня втолкнули в зал, и массивные, в два человечьих роста двери, медленно закрылись за спиной. Своды и стены терялись в уходящем ввысь полумраке, а впереди, то ли на троне, то ли в алькове в свете факелов мои глаза различили нечто неземное.
Она покоила свое божественное тело на подушке. Из-под пальцев правой руки уходила плавная линия бедра, переваливая вершину, что поддерживала цепочку и золотой кусочек стыдливой ткани, и падая вниз, тут же взмывала вверх, к едва прикрытым полушариям маленькой груди. Андра будто бы отдыхала, но её взгляд, холодный и внимательный, был подстать позе, в которой чувствовалась сковавшая недотрогу напряжённость. Лицо без тени улыбки или иных эмоций бесстрастной маской прекрасного овала было обращено ко мне. Если бы не вчерашние воспоминания, я мог бы представить всю группу, а кроме неё там были ещё двое, скульптурными изваяниями. Сандаловый атлет, застывший с надменным величием раба, которому всё позволено, и припавший мордой к самому полу и готовый к смертельному для меня прыжку ягуар. Неподвижность картины нарушал только дым из кувшина с благовониями, лёгкие колыхания теней от светильников и подрагивающий кончик хвоста огромной кошки. Я сделал всего шаг и замер, потому что картина чуть ожила, и это не была живость, которой я желал - зверь чуть приподнялся на задних лапах, оставаясь сжатой беспощадной пружиной.
Три пары глаз держали меня на прицеле, держали в позе готовности ко всему, что угодно. Пот струился по спине, лицу, невыносимо хотелось пить и привести себя в некое человеческое состояние, но животный страх от неизбежности грядущего мгновения привёл тело в ступор, и даже дрожание мышц от неестественной позы, в которой я замер, и поднимаюшаяся боль в позвоночнике не могли меня подвинуть ни на дюйм. Я услышал сначала глухое, затем более внятное рычание. Тара тряхнула ошейником, сверкнув изумрудами, приподняла голову и чуть повела ею к хозяйке, оставляя меня в поле своего зрения. Сохраняя невозмутимое лицо, женщина тихо произнесла что-то. Даже если бы и расслышал, я бы не смог понять. Лишь догадался, что она велела любимице, поскольку та потеряла ко мне интерес, расслабила мышцы и опустила голову на лапы.
Пальцы Андры медленно опускались всё ниже и вскоре достигли того места, куда мои глаза независимо от моего желания, вернее - от нежелания, продолжали косить. Она видела, что происходит со мной, и эта моя беспомощность бесила и странным образом возбуждала меня. И ни присутствие слуги, чьи достоинства превосходили мои, по крайней мере на первый взгляд, ни усмирённая ярость животного, что минуту назад казались мне последним видением в этой жизни, не могли отвлечь меня более от тела моей повелительницы. О, она прекрасно видела, что я испытываю, и не только по моим глазам. Желания повторить то, что происходило вчера, видимо проснулись у нас одновременно. Движения её руки сводили меня с ума, поскольку она дразнила и возбуждала себя так, как знала, могу сделать и я.
А может я преувеличиваю свою несвободу в этом зале? Я задал себе вопрос, чтобы отвлечься, и сделал нечаянный шаг вперёд. Тара напряглась, но не сдвинулась с места, а Крон лишь качнулся с пятки на носок и обратно. Рука Андры медленно продвинулась по золотистой коже живота и как удав стала подниматься в ложбинку, поддела бархатные занавесочки, средним и указательным пальцами охватила коричневатый бугорок. Глаза её чуть расширились и сверкнули знакомой искрой. Мне показалось, там была улыбка.
Далёкая и постоянно присутствующая в этом зале музыка, вернее некая мелодия, выводимая нехитрым набором струн, бубенцов и тамтамов и усиливающаяся периодически глухим протяжным ударом гонга, плыла сверху, наверное отражённая стрельчатыми сводами. Я припомнил, как вчера эта мелодия завораживающе-обволакивающим дурманом поглотила меня, когда не было сил ни думать, ни решать, и разум плавился от страсти ...
... какое счастье иногда в плену у чувств побыть отчасти ...
Это кощунственное по своей сути вспоминание дорогих моему сердцу стихов в этой зале сделало то, что и Тара не сумела. У меня вдруг появился некий отстранённый, не заинтересованный взгляд на хозяйку и соблазняюще медлительные перемещения её руки. Как бы укрепляя свой дух и отгораживаясь от наваждения, я продолжил читать про себя такие любимые, имеющие лишь один посыл строки.
... невнятный шепот нежных губ, и сладкий трепет возбужденья, и к телу, жаждущему ласк, любимых рук прикосновенье ... огонь, сжигающий нутро, прилив туманного волненья, сознанье тает в облаках ...
Этот родной и близкий голос шелестел у меня за ухом или даже внутри ушной раковины. Странным образом консонанс мелодии и стиха начал вновь приводить меня в состояние, от которого я пытался скрыться в чудящемся мне чтении.
... в истоме сладкой растворясь, дарить друг другу наслажденье, познать и взлет, и высоту, безумства с разумом сплетенье ...
... Андра коротко приказала Крону и он, чуть звякнув цепью-поводком, увёл ягуара. Она улыбнулась уже не одними глазами. Её капризно-тонкие губы чуть приоткрылись в снисходительной то ли улыбке, то ли в желании что-то произнести, когда вновь раздался очень низкий, проникающий в нутро и затихающий там где-то под селезёнкой удар колокола, или скорее всего гонга, что я видел вчера на главной площади. Скользящим единым движением, которое невозможно разнять на части, женщина опустила правую ногу на пол, всё ещё опираясь на ложе, и грациозно перенесла центр тяжести фигуры вглубь ниши, будто перелилась из полулежащей статуэтки в сидящую. Голова и шея оставались неподвижными, и вся эволюция произвела впечатление готовящейся к удару кобры. Улыбка и глаза застыли в той последней фазе.
Она чуть подалась вперёд, будто ко мне, волнуя золотые шторки. Эта игра возбуждала её, и видимо ей нужна была моя помощь. Самовлюблённая жрица едва приподняла властный подбородок и неуловимым движением глаз приказала мне приблизиться. Ослушаться я не смел, памятуя свою неволю и то, что я видел вчера на арене. О! Эти коричнево-золотые с искрами глаза, в которых отражались и пламя факелов и моё сведённое судорогой лицо... Кролик стоял на расстоянии вытянутой руки. Казалось ближе я ступить не смогу.
И не пришлось, потому что Андра как бы невзначай потянула занавеску, скрывавшую руку и то, что было за ней, и прогнувшись всей спиной, с откинутой головой, но не сводя с меня глаз, вдруг прильнула на мгновение обнажённой грудью к моим губам. Укус змеи был точен и ядовит, а сладость отравы разлилась по моему телу, заполняя жаром все поры и пространства, что могли отозваться на этот призыв. Мой язык, сухой сначала от жажды, затем от желания, потом от страха, искал мои потрескавшиеся губы, но ... находил лишь шершавый и твёрдый, отчаянно и призывно глядевший на меня бугорок, который в такой близости от глаз казался жерлом вулкана с кратером на вершине. Я различал мельчайшие складки на склоне горы, и даже уловил подземные толчки и клёкот лавы, мне даже показалось, что я воспарил над впадиной кратера, но затем вновь опустился к подножью.
Мелодия владела женщиной, женщина владела телом, а вулкан диктовал свои прихоти. Золотокожая кобра извивалась всё сильнее, и веки спрятали опасный блеск. Руки исполняли свой собственный танец. Что-то вдруг изменилось у меня перед лицом, вулкан взмыл к небу, за ним ушла долина меж холмов, вытекла река из озера, а озерцо стало маленькой ямочкой на плоскогорье её прекрасного живота. Ниже озера светился тот самый стыдливый золотой треугольник ткани, что я приметил пять минут назад. Она танцевала, стоя передо мной, почти вплотную.
Ещё один глухой удар гонга словно отдал приказ её пальцам. И в следующее мгновение я вдыхал необыкновенный запах лоскутка, пропитанного всеми ароматами безумных видений, какие лишь и могут придти в воспалённую голову страдальца. И это было не просто касание. Андра удерживала меня в недвижности, при этом продолжая извиваться всё сильнее. Стыдливый лоскуток вытирал пот с моего лица, теряя невинность, и запах страха, моего липкого страха от неминуемого последнего удара, всё сильнее проникал мне в ноздри ... Это продолжалось бесконечно долго, хотя на самом деле в третий раз гонг ударил с тем же интервалом.
Затылок нещадно ломило от сжимавших мою голову словно тисками рук Андры. Она замерла, застыла.
Света в зале прибавилось, зашумел мощный кондиционер. Тот же голос, что читал мне стихи, произнес: "Если вы желаете продолжить сеанс, опустите два жетона и нажмите кнопку Старт. Спасибо. Приходите ещё".
Выпрямившись, я заглянул в блестевшие неживые глаза андроида и оглянувшись по сторонам, с виноватой улыбкой дотронулся до вершины вулкана.