Утренняя встреча двух сыновей Свербора фос Контандена продолжалась довольно долго, но единственным, что стало известно о содержании их разговора, был написанный Локлиром приказ о формировании из добровольческих эскадронов Фларостирского драгунского полка и назначении его командиром рит Канбари с присвоением ему звания майора.
Вернувшись за стол, Локлир быстро просмотрел стопку новых докладов и донесений, положив перед собой два письма, доставленных ночью из Викрамара. Первым он начал читать письмо сестры, покинувшей Ансис через день после гибели матери. В ночь после взрыва у Старой башни они проговорили несколько часов, пересказывая друг другу лучшие моменты общения с самым близким им человеком, мудрой и доброй женщиной, которая любила их до последнего удара сердца. Уже начало светать, когда герцог, вновь обнявший плачущую Фиорис, сообщил ей о своём решении: похороны Бескиель будут проведены после окончания войны.
И дело здесь было не только в изготовлении каменного саркофага. Локлир понимал, что победа в Междуречье ещё ничего не гарантирует, и ни при каких обстоятельствах не мог допустить, чтобы тело его матери попало в руки врагов Тивара. Магия целителей убережёт Бескиель от тлена, а если произойдёт самое страшное, особая синтагма обратит герцогиню в пепел, избавив её от поругания. Припухшие от слёз глаза Фиорис округлились, но, выслушав доводы брата, она признала их разумными, хотя сама мысль о подобном развитии событий продолжала вселять в неё ужас.
Обернувшись уже на пороге, Фиорис сказала брату, что хочет отправиться в Викрамар, чтобы попытаться развить свои природные способности, позволяющие ей устанавливать некую ментальную связь с животными. Локлир вспомнил, что магистры ещё несколько лет назад уговаривали Свербора фос Контандена позволить им проверить, сможет ли его младшая дочь влиять на поведение хищников, в том числе злобных тварей вроде вискутов и бангелаши. Сжатые губы сестры подсказали ему, что Фиорис не просит у правящего герцога разрешения на эту поездку, а просто сообщает ему о свеем решении. Спорить было бесполезно, ведь сестра унаследовала от Бескиель не только ум и обаяние, но и умение настоять на своём.
Письмо Фиорис было весьма лаконичным и в основном сводилось к тому, что нахождение в зоне действия зонтари самым положительных образом сказывается на её способностях. Что это означало, понять из письма было невозможно. Немногим больше сообщил в своём послании и Сфобарик, отметивший, правда, что он удивлён возможностями госпожи фос Контанден. Не слишком многословным был первый магистр и при описании дел в самом Викрамаре: Шосфай, изрядно пострадавший при защите Ортильского моста, почти полностью пришёл в себя, изготовление трёх частично написанных свитков Кибари-Кан всё ещё не было завершено, зато две новых партии боевых синтагм и эликсиров направлены в Ансис и армию генерала рит Бараса. Локлиру, конечно же, хотелось бы узнать о происходящем в Викрамаре немного больше, но причины подобной сдержанности были ему понятны: Сфобарика угнетала неготовность свитков Кибари-Кан, а целеустремлённость Фиорис не оставляла места ни для чего, по её мнению, лишнего или несущественного.
Поделать с этим ничего было нельзя, поэтому герцог со вздохом отложил письма в сторону и сломал печать на донесении начальника дипломатической службы фос Теонесте. Читая донесения послов, каждое из которых сопровождалось детальными и не лишёнными остроумия комментариями графа, Локлир обратил внимание на информацию о приезде в Тильодан епископа Адольгора, входившего в состав Совета двадцати пяти. Епископ не обладал особым влиянием, практически не участвовал во внешнеполитических интригах Каулона, однако многие считали его одним из наиболее умных людей в Стабуре. Исходя из этого, фос Теонесте полагал, что Адольгор приезжал в Тильодан на разведку, стараясь оценить степень вовлечённости королевства в кровавую авантюру танкисов. Граф также считал, что эта поездка вряд ли была исключительно личной инициативой епископа, из чего многоопытный глава дипломатического ведомства делал ещё один вывод: какая-то часть обладателей жёлтых плащей, озабоченных если не судьбой Бонтоса, то хотя бы сохранностью собственных шкур, наконец-то вышла из состояния спячки и, следовательно, скоро начнёт искать союзников.
Локлир был не слишком высокого мнения об обитателях Стабура, но заручиться поддержкой хотя бы части жёлтых плащей было бы весьма полезным делом, ведь в таком случае война в Тиваре стала бы не простой междоусобицей соседей, а сражением за честь лучезарного Альфира - единственного законного преемника несравненного Отелетера. И если буйный Коренжар это вряд ли могло смутить, то правители Тангесока и Непшита неизбежно должны были задуматься, ведь при таком раскладе любой претендент на их трон вполне мог объявить себя защитником истинной веры, подняв тысячи горожан, селян и, разумеется, дворян (а такие имеются всегда и везде) на священную борьбу против покровителей богопротивной ереси. Повернись дело таким образом, даже самоуверенный фос Скифест был бы вынужден отложить реализацию своих честолюбивых планов (Локлира мало заботило, что Шинату после этого пришлось бы сделать с его старшей сестрой, почти что лишившейся разума из-за своей ненависти к герцогу Тивара).
Удовлетворённо хмыкнув, Лолкир уже начал что-то прикидывать, но тут же спохватился, вовремя вспомнив, что любая информация нуждается в проверке. Обругав себя за юношескую мечтательность, он вскрыл донесение начальника тайной стражи, на конверте которого граф приносил извинения за невозможность лично доложить герцогу все новости, олученные к утру сегодняшнего дня. Наскоро просмотрев десяток листов, Локлир нашёл подтверждение сообщению из Тильодана.
Несколько лет назад люди рит Корвенци подобрали ключи к епископу Муслевсу - третьему сыну барона из захолустного Турдуша, сумевшему обзавестись не только жёлтым плащом, но и местом в Совете двадцати пяти. Быстро разобравшись, что на самом деле ценится в Стабуре, Муслевс решил пожить в своё удовольствие, стараясь наверстать всё, в чём он был вынужден себя ограничивать более двадцати лет. Махнув рукой на суету вокруг Первой скамьи и тем более Престола Отелетера, епископ пустился во все тяжкие, не обделяя вниманием ни одну мало-мальски привлекательную женщину. Чтобы иметь возможность удовлетворять свои плотские желания в любое время дня и ночи, Муслевс завёл у себя в особняке настоящий гарем, в котором порой находилось по пять-шесть женщин (речь идёт о постоянных наложницах, приходивших на одну-две ночи женщин давно уже никто не считал). Все эти удовольствия требовали постоянных затрат, а так как любвеобильный епископ чурался обычных для Каулона сомнительных дел, денег ему постоянно не хватало.
Нельзя сказать, что шпионы Тивара купили епископа, что называется, на корню. Понимая, с кем он имеет дело, рит Корвенци рассматривал Муслевса исключительно как источник сообщений о ситуации в Стабуре. Начальник тайной стражи допускал, что у епископа были и другие покупатели информации, но после ряда проверок это перестало его заботить. Муслевс честно отрабатывал свои деньги, и значение имело только это обстоятельство.
Доставленное из Каулона донесение не только подтверждало визит Адольгора, но и позволяло очертить предполагаемый круг связанных с ним "проснувшихся" епископов. Их было немного, но Муслевс по этому поводу высказался в том духе, что в Совете двадцати пяти есть непонятные ему люди, о которых сам Молкот не смог бы сказать ничего определённого. В качестве примера он привёл Нклавалана - вальяжного, но вежливого епископа, котому не всегда удавалось скрывать свой слишком уж проницательный взгляд.
Не менее интересными были и другие сообщения рит Корвенци, особенно первые результаты допроса Кроворта, захваченного после разгрома логова наёмников на Торговом спуске. Локлир с удивлением узнал, что не так уж давно Кроворт был подручным некоего Рахтара, известного тайной страже как боевой маг и правая рука Реткивна - наследного принца, а затем и короля Дьярноста. Обработанный особыми снадобьями, Кроворт утверждал, что именно этот Рахтар, волею случая нашедший тайник в каком-то лесу близ отрогов Чаамайли, сумел не только освоить магию Танкилоо, но и возродить могущественный Орден наследников Маршеска. Он рассказал и о своё пребывании в лесном посёлке в Турдуше, работах Курхаса над созданием всё более жутких харварлов и суровом Мантере, известном также как Дзенир - главном исполнителе далеко идущих планов главы Ордена.
Откинувшись на спинку кресла, Локлир закрыл глаза, мысленно сопоставляя только что прочитанное с тем, что ему уже было известно. Он знал историю редкостного мерзавца Реткивна, и одно то, что Рахтар был известен как исполнитель его особых поручений, говорило об этом человеке достаточно много. Неожиданно для себя герцог подумал, что Дьярносту последние десятилетия вообще не везло с королями - первый же представитель новой правящей династии вновь ввязался в бессмысленную войну, которая также закончилась его полным разгромом.
Не открывая глаз, Локлир продолжил размышлять о хитросплетениях человеческих судеб, связывающих в единое целое события в разных уголках Бонтоса. Задолго до его рождения сестра Свербора фос Контандена Игезе вышла замуж за тайротского герцога фос Гортована, богатством и знаменитостью соперничавшего с королём Ачитаем фос Блутсом. Правителя не слишком радовало подобное положение дел, к тому же ироничный фос Готртован был весьма несдержан на язык и не раз демонстрировал отсутствие должного почтения к королю Тайрота. В конце концов его объявили мятежником, столица герцогства Ценбрат была залита кровью и разграблена, а из всей семьи Гортована уцелел только двенадцатилетний Легирим, которого боец из личной охраны сумел доставить в Ансис через половину Бонтоса. Испытанный двоюродным братом Локлира ужас сказался на его здоровье, и Легирим вырос болезненным юношей, не пережившим очередную эпидемию лишати.
Неожиданно для себя герцог почувствовал, что его завораживает магия совпадений, начавшаяся в далёком Тайроте: брак Игезе, спасение её сына родившимся в Ценбрате десятником Невинном, спустя годы ставшим графом рит Корвенци, наконец, приобщение Рахтара к тайнам Танкилоо, случившееся под пологом Рандери, что в переводе с тайротского означало чёрный лес.
Столь же неслучайным стало казаться Локлиру многое из того, что происходило на левом берегу Велитара: появление вотчины Рахтара в Турдуше, всплеск воинственности вечно бурлящего Коренжара, почти полная утрата самостоятельности Тангесоком и Непшитом, и даже особая роль в борьбе с нашествием фос Таначали, увидевшего свет в прибрежном городке северного Уритофора. И все эти столь разные цепи событий сходились в Тиваре, земля которого стала ареной жестоких сражений, каждое из которых могло определить судьбу всего Бонтоса.
Но и это было ещё не всё. Не менее впечатляющей показалась герцогу и цепь событий, связывающих страны южного побережья. Выбравшись из Чёрного леса, Рахтар поначалу обосновался в Лиштоине, известном прежде всего своими виноградниками и вином. Оттуда же приплыли в Тивар Кроворт, погубившая Бескиель бешеная сука Ратпара и Курот - бастард графа фос Бургонара, сосланного когда-то старым герцогом на остров Ватлат. В соседнем герцогстве Саинсо, которое давно уже стало безропотным вассалом Тильодана, прятали Бидашита, и именно там тиварским бойцам, среди которых были и тружери, впервые пришлось столкнуться с незнакомой магией, которую спустя годы определили как Танкилоо. Вполне уместным на этом фоне казался и Небрис со своими вероломными и жестокими королями, а заодно и сестрица Ночери, днём и ночью мечтающая о его смерти.
От этих мыслей у Локлира начала болеть голова, и он очень вовремя вспомнил, что при злоупотреблении бодрящими эликсирами целители не советуют днём закрывать глаза, так как при этом переутомлённый мозг может начать терять связь с реальностью. В который раз рассматривая карту Бонтоса, герцог не мог отделаться от мысли, что все эти причудливые узоры из судеб и событий вряд ли были просто игрой случая. Он не особо верил в предсказания, но не сомневался, что Альфир и тем более Молкот время от времени вмешиваются в дела смертных, стремясь к достижению одним им ведомых целей. Локлир полагал, что эти богорождённые небожители могут как-то слышать обращённые к ним молитвы, но, что бы там ни говорили епископы, мало обращают на них внимания (если, конечно, они не совпадают с их собственными намерениями).
Вообще-то церковь считала подобные взгляды ересью, но так думали немало дворян из числа тех, кто уделял этому сложному и непосильному для многих процессу хоть какое-то время. Рядовые священники не спешили портить отношения со знатью (особенно с офицерами), хотя частенько сообщали своим епископам о слишком уж вольных разговорах. Обладатели жёлтых плащей в основном ориентировались на мнение местных правителей, и если тем не хватало поводов для наказания непокорных, обвинения в ереси оказывались, как правило, весьма кстати.
Охотно использовал эту дубину и Стабур, причём основанием для этого могло послужить всё что угодно. Кому-то хотелось повысить свои шансы на Первую скамью, кто-то сводил старые счёты или занимался банальным шантажом, иногда и сами Верховные Хранители желали продемонстрировать своё неудовольствие какой-либо коронованной особе, не проявлявшей должной, по их мнению, почтительности. Не так часто, к счастью, возникали ситуации, когда истошные вопли о борьбе с ересями служили ширмой для странных и непотребных событий, сопровождавшихся кровопролитием и попранием всех писанных и неписанных законов. Спустя годы память о подобных безумствах Каулона начала стираться, но в своё время гонения на пекотов и запреты икон сотрясали как минимум половину Бонтоса.
Для Стабура не было секретом, что фос Контандены были достаточно терпимы к некоему вольнодумству и даже фрондерству, если они, конечно, не угрожали их власти и достоинству. При этом Ансис весьма прохладно относился к призывам искоренять любые проявления ереси и восхищаться несравненной мудростью Верховного Хранителя. Очевидно, что все эти проявления реальной независимости вызывали жгучие желание показать наглым герцогам их место, но Тивар был богатым государством и платил Каулону немалые деньги. К тому же он имел сильную армию, десятки шпионов и боевых магов, не раз доказывавших свою силу и предприимчивость. Всё это вместе взятое приводило к тому, что даже золото Тильодана не могло склонить Стабур к каким-то по-настоящему враждебным действиям (не считая, конечно, науськивания лисилей на пекотов и их молитвенные дома сутлари). В конце концов, Стабур был слишком поглощён внутренними интригами, чтобы ввязываться в серьёзное противостояние с весьма туманными перспективами.
Вспоминая детали взаимоотношений с Каулоном, Локлир почувствовал растущее раздражение, причём причиной его была не только спесь епископов, но и собственное легкомыслие, позволявшее тратить время на обдумывание вопросов, которые не были ни жизненно важными, ни требующими незамедлительного решения. Обозвав себя пустобрёхом и недоумком, герцог уже собирался встать из-за стола, когда на пороге возник начальник тайной стражи (рит Корвенци входил в число немногочисленных сановников, имевших право при необходимости входить в кабинет без доклада секретаря).
- Добрый день, граф, я как раз читал ваши донесения. Хорошо, что хоть кто-то из епископов начал понимать, чем грозит им возрождение танкисов. Но не думаю, что это болото способно на какие-то активные действия. По крайней мере, в ближайшее время.
- Ваше высочество, рад видеть вас в добром здравии. Что касается Каулона, то нужда - хороший учитель, и я согласен с Муслевсом: быть уверенным нельзя ни в чём и ни в ком.
- Да, пожалуй, вы правы. Знаете, граф, меня порядком удивили откровения Кроворта. И о нём самом, и тем более об этом Рахтаре. Это странная история. Дьярност, Тайрот, Турдуш... - повертев в руках донесения тайной стражи, Локлир поднял глаза на рит Корвенци и широко улыбнулся. - Знаете, граф, я тут даже одну загадку придумал.
- Загадку, ваше высочество?
- Ну да, не всё же вам их загадывать. Так вот, господин рит Корвенци, можете ли вы сказать, где на Бонтосе растут самые высокие деревья?
- Ваше высочество, я всегда полагал, что подобные знания не входят в круг моих обязанностей. Сомневаюсь, что я смогу ответить на ваш вопрос.
- Бросьте, граф, даже Альфир с Молкотом не могут сказать, что входит в ваши обязанности. Скажите прямо: вы не знаете ответа.
- Да, ваше высочество, этого я не знаю.
- Я тоже не знал, но допрос Кроворта это прояснил, - выйдя из-за стола, герцог подошёл к карте и протянул руку к северной части Тайрота. - Выше, чем здесь, деревьев больше нет нигде.
- Прошу прощения, ваше высочество, но я всё-таки не понимаю, о чём идёт речь.
- Граф, в этом проклятом Чёрном лесу растут настолько высокие деревья, что тень от них сейчас накрыла нашу страну...
- Чёрная тень Рандери, ваше высочество?
- Совершенно верно, чёрная тень Рандери. Именно так наша главная проблема и называется, - отвернувшись от карты, Локлир внимательно посмотрел на синюю папку в руках рит Корвенци. - Полагаю, что начальника тайной стражи привела сюда не только любовь к загадкам.
- Вы правы, ваше высочество. Человек, который называет себя Исвелем, передал для вас письмо главы Ордена Теней.
- Письмо? Он что же, просто так вёз его с собой? Этот Исвель был уверен, что оно не попадёт в руки воров, разбойников или какой-нибудь стражи?
- Ваше высочество, письмо было написано особым способом на обратной стороне карты Бонтоса. Его стало видно только после написания на пергаменте нескольких рун.
- Бандиты забрали бы и карту.
- Я тоже задал этот вопрос, но Исвель ответил, что в таком случае их можно было бы пожалеть.
- Хорошо, пусть так. Граф, вы сами читали это письмо?
- Да, ваше высочество. Без этого я бы не принёс его сюда.
- И вы уверены, что мне надо его видеть?
- Думаю, да, ваше высочество, - уловив в голосе Локлира сомнение, рит Корвенци не сразу понял, чего в нём больше - острой обиды на медлительность Теней, стоившей Тивару сотен потерянных жизней, или подозрения, что всё это является хитроумной ловушкой танкисов. - Рит Таначали тщательно обследовал пергамент, в нём нет ничего опасного. Зато в нём есть предложения, которые могут помочь покончить с этой войной.
- Такие предположения дорогого стоят, - отбросив сомнения, герцог указал рукой на стол. - Узнаем, чем Серые хотят соблазнить Тивар.
Первым, на что обратил внимание герцог, развернувший свиток из толстой, но очень мягкой кожи, была цветная и очень подробная карта Бонтоса. Подивившись мастерству художника, он перевернул лист пергамента, обнаружив на обратной стороне похожий на печать цветной рисунок и несколько строк на имперском языке, написанным безупречными каллиграфическими буквами.
"Досточтимый господин Локлир фос Контанден!
Орден Теней имеет честь обратиться к правящему герцогу Тивара, род которого снискал уважение своим благородством, твёрдостью духа и милостью ко всем, кто заслуживает помощи и поддержки. Порочное своеволие Молкота привело в наш мир чуждую ему магию Танкилоо, адепты которой вновь ступили на путь открытой войны. Орден Теней вместе с Вашим Высочеством скорбит о погибших жителях Тивара и полон решимости вместе с Вами разрушить замыслы восставших из небытия танкисов. Вольный Орден Теней смиренно предлагает Вашему Высочеству любую доступную нам помощь - тайную и явную, магическую и финансовую, достойную славы или забвения. Если Ваше Высочество сочтёт это письмо достойным внимания, магистр Исвель с радостью ответит на все Ваши вопросы.
Да помогут нам богорождённые Альфир, Валкир и сёстры Тешеро!"
Последняя строка письма не удивила Локлира, так как он знал, что именно третий сын Отелетера и Толфесты - тщедушный обладатель острого ума Валкир считался покровителем Теней (любящие его сёстры охотно исполняли самые разные просьбы Валкира, поэтому кое-кто из летописцев полагал, что Тешеро также помогали Серым, и, похоже, у них были для этого основания).
- Граф, и что вы об этом думаете?
- Ваше высочество, если совсем коротко, то Тени готовы убивать кого угодно. Им платят за это.
- А о какой финансовой помощи может идти речь?
- Магистр Исвель лучше меня ответит на этот вопрос, ваше высочество.
Молча кивнув, герцог ещё раз внимательно прочитал письмо и принялся рассматривать рисунок на пергаменте, являющийся ничем иным, как символом веры. В своё время Локлир провёл в отцовской библиотеке немало дней, в деталях разбираясь, что означает тот или иной символ. Каноническое изображение, которое Стабур считал таковым последние лет семьдесят, представляло собой две концентрически расположенные окружности, которые соединяли четыре вертикальных и столько же наклонным линий, каждая из которых заканчивалась особым знаком. Слева от центра круги пересекала линия, украшенная сверху стилизованным изображением Афрая с пятнадцатью - по числу месяцев - лучами. Символ созидающего жизнь дневного светила выходил за внешний круг, что символизировало не только величие Отелетера, но и его временное отсутствие в мире Лаканик. Рядом с ним всегда находился символ Толфесты - вертикальная линия с изображением колоса, также выходившего за большую окружность (зёрнами, разумеется, являлись богорождённые дети этой лучезарной пары).
С двух сторон от основных символов находились линии, олицетворявшие Альфира и Молкота, которым Отелетер когда-то поручил править до своего возвращения. Знаком старшего брата считался ромб, среднего - треугольник, вершина которого была обращена вверх (обязательным условием было нахождение этих знаков внутри внешнего круга). Строго говоря, Молкоту после всех его безумств и злодеяний было не место в центре символа веры, но Стабур опасался, что подобное изменение может быть воспринято как признание ошибки Отелетера, что считалось совершенно недопустимым. Поклонников Молкота это вполне устраивало, при этом часть из них помещали его знак на внешнюю окружность, мотивируя это тем, что он не раз посещал иные миры. Те же, кто считал среднего сына единственным заслуживающим почитания богом, вообще рисовали одну-единственную линию с золотым треугольником, зачастую украшая его пятнадцатью лучами Афрая. Церковь считала подобное изображение вопиющим святотатством, требующим особого внимания Защитников, Совета двадцати пяти и самых опытных палачей.
Младший брат и сёстры Тешеро не считались церковью особо значимыми персонами, поэтому их линии располагались на символе веры под углом, также не пересекая внутреннего круга. Знаком Валкира считались два коротких штриха, пересекавших основную линию (его немногочисленные поклонники нередко изображали этот символ просто в виде шестиконечного креста); небольшим кругом отмечалась линия богини плоти Кажеты, наконечник стрелы указывал на божественный ум Рушеры, а зигзаг - на повелительницу чувств Бовищу.
Локлиру хватило одного взгляда, чтобы понять, с каким почтением Орден Теней относился к этим божествам: все четыре знака были изображены золотыми, что было на Бонтосе большой редкостью (золотом обычно рисовали знаки Отелетера, Толфесты и Альфира). Мало того, линии сестёр были украшены изображениями драгоценных камней - зелёного изумруда, сверкающего бриллианта и красного рубина. Нечто подобное герцог встречал только в одном из редких сочинений Гакусара - известного архивиста и историка, жившего ещё во времена Империи.
Продолжая смотреть на столь редкое изображение веры, Локлир чувствовал, как на него накатывается волна любопытства, разрушающая плотину недоверия и предубеждения. Внутри ещё продолжал шевелиться червячок сомнения, питаемый памятью о погибших тиварцах, но холодный рассудок настойчиво советовал ему сделать всё возможное для сближения с этим таинственным орденом, который вполне мог стать важным и могущественным союзником. Приняв решение, герцог поднял глаза на стоявшего перед ним рит Корвенци.
- Граф, завтра утром я встречусь с магистром Исвелем в Бронзовом зале. Всё как в прошлый раз: тальдос, диентисы, арбалеты.