В темном фургоне военного грузовика сильно трясло и раскачивало, заставляя наши связанные тела кататься по полу, и больно сталкиваться друг с другом. Нас было человек десять, или одиннадцать, не считая охранника в маске с автоматом АКМ в руках, готовым в любой момент ударить прикладом по избитым ребрам. Некоторые пленники стонали от боли, некоторые тихо плакали, иногда всхлипывая и умоляя отпустить, кто-то, включая меня, просто молчал, стараясь не торопить события и ждать. Грузовик ехал достаточно быстро, уверенно набирая обороты, поэтому создавалось впечатление, что мы давно покинули городские улицы. Я повернул голову и меня охватил озноб, справа от меня, ободранной рукой, с большими синяками, молодая девушка прижимала к себе пятилетнего мальчика с разбитой губой. Мальчик не шевелился и находился без сознания, и его маленькая головка покачивалась из стороны в сторону в такт движения автомобиля.
- Эй, сволочь,- сказал я, обращаясь к охраннику,- ты и ребенка убить готов?
Охранник поднялся, ухватившись за боковую опору кузова и, покачиваясь, направился ко мне, попутно переступая распростертые на полу тела.
- Тебе же сказали, молчать!- выкрикнул он, перекосив тонкие губы,- теперь заткнешься окончательно...- и со всего размаху ударил меня тяжелым прикладом в висок.
Я очнулся от сильной боли в боку, это охранник привел меня в чувство пинком по ребрам, попутно сотрясая воздух отборной матерной бранью, частично обращаясь ко мне, частью к другим " отдыхающим". Сплюнув кровавый сгусток на деревянный пол грузовика, я с большим усилием поднялся и двинулся к выходу, через который пробивался яркий свет фонарей. Спрыгнув на землю, я огляделся. Обширную территорию вокруг нас опоясывал высокий бетонный забор не меньше трех метров в высоту, ярко освещенный уличными прожекторами, в свете которых находились трое военных в обществе человека в белом халате. Он размахивал руками и что-то кричал, а вояки только молчали, хмуро опустив тучные головы.
-... вас могли заметить,- донеслись до меня обрывки фраз,- ... не заплачу, как договаривались.
Вскоре, о чем то договорившись, нас собрали в колонну и проводили к низкому серому зданию, с покатой крышей и мощной металлической дверью, с маленьким окном на уровне лица. Внутри пахло сыростью, и царил полумрак, заставляя продвигаться нас осторожно, медленно переступая ногами и вытянув вперед руки, касаясь плеча соседа.
За последним пленником дверь с тихим скрипом захлопнулась и ключ в замочной скважине повернулся несколько раз, не оставляя никаких надежд на освобождение.
Кто-то закричал от страха, заглушая, плачь ребенка и женский визг. Сбившись в кучу, словно мыши, мы тряслись от страха не понимая, что происходит. Я бросился ко входной двери и заколотил руками, с просьбой о человечности, и мольбой отпустить нас на свободу. Безрезультатно.
- Мама, мама, я боюсь!- всхлипывал мальчик.- Я чувствую какой- то запах, мне тяжело дышать. Я боюсь мама,- сказал мальчик и прижался к девушке, обняв ее руками.
- Я то же чувствую неприятный запах,- сказал кто-то,- что происходит, нас что, решили отравить?
Через мгновение над головой раздалось шипение выходящего газа, и запах стал невыносимым, вызывая рвоту и перекрывая дыхание. Я упал на бетонный пол, с широко открытым ртом, в надежде обнаружить там столь ценный кислород, но ядовитый газ вскоре оказался и там. Желудок сводило судорогой, заставляя изрыгать потоки блевотины снова и снова, не имея сил повернуть голову. Все жилы на руках напряглись, мучительно сводя мускулы, глаза лезли из орбит, а язык как червь стремился внутрь горла, перекрывая и без того скудное дыхание. Перевернувшись на живот, я глянул вперед и увидел, как маленькое тельце ребенка бьется в страшной судороге, катаясь по грязному полу, оставляя следы рвоты и потеков крови, а рядом, вытянув трясущуюся грязную руку, вопит безумная мать... Я отключился.
Противный чавкающий звук привел меня в чувство. Я резко открыл глаза и сел. Вокруг меня в полумраке затемненных стен и углов шастали тени, издавая противное шуршание и скрежет, словно огромные крысы в мусоропроводе. Тени то сбивались в клубки, лазая, друг по другу, то отделялись от кучки и уносились прочь, меняя направление. Вся возня сопровождалась противным хрустом и громким чавканьем, напоминая завтрак голодных свиней.
- Ей, кто там? - крикнул я устремив глаза в темноту.
Нащупав под руками камень, я швырнул его в темноту, чем вызвал недовольное повизгивание. Через мгновение послышался шорох, и на середину комнаты вышел, качаясь один из моих сокамерников. В лунном свете, падающем из окна, я посмотрел на него и ужаснулся. На бледном его лице отпечатались глубокие старческие морщины, грубые контуры опухшего лица и водянистых губ, на которых отпечаталась безумная улыбка. Из вытекающих глаз по лицу текла кровь, оставляя две темных борозды на впалых щеках. Существо сделало шаг ко мне и я попятился назад, пока не уперся спиной в препятствие. Я осторожно повернул голову и отпрянул в сторону, рядом со мной находилась мамаша ребенка, которую я безошибочно узнал, несмотря на трансформацию. Опухшие в гангренах губы уродливым бантом покоились на искаженном болью и изуродованном морщинами бледном лице. Бледные глаза с лопнувшими сосудами лезли из орбит, внушая страх, и готовясь взорваться. Одной рукой девушка крепко держала плачущего мальчика, заслонившего руками лицо. Пугая меня безумным взглядом, она двинулась ко мне, волоча ребенка и повторяя при этом:
- По-мо-ги-те-е.
Внезапно дверь в помещение открылась, и в проеме оказался человек одетый в костюм химзащиты, в противогазе замкнутого типа и автоматом на перевес. Оглядев помещение и оценив обстановку он обратился ко мне басовитым голосом, измененным трубками противогаза:
- Вас использовали для испытания нового химического оружия. Не беспокойтесь, вам вкололи антидот, и вы не заразились, прошу проследовать за мной.
- Сволочь, - заорал я,- что вы делаете? Вы убиваете людей!
- Либо с нами, либо умирайте здесь,- был ответ, -право выбора есть у каждого.
Я посмотрел на умирающую женщину и протянул руку, с просьбой отдать мне ребенка, так как на вид он был здоров, чему она беспрекословно подчинилась. Я взял мальчика на руки и прижал к себе, направляясь к выходу. Ребенок тихо плакал у меня на груди, заливая слезами, и в то же время давал мне спокойствие:
- Он пойдет со мной,- обратился я к человеку в химзащите,- он невредим.