Шли долго. Мне всё вспоминались озадаченные лица Виктора и пса Алехандро. Видать, и страшновато им было отпускать меня невесть куда невесть, по сути, с кем, но выбора не было особенно. Ходить по лесу в компании его хозяина - странное, но незабываемое приключение, надо сказать. Ни одна ветка не рискует хлестнуть тебя по лицу, ни один сухой сучок под ногами не осмеливается хрустнуть, а быстро и бесшумно зарывается в мягкий ковёр опавшей хвои... Вечереет, опускаются сумерки, всегда такие страшные в лесу, непонятные, полные неясного ужаса и подвоха. Но это - вокруг, а прямо перед тобой, за тобой, над тобой теплится неяркий свет. Тёплый, какой-то даже домашний - это маленькие жучки-светлячки бесшумно и деликатно освещают твой путь через чащу...
Оборвался густой лес, перед нами открылась небольшая поляна. Светляки - только сейчас я поняла, насколько их было много - выплыли вслед за нами и бесшумно рассредоточились по травяному ковру. В центре этого ковра высилась... Нет, не предсказуемая избушка на курьих ножках. Но и не жуткий ведьмин домик. Просто дом. Бревенчатый. Небольшой. Жилой. Ничего загадочного или пугающего. Тишина. Жутковато, но рядом же - хозяин леса... Но должно же...
- И защити ты нас, Наумовна, защити! - Дверь резко распахнулась, выпустив достаточно визгливый и уже знакомый (ещё бы) голос тётки Маланьи. А потом и её саму. Деревенская активистка машинально оглянулась, увидела новых гостей и так и осталась стоять с полуоткрытым ртом. Потом нахмурилась, одёрнула кацавейку и уже тише сказала: - Пойдём, Ерих, пойдём. Не глуми доброй женщине голову, да и нам путь не близок.
- Останься, Эрих. - Прозвучавший из-за двери голос мог бы принадлежать аристократке самой высшей пробы. Не дворцовой рыбке-прилипале в турнюрах и с мушками в самых неожиданных местах, нет. Истинно королевской особе. Возможно, в изгнании...
Через секунду хозяйка дома вышла, лёгким движением отстранив Маланью. И снова - сюрприз. Я ожидала увидеть здесь кого угодно - точную копию Бабы Яги, какой-нибудь другой страшной, но влиятельной тётеньки из народных сказаний и с детства знакомых сказок. А на пороге стояла женщина, которую ни у кого бы и язык не повернулся назвать даже бабушкой, не то что - старухой. Первая пришедшая на ум ассоциация - известная на весь мир наша балерина, Майя Плисецкая. Та же гордая посадка головы, осанка, внимательный взгляд длинных глаз. Наумовна легко поклонилась нам.
- Здрав будь, батюшка леший. И ты, чужачка. Проходите в дом. А ты, Маланья, ступай. Да не шуми в деревне. Я сказала.
Тётка Маланья как-то по-утиному шагнула вбок, ещё раз оглянулась на отшельницу, покосилась в нашу сторону и ушла в лес, что-то бубня себе под нос. До моих ушей донеслось только что-то вроде "... по темнотище иттить, а он там, а эти...". Леший, видимо, разобрал больше. Резко повернул голову, зыркнул в спину тётке. И одновременно прямо за её спиной сильно и сухо хрустнула вполне себе зелёная ветка, а из-под ног Маланьи с душераздирающим квохтаньем и подвыванием стартовала какая-то немаленькая птица. Тётка молча подхватила поудобнее юбки и резво потопала по тропинке. От греха подальше.
- Заходите, не стойте на пороге. Ночь скоро. - Наумовна первой прошла в дом. Леший мягко подтолкнул меня в спину, вошёл следом, прикрыл тихонько дверь. Дом отшельницы оказался чисто выметенным, освещённым с несколькими не сразу вычисляемыми источниками света и полным какого-то хоть и непривычного, но уже знакомого уюта. Запах. Здесь пахло почти так же, как и в нашем временном пристанище - избушке Алевтины. Только без примеси ароматов запустения и пыли. Что ж удивляться - куда уважающей себя отшельнице, да без трав... На небольшом табурете у печи сидел деревенский дед... Нет, не Ехря. В пожилом человеке с глубоким взглядом не потускневших глаз, сидящего в спокойной, чуть расслабленной позе, с трудом можно было узнать полубезумного представителя совета старейшин. Эрих - прозвучавшее из уст отшельницы имя как нельзя лучше вязалась с его преобразившимся обликом. Рядом с ним пустовала довольно широкая, покрытая неведомого плетения ковром лавка. С краю лежала большая чёрная подушка, мягкая и удобная даже на вид.
- Садитесь. Антип, подвинься.
Не успела я завертеть головой в поисках неведомого Антипа - мало ли, вдруг это ещё какой-нибудь ... лесовичок на мою голову, как чёрная "подушка" открыла зелёные глазищи и уставилась прямо на меня. Здоровенный кот моргнул, степенно зевнул и сел. Неизвестно, что входило в планы хозяйки дома. Но у меня сработал давний рефлекс, подкреплённый перенесённой в раннем школьном возрасте стыдной болезнью под названием лишай. Подцепленной, впрочем, не от бесчисленного дворового зверья, а от соседской девчонки, чья мама несильно заморачивалась здоровьем своих многочисленных отпрысков... Как бы там ни было, иммунитет был честно отработан, а значить, гладить можно всех. Что я и сделала, проворно присев на скамью рядом с зеленоглазым красавцем. Кот вытаращился недоумённо, стрельнул глазами в хозяйку, потом внимательно рассмотрел меня, подумал и аккуратно устроился у меня на коленях. Наумовна с лешим переглянулись. - Вот это да-а... - протянул Эрих. Отшельница устроилась напротив нас.
- Антип решил - спорить с ним толку нет. Да и многое значит такое его решение. - Пожилая красавица замолчала, внимательно глядя не просто мне в глаза, а, казалось, в самую душу. - Я знала о тебе только, что ты - чужачка. Из другого мира. Теперь, - кивнула она на кота, - знаю, что ты добрый человек. Ко мне приходила Маланья, вы её видели. Эрих пришёл с ней. Сказал, лучину донести, да прогуляться. Да и ты пришла не одна, Ксения. Это правильно. Так будет проще всё тебе объяснить.
Наумовна - очень не вязалось с её обликом такое простецкое именование - легко поднялась, прошлась по дому.
- Я уже встречала иномирцев. Один из них сидит сейчас рядом с вами.
Я перевела полезшие на лоб глаза на Эриха. Тот улыбнулся, провёл рукой по голове и проговорил: - Sprichst du Deutsch, Maedchen? - Ja, ich spreche... - Подзабытая за почти десять лет немецкая речь прямо-таки ощутимо поднялась в моей голове из глубины долговременной памяти - наши преподаватели на кафедре иняза терзали нас таки не зря. - Aber... Wer sind Sie?... - Ich heisse Erich Kraut. Ну да ладно, ты уже поняла, откуда я. Родился я в Германии, в крошечной деревне. Не могу тебе сказать, как она называлась, забыл я... Мне было всего шесть, когда погода внезапно разбушевалась, началась сильная гроза. Наша мама не успела собрать всех нас и загнать в дом - шутка ли, шестеро детей... А я залюбовался молниями, остался, за громом не услышал голоса матери, не побежал в дом. Помню, ударило очень сильно и громко, как будто в соседнее дерево. Я упал, очнулся весь мокрый, замёрзший. В лесу. Полдня шёл, искал, звал. И вышел к деревне. Только люди всё сплошь чужие. Ни матери, ни отца, ни братьев с сёстрами. И не понимаю я ни словечка из того, что они говорят. Страшно было, страшнее, чем в ту грозу. Я все кричал своё имя и в грудь себе, значит, стучал, вдруг, думаю, поймут. И - поняли. Так и остался я здесь. Когда мне лет пятнадцать стукнуло - я уже и язык давно выучил, и освоился, и на имя изменённое откликаться привык - рассказали мне про Наумовну, отшельницу. Пришёл я сюда, в этом дом. Она-то мне всё и объяснила. Говорила, мол, можно устроить, чтобы обратно мне, домой попасть. Да отказался я. Зачем?.. Здесь я вырос, уже и девушку красивую заприметил, и работал при скотном дворе... А там? Что меня ждало, кто? Мать с отцом уже давным-давно погоревали да и утешились. Некогда им слёзы лить - хозяйство да ещё пятеро мальцов, а то и больше за эти годы стало. Остался я. А тебе, Ксения, никак нельзя здесь оставаться.
От удивления у меня пересохло в горле. Показалось, что нужно ответить. Я судорожно кашлянула, открыла было рот, но сказать успела только "ай!" - через видавшие виды, но ещё вполне плотные джинсы в мои ноги вонзились пара десятков коготков. Несильно, но убедительно. Я заглянула сбоку в кошачью морду. Морда мигнула одним зелёным глазом.
- Антип. - Наумовна быстро спрятала улыбку и заговорила серьёзно. - Эрих прав. Тебе здесь оставаться нельзя. И твоему другу тоже. Кстати, леший, ты знаешь, что они с псом за вами сюда пришли?
- Как же не знать, - хмыкнул лесной хозяин. - Да показалось мне, что нелишними они тут окажутся. В двери же не ломятся. За елью у тропинки схоронились, сидят.
- И то верно. Вас обоих ждут дома. - Снова обратилась ко мне отшельница. - А здесь ждут ту, что не может вернуться, пока здесь есть ты.
Мозолистые руки лешего судорожно дрогнули и ещё сильнее упёрлись в колени. - Наумовна, можно, я объясню?
- Да объясняй. Как же я зятю-то запретить могу...
Казалось бы. Куда уж удивляться. Лимит удивления, по идее, был исчерпан ещё вчера. Ан нет. Зятю?! Вслух мне этот вопрос задавать не пришлось. Леший уставился в дощатый пол, заговорил.
- Да, Ксения. Наина Наумовна - мать Алевтины. Жены моей. Ведьмы этого леса. Вместо которой в назначенный срок появилась ты. Нет твоей в том вины. И друга твоего вины тоже нет. И пёс ваш говорящий вместе Стермглава нашего тоже к вам по случаю простому прибился. Но вот какая штука: пока ты здесь, ей не вернуться. А где она есть сейчас, не знаю ни я, ни Наумовна, никто. Что будет, если ей, Алевтине, не удастся вернуться как можно скорее, тоже никто не знает. И предполагать никто не может. - Леший поднял на меня светлые глаза. - Страшно мне за неё и за сына, понимаешь?..
И моргнуть даже в ответ мне было нельзя. Привычка не терять лицо на людях заставляла всегда, ну, или почти всегда прятать невольные слёзы. Пришлось кивнуть. Кивнула и Наина.
- Знаю я, как вы местным помогли. Не знаю, правда, что за диковины чёрные у вас с собой, какова их роль - да это и неважно. В вашем мире рассказывают детям сказки? Мне говорили, не спрашивайте, кто, что в них многое о нашем мире говорится. Так вот, есть и ложь в них, есть и правда. Про число три - правда. Два чуда вы уже совершили. Может быть, тот ливень и сам бы прошёл. И Марфа сама бы с тройней справилась. Так в деревне говорят, Эрих рассказал. Но я знаю - нет. Не пошёл бы. Я видела небо. Не справилась бы. Я видела Марфу. Значит, осталось у вас ещё одно чудо. Леший, позови их.
Леший открыл дверь и негромко позвал: Виктор!.. Алехандро!.. Треснула ветка, другая, из-под здоровенной ели выбрались двое и осторожно, боясь наступить на живой ковёр из светлячков, приблизились к дому. Витя бегло огляделся, кивнул старику, поклонился отшельнице. Рыжий Шура посмотрел в мою сторону. Шерсть на его загривке немедленно стала дыбом, потянув за собой верхнюю губу. Ответ не заставил себя ждать: кот на моих коленях как будто загудел, увеличился в размерах, открыл пасть и издал резкое шипение. Алехандро подумал, посмотрел на меня. Ещё раз на кота, развернулся и сел на пол спиной ко мне. Обиделся. Ну да ладно.
- Здравствуйте, гости. Тебя Виктором звать? А тебя? Да не отворачивайся, знаю я, что не простой ты пёс.
- Гм... Алехандро. Можно просто Шура. - севшим от волнения басом, но от этого не менее галантно представился рыжий.
- Так вот, гости. Ксения сама вам потом всё расскажет. Сейчас нужно действовать. Не медлить. Полночь скоро. Нельзя Алевтине так долго не возвращаться. Да и вам тоже - нельзя. Хватятся. Скажи, Виктор, с собой ли у тебя инструменты твои?
- Это самое. То есть да. - Витёк развернулся, добежал до ёлки, достал оттуда камеру со штативом, крикнул негромко Шуре. Тот подбежал, вернулся, неся в пасти микрофон со шнуром. На его шее болталась моя сумка. Надо же, как подготовились...
- Хорошо. Становитесь здесь. В центре, - отшельница прошла за дом, указала на середину поляны. - Думай, Ксения. Думай, какие слова ты скажешь. Один раз скажешь. Потом - всё... И рыжего своего захвати. Внука я тоже хочу увидеть...
Ни перед одним в жизни стендапом я так не волновалась. Ни когда приходилось его писать, стоя, согнувшись в три погибели в полном дохлых кошек и мусора подвале, ни когда за мной должен был проехать поезд, который ходил в тех краях один раз в сутки... Да никогда, словом. Что сказать, как?.. Наина Наумовна стояла возле дома, у её ног сидел Антип. Витька слегка дрожащими руками поднял камеру, бухнул на штатив, закрепил. Включил накамерный свет. Разом всё вокруг ухнуло во тьму, осталась только эта лампочка, да я в её луче, прижимающая к себе одной рукой ставшего на задние лапы выпученного пса. Что сказать??..
- Стойте!.. Так не пойдёт. Вить, ты же сам мне объяснял. Главное что? - картинка. - Невидимый мне леший взмахнул руками, и все светлячки взмыли в воздух и окружили меня с трёх сторон, с ног до головы. Стало светлее и как-то... сказочнее, что ли. И уж точно - спокойнее. - Во-от, - улыбнувшись, протянул хозяин леса. - Так лучше. И красивее. "Говори, не бойся" - прозвучало у меня в голове.
- Витя, финальный делаем. Пишем? - Витька сосредоточенно кивнул. Я по дурацкой своей, но неубиваемой привычке чуть закинула голову назад, открыла рот, вдохнула и выдала: Таким образом, деревня Калитовка встретила нашу съёмочную группу целым каскадом сюрпризов и чудес. И одно из них вы наблюдаете сейчас за моей спиной. Это похожее на ёлочную гирлянду свечение - ни что иное, как рой светлячков. Просто в этих лесах их живёт потрясающее количество. Но, пожалуй, главным чудом мы можем назвать вот это животное. Местные жители утверждают: раньше здесь говорящих собак не водилось. Выходит, на очень повезло. Правда, Шура? - я сунула микрофон куда-то в район собачьей морды, продолжая улыбаться в объектив. - Всем добрый вечер! - голосом циркового конферансье рявкнул Алехандро. - С Шурой мы познакомим вас, уважаемые телезрители, в наших новых репортажах, а встреча с чудесами деревни Калитка на этом завершена. С вами была Ксения Голицына, Виктор Алабай и Алехандро, специально из Рогнединского района.
Целую секунду ничего не происходило. Мне был слышен только стук собственного сердца, глаза застыли, глядя в самую середину накамерной лампы. И тут она лопнула. Лампа. Как мне показалось. Ослепительный свет залил всё вокруг, в уши ударил непонятный грохот, завизжал и забился под рукой Шура. Мои ноги подкосились, поехали, я рухнула в траву. В мокрую траву.
- Твою мать. - Открывать глаза было страшно. За ними было явно слишком светло для полночного леса. Вдруг пожар, вдруг... Кто его знает, что там может быть...Опять же, Витька зря не матерится...
- Ксюха. Вставай. Приехали.
Я открыла глаза, села. Мы сидели в поле. Над нами стремительно светлело небо, дождь явно заканчивался. Напротив нас, на пороге уютного "домика колхозника" покатывались операторы и корреспонденты других телеканалов: - Эй! Вы там чего? Креатив? Адресник с положения лёжа?! Голицына, а ты чего валяешься? Пошли уже, сейчас уже экскурсия у них начнётся.
Калитовка. Командировка одним днём. Вон "газелька". Витька поднялся с сырой земли и внимательно посмотрел на меня. Что мне было ответить? Как будто я что-то понимаю... Внезапно меня слегка пихнули в плечо. Слева от меня сидел здоровенный рыжий пёс. С Мокрой шерстью. И улыбался во всю пасть.
- Алехандро?! Только не говори, что ты говорящий!... В смысле... - в от веет пёс тихонько гавкнул, чихнул, сунул нос куда-то себе под мышку, выдернул клок шерсти и положил мне на коленку. Шерстинки были серыми. Под моими мокрыми пальцами краска сошла, показался ярко-рыжий цвет. Зола...
- Шурка!! - пока я рассматривала кусочек его крашеной шерсти, пёс побежал куда-то в сторону дальнего края поля. Остановился, подпрыгнул, помахал хвостом, пролаял и... побежал дальше...
- Не реви! Не реви, говорю... - Витёк неуклюже похлопал меня по плечу. - Штукатурку размажешь, губернатора испугаешь...Пошли, говорю, работать. Потом, всё потом.