Вовка Цыганов, четырнадцатилетний парнишка, выглянул в окно: под окном, приплясывая от нетерпения, стоял Колька Белов, его одноклассник, долговязый и белобрысый парень, как раз под стать своей фамилии. На плече у него висела старенькая одностволка.
--
Пошли на Таскан, гоголь*) появился, - увидев в окне
Вовку, снова закричал Колька. - Я у братана ружьё выпросил.
*) - гоголь - название северной утки, бело-черной окраски,
прилетающей весной одной из первых. (прим. автора)
Покопавшись в кармане, он вытащил два патрона и показал их
Цыганову:
--
И патроны есть!..
--
Да, патронов у тебя не густо, - приглушенный стеклом
голос Вовки был еле слышен. Проигнорировав ехидное замечание, Колька вновь спросил:
--
Так ты идешь?
--
Заперт я... Вчера двойку принес, вот меня и заперли.
--
А ты, как в прошлый раз, через форточку...
--
За прошлый раз я получил по сраке... Отец
предупредил, что если опять удеру, то он ружье заберет и спрячет на работе.
--
Пугает, у тебя классный батя...
--
А мать? Та давно мечтает, чтобы мне ружье не давать.
Вовка залез на подоконник и высунул в форточку голову. Колька почесал затылок и неуверенно произнес:
--
Что мать? Не убьет же... Даст по жопе один раз...-
помолчав, он продолжил. - Пошли!? В следующий раз мне
ружье не дадут...
Вовка и сам с трудом мог усидеть дома: погода, как на заказ:
солнышко светит, тепло, градусов семь ... "И утка, наверное, поперла... А тут еще и этот соблазнитель рыжий. А родители... Отец, конечно, поругает, если я ничего не подстрелю, а мать всегда ругается, когда я один, без отца ухожу в тайгу".
--
Ладно, я сейчас...
Вовка скрылся в глубине комнаты и через некоторое время подал Белову через форточку ружье, патронташ и сапоги.
Колька, встав на заваленку, принял снаряжение и спрыгнул на землю. Через минуту в форточке снова появилась взлохмаченная голова Цыгана, и он спросил:
--
Жрать брать? А то я еще не обедал...
Колька пожал плечами:
--
Возьми что-нибудь зажевать.
--
Ну, держи, я скоро...
И бросив Кольке свою куртку, снова скрылся.
Вскоре, выбравшись с помощью Белова наружу,
Вовка одел сапоги, куртку, нацепил патронташ (Колька с завистью косился на полный, двадцать четыре патрона , патронташ) и засунул сверток с едой в карман.
--
Двинули?..
Колька, смущенно улыбаясь, спросил:
--
Патронами не поделишься?
--
Щас, разогнался! На халяву хочешь? А почему
сам не зарядил?
Вовка старался не пользоваться готовыми патронами в картонных гильзах, а всегда сам заряжал, используя латунные гильзы и свою, выверенную мерку. Его отец же пользовался только готовыми патронами. Показав однажды своему сыну несколько лет назад, как надо заряжать, и, снабдив всеми необходимыми инструментами, он перешел на патроны в фабричной упаковке.
Вовка не любил готовых боеприпасов, считая их слабыми, хотя периодически таскал их из отцовских запасов. Но это бывало редко и то лишь в том случае, когда у него не хватало времени, чтобы пополнить свой запас.
Колька помялся немного и признался, что он вообще не умеет
заряжать. Вовкиному удивлению не было предела:
--
Ты, не умеешь заряжать? - удивленно спросил он,
направляясь к реке.
--
Не умею и нечем...
--
Ладно, я тебя научу. Порох и дробь дам, сам будешь
потеть...
Колька не мог признаться, что кроме всего прочего, он еще и боялся самостоятельно снаряжать боеприпасы, памятуя случай с братом, когда у того, однажды, при выстреле разбило приклад и повредило патронник. Брат воспользовался чужими патронами.
- Не горюй, дам тебе патронов, лишь было по ком стрелять.
Спустившись к реке, все еще покрытой толстым ледяным
панцирем, они зашлепали по мелким лужицам талой воды,
накапливающейся за дневное время поверх льда. За ночь лужицы замерзнут, а днем снова растают и так будет продолжаться, пока не начнется настоящее половодье.
Река Эльгенка была мелкая и промерзала до самого дна. Вскрывалась она тоже не совсем обычно, не так как на юге. Сначала с берега на ледяной покров стекала талая вода, небольшие лужицы превращались в ручьи, промывая ледяное ложе, и устремлялись к Таскану. Талая вода постепенно заполняла русло реки, подмывала лед, и однажды, внезапно, ледяное дно всплывало, и начинался ледоход.
Колька, широко шагая и размахивая длинными руками, все время забегал вперед, шлепал сапогами по лужам, так что брызги летели во все стороны, и взахлеб рассказывал, как он выпросил ружье, как "увел" у братана патроны.
В школе и в поселке они постоянно ссорились и даже дрались.
Вовка, на голову ниже не по годам высокого Белова, никогда не уступал тому в споре, хотя ему и доставалось. Но друзья скоро забывали свои размолвки и вновь совместно затевали свои мальчишеские предприятия: организовывали "штабы", играли в лапту. Но на охоте Колька безоговорочно принимал первенство Цыганова, зная, какой арсенал имеет его отец и что Вовка, как никто другой из ребят в поселке, имел неограничен-ный доступ к оружию. Да и охотничий стаж у него был поболее, - с ружьем знаком с восьмилетнего возраста.
--
Цыган, а ты лебедей стрелял?
Вовка искоса посмотрел на Белова:
--
А зачем тебе?
--
Просто... Говорят мясо у них вкусное.
--
Кто говорит?
--
Ус...
--
Дядя Вася? - недоверчиво спросил Цыганов...
...Белорус Василий Ус, бывший ссыльный, лет восемь назад
овдовевший да так и оставшийся бобылем, был заядлым охотником и добрейшим человеком. Не имея собственных детей, он любил беспокойных поселковых мальчишек, и те платили ему тем же. Правда, они иногда любили подшутить над доверчивым Усом, рассказывая ему разные небылицы, но Ус не обижался. Работая конюхом, он всегда брал кого-нибудь из мальчишек с собою, отправляясь за сеном или еще куда-нибудь. Но на охоту ходил только один или с Вовкой Цыгановым. Он всегда говорил: "Охота - дело серьезное..."
Насколько серьезно Ус относился к охоте, Вовка убедился по случаю с Нельмой, породистой сукой, доставшейся Усу от главного зоотехника, уезжавшего на материк.
Любитель и знаток собак, Василий к животным во время охоты относился очень сурово, хотя дома они у него делали, что хотели. Нельма была то ли пойтнер, то ли сеттер - Вовка плохо разбирался в этом. Всем была хороша собака: и стойку делала, и после того как дичь поднималась на крыло, перед выстрелом, тут же ложилась на землю. А нюх, по словам хозяина, вообще сказочный - всегда найдет подранка, где бы тот ни упал. Об одном умолчал зоотехник - собака до ужаса боялась выстрелов. Кто ее напугал, так и осталось тайной. Зоотехник уезжал летом, когда охота была запрещена, и Василий не смог испытать Нельму по полной программе. Поэтому осенью его ждал сюрприз. Когда на открытие охоты Ус взял с собой свою Нельму, то, сопроводив своего нового хозяина до околицы поселка, собака стремглав помчалась обратно, домой. Василий минут десять стоял с открытым ртом, глядя ей вслед. Потом, махнув на нее рукой, чтобы не терять времени, пошел на охоту без собаки. Через неделю повторилось то же: проводив хозяина, Нельма попыталась удрать, но Ус, предусмотрительно взявши ее на поводок, удержал . Вот тут-то и устроила Нельма своему хозяину представление: с пронзительным визгом упала на землю и задергала всеми четырьмя конечностями. Василий от неожиданности выпустил поводок, и Нельма тут же умчалась в поселок... Всю осень Ус проходил на охоту с другими собаками (их у него было, кроме Нельмы, еще две), рассчитывая как-то воспитать строптивую суку. Но прошел год, и Нельма по-прежнему, как только Ус заходил в тайгу, удирала домой. Однажды Василий снова взял с собой Нельму на охоту. Вместе с ним на Первое озеро шел и Вовка, со своим Абреком. Пока они шли по поселку, собаки весело носились друг за другом, задирали поселковых псов, и, казалось, в этот раз Нельма не оставит хозяина. Однако Ус повел себя необычно. Ласково подозвав собаку, он взял ее на паводок, а когда она, завизжав, упала на землю, то крепко скрутил ей лапы. Перехватив удивленный взгляд Цыганова и взваливая скулящую собаку на плечо, он пояснил, пряча глаза:
--
Отойдем подальше от поселка, - отпущу, может быть
тогда не убежит...
Выйдя за пределы поселка, Ус положил собаку на землю и,
отворачиваясь, попросил Вовку:
--
Ты иди, я развяжу ее и догоню. Абрека забери...
Парнишка пожал плечами и, свистнув Абрека, зашагал дальше. Когда, пройдя сотню шагов, он обернулся, ветки лиственницы, покрытые золотыми иголками, уже скрыли
от него Василия Уса и его собаку. Остановившись, он решил
подождать своего старшего напарника. И тут раздался выстрел.
Вовка сначала не понял, в кого мог стрелять Василий. Но тут , вспомнив бегающие глаза Уса, все понял...
Вскоре показался Ус. Подойдя, он, не говоря ни слова,
потянул Вовку за рукав, и они присели на сухом пригорке.
Также молча, Василий достал из рюкзака бутылку водки и кружку. Открыв бутылку, он налил водку в кружку и тут же,
не закусывая, выпил.
--
Так буде лучше... Что это за псина? Люди смеются...
Вовка первый раз видел Уса, пьющего на охоте....
... Вынув из патронташа пять патронов, Вовка протянул
их Кольке:
--
Так, что там Ус говорил?
--
Говорил, что он стрелял лебедей...
--
Врешь ты... Дядя Вася не стреляет лебедей.
--
Так его же заставили...
И Белов рассказал историю, которую он слышал от своего
старшего брата, а тот, в свою очередь, от отца.
... Когда-то, еще при Сталине, ссыльным не полагалось
иметь оружие. А Ус был охотником еще на материке. Поэтому он всеми правдами и неправдами достал себе старенькую одностволку и тайком охотился. Егерь хорошо знал Василия и уважал его. Поэтому и не мешал тому в его страсти. В то время в поселке еще был лагерь, и поэтому поселковые власти, в том числе и участковый, не очень-то лояльно относились к ссыльным. Участковым в то время был бывший опер, Кристенко, большой любитель выпить, за что его и перевели на ступень ниже. Кристенко был заядлым охотником и не пропускал случая побродить с ружьем в компании таких же любителей выпить, как он сам. Обычно охота заканчивалась попойкой, и, как правило, домой горе - охотники возвращались пустыми.
Ус обычно уходил на охоту на дальние озера, чтобы случайно
не столкнуться с кем -нибудь из поселковых. И так случилось,
что компания охотников во главе с участковым намерилась посетить Шестое озеро, в пределах которого водились даже
глухари. Там-то и столкнула судьба Уса и Кристенко как раз в тот момент, когда собака Василия доставала из озера подбитую утку.
--
С почином, - Кристенко спешился и, прищурившись,
разглядывал Василия. - Никак Ус?
--
Ус...
--
Ссыльный?..
Василий молчал, с тоскою думая о том, что его забаве пришел
конец. "Только бы не посадил," - мелькнуло в голове.
--
Наслышан, наслышан...
Повернувшись к своим друзьям, молча стоявшим рядом, участковый продолжил:
--
Кто там мне рассказывал, что " Вот Ус стреляет, так
стреляет: гусь летит - лапок не видать, а он его одним выстрелом"?
Снова повернувшись к Усу, спросил
--
Правда?
Ус пожал плечами:
- Будет гусь лететь - посмотрите...
--
Ладно заливать-то, из этой берданки что ли, - Кристенко
протянул руку к ружью Василия. Василий молча снял ружье с плеча. Осмотрев оружие, участковый вдруг сказал:
--
Что же ты, такой известный охотник, а охотишься
тайком? Сколько в ссылке?
--
Много...
--
Лет пять есть?
--
Восемь...
--
Ну, так подошел бы, написал заявление, может тебе и
разрешили бы приобрести оружье... А теперь, что мне с тобой делать?
Среди спутников Кристенко был молодой зоотехник, тот самый, который, став со временем главным, и подарит Василию злочастную Нельму. Сталкиваясь с конюхом на работе, зоотехник с уважением относился к неразговорчивому, но старательному белорусу. И поняв, что сейчас решается судьба человека, сказал, обращаясь к участковому:
--
Иван Петрович, надо бы помочь хорошему человеку...
--
Хорошему, говоришь? А мы проверим...
И держа ружье Василия в руках, направился к товарищам. Сделав несколько шагов, Кристенко обернулся к Усу и поманил его рукой. Василий на деревянных шагах двинулся
следом...
...Спустя час, у весело горящего костра, опорожнив две бутылки водки, вся компания горланила украинские песни.
Уса, как он не отнекивался, все же заставили выпить стакан,
и теперь, захмелев, подтягивал вместе со всеми, правда,
на белорусский лад.
Утром все проспали утреннюю зорьку и теперь тратили патроны, расстреливая пустые бутылки и банки. Выстрелами они распугали всю дичь в округе, и лишь в самой вышине, едва заметные снизу, пролетали на юг табуны уток и гусей. Участковый, судя по всему, забыв об обстоятельствах встречи с Усом, весело подначивал того, прося продемонстрировать свою хваленую меткость.
--
Попадешь в бутылку, если я брошу ее?
Василий пожал плечами: - Бросай...
Кристенко отошел немного и, сильно размахнувшись, подбросил бутылку вверх. Раздался выстрел, и мелкий стеклянный дождь посыпался на головы охотников.
--
Молодец, - похвалил участковой, хотя для Уса в этом
выстреле ничего хитрого не было: лови летящую вверх бутылку в верхней мертвой точке и, когда она остановиться, чтобы лететь вниз, стреляй...
--
Смотрите, лебедь!...
Один из охотников показывал вверх: высоко над ними пролетал одинокий лебедь. Стрелять по нему было бессмысленно, слишком высоко.
--
Ну, Василь, возьми мое ружье и покажи класс.
Попадешь, будет тебе разрешение...
Не раздумывая, Ус взял ружье и, быстро прицелившись, выстрелил. Казалось, выстрел не причинил птице никакого
вреда. Но через мгновенье, лебедь прекратил махать крыльями
и начал падать. Все ахнули. Птица упала в полсотни метрах
от их костра. Ус повертел ружье в руках и, протянув его
хозяину, произнес:
--
Хорошее ружье...
--
Двадцатый калибр, зверская кучность!
Подумав и покрутив в руках ружье, участковый продолжил:
--
Знаешь, я не очень люблю двадцатый калибр, мелковат
он для меня. Хочешь, я продам тебе? Дешево отдам, а то не стыдно тебе с "тулкой" охотиться - ей давно место на свалке.
Василий, не ожидавший такого исхода, некоторое время
молчал, потом спросил:
- А Вы?..
--
Здесь у меня еще одно ружье, мое любимое, трофейный
"Зауэр", шестнадцатый калибр, так что безоружным не останусь...
Так и стал Василий Ус легальным охотником, владельцем
неплохого и, главное, редкого ружья. Правда, одновременно
он прослыл убийцей лебедей. Со временем истинная история
стерлась из памяти жителей, и осталось лишь воспоминание
об убитом Василием лебеде...
... Вовка возмутился:
--
Что же ты говорил, что он их пробовал?
--
Раз стрелял, то и пробовал...
--
Дурак ты! Наверняка, он отдал лебедя этому придурку.
--
Может быть... Ну, а все -таки, какие они на вкус?
--
Да пошел ты...
Река круто заворачивала влево, огибая остров, впереди появились высокие тополя, росшие по берегу Таскана.
--
Смотри, смотри, куропатки!
Цыганов присмотрелся и тоже увидел белые комочки,
перелетающие с ветки на ветку.
--
Почками тополиными лакомятся... Сейчас бы
мелкашку!
--
Ага, так они тебя и подпустили, - бывалый Вовка знал,
что говорил. Весной куропатки близко к себе не подпускали.
Это зимой, в пятидесятиградусный мороз, они старались поменьше летать: при взлете они раскрывали крылья и теряли тепло. Потому и полагались лишь на резвость своих ног. Весной другое дело: похудевшие и потому легкие, они при
малейшей опасности вспархивали и быстро скрывались из глаз, не подпуская к себе охотников на выстрел. Да и стрелять куропаток весной было нельзя. Но этому долговязому чурбану
видно все равно в кого палить. "И зачем я с ним увязался..." -
с досадой думал Цыган, неприязненно взглянув на Кольку.
Тот быстро уловил перемену в настроении своего друга и,
догадавшись о причине, заторопился:
--
Это я так, знаю, что нельзя их весной стрелять...
--
Ну, так не болтай...
Друзья замолчали. Приближался Таскан. Тополя с куропатками на ветвях остались справа, подростки вышли на ледяное
поле реки, и под ногами захрустел шершавый, как наждачная бумага, лед. Посередине реки была видна промоина, у ледового края которой виднелась обломившаяся льдина, вставшая торчком. Вовка направился к ней. Внезапно он остановился - его тренированное ухо уловило шелест утиных крыльев.
--
Тихо, сядь!
Колька послушно опустился на корточки и закрутил головой.
С тихим посвистом пронеслась небольшая стайка уток, круто спланировала и, не обращая внимания на них, села как раз
у обломившейся льдины. Вовка некоторое время соображал,
--
Ты че, одурел? - Колька покрутил пальцем у виска.
--
Тихо! Так неслышно будет, а то от сапог такой
хруст...
Вовка пригнулся и, прикрываясь льдиной, торчавшей вдалеке,
осторожно стал подкрадываться к уткам. Обернувшись к Белову, он тихо прошипел:
--
А ты сиди и не дергайся...
Подкравшись метров на тридцать (ближе было нельзя), он прицелился и выстрелил. Утки вспорхнули и стремительно унеслись. Вовка не стал стрелять им вслед - на воде остались две утки. Одна, судорожно дергаясь, плавала по кругу (обычно так бывает, когда дробинка попадает утке в глаз), другая, не пытаясь взлететь, быстро отплыла к противоположному берегу и скрылась под нависающей льдиной. Похоже было, что это был подранок, который и привлек пролетавшую мимо стаю. Подойдя поближе, Цыганов не размышляя прицелился и выстрелил из второго ствола почти в упор. Утка замерла. Выстрел со столь близкого расстояния сделал свое дело: из развороченного бока вылезли внутренности. "Это я, наверное, погорячился, не нужно было стрелять, никуда бы она не делась, " - подумал парнишка и, повернувшись к замершему другу, махнул рукой:
--
Давай сюда! Сапоги не забудь...
--
Ни хрена себе! - Колька, глядя на утку, покачал
головой.
--
Как ты ее...
--
Да, поторопился, - Цыганов, сидя на льду, натягивал
"болотные" сапоги, одновременно раскатывая раструбы,
- Думал уйдет по лед.
Встав и подойдя к краю льдины, он посмотрел вниз:
- Тут неглубоко, думаю, в сапоги не наберу...
Толщина льда была около метра, и, спрыгнув со льда в воду, Вовка не выбрался бы наружу без посторонней помощи.
Ухватив Белова за руку, Цыганов на животе сполз вниз.
Глубина действительно была меньше длины сапог, и Вовка
осторожно двинулся к плавающей неподалеку убитой утке.
Подобрав и выбросив утку на лед, парнишка также аккуратно,
чтобы не набрать воды в сапоги, вернулся к ледяному припаю.
Голова его оказалась ниже уровня льда. Колька протянул руку
и потянул Вовку наверх. Однако у него ничего не вышло: ноги скользили, и он сползал к краю льдины.
--
Ничего не выходит, ноги скользят...
--
У тебя нож есть?
Колька похлопал по телогрейке и отрицательно покачал
головой.
--
Тоже мне, охотничек, - Цыган вытащил из
прикрепленных к поясу кожаных ножен финку и протянул
Белову. - Выруби ямку, чтобы нога уперлась... Тише, тише,
финку сломаешь!
Колька сбавил темп, и через минуту канавка во льду была вырублена. Он уперся ногой в вырубленную ямку и снова протянул руку стоящему внизу Цыганову. На этот раз он без
труда вытащил легкого Вовку.
--
Ну что, двинем дальше?
Вовка привязал утку на пояс, подкатил сапоги и осмотрелся:
--
Куда двинем, вверх или вниз?
--
Вниз, помнишь там протока под сопкой?
--
Так она же еще подо льдом...
--
А может нет?..
--
Ладно, пошли на перекат, будем перебираться на тот
берег.
Перекат был выше, и им пришлось пройти немного
вверх. День перевалил на вторую половину, солнце грело уже не так, как в обед, следовало торопиться.
--
Прибавим ходу, а то к темноте как раз и доберемся...
Кольке было сложнее перебираться: сапоги у него были обычные, короткие. Поэтому первым перебирался Цыган,
указывая Кольке место, где помельче... Выбравшись на лед (на
перекате лед от быстрого течения был тонким), они споро зашагали вниз по реке к видневшейся в двух километрах от них сопке.
Весна на Севере обычно была дружной и стремительной.
На все про все отводилось не больше месяца. Где - то к концу апреля устанавливалась тихая, солнечная погода, дневная температура становилась плюсовой и день ото дня неуклонно повышалась. На крышах вырастали гигантские сосульки, грозя проломить прохожим голову. Первыми пернатыми вестниками
весны были смешные бело- черные птички - пуночки. Стаями
прилетали они с юга, суетились во дворах, на навозных кучах,
накопившихся за долгую зиму на подворье "конбазы" - совхозной конюшни, и во всем, кроме внешнего вида, походили на обыкновенных воробьев, которых на Колыме не было. Поселковые мальчишки частенько забавлялись тем, что ставили под деревянный ящик палочку с привязанной к ней длинной веревкой и, насыпав под ящик крупу или накрошив хлеб, ловили этих доверчивых птичек...
... Через час мальчишки были на месте. По пути Вовка ухитрился подстрелить крохоля**), тоже прилетавшего рано.