Крутков Эдуард Петрович. Ссудный День

'Евреи, евреи, кругом одни евреи'

(В.Высоцкий)

   Cанька плохо спал, всё время ворочался какие-то сюжеты из прошлого, сменяясь один за другим, как рекламные ролики, раздражали его своей навязчивостью не давали заснуть спокойно, ему хотелось смотреть что-нибудь одно дальше, а они обрывались и мучили своей незаконченностью. Ему хотелось увидеть сон и смотреть его долго, чтобы слюни по подушке от удовольствия поползли. Не получалось. Он проснулся, чувствуя себя не выспавшимся, и самое главное, он давно завязал со своим пьянством, не пил, а состояние с которым он проснулся напоминало похмелье, и также мучила жажда. Он напился воды из крана на кухне. Вода была противная, горькая отвратительная и настроение было такое же паршивое. В основе его, конечно же, лежали ночные видения, он не помнил ни одного, но они остались где-то в подсознании и, как горечь от выпитой водки, влияли на его ощущения, отравляли душевный покой. Начиналось унылое утро и день не обещавший ничего хорошего. Он включил телевизор, в этом ящике для идиотов уже с утра в мозги обывателя втюхивали какую-то муру. Диктор с новостями наигранно весело рассказывал о событиях, которые украсили вчерашний день, какую-то ерунду, потому что сказать было нечего и показать тоже, разве что очередную сессию блядей, их теперь называли топ-моделями, затем аварию на железной дороге или электростанции; рассказать об успехах среднего класса, который день ото дня крепнет, увеличивает свою численность в рядах Единой России, в общем, плодится как кролики. 'Повторение-мать учения', вспомнил Санька школьный плакат, который по потолочной балке перегораживал школьный коридор. Эти новые русские из 'Единой России' повторяли ошибки коммунистов, во всём. Вот и свои ряды пополняют за счёт прохиндеев, которые рассчитывают, что находясь поближе к власти своего не упустят, а если запахнет жареным, сумеют вовремя избавиться от ставшего немодным триколора, перекрасятся в цвет любой новой цветной революции ежели такое вдруг случится. Ещё по телевизору показывали автомашины из Тольятти, рассчитанные на небогатых россиян и при этом сообщали, что главный конвейер автозавода работает четыре дня в неделю, потому что спрос на машины значительно упал. "Таких лопухов с доходами как у меня становится всё больше их число растет в геометрической прогрессии. Мне это говно с любым дисконтом не нужно, и всё равно не поднять. Денег совсем нет" - невесело подумал Санька
   Он сидел за столом пил чай и слушал эту лапшу. Вот ему стукнуло шестьдесят. При советской власти, при коммунистах он прожил большую часть своей жизни, новая власть, эти 'новые русские' у власти, уже сколько лет, а разорив страну, не создав ничего нового полезного, чтобы не будоражить обывателя своими 'успехами', врут ещё больше чем коммунисты. Саньке почему-то вспомнилось изречение Сталина, ставшее народным фольклором, когда, в разгар репрессий, он где-то сказал 'жить становиться веселей, жить становится лучше'. Этот нездоровый оптимизм, и сегодня был актуален, страна катилась в пропасть, и чтобы прикрыть срам импотенции, которой страдала новая власть, начиная с Ельцина, она круто замешивала правду с ложью, приём известный, выручал многих во все времена. Замалчивала трудности жизни большей части населения страны, и раздувала успехи уже существующего, согласно статистическим исследованиям Егора Гайдара, среднего класса, этого российского злокачественного новообразования. Средний класс на самом деле был ни чем иным, нежели элитным сбродом, кучкующимся в партии 'Единая Россия', он состоял из авантюристов, мошенников, воров и коррупционеров во власти. Представление об экономическом и социальном здоровье России лояльная к власти пресса, составляла на основании температуры российского общества в двух городах огромного государства: в Москве и Санкт-Петербурге, другая Россия для неё не существовала. Шикарные кабаки в столичных городах никогда не пустовали, народ не бедствовал, прилавки супермаркетов были завалены жратвой и шмотками по бешеным ценам, и если всё это было, значит это было кому-нибудь нужно, такое заключение сделал Санька, вспомнив Маяковского. Правда тот всё больше смотрел на небо, на звёзды, и в то, что они горят просто так, не мог поверить, объяснял их присутствие на небе чьей-то волей, как сказал бы он сегодня, волей какого-нибудь олигарха еврея. Санька тоже еврей, но на небо не смотрел, больше под ноги, боялся промочить их, туфли текли. По магазинам просто так не ходил, а тут нужда привела. Туфли, те, что он хотел купить, были свалены в корзины в самом дальнем углу супермаркета, пришлось прогуляться по всему торговому залу, вот по пути туда и увидел всё то изобилие, которым соблазняли посетителей, правда, не с таким тощими как у Саньки кошельками.
   Евреи, подарив Ельцину 'бархатную революцию', став 'олигархами' болтались где-то на поверхности жизни, успокоились, отрастили себе зоб и брюхо, обленились, надеялись на ручную, постоянно подкармливаемую ими власть, и думали, что так будет вечно. Ошибались, конечно. Санька видел жизнь изнутри и видел, как зреют 'гроздья народного гнева' и знал, что в этой стране покоя не будет. Он был евреем полукровкой, полноценным евреем себя не считал, тем не менее, при коммунистах и этого было достаточно, чтобы осложнить себе жизнь. От евреев предков ему досталось немного, развитый инстинкт самосохранения и способность приспосабливаться к любым условиям жизни. Прохиндей из него был так себе, из-за мутации он не был евреям братом по разуму, был просто homo sapiens, то есть человеком разумным, по крайней мере, ему так казалось. Однако быть евреем и человеком разумным не одно и тоже.Как человек разумный он поставил перед собой для многих евреев непреодолимую, по моральным соображениям, цель, которую осуществил когда-то в молодости, для этого решился на шаг, который как предательством по-иному не назовешь. В этом плане Иуда стал для него образцом и идеологически братом. Тот получил за предательство тридцать серебряников, Санька же формально изменив свою национальность,он стал по паспорту русским, таким образом пробил для себя брешь в негласной изоляции евреев в стране, стал, как ему тогда казалось, полноценным гражданином страны, в которой родился и вырос.
   Решиться на то, чтобы сменить свою национальность, стать таким же как все, к этой мысли он пришёл не сразу.Евреев в многонациональной стране зажимали по-чёрному, скажем, жителям среднеазиатских республик, которые еле-еле говорили по-русски, доверяли управлять ракетными комплексами ПВО страны, евреям же с их исторически сложившимся менталитетом, способностью к самым сложным математическим вычислениям, еврей Карл Маркс создал 'Капитал' - это экономическое учение актуально и сегодня, в лучшем случае доверяли что-нибудь считать на овощной базе, ещё им не запрещалось стать врачом, юристом, закройщиком, портным. Из других мест особенно из оборонных отраслей их гнали поганой метлой и, тем не менее, всё лучшее, что имеет на вооружении страна было создано евреями. Слишком очевидны были способности этой нации, и для немногих её представителей путь туда не был закрыт. Гитлер как-то сказал, что если бы евреев не было, их надо было бы придумать. Весь мир использовал евреев как громоотвод для решения своих политических амбиций, натравливая на этот древнейший народ, как на источник всевозможных бед, своих подданных. Россия в этом деле кажется, переплюнула даже Гитлера. Нет, не в смысле количества уничтоженных евреев, а той ненависти к ним, которая теперь уже является частью менталитета русского. Что впустую говорить об этом. С фактами в руках говорить об этом проще. Евреев не считали полноценными людьми, даже наши воспитали нравственности, нашей духовности - русские писатели и вообще творческая интеллигенция. У Достоевского в его 'Бесах' присутствует жидок Лямкин, он говорит о нём походя как о собаке. У нас так походя говорят: тракторист Вася или комбайнер Петя, привычно соединяя имя и специальность. Жидок или еврей - это тоже что-то специфическое, почти профессиональное обязательное прилагательное к имени человека этой нации. Что же говорить о простом народе для него евреи всегда были жидами, людьми, обязательно наделенными дурными свойствами. Как, скажем, цыган, которого во все времена считали конокрадом. Но здесь другой случай. Кличка конокрад к цыгану прилипла по заслугам.
   Санька был хоть и полукровкой, неполноценным евреем, может быть именно поэтому, ему повезло: он был из хорошей благополучной семьи, получил хорошее воспитание, и высшее образование. Поскольку многие власть предержащие в стране считали, что евреев надо держать в изоляции, и ввести для них черту оседлости, как это уже было в царской России, власть считала всех евреев агентами мирового сионизма и всегда готовыми к предательству, их трудовую активность всячески ограничивали. Отец, чистокровный еврей, всё-таки сумел просочиться сквозь негласно существовавшие препоны и устроился в институт им. Лесгафта, где евреев почти не было, они не чувствовали там наживы и поэтому не стремились в это учебное заведение, он занялся там научной деятельностью связанной со спортом, развитием физической культуры в армии. К евреям в институте, готовящем спортсменов, относились лояльно, специальных инструкций запрещающих им заниматься здесь наукой, тем более такой безобидной, как какие-то исследования в области спорта не было. Отец Саньки защитил в институте кандидатскую диссертацию, причём тема диссертации была засекречена, она относилась к закрытой тематике, которой тоже занимались в институте. Диссертация была посвящена вопросам физической подготовки солдата в армии. В ней говорилось о значительной пользе применения в армии комплекса спортивных упражнений, которые он разработал. Здесь же в помещении, где он защищал диссертацию были развешаны планшеты с грифом 'секретно', так сказать, наглядные пособия для готовящих себя в Шварценеггеры солдат. Его труд читали только посвященные, никаких тебе оппонентов, тем более ВАКК(а); диссертация прошла на ура. Его комплекс упражнений попробовали обкатать в одной из частей армии, однако от него скоро пришлось отказаться, как не эффективного и слабо влияющего на физическую подготовку солдат. Раздувать скандал не стали. Об этом мало кто знал. В противном случае участь отца была незавидной. Санькин отец остался с диссертацией и скоро стал профессором и заведующим кафедрой института им. Лесгафта.
   Мать Саньки, конечно, участвовала в воспитании сына, однако решающего значения её влияние на формирование у сына характера не имело. Она любила сына и делала всё что могла, для того, чтобы он рос здоровым ребенком, был сыт, чисто одет и этим занималась ежедневно, все те годы пока ему это требовалось, и пока он не ушёл из дома и не зажил собственной отдельной от родителей жизнью.
   Санька был хилым и слабым от рождения ребенком, наследственность определила ему быть мелким и физически слабым человеком. И если бы не отец, наверно, он к своему совершеннолетию превратился бы в хилого юнца, на которого не запала бы не одна девчонка. Отец преподавал в своём институте и халтурил, тренировал команду штангистов спортивного общества 'Локомотив' хотя сам никогда не занимался штангой. Однако в нашей жизни подобные метаморфозы возможны и случаются даже с евреями. Он видел, каким слабым и беспомощным растёт сын, и стал таскать его с собой на свои тренировки в своё спортивное общество. Серьёзные люди там поднимали тонны железа, и среди них бегал мальчуган, который постепенно привыкал к этой атмосфере, где поднимать тяжести молодым здоровым ребятам было в радость. Он видел, как на его глазах, за относительно небольшое время ничем не выдающиеся безусые юнцы, превращались в настоящих атлетов, на иных было страшно смотреть, они превращались в быкоподобные существа, груды мышц покрывали их с ног до головы. В отличие от детей, которых мамы водили в музыкальные школы и они там усердно тренировали свои пальчики, часами гоняли на черных и белых клавишах фортепьяно гаммы, до опустошающей усталости играли этюды Черни, их мамы хотели, чтобы дети стали скрябиновыми и рахманиновыми, а они приобретали лишь одно непреодолимое отвращение к игре на фортепиано и вообще музыке. Санька потихоньку привыкал к железу и скоро без этого воздуха пропитанного потом, запахом железа, кожи спортивных матов, тальком и какими-то лечебными мазями уменьшающими боль вывихов, растяжений и ушибов, воздуха пронизанного надрывными криками, как будто здесь рожала женщина, без грохота падающей штанги, другой жизни он себе уже не представлял. Наверно всё-таки отец рановато разрешил ему поднимать тяжести и поэтому и так маленького росточка он совсем перестал расти. Но приобрёл к совершеннолетию стать и железные мышцы. Штанга в благодарность за его упорство и верность ей с детских лет разрешала ему иногда редкие радости. Он стал побеждать на соревнованиях, стала вырисовывалась перспектива. 'У сына, - иногда думал отец, - должно быть неплохое будущее'. Победителей в 'Локомотиве' любили и жаловали. Министерство путей сообщения на балансе, которого находилось общество, устраивало жизнь своих рекордсменов со всеми доступными удобствами.
   Несмотря на тяжелый вид спорта, который Санька выбрал, на изматывающие тренировки, когда не оставалось сил на остальное, что необходимо всем молодым людям в его возрасте, он не жалел ни о чём. У него была девушка. Какие, казалось бы, в этом возрасте, возрасте победителя, могли быть у него с нею проблемы? Никаких! И, тем не менее, часто он оказывался не в состоянии доказать ей, как сильно он любит её. Это не останавливало его. Он не считал, что есть повод расслабиться, отдохнуть и продолжал упорно тренироваться. И именно в это время, когда казалось, что ему всё доступно у Саньки появились проблемы не только сексуального плана, но и проблемы гораздо серьезнее, приобретающие как ни странно в его статусе почти чемпиона перманентный характер. Ему впервые напомнили, что он еврей и что в отличие от других спортсменов, даже с его рекордами по штанге, доступно ему не все. Дело в том, что он должен был впервые в своей жизни поехать за рубеж в составе команды тяжелоатлетов на соревнования по штанге. И вдруг ему отказали и не взяли с собой, не объяснив причины отказа.
   Что еврей в этой стране человек второго сорта он знал давно, что евреев дразнят, издеваются над ними, все эти мерзости расизма, процветающего в стране победившего социализма, он видел своими глазами. В школе и позже его не трогали, не оттого, что боялись, получить сдачи, просто у пацанов, с которыми он общался, существовало что-то вроде уважения к спортсменам, как результат существующего в стране культа спортсмена. Страна всё время готовилась к войне и ей нужны были если не готовые терминаторы, то хотя бы их полуфабрикаты. Советский спорт был ориентирован партией коммунистов именно на такой подход в деле воспитания подрастающего поколения. В те годы, когда Санька занимался спортом, особенно ценились такие виды спорта как бокс, хоккей, конечно, футбол; к тяжелой атлетике тоже было уважительное отношение. Получить для пацана автограф Юрия Власова или Леонида Жаботинского считалось огромной удачей, как, скажем, девчонке получить автограф у Мэрилин Монро. Вообще советский спорт на международной арене всегда был политикой, с его помощью в сознание проклятых капиталистов внедрялась уверенность в непобедимости коммунизма и, в конце концов, его победы на всей планете. Спорт и балет были некой вывеской или как бы сказали теперь брэндом успехов советских людей на всех направлениях построения в стране нового общества свободного от эксплуатации, диктата капитала и развращающей психологии собственника, когда все успехи в экономике, науке, спорте зависят от того насколько хорошо они оплачиваются. На одном из съездов партии было заявлено о создании в стране общности советских людей, создании огромного тейпа, в котором все люди братья и нет деления людей по национальности, есть единый советский народ. Это на словах, а на деле всё было по старому, евреи, по-прежнему были изгоями. Их мозги использовали, но на официальном уровне, это были достижения советских людей из того мифического тейпа, о создании которого говорилось на съезде партии. Казалось бы, на спортивных соревнованиях за рубежом появление евреев в советской сборной команде стало бы подтверждением слов произнесенных с высокой трибуны съезда. Весь мир увидел бы, что в СССР - все народы равны. Однако боязнь советского руководства сионистской мафии, её разлагающего влияния на советских спортсменов выезжающих за рубеж, сделала евреев не выездными. Какое бы золото не сулило стране выступление на соревнованиях за рубежом евреев, страх, что евреи, оказавшись за рубежом сбегут, опозорят страну, был сильней. И Санька, как и другие евреи, попали под этот каток дискриминации. Теперь он знал свой потолок, и какие бы рекорды он теперь не ставил, они оставались домашними и официально на мировом уровне признаны никогда не будут. Это был первый серьёзный удар по его карьере спортсмена. В тот момент первой горечи от неудачи, с которой справиться с помощью штанги он не мог Санька не думал о том каким образом преодолеть вдруг возникший перед ним шлагбаум. И потом, сталкиваясь с проявлениями антисемитизма в отношении себя, он, молча проглатывал это унижение, терпел, но не мог одного привыкнуть к этой своей доле, быть евреем..
   Наверно и это чувство собственной неполноценности, и неоднократные травмы которые Санька получил за несколько лет, продолжая сражаться со штангой, помешали ему подняться на свой Эверест, не сделали из него рекордсмена. Он стал мастером спорта и это наверно был предел, выше которого ему было уже не подняться. У каждого человека есть потолок его способностей, к сожалению не многие это осознают и продолжают биться в стену, топчутся на месте не в силах поверить, что для них эта стена не преодолима. Мешает многим завышенная самооценка своих способностей. Саньке тоже не казалось, что всё кончилось и что движение вперед вполне возможно; одолев технику поднятия тяжестей, ему теперь надо изменить стратегию своего продвижения дальше. Известно, что плохому танцору всегда мешают яйца, вот и Саньке показалось и это скоро приобрело характер навязчивой мании, что если он каким-либо способом сможет поменять свою национальность его дела опять пойдут в гору. О побеге из страны не могло быть и речи, он был не выездной, и последнее время у него не было убедительных побед. Даже если бы он сумел убежать из страны он знал, что без рекордов там делать нечего, только покоряя новые вершины, поднимая всё больший вес, он будет иметь много, много денег. 'Нет! - решил Санька: - Хоть он и пасынок для своей матери-родины, всё равно останется здесь в России, пусть только родина усыновит его. Путей как это сделать было немного. Он испробовал их почти все и везде получил отлуп. Получить от спортивного общества положительную характеристику он мог, а его просьбу помочь со сменой национальности оставляли без внимания. Его не понимали. 'Какое отношение это имеет к спорту'? - спрашивали его.
   - Не имеет, - отвечал он руководителям общества: - Дело в том, что я хочу жениться и невеста и родственники не хотят, чтобы будущее у ребенка, который обязательно у нас появиться, было изгажено, чтобы жёлтая шестиконечная звезда, как вымазанные дёгтем ворота у дома невесты, не отняла бы у него счастья, чтобы он рос как все дети, и никто никогда не посмел бы обозвать его евреем.
   Руководители общества не были черствыми людьми, они жалели Саньку, но поскольку хорошо знали политику партии по этому вопросу, соответствующего ходатайства в паспортный стол ГУВД Саньке не давали.
   В городе местным царьком был первый секретарь Обкома партии Василий Сергеевич Толстиков - известный антисемит. Это про него потом, когда он стал послом в Китае, рассказывали анекдот. Прилетел Толстиков в Китай, встречает его местная знать средней руки. Отношения с СССР были скверные, только что был инцидент на острове Даманском, где советским пограничникам с помощью армейских 'Градов' пришлось положить две дивизии китайцев, которые спровоцировали пограничников на боестолкновение и вообще претендовали на этот остров. Спускается Толстиков по трапу самолёта, раздосадован приёмом. Узкоглазые китайцы кланяются, улыбаются, что-то лопочут по-своему. Толстиков остановился напротив выстроившихся китайцев. Особой радости от назначения послом в Китае у него не было. Посмотрел на них, сказал: 'Ну что, жиды, прищурились'? Сел в автомобиль и уехал в посольство.
   Санька продолжал биться в стену. Он сходил на приём к заместителю председателя горисполкома, куратору паспортной службы в городе и Отдела записей гражданского состояния, пытался там объяснить свою проблему, но ничего не добился. Здесь только удивились странному желанию еврея. "Еврей-это звучит гордо - говорили о себе советские евреи. И никто из них не обращался в паспортную службу с просьбой о смене национальности", - говорили ему. Крепкая нелюбовь евреев к стране, в которой они жили, власти была известна, да и за что было любить страну, где о них вытирали ноги - это власть тоже хорошо понимала, но ничего не делала для улучшения их положения.
   Несмотря на дискриминацию евреи действительно знали себе цену, гордились своим народом и только усилия КГБ мешали их сплочению; даже под крышей синагоги опричники не давали им свободно вздохнуть, синагога вела полулегальное существование, практически была закрыта, открывалась только по праздникам для богослужений. И, тем не менее, протест евреев против своего положения в СССР, благодаря стараниям диссидентов и работе других зарубежных организаций защищающих права человека, был услышан общественностью за рубежом, правительством этих стран и упертым в своей нетерпимости к евреям коммунистам приходилось сдавать свои позиции; и уже тоненький ручеек евреев потянулся в страну обетованную. Таким образом, время, когда Санька ходил и обивал пороги советских учреждений, пытаясь добиться смены своего гражданства, стало временем начала исхода евреев из России, а в конце семидесятых годов прошлого века этот процесс пробрёл массовый характер. Санька, получается, занимался ерундой, он не был даже человеком разумным, тем более, настоящим евреем. Он не угадал начала перемен в жизни евреев, не угадал своего возможного будущего. Когда он сказал отцу о своём желании поменять национальность, стать по паспорту русским, отец прокомментировал его желание одним словом: 'Засранец'. Помолчал и добавил к сказанному: 'Надо было, как только ты родился сделать тебе обрезание и крестить иудеем, неужели бы тогда вот так просто, как ты это сейчас делаешь, решился бы на предательство: так легко променял свою веру, отказался от своего народа? Боялись и за тебя и за себя, оставили некрещеным. Думали, как-нибудь потом. Съездим в Витебск, к родственникам, сходим в синагогу и там крестить тебя будем'. Не получилось. Санька крепко обиделся на отца 'не понимает его, будто не хочет ему добра'. Они поссорились надолго, навсегда, скоро отец умер, а за ним и мать она сильно любила отца и не могла пережить своего горя.
   Санька, дважды оформляя похороны, сначала отца, а потом матери, познакомился с участковым, пожилым, добродушным дядькой. Ему было лет пятьдесят, а он всё ходил в лейтенантах. Наверно, потому что крепко пил. Сизый нос, распухшее с красными прожилками лицо, красноречиво говорили о его пристрастии к зеленому змию. Санька доверился ему и рассказал о своём горе. Тот долго смеялся. Он тоже не понимал этого еврея. 'Спорт даёт ему финансовую независимость, его зарплате могут позавидовать многие кузнецы из горячих цехов заводов города. Они тоже возятся с тяжестями в нестерпимой жаре, духоте, обливаясь потом, зарабатывая себе на сносную жизнь; это чтобы хватило денег приобрести детям пианино, себе стенку, ковёр, и 'Запорожец'; но им далеко до Санькиной зарплаты. И что ему надо? - смеялся участковый, - стать таким же говнюком как все кругом, чтобы с полным основанием кричать еврею, - Ату его! Ату!, потому что теперь он и сам русский'? Не понимал участковый еврея. 'Дома его ждёт баба, которая кормит, поит его, спать ложится вместе с ним. Всё у него есть, вот недавно купил себе 'Москвич. Хочет стать русским. Какая-то блажь'. Санька был не пьющий, всё-таки спортсмен. Но с участковым напился, потому что тот обещал ему помочь. Его жена была паспортисткой в ЖЭКе. Большой человек. Санька понимал, что в её руках его счастье. Они ещё не раз с участковым уже у него дома, тот познакомил его со своей женой, пили, и он понял, что от него нужно. И в своё последнее посещение участкового у него дома, вместе с паспортом он оставил и определенную денежную сумму, которая гарантировала ему исполнение заветного желания.
   Санька пришел в отдел кадров своего спортивного общества с новеньким паспортом. Начальник отдела кадров, когда он показал ей свой новый паспорт сказала: Ну, ты, Санька и даёшь!
   - Исправьте мне трудовую книжку, измените в ней запись в графе национальность, на такую же, как в паспорте, - попросил он её: - Я теперь русский, - помахал он перед её носом своим паспортом и залился счастливым смехом.
   -А как же там? - показала ему кадровик на место между ног. Это же не трудовая книжка. Там не зачеркнешь. Она засмеялась. Трудовую книжку я тебе выдам новую, в графе национальность, запишем как в паспорте, что ты русский. Старую книжку хочешь отдам тебе, делай с ней что хочешь. Храни или выброси. Пойдёшь к косметологу делать пластику? - не отставала она от него, её развлекала нестандартность ситуации, и она застонала от сотрясающего её смеха.
   -Мне косметолог не нужен, - признался Санька. Я не обрезанный. У меня как у всех русских, член в порядке, не сверкает как у евреев голой залупой.
   - Послушай, Санька, формально, да, ты теперь русский, но я не думаю, что у нашего начальства по отношению к тебе что-то изменится. Они привыкли к тому, что ты еврей и запись в трудовой книжке не сделает тебя выездным, потому что для них ты всё тот же, кем был. И у тебя сейчас с рекордами туго.
   - Я за границу не стремлюсь. Если надо будет, поеду туристом. Мне теперь многое доступно здесь дома, то о чём я раньше и мечтать не смел. Наверно, надо заканчивать воевать со штангой, переходить на тренерскую работу, - поведал Санька о своих планах кадровику.
   Санька зашёл в кабинет к председателю общества и сообщил ему новость. Тот рассмеялся и предложил ему выпить за новообращенного Александра Рувимовича Трахтенберга.
   - Ты историю религии изучал? - спросил он Саньку, когда они выпили по первой рюмке.
   -Нет ответил ему удивленный Санька? А в чём тут фишка? Какое отношение история религии имеет к моей особе? - спросил он своего начальника.
   -Дело в том, что я по образованию историк. Для общего развития, в порядке самообразования, изучал историю еврейского народа, его религию. И должен тебе сказать, что ты носишь не простое отчество, извини, - засмеялся он, - носил. Рувимович, да? А значит отец твой Рувим. Хорошим человеком был Рувим и наверно хорошим евреем и не простым. Царство ему небесное Он тебе не рассказывал ничего? У евреев это имя почитаемое, это имя одного из царей Израиля. Царя звали Рувим. Видишь, не знаю почему, но твой отец не открыл тебе тайну своего рода, и ты, поэтому не знаешь своего генеалогического дерева, но я так думаю, сам понимаешь, с твоим отцом на эту тему говорить было неудобно, и вообще мы с ним в дружеских отношениях не были, только рабочие контакты, ты, возможно, один из потомков древнего рода царя иудеев. Рувим имя редкое библейское, упоминается в Библии, сын Якова - первосвященника Израиля. Просто так этим именем евреи кого угодно не называют. Оно передаётся по наследству и посвященные евреи, иерархи синагоги, строго следят, чтобы им называли только достойных иудеев имеющих кровную связь с тем первым основателем династии, царем Рувимом. У тебя мать русская твой отец совершил большой грех, женившись, имея такое имя, на русской женщине. Тебя уже назвали Александром. Твой отец порвал пуповину прямой кровной связи с царём иудеев. Твой ребенок уже тоже не может быть назван Рувимом. Так что отец твой и ты Александр Рувимович, - председатель спортивного общества рассмеялся, - великие грешники, ты, ещё больше отдалил себя от иудеев, пускай даже только формально, изменив свою национальность. У твоих детей уже почти не будет царской крови. Вот так, Санёк, обстоят дела в связи с твоим решением стать русским. Иудеи не любят предателей. А теперь ты не русский и не еврей. Боюсь, что это твоё решение ещё не раз аукнется в твоей жизни, не бедой, так всё равно какими-нибудь неприятностями.
   Раздосадованный Санька хотел ответить грубостью начальнику, - 'мол, что вы каркаете', но не посмел; вытравить из себя еврея, его осторожность, наверно дело бесперспективное. Начальник неплохо относился к Саньке, на дружеской ноге они не были, сказывалась разница в возрасте и положении и, тем не менее, начальнику было скучно, а тут Санька развеселил его.С подобным казусом в своей жизни ему сталкиваться не приходилось, поэтому не выгонял, слушал. Они сидели, пили, Санька рассказывал начальнику, как он представляет будущее Александра Рувимовича Трахтенберга. Начальник пообещал Саньке работу тренером. 'Правда, - сказал, - придётся подождать. Выгоню на пенсию кого-нибудь из "стариков" и дам тебе этого пенсионера его пацанов воспитывать. Посмотрим, если у тебя получится как у отца, пойдут чемпионы, будешь жить припеваючи. Они напились.
   Скоро Санька бросил сам поднимать штангу, начальник сдержал слово, и Санька стал работать в спортивном обществе 'Локомотив' тренером. Он работал теперь с молодёжью сам совсем ещё не старый человек. К штанге подходил теперь редко, и тоска какой-то неудовлетворенности угнездилась где-то в нём и постоянно грызла его. Он не думал, что так тяжело будет расстаться со штангой. Состояние было такое, как будто он потерял кого-то близкого. Ему нужен был какой-то утешитель его психофизического состояния, он хотел вновь почувствовать себя комфортно, как прежде. Тренерская работа не давала ему такого ощущения, наоборот часто доводила до бешенства. Воспитывать победителей он не умел, учился этому вместе со своими шалопаями. Он чувствовал, что ему не хватает специального образования, и поступил в институт им. Лесгафта, туда, где столько лет отработал его отец. Там его хорошо помнили и к Саньке отнеслись дружелюбно. Он стал учиться, но сначала работа, а потом и другие занятия не позволяли ему быть примерным студентом. Санька стал выпивать. Рядом, у Никольской церкви, была знаменитая на весь город шашлычная, он ходил туда ещё, когда поднимал штангу, ему было нужно усиленное питание, и в ней он добирал не хватающие ему калории; ел, но не пил. Теперь он стал часто появляться в ней с друзьями спортсменами, которые, как и он, расстались с активным спортом, когда занимались им сами; приходил с преподавателями института. Посещение шашлычной скоро превратилось в ритуал, потому что здесь Санька находил тот допинг, который помогал ему придти в нужное состояние.
   Спортсмены, как женщины, быстро привыкают к вину, и тоже как они скоро уже не могут обходиться без него. У спортсменов, наверно, это связано с тем психологическим насилием, которое они в течение многих лет испытывают на себе, отказывая себе во всём. Однажды, когда насилие кончается, они, разрешив себе послабление, начинают вести образ жизни такой, какой ведёт большинство обыкновенных людей, этот образ жизни предполагает, как нечто естественное, употребление алкоголя. На таких людей как Санька алкоголь оказывает особое наркотическое действие и тем опасен. Нужно иметь сильную волю, чтобы удержать себя от затягивающего на дно омута пьяной жизни. Воля у Саньки была, иначе бы он не стал хорошим спортсменом, однако достаточная для того, чтобы побеждать на спортивных соревнованиях, находясь в стерильных условиях; её оказалось мало, чтобы победить соблазны той среды, в которой теперь находился. Он всё больше увлекался вином и даже на тренировки иногда стал приходить с похмелья, или уже похмелившись. Пока это не отражалась на успехах его учеников, в прошлом он был хорошим спортсменом, отлично разбирался в своём деле, поэтому мог реально помочь своим ученикам повысить своё мастерство и добиваться неплохих результатов. Время шло, и некоторые ученики Саньки стали побеждать на соревнованиях. Черная зависть не является характерной чертой русского человека, впрочем, как и еврея и, тем не менее, она присутствует у многих, особенно у бездарных людей. У Саньки стали переманивать учеников, суля им золотые горы, не забывали напомнить им и о том, что занимаются у пьяницы-спортсмена. В общем, гадили Саньке, где могли. Ему бы взять себя в руки и привести к внушительной победе пару или тройку своих богатырей, с которыми он работал, тренировал их, но он от интриг коллег завистников, впадал в депрессию и пил ещё больше. Институт он закончил, помогла память об отце, Саньку пожалели и выпустили с дипломом тренера по тяжелой атлетике, когда собственно тренировать ему практически стало некого. А скоро его уволили из 'Локомотива' за профнепригодностью, так было написано в трудовой книжке.
   И перед Санькой встал вопрос, перед которым бывшие спортсмены профессионалы часто столбенеют, потому что выброшенные из спорта они чувствуют себя также плохо как рыба, застрявшая на суше после отлива воды. На вопрос из детской книжки Маяковского: 'У меня растут года, скоро мне семнадцать, кем работать мне тогда, чем мне заниматься'? - ответа у Саньки не было. Он сунулся в одну,другую общеобразовательную школу везде требовались преподаватели физкультуры, но ему почему-то везде отказывали. Он плохо был знаком с работой отдела кадров. А у них, оказывается, всегда существовало, и существует поныне, правило, прежде чем брать человека на работу, позвони на его прежнюю и попроси характеристику кандидата, на имеющуюся вакантную должность. Санька теперь вроде не был евреем, и не понимал, почему ему везде отказывают в работе, пока в пивной, под Думой, на Невском, где он пил холодное запотевшее пиво 'Московское' со своим корешом, тоже бывшим спортсменом, тот не открыл ему глаза на причину его неудачных хождений в различные организации по поводу трудоустройства. Кореш постучал по бутылке с пивом и насмешливо спросил его: 'Пиво любишь? И водочку, наверно, тоже уважаешь. Эх, грехи наши тяжкие! - вздохнул он: - Не берут тебя никуда, потому, что слава о твоём неравнодушном отношении к этим продуктам бежит впереди тебя. Тебе надо что-нибудь выбрать попроще. Хочешь, я тебя пристрою грузчиком к себе в магазин. Будешь сыт и ещё наливать будут. Иногда, если разрешат торговать развесным товаром, и заработаешь. А так скоро с голоду подохнешь. Вон осунулся как. Надо наесть ряху и люди к тебе сытому относиться будут лучше. Это аксиома, проверенная на собственной практике. Подыхал с голоду, как и ты, никуда тоже не брали, мол, спортсмен, что с него толку. Познакомился с соседкой, заведующей гастрономом. Молодая баба, одна, мужиков постоянно меняет, и ей это надоело, хотелось ей одного, единственного. И чтобы она кричала от вожделения, когда будет трахаться с ним. Я согласился быть этим единственным. Она пристроила к себе в гастроном, сначала учеником рубщика мяса, потом я встал в мясной отдел продавцом. Почувствовал себя человеком, все кланяются, как в церкви попу. А как же, от меня зависит, что у человека будет в кастрюле. Это я тебе скажу в нашей жизни вещь не последняя'. Выбора у Саньки получалось, вроде не было, и он согласился на предложение товарища.
   Сначала в гастрономе всё ему было непривычно, далекий от таких приземленных проблем, как обеспечение себя и своих близких продуктами, едой, он удивился масштабности этой проблемы. Действительно, оказалось, что люди стоящие за прилавком, не говоря уже о тех, кто руководил торговлей, были не людьми, а какими-то небожителями. Все шли к ним на поклон, потому что кругом был голяк. Один, два сорта вареной колбасы, один сорт сыра, разбавленная кефиром сметана, гнилая картошка, вот почти весь ассортимент советской торговли. Навар от дружбы с торгашом был густой и вкусный и поэтому такой дружбой гордились, как, скажем, знакомством с известным артистом кино. Продавщицы гастронома молодые девчонки, с которыми Сашка быстро подружился, ходили опухшими от еды, всё время что-то жевали; если такая красавица задевала своей кормой дверной косяк, то страдала дверь, а жопа продавщицы гастронома оставалась целой и невредимой. Она подходила к Саньке и просила растереть покрепче место ушиба. Боялась синяков, так как её кавалер мог подумать, что она изменяет ему, с кем-нибудь и синяк мог быть от щипка соперника. Пока Санька растирал ей место ушиба, она стояла, тесно прислонившись к нему. Девица была выше его ростом, поэтому казалось, что своей безразмерной грудью она опирается на него. От сладкой истомы, которая охватывала его, у Санька дрожали и подгибались колени.
   -Что, Санёк, слабо сегодня вечером покувыркаться со мной, - спрашивала она его и, хохоча, откидывала голову, открывала жаркий рот с полным набором белых ещё ни разу не тронутых стоматологом красивых зубов.
   -Люба, да я готов, хоть сейчас, пойдём в раздевалку, там никого нет, мы по-быстрому.
   - Я с воробьями не еб...,- отвечала она ему на его предложение.
   - Хорошо, давай вечером, я к твоим услугам, - шаркал он ножкой.
   Как только Санька лишился своей большой зарплаты, расстался со спортом, его подруга, с которой он жил уже довольно давно, собрала вещички и исчезла. Санька ходил холостяком, заглядывался на баб, но кому он был нужен без работы, большой зарплаты. Его приятель и тут выручил его, устроив на работу, тем самым помог решить Саньке и остро стоящую на повестке дня проблему его сексуальной жизни. В общем, всё складывалось не так плохо, можно было в гастрономе перекантоваться какое-то время пока Санька не подыскал бы себе что-нибудь для себя более приличное, может быть чиновником в спорткомитете, там были у него знакомые, он всё ещё надеялся вернуться в спорт, хотелось быть где-нибудь рядом со штангой. Однако его надеждам сбыться было не суждено. Санёк уже крепко поддавал. Пришли первые запои, как-то он неделю не выходил на работу. На первых порах выручал приятель, уговаривая свою подругу не горячиться и не рубить с плеча. Подождать ещё, может быть, парень остепенится. И действительно после запоя Санька ходи шелковый, старался угадать любое желание своей благодетельницы. Работал сколько было надо, на часы не смотрел. Директриса потихоньку оттаивала и даже доверяла ему торговать с лотка на улице. Зимой на холоде желающих мерзнуть было мало; Санька не отказывался и потому что ещё чувствовал свою вину и самое главное он знал, что на лотке можно хорошо заработать, обвешивая покупателей. Риск, конечно, был, ОБХСС не дремал, но у Саньки на этот случай была заначка, взял у Любы в долг, он рассчитывал, что если прихватят, откупится, так в гастрономе поступали все.
   Как-то привезли большую партию тощих синих цыплят с Синявинской птицефабрики. Их надо было быстро продать, цыплят нельзя было размораживать, они становились скользкими, липкими, от них нехорошо попахивало. Санька торговал цыплятами несколько дней с утра до вечера, к нему всё время стояла очередь, он неплохо заработал за это время на подпорченном товаре. И не выдержал. Вечером после работы купил водки, взял Любу и пошёл с ней к себе домой. Она быстро приготовила поесть, они выпили, Саньке показалось мало, и он принёс ещё бутылку водки, выпили и её. Потом они славно, как выражалась Люба, покувыркались. Утром Люба кое-как растолкала Саньку и потащила его на работу.
   Он опять торговал цыплятами, но ему было невмоготу, мучила жажда и тянуло похмелиться. Он выпил бутылку пива и продолжал торговать. Потом в обед, он закрыл свой ларёк на полчаса и в столовой рядом с гастрономом пообедал, и при этом один выпил бутылку водки. Его развезло. Он пришёл на своё рабочее место, уже плохо соображая, что делает. Директору гастронома покупатели сообщили, что на улице пьяный продавец торгует цыплятами, при этом обвешивает людей, и обсчитывает их. Она вышла на улицу. Пьяный Санька, поднимал в это время с земли ящик с цыплятами, он хотел положить его на прилавок; это был последний ящик из партии, которую он должен был продать сегодня. Он увидел директора магазина, поскользнулся, выронил из рук ящик с цыплятами, они посыпались на землю, и он сам, не устояв на ногах, завалился на дохлых цыплят. Директор гастронома не стала подходить к нему, повернулась и пошла к себе. Через несколько минут вышел Санькин приятель. Он отправил его домой, взял у него выручку и заначку и сам встал за прилавок: 'Доторгую твоими цыплятами, рассчитаемся',- сказал он ему.
   Больше работать в гастрономе ему не пришлось. Директриса его уволила. Приятель уже помочь ничем не мог. 'Дурак ты Санька, хоть и еврей', - сказал он ему: - С такого сладкого места слетел, моя баба тебе доверяла, у тебя высшее образование, у меня, его нет. Она тебя бы со временем своим заместителем сделала. А теперь не знаю чем тебе помочь. Может тебе полечиться? Пить перестанешь, наладишь жизнь. А так пропадёшь. Послушай моего совета'. Он сунул Саньке деньги, сказал: - 'Здесь всё вместе и твой расчёт и то, что заработал. Не пропей. Ведь тебе жить надо, Любка кормить тебя не будет. У неё есть трахаль, он живёт с нею, потому что постоянно тянет с неё. А она, дура, без него не может, вроде как прикипела. Ты, это так, для экзотики. Так что на неё не рассчитывай.
   И Санька остался один, опять без работы, без бабы. Как и сказал приятель Люба, которую он считал своей, к нему больше не приходила. Он как-то зашёл в гастроном, подошёл к прилавку, за которым она торговала. Говорить было неудобно, мешала стеклянная витрина, которая их разделяла, и к ней была очередь покупателей. Он попросил её выйти к нему на минуту, сказал: 'Люба, поговорить надо'. Она посмотрела на него, спросила: - 'О чём ты хочешь со мной поговорить? Санёк, нам говорить не о чем. Если о колбасе, то у меня она есть. От тебя мне ничего не надо. Уж, извини, и видишь покупателей много, заменить меня некем, выйти не могу. Ты не расстраивайся, всё у тебя будет хорошо. Только не пей. Иди, а то директриса увидит, мне попадёт.
   Выручил Саньку опять приятель тоже спортсмен и тоже штангист. Когда-то ездили вместе с ним на сборы, весовые категории у них были одинаковые. На соревнованиях они сражались друг с другом, Санька побеждал чаще. Оба ушли из большого спорта не так давно, и были ещё молоды всего тридцать четыре, вся жизнь спереди. Но прилично устроиться, остаться на тренерской работе, не смогли оба. Приятель в Доме отдыха им. Горького, в Репино, осел физруком. Теребил отдыхающих, выгонял на зарядку, устраивал соревнования вроде бега в мешках, в общем, занимался ерундой. В награду от администрации дома отдыха имел бесплатный стол с трёх-разовым питанием и мизерную зарплату. В доме отдыха была своя котельная. Котлы работали на угле. Из невысокой трубы котельной и летом и зимой валил густой черный дым, который рассеивался в чистом, настоянном на хвое воздухе, и если он портил экологию окружающих мест, то совсем немного, оседал на подоконниках палат отдыхающих, забирался в комнаты и отдыхающие с больными легкими начинали кашлять, приходилось закрывать окна. Перевести котельную на другой вид топлива у администрации дома отдыха денег не было, в котельную требовался кочегар и приятель пристроил на эту должность Саньку, пообещав, что найдёт ему со временем какое-нибудь место получше. Саньке дали отдельную комнату в домике, где жил обслуживающий персонал, здесь же на территории дома отдыха. Комната обладала достоинством, была последней в барачного типа домике к ней и к ней была пристроена веранда. Веранда стояла пустая, были протянуты веревки и отдыхающие могли сушить свои купальные принадлежности. На веранду был вход с улицы, и в неё можно было попасть из Санькиной комнаты.
   Зима прошла незаметно. Работа была не тяжелой. Разве что если, что уголь привозили плохой, крупный. Тогда приходилось с ним возиться. Но это было Саньке даже в охотку. Наступила весна, стало веселей, запели птички, потекли ручьи. Санька ходил на залив ловить корюшку. Потом ему отдельно для него её жарила повариха, толстушка Тамара. Она столько раз предлагала ему себя, но Санька не мог преодолеть в себе какого-то отталкивающего к ней чувства, от неё чем-то пахло. Санька был чистоплотный человек, в детстве мама говорила ему, чтобы он обязательно мыл уши и шею, а на ночь ноги и это чувство обязательности собственной чистоты он рефлекторно переносил на других. От Тамары пахло запахом, исходящим оттуда, откуда ноги растут, она, видимо, не очень любила воду, потому что проблем с горячей водой, она работала на кухне, не было. Она целый день стояла у плиты, естественно, потела, а вот мылась она или нет Санька этого не знал. И когда она тесно прижималась к нему, он еле переносил её дух. В доме отдыха женщин, среди обслуживающего персонала было достаточно. Все были местные и уже в возрасте. Отработав в доме отдыха зиму, Санька так и не подобрал себе подруги, жил холостяком.
   Пришло лето. Работы у Саньки стало совсем мало. Прачечная и банные дни. В остальное время он был свободен. Он уходил к заливу и просиживал там, на песке часами. Появились отдыхающие. Пляж стал заполняться народом не только по выходным дням.
   Саньке и раньше приходилось сублимировать свою сексуальную энергию, но этого требовал спорт, воздержание добавляло силы, оно позволяло дополнительно прибавлять и прибавлять ему на штанге килограммы, которые были так необходимы для победы. Теперь у него не было необходимости копить сексуальную энергию и только привычка, словно он был какой-нибудь полярник на льдине, позволяла ему обходиться без женщины. Тамара была не в счёт, и он с трудом сдерживал себя, чтобы не оттрахать любую подвернувшуюся ему бабенку, помани только его она пальцем. Вон сколько их разлеглось на пляже. Но почему-то никто не предлагал ему себя. Он приметил одну девчонку из отдыхающих или местных она ежедневно приходила на пляж. Но оставалась здесь не долго. Полежит, окунётся в воде, обсохнет, свернёт свой коврик и уходит домой. Девушка была рыжеволосая, уже бронзовая, с небольшой грудью, Санька любил таких, ещё не совсем оформившихся отроковиц, стройная тонкая, он истекал истомой, но повода заговорить с ней всё не было.
   Сегодня Санька опять уже с утра валялся на пляже. Солнце не поднялось ещё в зенит, и было не жарко. В будние дни, на пляже кроме мам с детьми, редких отдыхающих и организованно, со своими воспитателями, плещущихся в воде детей, больше никого не было. Санька посмотрел сзади себя и увидел девушку, которую пас уже не один день. Она прошла поближе к воде, бросила на песок свой коврик, села на него, опершись на руки, откинула голову, подставила солнцу лицо, грудь и плечи, и какое-то время сидела так, наслаждаясь теплом и покоем. Потом встала и пошла в воду. Санька провожал её взглядом до дальних камней, где вода была ей по пояс. У одного из камней она задержалась и, взобравшись на него, присела. Отраженное от воды солнце тысячами бликов слепило глаза, смотреть было больно, и Санька перевел взгляд от камня с девушкой, стал смотреть на воду, которая завиваясь мелкими барашками, подгоняемая легким ветерком, бежала к берегу. Он на какое-то время забыл о ней, а когда посмотрел в её сторону опять, увидел, что она удобно расположившись на камне, загорает под жарким полуденным солнцем.
   Санька решил искупаться и пошёл в воде тем же маршрутом что и девушка. Камни были несколько в стороне от прямого пути к глубокой воде. Санька на многое не рассчитывал. Посмотреть на девушку вблизи, может быть заговорить с ней, познакомиться. Ветер был встречный, теплый, несильный. Он шел не быстро, вспенивая ногами волну, и уже не слышал никаких звуков доносившихся с берега. Стало глубже, и постепенно Санька стал погружаться в воду. Вода была не очень мутной, и дно под ногами было различимо. Он подходил к камням, девушка не оборачивалась, из-за ветра и шума волн она не слышала его. Одной рукой облокотилась на камень, а второй не было видно, голова была откинута, не то загорала, не то смотрела на небо. Санька услышал какие-то звуки похожие на стоны, доносившиеся с камня. И когда был уже почти рядом, с сидящей на камне девушкой, услышал что-то похожее на легкий шлепок о воду, как будто кто-то бросил камушек или небольшой предмет в воду. Девушка посмотрела в сторону Саньки. На её лице до конца не успело исчезнуть то выражение, с которым она сидела одна. Наслаждение, безмятежность отражались на нём, девушка , подставив своё тело мягкому, теплому ветру и солнечным лучам наслаждалась покоем.
   - Я помешал? - спросил Санька девушку, чтобы с чего-то начать разговор. - Нет, но немного испугали, - ответила не сразу она.
   - Не бойтесь я свой, как и вы, наверно, живу здесь на даче, недалеко. Хорошо в одиночестве, никто не мешает, - сказал он.
   - Чему не мешает? - восприняла она его слова как вопрос.
   - Наслаждаться солнцем, покоем.
   - А, да, - односложно ответила она, видимо, не очень склонная к диалогу на воде.
   - Жаль камень небольшой, не присоседиться, а то я бы составил вам компанию.
   - Наоборот, хорошо, мне сосед не нужен. Идите, купайтесь. Если вы хотите посидеть на камне, когда вы вернетесь, он будет свободен. Или выбирайте что-то рядом.
   - Да камни уж больно тут неудобные, только макушки торчат из воды, одному и то не уместиться.
   И Санька отошел к такому камню, который был ближе всех других. Подходя к нему, он увидел на дне, какой-то розовый предмет. Даже здесь, метрах в двухстах от берега, вода была далеко не прозрачной. Наверно, резиновая кукла, подумал он. Чтобы достать её пришлось окунуться.
   - Что-то нашли? - спросила его девушка.
   - Да, - ответил Санька несколько растерянно, не вынимая предмет из воды, - кто-то видимо потерял.
   И поднял со дна, большой, сделанный из какого-то синтетического материала, мужской член. - Покажите, - проявила заинтересованность девушка, - что вы нашли?
   Ему ничего не оставалось делать, как показать ей свою находку.
   - Какой, большой, - спокойно сказала она, не проявив особого интереса к найденному предмету.
   - Вам так кажется? - спросил Санька удивленный её реакцией, необычной, как ему показалось, для молодой девушки, увидевшей нечто неприличное.
   - А у вас что больше? - поинтересовалась она, ничуть не смутившись бестактности своего вопроса.
   - Нет, но если вам интересно? - промямлил Санька.
   - Интересно, если у вас больше, - сказала она.
   - Не больше, но мне кажется, - начал он.
   Она прервала его: - Что вам кажется? Покажите. Я хочу сравнить, чтобы знать, велика ли разница между этим красавцем и действительностью.
   - У меня нестандартный размер.
   - Тем более. Это уже интересно. От стандарта в большую или в меньшую сторону?
   - В меньшую, сказал Санька и засмеялся. Потому что размер его члена у него был в порядке.
   - Хочу посмеяться. Покажете?
   - Иду, - сказал Санька и подошёл к ней, вернее, к камню, на котором она сидела.
   - Ну, - засмеялась она.
   - Мы даже не знакомы, как-то неудобно, подумают, что я какой-нибудь эксгибиционист. И я в воде по пояс. Вам придется спуститься с камня - попросил девушку Санька.
   - А на камне вы не можете показать? И причем здесь знакомство? Вы помните у Маяковского? Я достаю из широких штанин дубликат бесценного груза. Доставайте ваш бесценный груз, это лучший повод для знакомства.
   - Мне, кажется, что у Маяковского чуть-чуть иначе: Я достаю из кармана штанин...
   - А это так важно? - спросила она.
   - Ну, смотря, что доставать. Нет, - отказался от предложения девушки Санька - не хочу лезть на камень. Вдруг, действительно, кто-нибудь кроме вас увидит, что я предъявляю для знакомства. Осудят за эксгибиционизм.
   - Кто осудит? Чайки? И потом ваш прибор уже на расстоянии нескольких метров не рассмотришь невооруженным взглядом, а вы хотите, чтобы кто-то увидел его с берега.
   - Вы еще не видели мой, как вы говорите прибор, а уже обижаете меня.
   - Хорошо. Давайте ближе к теме. Вы доставите мне удовольствие, дадите посмотреть на ваш не стандарт, или я закрываю нашу встречу, а наше знакомство считаю несостоявшимся, закругляюсь, вот окунусь и пойду домой. На память о нашей встрече вы мне подарите фаллос, который вы нашли. Договорились?
   - Да. Только вам все же придется спуститься в воду. На камне показывать свой член я не буду, мне неудобно. Мешает врожденная скромность. Как вас звать?
   - Марина. Это имеет к нашему делу отношение?
   - Ну, я же всё-таки член показываю не камню?
   - Убедили. Показывайте. Марина сползла с камня в воду.
   Санька снял с себя плавки и вместе с находкой положил их на камень. Вокруг было всё также пустынно. Он уже знал, что будет дальше, и с нетерпением ожидал продолжения необычного знакомства. Марина подошла вплотную к нему. Только сейчас он увидел её так близко. Она была хороша. Бронзовая кожа, рыжие волосы, голубые глаза и веснушки. Ей было лет семнадцать не больше.
   Она взяла его фаллос в руки и засмеялась: - Действительно не стандарт, но вы поскромничали не такой уж и маленький, как я подумала.
   - И в отличие от фаллоса, который сейчас лежит на камне, у него изменяются размеры, - сказал Санька, - и ты это уже чувствуешь. До фаллоса он, конечно, не дотянет, но те женщины у кого в гостях побывал мой член, не жаловались. А какой толк от этого бездушного хобота. Засовывать холодный, искусственный член себе в - он осекся, не зная как прилично назвать место куда вставляют фаллос, - и добывать оргазм трением, как первобытный человек огонь, наверно, не очень приятно.
   -Ты умеешь убеждать, и действительно между тем, что я взяла в руки и имею сейчас, разница существенная. Ты говоришь, что всем, кто пробовал, нравится? Может быть, и мне попробовать тоже? Ты не против такой экспериментальной эксплуатации твоего прибора? - спросила она Саньку: - Вдруг понравится. Тогда буду просить тебя взять надо мною шефство.
   Марина обняла его за шею, обхватила ногами, в воде она была совсем легкая, Санька прижал её к камню, и они стали трахаться. Скоро Санька услышал тот же стон, что слышал и раньше, когда подходил к девушке, сидящей на камне. Значит, фаллос был её игрушкой.
   -Ты, знаешь, - сказала Марина - когда они закончили, как выразилась она, экспериментальную эксплуатацию Санькиного члена, - а мне понравилось, присутствует привкус экзотики. Море, солнце, вода, это так необычно, у меня такого ещё не было, я ни с кем не знакомилась таким способом.
   - Ну, конечно, просто ещё не успела, у тебя столько всего впереди.
   Они стали встречаться с Мариной почти ежедневно. Она проникала к нему через веранду и будила его. Санька обычно спал на веранде, рядом стояли другие дачи. Сосны шумели своими кронами где-то вверху и стволы деревьев не прятали тех, кто находился на веранде. Марина набрасывалась на Саньку, тормошила, стаскивала с него трусы и требовала, чтобы он с ней трахался, здесь же, прямо на веранде. Санька отбивался, говорил:
   - Постой уйдем хотя бы в комнату, кругом люди.
   - Я терпела всю ночь и больше не могу. Тогда скорее отнеси меня в комнату.
   - Отдай мне трусы, не могу же я голый ходить по веранде? - просил её Санька.
   - У тебя прекрасный фаллос, пусть все смотрят и завидуют мне. Когда я не вижу его, и с ним тебя, я схожу с ума.
   - Постой, кто тебе нужен больше я или мой член?
   - Я неправильно выразилась. Конечно ты.
   Санька одевал трусы, брал её на руки и относил на кровать в комнату, трахаться. Рассчитывать с Мариной на что-то серьёзное с ней он, конечно, не мог. Она была так молода. Ей не было ещё и семнадцати лет. По её словам это был её первый дачный роман.
   Беда гораздо чаще приходит внезапно. Санька подозревал, что делает что-то противозаконное, общаясь с несовершеннолетней девчонкой, однако, толком не знал, как серьёзно карается такое правонарушение, он не был прилежным прихожанином какой-нибудь церкви. Иудеи бы изгнали из синагоги человека из их народа, изменившего ради карьерных соображений свою национальность, и вероотступника (правда, он был некрещеным), а принять другую православную веру ему было как-то недосуг, да и в душе он не ощущал той духовной пустоты, которая требовала бы такого наполнения, что привела бы его в храм к Богу, у него не было даже простой потребности помолиться, как делают многие, так, на всякий случай, они просят Всевышнего: - Господи, помилуй! - чтобы почувствовать себя под его защитой. Наверно, если бы он всё-таки пришёл в храм, то на исповеди кто-нибудь из слуг Божьих обязательно осудил его тяжкий грех, сказал бы ему, что такой грех наказуем и церковью и светским законом и очень сурово.
   Конечно, длительное время незамеченной, связь Саньки с несовершеннолетней девчонкой не могла остаться незамеченной. Первый, кто сказал Саньке, что он играет с огнём, был его приятель физрук. Санька только отмахнулся и по-прежнему продолжать трахать девчонку. Потом нашёлся сексот от от общественности, хотя профессиональных сексотов, тех, что стучит в КГБ хоть отбавляй, это уже болезнь или зараза, которая распространилась по стране, с времени Берия, да и до сего дня целый пласт людей в государстве занят тем, что стучит друг на друга. Без этого они жить не могут. У них, как у доноров, долго сдающих кровь, зарабатывающих этим на жизнь, если перестают сдавать кровь, приключается какая-нибудь болезнь, повышается давление, или случается что-нибудь другое. У стукачей, или секретных сотрудников КГБ, если нет поручений, тоже случаются срывы, в основном психического плана. Некоторые запивают от скуки, бьют своих жен, любовниц, в них просыпается зверь. Немецкий психолог Э.Фромм говорит о садомазохистском характере, который присущ огромной части человечества. В зависимости от среды, в которую попадает такой человек, у него может проявиться та или иная черта его симбиотического комплекса. Если он становится садистом, то причиняя физическую боль другому человеку он испытывает наслаждение сродни сексуальному, мазохист сам терпит боль она может быть или физической или душевной, и вызывать ощущения катарсиса, который напоминает сексуальную разрядку, приятное опустошение, как после полноценного полового акта с оргазмом. Наш президент, говорят, тоже начинал свою карьеру ещё школьником, с мелких поручений управления КГБ. Потом стал заниматься секретами чекистов профессионально, закончив спецшколу КГБ, стал работать в управлении КГБ и в карьерном плане дорос до майора. Кто знает, за какие заслуги? Может быть, за то, что 'мочил' на Литейном в своём служебном кабинете людей неугодных режиму коммунистов? В его публичной деятельности симбиотический комплекс совсем не проявляется. Он хорошо владеет собой, в ровном, сдержанном в поведении сказывается муштра школы КГБ, которую он когда-то закончил. Спустя много лет, став у президента власти мутантов визирем, он по-прежнему остаётся на пике карьеры и метаморфозы связанные с его перемещением во власти ещё не закончились, соответственно ролевым ожиданиям, можно предположить, любую смену психологического облика одного из руководителей государства, от демократического лидера до диктатора. Привычную для всех роль он может сменить внезапно, в любой момент, в зависимости от прочности его положения во власти. И однажды мы проснёмся с новым диктатором или императором. В нашей стране всё возможно.
   Сексот донёс отцу девочки о непозволительных отношениях кочегара из котельной дома отдыха и его дочери. Отец имел государственную дачу в Репино по заслугам, работал каким-то партийным начальником в Смольном. Отец не поверил сексоту-доброхоту и попросил знакомых чекистов проследить с кем проводит время его девочка. Они вскоре представили отцу необходимые доказательства предосудительной связи кочегара и его любимой дочки. Чекисты добавили в горестные размышления отца пикантные подробности из Санькиного прошлого. Санька оказывается еврейский оборотень. Сначала это повергло отца девочки в отчаяние: - Боже мой! С кем связалась его дочь! - почти рыдал он. - а потом его охватила ярость, гнев, как огненный смерч закрутил его, ему казалось нет казни, которая была бы достойна необрезанного еврея, его устроила бы самая лютая. Самое лучшее для еврея, это было бы распять его, как и Вдохновителя всех верующих, так думал отец, тоже на кресте. Он терпел свою муку долго, носил в себе, истязал себя, не зная, что предпринять. Потом принял решение неожиданное и никак не соответствующее вине проклятого еврея. Отец девочки знал про еврея всё и даже то, что перед смертью отец проклял сына. Саньку, за растление несовершеннолетней девочки, по законам любого цивилизованного общества можно было посадить в тюрьму надолго. Но отец боялся скандала, сплетней, в конце концов, связь дочери с евреем могла стоить ему карьеры, и он не сделал ничего, чтобы могло уничтожить Саньку. Он увёз Марину в город, а потом с семьёй они уехали отдыхать к Черному морю. Саньку выгнали с работы, опасаясь, что вернувшись, отец Марины, может попенять администрации, за то, что держали у себя еврея и позволили ему творить его гнусные дела, боялись, что отец девочки разгонит всех, а место было хлебное, для того времени это было не мало.
   Саньке можно сказать повезло, он находился как бы вне этой истории, он лишился Марины, она перестала приходить к нему, а он даже не знал, где она живёт, и искать не пытался. Так пассивно ждал её, ждал, что она придёт к нему, просто уехала куда-нибудь ненадолго, по-прежнему приходил на пляж в надежде увидеть её. Но она не появлялась. Марина была типичной нимфеткой, Лолитой, Набокова, только постарше. И в отличие от героя романа Набокова, у Саньки не было такой безумной влюбленности. Между ним и Мариной кроме секса ничего не было, да и быть не могло, слишком разными они были. Тем не менее, Санька тоже привязался к Марине и не то чтобы любил её, но сейчас она была для него женщиной, одной из тех, что были доступны ему, и которых, до её появления, у него не было. Но этот эрзац настоящей женщины постепенно так овладел им, что он просто перестал замечать женщин. Встречая других девочек, одного возраста с Мариной больше смотрел на них, его сексуальная ориентация в какой-то мере претерпела изменения. Марины не было с ним уже больше двух недель, а его не тянуло на женщин. Он ждал свою Марину. И дождался. Его вызвал директор дома отдыха и сказал, чтобы он убирался вон. Санька совсем не знал его, они только здоровались, расспрашивать разъяренного, заведенного на него человека, он не стал и поэтому все подробности своего увольнения, за что он был уволен, узнал, как всегда, у своего приятеля. Тот сказал ему, что Санька родился в рубашке, так как он всё ещё на свободе, а по делам своим, должен уже был бы хлебать тюремную баланду. Его фарт велик, так как отделался простым увольнением. И рассказал ему то, что знал об отце Марины, о том, что тому стала известна их связь с его дочерью. И сказал, что не понимает, отчего так везёт Саньке, почему отец Марины отпустил его на все четыре стороны, ничего не сделал ему. Предположил, что это дочка уговорила его не делать ничего ему плохого. Приятель сказал Саньке, чтобы он убирался отсюда и вообще из города поскорее, а то отец Марины передумает и тогда Саньке нары уж точно будут обеспечены.
   Куда бежать Санька не знал. От его родителей, в центре города, у него осталась в наследство огромная трёхкомнатная квартира в угловом доме выходящим окнами на Крюков канал и проспект Римского Корсакова. В этом доме жила городская элита, много знаменитых людей: писателей, ученых , артистов. Бросить такую квартиру ему казалось немыслимым. Но то, что надо что-то срочно делать, продать её и бежать подсказал ему всё тот же участковый. Он был на пенсии, но жена всё ещё работала паспортисткой в ЖЭКе. Она рассказала бывшему милиционеру, что приходили к ней люди из 'Большого дома', что на Литейном, и расспрашивали её про Саньку и его родителей, интересовались его квартирой, спрашивали за какие такие заслуги он в ней живёт. Бывший участковый, хорошо знал всех миллионеров подпольщиков, кто жил на территории, на которой он был ещё недавно хозяином, и привёл к Саньке стоматолога-еврея, вернее зубного техника, приторговывавшего зубным золотом. Тот жил на Большой Подъяческой улице, это было совсем рядом, в однокомнатной квартире. Ему стало мало места для мастерской и посетителей. Купить новую квартиру и перебираться в новый спальный район ему совсем не хотелось. Когда он увидел Санькину квартиру, он обалдел. Откуда у какого-то простого еврея, к тому же, по словам участкового, почти спившегося, бывшего спортсмена, такая роскошная квартира он понять не мог. 'Долго рассказывать, - сказал ему участковый, ты хотел такую квартиру? Вот покупай и меня, естественно, не забудь'. Жена бывшего участкового помогла оперативно оформить сделку, в результате которой Санька оказался в однокомнатной кооперативной квартире на проспекте Энергетиков. В придачу зубной техник положил на его сберкнижку кругленькую сумму, на которую можно было какое-то время продержаться. Но это в том случае если быть круглым дураком, не работать и ничего не делать для капитализации вклада.
   Санька прикупил кое-какую мебель и стал обживаться в новой квартире. Не смотря на формальную смену национальности у Саньки, особенно после смерти родителей, тем не менее постепенно стала меняться психология мышления, оно всё меньше напоминало о том, что Санька еврей, ибо скоро он превратился в обычного 'совка'. 'Если есть деньги, то зачем работать'- размышлял он как многие простые советские люди. Эта психология советских людей, трудиться только из-под палки, теперь известно к чему привела страну. Правда, существовала тысяча причин отлынивать от работы: и маленькая зарплата и пустые прилавки, да просто отсутствие работы. Целые научные институты, изводя в кульманах тонны бумаги, выпускали 'на-гора' пустую породу. На работе вязали, спали, присутствовали, повесив пиджак на стул, а сами исчезали по неотложным делам.
   В общем, пока у Саньки были деньги, он решил не работать. Тихо грустил о Марине, 'развязался' и пил в одиночестве. Пьяный ходил возле школы, что была возле его дома, смотрел на девчонок - подростков, вспоминал своё летнее увлечение, но чтобы повторить его у него не было никаких оснований. Тем не менее, он иногда останавливал понравившуюся ему девчонку и спрашивал у неё какую-нибудь глупость. Пытался завести разговор, но видя неподдельный испуг в глазах своей избранницы, отступал и больше к ней не приставал. Это возникшее вдруг чувство сексуальной приязни к девочкам подросткам тяготило его. С женщинами у него появились проблемы. Рядом в гостинице 'Карелия' иногда играла музыка и в ресторан, где устроили дискотеку, пускали с улицы посетителей. Санька стал ходить на дискотеку и пару раз приводил оттуда к себе домой пьяных баб. Они не прочь были просто так без денег переспать с ним, но у него ничего не получалось. Он познакомился на дискотеке с каким-то молоденьким мальчиком, который подсовывал ему всё время свою маму, толстую, но не старую, Санькиных лет, бабу. Он говорил, что мама очень хочет трахаться, но сама стесняется приставать к мужикам. Они посидели в баре и на кочерге отправились к Саньке домой. У него тоже выпили и улеглись спать. Санька с Ольгой, так звали маму парнишки, легли на его постель, а сынишка Ольги устроился на раскладушке, на кухне. Ольга была пьяна, но не настолько, чтобы не соображать, что она с мужиком в постели голая и должна что-то делать, чтобы оба остались довольны друг другом. Она облизывала Санькин член, потом взяла его в рот пыталась сосать, но ничего не получалось и вдруг она позвала сына: - 'Олег, - окликнула она его, - иди к маме'.
   - Ты что, - испугался Санька, - зачем ты его зовёшь?
   - Не бойся, успокоила его Ольга, - он гей, но нам поможет.
   В комнату совершенно голый вошёл сын Ольги. Санька обалдел, такого в его жизни ещё не было. - Ну, что нужна помощь? - спросил Саньку сын Ольги и без приглашения завалился к ним на кровать.
   Санька смотрел на голого молодого парня лежавшего рядом с ним и ничего не предпринимал, чтобы согнать его со своей постели, он вдруг подумал, что не хочет этого, почувствовал, что это красивое юношеское тело не противно ему, а наоборот, кого-то напоминает, и вызывает у него чувственное желание. Он вспомнил Марину, её совсем небольшую грудь, загорелое, нежное, чистое тело, оно было совсем таким, как у молодого парнишки. Близость Олега была приятна ему. Олег взял в руки его член и Санька почувствовал в нём напряжение и сексуальное желание к инверсии. Но каким образом? Олег помог ему справиться с этой задачей. Мать не мешала сыну развлекаться с Санькой, однако не упустила своего момента, и Санькин член оказался у неё во влажной вульве. Кончил Санька не от руки Олега, а, как и положено при обычном сексуальном контакте между мужчиной и женщиной. Этой ночью Санька получил свой первый опыт гомосексуальной связи.
   С матерью Олега Санька больше не встречался. Когда Олег заснул, а они трахаться больше не могли, она рассказала ему о том, как Олег стал гомосексуалистом, это произошло не без её помощи. Олег у неё от случайного проходного мужика, с которым она переспала когда-то. Это было семнадцать лет назад. Мужа у неё никогда не было и с постоянными партнерами ей не везло. Трахалась с кем придётся. Почему так получалось, она не знает, вроде не хуже других, но этот её образ жизни, конечно, не способствовал нормальному развитию и воспитанию сына. Она рано заметила у него одну особенность, которой сначала не придавала внимания. Это его нестандартное поведение, интерес к мальчикам сверстникам, а позже к мужчинам, которые иногда появлялись в её доме. Девочками же Олег совсем не интересовался, не играл с ними, не приглашал домой. У мужчин Олега в основном интересовали их половые органы, он рассматривал их, брал в руки. Она посчитала, что это естественно и такой странный интерес связан с отсутствием в доме постоянного мужчины. Пока Олег был маленький, его увлечение мальчиками, мужчинами было вполне безобидными. Она видела, как-то подсмотрела в замочную скважину, что когда он со школьными друзьями запирался в комнате, они играли в карты 'в дурака' на раздевание, потом занимались групповым онанизмом. Она пыталась делать Олегу соответствующие внушения, но это мало помогало. С мужчинами пока он был маленький, всё было более или менее благополучно. Они не трогали Олега, и если сын своей игрой доводил их до сексуального возбуждения, то мать снимала напряжение и трахалась с этим гостем, она была даже где-то благодарна сыну за такую помощь. Олега трахнул один из кавалеров матери. Когда она пьяная заснула, то пользуясь нездоровым интересом ребенка к его члену, сумел склонить мальчика к сексу с ним и оттрахал ребенка в задницу. Олегу было больно, он плакал, мать, как могла успокаивала его. Первоначальный страх, боль быстро прошли, и скоро Олег за деньги уже сам подставлял свою задницу, приходящим к матери мужикам. Потом позже он овладел ремеслом гомосексуалиста в совершенстве.
   У Саньки в настоящий момент женщины не было, и Олег остался с ним. Сначала он напоминал ему Марину, которую он скоро забыл, и то только внешне, потому что всё остальное у них было другим. Их гомосексуальные отношения с Олегом первое время, были для него какой-то экзотикой, но постепенно он втягивался в этот секс и без Олега уже обходиться не мог. Олег же, пока у Саньки были деньги, тянул их с него, а когда Санька запивал, его дружок исчезал из дома и где проводил это время, отчета Саньке не давал. Вырученные за квартиру деньги, таяли, и скоро от них ничего не осталось. Санька стал задумываться о работе. Он пьяный ходил в спорткомитет просить работу, но получил отлуп. Надо было искать что-то не связанное со спортом. Чиновник спорткомитета сказал ему, что таким как он стал спорту он не нужен, разве что в Сестрорецке в конноспортивной школе его могут взять на работу, убирать из-под лошадей навоз. Олег был смышленый мальчик, он понял, что Санька пустой, без работы, он стал ему не интересен. Любви, у Олега по крайней мере, к Саньке не было. Он всегда рассматривал их отношения прежде всего с финансовой стороны. Олег знал себе цену и с безработным пьяницей, естественно, жить не собирался. И скоро исчез.
   В кооперативном доме, в котором поселился Санька, жили разные люди и все, в основном, с достатком. Санька познакомился с соседом по лестнице, всегда веселым человеком, ведущим довольно свободный, богемный образ жизни, друживший с Бахусом и никогда не отказывавший никому в помощи, распить бутылочку, другую хорошего винца или водочки. Санька стал у него частым гостем. Когда у Саньки кончились деньги сосед какое-то время поил его на халяву, но потом сказал стоп, и поговорив с Санькой, растроганный его невеселым рассказом о его злоключениях, посочувствовав переживаниям того по поводу его несчастной любви к педику, и позлословив на эту тему, сказал, что его беда не беда и всё поправимо. 'О штанге и тренерской работе можно забыть, но спортсменом ты Санька быть обязан' - сказал он.
   -Это как? - спросил его Санька
   - Я, - сказал Валера, - так звали нового знакомого Саньки, - работаю в Художественном фонде. Этот фонд обслуживает художников, прежде всего членов Союза художников. У художников много потребностей: в кистях, красках, холсте, разной бумаге, глине, гипсе; им очень нужны натурщики. В Художественном фонде ведётся картотека на натурщиков и натурщиц, но кадровый состав этой картотеки, это касается и мужчин и женщин оставляет желать лучшего. Ты Санька в прошлом спортсмен и, несмотря на то, что уже длительное время нарушаешь режим дня, пьянствуешь, всё равно твоё тело сохранило от прошлой спортивной жизни, следы долгих изнуряющих тренировок. У тебя по-прежнему красивые мышцы, есть стать, и обнаженная фигура будет смотреться неплохо. Я могу поговорить в фонде с администрацией, с художниками, с теми кто работает с натурой. Поработаешь натурщиком. Работа не тяжелая. Будешь получать пять рублей в час. Натурщикам работающим в обнаженном виде платят больше. Условие одно. На работе не пить, и я забыл, это дополнительное условие, не трахаться. Там полно педерастов. Так что ты можешь восстановить свой статус. Или теперь ты опять будешь трахать баб? - спросил его Валера и рассмеялся.
   Cкоро Санька, с тряпкой прикрывающей его гениталии, стоял на подиуме и кому-то позировал. Работа оказалась тяжелой. Даже час выстоять, не двигаясь, было трудно, а больше без перерыва позировать было невозможно. Мастерская, где он позировал, была большим светлым помещением с высоким потолком. Были устроены антресоли и художники могли смотреть, таким образом, на свою модель сверху. Мастерскую арендовали несколько человек художников, скульпторов. Натурщики переодевались здесь же за ширмочкой. Иногда ширмочка была нужна, для того чтобы спрятать натурщика если он позировал в полностью обнаженном виде. Какого-то единого распорядка дня не было. У художников было свободное расписание. Когда хотели тогда и приходили. Композитор Чайковский говорил, что вдохновенье приходит во время труда. Здесь придерживались другой формулы. В лучшем случае, ждали, когда оно придёт, в основном же искали его на дне стакана. В этом плане Саньке повезло, он почти ежедневно был со стаканом. Позировать брали его разные художники, одного скульптора или художника, который работал бы с ним постоянно, не было. Валера не забывал своего подопечного и приходил по вечерам составить компанию выпить с Санькой или с другими художниками. Становилось людно и шумно. Решались разные вопросы. За ширмочку уходили влюбленные пары, и желающие сверху с антресолей могли наблюдать за тем, что там происходит. На первых парах Саньке никто не предлагал 'руку и сердце' из тех художников, с которыми он работал. Потом Валера привёл мужика с чёрной, наверно крашеной бородой, веселого обаятельного, Валера сказал, что это скульптор, профессор, преподаёт в Академии художеств, правда, у 'академика' были выбиты передние зубы. Профессор сильно пил и Санька не отставал от него. Профессор был очень общительный человек, они с Санькой понравились друг другу с первого раза и профессор стал таскать Саньку за собой по всем шалманам, где бывал и где наливали. Его знали везде. Везде это не точно. Он обычно торчал, если не был в академии на занятиях, в 'Сайгоне', на Невском, в кофейне у Московского вокзала, на Пушкинской улице, в грязной рюмочной, там, где собирались художники.
   Сегодня Санька снова встретился с Юликом, так звали профессора, и они зашли в 'Сайгон', в известное тогда в городе кафе, на углу, где пересекались Невский и Литейный проспект. Юлику здесь за какие-то особые заслуги варили хорошее кофе, и они пробыли здесь часа полтора. К столику Юлика всё время подходили какие-то незнакомые Саньке люди, зато хорошие знакомые Юлика: молодые ребята, видимо его студенты, коллеги из Академии художеств, Мухинского художественного училища. Они обнимались с Юликом, целовались, складывалось такое впечатление, что все подходящие, к нему люди, радовались встрече с ним, как будто давно не видели его и хотят постоять рядом, попить кофе, поговорить. Всё кафе было зоной его внимания. Он кому-то приветственно махал рукой, кто-то звал его за свой столик выпить рюмку, другую, водки. Но Юлик был в 'завязке' и приглашений не принимал. В последний запой в драке ему выбили зубы. Причём, зубы выбил ему, приятель из Академии художеств. Есть у них в академии такой хмырь, преподаватель, художник неудачник, злобный, нахальный человек с диким необузданным нравом. Напившись, он всегда искал повод, кому-нибудь, из стоящих рядом с ним людей, набить морду, в тот раз попался под руку профессор академии художеств, и его приятель, Юлик Гусинский; он всё время подозревал его в том, что тот еврей, приятель Юлика был страшный антисимит, но выяснял корни его прошлого, в основном, по пьянке, трезвый он забывал, о том что Юлик инородец, и мало того еврей и принимал его в свою компанию, и даже дружил с ним. Они где-то на Синявинских болотах, у какой-то деревушки, вместе поставили памятник павшим воинам, по заказу местных властей. Моисей, так звали приятеля Гусинского, долго ругался с властями, насчёт гонорара и требовал, чтобы их памятник павшему воину отлили из бронзы на заводе Монументскульптура, где обычно отливали значительные, крупные работы, в основном, выдающимся деятелям прошлого и настоящего. Вот недавно там отлили бронзовый бюст дважды Героя Советского Союза Леонида Ильича Брежнева и отправили к месту его вечной стоянки, на родину героя. А их павшего бетонного солдата только покрасили бронзовой краской и успокоились. Обещали краску на солдате обновлять по мере надобности. Вообще памятники павшим воинам были коньком творчества Юлика. У него в мастерской стоял макет павшего солдата почему-то с трёхлистником в руке; ну, хотя бы в руке у солдата был лист клёна, в какой-то мере напоминавший пятиконечную звезду. А здесь? Моисей всё время говорил Юлику, что это жидовские штучки. Юлик пытается по-своему, на а языке иудеев, словно он масон из масонской ложи, которая состоит из одних жидов, хочет передать таким таинственным образом мировую скорбь евреев по Холокосту. Потому что кроме пятиконечной звезды, других символов на памятниках советским воинам быть не могло.
   Юлик уже хотел уходить из кафе, но подошёл Моисей. С Юликом они помирились, Моисей обещал даже починить ему рот. Санька предложил свои услуги в этом деле. 'Ты что, еврей?' - подозрительно глядя на него, спросил Моисей.
   -А какое это имеет отношение к протезированию? -спросил его Санька.
   - Прямое. Эти ремеслом занимаются одни жиды.
   -Нет, я не еврей, могу показать паспорт, - сказал Санька.
   - Бьют евреев не по паспорту, а по морде.
   Санька промолчал, он обиделся, но скандала, тем более потасовки в этом месте устаивать не хотел. Юлик выручил его, прервал затянувшуюся паузу, во время которой Моисей сверлил Саньку глазами, сказал, что Санька знает протезиста, так как поменялся с ним квартирою.
   -Вот, суки, живут, квартирами меняются, а я всю жизнь в коммуналке прожил, в ней, наверно, и сдохну. Чувствовалось, что его неприязнь к Саньке не проходит.
   - Ну что обрезанный, - сказал он Саньке, - сходи к стойке принеси что-нибудь выпить. Трезвый не могу на тебя спокойно смотреть, всё время перед собой еврея вижу. Вот, сходи, протестируем тебя, самым простым способом, - добавил он.
   Юлик отказался пить с Моисеем: - Я в завязке, не пью. Санька, тоже хотел дать отлуп этому наглецу, но Юлик попросил кофе, и принести выпить приятелю, 'потом рассчитаемся' - пообещал он ему.
   Санька без очереди, Юлик махнул кому-то рукой, и как по волшебству он оказался у стойки первым, заказал бутылку коньяка и три чашки кофе. Водку в 'Сайгоне' не наливали.
   - Одобряю такое начало, cменил гнев на милость Моисей, когда Санька всё поставил на стол. Санька разлил коньяк по рюмкам. Они без тоста, молча выпили. Юлик с завистью смотрел на них. Они выпили без перерыва по второй.
   Моисей в упор посмотрел на Саньку. А пьёшь как русский, где научился? -спросил он его.
   - Я же сказал тебе, я не еврей.
   Моисей громко рассмеялся: - Ладно, это проверим. Не всё сразу, - пообещал он Саньке.
   Он оставил пока Саньку в покое и заговорил с Юликом о новом заказе, который тот получил. Опять памятник на братском захоронении советских воинов где-то в Псковской области. Юлик сказал ему, что уже начал над ним работу, можно посмотреть, что он уже сделал у него в мастерской на Воронежской улице.
   - Я тебе ничего не обещаю, - сказал он Моисею, но если не буду успевать, позову - пообещал он тому. Они поговорили о делах в академии, Моисей кого-то ругал непотребными словами, про Саньку они оба забыли и только когда он наливал в опустевшую рюмку Моисею коньяк, тот отрывался от беседы, говорил Саньке мерси и опрокидывал коньяк в рот с таким выражением лица как будто пил по необходимости какую-нибудь гадость из аптеки. Когда допили бутылку коньяка Моисей сказал 'надо бы повторить, но у меня голяк'. Он вывернул карманы пальто, в них кроме грязного носового платка и табачных крошек ничего другого, полезного в данной ситуации не было. Юлик пожал плечами, сказал, что спонсировать продолжение пьянки тоже не в состоянии. Оба посмотрели на Саньку. Ему не нравился этот дружок Юлика и он хотел, чтобы он исчез, поэтому сказал, что здесь пить больше не будет, дорого. 'Юлик, - сказал он профессору - я поеду домой. Устал, сегодня много работал. Моисей спросил его, а ты где работаешь?
   - Натурщиком в одной мастерской Худфонда на проспекте Маклина.
   - Ба, так я там почти каждый день бываю, а почему тебя не видел?
   - Я недавно.
   Моисей предложил Саньке: - Будешь со мной работать?
   - Юлик засмеялся, - сказал Моисею, - тебе не справиться, он бывший спортсмен, штангист.
   Моисей пообещал, - будешь меня слушать, тебе понравится и плачу я хорошо.
   - Положим, платишь не ты, а Худфонд. Санька, ты с этим мудаком будь осторожней.
   - А чего мне его бояться?
   - Ну, я так, на всякий случай, - ушёл от прямого ответа Юлик.
   - Ну, я пошёл, - сказал Санька и собрался уходить, оставив Юлика с его другом.
   - Да, ладно,- остановил Саньку приятель Юлика, - постой, не слушай ты этого дурака, ничего я тебе не сделаю, Пойдём лучше ещё выпьем. Юлька поедем к тебе в мастерскую, я хоть посмотрю, чем ты занимаешься.
   Юлик предложил Саньке, - поедем с нами, ты у меня в мастерской не был, выпьем, тебе разоряться не придётся. У меня всё есть, студенты притащили, у них зачёт.
   - А почему мне никто не ставит? - сердито спросил Юлика Моисей.
   - Добрый очень. У тебя, наверно, не бывает двоечников.
   - Да нет, мимо меня с первого раза не проскочишь. Редко кому удаётся.
   -Тогда не знаю почему. Отстань - попросил его Юлик.
   - На выходе из кафе Моисей столкнулся с какими-то знакомыми молодыми ребятами, он, что-то не останавливаясь, на ходу, сказал им.
   Они пошли пешком по Невскому, до Лиговского проспекта, сели в трамвай и доехали до Воронежской. Мастерская Юлика находилась недалеко от Лиговского, по Воронежкой, метров двести, у самой бани. Моисей засмеялся, словно закаркал. Смотри сколько у него здесь натуры. Ходишь смотреть на голых баб?
   - Да, только одеваю халат банщика.
   - Пускают?
   - А почему нет. Бабы против меня ничего не имеют. Принимают за своего.
   - Это в каком смысле? У тебя что и п.... есть. Я не знал, что ты гермафродит. Покажешь?
   Обязательно. Пришли, - сказал Юлик. Они остановились у дверей, таких же, как были в других парадных. Юлик открыл дверь своим ключом. Они прошли тёмным коридором, он открыл ещё одну дверь, запахло, глиной, сыростью. Он зажёг свет, лапочку без абажура или отражателя. Лампочка была, наверно, на 150 или больше ватт. Большое, без переплёта окно, было завешено простыней. В мастерской было почти пусто кроме каких-то незаконченных гипсовых работ, ничего другого не было. На окне стояла из гипса фигурка девушки поднявшей руки с букетом цветов. В центре комнаты, на столе была, наверно, последняя работа Юлика, макет ещё одного памятника павшим воинам: солдат, лежащий на траве, оперся на руку, из последних сил приподнялся, и смотрел на цветок в другой руке. Видимо, цветок или листок неизвестной породы дерева, художник трактовал, как символ жизни, которая покидает солдата.
   Юлик скромно молчал, смотрел, любовался своей работой. Моисей закаркал. Смех был оглушительный противный:
   - Опять в руках жидовский символ, какой-то засушенный цветок. Юлик, в конце концов, тебе не надоело лепить одно и тоже. Хотя бы позу солдата изменил. Придумал бы что-нибудь другое. Неужели павший воин, это обязательно валяющийся на земле солдат. Где твоя фантазия, где, наконец, хотя бы что-нибудь от вдохновения, которое помогло бы тебе и ты стал работать по другому, нашёл бы другой образ, придумал тему, отличающуюся от этой оригинальностью, свежестью, где проявился бы твой талант. Ведь ты же заслуженный художник, профессор. Скажи мне, милый, за что ты получил все эти звания. Вот за такую халтуру? Сколько ты уже поставил таких павших солдат?
   Я тебе сейчас морду набью, если ты не заткнёшься, - пообещал Юлик, расшумевшемуся приятелю: - Не буду с тобой препираться. Потому что всё, о чем ты говоришь, это пустое. Только опять поссоримся, и ты снова полезешь драться
   - Как хочешь. Драться не буду,- пообещал Юлику Моисей,- до тех пор пока не вставишь себе зубы. Дружеская критика всегда лучше, чем критика болванов, которые будут принимать твою работу, и которые ни черта не понимают в искусстве. Ладно, давай доставай, не томи душу, выпьем, за твой талант проталкивать свою халтуру через худсовет. У меня не получается. Научишь?
   Юлик достал из своих запасов, то, что у него было. Этого было вполне достаточно, чтобы напиться, что они и сделали, Юлик развязался, его достал приятель и чтобы вынести всю ту хулу, которой подвергнул его творчество Моисей, он решил напиться, так было легче лелеять мысль о том, что приятель ошибается и как любой злой человек хочет обидеть его, вывести из себя, чтобы теперь он полез на него и стал доказывать на кулаках, а не каким-то иным способом, что он талантливый художник, и что творческие простои бывают у всех людей занятых тем или иным видом творчества, потому что вдохновение это не только труд, но и Божья благодать, о которой забыл упомянуть Чайковский.
   Потом пришли молодые ребята, которых Санька видел с Моисеем в 'Сайгоне' на Невском. Они были учениками Моисея. И ещё они были скинпедами из 'Голубого гарема' Санька не слышал о таких. Он спросил чем занимаются скинпеды "Голубого гарема". 'Мы,- сказал один из скинпедов Саньке, - еб.. всех евреев и черножопых с Кавказа, за то, что они топчут нашу землю, пользуют наших людей, а бабки, которые сделали в России, прокручивают и таким образом умножают свой капитал. Задача скинпедов освободить Россию от нашествия туземцев. У скинпедов нет оружия. Они не бьют евреев и черножопых ногами, они их просто ебут'.
   Моисей, когда его ученики говорили всё это Саньке гнусно улыбался. Юлик был уже настолько пьян, что вступиться за него не мог. Санька дёрнулся, чтобы идти домой, но его посадили за стол опять. Моисей сказал, что он уйдёт отсюда, только тогда, когда ребята проверят еврей он или нет. Скинпеды стащили с Саньки брюки и трусы и отрахали его в задницу. При этом они говорили ему о том, что в его лице еб.. всех евреев, потому что он в данный момент, как когда-то богочеловек с небес, взял на себя все грехи евреев. Еврейский Бог, видит его страдания, за то, что Саньку трахают в задницу, и освобождает всех евреев от грехов сегодняшних. 'Ты же еврей, признайся - уговаривали они его, - Моисей еврея чувствует на расстоянии у него телепатические способности. Мы не ошиблись, русских мы не трогаем. Твой паспорт Александр Рувимович можешь выкинуть на помойку'. Скинпеды натянули на Саньку трусы и брюки, налили ему водки и вытолкали на улицу.

   Прошли годы. Санька тогда, когда с ним приключилась эта история со скинпедами, сразу же уволился их Художественного фонда. Кем он потом только не работал. Валера, слышал о том, что произошло с ним у Юлика. Считая себя в какой-то мере обязанным помочь Саньке в трудный момент его жизни, он пристроил его работать в гостиницу 'Карелия', в сауну, банщиком. Сауны в городе тогда были редкостью их было немного, эти заведения пользовались большой популярностью и были доступны немногим. У Саньки появилось много нужных знакомых. Он бросил пить, учился на курсах массажистов, опять стал баловаться с железками, но не штангой, а с гирями по тридцать два килограмма каждая. Он приобрёл как когда-то стать спортсмена и железные мышцы. Спортивная форма помогала ему в работе. Скоро к нему стало не попасть. Время этих левых сеансов было всё расписано. Вообще он должен был обслуживать проживающих в гостинице иностранцев. Сауна работала только на валюту. Иностранцев, желающих побывать в сауне было немного, и всё остальное время он принимал посетителей со стороны. За время работы в гостинице он скопил деньжат, купил машину, оделся, однако всё та же необязательно у всех русских зависть к успеху соседа помешала ему и в гостинице, и скоро он должен был искать себе другое место. Его взяли массажистом в команду баскетболистов и там он работал долго, почти до 1991 года, когда власть в стране переменилась.
   К власти пришли хищные, жадные, алчные люди. Главным критерием успеха стало количество у тебя 'бабла' или денег, желательно в валюте. Все остальные ценности прежнего строя стали не нужны, если ничего не стоили. Никого не интересовало каким путём добыто это бабло. Самое главное, чтобы его было много. Тогда тебе было доступно всё. Говорят если бы была поставлена цель сделать собаку Сутина Президентом страны это было бы вполне возможно. Стоимость каждого места в иерархии власти давно было определено с помощью всё того же пресловутого рыночного механизма, где спрос определяет предложение. Существует прайс-лист на все должности в вертикали власти, от Президента страны до последнего посла какого-нибудь островного государства вроде Тринидад и Тобаго. Если бы Сутин выложил за любимую собаку соответствующую президентскому креслу сумму, указав при этом, что президентом будет не он, а его собака, Центризбиркому пришлось бы только зафиксировать печатью ЦИК(а) волю Хозяина, и засунуть собаке Путина в пасть мандат Президента страны.
   Команда баскетболистов развалилась, спонсоров не было, и Санька опять остался без работы, правда с его специальностью он без клиентуры не остался. Но скоро здоровье нещадно эксплуатировавшееся в молодости стало подводить его. Работать массажистом становилось всё труднее и труднее. Он стал охранником в какой-то бизнес-конторе, тогда в первые годы после бархатной революции Ельцина волна бандитизма накрыла страну. И потребность в охране предприятия, собственности или телохранителях была огромной. Из армии брошенной новой властью на произвол судьбы, силовых структур тоже оставшихся с мизерной зарплатой, побежали в рассыпную лучшие кадры; предприимчивые люди из силовых структур и армии стали создавать охранные агентства; Санька попал в одно из таких агентств и уже не дергался и работал охранником в своей бизнес-конторе до пенсии.
   И вот настал день, когда Саньке исполнилось шестьдесят лет, и он мог оформить себе пенсию. Он пошёл в пенсионный отдел своего муниципалитета и сдал все необходимые документы на пенсию. Скоро его вызвали получить пенсионное удостоверение и сообщить какую пенсию ему назначили. Санька был потрясен, когда увидел какая пенсия полагается ему. Он стал нищим. Самым настоящим нищим. На эту пенсию нельзя было прокормить собаку, не то, что человека. Он попытался выяснить, почему у него такая маленькая пенсия. Ему вежливо ответили, что всё законно. Нарушений в начислении его пенсии нет. Просто в трудовой стаж не включили годы его работы, когда он был по паспорту евреем.
   - Почему? - спросил он чиновника, оформлявшего ему пенсию.
   - Вы сами попросили когда-то, чтобы эти годы из трудовой книжки вычеркнули, это тринадцать лет работы в обществе 'Локомотив'. Поскольку сделать этого было нельзя, в отделе кадров общества 'Локомотив' вам выдали новую трудовую книжку, где на основании нового паспорта вам изменили национальность и отчество, учитывая вашу просьбу, в трудовую книжку не включили годы работы в обществе 'Локомотив'.
   Вы сами виноваты в том, что у вас такая маленькая пенсия, ваш трудовой стаж всего двадцать пять лет. Ваша средняя зарплата за год составила сумму в 840 рублей. Скажите? - спросил его чиновник, - каким образом с таких денег может быть высокой пенсия.
   Санька вспомнил вещие слова председателя общества о том, что когда-нибудь предательство скажется в его судьбе. Однажды он уже получил от неё 'подарок', когда скинпеды издевались над ним, и вот теперь государство решило вознаградить его за верность своей Родине.
   Прошло какое-то время, Санька успокоился, смирился, как ему казалось, с несправедливой судьбой. Он жил один, как сыч, у него никого не было, даже собаки. По вечерам он ходил гулять. Была зима, и темнело рано. Санька оделся и вышел на улицу. Он пошёл по улице к скверу, когда-то он сажал там молодые деревца. Теперь деревья выросли, имели мощные кроны и летом Санька часто сидел в тени этих деревьев. Он прогулялся по скверу и пошёл той же дорогой домой. Навстречу ему шли пять человек молодых парней одетых, как ему показалось в форму ОМОН(а). Он ошибся на парнях были куртки (бомберы), ботинки, на толстой подошве, ("правильные ботинки"). На одном из рукавов "бомбера" и на его спине нашивки с большими цифрами 88 (то есть "Heil Hitler!"). Внутри у Саньки что-то ёкнуло. Он не попытался уйти в сторону, а продолжал идти им навстречу. Они сближались. Проходя мимо Саньки один из пяти одетых в спецэкипировку парней спросил: 'Не найдётся прикурить'?
   Санька ответил: - 'Не курю'.
   Ответ не устроил молодчика в форме: - 'А ты кто', - вдруг спросил он Саньку. И Санька неожиданно для себя сказал: 'Еврей'. Все пятеро как от щелчка бича вздрогнули, повернулись к Саньке, окружили его. 'А вы кто?- спросил он, - Что вам нужно ребята? Идите своей дорогой. Я иду домой'.
   - Ты, кажется, уже пришёл куда тебе нужно, - сказал один из молодчиков в униформе.
   - Ребята, нам повезло, - радостно заорал один из них, - сегодня мы, кажется, пополним счёт.
   - Так знаешь, с кем ты имеешь дело? - задал ему вопрос молодчик, который остановил его. Мы 'скинхеды' из группы 'Русская цель'. Основной наш враг евреи. Но мы не проходим мимо корейцев, азербайджанцев, кавказцев и других инородцев. Наша задача очистить город от таких как ты и поганцев, другой расы. Мы тебя сейчас будем казнить, принесем в жертву на алтарь Отечества, покажем евреям, которые ещё есть в России, в основном, они во власти, в крупном бизнесе, что с ними будет, если они останутся в России. Позже мы достанем и тех евреев, кто спрятался за рубежом и оттуда управляет нашей страной, указывает подлой власти что ей делать и продолжает распоряжаться финансовыми ресурсами России. Мы знаем, что продажная власть служит сионистам, умножает их капитал, за счёт природных богатств России. Этого больше не будет. Мы уже сейчас могли бы предъявить счёт государству, которое забыло о молодёжи бросило её. И мы это обязательно сделаем. А если власть откажется выполнять наши требования мы свергнем её. У нас достаточно сил. Движение скинхедов в России уже сегодня в своих рядах насчитывает 85 тысяч человек. Поганая власть не способна противостоять нам и вообще любой силе, это показала даже пятидневная война с Тбилиси. Власть пигмеев, власть придурков, которые делают всё, чтобы не было России, чтобы её народ исчез, он власти олигархов не нужен. Не будет этого. И ты Александр Романович Трахтенберг наша ритуальная жертва, свидетельство нашей решимости решать все вопросы с помощью силы.
   Саньку распяли в сквере на одном из деревьев, прикрепив к нему толстую палку в виде перекладины креста; возможно, это было дерево, которое он когда-то посадил своими руками. Сначала они сделали из него грушу и били его ещё живое тело руками в перчатках, чтобы не запачкаться кровью, ботинками на толстой подошве, потом стали метать в него ножи. Закончили они свой шабаш тем, что подожгли дерево с распятым на нём телом Саньки. Дерево было сырым и не горело. Они остановили машину, выгнали водителя, заставили его достать канистру с бензином облили им Саньку и дерево. Дерево горело всё равно плохо, тело Саньки только поджарилось, оно дымилось, однако по-настоящему не горело. Трое скинхедов сели в машину и уехали на бензоколонку. Скоро они вернулись и привезли полные канистры бензина. Теперь зарево от горевшего дерева и трупа Саньки было видно далеко. Проехала патрульная машина из ближайшего одела милиции, в ней кроме водителя сидели люди в милицейской форме они почему-то смотрели в другую сторону Их не заинтересовал шабаш в сквере, не заинтересовало горящее дерево, и распятый на нём объятый жарким пламенем горящий человек. Машина не останавливаясь проехала дальше.

ПОСТСКРИПТУМ

   Россия всегда была авторитарной страной и идея возрождения авторитаризма, появления на политической сцене России фюрера, вполне реальна. Вождя всех тех, кого обошла стороной, просто забыла о них, действующая власть, кто находится в собственной стране на положении иммигрантов, а это, прежде всего, молодёжь, которая забыта государством, у которой нет возможности учиться, работать, получать столько, чтобы жить не хуже тех, кто шуршит по асфальту шинами дорогих автомобилей, развлекается в своё удовольствие и над ними не висит дамоклов меч дурной и опасной для здоровья службы в армии. Если у молодёжи появится вождь, который найдёт универсальный лозунг, который вберёт в себя всё то, что так ненавистно молодёжи и против чего она готова идти в бой он сплотит разрозненные группировки молодёжи в единую силу движения, у которого появится программа с вполне реальными и близкими целями. Безусловно, появление на российской политической авансцене молодёжных фашистских организаций не случайно. Власть уже привыкла к спокойствию. Политикой, как правило, занимались взрослые люди или пенсионеры. Убедившись, что выступления ничего не дают, выборы профанация и не найдя другого решения иметь возможность влиять на 'беспредел' власти, не способные ссориться с ней всерьёз, люди затихли и как это было в советское время пар своего недовольства делами власти выпускают у себя дома у экранов телевизора. Власть без политических конфликтов, без классового противостояния расслабилась, почувствовала себя комфортно и свободно творит что хочет, не опасаясь, что кто-то может помешать ей в этом. Она занимается узким сектором проблем государства, причём не самым важным, касающимся финансового и торгового капитала, улучшает климат его функционирования.
   И вдруг убийства, как всплеск расизма, агрессивное проявление недовольства молодых фашистов присутствием в России 'черножопых'. Оказалось таких 'недовольных' в России, организованных в молодёжные банды расистской направленности по подсчётам милиции 85 тысячи человек. Кто-то воспользовался заброшенностью молодёжи, полным отсутствием внимания к её проблемам со стороны власти и использует недовольство молодёжи в своих целях, предлагает им в качестве панацеи решения молодёжных проблем Mein Kampf Гитлера; выхватил из книги расовый вопрос и делает на него упор, предполагая, что все беды страны от некоренного населения, иммигрантов из бывших республик СССР и евреев. К сожалению, с Mein Kampf в руках молодёжных проблем не решить, но тот, кто дал им эту книгу, будет решать эти проблемы вместо государства, и тогда будут спортлагеря, появятся спортплощадки и спортивные залы, мы увидим физически крепких, накачанных молодых людей и когда всё это будет, произойдёт проба сил. Тогда это будет не спонтанное убийство, а шествие одинаково одетых, людей в униформе, грохот барабанов и рёв молодых глоток: 'Да здравствует фюрер'! Я не знаю как молодым фашистам, но мне, кажется, что из всех претендующих на роль фюрера самый способный в нашей стране человек на эту должность - бывший президент страны. К метаморфозам своей политической ориентации ему не привыкать. Кроме того за спиной, в прошлом, школа КГБ, где кредо её учеников ничем не отличается от того, которое было в школе СС, Гитлера: 'Вождь движения бог и высшая моральная инстанция. Нет ничего выше приказа вождя'. Ведь это он, бывший президент с отцами-основателями фашизма в России, сделали всё, чтобы фашизм стал массовым, и теперь пришло время этому быть. Как ржа, как зараза расползается фашизм по стране, быстрее всего он поразил оболваненную, менее осмотрительную, неопытную молодёжь, и уже шагает по стране под знаменем со свастикой, и перестал быть привилегией власти. При любом раскладе молодые фашисты не останутся без вождя найдут человека с харизмой фюрера. При виде марширующих колонн, государство возьмёт на себя любые 'обязанности', Гитлер выдвинул только семь пунктов 'обязанностей государства перед молодёжью', а на сколько пунктов потянет счёт государству обиженных им российских фашиствующих юнцов, возможно, они просто захотят смести поганую власть, которая якобы ничего не должна молодёжи, и тогда она вспомнит о народе, обратиться к нему за помощью, но будет поздно. Пока бунт молодёжи не есть понимание ею той страшной истины, что правительственная власть ведёт свой народ к гибели, это бунт безадресный, стихийный. Убивают в основном того, кто попался под руку, убили потому что выполняли команду своего фюрера. 85 тысячи молодых фашистов это восемь пехотных дивизий и два полка, армия способная, если её вооружить, сокрушить государство и смести поганую власть, которая если бы это случилось сегодня не устояла бы это точно. Возможно, у того, кто сейчас занят тем, что планирует создание в России, мощной организации неофашистов, конечная цель с помощью этой силы взорвать Россию изнутри, организовать, хаос, безвластие, чтобы ввести оккупационные войска, это и будет началом конца России, для этого всё есть. Осталось найти фюрера.

КОНЕЦ

Комментарии: 5, последний от 09/06/2010.
Размещен: 13/12/2022, изменен: 13/12/2022. 103k. Статистика.
Рассказ: Проза

Связаться с программистом сайта.
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"
Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"

Крутков Эдуард Петрович : другие произведения.

Ссудный День

ССУДНЫЙ ДЕНЬ

ПОСТСКРИПТУМ

КОНЕЦ

Комментарии: 5, последний от 09/06/2010. © Copyright Крутков Эдуард Петрович (Krutedik2009@yandex.ru) Размещен: 13/12/2022, изменен: 13/12/2022. 103k. Статистика. Рассказ: Проза Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Я переписал этот рассказ. Что-то в нем исправил. Так мне кажется он будет читаться лучше.