Нашим воспалённым после медовухи взорам явилась вполне себе человеческая фигура. Гость выглядел как мужчина средних лет среднего роста, среднего, опять же, телосложения. В смысле - в меру упитанный. Одет он был в просторные штаны очень похожей на камуфляжную расцветки, грубой вязки тёмно-зелёный свитер с высоким и широким горлом и лапти. Голову гостя украшала рыжеватая шевелюра, плавно переходящая в недлинный хвостик на затылке и того же цвета окладистая борода аж до самых глаз. Последние были светлыми и по-ленински прищуренными.
- Доброго денёчка вам, дорогие мои, - негромким баритоном произнёс пришелец. - Даже и не знаю, с чего беседу с вами начинать. С кого, вернее. Ну, с тобой, Алевтина, я потом поговорю... Нечего при детях да при...- тут гость посмотрел на Виктора, весьма неприязненно посмотрел. - При посторонних дела семейные обсуждать. Да и с тобой, Стремглав, я потом поговорю. Глянуть тошно, как ты белым днём в собачьей шкуре щеголяешь, да и грязный весь, как пёс дворовый.
Алехандро икнул и сел на хвост.
- А вот тебя, гость дорогой, я поспрошаю. Странные дела творятся в лесу. Деревья валят какие попало, птицы, звери пропадают, причём здоровые, молодые совсем, потомства оставить не успевшие. Деревенские таких не трогают - учёные они у меня... А тут ещё ребятня по ягоды пошла, и слышу: леший, мол, народу показался. Сам чёрный, глаз серый, борода курчавая... Штуку, говорят, какую-то с собой приволок, громозу чёрную. И ну чудеса творить в компании с ведьмой. Дождь вызывать. Вот я и думаю... Ты, мужик, кто будешь-то?
- Что - это самое? - тоном опытного следователя спросил камуфлированный пришелец.
Ой, не любил Витька шуток на предмет своего слова-паразита, поэтому разозлился и выпалил:
- Леший я! Не видно что ли?? Ходят тут, выспрашивают.
Внезапно лес замолчал. Птицы и так уже уснули по причине вечернего времени, а тут и листва шелестеть перестала. Полная, отвратительно вязкая тишина кинулась в уши. Странный хозяин леса неспешно, но как-то очень быстро и бесшумно оказался лицом к лицу с Виктором, посмотрел тому прямо в глаза и раздельно, с мхатовской паузой, произнёс:
- Я - леший.
Потом сразу поднял голову и зачем-то подмигнул верхушке ближайшей ёлки. В ответ на это дерево отклонилось назад, будто за верёвку кто-то дёрнул, а потом резко выпрямилось. Со всех его веток градом посыпались ещё зеленоватые, недозрелые шишки. Естественно, посыпались они прямиком на Витьку, тот только лицо руками прикрыл. На лешего ни одна шишка не упала, отскочили две-три случайные, как от каменной стены.
А сам леший продолжал стоять и смотреть Виктору в глаза. Не мигая. Я же не знала, куда бежать и что делать. А убежать хотелось очень-очень. А ещё сильнее - заорать "ма-а-ама-а-а!!" и скрыться в ближайших кустах. Но как-то не получалось. Рыжий Шурик тоже сидел, заворожено таращась на лешего.
Первым не выдержал Витька: - Так, всё! Да, мужик, ты - леший. Я - нет. Факт. И Алевтина - не Алевтина, и Стремглав - не Стремглав. И не местные мы вообще...
- Так... - леший медленно повернулся в нашу с псом сторону. - Расслабился я, выходит. Жену и сына собственного в чужаках увидел. Нехорошо... - очень тихо проговорил он. - Ну, кто вы такие есть, мне интересно, не спорю. Но куда важней узнать, где Алевтина и Стремглав.
Леший оглянулся на избу, огладил бороду и уселся, скрестив ноги, прямо на траву. Помолчал, уставившись в какую-то точку перед собой. Несмотря на внешнее абсолютное спокойствие, от его фигуры с опущенными плечами исходила такая скорбь, что нам троим стало невмоготу. Хотелось или уйти, или посочувствовать. Вот только уходить - некуда. Сочувствовать - лешему? Кто его знает, что скажет, да что в следующую секунду сделает. Нечисть, как-никак. Переглянувшись, мы тихонько подошли поближе к сидящему и тоже устроились на лужайке, напротив пришельца.
- Поругались-то мы из-за ерунды. Как и всегда... Вредная она у меня, с характером, да и я не лучше. Хочу, говорит, кикимору с дальнего болота извести... Хочу, говорит, и всё! То ли траву какую важную они не поделили, то ли одна другую толстухой обозвала... Которую сотню лет живу, сколько поколений ваших людских перевидал, а бабы всегда одни и те же. И говорю же ей: не трогай ты кикимору. Пусть её, она нечисть слабая, к болоту своему как кандалами прикованная, шагу лишнего на свободе не ступит. Так нет. Алевтина упёрлась.. Вот и повздорили. А тут ещё срок этот подошёл. Ведьма - то ведьмой, а перед каждым перерождением увядала красота. Вот и злилась жена моя... Хотела скорее уже снова красавицей стать. Ну, я и решил переждать. Думал, приду, она опять молодая, счастливая, всякие кикиморы болотные ей до верхушечки сосны...
Не знаю, как Витя и Шурик, а лично мне в этот момент ужасно хотелось встать, подойти к лешему, за плечи обнять, по голове погладить. Вот уж не думала никогда, что придётся пожалеть хозяина леса. Но где уж там. Как почувствовал. Оглянулся резко, колко посмотрел прямо в глаза и спросил: - А ты почему так на неё похожа?
- Я... не знаю... - а что ещё сказать? Спас Виктор: - Ты понимаешь, мы правда не отсюда... Меня Виктор зовут, её вот - Ксения. А это не оборотень, просто пёс говорящий, Алехандро зовут.
Наш хвостатый друг вытянулся в струнку и тихонько гавкнул - как поклонился.
- Мы же тут случайно оказались. Поехали м... работать в общем, поехали. А там поле, лес далеко. А тут гроза...
Минут за пять Виктор сбивчиво, но доходчиво изложил лешему, кто мы и откуда. Тот слушал, не перебивая, глядя куда-то в сгустившиеся сумерки. И как только Архипыч закончил свой рассказ, вдруг спросил, обращаясь куда-то к дальним кустам: - Устал небось, родимый, столько времени в грибом-то в малиннике торчать? Косточки-то поди немолодые уже. Да выходи уже, шпиён!
Послушался треск, и на лужайку неуверенно вышла сухонькая фигура. Кто стал свидетелем нашей беседы, разглядеть было невозможно.
- Да что это мы в темноте сидим. - Леший хлопнул в ладоши. Тут же откуда-то из-за деревьев налетела целая туча каких-то насекомых. Непонятные жучки сделали над нами пару кругов, потом сбились в плотный ком, и над лужайкой стало светло. Не как днём, конечно, но неяркий, какой-то призрачный свет залил лица сидящих на траве. И гостя ночного тоже предъявил. Это бы кто-то из селян, один из тех дедулек, что ходили хвостом за тёткой Маланьей, когда вся деревня собралась на, так сказать, презентацию нашего с Витькой дождя.
- Вечерочка доброго! А я, значится, малинку-то собирал, собирал... А тут и темно стало уже. А смотрю - сидите, дай, думаю, мешать не буду. - Улыбчивый худощавый дедок демонстративно помахал перед нами берестяным туеском, в котором глухо перекатывалось несколько ягод.
- Да будет тебе юродивым прикидываться, Эрих. - Леший поднялся с земли, отряхнул штаны, поднял руки вверх и потянулся. - Ты ж просто так не пришёл бы. Рассказывай уже.
- Да я малинку-то. А она мелкая, зараза. И колючки. А темно ж. А я ж... - зачастил дед, потом мелко покивал и с завидным проворством сиганул обратно в кусты. Послышался удаляющийся хруст, потом - тишина. Я посмотрела на Витьку. Наверное, вот такое выражение лица называется "кто здесь?!". Сама я, судя по всему, выглядела не лучшим образом. Потому что леший оглядел наши физиономии, украшенные отвисшими челюстями, усмехнулся и сказал: - Шли бы вы спать уже, гости дорогие! Не захотел Эрих с вами сегодня разговор иметь - потом придёт, или сами вы его навестите. Всё!
Леший громко хлопнул в ладоши, и светляки разом погасли. Когда мы приморгались к наступившей темноте, бородатого хозяина леса на лужайке уже не было.
- И правда, Ксюх, пошли уже. А то, это самое, вон чего, - пробормотал ошалевший от таких событий Виктор. Да и мне было не веселей - голова гудела, как колокол после заутреней. Споткнувшись о задремавшего у крыльца Алехандро, я поплелась в избушку. Вот уж когда-когда, а сейчас точно - утро вечера мудренее.