Крутская Ксения : другие произведения.

В рассудке полном...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ***Bloodborne*** |ЗАВЕРШЕНО| Авторитет Церкви Исцеления держится не на вере в милосердных Великих, а на вере в слово Первого Викария. Но во что верит и кому доверяет сам Лоуренс? Когда соратники один за другим обращаются в чудовищ, нельзя не задуматься: а когда придёт черёд самого основателя Церкви? И кто должен будет поставить последнюю точку в его исследованиях?.. Кто, несмотря на ужас и боль, сможет до последнего сохранить твердость руки и здравый рассудок - и выполнить свой долг? "...только ты - настоящее оружие Церкви..."

В сумраке ночи идет шагом ровным

Обагренный кровью, в рассудке полном,

Гордый Охотник Церкви.

Чудовища - это проклятье, а проклятье - это оковы.

Только ты - настоящее оружие Церкви.

Странник Ямамура

  
  
   - Не нравится он мне, - заявил Саймон, выглядывая в окно на двор, где Охотники-новобранцы тренировались с оружием. - Ты только посмотри, что он вытворяет! Тебе не кажется, что это ненормальная жестокость? Как будто он уже слегка не в себе. Или даже не слегка... Вот зачем он новичков так потрошит?! На их лечение явно больше крови тратится, чем во время патрулирования города!
   - Тебе крови жалко, что ли? Слава Идону, у нас её достаточно. - Лоуренс, Первый Викарий Церкви Исцеления, отложил перо, закинул руки за голову и с удовольствием потянулся. - Потрошит, потрошит... Правильно делает. Пусть молодёжь привыкает к боли. Нам ведь не нужны Охотники, которые после первой же серьезной драки сбегут домой к мамочке. А тут сразу такой отбор.
   - Нет, Лоуренс, я всё понимаю. - Саймон отвернулся от окна и, скрестив руки на груди, уселся на подоконник. - Он - твой однокурсник, и ему сходит с рук больше, чем было бы позволено другим, но...
   - Что-о? - Лоуренс со стуком опустил руки на столешницу и изумлённо воззрился на собеседника. - Ты обвиняешь меня в том, что я завёл себе... Любимчиков? Саймон, тебя на Охоте кто-то укусил, что ли?
   - Ну а как тогда это объяснить? Я ведь уже не первый раз тебе об этом говорю. И не только я. Патрик, я точно знаю, его самого уже прибить готов! И к тебе приходил много раз, и просил как-то вмешаться. А ты отмахиваешься и говоришь: "Так надо". Да ты подойди, посмотри сам! - воскликнул он, соскочив с подоконника и снова выглянув в окно. - Вот же крыса чумная! Это же... Он точно в здравом уме, а?..
   - А что, собственно, я могу поделать? - Лоуренс меланхолично развёл руками. - Он ведь даже не подчиняется Церкви. Официально он - Охотник Бюргенверта. Его наняли только как наставника. И нанял-то Людвиг, а не я... Ты с Людвигом насчёт него говорил?
   - Людвиг мне тоже не нравится, - отрезал Саймон, снова садясь на подоконник. - У него в последнее время... Явно не всё в порядке с нервами.
   - Да тебе никто не нравится, Саймон, как я погляжу, - хмыкнул Лоуренс и украдкой зевнул.
   - Ты мне пока ещё нравишься, - пробурчал Саймон.
   - Вот это "пока" очень обнадёживает, должен признаться! - Лоуренс засмеялся, но тут же осёкся и тряхнул головой. - На самом деле я рад, что ты подмечаешь такие вещи. И что приходишь жаловаться... - При этом слове Саймон скривился. - Ох, ну ладно, прошу прощения, - обратить на них моё внимание. Тратишь своё время, хотя это не входит в твои обязанности. Да и вообще... Несмотря на то, что я стал такой важной персоной и, по мнению многих, окончательно зазнался - ты всё ещё здесь.
   - Конечно, я всё ещё здесь, даже не надейся так легко от меня отделаться, - тон Саймона был шутливым, но сердце кольнула тревога. Такое вступление - неспроста...
   - Я просто вот о чём сейчас подумал... Если я тоже, как ты выразился, перестану тебе нравиться... Помнишь тот разговор? Когда я чуть не спятил после тех первых случаев, а ты со мной сидел, отпаивал вином и успокоительным и ругался так, что портреты на стене краснели... Если кто-то из нас обратится, второй убьёт его без сомнений и колебаний, быстро и милосердно. Сам. Не дожидаясь, пока... Помнишь?
   - Конечно, помню... - пробормотал Саймон, усилием воли заставив себя посмотреть в глаза Первому Викарию - в покрасневшие и запавшие от постоянной усталости, лихорадочно блестящие глаза. - Но надеюсь, до этого всё же не дойдёт. Ни во что ты не обратишься - особенно если наконец начнёшь отдыхать побольше. А то в твоих решениях всё меньше здравомыслия, как я погляжу. Нанять в качестве наставника для молодых Охотников беспринципного головореза...
   - Я же сказал - его нанял Людвиг, а не я... Ну что такого ты там увидел? - вздохнул Лоуренс и подошёл к окну. Некоторое время он молча наблюдал за происходящим во дворе, затем отвернулся, едва заметно покачав головой, и глухо сказал: - Хорошо. Я сам поговорю с ним.

***

   - Мэйз!.. Вы что?.. Вы... Она же... Вы ей все рёбра переломали! - выкрикивал молодой Охотник, склонившись над лежащим у стены окровавленным телом девушки.
   - Неправда, всего три или четыре ребра сломаны, - отозвался Брадор, внимательно осматривая шипы Кровопускателя. - Кровь ты ей вколол. В чём проблема?
   - А если бы вы её убили?
   - Это означало бы, что ей точно нечего делать в рядах Охотников. - Брадор закинул оружие за спину и подошёл к лежащей на земле девушке. - Я согласился тратить на вас своё время, чтобы сделать из вас Охотников, которых можно без опасений выпустить на улицы Ярнама ночью. Пока что она совершенно не походит на кандидата в такие Охотники. Да и ты, кстати, тоже.
   Парень, сидящий на брусчатке рядом с тихо стонущей девушкой, не нашёлся, что на это ответить, и только молча разевал рот.
   - Но для чего вам такое оружие? - из толпы притихших новобранцев выступил парень постарше остальных. - Мы учимся пользоваться мечами, секирами... Вы и учите нас сражаться только ими. А это ваше жуткое приспособление... Разве можно использовать его против людей?..
   - Мечами, говоришь?.. - Брадор, казалось, не напряг ни единого мускула... И всё же через мгновение оказался нос к носу со старшим учеником и выхватил у того из ножен за спиной стандартный полуторный меч Охотников. - Ну что ж, давай проверим, как ты усвоил мои уроки. Эй, дайте кто-нибудь ему оружие! - крикнул он.
   Парень торопливо выхватил меч у подбежавшего товарища и встал в боевую стойку, нахмурившись и покусывая губы.
   - Рассердил ты меня, - укоризненно сказал ученику Брадор и атаковал.
   Схватка длилась недолго - уже через пару минут учитель остановился и обернулся к толпе учеников.
   - Вот, вы сами видели, - сказал он, - ваш товарищ неплохо фехтует мечом. Но вот в чём вопрос... - Он таким же неуловимым движением оказался вплотную к тем, кто стоял в первом ряду. - Вы хоть раз видели чудовище, вооружённое мечом? Чем вам помогут эти ваши умения против ликантропа или кровоглота?..
   Ученики молча попятились. На их лицах читались разные эмоции - от негодования до первых признаков понимания.
   - А если так? - меч звякнул о брусчатку, а Кровопускатель словно сам прыгнул в руки хозяину. - Что ты сможешь противопоставить чудовищу?
   Лоуренс наблюдал за тренировочным боем, укрывшись в арке дверного проёма. Убедительная демонстрация, ничего не скажешь. Если схватка на мечах со стороны выглядела довольно стандартно, то с Кровопускателем в руках Брадор двигался рвано и непредсказуемо, заставляя соперника сбиваться с выверенного ритма и перестраиваться на ходу, что неизбежно вело к массе ошибок. Удары чудовищного шипастого оружия, казалось, не подчинялись никакой логике...
   "Совсем как прыжки кровоглота", пронеслось в голове Лоуренса. Сам Первый Викарий не был Охотником, но сталкиваться с чудовищем в птумерианских лабиринтах ему всё же пару раз доводилось.
   Исход боя был закономерен: измотанный молодой Охотник пропустил удар... Лоуренс заметил, что Брадор в последнее мгновение изменил траекторию движения шипастого наконечника и ударил не в плечо, а чуть ниже, чтобы не раздробить сустав. Меч вылетел из руки незадачливого ученика, и парень рухнул на колени, шипя от боли и пытаясь зажать чудовищную рану, из которой хлестала кровь.
   - Так понятно? - Брадор, не обращая внимания на поднявшуюся вокруг ученика суматоху, продолжал стоять напротив и смотреть тому в глаза. - Ты со своим мечом ещё не готов выйти против чудовища. А ведь там, где на тебя нападёт кровоглот, не будет толпы сочувствующих, которые сразу же подадут тебе шприц с кровью! - и он отвернулся и снова принялся осматривать шипы Кровопускателя.
   - Вы... Вы сами как чудовище... - пробормотал парень, который оказывал помощь раненой девушке. - Вы будто радуетесь от того, что нам больно...
   - Я обрадуюсь, если те из вас, кто не способен терпеть боль и собирается распускать сопли после каждой царапины, прямо сейчас покинут мастерскую и никогда не вернутся! - отрезал Брадор. - Меня наняли учить вас. И ни один из вас не выйдет на Охоту, пока я не сочту его готовым! Смиритесь с этим - или проваливайте.
   Он снова закинул Кровопускатель за спину и направился ко входу в здание. Проходя мимо спрятавшегося в нише Лоуренса, Охотник Бюргенверта, не поворачивая головы, едва слышно сказал:
   - Опять Саймон на меня жаловался?
   - Да, - вздохнул Лоуренс, покидая нишу и подстраиваясь под быстрый шаг Охотника. - Но не только. Сегодня я впервые пригляделся повнимательнее к твоим... Воспитательным методам. И мне тоже кажется, что они слишком...
   - Ну хоть ты-то не разводи это нытьё, - поморщился Брадор. - Ты ведь не хуже меня знаешь, для чего всё это делается. Я ещё деликатно обращаюсь с этими человечками...
   - Нам всё труднее вербовать новых Охотников, - оборвал его глава Церкви. - После каждой ночи Охоты, когда по городу проходят похоронные процессии... Горожане видят, сколько гробов Охотников несут их уцелевшие товарищи, и гадают, кого из тех пронесут по этой улице в следующий раз.
   - Вот только не надо мне рассказывать об этих сложностях, - поморщился Брадор. - Можно подумать, к нам в Бюргенверт народ толпами просится. А ты хоть понимаешь, что гробов этих тем больше, чем слабее "исходный материал" и хуже подготовка? Я, если ты заметил, никого ещё тут не убил. Моя задача - напугать их достаточно для того, чтобы юнцы, не подходящие для нашей работы, отсеялись раньше, чем за них возьмутся настоящие чудовища.
   - Можно подумать, тебе есть дело до этих юнцов. Будто бы тебя волнует их судьба, - проворчал Лоуренс. - Ты ведь даже по именам никого из них не запоминаешь.
   - Ни им, ни мне это совершенно ни к чему, у нас другие цели, - спокойно ответил Брадор, Охотник Бюргенверта и неофициально - убийца на службе Церкви Исцеления. И удалился быстрым шагом, оставив главу Церкви в задумчивости наблюдать за суетой вокруг раненых во дворе.
  

***

   - Так вот чего ты добиваешься, да?! - дверь в комнатушку Брадора с грохотом распахнулась, и на стол перед читающим книгу Охотником упал брошенный с яростью меч. Точнее, упал бы, если бы Охотник, не поднимая головы, не поймал оружие за рукоять.
   - Как это понимать? - спокойно спросил он, неторопливо поворачиваясь к вошедшему.
   - Мэйз! - выкрикнул Патрик, один из Охотников Церкви, приставленный Людвигом к новичкам в качестве наставника - и в качестве наблюдающего за Брадором, как выяснилось позже. - Оставила свой меч в мастерской и ушла. Написала записку и подсунула под дверь Людвигова кабинета. "Я больше так не могу". А, между прочим, она у нас одна из лучших в новом наборе!
   - Если бы она была одной из лучших, пара сломанных рёбер её бы не отпугнула, - Брадор, снова повернувшись к столу, небрежно швырнул меч за спину. Патрик так же без труда поймал его.
   - Брадор, изверг проклятущий! - заорал церковник. - Она ведь девушка!
   - А вот с этим точно не ко мне. - Брадор пожал плечами и неторопливо перевернул страницу. - Я обучаю не девушек или юношей. Я обучаю Охотников. Если она не Охотник, а девушка - пусть идёт учиться вышиванию.
   - Ты совсем озверел, псих бюргенвертский, - выдохнул Патрик и вылетел из комнаты, грохнув дверью.
   Брадор вздохнул и снова углубился в чтение.
  
   Часы на башне пробили полночь. Свеча почти догорела, затопив воском черепок птумерианского погребального сосуда, служивший Брадору подсвечником. Охотник закрыл книгу и потянулся. Сегодня - обычная ночь. Новолуние, да ещё и тучи затянули небо, не оставив ни малейшего просвета для звёзд, колючих взглядов Космоса.
   Охотники, конечно, патрулируют город и сегодня. Горожане, поверившие в силу исцеляющей Древней Крови и в слово Первого викария, обращаются в такие ночи ничуть не реже, чем в ночи Охоты. Просто под взглядом безумной Луны, бывает, рассудка лишаются не только причастившиеся Кровью, но и те, кто присматривает за ними...
   Можно было отправляться спать. Но у Брадора оставалось ещё одно незаконченное дело на освещаемых редкими фонарями затихших улицах.
   Подойдя к стойке с оружием, он поднял руку, задержав её возле рукояти Кровопускателя, но не стал брать его, а лишь коснулся жестом, напоминающим ободряющее дружеское похлопывание по плечу. И взял саиф.
  
   Скользя в тенях от дома к дому, Брадор слухом, обострившимся до звериного, или же ни на минуту не засыпающим чутьём Охотника улавливал происходящее за закрытыми окнами: здесь семья мирно спит, только похныкивает во сне младенец; тут пожилая женщина, мучаясь бессонницей, тихонько вздыхает, прислушиваясь к шорохам за стеной; а вот в этом доме не всё ладно: отца семейства мучают кошмары, он мечется по постели, пугая молоденькую жену, которая давно скатилась с кровати и сидит на корточках рядом с кроваткой ребёнка. А мужчина выгибается и бьётся, рыча и впиваясь скрюченными пальцами в старенький матрац... Уже немного удлинившимися пальцами с узловатыми суставами.
   Брадор кинул взгляд на табличку с адресом. Завтрашней ночью сюда прибудет патруль. Только бы не опоздали...
   Свернув в один из переулков, где не горело ни одного, даже тусклого фонаря, Охотник, неразличимый в полной темноте, неслышно двинулся вдоль стен одинаковых безликих домов. Здесь, в крошечных квартирках, сдаваемых внаём, жила беднота. И как только так вышло, что именно здесь, в этой куче человеческого мусора, в конце концов отыскался - если не алмаз, то по крайней мере твёрдый и острый кремень...
   Остановившись у искомого дома, Брадор осторожно постучал в стекло окна на первом этаже. И, упреждая испуг жильца, негромко окликнул:
   - Рита, не могла бы ты выглянуть на минутку?
   Представляться он не стал. Он был уверен, что жилица крохотной квартирки узнает его голос.
   Через полминуты напряжённой тишины чуть слышно скрипнула оконная рама.
   - Что вам нужно? - женский голос был хрипловатым и звучал в нос, будто бы его обладательница была сильно простужена.
   - Ты думаешь, что сегодня я унизил тебя, - негромко заговорил Брадор. - Даже дважды - когда жестоко избил и потом, когда сказал, что в рядах Охотников мне не нужны хлипкие создания, не способные терпеть боль. На самом деле единственным оскорблением, которое ты можешь принять на свой счёт, является то, что я не стал бить тебя в полную силу... по животу, хотя ты и открывалась, и не раз. Кровь лечит всё, кроме... Ты понимаешь, о чём я. Сестра Амелия наверняка посвящала вас во все тонкости процессов регенерации после инъекций Крови. Кроме того, сами переливания - не простые кровослужения, а те переливания, которые делают Охотникам... Они обычно имеют тот же эффект. Так вот, я оставил тебе выбор. И рассчитываю на то, что ты примешь его осознанно.
   - То есть... Вы хотите сказать... - Девушка всхлипнула, рама распахнулась чуть шире, и из темноты выступило бледное лицо с опухшими заплаканными глазами. - Я должна выбрать - быть ли мне женщиной или Охотником?
   - Именно так, если угодно, - кивнул Брадор. - Я подвёл тебя к той грани, за которой выбора не осталось бы - но не вытолкнул за неё. Я знаю, что ты поняла бы зашифрованное послание. Но твои товарищи, так называемые мужчины... Вот уж кто настоящие нытики! Они подняли такой шум, что не позволили тебе толком осознать произошедшее. Поэтому я и решил прийти сюда и прояснить ситуацию.
   - Так это значит... Я могу вернуться? - прошептала Рита. Глаза её блеснули, отразив свет невидимой звезды, каким-то чудом проглянувшей сквозь сплошную пелену облаков. - Вы... Не прогоните меня?
   - Нет, конечно, Рита. Твой меч в мастерской. Первая тренировка в восемь часов. И немедленно ложись спать, а то будешь с утра не в лучшей форме. - Последнюю фразу Брадор произнёс нарочито сурово и, неслышно отступив от окна, погрузился в чернила непроглядной темноты.
   Рита, которую на самом деле звали Маргарет Мэйз, и только самые близкие друзья знали, что она предпочитает не стандартное сокращение от своего имени - "Мэгги", а иноземное "Рита", улыбнувшись, выдохнула в темноту "Спасибо" и осторожно затворила окно.
  

***

   Брадор давно уже работал один. И не потому, что был таким уж самоуверенным одиночкой по натуре. Просто суть выполняемых им задач подразумевала полную и строгую конфиденциальность. После завершения регулярных экспедиций в птумерианские подземелья его ремеслом стали некие "разовые поручения" - решение особого рода проблем, возникающих в стане Церкви Исцеления и могущих запятнать её белоснежные одежды, стань о них известно общественности.
   Что ж... Если долго не ходить вокруг да около: иммунитета к Чуме Зверя нет и у самых высокопоставленных церковников. Не пошлёшь же для решения такой проблемы простой отряд зачистки.
   И Церкви в конечном итоге понадобился кто-то, кому можно было бы поручать подобные дела - тайный, неслышный и невидимый устранитель досадных недоразумений, которые могли бы запятнать репутацию самого уважаемого учреждения в городе. Если некий служитель Церкви после очередного переливания чудодейственной Древней Крови вдруг начинал вести себя странно... Пока есть возможность не выпустить сведения об этих странностях на улицы Ярнама - упомянутого служителя лучше бы предать забвению. Исчез - а куда именно, никого не должно волновать; удалился в уединённый загородный дом, переехал в Бюргенверт, отправился в очередную засекреченную экспедицию в подземный город птумеру. Кому какое дело? На смену старому викарию или врачу придёт новый, такой же добрый и улыбчивый. Такой же внушающий доверие.
   А в лабораториях Белой Церкви появится новый образец. Безымянный и неузнаваемый.
  
   Итак, Брадор был первым и лучшим убийцей на службе Церкви Исцеления. Официально он числился в отряде Охотников Бюргенверта, охранявших учёных-археологов во время экспедиций в катакомбы птумеру и прозванных за это в народе Расхитителями Гробниц. Теперь даже старые товарищи, плечом к плечу с ним рисковавшие жизнью в полных ловушек подземных лабиринтах, вряд ли догадывались об истинном характере его службы. Правда, в последние полгода Брадор числился наставником новобранцев мастерской Охотников Церкви Исцеления. Возглавлявший мастерскую Людвиг, скорее всего, не знал, что на самом деле означает исходящая от Лоуренса рекомендация привлечь Брадора к обучению новичков. Да и Лоуренс не вполне понимал реальную обстановку, предполагая, что это он нанял Брадора следить за Людвигом. В последний год предводитель Охотников Церкви стал временами подозрительно напоминать те "досадные недоразумения", специалистом по устранению которых слыл Брадор. Но сам Первый Викарий не догадывался, что тайный убийца Церкви точно так же следит за ним самим - по поручению того, кто когда-то тщетно пытался предостеречь своего самого талантливого ученика от увлечения Древней Кровью...
   А у самого Брадора при всём этом имелся и собственный интерес.
   Убийца Церкви искал себе преемника. Искал уже давно, но особенно внимательно - в последние пару лет. После событий в Рыбацкой деревне он отчётливо осознал, что смерть точно так же ходит за ним по пятам, дыша в спину, как и за любым другим Охотником - да и любым другим ярнамитом. И что тогда будет с делом, которому Брадор посвятил свою жизнь? С защитой доброго имени Церкви и её лидера - Лоуренса?
   Да и кто, наконец, в случае чего...
   Нет, об этом Брадор даже думать не хотел.
  
   Людвиг был младше Брадора на пятнадцать лет. Несмотря на молодость, он заслуженно занимал пост командующего отрядом Охотников Церкви - твёрдая рука, горячее сердце, холодная голова. Преданность делу Церкви и обострённое чувство справедливости. И искренняя любовь к родному городу и забота о его жителях.
   Похоже, это и подкосило несгибаемого воина...
   Если мужество и решимость основаны на вере, что остаётся, когда вера начинает разрушаться? При этом честь и чувство долга не позволят оставить пост. А это означает, что с этого момента бремя службы будет всё сильнее пригибать к земле - и рано или поздно переломит спину.
   И тогда из глубоких чёрных теней должен будет неслышно выступить тот, кого официально не существует.
   Убийца на службе Церкви.
   Но... Разве заботливая и милосердная Церковь Исцеления может нанимать на службу тайных убийц?
   Немыслимо. Каким ударом по репутации уважаемого учреждения стало бы разглашение подобных сведений!
   И, естественно, Брадор понимал, что после любой ошибки, после любого мельчайшего промаха он сам будет устранён как досадное недоразумение, порочащее доброе имя Церкви. И никакой Чумы Зверя, и никаких одичавших потомков птумериан не понадобится, чтобы стереть с лица земли все следы некоего Брадора и любые воспоминания о нём.
   А кто же тогда будет выполнять его работу?..
  
   Брадор долго не мог понять, за какие заслуги - или прегрешения? - Лоуренс поручил ему эти, мягко говоря, неприятные обязанности. Деликатность и умение хранить секреты? Само собой, никто из Расхитителей Гробниц не был безответственным болтуном: слишком уж опасные тайны им приходилось выносить из лабиринтов - или прятать в них. Но почему именно Брадор?.. Не Валлар, не опытнейший Олек, не сир Гремия - потомок одной из благородных ярнамских семей, всецело преданных Церкви?
   А потому, в конце концов понял Брадор... И от этого понимания ему как никогда в жизни захотелось напиться в стельку и остервенело, до крови подраться с кем-нибудь - без оружия, просто кулаками. А потому, что он, Брадор - друг и однокашник Лоуренса. И Первый Викарий надеется в случае чего умереть от руки того, кому не всё равно...
   Вот такая Охотнику была дарована честь. И делай с этой честью что хочешь... И не откажешься, не заявишь, что не готов к службе церковного убийцы. Не попросишься назад в птумерианские экспедиции. Тем более что после Рыбацкой деревни Виллем, похоже, окончательно свернул это направление исследований. Или только сделал вид? Хитрый Ректор пытается переиграть своего ученика. И Брадор, пожалуй, уже не рискнул бы делать ставку ни на одного из них...
   Итак, истинная цель его службы - если потребуется, убить своего лучшего и единственного друга. Вот так. Не больше и не меньше.
   А потом ещё Брадор, несмотря на разницу в возрасте и статусе, как-то неожиданно близко сошёлся с Людвигом. Тот давно уже не был тем юношей с пылающим взором, который по поручению Лоуренса собирал ополчение среди ярнамитов и формировал иерархию новой Мастерской Охотников при Церкви Исцеления. Лоуренс был ошарашен резким отказом Германа от сотрудничества с Церковью и сделал ставку на молодость и патриотизм самого искусного и храброго из учеников старого наставника Охотников. И не прогадал. Ярнамиты едва ли не боготворили Людвига, своего защитника перед лицом кошмаров ночи. Поначалу и стар и млад стремились попасть в отряд и в мастерскую, а Людвиг принимал всех, вооружая сообразно силе и умениям и назначая в подходящие по сложности выполняемых задач отряды.
   С тех пор миновало несколько Ночей Охоты, отличавшихся от обычных ночей неправдоподобной длительностью и разлитым в воздухе безумием. Герман как-то проговорился, что в такие ночи не просто видит на небе Луну - огромную и пугающе живую, но и каким-то образом ощущает её присутствие. Луна будто зовёт, и он никак не может разобрать этот зов, но боится, что рано или поздно вынужден будет подчиниться ему...
   После каждой новой Ночи Охоты похоронные процессии, идущие через весь город к молельному переулку Хемвик, становились всё длиннее, а число желающих вступить в ополчение - всё меньше. Казалось, все ярнамиты, хотя бы как-то способные держать в руках оружие, уже присоединились к церковной мастерской - и либо продолжали патрулировать улицы, либо нашли упокоение на хемвикском кладбище.
   И тогда Людвиг (по негласной рекомендации Лоуренса, которого, в свою очередь, ненавязчиво навёл на эту мысль Герман, которого... Ох, как всё сложно-то, и концов теперь уже не найти!) нанял Брадора, чтобы тот обучал новичков. Ряды Охотников Церкви редели, и нужно было сделать так, чтобы их в десяток раз сократившегося числа хватало на то, чтобы делать ту же работу, что отряд выполнял ранее. Попросту говоря, надо было сделать из неумелых и как попало вооружённых горожан настоящих Охотников - таких, которых даже Виллем рискнул бы отправить в птумерианские катакомбы.
   Брадор терпеть не мог обязанности наставника новобранцев мастерской. Он предпочитал хорошо выполнять работу сам, а не пытаться учить других - далеко не всегда подходящих и очень редко когда достаточно старательных. И только появление в группе младших учеников девушки по фамилии Мэйз несколько примирило его с необходимостью тратить время на муштру новичков.
   Опытный Охотник безошибочно распознал в щуплой белокурой девушке потомка аристократов Кейнхёрста. Аристократическая кровь была, конечно, очень сильно "разбавлена" - несколько поколений подряд предки Мэйз вступали в браки с ярнамитами. Но всё же те свойства кейнхёрстской крови, которые в наибольшей степени интересовали Брадора, у Мэйз сохранились. Например, умение двигаться так быстро, что фигура её словно растворялась в воздухе, превращаясь в облачко серого тумана. Охотники мастерской Германа для таких перемещений использовали специальный инструмент, требующий особых ресурсов, а потомки кейнхёрстских родов обладали врождённой способностью к этому. Прекрасное, незаменимое умение для убийцы... Позволяет незаметно появиться возле жертвы и так же незаметно исчезнуть. И не требует применения расходуемых ингредиентов вроде крови, смешанной со ртутью, которые могут закончиться в самый неподходящий момент...
   Брадор просто больше не хотел терять учеников.
   Когда-то он работал с напарниками. И в отряде Расхитителей Гробниц, где каждую экспедицию сопровождали как минимум шестеро Охотников. И позже, уже в Ярнаме, выполняя свои секретные задачи, он поначалу делил "заказы" с ещё троими Охотниками.
   И все трое погибли. Двое - на глазах у Брадора, во время совместных вылазок.
   Не успел, не смог помочь, защитить...
   Не сумел научить.
   Не сумел правильно оценить их силы. Рано выпустил на Охоту.
   Это только его вина. За ошибки ученика отвечает учитель. Не за все, конечно, - но в данных случаях...
   С тех пор миновал не один год. Брадор научился не вспоминать, перестал думать, анализировать и изводить себя мыслями вроде "А что если бы я тогда...". Далеко не сразу научился. Непросто было научиться этому. Но он справился - сам не понимая, как это ему удалось.
   Что чувствует человек, когда на его глазах гибнут люди, за которых он в ответе?
   Именно поэтому Брадор не задумываясь отдал бы всю кровь до последней капли за Лоуренса - за человека, в жизни которого подобных потерь было в десятки раз больше.
  

***

   Ещё не до конца проснувшись, не двигаясь, Брадор по многолетней привычке первым делом бросил взгляд на стол - и тут же беззвучно выругался и резко поднялся с кровати, отшвырнув ветхое одеяло и поёжившись от холода. Стояла поздняя осень, и в нетопленой комнате было сыро и зябко. По оконному стеклу монотонно барабанил дождь. День начинался, мягко говоря, не самым приятным образом. А продолжение ожидалось и вовсе отвратительное, и предвестником этого был сложенный листок бумаги, лежащий в центре пустой столешницы.
   Задания Брадору всегда выдавались именно так. Ночью на столе появлялся листок с именем, адресом и кратким описанием симптомов. И как ни старался Охотник выследить, кто же и каким образом подбрасывает эти записки в его наглухо запертую изнутри комнатку - так ничего и не вышло. Листки появлялись нечасто - один-два в месяц. В последнее время, правда, случаев стало больше...
   Брадор, как всегда, мгновение помедлил, прежде чем взять и развернуть листок. Быстро глянул. Нахмурился. Губы сжались в линию.
   Снова знакомый.
   Врач-исследователь Витольд Шечек, по слухам, земляк Йозефки. Пятидесятилетний холостяк, слегка полноватый, пышущий здоровьем. Зачем ему вообще понадобились трансфузии? Просто испытывал на себе новые препараты? Это, кстати, вполне возможно. Витольд всей душой радел за успех миссии Лоуренса. Опытный врач - и мягкий, добрейший человек, искренне сопереживающий пациентам. Брадор всё недоумевал, как Шечек при таком характере умудряется сотрудничать с Белой Церковью и не сходить с ума. Ну вот, похоже, рассудок всё-таки не выдержал. Симптомы, указанные в записке, говорили скорее о безумии, чем о начальной стадии ликантропии.
   Что ж... Тем хуже. Одно дело - убить зверя, в облике которого уже не угадываются черты твоего давнего знакомого... И совсем другое - сражаться с человеком, который выглядит как твой знакомый, но уже им не является.
   Кошмар наяву.
   Брадор быстро оделся, проверил запас пузырьков крови и подошёл к стойке с оружием. Протянул руку к Кровопускателю. Замер. Тряхнул головой и взял саиф.
  
   ...Первые два "заказа" выглядели как рутинная Охота - в полностью обратившихся собакоподобных монстрах не оставалось ничего человеческого. Звериная ярость, звериная сила. Необходимость применения оружия против таких существ не вызывала сомнений, тем более что их намерения в отношении вторгнувшегося к ним Охотника были ясны и однозначны. Попросту говоря, не хочешь быть убитым - убей. И Брадор просто применял те приёмы, которым его научил Герман и которые не раз спасали жизни Охотников и учёных в птумерианских подземельях.
   О том, что когда-то эти чудовища были людьми, в разгар схватки как-то совсем не вспоминалось.
   Да имена в записках если и были знакомыми, то смутно.
   А вот третье поручение...
   Держа наготове сложенный саиф - с Кровопускателем Брадор тогда избегал ходить по городу, чтобы не привлекать внимания - Охотник приоткрыл дверь небольшого домика и осторожно вошёл в холл. Обострённые Древней Кровью слух и обоняние напряглись до предела. Ничего. Ни шума, ни острого звериного запаха. Дом казался таким умиротворённым...
   Брадор шёл по указанному в записке адресу, до последнего надеясь, что церковные наблюдатели в этот раз ошиблись. И тишина в доме ещё подпитала эту надежду - а может, и вправду в этот раз случилось просто недоразумение, путаница в отчётах патрулей?
   В предыдущие два раза присутствие чудовища невозможно было не заметить - утробное ворчание, рёв, скрежет когтей не оставляли сомнений в том, что в доме хозяйничает не человек. А тут...
   Тихо. И пахнет вовсе не кровью и звериной шерстью, а кофе и какими-то лекарствами.
   Брадор неслышно пробирался в глубь дома. По обе стороны коридора чёрными провалами зияли раскрытые двустворчатые двери. Охотник заглядывал в тёмные пустые комнаты и шёл дальше. Наконец впереди послышался звук - едва различимый, на пределе слышимости даже для нечеловечески острого слуха.
   Бульканье, тихое позвякивание стекла, стук. Запах лекарств усилился.
   Брадор подошёл к единственной закрытой двери в конце коридора. Положил руку на ручку и замер на мгновение. Коротко вздохнул и рванул дверь на себя.
   Свет резанул глаза, привыкшие к темноте. Звон разбитого стекла прострелил голову болью. А узнавание зазубренным когтем рвануло душу.
   Не зря Брадору показалось знакомым имя...
   Там, в подземельях птумеру, Охотники и учёные поначалу держались обособленно; первые относились ко вторым с лёгким презрением за неумение постоять за себя, а вторые взирали на первых с изрядным высокомерием, как на неотёсанных грубых неучей, не способных осознать ценность совершаемых в подземельях открытий и думающих только о своём примитивном оружии. Тем не менее их объединяло общее дело - и угрожающая всем в равной степени опасность. И те, кто вернулся на поверхность живыми и в здравом рассудке, уже по-другому относились к товарищам по перенесённым испытаниям. Возможно, друзьями учёные и Охотники так и не становились, но определённо проникались взаимным уважением и приязнью.
   - Брадор... Понимаю. Я ждал... Кого-то. Но даже предположить не мог, что это будешь ты, - тихо сказал сидящий за столом человек... Человек! В неверном, дёргающемся свете свечей Охотник не мог разглядеть никаких признаков начинающейся трансформации. - И так скоро... Я надеялся, что у меня есть ещё хотя бы пара дней...
   Брадор, стиснув рукоять саифа, шагнул ближе. Где же те симптомы, о которых говорилось в записке-поручении? Где признаки начальной стадии ликантропии, где помутнение сознания и повышенная агрессивность? Может, всё-таки Охотники-наблюдатели Церкви ошиблись? Ведь они - просто люди, людям свойственно...
   И, задохнувшись, невольно отступил на шаг, наконец разглядев лицо старого знакомого.
   Тонкие губы натянулись на челюстях, выдающихся вперёд, как у собаки, и уже не скрывали заострившиеся клыки. Глаза глубоко запали и сдвинулись к переносице. На лбу и щеках серебрилась короткая седая шерсть.
   - Я знаю, знаю, - быстро заговорил Бартоломью Шайн, один из опытнейших врачей Белой Церкви, бывший учёный Бюргенверта, когда-то покинувший университет и последовавший за Лоуренсом в Ярнам, - я выгляжу не лучшим образом. Но поверь, Брадор, - это всего лишь внешние проявления, разум не затронут, я вполне контролирую себя, и я уже принял меры... На такой стадии изменения ещё обратимы, и я уже начал лечение. Если бы ты видел результаты наших последних исследований... - Он говорил всё быстрее, и Брадор мимолётно удивился тому, что изменившееся строение челюстей не исказило голос учёного. Бартоломью в умоляющем жесте выставил вперёд руки - кисти с уродливо удлинившимися пальцами и узловатыми суставами. - Брадор, послушай... Я знаю, зачем ты пришёл. Но посмотри на меня! Ты - Охотник. Охотники убивают чудовищ, и это правильно... Я помню, как ты защитил нас от той твари, я помню, что обязан тебе жизнью... Не убивай меня сейчас. Не забирай жизнь, которую когда-то спас. Брадор, прошу...
   Охотник молчал и не двигался, внимательно наблюдая за хозяином дома. Учёный говорил всё быстрее, глаза лихорадочно блестели в свете свечей, по телу пробегали волны судорог. На жутко искажённом лице проступало выражение отчаяния.
   - Я понимаю, тебе отдали приказ, и ты не мог ослушаться, - продолжал Бартоломью, пытаясь унять сотрясающую его крупную дрожь. - Но ты ведь не просто слепое орудие убийства, Брадор! Ты тоже был учёным когда-то... Или по меньшей мере студентом. Ты ведь понимаешь, что медицина в наши дни шагнула далеко вперёд, и такие незначительные симпто... Ы-ы-ы-р-р-р-агх... - учёный прижал руку ко рту и тут же отдёрнул, будто сам испугавшись того, что нащупал на собственном лице. - Бра-а-ах-х-х-р! - и он вскочил, отшвырнув тяжёлое кресло, как игрушечное.
   Брадор встал в боевую стойку. Он всё ещё не мог заставить себя сделать то, для чего он пришёл - убить безоружного человека, который стоял перед ним, одной рукой обхватив себя, будто пытаясь удержать от импульсивных действий, а второй - зажимая себе рот, из которого вырывались уже нечеловеческие звуки. В глазах Бартоломью горел такой ужас, что Охотник, ощутив нестерпимый укол совести, наконец вырвался из сковавшего его оцепенения и прыгнул вперёд.
   "Прости, что я так долго не мог решиться. Прощай".
   Бартоломью в последние годы не покидал лабораторий и библиотек, да ещё и был далеко не молод; и даже многочисленные переливания Древней Крови не сделали его реакцию хоть сколько-то близкой к реакции натренированных Охотников. Саиф всего лишь раз прочертил горизонтальную линию на уровне горла бывшего учёного - и всё было кончено. Зазвенело стекло - со стола слетело несколько аптечных пузырьков. Погасли свечи, залитые кровью. Тонкий запах лекарств утонул в тяжёлой металлической вони. Нечеловеческая кровь...
   Брадора словно потоком из прорвавшейся плотины вынесло из дома.
   Он не помнил, как добрался до своей каморки. Не помнил, где и как он раздобыл такое количество вина. И не помнил ни единой минуты из двух последующих дней.
   Он очнулся, трясясь от холода и похмелья, на полу среди пустых бутылок и осколков стекла, с трудом поднялся и доплёлся до кровати. Сел и, с трудом сфокусировав взгляд, посмотрел на свои руки.
   Они были покрыты засохшей, облетающей бурыми чешуйками кровью.
   Брадор издал хриплый звериный вой, но резко оборвал его и замер, прислушиваясь: даже в таком полураздавленном состоянии он сообразил, что подобные звуки могут привлечь ненужное внимание соседей. Ещё не хватало, чтобы в тайное убежище церковного убийцы кто-нибудь вызвал патруль констеблей.
   Вместе с прояснением сознания вернулась память - резко и безжалостно, будто в воспалённые глаза страдающего жесточайшим похмельем Охотника кто-то посветил невыносимо яркой лампой. Брадор тихо застонал и зажмурился. И ещё долго сидел, глубоко дыша и осторожно покачивая раскалывающейся головой. Уговаривал себя продолжать жить с этой памятью.
   Уговорил, куда же было деваться.
   Только вот ещё не раз отчаянно напивался после подобных "дел".
   И после этого стал выходить на задания с Кровопускателем, о котором в Ярнаме ходили жуткие легенды, а любимый саиф долго ещё не мог взять в руки. Но и это прошло со временем...
  

***

   Брадор родился в Старом Ярнаме, в зажиточной семье владельца кожевенной мастерской. Интереса к семейному делу он не проявлял, и отец в пятнадцатилетнем возрасте отпустил его с миром в Бюргенверт, снабдив достаточной суммой денег и рекомендательным письмом от старого друга семьи - профессора университета, давно ушедшего на покой. Брадора давно интересовали раскопки, которые вели археологи Бюргенверта в древних катакомбах под городом, и, отучившись год и зарекомендовав себя как старательный и сообразительный студент, он попросился в исследовательскую группу, которой руководил сам ректор Виллем. Там он познакомился со своим ровесником Лоуренсом, необычайно одарённым молодым человеком, который уже на втором году обучения фактически стал правой рукой наставника. Виллем не скрывал своих планов, связанных с Лоуренсом: впоследствии тот должен был возглавить направление исследований, связанное с изучением определённого рода артефактов птумеру. Уже тогда вооружённые отряды исследователей выносили на поверхность различные свидетельства того, что в недрах катакомб когда-то обитали некие сверхъестественные существа, которым птумеру предположительно поклонялись как богам. Эти артефакты, даже будучи всего лишь мёртвыми останками - пустыми раковинами, неразвитыми мумифицированными зародышами, - заключали в себе непостижимые и грозные силы, и учёные надеялись найти способ использовать эти тайные знания на благо человечества.
   Экспедиции в катакомбы оказались делом весьма опасным: в подземных лабиринтах скрывалось множество древних ловушек, а на более глубоких уровнях исследователи столкнулись не только с выродившимися и обезумевшими потомками исчезнувшего народа, не только с ужасными чудовищами, словно перенесёнными в мир яви из самых жутких кошмаров, но и со странными явлениями, воздействовавшими на рассудок охотников за древностями. Многие из участников вылазок на нижние уровни лабиринтов в конце концов сходили с ума и нападали на своих товарищей. Лекарства, которые создавали здесь же в университете, помогали бороться с галлюцинациями, но лишь ненадолго, и с каждым спуском в пропитанную отравляющими миазмами тьму действовали всё слабее.
   И особенно разрушительными для рассудков исследователей и Охотников оказались экспедиции на поиски таинственного Исза - древнейшего из подземных городов цивилизации птумеру, обрывочные сведения о котором учёные уже много лет не покладая рук искали в птумерианских священных текстах. Эта глубинная область, похоже, была каким-то загадочным образом напрямую связана с Космосом, и вернувшиеся оттуда двое учёных и единственный выживший Охотник - всего лишь трое из двенадцати членов первой экспедиции - долго ещё бледнели, тряслись и теряли дар речи, вспоминая и пытаясь рассказать о том, с чем они там столкнулись.
   При этом артефакты, которые они доставили в университет, оказались настолько необычными, что Виллем немедленно начал подготовку к новой экспедиции. Лоуренс и Брадор к этому моменту учились на выпускном курсе. Виллем не разрешил своему лучшему ученику самому отправиться в лабиринты, однако открытие, которое было сделано в глубинах Великого Исза, навсегда изменило расстановку сил в Бюргенверте - и саму жизнь старого университета, да и всего Ярнама.
   Нет нужды рассказывать о том, что это было за открытие. Важно одно: исследования Древней Крови, начатые Виллемом, продолжил его лучший ученик Лоуренс, а Брадор стал одним из его подручных - Охотников, спускавшихся в лабиринты за новыми артефактами.
   И кто поручится, что на самом деле безумие его не коснулось?
  

***

   Когда была основана первая мастерская Охотников, которую возглавил Герман, старый знакомый Виллема (возможно, даже друг - если предположить, что у ректора, жизнь которого, казалось, полностью состояла из исследований и размышлений, могли быть настоящие, человеческие друзья), Брадор стал одним из первых, кому было сделано переливание специально подготовленной крови. Тогда ещё производство целебной крови не было поставлено на поток, а это означало, что доступ к ней имели лишь избранные.
   Правда, каждый из них отчётливо понимал, что истинное значение этой "избранности" - роль первых добровольцев-подопытных, принимающих на себя все риски возможных побочных эффектов.
   Брадор решился на переливание не сразу. Он отнюдь не был слабонервным и впечатлительным, но то, что ему пришлось повидать в птумерианских подземельях, способно было зародить сильнейшие сомнения в безопасности приёма Древней Крови. Если несчастные птумеру шли по тому же пути, которым следуют люди - не приведёт ли это человеческую цивилизацию к тому же самому тупику? К искажению, ослаблению и в итоге - к вымиранию?
   Лоуренс утверждал, что в их случае - с их развитием науки и, в частности, медицины - всё будет иначе. Человечество ждёт небывалый расцвет. Будут побеждены все считавшиеся неизлечимыми болезни, увеличится продолжительность жизни - не просто существования и постепенного угасания, а полноценной жизни, наполненной различными активными действиями.
   И Брадор поверил ему... В конце концов поверил. И сейчас, оглядываясь назад, он часто думал, что это было одной из величайших ошибок в его жизни.
   А с другой стороны...
   Тогда, скорее всего, не было бы у Брадора единственного настоящего друга.
  

***

   Здание старого университета с самого утра и до позднего вечера полнилось звуками - скрипом деревянных лестниц и половиц, дробным стуком шагов, гудением голосов студентов, шелестом страниц... Все звуки сливались в единое полотно, воспринимаемое как голос самого Бюргенверта, монотонный и слегка надтреснутый, как у старого профессора, читающего одну и ту же лекцию уже не один десяток лет - каждый год новым первокурсникам.
   А дышащая тайнами тишина, заполнявшая холлы, коридоры и аудитории ближе к полуночи, казалось, говорила беззвучными голосами далёкого Космоса.
   Брадор любил оставаться в лекционном корпусе на ночь. Заканчивал опыты, дописывал эссе, листал книги. Как штатному младшему исследователю, ему выделили крошечную квартирку в жилом здании, где селились учёные, преподаватели и соискатели докторских степеней, не имеющие жилья в Ярнаме или просто не желающие тратить время на дорогу до города и обратно. Обстановка в квартирах была почти монашески скромной: узкие кровати, простые письменные столы, шкафы для одежды. В каждой комнате только один жёсткий стул: не подразумевалось, что учёные, возвращаясь в свои "кельи" после многочасовых занятий, станут ещё принимать гостей.
   Однако Брадор нередко бывал гостем в одной из таких комнаток, и для этих визитов хозяин даже утащил стул из одной редко использовавшейся аудитории.
   Вот и сейчас вчерашний студент, а ныне - один из первых Охотников Бюргенверта медленно шёл по коридору, тщательно выбирая, куда поставить ногу, чтобы не скрипеть половицами и не привлекать ненужное внимание, да и не беспокоить уставших коллег, засыпающих за одинаковыми дверями по обе стороны тёмного коридора. В одной руке Брадор нёс тусклый охотничий фонарь, в другой - так же тускло поблёскивающий вытянутый стеклянный сосуд.
   Поравнявшись с одной из дверей, ничем не выделяющейся среди прочих, Брадор приложил к филёнке ухо и прислушался. Из комнаты доносились приглушённое бормотание и шелест бумаги. Значит, хозяин не спит. Брадор вздохнул, погасил фонарь и негромко постучал.
   - Войдите, - откликнулся удивлённый голос.
   Осторожно приоткрыв дверь, Брадор заглянул в комнату.
   - Можно к тебе?.. Я не слишком назойлив?
   - Входи, - сидящий за столом Лоуренс, поправляя на переносице очки, с улыбкой обернулся к двери. - Вообще-то я сам думал к тебе зайти. Догадался, что тебе захочется задать пару вопросов... Но вот, - он указал на книги, - решил ещё кое-что уточнить... И зачитался. Извини.
   - Тебе не за что извиняться, - пробормотал Брадор, опуская взгляд. Ему стало неловко. В конце концов, то, что он сегодня пришёл к Лоуренсу в личную комнату, означало не просто желание провести вечер в приятной компании за бутылочкой вина (бутылку, впрочем, он предусмотрительно захватил и сейчас, неловко обойдя хозяина квартирки, поставил перед ним на стол), а банальная трусость.
   Через два для Брадору было назначено переливание специальной крови, делающей Охотников намного сильнее и выносливее обычных людей. И, поскольку ему лучше многих было известно, откуда поступает эта кровь, он не мог отделаться от страха перед предстоящей процедурой.
   - Садись, - Лоуренс указал на второй стул и одобрительно покосился на бутылку. - Переливание ведь послезавтра, верно?
   - Да, - хмуро отозвался Брадор, садясь. - Если бы оно было завтра, я не принёс бы спиртное. А если бы оно было ещё через день...
   - Ты бы просто не дошёл до моей комнаты, - хмыкнул Лоуренс. - Выпил бы всё один.
   - Ну, может, и так. - Брадор неуверенно улыбнулся.
   - Так что тебя смущает? - Лоуренс ещё раз поправил очки и выпрямился на стуле. Глаза его засверкали, как бывало, когда он стоял за кафедрой в лекционном зале. - Ты боишься побочных эффектов? Но не забывай, что те препараты, которые мы передаём в лазарет для Охотников, уже прошли множество испытаний. Да я сам уже три переливания перенёс! И, как видишь, - он улыбнулся и развёл руки в стороны, будто показывая, что пребывает в добром здравии и бодром расположении духа, - со мной всё в порядке.
   - Ты... Ты делал себе переливания? - пробормотал Брадор, невольно отшатываясь от друга. - Но... Зачем? Ты ведь не...
   - Да, я не Охотник, но я ведь часто спускаюсь в лабиринты в составе экспедиций, - напомнил молодой исследователь. - А это значит, что я так же подвергаюсь риску: и опасности нападения местных обитателей, и воздействию тамошних отравляющих миазмов. Так что мне такая защита нужна не меньше, чем тебе.
   - Но... Три переливания... А когда?..
   - Я с самого начала испытываю перспективные образцы на себе, - понизив голос до шёпота, признался Лоуренс. - Мастер Виллем, он... Он такой перестраховщик! Он заставлял меня проверять кровь снова и снова, ставить опыты на животных, хотя в этом нет ни малейшего смысла: на каких-нибудь мышей эта кровь не может оказать такого же воздействия, как на людей! Но я вынужден слушаться его, иначе он отстранит меня от работы и вообще может свернуть это направление исследований. Если честно, мне кажется... Он уже стар, Брадор. Стар и не готов к радикальным переменам. Возможно, его время на исходе.
   - Что ты такое говоришь... - Брадор не мог поверить своим ушам. - Ты... Ты готовишь план по свержению ректора, или я чего-то не понимаю?..
   - Да причём тут свержение ректора, - хмыкнул Лоуренс. - Я просто хочу, чтобы он не мешал моим исследованиям. А он так осторожничает, что разработка лекарства от всех болезней человечества может затянуться ещё на два поколения. Вот я и решил - буду испытывать самые чистые образцы на себе. В первый раз мне было довольно-таки плохо, да... Но уже вторая трансфузия поставила всё на место. Я стал чувствовать себя намного лучше! Такая лёгкость в теле и ясность в мыслях! Я уверен - мы совершили величайшее открытие! Древняя Кровь - ключ к бессмертию или по меньшей мере к невиданному увеличению продолжительности жизни - полноценной, яркой жизни, Брадор! - Лоуренс вскочил со стула и в волнении зашагал по тесной комнатке. - Через пару лет мы сможем начать массовое производство такой крови, и тогда... Ярнам прославится на весь мир, наши клиники станут благословенными местами, где излечивают все известные болезни и даже отводят неминуемую смерть! А потом мы поделимся со всем миром своими открытиями, и для человечества начнётся новая, светлая эра! Вот что означает твоя послезавтрашняя трансфузия, Брадор, - первый шаг в новый мир! Ты ведь со мной? - он уселся на край кровати, чтобы прямо, а не сверху вниз посмотреть в лицо друга, и протянул руку. - Мы идём вместе?
   Брадор неуверенно улыбнулся и крепко пожал протянутую ладонь.
  

***

   Трансфузия прошла весьма успешно - в том смысле, что Брадор после неё пришёл в себя, к тому же находясь в здравом уме. Перед началом процедуры пациента пристегнули ремнями к кушетке, и болезненные багровые полосы на руках и ногах ещё долго служили напоминанием о том, как ему повезло: первое переливание удавалось пережить не всем. Даже если тело не отторгало Древнюю Кровь и выдерживало вызываемые ею метаморфозы, то сопровождающие этот процесс видения могли просто разодрать рассудок в клочья.
   ...Алая река, текущая вверх по склону горы. Звон космической пустоты над головой. Косматая морда чудовища, скалящая окровавленные клыки прямо из груди привязанного к кушетке человека. Крыши города на дне моря, мачты кораблей в небе. Цветы с голубыми светящимися лепестками, словно слепленными из звёздного света...
   И поверх всего этого - боль. Ужасная боль, будто все суставы в теле выкрутили, разорвав сухожилия, а потом вправили на место и долго сшивали жилы, мышцы и кожу тупыми ржавыми иглами.
   Но всё закончилось благополучно. Брадор отдыхал, привыкал к новым ощущениям и через изменившееся восприятие заново знакомился с миром. Ночная тишина пустого больничного крыла оказалась полна звуков, глаза намного лучше видели в почти полной темноте, обоняние улавливало за резкими запахами крови и карболовой кислоты тонкие, извивающиеся, как струйки дыма от погасших свечей, следы чьего-то присутствия: запахи старых книг, оружейного масла, мела, мокрой земли... Сознание то прояснялось, то снова соскальзывало в туман забытья, воспоминания о перенесённой боли перемешивались и сливались с ускользающими обрывками видений, и Охотник пытался убедить себя, что всё это было лишь дурным сном.
  
   - Эй! - раздался откуда-то снизу громкий шёпот. - Ты как?
   Брадор, не то задремавший, не то просто снова погрузившийся в полубеспамятство, теперь такое сладкое и манящее оттого, что в нём больше не таились боль и ужас, от неожиданности дёрнулся, ремни впились в запястья и лодыжки. В мозгу будто что-то вспыхнуло, прожигая в пелене забытья быстро расширяющуюся дыру с обугленными краями, через которую снова выглянул...
   Зверь. Тот самый зверь, который, как говорит Герман, живёт в каждом человеке. Таится, не показывается, никак себя не проявляет. И до самой смерти человек не знает, кто он на самом деле. И только Древняя Кровь позволяет встретиться лицом к лицу со своей звериной сущностью - и подавить её, лишить собственной воли, прогнать поглубже в тёмные катакомбы подсознания. Если повезёт...
   - Тише, тише, - откуда-то из-под кушетки вынырнул Лоуренс, навис над привязанным к кушетке Охотником, с неожиданной для хлипкого кабинетного учёного силой надавил на плечи, принуждая прекратить рваться из-под ремней. - Это я. Что, всё ещё кошмары не отпустили?
   - Ты что тут... - прохрипел Брадор, ошалело глядя на приятеля. Тот выглядел странно - всклокоченные волосы, захватанные и чем-то забрызганные стёкла очков, лицо осунувшееся, с пугающе резкими чертами... Поморгав и приглядевшись, Охотник понял, что всё дело в тусклом охотничьем фонаре, висящем у Лоуренса на поясе и подсвечивающем лицо снизу. - Ты нарочно так снарядился? - выдохнул он, пытаясь улыбнуться и указывая взглядом на источник света. - Чтобы я уж наверняка помер от страха?
   - Нет, - Лоуренс нервно хмыкнул и прикрутил яркость фонаря. Теперь его лицо ещё сильнее напоминало... Лица птумерианских статуй, сообразил Брадор. Только выражение лица не такое скорбное. - Я пришёл тайком. Мне тут не обрадуются, если увидят. Мягко говоря.
   - А зачем тогда пришёл? А если тебе попадёт? Виллем тебя накажет!
   - Ну... - Лоуренс подпрыгнул и уселся на край соседней высокой кушетки. - Я просто помню, что после первой трансфузии я тяжело приходил в себя... Долго не мог понять, что мне мерещится, а что - уже реальность. Неприятное ощущение... А меня тоже оставили тогда одного на несколько часов. Так я под конец уже в собственной реальности сомневаться начал. Ну вот я и решил к тебе пробраться - проведать, как ты тут. Эти, - он покосился на дверь, угадывавшуюся в темноте по едва заметно светящемуся прямоугольнику стеклянной вставки, рассечённому переплётом на четыре части, - ещё часа два не придут тебя отвязывать. Не понимаю, что у них за манера - вот так бросать пациентов! Зачем?..
   - Думаю, затем, чтобы пациент раз и навсегда разобрался, где в его подсознании зверь, а где - он сам, - медленно проговорил Брадор, уставившись в потолок, на фоне которого таяли клочья кошмаров. Лоуренс внимательно посмотрел в лицо друга - и ничего не сказал.
  

***

   Конечно, сомнения так и остались где-то в глубине души, незаметным осадком в бокале тёмного вина. Слишком много ужасов таили в себе птумерианские лабиринты, слишком много жизней и рассудков потребовали они в жертву - в обмен на свои тайны. И как тут было не засомневаться в том, что тайны эти не окажутся такими же зловещими и кровавыми, как их цена?
   Но всё же Брадор верил Лоуренсу.
   Позже он с горьким пониманием наблюдал за формированием Церкви Исцеления вокруг её невольного лидера. Лоуренса совершенно не волновали такие низменные вещи, как власть или богатство. Единственное, что его интересовало, - это возможность беспрепятственно продолжать работу над делом его жизни - созданием лекарства ото всех человеческих болезней. Люди объединялись вокруг Лоуренса спонтанно и фактически вынудили его возглавить Церковь: он не мог отказать тем, кто верил в него, ждал от него откровения и спасения, как от самих Великих. Но Великие неосязаемы и недосягаемы, а Лоуренс - вот он, такой же человек, как и все, но наделённый толикой божественного знания и обременённый его же тяжестью. Поэтому в глазах окружения тот, кто стал первым Викарием, был в первую очередь тем, кем сам он только стремился стать - человеком, возвысившимся разумом и приблизившимся к Великим. Но бренная оболочка - человеческое тело - оставалась такой же уязвимой, как и ранее - почти такой же, с поправкой на последствия трансфузий. Поэтому, когда Лоуренс объявил мобилизацию в ряды Охотников Церкви и представил будущим новобранцам лидера новой Мастерской - Людвига, который в столь молодом возрасте уже успел обзавестись репутацией настоящего героя из древних легенд, от желающих вступить в ряды Охотников поначалу просто отбоя не было. Ярнамиты жаждали сражаться с чудовищами во имя Церкви и её первого Викария.
   Брадор продолжал верить Лоуренсу. К тому же он хорошо знал Людвига - и верил в него, в его честность и благородство, видел в нём истинные самоотверженность и готовность идти в бой первым и вести за собой людей. И люди верили в Людвига - и шли за ним. Без сомнений.
   Но Брадора сомнения не оставляли. И расцветали всё сильнее с каждым новым случаем обращения кого-то из хорошо знакомых людей.
   Сколько уже таких "особых проблем" устранил убийца Церкви? Счёт шёл на десятки. И с каждым разом чувство безнадёжно проигранного сражения только усиливалось.
   К счастью, Брадор по-прежнему верил Лоуренсу. Его вера держалась уже на последних крупицах доводов, и даже во взгляде самого Первого Викария всё чаще читались горькое недоумение и неверие: неужели всё может быть вот так?..
   ...В каждом случае симптомы проявлялись по-разному. Кто-то сначала замечал усиленный рост волос на теле, ломоту в суставах и затвердение ногтей. Подобные случаи казались нетяжёлыми, обратимыми... Йозефка забирала таких заболевших к себе, в палаты-изоляторы, и об их дальнейшей судьбе простые Охотники и служители Церкви низших рангов ничего не знали. Спрашивать Лоуренса Брадор не решался - понимал, что правдивого ответа не получит. А вынуждать друга лишний раз произносить ложь он не хотел. Лоуренсу и так приходилось брать на душу немало грехов.
   Во имя великой цели.
   Брадор продолжал верить Лоуренсу.
   Но всё чаще думал: а верит ли себе сам Лоуренс?
  
   ...В других случаях человеком вначале овладевало безумие. Такие симптомы тоже могли развиваться с разной скоростью: от нескольких дней до пары месяцев до полной утраты рассудка. Окружающие рано или поздно замечали странности в поведении знакомого или коллеги, но далеко не все спешили докладывать об этом вышестоящим церковным чинам, потому что...
   Потому что выше уже нависал Кровопускатель Брадора.
   А все надеялись на отправку к Йозефке - исход туманный, но всё же оставляющий некую надежду, в отличие от предсказуемого итога встречи с церковным убийцей.
   Завершив "работу", Брадор обычно исчезал с места убийства быстрее, чем кровь переставала выплёскиваться из разорванных артерий. Но потом, спрятавшись в одном из нескольких своих тайных убежищ в городе, надолго застывал, часто в неудобной позе, словно бы окаменев в движении.
   Каждый раз от остывающего окровавленного тела за ним по пятам следовала мысль: "А что этот человек чувствовал до того, как увидел выступающий из теней силуэт своего убийцы - или избавителя?"
   "Каково это - вдруг заметить у себя однозначный, лучше многих тебе известный симптом? Ты сам врач-исследователь Церкви, ты видел такое сотни раз. И весь твой опыт, и вся кровь - и Древняя Кровь в твоих венах, и кровь ярнамитов на твоих руках - не помогут тебе справиться с тем, что пришло сегодня по твою душу".
   Новые и новые трансфузии. Успокоительное - во всё возрастающих дозах. Бритва - убрать быстро растущую на руках и лице жёсткую шерсть. Если есть семья - отослать подальше под благовидным предлогом. Главное - успеть, пока... Пока симптомы ещё контролируемы.
   А были ведь и такие, кто не успевал ничего осознать.
   И Лоуренс бился над загадкой - от чего зависит скорость развития симптоматики?
   И ответа не находил. И наверняка каждое утро внимательно осматривал своё тело и вглядывался в собственные зрачки в зеркале.
   "Зверь есть в каждом из нас. Древняя Кровь помогает если не приручить, то силой подчинить его человеческому рассудку".
   Надолго ли?..
   А церковный убийца каждый раз, получая заказы, некоторое время медлил, прежде чем развернуть листок и прочитать имя.
  

***

   Поначалу Брадор удивлялся, почему при обнаружении у себя симптомов ни один церковник не попытался сбежать, а покорно дожидался в своём собственном доме, пока к нему пришлют убийцу. Потом понял: покинуть Ярнам означало бы навсегда лишиться источника исцеляющей крови и малейшего шанса на выздоровление. Поэтому никто и никогда не пытался скрыться. Все надеялись выгадать, вымолить у судьбы хоть немного времени - а там, глядишь, Церковь Исцеления что-нибудь придумает...
   И давно прошло то время, когда те, чьи имена Брадор находил в записках, пытались отсрочить или вовсе отменить уже вынесенный приговор, умоляя, пытаясь подкупить, взывая к чувству товарищества, запугивая... Спустя столько лет все уже знали: это бесполезно. Если Церковь прислала к тебе убийцу - ты умрёшь. Единственное, что оставалось несчастным, и без того полумёртвым от ужаса и отчаяния бывшим врачам и учёным - попытаться дорого продать свою жизнь. И поэтому теперь каждый из регулярно проходивших переливания церковников скрытно или явно носил с собой оружие. И, заметив у себя первые симптомы, многие тайком обзаводились ещё и всевозможными вспомогательными средствами из арсенала Охотников - бутылками с зажигательной смесью, метательными ножами с покрытыми ядом лезвиями... И, даже не увидев, а только почуяв выступившую из теней в углу своей комнаты безмолвную фигуру - олицетворение жестокой несправедливости судьбы, воплощение вынесенного им приговора, - они сразу же атаковали, не пытаясь вступить в переговоры.
   Впрочем, были и такие, кто тихим голосом благодарил своего убийцу и покорно ожидал единственного, быстрого и милосердного удара, обрывающего их искажённую жизнь. О таких случаях Брадор любил вспоминать ещё меньше, чем о самых опасных схватках с обратившимися бывшими церковниками. Как же это было отвратительно - выступать в роли палача, казнящего невинного человека за ошибки других - особенно когда знаешь, кто они, эти другие, и сам ты всецело на их стороне - и так же, как и все прочие, доверившиеся этим другим, ежедневно, ежечасно ожидаешь появления у себя точно таких же симптомов.
  

***

   Тщательно собравшись, Брадор подошёл к окну и осторожно выглянул из-за пыльной занавески. Уже давно рассвело, и на улице было многолюдно. Горожане, одетые чуть лучше прочих, пытались поймать извозчиков или быстро шагали куда-то пешком, старательно обходя лужи на брусчатке и вертящихся под ногами чумазых детишек. Этим жителям бедняцкого квартала повезло найти работу где-то в районах побогаче. Прочие же занимались обычными утренними делами поблизости от своих домов: открывали лавчонки, зазывая покупателей криками, уже настолько привычными всем соседям, что на них никто не обращал внимания; таскали туда-сюда какой-то хлам, выменивая нужные вещи на ненужные; пользуясь тем, что, растопив утреннюю дымку, начало пригревать солнце, выволакивали на просушку старые рваные матрасы, переругиваясь за самые чистые и освещённые участки тротуара; или же просто усаживались на ступенях домов, щурясь на солнце и дымя трубками с дешёвым вонючим табаком. Кругом сновали разновозрастные дети, разнося газеты, предлагая мелкие услуги и норовя стащить всё, что лежит на виду и не закреплено.
   Отойдя от окна, Брадор с досадой поморщился. Время не ждёт, но Шечек живёт в таком же людном квартале, хотя и заметно побогаче. Ещё не хватало поднять шум среди бела дня, чтобы перепуганные соседи вызвали констеблей. А в том, что Витольд окажет сопротивление, Брадор не сомневался.
   Всё-таки он направился к дому Шечека, решив сориентироваться на месте. Добираться пришлось почти час, сделав большой крюк по городу: на такие задания Брадор никогда не ходил через Соборный округ, опасаясь встретить кого-то из знакомых. Солнце поднялось уже высоко, и для поздней осени стало даже жарковато. Охотник двигался в тенях зданий, размышляя, как же всё-таки лучше поступить: подождать до темноты, рискуя, что обратившийся церковник утратит контроль над собой и вырвется на улицу, или же приступить к делу прямо сейчас и поднять неизбежный шум.
   Решив сперва незаметно осмотреть "объект", Брадор со стороны безлюдного переулка перелез через ограду небольшого аккуратного особняка и подобрался к стене. Заглядывая в окна, он двигался вокруг дома, пока наконец не наткнулся на окно с наглухо задёрнутыми шторами. Больше нигде ни на первом, ни на втором этаже шторы задвинуты не были, и это могло означать, что именно здесь прячется теряющий человеческий облик хозяин дома.
   Прикинув расположение комнат на первом этаже, Брадор направился к чёрному ходу. Тут пришлось повозиться: хозяин, ожидая появления крайне нежелательного визитёра, буквально увешал замками и засовами дверь, выходящую не на широкую людную улицу, а на переулок позади дома. Но "ремесло" тайного убийцы подразумевает и виртуозное владение всевозможными приёмами вскрытия замков, и Брадор освоил их в совершенстве и не раз в шутку грозился оставить службу и податься в воры-домушники - "Гораздо более спокойная и прибыльная работа!"
   Отперев дверь, Брадор осторожно приоткрыл её буквально на полпальца и прислушался, принюхался, всмотрелся в полумрак коридора. Напряг все обострённые вливаниями нечеловеческой крови чувства, но так ничего и не уловил. Если предположить, что хозяин действительно засел в той комнате с занавешенными окнами, то до неё нужно добираться вкруговую по всему первому этажу, если Брадор правильно определил внутреннюю планировку.
   Чёрный ход вёл сразу в коридор, без какой-либо прихожей. Скользнув в полумрак дома, Брадор двинулся вдоль ряда закрытых и приоткрытых дверей, продолжая напряжённо вслушиваться. В самой тишине пустых комнат ощущалась угроза, будто дом вместе со своим хозяином готовился дать решительный отпор незваному визитёру.
   Осторожно выглянув за угол, Брадор увидел такой же коридор, но все двери в нём были плотно закрыты. Вот это настораживает... А что если Шечек свёл знакомство с кем-то из "группы устранения последствий", которая приходила в дома жертв после визита Брадора и уничтожала следы, и теперь он прекрасно осведомлён о тактике церковного убийцы и подготовил такой приём, которого тот не ожидает? Например, затаился в одной из...
   За спиной раздался оглушительный треск. Брадор взвился в воздух, развернулся и приземлился уже лицом к источнику шума.
   Дверь, которую он только что миновал, не услышав за ней ничего подозрительного, буквально вынесло в коридор нечеловеческой силы ударом изнутри. В воздух поднялось облако пыли и древесной трухи, от чего нестерпимо засвербело в чувствительном носу. Брадор отступил на шаг, вглядываясь в тёмный проём, оскалившийся обломками досок косяка, но ничего там не увидел. Зверь затаился. Он ждал первого хода Охотника.
   И Охотнику ничего не оставалось, кроме как принять правила игры.
   В проём полетела склянка с кислотой. Ответом был яростный рёв, донёсшийся откуда-то слева, и звуки рвущейся ткани. Судя по всему, склянка не попала в Шечека, зато помогла определить, где он сейчас находится. Брадор, помедлив мгновение, рывком влетел в комнату - и так же быстро, даже не разворачиваясь, выскочил обратно в коридор. Этот манёвр принёс ожидаемый результат: чудовище инстинктивно рванулось следом за добычей, показавшейся в поле зрения. Однако остатки человеческого разума, который, видимо, ещё не до конца был подавлен трансформацией, удержали Шечека от заведомо проигрышного хода. Он не последовал за Брадором в дверной проём, а снова отступил в угол комнаты, грозно ворча и сбиваясь на хриплое взлаивающее порыкивание.
   Брадор бросил на звук ещё одну склянку с кислотой. Не для того, чтобы обжечь зверя, а чтобы заставить его двигаться. Шечек взревел и, не выдержав, прыгнул к дверному проёму. Брадор наконец сумел рассмотреть бывшего доктора клиники Йозефки, спасшего множество человеческих жизней и не раз лечившего самого своего будущего убийцу.
   От человеческой внешности Витольда Шечека остались только обрывки костюма, кое-где оставшиеся на поросшем жёсткой чёрной шерстью теле ликантропа, да жуткой карикатурой на лицо учёного-медика смотрелась волчья морда, на которой криво болтались, зацепившись за ухо, очки с круглыми стёклами.
   Увидев Брадора, зверь дёрнулся, будто получив удар электричеством, и на мгновение замер. А потом, уставившись в лицо убийцы, вдруг издал короткий тоскливый вой. Брадор, оцепенев, словно во сне смотрел в глаза бывшего врача, горящие алыми искрами в зрачках, но всё ещё человеческие, такие жуткие на волчьей морде... Человеческие глаза, полные тоски, боли и понимания.
   А потом зверь прыгнул вперёд, и в какой-то четверти дюйма от лица Брадора вдруг просвистели заточенные звенья цепи Убийцы чудовищ. Охотник едва успел уклониться - он не ожидал такой атаки: в лапах зверя вроде бы не было никакого оружия.
   Вот, значит, как, доктор Шечек...
   Убийца чудовищ не пользовался популярностью среди Охотников Церкви, так как был весьма тяжёл в освоении и сложен в ремонте и уходе. И мало кто из товарищей Брадора по мастерской - а может, и вовсе никто - не сталкивался с таким оружием в бою, когда оно было направлено против самого Охотника, а не против монстра.
   Впрочем, для боя в тесном помещении Убийца чудовищ в разложенной в цепь форме не слишком-то годился, и Шечек быстро это понял, пару раз зацепив стены и испортив атаки. С коротким лязгом оружие сложилось, превратившись в необычной формы топор-тесак. И Брадор, уклоняясь от следующих одна за другой яростных атак и пока безуспешно ища возможность перехватить инициативу и перейти в наступление, с удивлением убедился, что полноватый медик ухитрился обучиться владению этим хитрым устаревшим "инструментом" не хуже любого из старых Охотников мастерской.
   Шечек кружил по комнате, доламывая остатки мебели и расшвыривая обломки ногами - точнее, задними лапами, - в сторону Охотника, чтобы создать тому дополнительную помеху. Брадор пока просто уворачивался, чтобы изучить движения противника. Он понимал, что вряд ли сможет угадать момент трансформации топора в хлыст в движении - оружие было ему практически не знакомо, - и опасался пока сокращать дистанцию.
   "А шума-то сколько", - мелькнула мысль. Нет, пора заканчивать. Дом, конечно, отделён от соседских владений просторным садом, но зато по улице перед калиткой часто ходят люди.
   Прикинув, сколько времени требуется зверю для перегруппировки после прыжка, Брадор улучил момент и атаковал, в прыжке трансформируя саиф из полукруглого топора в длинный изогнутый меч. Шечек, видимо, не был знаком с особенностями этого оружия старых Охотников и отскочил недостаточно далеко - лезвие саифа полоснуло его по груди. Брызнула кровь.
   Тяжёлый металлический запах ударил по обонянию, сознание захлестнула какая-то звериная злая радость, разом прибавилось сил, и Брадор прыгнул снова. И с размаху налетел на стену боли.
   Лезвие Убийцы чудовищ распалось на жалящие сегменты и встретило тело Охотника в полёте, разрывая кожу плаща и нагрудника и вгрызаясь в тело. Дикая боль и усилившийся запах крови только подстегнули зверя внутри, и Брадор, которого чудовищным ударом отбросило к стене, с рычанием вскочил, без паузы взвился в воздух, складывая саиф, и ударил снизу вверх и чуть наискось по шее и морде не ожидавшего такой быстрой контратаки Шечека.
   Яростный рёв захлебнулся взвизгом и противным хрустом. Из разорванной шейной артерии хлестнула кровь, окатив Охотника с головы до ног. Тело бывшего врача некоторое время стояло, покачиваясь, затем рухнуло к ногам Брадора, замершего в страшном напряжении, готового мгновенно отскочить или снова ударить.
   Несколько долгих мгновений Охотник, не шевелясь и держа саиф наготове, смотрел на содрогающееся в агонии тело зверя. И только когда кровь перестала толчками выплёскиваться из горла жертвы на пол и сапоги Брадора, он, словно оттаяв, смог сделать первый короткий шаг назад. И тут рассудок осознал, что тело испытывает чудовищную боль. Грудь, разодранная зубьями Убийцы чудовищ, горела, будто её прижигали факелом. Кровь стекала по животу и ногам - кровь Шечека, хлеставшая из раны, смешалась с кровью самого Брадора, создавая впечатление, что Охотник потерял больше крови, чем могло быть в его теле.
   В уши раскалённым буравом ввинтился нарастающий тонкий писк, и Охотник мешком рухнул на пол.
   Темнота.
   "Не успел..."
   Однако от удара головой о какие-то обломки сознание чуть прояснилось, и Брадор немеющими руками нащупал в поясной сумке шприц с кровью. Уже ничего не видя в застилающем глаза жёлтом тумане, привычным движением вонзил иглу в бедро прямо через одежду.
   Заживление ран после такой инъекции ничуть не менее болезненно, чем их получение. Вцепившись зубами в отвратительно воняющий звериной кровью рукав плаща, чтобы сдержать крик, Брадор катался по полу и корчился от невыносимой рвущей боли, отчаянно желая потерять сознание - или просто наконец умереть. "Торопитесь после ранения вколоть кровь - от смерти она вас не вылечит", - говорил ученикам Герман. А вот в такие моменты искренне жалеешь, что смерть опоздала...
   Ощущения напоминали самочувствие после самой первой трансфузии, и последствия были примерно такими же. Пару часов ослабевший Охотник не мог не то что уйти с места боя - даже приподняться и сесть, привалившись к стене. И всё время, пока силы возвращались в преобразованное Древней Кровью тело, внутренний зверь пытался заявить права на измученное сознание человека. Видения сменяли друг друга, бросая из птумерианских подземелий глубоко под воду, из охваченного пламенем величественного собора - в ледяную пустоту космоса. И всё чаще в эти кошмары вплетались лица недавних знакомых, а ныне - жертв, глядящие на своего палача не с ненавистью, не с осуждением и не с презрением - с сочувствием.
   "Скоро, скоро ты присоединишься к нам..." - говорили они. И Брадор беззвучно кричал, проклиная и их, и чужеродную кровь, бегущую в его жилах, и непостижимую волю Ибраитас, и свою службу, и Церковь Исцеления, и...
   А потом, как и говорил Лоуренс, тело становилось восхитительно лёгким и сильным, а разум - восхитительно ясным. И Охотник поднимался на ноги, приводил себя в порядок и отправлялся к Первому Викарию с отчётом об очередном выполненном задании.
  

***

   Охотник добрался до Главного собора только на закате. Лоуренс оказался занят, и Брадор просто передал сложенную бумажку с заданием его секретарю, чтобы тот организовал выезд в дом Шечека "группы устранения последствий". Возвращаться домой не хотелось, идти к подопечным в мастерскую - тоже... Так! Брадор, резко остановившись посреди коридора, развернулся и направился к кабинету капитана отряда Охотников Церкви. С этим непростым заказом из головы совсем вылетели текущие дела.
   - Я занят! - раздалось из-за двери. Невесело хмыкнув, Брадор решительно распахнул упомянутую дверь и вошёл в сумрачный кабинет, освещённый единственной чадящей свечой на столе.
   На первый взгляд казалось, что кабинет пуст. Однако тот, кто усталым и недовольным голосом отозвался на стук, пытаясь предотвратить вторжение нежелательного посетителя, был здесь - сгорбившись и обхватив себя руками, сидел на потёртом диване в нише между двумя стеллажами с книгами.
   - Как ты? - спросил Брадор, усаживаясь рядом с хозяином кабинета и бесцеремонно толкая его плечом, чтобы втиснуться на узкое сиденье.
   - Замечательно, - отозвался Людвиг таким голосом, что поверить в искренность его ответа не смог бы и самый твердолобый и невнимательный собеседник.
   - Сколько ты сегодня принял? - Брадор заглянул в лицо командира Охотников Церкви, стараясь перехватить взгляд.
   Людвиг отвернулся.
   - Какое тебе дело? Ты что, мой врач?
   - Я, кажется, твой друг, - ворчливо отозвался Брадор. - Хотя, возможно, мне это только кажется...
   - Ну, формально в этих стенах ты - мой подчинённый. А Лоуренс к тому же сказал, что Саймон записал тебя в его любимчики и требует, чтобы я призвал тебя к порядку, если уж сам Викарий не в состоянии, - тонкие губы Людвига тронула слабая улыбка.
   - Лоуренс приходил к тебе жаловаться на меня? - возмутился Брадор.
   - Первый викарий Церкви Исцеления не жалуется. Он отдаёт распоряжения. А касательно тебя я никаких распоряжений не получил.
   - А зачем он тогда... Стой, стой! - Брадор досадливо тряхнул головой. - Хитрый церковник, ловко ты ушёл от ответа! Так сколько ты принял успокоительных?
   - Въедливая бюргенвертская библиотечная крыса, - огрызнулся Людвиг, впрочем, беззлобно и необидно. - Ну вот что ты лезешь не в своё дело! Ну... Шесть.
   - Мать Ибраитас! Ты с ума сошёл? - Брадор с ужасом уставился на главу мастерской Охотников. - Это же... В два раза больше допустимой суточной дозы!
   - Знаю... Знаю, - Людвиг запустил руку в чёрные волосы, в которых с каждым днём блестело всё больше серебряных нитей. - Ну а что делать? Я хотел... Удержаться. Не получается. - Он вдруг поднял голову и уставился в самый тёмный угол кабинета, будто его кто-то окликнул. Брадор с тревогой вгляделся в темноту, но никого не увидел - даже обострённым зрением Охотника не различил там ничего, кроме старинного кресла с неудобной прямой спинкой, висящего на подлокотнике плаща и ножен со знаменитым клинком Лунного света.
   - Не получается? Что ты хочешь этим сказать? - Брадор снова перевёл взгляд на лицо друга - и вздрогнул: черты его исказились и расплылись, как у статуи в старой часовне в прыгающем свете свечей и дыму курильниц, а глаза блеснули неживыми огоньками, будто отразив голубоватый лунный свет.
   "Что это?.. Нет, не может быть..."
   Охотник моргнул - наваждение исчезло. Перед ним сидел просто смертельно уставший, почти сломленный человек.
   - Я не хотел идти в клинику, - едва слышно проговорил Людвиг. - Но... Я не справляюсь. Мне нужно переливание.
   - Час от часу не легче! Ты и так уже сделал лишнее...
   - Знаю! - Людвиг вдруг со злостью стукнул кулаком по подлокотнику дивана. - Но я не могу работать, ты это понимаешь?.. От меня ждут чётких приказов и планов, а я... Я слышу в голове только... - Он замолчал и провёл рукой по лицу.
   Брадор внимательно вгляделся - не блеснёт ли снова лунный отсвет в глазах командира Охотников Церкви? Нет, ничего, кроме усталости и тоски. Как всегда... В последний год.
   - Поэтому и не спишь? - тихо спросил он.
   Людвиг молча кивнул.
   - Не могу спать, - глухо произнёс он. - Закрываю глаза и вижу... Этот зеленоватый свет, этот отвратительный блеск чешуи. И запахи... Запахи чувствую во сне. Это ужасно, Брадор...
   - Вообще-то это странно, - сказал Охотник чуть громче. - Ты - не нервная барышня вроде моих подопечных. Тебя такими вещами не пронять.
   - Какими - такими? - вскинулся Людвиг. - Ты ведь был там и всё видел. Ты знаешь, что я выполнял свой долг без сомнений и колебаний. И теперь... Мне кажется - я расплачиваюсь за это. - Он закрыл лицо руками, потом вдруг чуть заметно вздрогнул и сквозь пальцы снова глянул в сторону стоящего в углу кресла. Брадор проследил за его взглядом - и снова не понял, что же привлекло внимание командира.
   - Тебе бы в Бюргенверт съездить, - сказал он. - Может, с Миколашем поговорить. Сны - это по его части.
   - Ну уж нет! - Людвиг вскинулся и негодующе сверкнул глазами. - Чтобы я пошёл просить помощи у этого ненормального?! Да будь он хоть трижды гений!
   - Ну а Виллем? - Брадор продолжил гнуть свою линию. - Он-то точно мог бы что-то подсказать.
   - Вот уж Виллема я точно видеть не желаю, - отрезал Людвиг и резко поднялся с дивана. Отошёл к окну, обхватив себя руками. - Ты зачем пришёл? Если есть дело, говори быстрее. Да я пойду уже... - он вздрогнул несколько раз, будто от уколов или неприятных прикосновений.
   - Шёл-то я по делу, - невесело усмехнулся Брадор. - Но, посмотрев на тебя, уже и забыл, зачем пришёл. А, да! Распорядись, чтобы Маргарет Мэйз перевели из учеников в основной состав Охотников. Она прошла испытания.
   - Когда это ты успел её испытать? - Людвиг, обернувшись, прищурился. - Ещё пару дней назад я наблюдал за вашей тренировкой - она стояла в ряду с остальными.
   - Позавчера. А если быть точным - два дня назад вечером. Я беру её в напарники, Людвиг. В одиночку или в составе стандартного патруля она ещё не готова выходить на Охоту. Но и с новобранцами ей больше делать нечего.
   - Что ж... Тебе виднее, - пробормотал Людвиг, крепче обхватывая себя руками. Его несколько раз тряхнуло ознобом. - Я всё сделаю... Завтра. А сейчас... - Он нетерпеливо шагнул к двери и оглянулся на старого друга. - Мне надо идти.
   - Я провожу тебя, - Брадор поднялся.
   - Ещё чего не хватало! Мне охрана не нужна! - возмутился Людвиг.
   Брадор молча наклонил голову.
   "Тебе-то не нужна охрана. А вот горожанам от тебя... Кто поручится?.."
   - Мне просто тоже нужно в клинику. Кровь заканчивается.
   - Ну... Пойдём, - с сомнением проговорил Людвиг.
   - И вообще - просто хочу спокойно прогуляться в хорошей компании. У меня был... тяжёлый день, - признался Брадор, невольно потянувшись к груди - страшная рана затянулась, но грудь украсил длинный ветвистый шрам. - Да к тому же я уже несколько дней не могу нормально выспаться.
   - И ты тоже? - предводитель Охотников Церкви с сочувствием глянул на старшего товарища. - Кошмары?
   - Да не то чтобы... - уклончиво ответил Брадор. - Просто... То одно, то другое. Надеюсь, хотя бы сегодня от меня никому ничего не понадобится. Иногда хочется, знаешь, вообразить себя простым горожанином, который может утром спокойно встать, сварить себе кофе, неторопливо выпить его со вчерашней булочкой и отправиться на службу. Какую-нибудь скучную и безопасную.
   - Какие-то странные у тебя желания. Уж не заболел ли? Ты бы ещё сказал, что жениться захотел, - хмыкнул Людвиг. Брадор с деланным ужасом затряс головой. Обстановка немного разрядилась.
   По дороге до клиники говорили о всяческих обыденных и безобидных вещах: о ценах на лошадей, о качестве кожи от нового поставщика для мастерской, о погоде... И ужасы сегодняшнего утра бледнели, выветривались из памяти, перетекали из болезненного и держащего в напряжении "сегодня" в неприятное, но всё же уже минувшее и отпустившее "вчера". Да, Брадор не лукавил, когда говорил, что возможность хоть иногда, хоть ненадолго вообразить себя обычным, нормальным горожанином - необходимое условие для поддержания душевного здоровья...
   Махнув на прощание Людвигу, направившемуся в отделение трансфузий, Брадор зашёл в аптеку и пополнил запас лечебной крови. По дороге домой купил булочек и плотно поужинал в знакомом трактире. Не замедляясь миновал витрину винной лавки. Не без опаски переступив порог одной из своих каморок, быстро оглядел стол и лавку у кровати: никаких записок, слава Великим...
   Сон свалил мгновенно и наповал, как удар молота-меча. Ни кошмары, ни обычные сновидения так и не смогли пробиться сквозь пелену оглушающей усталости. И, проснувшись, Брадор впервые за много дней почувствовал себя по-настоящему отдохнувшим.
   Однако первый беглый взгляд на стол заставил его слететь с кровати, будто она была раскалена. Он увидел... Нет, не сложенный листок бумаги, как вчера. Посреди столешницы лежал небольшой красноватый камешек. Обломок плиты из кладки коридоров птумерианских подземелий...
   Брадор схватил камешек, со злостью зашвырнул его в угол и выругался сквозь зубы. Этого ещё не хватало...
   Появление этого камешка означало, что Охотника вызывает к себе его официальный наниматель - ректор Бюргенверта. А вызовы эти отродясь не сулили ничего хорошего...
  

***

   - Я хочу, чтобы ты съездил на побережье, - сказал Виллем, как всегда глядя куда-то поверх головы собеседника. Белесые незрячие глаза ректора напоминали полупрозрачные тела дохлых медуз, распластанные на песке. - В Рыбацкую деревню.
   Брадор резко вдохнул и задержал дыхание. По кабинету словно бы пронёсся порыв ледяного ветра, неся запахи соли, гниющих водорослей, тухлой рыбы... И крови.
   "Зачем?" - едва не вырвалось у Охотника, но Брадор знал, что задавать вопросы сейчас не следует. Нужно, набравшись терпения, дождаться от мастера Виллема пояснений - старый профессор не терпит, когда слушатели суетятся и перебивают. Охотник отступил на шаг, нащупал за спиной кресло и сел. Колени с трудом согнулись, будто ноги онемели в ледяной воде.
   - Я знаю, знаю, - Виллем сочувствующе покивал: от него не укрылось состояние бывшего ученика. - Это последнее место в мире, куда ты хотел бы отправиться. Но, мальчик мой, ты ведь понимаешь - такое дело я не могу поручить никому, кроме тебя.
   - Какое дело? - Брадор всё-таки не выдержал возникшей в речи ректора паузы.
   - На побережье творится нечто странное, - Виллем не обратил внимания на допущенную собеседником промашку, хотя обычно ученики за подобные вещи получали суровую отповедь. - Доходят слухи о необычных явлениях... Искажениях. Описания очевидцев напомнили мне работу одного из моих бывших учеников... - Он снова замолчал, не назвав имени, и Брадор внутренне напрягся. Неужели сейчас ректор упомянет Лоуренса? - ...Миколаша, помнишь его? Да, конечно, помнишь. Не сомневаюсь. Так вот, мы уже давно не следим за ходом исследований школы Менсиса. Они нам не мешают, хе-хе... Но меня беспокоит то, что они избрали местом проведения своих ритуалов Рыбацкую деревню. Ты понимаешь, чем это может быть чревато - с учётом избранного Миколашем направления?
   - Не совсем, - честно признался Брадор. - Всё-таки, мастер, я в последнее время уже совсем не учёный, а простой Охотник.
   - Ладно, не буду утомлять тебя лекциями, - ректор едва заметно снисходительно улыбнулся. - Скажу кратко: если Миколашу удастся то, что он, предположительно, задумал, можно быть уверенными, что тамошние события двухлетней давности покажутся нам мелким недоразумением. О, я вижу, ты понимаешь... Хотя бы в общих чертах. Миколаша нужно... Контролировать. А мы не имеем возможности вмешиваться напрямую, потому что он заручился поддержкой неких влиятельных лиц... М-да. Когда-то такими "влиятельными лицами" были мы с Германом. А теперь вот... Да ещё и... - Виллем с трудом выпрямился в кресле и незряче "посмотрел" на Брадора. Тот с трудом удержался, чтобы не отвести взгляд - мутно-белые глаза ректора по-прежнему рождали весьма неприятные ассоциации, особенно с учётом темы беседы. - Лоуренс посылает туда своего человека - ты знаешь об этом?
   - Нет, - Брадор тоже невольно выпрямился и подобрался, будто ожидая нападения. - Я ничего такого не слышал.
   - Значит, твой высокопоставленный друг не настолько тебе доверяет, - голос ректора уколол ехидством, впрочем, смягчённым ноткой сочувствия. - Зря ты убеждал меня, что тебе известно всё то же, что и ему.
   Брадор промолчал. Интересно, откуда в таком случае Виллему известно о планах Лоуренса? У него есть и другие "двойные агенты"?
   - В общем, я прошу тебя самолично разведать, что происходит в Рыбацкой деревне - и происходит ли там вообще что-то, - слухи могут лгать. И заодно выяснить, что на уме у Лоуренса в связи с этим. Боюсь, что он может... Повести себя неосторожно. Ты ведь его знаешь.
   - Выходит, я должен каким-то образом напроситься в экспедицию вместе с агентом Церкви? - уточнил Брадор. - Или проследить за ним тайком?
   - Смотри по ситуации, - туманно ответил ректор. - Не исключаю, что Лоуренс всё же решит посвятить тебя в свои планы - и пошлёт на побережье уже как своего наблюдателя.
   - Формально я не подчиняюсь Церкви, - пробормотал Брадор. Ему в голову пришла не слишком приятная догадка по поводу того, кого именно Лоуренс отправит на побережье в качестве своего агента - и с кем, соответственно, Брадору придётся провести бок о бок несколько не слишком приятных дней.
  

***

   Старый конь прекрасно знал дорогу через лес от Бюргенверта до Ярнама, и Брадор, отдав поводья, просто позволил ему неторопливо шагать по наезженной дороге. Знакомые звуки и запахи леса вызвали целый сонм воспоминаний, которым Охотник был сейчас совсем не рад.
   Сколько раз он ездил по этой дороге, возвращаясь из Ярнама домой... Тогда Бюргенверт был его домом, а в город Брадор ездил только по необходимости и всегда торопился скорее вернуться. Родных у Охотника здесь давно уже не было: мать умерла вскоре после поступления Брадора в университет, а отца он, едва сообразив, что кроется за участившимися случаями появления в городе чудовищ, уговорил продать дом и мастерскую и перебраться к родственникам в соседнее графство. Так что настоящего дома в Ярнаме у Брадора не осталось: тайные убежища - несколько убогих квартир в разных районах города и один обветшалый домишко на окраине - уж точно не заслуживали права называться "домом". Если подумать, спокойнее всего Брадор чувствовал себя в старой мастерской Германа, но в последний год никак не мог решиться даже просто заглянуть в гости, не говоря уж о том, чтобы, как изредка бывало раньше, заявиться с бутылочкой вина и напроситься на ночлег. Ругал себя за это последними словами, не раз решительно направлялся на улицу, ведущую от собора к старой мастерской... И сворачивал куда-то на одном из перекрёстков по пути, и торопился прочь, "вспомнив" о срочном деле.
  
   Полгода назад, когда Людвиг нанял Брадора на должность наставника Охотников-новобранцев Церкви, Охотник покинул Бюргенверт, забрав немногочисленные пожитки из квартиры и личное оружие - из мастерской. И в стенах университета Брадор теперь чувствовал себя чужим. Он собирался после сегодняшнего разговора с Виллемом зайти в мастерскую к бывшим коллегам из отряда Расхитителей Гробниц, но в конце концов просто незаметно покинул университет, даже ни с кем не поздоровавшись. Он помнил прошлый свой приезд сюда несколько недель назад; заглянув в мастерскую, он увидел там Валлара, что-то рассказывающего троим незнакомым молодым Охотникам. Старый товарищ, заметив Брадора, только молча кивнул, уколов насторожённым взглядом, и вернулся к беседе с новичками. Встреченный в коридоре сир Гремия, нынешний командир отряда, продемонстрировал своё отношение ещё прямолинейнее: "Ты зачем вернулся?"
   "Зачем я вернулся... А разве я вернулся? Был ли я когда-нибудь здесь своим?"
   Никто из старых соратников не знал о тайной службе Брадора. Им было известно лишь то, что он во время раскола не поддержал Лоуренса и остался с Виллемом, сохранив верность Бюргенверту - а потом почему-то согласился поступить на службу в мастерскую Церкви Исцеления.
   Они стали считать его перебежчиком. Предателем.
   Знали бы они...
   Брадор, опустив голову, ехал сквозь ночь, пахнущую мокрой землёй, прелой листвой и туманом. Темнота враждебно глядела из-за вековых стволов, тянула чёрные щупальца к коню и всаднику, вздыхала и стонала голосами сотен невидимых существ, обитателей дикой чащи... С каждым годом дорога в Бюргенверт становится всё опаснее. В здешнем лесу полно разнообразных чудовищ - и сбегающих из Ярнама частично или полностью обратившихся горожан, и мутировавших зверей, на которых не могло не сказаться обитание по соседству с Бюргенвертом, и, по слухам, потерявших рассудок учёных из университета, объявленных в своё время пропавшими без вести.
   И вот так в одиночку, как это сейчас делал Брадор, передвигаться через этот лес уже почти никто не отваживался. Лошадиные скелеты, то и дело попадающиеся на обочинах, красноречиво свидетельствовали об опасности подобных поездок.
   Брадору, впрочем, было сейчас всё равно. Кровопускатель за спиной имелся, настроение было самым подходящим для хорошей драки - а это означало, что именно сегодня поездка через лес будет скучной и безопасной. Это называется "особое внимание судьбы к некоему Охотнику". Уж если не везёт, так во всём...
   И ведь даже не напьёшься. Наверняка наутро к себе вызовет Лоуренс. И выдаст задание.
   Да, и назначит напарника для его выполнения.
   Брадор громко выругался и с надеждой огляделся по сторонам. Вот бы услышать сейчас треск кустов, рычание, да увидеть в темноте горящие глаза... Пару красных огоньков - а лучше даже две или три.
   Нет, всё тихо, всё спокойно.
   "Особое внимание судьбы", как же иначе...

***

   - Я хочу, чтобы ты съездил на побережье. В Рыбацкую деревню.
   - Зачем? - Саймон, скрестив руки на груди, уселся на подоконник кабинета Первого Викария. - Насколько мне известно, там и в живых-то никого не осталось.
   - В том и дело, - туманно проговорил Лоуренс. - В живых никого, но доходят слухи...
   - А я скажу тебе, откуда слухи. Побережье облюбовал Миколаш со своими сновидцами. Они пытаются проникнуть в мир снов, а близость моря помогает им погрузиться в транс. Точку на берегу, само собой, выбрали неспроста - место упокоения Великой. Рассчитывают на дополнительный резонанс с Космосом, наверное. Творят там какие-то ритуалы, и их отголоски видят то рыбаки, то охотники. Народ, мягко говоря, напуган. Учитывая репутацию этого места...
   - Вот именно, - Викарий поднялся со своего кресла и тоже скрестил на груди руки. - Кстати, будь добр, убери свою задницу с моего подоконника. Тебя - точнее, её, - прекрасно видно со двора. Если уж ты у нас такой противник избрания Викарием любимчиков...
   - Э-э-э... Не понял, - удивился Саймон, но с подоконника тем не менее неохотно слез. - Какая связь между моей задницей и любимчиками Викария?.. - тут он осёкся, картинно вытаращил глаза и прыснул от смеха.
   - Да-да, понимай в меру своей испорченности, - засмеялся в ответ Лоуренс, - но вообще-то я просто имел в виду, что чисто теоретически мало кому - а точнее, вовсе никому - не дозволено так непочтительно водружать свою задницу на подоконник в кабинете главы Церкви Исцеления. И если не хочешь, чтобы о тебе подумали... Вот что-то в таком роде, - Лоуренс изобразил похабную ухмылку, и Саймон расхохотался ещё громче, - то не делай так больше. Сядь куда-нибудь в другое место, будь так добр.
   - Хорошо, хорошо, - пробурчал Саймон, усаживаясь в кресло для посетителей и пытаясь принять серьёзный вид. - Так всё-таки - зачем мне надо ехать в Рыбацкую деревню?
   - Ты же сам сказал. Миколаш.
   - А что - Миколаш? По-моему, они, хоть и совершенно чокнутые, но в мире яви относительно безобидны...
   - Ты не понимаешь? - перебил друга-подчинённого Лоуренс. - Миколаш. Кос. Мир снов. Кошмары. Ты же помнишь исследования этого психа в Бюргенверте...
   - Ты хочешь сказать, что он всё-таки способен сотворить что-то опасное для нас? В мире яви?
   - Я хочу сказать, что с него вполне станется поменять местами явь и сон - хотя бы в отдельно взятой точке. А после... Кто знает, к чему это может привести.
   - И на что ты рассчитываешь? - прищурился Саймон. - На то, что у него ничего не выйдет - или что он добьётся успеха?
   - Знаешь, - медленно проговорил Лоуренс, - я пока сам не уверен. Ясно одно - я не могу позволить Бюргенверту окончательно всё испортить.
   - А причём тут Бюргенверт? Миколаш вроде бы с ними больше не связан...
   - Бюргенверт тайно посылает туда своего Охотника. Точнее, нашего Охотника. Но этот Охотник - их шпион. Как и ты - шпион Церкви.
   - Я попросил бы, - брюзгливо произнёс Саймон, нарочито высокомерно задрав подбородок. - Не шпион, а наблюдатель.
   - Хорошо, наблюдатель Церкви Исцеления, - устало улыбнулся Лоуренс. - Прошу тебя понаблюдать за наблюдателем Бюргенверта и попытаться выяснить, каков их интерес в этом деле - не собираются ли они, к примеру, снова заключить мирный договор с Миколашем и поддержать его работу.
   - Слушаюсь, ваше святейшество, - Саймон церемонно поклонился, покосился на подоконник и снова прыснул.

***

   Саймон прибыл в Ярнам издалека, как и многие из тогдашних новобранцев-Охотников. В надежде избавиться от "костной гнили", грозившей лишить его ноги, он приехал в город, в котором, по слухам, можно было за определённую плату вылечить любую хворь. Однако врач из городской лечебницы, проведя осмотр и выслушав жалобы пациента, только развёл руками и, почему-то понизив голос и оглядевшись по сторонам, будто опасался нежелательных свидетелей, посоветовал чужестранцу попробовать пробиться на приём в клинику университета Бюргенверт.
   Дорога до старинного университета далась Саймону нелегко. Во-первых, его сразу же наотрез отказались везти туда городские извозчики. Мол, в лесу дорога непроезжая, карета сломается, как потом её оттуда вытаскивать да за чей счёт чинить? В конце концов чужеземец, страдающий от непрекращающихся мучительных болей в ноге, вынужден был добираться до университета пешком через лес, где он едва не заблудился, но набрёл на затерянную в чаще деревеньку, один из жителей которой за пару монет согласился подвезти чужака на телеге до ограды университетского парка, отличавшегося от окружающего леса только наличием этой самой ограды.
   В сам университет тоже оказалось не так-то просто попасть. Уже буквально падающий от усталости Саймон добрых четверть часа колотил в двери корпуса, и когда ему наконец открыл бледный взъерошенный слуга, чужеземец уже почти лежал на пороге. Солнце садилось, из леса тянуло холодным туманом и гнилостными испарениями, доносились жуткие звуки, и Саймон уже готовился распрощаться с жизнью, если ему придётся заночевать здесь, под дверью величественного здания.
   Слуга, увидев на ступенях полуживого визитёра, переполошился, помог ему подняться в холл, усадил на кожаный диванчик, а сам умчался и через пару минут вернулся с дежурным медиком из лазарета, что Саймону и требовалось.
   Выслушав жалобы пациента, пожилой усталый доктор, напоминающий скорее кладбищенского служителя, чем врача, сказал, что недуг преодолеть возможно, но цену за лечение запросил такую, что Саймону ничего не оставалось, кроме как подписать контракт, обязывающий его отработать определённое время на благо университета.
   Так Саймон, сам того не желая (и даже не подозревая), вступил в ряды Охотников.
   Позднее, когда всё выяснилось, и чужеземец познакомился с Германом и остальными Охотниками - Расхитителями Гробниц, он не раз пожалел о том, что по дороге в Бюргенверт его не съели дикие звери в лесу. То, чем ему пришлось заниматься и чему приходилось быть свидетелем (или соучастником), мягко говоря, не нравилось ему совершенно. Позднее он привык... Во всяком случае, внешне смирился, и о его первоначальном шоке напоминали только некоторые странности, например, нежелание использовать огнестрельное оружие или предпочтение групповым облавам одиночных разведывательных вылазок - в таких случаях оружие вообще приходилось применять крайне редко.
   Саймон родился в семье врача, сам обучался медицине, работал помощником в клинике отца, и поразивший его в возрасте двадцати трёх лет неизлечимый недуг воспринял как некую издёвку. Отец был не просто уважаемым врачом с обширной практикой в городе, но и доктором медицины, автором нескольких солидных монографий. А когда заболел родной сын, отцу ничего не оставалось, как только шёпотом озвучить "приговор"-диагноз (который Саймон, талантливый и прилежный ученик, уже поставил себе и сам, но всё ещё надеялся, что по молодости и неопытности ошибся) и поделиться распространяющимися в среде врачей слухами о чудодейственных методах лечения, используемых на медицинском факультете университета города Ярнама. Саймон не то чтобы поверил этим слухам, просто решил: почему бы, пока ещё обе ноги в его распоряжении, просто не попутешествовать и не посмотреть на незнакомый город, славящийся своей архитектурой? И, собравшись в течение нескольких дней, попрощался с родителями (он полагал, что навсегда; так оно и вышло, но не по той причине, о которой он тогда думал) и отправился в путь.
   Итак, Саймон нашёл исцеление, новую работу - и новые беды. Но время шло, и ценность первого в его глазах всё же перевесила тяжесть последнего. Саймон стал Охотником Бюргенверта - одним из отряда Расхитителей Гробниц, а после раскола - ушёл вместе с Лоуренсом, который планировал открыть клинику и распространить исцеляющую Кровь среди ярнамитов, сделав чудодейственное средство от всех болезней доступным для каждого. Дух целителя и исследователя в Саймоне всё же был сильнее всех прочих мотивов для действий.
   Лоуренс, как и планировал, воспользовавшись старыми связями своей семьи, снял в центре Ярнама большое здание и основал клинику, главным врачом которой стала талантливая доктор Йозефка, такая же чужестранка, как и Саймон. Они быстро нашли общий язык, и Саймон поделился с ней всеми передовыми достижениями медицины, которым успел обучиться под руководством отца. Йозефка, в свою очередь, научила Охотника множеству полезных приёмов лечения ран и ожогов в полевых условиях, если закончились пузырьки с целебной кровью.
   В итоге, покинув Бюргенверт, бывший Расхититель Гробниц стал врачом-исследователем, не перестав при этом носить оружие. А после того, как Лоуренс основал Церковь Исцеления, а при ней - собственные отряд Охотников и оружейную мастерскую, Саймон снова стал Охотником.
   В мастерской над ним посмеивались: "Ты ненормальный? Как можно выходить на охоту на чудовищ с одним луком?". Саймон сначала терпеливо пояснял: "А как вы себе представляете скрытно двигающегося Охотника-разведчика, который время от времени чем-то оглушительно бабахает?". Но его никто не слушал, особенно те, кто совсем недавно получил из рук мастера Ото гремучий молот или пронзающее ружьё. Саймон махнул рукой - и ещё больше отдалился от остальных, хотя и так никогда не слыл компанейским парнем.
   Тем более что в конечном итоге его служба стала заметно отличаться от той, которую несли остальные Охотники Церкви. Саймон не занимался зачисткой городских улиц от чудовищ - Лоуренс поручил ему особую задачу.
   Врачи-исследователи Белой Церкви не покладая рук искали тот изъян, то не учтённое в ходе экспериментов свойство Древней Крови, которое, неся исцеление ото всех человеческих болезней, в качестве побочного эффекта превращало человека в чудовище. Первые несколько случаев обращения прошли незамеченными - люди были напуганы, но никто не связал появление на ночной улице зверя, очертаниями отдалённо напоминающего человека, с кровослужениями и Церковью. Но это только до поры до времени... До той поры, пока соседи впервые не сообразили, что вот позавчера ночью на их улице страшное косматое чудовище напало на случайного прохожего... А сосед, господин Пирс, одинокий старичок, любитель редких книг и старинных безделушек, уже два дня не выходит из дома.
   Соседи вызывают констеблей, те осторожно заходят в аккуратную квартирку тихого и безобидного уважаемого горожанина Пирса... И видят изодранные огромными когтями ковры и подушки, разбросанные в порыве чудовищной ярости книги, глубокие царапины на стене...
   И кровь. И осколки флакона из церковной лечебницы.
   А потом - ещё один такой случай, и ещё... И первая жертва - и вторая, и третья. И первая семья, убитая обратившимся в зверя мужем и отцом, и ужас соседей, разбуженных посреди ночи жутким воем, рычанием и истошными предсмертными криками.
   Такое уже не спишешь на воображение припозднившегося забулдыги...
   Саймон хорошо помнил то состояние, в которое они все упали тогда. Шок - будто из собственной теплой постели шагнул в ледяную воду. Неверие, а затем - понимание, ужас и отчаяние, и чувство отвратительного, тошнотворного бессилия. Вымечтанное лекарство, спасение от всех болезней человечества, ценой которого были сотни бессонных ночей и десятки жизней сгинувших в лабиринтах Охотников - неужели оно обернулось смертельным ядом?..
   Лоуренс тогда на двое суток заперся в лаборатории, и все его подручные по очереди дежурили под дверью: не решаясь даже постучать, они напряжённо вслушивались - что же там происходит?
   А там происходило... ничего. Тишина за дверями пугала сильнее шума, криков, звона бьющейся лабораторной посуды.
   Перепуганные ученики и ассистенты нервно перешёптывались, строили разные догадки, одна страшнее другой.
   Саймон слушал их, молча слушал... хотел было взломать дверь. Удержался. Нет, Лоуренс не таков. Он не сдастся... Это худший вариант проигрыша - отступление туда, откуда нельзя вернуться, залечив раны, и продолжить бой.
   Лоуренс вышел на третьи сутки, предсказуемо смертельно уставший, с тёмными кругами вокруг глаз. Совершенно спокойный.
   Распахнул дверь и оглядел испуганно отступивших к стене коридора коллег-подчинённых.
   - Эй, а что вы все тут делаете? Заняться нечем, что ли? Биркс, ты свой эксперимент завершил? Где отчёт?
   Стайку учёных в белых одеждах будто порывом ветра разметало в разные стороны и унесло в глубь коридоров. Саймон не двинулся с места.
   - Я всё проверил, - медленно проговорил он. - Похоже, всё правда, Лоуренс. Йозефка дала мне их карты. Двадцать четыре трансфузии в первом случае и двадцать - во втором. А есть и те, у кого записей больше... Ты сам-то сколько сделал?
   - Неважно. - Лоуренс провёл рукой по лицу. - Неважно, Саймон. Я всё это знаю. Я всегда знал. Мы на верном пути, но кто сказал, что путь будет прямым и лёгким?.. Мне просто нужно... - он вдруг покачнулся и оперся рукой о косяк двери. - Мне нужно отдохнуть, а потом... Я должен... - и он начал сползать на пол, цепляясь за гладкое отполированное дерево. Саймон подхватил его и осторожно усадил, прислонив спиной к стене. Голова гениального учёного запрокинулась, невидящие глаза смотрели вверх, сквозь потолок и крышу здания - прямо в незримые очи Космоса.
  

***

   - Я всё проверил на сотню раз, - говорил Лоуренс, нервно поправляя указательным пальцем очки на переносице. - Все мои расчёты верны. Но ты ведь понимаешь, Саймон, - если все гипотезы строятся на основе изначально ложных предпосылок...
   - Ты никогда этого не узнаешь, - подхватил Саймон. - Но к чему ты рассказываешь это мне? Я всё-таки учёный далеко не вашего уровня. Я по сути уже даже не врач, хотя и не до конца ещё забыл науку отца и Йозефки. Чем я могу тебе помочь?
   - Ты, именно ты - можешь, - Лоуренс вскочил со стула, обошёл стол и встал рядом с сидящим на кресле Саймоном, глядя на него сверху вниз. - Мне нужен кто-то, кому я могу доверить... Некоторые тайны. Я знаю, что ты умеешь хранить секреты. Не сомневаюсь в тебе. Но тут... Почему я боюсь просто рассказать тебе о том, что я задумал? Понимаешь... Некоторые из этих секретов весьма неблаговидны... - Лоуренс замолчал и отступил на шаг, скрестив на груди руки.
   - Просто расскажи, что от меня требуется, - тихо сказал Саймон. - Я всё понимаю.
  
   Так Саймон стал не просто Охотником-наблюдателем, а Охотником-коллектором. В его задачи входило снабжение исследовательской клиники-лаборатории Церкви живыми подопытными. Незамеченным перемещаясь по городу в облике оборванного бродяги, настолько жалкого и безобидного, что на него никто не обращал внимания и не запоминал его примет, Саймон выискивал среди горожан людей с признаками скорого обращения или первыми симптомами болезни. И затем ночами, в самые глухие предрассветные часы, эти люди бесследно пропадали из своих домов. Иногда вместе с ними исчезали и их близкие. Бывали ли они заражены - Саймон не уточнял. Ему не было до этого никакого дела.
   Или же такова и была его задача?
   Врачи Церкви постоянно испытывали новые препараты, и им нужны были подопытные разных возрастов, в разном состоянии здоровья, ни разу не участвовавшие в кровослужениях или же принявшие не так много лечебной крови. А после того, как по городу поползли слухи (устранить всех свидетелей невозможно, как ни старались Охотники не оставлять следов), добровольцев в клинике-лаборатории стало появляться всё меньше и меньше. Резко сократился и поток приезжих, до которых доходили слухи о чудодейственных свойствах ярнамской крови, но ещё не успели добраться местные леденящие душу истории о побочных эффектах её приёма. Видимо, в других городах и странах всё-таки насторожились, когда поняли, что ни один из тех, кто направлялся в Ярнам в поисках исцеления, так и не вернулся.
   Впрочем, некоторые чужеземцы после переливания всё же ухитрялись улизнуть домой, хотя Охотники непрерывно патрулировали все выезды из города. И последствия оказались весьма предсказуемыми. Так, однажды на окраине Ярнама появилась группа констеблей из соседнего города, которая преследовала чудовище, лишь отдалённо напоминающее человека. Обратившийся пациент клиники Церкви, утратив рассудок, по-видимому, инстинктивно стремился к источнику поразившего его безумия - в Ярнам. На подходах к городу зверь трансформировался окончательно и загрыз всю группу преследовавших его констеблей, которые оказались совершенно не готовы к задержанию такого необычного "преступника". В живых остался только командир отряда, некий Вальтр. Ходили слухи, что, отбросив бесполезное оружие, отважный офицер набросился на чудовище с голыми руками и просто перегрыз ему горло. Возможно, это было художественным преувеличением, но подоспевший патруль Охотников нашёл Вальтра полностью покрытым кровью и лежащим в беспамятстве на трупе зверя. Охотникам с трудом удалось разжать пальцы констебля, мёртвой хваткой вцепившиеся в шерсть убитого монстра. Вальтр был едва жив - он получил ужасные раны и потерял много крови, и Охотникам ничего не оставалось, кроме как сделать ему инъекцию лечебной крови из собственных запасов. Так Вальтр вынужденно стал Охотником, даже не приходя в сознание. Ныне он возглавлял отряд, именующий себя Лигой и отличающийся особой жестокостью при расправе с чудовищами.
   Итак, Церковь Исцеления продолжала лечить больных, исследовать Древнюю Кровь и руками Охотников устранять последствия того и другого. Саймон продолжал патрулировать улицы - в обличье бродяги, всегда в одиночестве. Его новая миссия требовала строгой конфиденциальности, и никто, кроме самого Лоуренса и нескольких его доверенных помощников из числа врачей, не знал, откуда берутся сведения о новых заражённых. Патрули Чёрной Церкви просто отправлялись по указанным адресам и проводили "госпитализации". А Саймон никогда - никогда и ни под каким предлогом! - не заходил в клинику-лабораторию, куда доставляли указанных им "пациентов".
  

***

   - Я хочу, чтобы ты... - начал Лоуренс, и Брадор, обречённо вздохнув, закончил вместе с ним:
   - Съездил на побережье.
   - Откуда знаешь? - удивился Первый Викарий. - Неужто Саймон уже проболтался? Так вы с ним вроде бы не ладите, с чего бы он стал?..
   - Ага. Вот этого я и боялся. - Брадор устало опустился в кресло для посетителей. - Во-первых, что ты отправишь меня туда, во-вторых - в компании этого склизкого шпиона. Объяснения будут? Или просто "иди и выполняй"? - Охотник смутно чувствовал, что уже слегка перегнул палку, и подозревал, что в итоге способен сорваться и наговорить много лишнего. Он сегодня предсказуемо не выспался, он злился на Лоуренса, на Виллема, на всю эту проклятущую политику... На Саймона, на которого пока, в общем-то, злиться было ещё не за что. И на себя - за то, что позволяет себе вот так глупо злиться.
   - Что это с тобой? - встревоженно спросил Лоуренс. - Нет, я понимаю, что это последнее место в мире, куда ты хотел бы...
   - Меня вызывал Виллем, - перебил его Брадор. - Идон всевидящий, вы даже одинаковыми словами меня туда посылаете! Учитель и любимый ученик... - Охотник провёл рукой по лицу. - Знал бы ты, как вы мне надоели оба - с этими вашими интригами...
   - Так подай в отставку, - холодно произнёс Лоуренс. - Если тебя так всё раздражает, почему ты до сих пор здесь? Я тебя не держу. Ещё и денежное содержание назначу.
   - Прости, - Брадор виновато глянул на Лоуренса. - Я только под утро вернулся из Бюргенверта. И после такого разговора... Понимаешь, мне очень захотелось, как в старые времена... Но я сдержался, и, видимо, от этого сейчас немного на взводе. И не выспался.
   - Понимаю, - Лоуренс покачал головой и испытующе заглянул в лицо Охотника. - Виллем решил разузнать, что вытворяет на проклятом побережье его бывший ученик. Но почему ты решил, что я тоже отправлю тебя туда - да ещё и с Саймоном в качестве напарника?
   - Виллем намекнул, а я сделал выводы, - туманно пояснил Брадор, уставившись на сложенные на коленях руки. - Поручил мне понаблюдать за твоим наблюдателем и выяснить, в чём тут твой интерес.
   - А ты, значит, пришёл ко мне и выдал намерения твоего формального нанимателя... - задумчиво проговорил Лоуренс. - Иногда я задумываюсь: вот ты - двойной агент. И я это знаю, и Виллем наверняка знает. И зачем оно нам надо?.. И чьи, если уж на то пошло, интересы для тебя всё-таки приоритетны?
   Брадор невесело хмыкнул и не ответил.
   - А я знаю, чьи, - с лёгким раздражением ответил сам себе Лоуренс. - Твои собственные. Как и у всех нас. Ты ведь об этом сейчас подумал?
   - Нет, - Охотник поднял взгляд на старого друга. И вдруг ощутил болезненный укол тоскливого предчувствия, заметив в зрачках красные огоньки. Нет, это всего лишь отсветы огня в камине... Наверное. - Не об этом. Я подумал о том, что неважно, как я отвечу, - ты всё равно не поверишь. Сомнения останутся, доверия не будет, хотя ты, возможно, и очень захочешь поверить. Доверие и вера - не одно и то же, Лоуренс. Верят ли в твоих богов твои прихожане? Или они просто доверяют тебе? - он резко поднялся и вышел из кабинета.
  

***

   - Ты мне тоже не нравишься, - сказал Брадор вместо приветствия, прервав затянувшееся молчание. - Но нас никто не спрашивает, хотим ли мы работать вместе; мы оба действуем в интересах и по поручению Церкви и Лоуренса, поэтому предлагаю не заниматься выяснением отношений, быстро и молча сделать то, что от нас требуется, и мирно разойтись. Идёт?
   - Шустрый ты, - неопределённо улыбнулся Саймон. - Отличное профессиональное качество... Для убийцы.
   - А ты, как я погляжу, умеешь держать эмоции под контролем, - проницательно заметил Брадор. - Тоже отличное профессиональное качество для шпиона с некоторыми... Дополнительными обязанностями. Помогает, когда слышишь человеческие крики?..
   - Так, показали друг другу зубы, предлагаю на этом закончить, - отмахнулся Саймон. - Я много знаю о тебе, ты, как я вижу - много знаешь обо мне... Давай использовать эти знания не во вред, а на пользу общему делу.
   - Согласен. - Брадор развёл руками. - Перейдём к этому самому делу. Что тебе известно о задании?
   - Думаю, то же, что и тебе. Ты ведь от Лоуренса только что вышел, так?
   Брадор кивнул, не уточняя, что так и не дослушал Викария и получил информацию о задании вовсе не от него.
   - Тогда просто отправимся в путь, сделаем то, что нужно, и вернёмся. И доложим каждый своему нанимателю, так?
   - Так. Когда планируешь выступать?
   - Можно уже завтра, если у тебя нет... Текущих дел, - Саймон прищурился.
   - А ты, как шпион, слышал о чём-то, что могло бы задержать меня в городе?..
   - Я попросил бы... - Саймон брюзгливо поморщился. - Не шпион. Наблюдатель. Нет, ничего такого в последнее время не слышно. Кроме того, уже известного тебе случая.
   - И слава Великим, - вырвалось у Брадора.
   Саймон вдруг глянул на него с каким-то особым вниманием... С сочувствием?..
   - Хочешь выпить? - вдруг неожиданно для себя спросил Брадор.
   - Э-э-э... - Саймон с опаской покосился на него. Убийца хмыкнул: да, он прекрасно знал, что ещё совсем недавно в мастерской слова "Брадор" и "запой" весьма часто употреблялись в разговорах в составе одной фразы. - Мы же завтра выступать собирались.
   - Я же выпить предложил, а не напиться. В том и дело. Я знаю, какая у меня репутация. И хочу показать тебе, раз уж нам придётся сотрудничать, что всё-таки умею себя контролировать. Ты ничем не рискуешь - в случае чего это меня выгонят взашей... С обеих служб.
   - Верно, - Саймон снова улыбнулся своей странной ускользающей улыбкой. - Тогда идём. Трактир?
   - Если только ты переоденешься во что-то нормальное, - Брадор с сомнением оглядел "рабочую одежду" церковного наблюдателя - оборванное и грязное тряпьё. - Не хочу появляться в общественных местах в такой сомнительной компании.
   - Да и мне в твоём обществе в городе лучше не показываться, - хмыкнул Саймон. - Ещё не хватало - чтобы наши заподозрили меня в связях с Бюргенвертом...
   - Как всё сложно-то у нас! - неожиданно развеселился Брадор. - Я - совершенно официальный двойной агент! Вот как такое может быть? Зачем это надо обеим сторонам?
   - Ты всё прекрасно понимаешь, - неожиданно серьёзно отозвался Саймон. - Обеим сторонам известно, что ты - двойной агент. Обе стороны дают понять, что следят друг за другом. Но ни одна из них не знает, чьи интересы для тебя являются приоритетом.
   - Ненавижу политику, - проворчал Брадор. - И никогда не пойму.
   - А зачем согласился? - насмешливо поинтересовался Саймон. - Почему просто сразу не пошёл с Лоуренсом? - тон его вдруг неуловимо изменился. Церковный наблюдатель выпрямился и словно бы стал выше ростом, от щуплой фигуры вдруг повеяло силой - и угрозой. - Я тогда был простым врачом-исследователем, но мне пришлось снова стать Охотником - потому что среди тех, кто ушёл с нами в Ярнам, Охотников нашлась едва ли пять человек, да и те... А ты бросил его, остался в безопасности, с этим старым...
   - Хватит, - сказал Брадор, всем телом разворачиваясь к собеседнику. Сказал спокойно, но от его интонаций воздух в комнате, казалось, стал плотным и тяжёлым, как вода. - Не стоит рассуждать о том, о чём ты и понятия не имеешь. И выносить какие-то суждения, основываясь на столь неполной информации.
   - Неполной информации, - фыркнул Саймон. - Ишь каким высокоучёным стилем заговорил! Ты, Брадор, - простой неотёсанный Охотник и учёным никогда не был. Если Лоуренс тебя и ценил, то не за ум, уж точно.
   - А то я не знаю, - Брадор пожал плечами. - Так мы идём пить или не идём? Скоро начнёт темнеть.
   - А куда?
   - Ко мне. Не к тебе же, шпион... Прости, наблюдатель Церкви. А у меня по городу много тайных убежищ, одним можно и пожертвовать ради такого дела...
  
   - Так всё-таки, почему ты не ушёл с Лоуренсом? - после второго стакана Саймон немного расслабился, перестал насторожённо стрелять взглядом по захламлённым углам одной из квартирок Брадора, откинулся на стуле и уставился на хозяина со своей неуловимо раздражающей невнятной улыбкой. - Ты был его правой рукой... Пусть не в лаборатории, но всё же. Что между вами произошло?
   - С чего ты решил, что я тебе отвечу на этот вопрос? - Брадор отхлебнул вина, но допивать не стал. - Это вообще не твоё дело.
   - Поскольку мне пришлось заменить тебя... И я, возможно, знаю о твоём друге что-то такое, что ты захотел бы узнать... - медленно проговорил Саймон, внимательно наблюдая за Брадором.
   - Да пошёл ты. Надеешься, что я куплюсь на такой низкопробный шантаж?
   - Дело не в шантаже, - Саймон прищурился. - Я просто хочу понять тебя. И понять, почему Лоуренс снова приблизил к себе человека, предательство которого так его подкосило.
   - Что?.. - Брадор воззрился на Саймона так, будто тот начал на его глазах превращаться в монстра. - Предательства? Подкосило?.. Что ты такое несёшь?..
   - Когда мы перебрались в Ярнам, мы некоторое время всей компанией жили в старом доме, принадлежащем семье Лоуренса, на окраине, почти у самого Хемвика. Несколько раз нас навещали Герман и Мария - уж не знаю, о чём они говорили, нас на эти встречи не звали. Но я собственными ушами слышал однажды, как Герман сказал Марии, когда они садились на лошадей во дворе: "На него в самом деле больно смотреть. Справится ли он один? Брадор остался с Виллемом, а это...". Дальше я не расслышал - но выводы сделал. Тем более что Лоуренс тогда и вправду выглядел неважно.
   - Прекрасно, - Брадор широко улыбнулся и налил гостю ещё вина. - Ты весьма порадовал меня этими словами. Спасибо.
   - Что?..
   - Я рад, что наш с Лоуренсом план удался, - чуть повысив голос, сказал Брадор. - Он попросил меня остаться в Бюргенверте и изобразить преданного сторонника Виллема и, соответственно, противника идей Лоуренса. Раз даже Германа удалось обвести вокруг пальца, значит, всё прошло как надо! Конечно, я и так это знал, но теперь окончательно убедился.
   - По правде говоря, я допускал такую возможность, - признался Саймон. - Уж очень неожиданным был ваш раскол. Но, зная тебя... Твою склонность к жестокости... Необузданность... И тягу к спиртному, - он кивнул на пол у стены, где тускло поблёскивали пыльные бутылки - штук десять, не меньше. - Можно было предположить, что Лоуренс просто-напросто счёл тебя неблагонадёжным для своих целей.
   - Во-первых, тогда я ещё не пил, - укоризненно заметил Брадор. - Точнее, пил - но, как правило, как раз в компании будущего Первого Викария. И уж точно не больше, чем он сам. А во-вторых, ты где-нибудь видел Охотников, не склонных к жестокости?
   - Мария, - быстро ответил Саймон, взял стакан и отпил немного вина. Брадору показалось, что глаза собеседника странно блеснули.
   - Допустим, согласен. Но она - единственная в своём роде. Ну хорошо, пусть ещё Герман. И ещё пара человек его возраста. Но среди молодёжи...
   - Людвиг, - Саймон со стуком поставил стакан на грязную столешницу.
   - Хм... Пожалуй, тут ты прав, - протянул Брадор. - Только вот... Кстати о Людвиге. В последнее время я его, можно сказать, не узнаю. И не могу сказать, остался ли он тем благородным воином, каким я знал его до... - и он замолчал, сообразив, что не видел Саймона во время рейда в Рыбацкую деревню. А значит, не стоит начинать разговор на эту тему. Всё-таки сведения о тех событиях были строжайше засекречены.
   - До прошлого года? - рассеянно уточнил Саймон. - Ну так что ты хочешь... Если бы ты кого-нибудь любил - единственного человека в жизни, и этого человека не стало... Да ещё и таким чудовищным образом...
   - Любил? Людвиг?.. Ты о чём вообще? - Брадор покосился на бутылку - вроде бы не так много выпили на двоих, почему же голова так плохо соображает?
   - А ты не знал, - не спросил, а констатировал Саймон. - Людвиг с самого появления в мастерской был влюблён в Марию. Без малейшей надежды на взаимность, сам понимаешь. Он и не пытался заслужить её внимание... Кроме как в качестве ученика. И когда она умерла... Так ты даже не догадывался? - он слегка подался вперёд, вглядываясь в лицо собеседника. - Ты прямо позеленел, Охотник. Как будто уже перепил, и тебя вот-вот стошнит, - он нервно хмыкнул.
   Брадор и вправду почувствовал дурноту, но уж, конечно, не от выпитого. Он откинулся на стуле и принялся глубоко и размеренно дышать, уставившись в потолок.
  

***

   После рейда в Рыбацкую деревню все приходили в себя по-своему, хотя Брадор по возвращении довольно долго не видел вообще никого из Охотников. Он заперся в своём доме на окраине, где в подвале имелась специальная комната для тренировок с оружием. И рядом - кладовая с запасом бутылок дешёвого вина.
   Потеряв счёт дням, Брадор пил и тренировался, отсыпался, тренировался и снова пил. И когда припасы закончились, и он, отощавший и потемневший, наконец вышел на свет, оказалось, что прошло десять дней, настала зима, Ярнам оделся в белые погребальные одежды, а мастерская Охотников Бюргенверта не провалилась в преисподнюю вместе со всеми обитателями, а по-прежнему живёт и действует.
   И товарищи, с которыми Брадор бок о бок убил не одно чудовище и пережил не один приступ безумия в подземных лабиринтах, остались прежними. Кроме тех, кто уже не вернулся в мастерскую. Тех, чьи пустые могилы добавились к рядам надгробий в тихом уголке окружающего университет полузаброшенного парка.
   Те, кто остался, казалось, сплотились ещё сильнее... Хотя и разговаривали теперь очень редко и мало, а смеялись и того реже. И не собирались на традиционные совместные попойки, которые обычно устраивались раз в десять-пятнадцать дней.
   Но приближение новогодней ночи заставило всех немного оттаять. По старой традиции все свободные в эту ночь Охотники встретились в городе, освещённом разноцветными праздничными фонарями. Проводили старый год на центральной площади, а потом пошли по всем знакомым с поздравлениями. Часа через два после полуночи уже изрядно подвыпившая и развеселившаяся компания добралась до старой мастерской, где в последние годы в одиночестве жил Герман, формально удалившийся от дел, но сохранивший для Охотников эту безопасную гавань, в которой он в любое время ждал любого из своих учеников, предлагая и отдых, и помощь, и совет, и временный кров.
   Герман явно обрадовался визиту бывших учеников, а вот гостья, которую они у него застали, радости не выказала. За оружейным столом, сосредоточенно работая над клинком какой-то странной формы, сидела леди Мария. Как обычно, вежливо, но отстранённо поприветствовав гостей, она продолжила работу, не обращая внимания на царящую вокруг дышащую винными парами суету. Охотники не стали навязывать ей своё общество и удалились в сад: мало находилось тех, кто не робел перед аристократической холодностью уроженки Кейнхёрста.
   А Брадор был - или как минимум, сам себе казался тогда, - одним из этого меньшинства, особенно после десятидневного беспробудного запоя и последовавшего за ним месяца апатии, из которой он не без труда выкарабкался, не выпив больше ни капли. И поэтому через некоторое время, взяв пару бокалов вина, осторожно постучал в дверь комнаты, где в одиночестве сидела Мария, и вошёл, не дожидаясь ответа.
   Охотница по-прежнему сидела за оружейным столом, но не работала, а смотрела прямо перед собой, подперев голову одной рукой, а вторую бессильно вытянув вперёд. Во всей её позе сквозили такие усталость и тоска, что Брадор, мгновенно протрезвев, хотел было неслышно покинуть комнату - он отчётливо понял, что его визит нежелателен и неуместен. Но Мария успела заметить вошедшего и, выпрямившись, с улыбкой обернулась к нему и сделала приглашающий жест рукой.
   - Вы очень вовремя, Брадор, - сказала она с улыбкой. - Я как раз поняла, что не против слегка выпить, но устала до такой степени, что мне даже лень было выходить за вином. И тут как раз вы, вижу, решили позаботиться о даме, - она протянула руку, и Брадор вложил в тонкие пальцы хрустальную ножку бокала. - Я прошу прощения за то, что не присоединилась к вашему празднику, но у меня... Совершенно не то настроение.
   - Я понимаю вас, - Брадор подтащил от камина тяжёлую скамью и уселся в шаге от стола. - У всех сейчас на самом деле не то настроение. В этом-то и дело. Мы не можем себе позволить... - он смутился и уставился в бокал, где покачивалась золотистая жидкость - на красное вино Брадор даже смотреть пока не мог.
   - Вы правы. - Мария подняла бокал к глазам и посмотрела сквозь него на огонь свечи. - Мы не можем себе позволить так долго оставаться там. Мы должны... В конце концов покинуть Рыбацкую деревню.
   Брадор сжал в руке бокал. С силой, испугавшей его самого. Не раздавить бы хрупкий сосуд...
   Прозвучавшее название того проклятого места будто бы наполнило мастерскую ледяным солёным ветром с запахами тухлой рыбы и крови.
   Мария поёжилась и поставила бокал на стол, не притронувшись к вину.
   - Пойдёмте отсюда, - тихо попросила она.
  
   ...Брадор сам не понимал - ни тогда, ни сейчас, почти два года спустя - как такое могло случиться. Как они, в сущности, не просто не близкие, а совсем мало знакомые люди, вдруг оказались совсем не там, куда изначально направлялись - Брадор думал проводить Марию до её дома на широкой и светлой улице, где жили состоятельные ярнамиты, но спустя три четверти часа осознал, что они оказались перед дверью одной из его каморок в тёмном, без единого фонаря, переулке квартала бедноты.
   Вид знакомой двери, будто оплеуха, вывел Брадора из странного оцепенения. Последние полчаса они с Марией шли молча, избегая встреч с празднующими шумными группками горожан, не глядя друг на друга, думая каждый о своём. Брадор мог догадаться, как он очутился здесь - в то время как мозг был занят сумбурными и невесёлыми размышлениями, ноги сами несли его знакомой дорогой. Но как так вышло, что Мария молча безропотно следовала за ним? Она ведь не могла не видеть, что они двигаются совсем не туда?..
   Или?..
   Сердце заколотилось как с жесточайшего похмелья или после изнуряющей тренировки. Брадор медленно положил руку на позеленевшую медную дверную ручку, потом медленно-медленно открыл дверь. И только тогда, обмирая от непонятного страха, поднял взгляд на Марию.
   Она едва заметно кивнула и первой вошла в пахнущую отсыревшими тряпками темноту.
  
   ...Это было похоже не на вспышку пусть неуместной, но всё же страсти, а скорее на попытку отогреть смертельно замёрзшего человека. Судорожно, болезненно, безнадёжно...
   А после Брадор сам чувствовал себя одновременно заледеневшим и обожжённым. А Мария, хотя и застыла совершенно неподвижно, сжавшись в комочек и обхватив себя руками, будто защищаясь, - чем-то вдруг стала походить на собственное отражение в луже во время дождя, дёргающееся и будто пытающееся уклониться от тяжёлых капель, как от пуль.
   В наступившей тишине не было слышно даже дыхания, и комната, в которой находились двое, казалась ещё более заброшенной и холодной, чем обычно. Брадор, стараясь двигаться беззвучно, быстро оделся; подчёркнуто отводя взгляд, собрал с пола и почтительно положил одежду Охотницы рядом с ней на кровать. И вышел во вторую комнату, служившую ему кабинетом.
   Усевшись за письменный стол, придвинул к себе книгу, раскрыл - и замер, прислушиваясь.
   Тихо скрипнула входная дверь.
   Всё правильно...
  
   И, встретившись через пару дней в мастерской, они просто, как обычно, молча кивнули друг другу. Всё правильно... Мария была такой же, как и всегда - сквозь внешнюю холодность и отстранённость лишь те, кто хорошо знал её, могли уловить незаметные лучики тепла и внутреннего света. Брадор мог теперь разве что предположить, что чуть лучше, чем другие, научился понимать выражение её лица, да и то совершенно не был в этом уверен. В остальном - ничего не изменилось. И это было правильно...
   Потом он понял, что правильно всё же не было. Но было уже поздно - для всего, и для этого понимания тоже...
  

***

   - Зачем ты мне это рассказал? - хмуро поинтересовался Брадор. - Разве это прилично - раскрывать такие тайны других людей?
   - Если бы я узнал об этом от неё, или от Людвига, или от кого угодно ещё - никогда никому не рассказал бы, - спокойно отозвался Саймон. - Но я выяснил это сам. Это моя работа - искать секреты. А раскрываю я их только тогда, когда без этого иначе не обойтись. Тайны предпочитают оставаться сокрытыми. Особенно когда они весьма неблаговидны... - и он посмотрел на собеседника так, что тот понял - о его случае шпиону Церкви тоже известно.
   - Что ж, - проговорил Брадор и кашлянул - в горле вдруг пересохло, захотелось налить ещё вина. И ещё, и ещё... Сдержался - всё-таки завтра в дорогу, а в таком состоянии легко превысить допустимую дозу. - Такой подход к делу заслуживает уважения...
   - А вот заслуживаю ли я доверия? - Саймон криво усмехнувшись, глянул собеседнику в лицо.
   Брадор всё-таки потянулся за бутылкой.
   - А что значит в данном случае - без этого не обойтись? - спросил он и разозлился на себя за то, что голос всё же слегка дрогнул.
   - Это значит, что Людвиг может стать одним из твоих ближайших "заказов", - жёстко сказал Саймон. - Он сильно сдал за последний год. И трансфузиями злоупотребляет, и успокоительным. И это плохо кончится.
   - Да, да... Говорил, что спать не может, кошмары мучают. Но что толку? Что изменится от того, что я теперь знаю причину?.. Вряд ли я могу повлиять на ситуацию.
   - Да просто... Просто присмотри за ним. Не знаю, - Саймон сгорбился и закрыл глаза рукой. - Знал бы, что делать - сам бы сделал. А может, ты что-то придумаешь...
   - Ты так за него переживаешь? - удивился Брадор.
   - А ты - нет? - Саймон вскинулся, тонкие губы сжались в линию.
   - Я - другое дело...
   - И почему это ты - "другое дело", а, двойной-тройной агент? - Саймон горько усмехнулся. - Почему только ты можешь считать себя другом и Лоуренса, и Людвига... А ни за кем другим такого права не признаёшь?
   - Спасибо, Саймон, - сказал Брадор после долгой паузы. - Спасибо, что рассказал. Я сделаю всё, что смогу. Обещаю.

***

   В путь тронулись ещё затемно и выехали из города с первыми лучами рассвета. По дороге стелился туман, и стук подков лошадей звучал приглушённо и как-то подозрительно, будто за путниками кто-то ехал след в след. Брадор ехал нахохлившись, будто страдал похмельем, хотя накануне, к удивлению Саймона, даже толком не опьянел. Сам же церковный наблюдатель, сменив "служебные" лохмотья на добротный охотничий костюм, чувствовал себя просто превосходно, в кои-то веки не страдая от холода и сырости.
   - Как думаешь - за сколько доберёмся? - нарушил молчание Саймон.
   Брадор встрепенулся, будто задремал в седле.
   - Если не гнать - будем на месте завтра к полудню, - отозвался он будто бы нехотя. - Но на второй день дорога будет сложнее, хоть и короче. По горам.
   - То есть придётся заночевать в пути. Мог бы предупредить.
   - А ты что, не знал, что туда дольше чем один день добираться? - Брадор недовольно покосился на спутника.
   - Вообще-то я там ни разу не был. А просто так изучать карты - как-то, знаешь ли, необходимости не было. Я понадеялся на твой опыт.
   - Ну и правильно сделал, - Брадор взглядом указал на притороченный к седлу мешок. - Я взял то, что нужно. И я знаю, где можно укрыться на ночь. Я-то, к несчастью... - он не договорил и снова ссутулился, едва не уткнувшись подбородком в грудь.
   - Ты Германа давно видел? - помолчав, Саймон решил сменить тему. - Ходят слухи, что он больше не живёт в мастерской. Уехал, что ли?
   - Давно, - односложно ответил Брадор. Потом, спохватившись, пояснил: - В смысле, давно не видел. Уехал он или нет - понятия не имею.
   - И тебе даже не интересно? - разочарованно протянул Саймон. - Я думал, ты к нему хорошо относишься.
   - Мало ли к кому я хорошо отношусь. А вообще... Знаешь, при моей-то работе - раз уж тебе известно, в чём она состоит... Чем меньше у тебя по городу хороших знакомых - тем меньше ты потом будешь видеть кошмаров.
   - Ох, да, понимаю... - Саймону стало немного неловко. И вправду - нашёл о чём спрашивать у профессионального устранителя "досадных помех Церкви". Германа, конечно, все Охотники уважают и любят. И Герман прошёл бесчисленное множество трансфузий. А это означает... Ничего хорошего это не означает, если поставить эти два утверждения рядом - и добавить сведения о роде деятельности Брадора.
   - У тебя-то служба в этом смысле ничем не лучше моей, - заговорил Брадор после паузы. Саймон даже вздрогнул - он успел погрузиться в свои мысли и не думал, что его нелюдимый спутник сам нарушит молчание. - Или ты принципиально охотишься только в тех кварталах, где у тебя нет никаких знакомых?
   - Ну как же, - Саймон пожал плечами. - Моя обязанность - патрулировать весь город. И районы бедноты, и улицы самых роскошных особняков. Но, по правде говоря, в чём-то ты прав: я охочусь в тех кварталах, где у меня практически нет знакомых. Просто потому, что почти все мои ярнамские знакомые обитают в резиденции Церкви и при мастерской. А друзей и вовсе нет - кроме, пожалуй, Лоуренса и Людвига.
   - То есть у тебя тут нет семьи? Ты не местный?
   - Да, я когда-то приехал в Ярнам в поисках лечения от смертельной болезни. И попался на крючок, - хмыкнул Саймон. - Я по профессии врач, поэтому сразу же прибился к лазарету Бюргенверта, оттого мы с тобой и не сталкивались в мастерской. Хотя я тебя помню. Ты всегда приходил на трансфузии с таким лицом, будто тебя собираются отравить.
   - А что - разве не так? - невесело усмехнулся Брадор.
   - Тогда мы этого ещё не знали, - тихо отозвался Саймон. - А когда поняли... Видел бы ты Лоуренса тогда, Брадор... Я ведь тебя тогда так крепко проклял, что, имей мои слова хоть какую-то силу, ты бы просто... сдох жуткой смертью, точно тебе говорю. Лоуренс, он... Знаешь, похоже было, будто он стоит на тонкой дощечке над пропастью и озирается по сторонам, ищет, за что бы ухватиться, чтобы не упасть. И не находит... - у Саймона перехватило горло, и он замолчал, сделав вид, что упряжь его коня потребовала срочного внимания.
   - Я знаю, - глухо отозвался Брадор. - Мы ведь держали с ним связь. Теперь-то тебе это известно, так что забери своё проклятие назад. - Он невесело усмехнулся. - Я рвался приехать в Ярнам, хоть как-то, хоть чем-то помочь... но он запретил мне. Сказал, что Виллем сразу же заподозрит неладное. Надеялся в ближайшее время исправить ситуацию - так, чтобы неприглядная правда не выплыла наружу. Тогда как раз основали мастерскую Охотников Церкви, и я хотел помочь... Но Лоуренс велел мне сидеть в Бюргенверте и не высовываться. И мне оставалось только ждать... Ждать и гадать, что там у вас творится.
   - В смысле - гадать? - удивился Саймон. - Ты же постоянно бывал в Ярнаме, и с Лоуренсом встречался. Должен был всё знать из первых рук...
   - Именно тогда Лоуренс запретил мне покидать университет. Даже просто выезжать в город. Велел не спускать глаз с Виллема, следить за его действиями... И всячески ему при этом подпевать. А! З-зачем я вообще всё это тебе рассказываю... - Брадор с отвращением покосился на спутника и замолчал.
   - А затем, видимо, что сам понимаешь: как бы мы друг к другу ни относились, сейчас мы играем на одной стороне. А я и сам был удивлён, когда узнал, что мы, оказывается, были на одной стороне всегда. Не знаю, как тебя, а меня это скорее радует: узнать, что твой знакомый мерзавец - вовсе даже не мерзавец...
   - Если честно, мне наплевать, кем ты меня считаешь, - перебил его Брадор, натягивая на нос матерчатую повязку - из придорожных кустов неожиданно потянуло падалью. - В конце концов, ты тоже занимаешь в Церкви не самый низкий пост. И тоже проходишь трансфузии. И на кой мне твоё хорошее отношение в этом контексте?
   - Понял тебя, - Саймон улыбнулся. Ему неожиданно приятно оказалось услышать это от церковного убийцы. - Значит, тебе и в самом деле не всё равно. Тогда неудивительно, что Лоуренс... - он оборвал сам себя и глубоко вздохнул.
   "Секреты - если они добыты мною самим, честным путём - уже не чьи-то секреты, а моя добыча. А если секрет мне кем-то доверен? Имею ли я право использовать его, пусть даже и в интересах доверившегося мне лица?"
   "Вопрос в том, насколько для меня важны интересы этого лица. Готов ли я ради него пойти на сделку с собственной совестью?"
   - Лоуренс просил меня, - наконец неохотно выговорил Саймон. Слова будто застревали в горле и мешали дышать. - Если вдруг... Если с ним... А тебя не окажется рядом... Чтобы я не позволил ему натворить чего-то непоправимого.
   - Лоуренс просил тебя?.. - Брадор дёрнулся, разворачиваясь к собеседнику, так, что конь под ним испугался резкого движения и, всхрапнув, дёрнулся в сторону. Охотник натянул поводья и почти остановился. - Просил - тебя - убить его?..
   - Жутко звучит, понимаю, - Саймон тоже придержал коня. - Но тебе-то это как раз должно быть понятно. Он просто хотел, чтобы, уж если понадобится... - он замялся. Всё-таки говорить об этом вслух - да ещё и с человеком, к которому Саймон никак не мог заставить себя относиться без предубеждения, - было невыносимо тяжело. Не тот это человек, не тот... Чем он заслужил? Почему всё так сложилось? Почему, за что Лоуренс доверяет ему больше, чем...
   - Если понадобится - чтобы это был тот, кому не всё равно, - ровным голосом закончил Брадор и тронул поводья, поторопив коня и опередив спутника на пару шагов. Саймон не стал нагонять его.
   - Он доверяет тебе, - негромко сказал он в закаменевшую спину Охотника. - Но в наше время нельзя быть уверенным... Что твоя очередь не настанет раньше. Так что он и насчёт тебя меня тоже просил.
   Брадор остановил коня и развернулся к Саймону.
   - Что ты сказал?..
   - Ты хоть понимаешь, что это значит? - Саймон не мог заставить себя прямо посмотреть Брадору в лицо, чувствуя, что вот-вот сорвётся - а он поклялся себе, что будет корректен и спокоен всё время их похода. - Понимаешь, что означает эта просьба, а, Брадор? Способен ли ты это понять?.. - внутри поднималась кипящая волна гнева и... Обиды? Какое же глупое чувство... Но - оно есть, и деваться от него некуда.
   И если бы Брадор сейчас подъехал и с размаху врезал Саймону по лицу, тот бы его понял.
   Но убийца Церкви только мотнул головой, разворачивая коня.
   Остаток пути до привала прошёл в молчании.
  
   К вечеру лес закончился, и относительно приличная дорога закончилась вместе с ним. Теперь путники пробирались по неровной тропе, петляющей между камнями и понемногу взбирающейся по склону невысокой горы.
   Когда солнце коснулось вершин и, выстрелив напоследок алыми лучами сквозь рваные облака, скрылось за горной грядой, Брадор кивком указал в сторону от тропы и направил туда коня. Проехав ещё шагов тридцать, он спешился и дальше повёл коня за поводья. Саймон последовал его примеру, и ещё через десяток шагов за поворотом тропы открылась неглубокая пещера, в глубине которой темнело старое кострище.
   Брадор, отвязав седельную сумку, молча принялся обустраивать лагерь. Саймон бесполезным истуканом стоял у входа в пещеру, боясь нарушить молчание и чувствуя себя до крайности неловко. Видимо, почувствовав его состояние, церковный убийца обернулся к нему, протягивая топорик.
   - Можешь нарубить сучьев? - сказал он спокойным и приветливым тоном, в котором не слышалось и намёка на давешний тяжёлый разговор. - Чуть впереди есть несколько деревьев. Без костра замёрзнем.
   - Сделаю, - Саймон кивнул, взял топор и быстро глянул в лицо спутника.
   Брадор едва заметно улыбался.
   Почему-то это насторожило Саймона больше, чем предшествующее многочасовое молчание церковного убийцы.
  

***

   - А с чего, интересно, Лоуренс решил, что мы быстро обернёмся? - озвучил Саймон за ужином давно волновавший его вопрос. - Кто сказал, что Миколаш со своими подручными часто бывает на побережье? Может, нам придётся до самого нового года там сидеть, и мы так никого и не увидим...
   - Я думаю, Виллем всё-таки что-то выяснил, - отозвался Брадор. - Не зря он вызвал меня именно сейчас. У Бюргенверта, как мне кажется, везде есть... источники.
   - Хорошо если так, - Саймон поёжился. - А то как представлю, что мы застрянем в этом приятном местечке на месяц...
   Брадор покосился на него и ничего не сказал.
   "Экспедиция за телом Кос. Фактический распад отряда Охотников Германа. Депрессия и смерть Марии. Травма Людвига. Двойная травма... Что там на самом деле случилось и какова во всём этом роль Брадора?.."
   "Неспроста ведь Лоуренс отправил нас сюда вместе. Возможно, он хотел, чтобы я выяснил для него что-то о Брадоре?"
   Саймон дожевал сухарь и принялся заворачиваться в одеяло, поудобнее устраиваясь на жёстком каменистом "ложе". Брадор подложил в костёр ещё несколько толстых сучьев и последовал его примеру.
   Тишина, нарушаемая только потрескиванием пламени, вдруг начала давить на нервы, заражая каким-то первобытным страхом. Чёрное небо заглядывало под свод пещеры, и Саймону почудилось, что Космос изучает его - внимательно и бесстрастно, как он сам изучал в своё время образцы в лабораториях.
   На фоне бархатной черноты вспыхнуло несколько крошечных звёзд, и Саймон почти физически ощутил уколы - словно ледяные острия игл систем для переливаний впились в кожу.
   - Нам ведь достаточно просто убедиться, что это именно Миколаш? - спросил он, просто для того, чтобы разбить давящую тишину. - Вмешиваться от нас не требуется, я так понял?
   - Ага, ты ещё вмешаться попробуй, - сонно хмыкнул Брадор. - И ждать тебя после этого будет... Очень увлекательная вечность. Тебе что, при твоей работе собственных кошмаров не хватает?
   Саймон улёгся на бок лицом к выходу из пещеры и уставился в холодные глаза звёзд.
   "Кошмары... Кошмары бывают у всех".
   "Кошмар у каждого свой".
  

***

   Что разбудило его - Саймон так и не понял. То ли земля содрогнулась, то ли спутник с силой толкнул его в плечо. Пытаясь выпутаться из отсыревшего одеяла, наблюдатель заозирался, ища взглядом Брадора, но в пещере он был один - второе одеяло валялось рядом с потухшим костром. Пещеру заливал тусклый серый свет, наводящий на мысль не о раннем утре, а скорее о коротком зимнем дне с затяжным снегопадом.
   Наконец поднявшись на ноги, Саймон бросился к выходу из пещеры и едва не налетел на Брадора, который стоял, задрав голову, и напряжённо вглядывался куда-то в зубчатую кромку горной гряды.
   - Ты это видишь? - шёпотом, срывающимся на хрип, выдавил он, указывая на что-то рукой.
   Саймон посмотрел в том направлении - и резко вдохнул и непроизвольно шагнул вперёд, до ломоты напрягая зрение.
   - Что ещё за... - пробормотал он.
   В бледном свете ненастного утра выступы скал сливались в сплошную серую пелену, и на её фоне отчётливо выделялось нечто, не похожее ни на что ранее виденное Саймоном в жизни. Уродливый многорукий монстр висел на склоне горы, свесив продолговатую, как боб или фасолина, голову, будто разглядывая что-то у подножия. Ни среди мутантов - последствий экспериментов с кровью, ни среди чудовищных обитателей птумерианских лабиринтов ни разу не встречалось ничего подобного. Тварь, казалось, вынырнула из глубин бессвязных детских кошмарных снов. Саймон яростно заморгал и потёр глаза. Что за странная галлюцинация? Тело чудовища было тёмно-бордовым, цвета свернувшейся крови, и нисколько не походило на какое-то искривлённое прилепившееся к склону дерево или на что-то ещё, существованию чего в этом мире могло бы найтись объяснение.
   - Видишь, - констатировал Брадор. Саймон мимолётно удивился прозвучавшей в голосе Охотника странной радости, а потом сообразил: тот просто боялся обнаружить, что это его личная галлюцинация, его персональный кошмар наяву.
   - Да это ещё ерунда, приятель, - вдруг дрогнувшим голосом проговорил Саймон. - Ты вон туда глянь, - и он поднял отяжелевшую, непослушную руку и указал левее, где вставало солнце - бледно-жёлтый диск, от краёв к центру которого тянулись серые волокна или щупальца, напоминающие плесень.
   В воздухе словно бы разлился беззвучный горестный стон. Виски сдавило, во рту появился металлический привкус. Защекотало губы, и Саймон, проведя рукой под носом, оторопело уставился на быстро буреющую алую полосу на тыльной стороне ладони.
   - Идём! - Брадор бросился вперёд по тропе. - Они там! Быстрее!
   Саймон заметался по площадке перед пещерой.
   - Лошадей нет!
   - Сбежали! Да и наплевать! - Брадор подскочил к спутнику и дёрнул его за руку. - Идём! Там всё равно тропа такая, что верхом ненамного быстрее было бы, чем пешком! Шевелись! - и он бросился вверх по тропе, цепляясь за обломки скалы.
   Саймон, сплёвывая кровь, полез за ним.
   Подтянуться, выбрать место, куда поставить ногу, перенести на неё вес тела, найти следующий выступ, за который можно зацепиться... На то, чтобы смотреть в небо, на жуткое заплесневелое светило, не оставалось ни времени, ни сил.
   - Смотри! - поднявшись на очередной уступ, Брадор остановился и указал вперёд и вниз. Саймон, с трудом переводя дыхание, вскарабкался на выступающую над пропастью каменную плиту и глянул туда, куда указывал спутник.
   - Идон всевидящий! Что они творят?!
   Перед ними простирался пустынный пляж, покрытый выброшенным из моря мусором и длинными чёрными "косами" гниющих водорослей. У самой кромки воды что-то невнятно белело, и Саймону даже отсюда почудился исходящий с берега тяжёлый дух гниющей рыбы. А вокруг этой белёсой груды...
   - Не может этого быть... - прошептал Брадор и покачнулся. Он сорвался бы вниз, если бы Саймон не ухватил его за руку и не дёрнул на себя. Убийца отлетел к скальной стене, ударившись о неё плечом, и зашипел от боли, но на посеревшее лицо его вернулась хотя бы часть красок. - Не может быть... - повторил он, глядя на напарника - и сквозь него - расширившимися от ужаса глазами.
   - Что? Чего не может быть? - не понял Саймон. - Погоди... Ты видишь то же, что и я? На пляже лежит какая-то белая бесформенная куча, а вокруг неё сидят эти полоумные в своих клетках на головах?
   - Да... Я вижу, вижу... - забормотал Брадор. Взгляд его становился всё более безумным. - И падёт проклятие на них, на детей их и на детей их детей... И будут прокляты изверги истинные...
   - Да что с тобой! - Саймон встряхнул товарища за плечи, так, что тот ударился затылком о скалу. - Вот, выпей! - он достал из сумки на поясе склянку с успокоительным, протянул Брадору, но, поняв, что тот не способен ни на какие осмысленные действия, сам откупорил пузырёк и силой влил его содержимое в рот Охотника. Тот судорожно глотнул, кашлянул. Взгляд его немного прояснился.
   - Ты слышишь?.. - прошептал он и вдруг, выбросив руку вперёд, схватил Саймона за ворот плаща и притянул к себе. ­- Слышишь звон колокола?.. Нас зовут... Охотники, они... В гробнице испорченного Лорана... Их безымянные могилы заносит ядовитый песок... Лоуренс...
   Саймон медленно оглянулся. Сухой горячий ветер с запахом воска и благовоний швырнул в лицо горсть песчинок. Откуда-то издалека донеслись шёпоты на незнакомом языке. Они приближались, песчаными змейками скользили вокруг головы, ввинчивались через уши в мозг... Звали. Обещали, соблазняли.
   "Тайны... Ты ведь любишь тайны, Охотник?.. И тебе неважно, какова будет цена. Никогда тебе это не было важно, признайся".
   "Смотри... Твой спутник так ослабел, что ты можешь сделать с ним что угодно. Давай, воспользуйся случаем. Выясни всё. Выясни раз и навсегда. Кто он такой? Что он скрывает? Почему он так важен для Лоуренса?"
   "Нет, твой друг не будет жалеть, если с твоим спутником что-то случится. Зато ты принесёшь новую тайну. Твой друг ведь тоже любит секреты. Так же, как и ты?"
   "Давай... Решайся. Они ждут..."
  
   Саймон подхватил Брадора под мышки и оттащил от обрыва. Тот не помогал и не сопротивлялся, только не моргая смотрел вверх глазами, чёрными от затопивших всю радужку зрачков. Голоса выли, стонали, угрожали, проклинали.
   "Брось его! Он - твой враг! Он убийца! Он придёт за тобой! Ты ведь слышишь колокол? Это он..."
   Успокоительного. Двойную дозу.
   "Замолчите".
   Вот так.
   Наконец-то стих обжигающий ветер, умолкло разноголосое бормотание. Саймон с надеждой поднял взгляд к небу... Нет, кошмарное заплесневелое светило всё ещё на своём месте, застыло на полпути между горизонтом и зенитом, разливая в воздухе звон безумия.
   "Ничего. Справимся. Не из таких передряг выбирались".
   Саймон вспомнил Надгробие Исза и зло усмехнулся.
   - Пойдём-ка отсюда, приятель, - сказал он по-прежнему каменно молчащему Брадору и, взвалив того на плечи, начал медленно спускаться по узкой тропе.
  

***

   Уложив Брадора у стены в пещере, Саймон укрыл того обоими одеялами, сходил за поворот тропы за дровами и развёл огонь. Когда он вернулся с охапкой сучьев, Брадор лежал вытянувшись навзничь и сложив руки на животе, будто в гробу. Его сотрясала крупная дрожь, так, что был слышен стук зубов, но лицо выглядело странно спокойным и даже будто бы довольным.
   - Ты как? - осторожно спросил Саймон. Ему совершенно не хотелось снова слушать о песках Лорана и о проклятии, наложенном на чьих-то там детей.
   Брадор скосил на него взгляд.
   - Спасибо, - сказал он слабым, но вполне обычным голосом. - Я очень благодарен, что ты вытащил меня оттуда. Я бы там сдох, это совершенно точно. Даже не ожидал, что меня так припечатает.
   - Сочтёмся, - хмыкнул Саймон. - Например, если когда-то придёшь по мою душу - лучше убей во сне, чтобы я ничего понять не успел. Кстати, а почему ты так не делаешь? Насколько мне известно, со всеми твоими... заказами ты вступал в драки. И пару раз выжил только чудом.
   - Не... пару, - хмыкнул Брадор, непроизвольно коснувшись груди. - Примерно... каждый пятый раз. Смотря с кем приходится иметь дело. Высокопоставленные церковники, которые уже давно принимают Древнюю Кровь... Они не в простых ликантропов обращаются, Саймон... А почему не убиваю во сне - ещё никого не удавалось застать врасплох. Чутьё обостряется, мало ли... Я, может, и рад бы... Хотя, если подумать... Понимаешь, во сне...
   - Ладно, ладно, я понял, - перебил его Саймон, чувствуя, что дыхание Охотника учащается и становится тяжёлым. Не стоит пока волновать человека, который только что едва не сошёл с ума. - Я так и предположил, собственно. А скажи лучше: что это было вообще? Что вытворяют эти психи с клетками на головах? Что за тварь висела на скале? Что за белая масса лежала на берегу? Я могу догадываться, но... Вдруг ты знаешь точнее.
   - Эти психи, - тяжело выговорил Брадор, - вывернули наш мир наизнанку. И я пока даже предположить боюсь, чем это может закончиться.
   - Вывернули наизнанку? - Саймон подбросил в костёр пару сучьев и уселся у стены, скрестив ноги. - А попонятнее можно? Не языком мрачных пророчеств, а языком отчёта о происшествии.
   - Отчёта, говоришь? - Брадор невесело хмыкнул. - Ну, слушай. Та белая масса на берегу - это тело Кос. Рейд в Рыбацкую деревню состоялся два года назад. Кос тогда уже была мертва. И ты прекрасно понимаешь, что её труп никак не мог сохраниться до сих пор. Его бы расклевали птицы, растащили всякие крабы, или кто ещё там жрёт падаль на берегу... И вот, когда я увидел тело Кос, я будто бы оказался в своём кошмаре. Примерно таком, какие бывают после трансфузий. А когда я понял, что ты видишь то же самое... Я чуть не помер со страху.
   - Почему? - удивился Саймон.
   - Ну как же... Ты слышал поговорку Расхитителей Гробниц? "Кошмар у каждого свой". Было у нас такое правило во время экспедиций в лабиринты: если кто-то видит что-то странное, страшное или опасное, немедленно вслух сообщает об этом остальным. И если они видят то же самое, значит, опасность реальна. А если не видят - значит, у этого человека просто галлюцинации, и надо дать ему лекарство.
   - А, понял, - сообразил Саймон. - Ты увидел то, что не может быть реальностью, а потом оказалось, что я тоже это вижу. Как будто я попал в твой кошмар!
   - Примерно так. А кошмар - именно мой, потому что ты в Рыбацкой деревне не был, - Брадор с трудом приподнялся и сел, оглянувшись на Саймона. - Для тебя кошмаром стал Лоран - я знаю, что ты там едва не погиб, и на твоих глазах погибла большая часть твоей группы. А потом я и сам оказался в Лоране... В твоём кошмаре.
   - Это надо понимать так, что Миколаш и его последователи научились материализовать кошмары? - прищурился Саймон.
   - Или не материализовать, а просто открывать доступ из мира яви в мир снов. Или открывать кошмарам путь в реальный мир. Не знаю, как это правильно сформулировать. Но меня в любом случае это очень сильно пугает.
   - Понимаю... - медленно проговорил Саймон. - Если собрать все грехи Охотников и всю кровь на их руках... И создать реальность, в которой им... Нам! Придётся вечно расплачиваться за содеянное...
   - Вижу, и тебя проняло, - вздохнул Брадор. - В общем, надо возвращаться и доложить Лоуренсу и Виллему. Викарий, думаю, не станет вмешиваться - мир снов не по его части. А вот Виллем может хотя бы попытаться что-то сделать с этими безумцами.
   - Вряд ли он может что-то сделать, - сказал Саймон. - Если я правильно понял, что за существо висело там на скале - Миколаш связался с такими силами, доступа к которым у мастера Виллема нет. Так что остаётся только надеяться на то, что Бюргенверт достигнет своих целей раньше, чем школа Менсиса, ну а мы...
   - А мы не умрём ещё раньше, - тихо закончил за него Брадор.
  

***

   "Не стоит тревожить мёртвые тела", - говорит Мария.
   Саймон рывком садится в кровати. Сердце колотится в горле. Нежный и строгий голос слышен так чётко и близко, будто его обладательница склонилась к самому уху спящего. На руке тает ощущение прикосновения ледяных пальцев.
   "Какой я, однако, впечатлительный. Уже пять дней прошло..."
   Саймон, нащупав на столе пузырёк с успокоительным, отхлёбывает и, поймав за хвост ускользающую сонливость, снова вытягивается на жёстком матраце.
   Усталость - лучшее снотворное. Надо наконец-то отдохнуть. Пора уже прийти в норму, давно пора... Пора приступать к работе. Никто за Саймона её не сделает...
   "О, я-то знаю, как сладостно манят тайны..."
   "Нет, нет! Не нужны мне твои тайны! Я только..."
   "Теперь только честная смерть принесет тебе исцеление..."
   Щелчок трансформируемого оружия.
   - Оставь меня!
   Саймон, тяжело дыша, стоит посреди комнаты, озираясь по сторонам.
   В комнате, естественно, никого.
   "...Освободит тебя от твоего неимоверного любопытства".
  
   Со дня возвращения от Рыбацкой деревни Саймон ни разу не смог выспаться по-человечески. Конечно, кошмары не были для него чем-то непривычным, но одно дело, когда тебе снится страшный или тяжёлый сон, ты просыпаешься - пусть даже и с криком! - тяжело дыша, озираешься по сторонам и, убедившись, что ты у себя дома, в своей постели, а рядом нет никаких чудовищ, встаёшь, чтобы выпить глоток воды и проветрить комнату, и снова укладываешься спать. И кошмар может вернуться, а может и отступить. В любом случае граница между явью и сном вполне осязаема.
   А вот это всё... Саймон уже не раз, проснувшись с колотящимся сердцем и испариной на лбу, вставал с кровати, подходил к окну, чтобы впустить в спальню свежего воздуха - и, распахнув створку рамы, отшатывался в ужасе, когда ему в лицо ударял зловонный горячий ветер Лорана или тянулась многопалая когтистая лапа, покрытая редкой шерстью.
   Проснуться!
   ...А как понять, что ты на самом деле проснулся? Ущипнуть себя? Не сработает, подсознание легко убедит себя, что ты чувствуешь боль, даже если ты ущипнёшь себя во сне. Сосредоточиться на каких-то мелких деталях обстановки? Зажечь свечу, достать с полки книгу и прочитать вслух пару строк... А кто поручится, что Саймон за столько лет не заучил эти строки наизусть и не декламирует их сейчас на память?
   Проснуться в сон, из сна проснуться в новый сон. Оглядываться, тяжело дыша, и мучительно выискивать в окружающей, знакомой до последней царапины на стенах обстановке - за что зацепиться, чем укорениться в реальности?
   Ничего. Даже успокоительное, которое Саймон пил по ночам, уже не заботясь о соблюдении рекомендованной суточной дозы, наутро оказывалось нетронутым...
   "Проклятущий Миколаш... Заразил меня своими кошмарами... Или это не Миколаш, а этот подозрительный убийца? Что он там говорил о проклятии, которое падёт на чьих-то детей? Что он натворил? И почему этот кошмар - его кошмар! - привязался ко мне?"
   "... И как он там? Надо бы разузнать. Уж если меня так потрепало... Каково тогда ему самому?"
   Последняя мысль изрядно удивляла Саймона. Конечно, после совместной попойки и последовавшего за ней приключения мнение церковного наблюдателя о церковном убийце несколько изменилось в лучшую сторону. Но это всё же не означало, что Брадор вошёл в число тех, чья судьба могла бы хоть сколько-то волновать Саймона. Пока таких людей набиралось от силы пять-шесть, да и то, кроме Лоуренса и Людвига, остальные были просто старыми знакомыми, и их внезапное исчезновение из жизни Саймона внесло бы в неё некий дисбаланс. А тут...
   Даже барахтаясь в собственных многослойных кошмарах, отчаянно карабкаясь на поверхность, к свету, к яви - и постоянно теряя направление, Саймон нередко ловил себя на мысли, что хотел бы узнать, каково приходится сейчас Брадору. Он подозревал, что уж точно ничем не лучше, и в этих мыслях не было ни капли ожидаемого злорадства. Наоборот, то, что церковный убийца не только каким-то образом смог увидеть и разделить кошмар Саймона, но и сам наблюдатель Церкви смог проникнуть в хранилище мрачных тайн Брадора, странным образом сблизило их. Так объединяет недавних противников наличие общего, более сильного врага. Или же просто помогает осознать, что на самом деле они никогда и не были противниками?
   Коротая бессонные ночные часы, Саймон много размышлял о Брадоре и о своей неприязни к нему. Об истинном её источнике. В конце концов, все они - Охотники, что бюргенвертские, что церковные, - отнюдь не безгрешны, и уж точно Саймон, при его-то работе, не имел никакого права...
   И однажды темнота вокруг церковного наблюдателя словно бы вспыхнула фиолетовыми искрами и отвратительно зазвенела нарастающим безумием. Так вот оно что...
   "Карта. Что так положи, что переверни - изображение одно. Одна фигура - не король, нет... Валет, конечно же. Слуга. Вот только чей?.."
   "Но одинаковы ли изображения? Нет, и теперь я вижу... Ты - это я, но лучше. Я - это ты, но слабее... Карта с ошибкой, карта с искажением. Ты - с мечом, я - со склянкой яда. Мы оба убийцы, это верно. Но ты..."
   Саймон сел на постели и вцепился себе в волосы. Так вот в чём дело! Как же противно оказалось увидеть и признать истину!
   Когда-то он возненавидел Брадора за то, что тот был слишком похож на него самого. Но при этом был лучше.
   Недаром Лоуренс считал своими друзьями обоих. Явно ведь - они и с его точки зрения похожи...
   А когда Брадор был далеко - Саймон, как он думал, заменил его рядом с Лоуренсом. Но как же тяжело оказалось теперь понять глубинную суть этой замены!
   Они занимались одним и тем же - находили людей, обратившихся в чудовищ, и убивали, чтобы не позволить им убить кого-то ещё. Но Брадор выходил против бывшего соратника с оружием и вступал в честную схватку, давая противнику шанс отстоять свою жизнь. И не раз бывал на шаг от смерти, и не раз ещё будет. А Саймон... Его оружием были другие. Отряды зачистки, врачи лечебницы-лаборатории.
   А ещё ведь был и приют Хора. О котором Саймон даже вспоминать не хотел.
   Никогда, наверняка ни разу в жизни Брадору не приходилось причинять вред ребёнку...
   Зажав рот рукой, чтобы не напугать соседей рвущимся из горла хриплым воем, Саймон слетел с кровати и бросился к столу. Трясущимися руками нащупал свечу, зажёг и схватил с полки осколок зеркала. Вгляделся в своё отражение в дёргающемся свете крошечного огонька. Глаза красные, зрачки расширены - радужки почти не видно. Лицо осунулось, заросло щетиной...
   Заросло?..
   Саймон остервенело скоблил щёки и подбородок бритвой, тяжело дыша и шипя сквозь зубы, когда направляемое трясущимися руками лезвие рассекало кожу. В воздухе запахло кровью...
   "Да это же просто щетина! Это просто..."
   "Успокоительное! Где моё успокоительное?"
   Саймон расшвырял пустые флакончики, рухнул на табурет у стола и схватился за голову.
   "Отпусти-и-и..."
   Колыбельная. Плач младенца. Плеск волн. Шорох прибоя.
   "Это не мой кошмар!"
   "Ну, если ты так хочешь..."
   Шорох прибоя превращается в заунывное пение ветра в бесконечных коридорах. Песок шуршит под ногами, скрипит на зубах, забивается под одежду. Песок Лорана...
   "Выпить! Мне нужно выпить!.."
   "А где в такое время взять выпивку... Стоп!"
   Саймон вскочил на ноги и бросился к двери. Спохватившись, рванулся назад, схватил со скамьи у кровати лук.
   "Каморка Брадора... Там оставались бутылки..."
   Рисунок извилистых улочек бедных кварталов Ярнама держится в памяти крепче, чем линии на собственной ладони. Рассудок сдался и вышел из игры - а ноги сами делают своё дело: несут задыхающегося от ужаса и быстрого бега Охотника в нужном направлении. Ещё поворот, ещё подворотня... Вот и знакомая дверь. Саймон останавливается в паре шагов, сгибается, упираясь руками в колени, пытаясь восстановить дыхание. Делает шаг ближе. Поднимает руку, чтобы взяться за позеленевшую медную ручку...
   Дверь внезапно распахивается, и Саймон непроизвольно отпрыгивает назад, хватаясь за лук, висящий на поясе в форме меча.
   - О, сам пришёл, - хозяин квартирки широко улыбается, но улыбка больше похожа на гримасу боли. - А я думал - придётся к тебе тащиться ночью... через весь проклятущий Ярнам. З-заходи. Тут ещё осталось, - и он протягивает Саймону бутылку, которую держит крепко и старательно, как это делают мертвецки пьяные люди, пытающиеся делать вид, что они в полном порядке.
  

***

   - Я застрял в твоём кошмаре, - невнятно пробормотал Брадор, уткнувшись в стакан. - Н-ну и мерзость... - Он икнул. - Мне и своего, знаешь ли...
   - А я твой видел, - тихо отозвался Саймон, в очередной раз наливая вина из уже наполовину пустой бутылки. - Мало что понял, но... - и он залпом выпил.
   - Вот и радуйся, что мало что понял... - церковный убийца потянулся за вином, но качнулся, взмахнул рукой и смёл бутылку со стола. - А-а, плевать, там мало оставалось... Если бы понял... Если бы... Ты же врач, Саймон... Ты бы... Тебе доводилось хоть раз... роды принимать?
   - Д-да, - от неожиданности Саймон поперхнулся вином и закашлялся.
   - А детей лечить?
   - Не часто, но да, - Саймон непонимающе уставился на собеседника. Долгожданный туман в голове, сгустившийся после третьего выпитого на пустой желудок стакана, начал стремительно рассеиваться.
   "Почему он спрашивает о детях?"
   "Что он увидел в моём кошмаре?"
   Хор. Приют для маленьких ярнамитов, осиротевших после того, как их родители обратились в чудовищ и были убиты Охотниками. Или же для тех, кого родители приводили сами, умоляя добрых служителей милосердной Церкви защитить их детей от ужасов Чумы и Охоты... Или же...
   Или же - для завершения эксперимента просто требовался новый, свежий и чистый образец.
   Хруст. Горячо. Рука горит...
   - Эй, шпи... наблюдатель!.. Ты чего?! Эй!
   - Д-дерьмовые у тебя стаканы... - пробормотал Саймон, разжимая стиснутую руку. На грязный пол посыпались крупные осколки стекла и тяжело зашлепали капли крови.
   - Псих, - Брадор скорбно и пьяно качнул головой и попытался подняться из-за стола. - Сейчас дам шприц...
   - Не надо, - Саймон тряхнул изрезанной кистью. Кровь брызнула в разные стороны. Брадор поморщился, но промолчал. - Так заживёт. Я же врач, я умею... - он, неуклюже извернувшись, залез левой рукой в сумку на поясе и достал клочок чистой ткани и баночку с заживляющей мазью.
   - Давай помогу, - убийца отобрал у наблюдателя лоскут и удивительно ловко для сильно нетрезвого человека наложил на изрезанную кисть плотную повязку. - Ну и псих ты, как я погляжу. На всю голову ушибленный.
   - Сам-то не лучше, - хмыкнул Саймон. - Спасибо.
   - Вот, теперь порядок. А осколки утром уберём... Уберёшь, - Брадор достал с полки ещё один стакан, подозрительно заглянул в него и, удовлетворённо кивнув, поставил на стол перед гостем. - И вообще ты мне теперь денег должен. Завалился среди ночи... выпил всё вино... И ещё и стакан разбил!
   - Ещё не всё выпил, - заметил Саймон. - Наливай.
   - Только стаканы больше не бей, - буркнул Брадор и налил.
   - А почему ты спросил про детей? - туман никак не желал возвращаться в голову - его не впускал этот вопрос, заслонивший от Саймона всю реальность.
   - Неважно, - убийца коротко вздохнул. - Уже неважно. Забудь. Если ты ничего такого не видел... То и слава Идону. Хотя... Лучше уж в этом контексте Идона не поминать. - Он поёжился и наклонился за следующей бутылкой.
   - Секреты, секреты, - пробормотал Саймон. - Секреты - моя работа...
   - Лучше не лезь, мой тебе совет, - Брадор грохнул стаканом о столешницу. - Тайны неспроста являются тайнами. И некоторые из них не желают быть раскрытыми.
   - Особенно когда они весьма неблаговидны... - прошептал Саймон, закрывая глаза. В уши ввинтился тоненький писк, оборвавшийся на отвратительно резкой ноте. Туман в голове сгустился до полной темноты.
  
   Проснувшись, Саймон некоторое время не мог сообразить, где находится - и что с ним вообще такое приключилось. Болела голова, болела правая рука (кисть оказалась обмотана тряпкой). Было холодно и хотелось пить.
   Приподнявшись на локтях, он огляделся, щурясь от бьющих сквозь ветхие занавески солнечных лучей. Поморгал. Беззвучно хмыкнул. Вспомнил.
   Пересчитал валяющиеся под столом пустые бутылки, поморщился, но снова хмыкнул. С сочувствием глянул на хозяина квартирки, который благородно уступил гостю собственную постель (судя по тому, что помнил Саймон, Брадор просто перетащил его на себе, как труп, с табурета на кровать), а сам улёгся на пол, завернувшись в те самые одеяла, в которых они ночевали по пути в Рыбацкую деревню. Саймон поёжился. Уж если он так замёрз на кровати, каково же Брадору на полу?
   - Эй, - осторожно позвал наблюдатель, не вставая с кровати. Он знал, как опасно внезапно будить Охотника, который, вполне возможно, не помнит событий вчерашнего вечера и того факта, что сам впустил в свой дом гостя.
   Куча серого тряпья у стены зашевелилась.
   - Не злоупотребляй этим способом, мой тебе совет, - неожиданно ясным, хотя и слабым голосом произнёс Брадор. - Забыть-то он помогает. Но вот вспомнить потом бывает сложновато...
   - Понимаю, - сказал Саймон, спуская ноги с кровати. - Спасибо тебе... за всё. Слушай... А кофе есть?
   - Вот, кстати, да, - Брадор поднялся с пола и энергично замахал руками, разминая затёкшие мышцы. - Никогда не похмеляйся ничем, кроме кофе. Тогда ты будто бы и не пьяница вовсе.
   - А я и так не пьяница! - возмутился Саймон.
   - Я тоже когда-то не был, - Брадор уколол его взглядом.
   - Ох, ну да... Прости. Но кофе выпить точно просто позарез необходимо.
   - Это сделаем, - Брадор разжёг огонь в маленькой жаровне и поставил на неё помятый и закопчённый кофейник. - А ты на будущее имей в виду, что теперь я в этой квартире долго не появлюсь. То есть, если нужно будет укрытие - пользуйся. Но найти тут меня не рассчитывай.
   - Понял... Да зачем мне вообще тебя искать? - запоздало возмутился Саймон.
   - Вот уж не знаю, - Брадор усмехнулся. - Надеюсь, что незачем. Так же, как и мне тебя, - он исподлобья глянул на гостя и, отвернувшись, завозился с кофейником.
  

***

   - Так, значит, я могу взять любое оружие, какое захочу? - Рита с горящими глазами уже минут пять стояла возле стойки с оружием в мастерской и нерешительно трогала рукояти то саифа, то массивной секиры, то похожего на странный тяжёлый меч клевца.
   - Ты выберешь оружие, которое выберет тебя, - отозвался Брадор, проверяя заточку собственного саифа. - Попробуешь все, и то, которое отзовётся понятнее всего - и будет твоим.
   - Отзовётся?.. - Рита обернулась, непонимающе нахмурилась, но тут же просияла, уловив мысль. - Это просто такое поэтическое определение для того, какое оружие придётся мне по руке, верно?
   - Верно, - Брадор усмехнулся и поднялся из-за оружейного стола. - А пока бери первое, какое приглянулось, и пойдём во двор. Пока туда не набежала вся эта толпа.
   Рита снова повернулась к стойке и заколебалась на мгновение, а потом решительно протянула руку к Убийце чудовищ. По-мужски широкая ладонь плотно обхватила обмотанную полосками кожи рукоять жуткого оружия. Брадор коротко вздохнул.
   - Уверена?
   - Да. Он давно мне нравится. Хочу попробовать, - Рита упрямо вздёрнула подбородок, уловив нотку сомнения в голосе наставника.
   - Пробуй, кто ж тебе запрещает, - усмехнулся Брадор. - Но учти - это оружие накладывает на Охотника дополнительную ответственность. Его атаки имеют такой широкий радиус, что в бою ты можешь зацепить союзника.
   - Знаю. Видела, - коротко ответила девушка и решительно сняла тяжёлый топор-тесак с крюков.
   - И где ты это видела, интересно? - удивился Брадор. - У нас им никто не пользуется.
   - А вы сами? - удивилась Рита. - Я видела, как вы с ним тренировались... Несколько дней назад.
   - Та-ак... - Охотник прищурился. - Ты вообще домой когда-нибудь ходишь? Насколько я помню, за Убийцу чудовищ я взялся уже ближе к полуночи, и тебя тут в это время не должно было быть...
   - Я... Мне надо было заточить меч, - пробормотала Рита, отворачиваясь. - Задержалась...
   - А что, наутро это никак нельзя было сделать?
   - Ну... Я хотела, чтобы утром он уже был в полном порядке, - прошептала девушка. - Перед экзаменом...
   - Перед каким ещё... А! - Брадор не знал, смеяться ему или ругаться. После того разговора с Людвигом он сразу же отправился в Бюргенверт, потом в Рыбацкую деревню, ну а потом... В запой. И о Рите, которая так и не получила объяснений, почему и за какие заслуги её внезапно перевели из учеников в полноценные Охотники, да ещё и в напарники к "этому ненормальному Брадору", он попросту забыл. А, выбравшись их хмельного тумана и вспомнив о делах, первым делом нашёл её и предупредил, чтобы готовилась на следующее утро к совместной с ним вылазке. На то, чтобы что-то внятно пояснить девушке, сил и ясности в голове в тот день ещё не хватило.
   Вылазка планировалась чисто тренировочной: он хотел понаблюдать за Мэйз в "полевых условиях" - как она умеет скрытно передвигаться, насколько острым слухом обладает и так далее. А она, оказывается, решила, что это будет какое-то испытание, проверка на пригодность... Вот и тренировалась допоздна, и приводила в порядок оружие и снаряжение, чтобы произвести на учителя самое лучшее впечатление. Молодая ещё, глупая...
   - Такая забота об оружии, конечно, похвальна, - строго сказал Брадор. - Но всё-таки состояние самого Охотника важнее. Силы, скорость реакции, внимательность... Недосып в нашем случае - убийца не мене эффективный, чем яд на лезвиях ножей.
   - Поняла. Больше не повторится, - быстро проговорила Рита, смело глянув наставнику в глаза.
   - Надеюсь, - и наставник кивком указал на дверь. - А теперь идём во двор. У нас чуть больше часа.
  
   Вернувшись после пяти хмельных дней в мастерскую, Брадор первым делом привёл в порядок имеющийся в мастерской единственный экземпляр Убийцы чудовищ: заточил лезвия, проверил и смазал механизм трансформации. И потом, поздним вечером, когда все разошлись (как он думал) по домам, принялся заново осваивать это оружие, которым раньше самонадеянно пренебрегал, полагая, что уже не осталось Охотников, пользующихся им в бою. Но ветвистый шрам на груди красноречиво свидетельствовал о том, что самоуверенность - не менее опасная штука, чем недосып... Гораздо более опасная, если задуматься. И вот теперь он приступал к обучению новой напарницы владению оружием, которым сам владел, мягко говоря, не идеально.
   И пути назад теперь нет. Рита Мэйз стала напарницей Брадора и будет выходить с ним на задания. И, если она не справится со своим оружием и погибнет, виноват в этом будет - кто?..
   "И почему она не выбрала что-то попроще?.."
   Ну что ж, теперь у Брадора появилась дополнительная причина задерживаться вечерами в мастерской...
  

***

   Подойдя к кабинету Первого Викария, Брадор уже взялся было за дверную ручку, но замер, прислушиваясь. За дверью разговаривали двое. Голоса звучали приглушённо, и только обострённый слух Охотника позволял разобрать слова.
   - Нет! Сколько раз я должен повторять? Мастер Логариус, выбросьте из головы эту глупую идею!
   - Почему вы называете глупым желание свершить возмездие? Они... Они украли у вас результаты ваших исследований, ваше святейшество! За эту реликвию уплачено кровью ваших лучших людей! А вы защищаете этих тварей!..
   - Да кто же вам сказал, что я их защищаю... - Лоуренс вздохнул. - Я просто не вижу смысла в операции, которую вы предлагаете. Что толку с того, что мы вломимся в Кейнхёрст? Аннализа уже давно приняла Запретную кровь. Отобрать образец мы не сможем. Да даже если бы и не приняла... Вы представляете, что это такое - замок Кейнхёрст? Его подземные этажи ничуть не менее запутанны и глубоки, чем птумерианские катакомбы! Мы никогда в жизни не найдём артефакт, если они спрячут его там.
   - Они - мерзкие, отвратительные воры! - вскричал Логариус, но тут же снова понизил голос. - Мастер Лоуренс, как вы можете вообще допускать существование на свете таких грязных, порочных созданий?! Они ловят беззащитных ярнамитов, выцеживают из их жил кровь до последней капли, а потом купаются в ней, устраивая нечестивые ритуалы и омерзительные оргии! Они недостойны жить...
   - А вот это не вам решать. - В усталом голосе Викария неожиданно звякнул металл. - Они - живые существа, наделённые разумом. Таков их способ существования... И выживания. Положа руку на сердце, Логариус... Если бы ради того, чтобы не умереть и не страдать от мучительных болезней, вам потребовалось бы отнять чью-то жизнь - вы не сделали бы этого? Уверены?
   - Конечно, уверен! - шёпотом вскричал Логариус и, судя по звукам, заметался по кабинету Первого Викария. - Как вы... Как вы могли предположить... Как вы можете обо мне...
   - Прошу прощения, мастер, - примирительно сказал Лоуренс. - Я не хотел равнять вас с ними. Я всего лишь хотел показать, что не все поступки удаётся судить одной и той же мерой. Да, я не желаю, чтобы Нечистокровные покушались на жизнь и покой ярнамитов. Именно поэтому между Кейнхёрстом и Хемвиком дежурит круглосуточный пост. Мы пропускаем кейнхёрстцев только в сопровождении кого-то из наших Охотников.
   - Разве вы не понимаете, насколько они коварны?.. - вполголоса взвыл Логариус. - Мастер Лоуренс... Как, как мне образумить вас?!
   - Хватит! Чего вы хотите от меня, Логариус? - голос Викария снова затвердел оружейной сталью. - Чтобы я отдал Охотникам приказ напасть на Кейнхёрст - зачем?..
   - Чтобы истребить их всех! Чтобы стереть с лица земли саму память об отродьях нечистой королевы! - если в голосе Викария звенела сталь охотничьих клинков, то в голосе Логариуса сейчас слышалось шипение ядовитой кислоты, разъедающей эту сталь. - Убить всех, лишить королеву её гнусных слуг, чтобы она иссохла на своём троне, в своём мёртвом замке, чтобы не получила больше ни капли человеческой крови!..
   - Убить... - судя по голосу, Лоуренс печально улыбнулся. - Всех. Логариус, Логариус... Вы хоть представляете, какие последствия будет иметь такая кампания? Невозможно вломиться в замок и перебить всех Нечистокровных - часть из них непременно окажется за пределами Кейнхёрста. И когда они узнают... У влиятельных кейнхёрстских семей полно не менее влиятельных друзей и в нашей стране, и за границей. Вы понимаете, что произойдёт потом? Они же камня на камне от Ярнама не оставят. К тому же - и вам, как командиру отряда Охотников, это известно не хуже, чем мне, - от руки Нечистокровных погибает в десятки раз меньше ярнамитов, чем от когтей и клыков чудовищ, порождённых Чумой Зверя. Я не собираюсь отправлять Охотников в Кейнхёрст - они нужны мне здесь. Живыми и здоровыми. Так вам понятно?
   - Значит, вы боитесь... - прошипел Логариус. Брадор усмехнулся: Лоуренс уж точно был не из тех, кого можно поймать на такую примитивную мальчишескую уловку.
   - Да, боюсь, - спокойно ответил Викарий. - Я не поставлю под угрозу нашу миссию и благополучие Ярнама. Я не дам вам отряд Охотников. Я не дам вам ни крови, ни оружия, ни денег на реализацию вашего плана. А теперь... - Ножки кресла шаркнули по половицам. - Прошу не задерживать, у меня ещё много дел.
   - Ваше... Святейшество, - просипел Логариус, и Брадор испугался, что того вот-вот хватит удар. - Да пребудет с вами благословение Доброй Крови!
   Охотник едва успел отскочить от двери и спрятаться в нише за статуей. Логариус вылетел из кабинета, будто за ним гнались все чудовища катакомб, и удалился быстрым шагом, что-то злобно бормоча.
   Брадор задумчиво посмотрел ему вслед. "Я не хотел равнять вас с ними". Какое искреннее возмущение! "А мы-то сами чем лучше, мастер Логариус? Все мы ­- и церковники, и Охотники, и простые ярнамиты, приходящие на кровослужения? Неужели вы не знаете, откуда берётся вся та кровь, которой вы лечитесь?"
  
   - А почему ты даже крови отказался ему выделить? - вместо приветствия поинтересовался Брадор, входя в кабинет и плотно закрывая за собой дверь. - Церковь ведь никому не отказывает в исцелении... Даже преступникам, если они не приговорены к смерти и при этом тяжело ранены или смертельно больны.
   - Я ничего ему не дам, - ровным голосом произнёс Лоуренс, усаживаясь в кресло и глядя куда-то поверх плеча Брадора. - Я не хочу, чтобы то, что он задумал сотворить, можно было хоть как-то связать с Церковью Исцеления.
   - То есть... - Брадор слегка опешил, но тут же понимающе прищурился. - Ты понимаешь, что он не послушает тебя и атакует Кейнхёрст со своим отрядом? Просто не хочешь быть в этом замешанным.
   - Именно так. - Лоуренс коротко глянул на старого друга и снова уставился куда-то в пространство. - Я... Не меньше него ненавижу Нечистокровных. Но я не могу поставить под угрозу дело Церкви. Он хотел, чтобы я дал ему вооружённый отряд под предводительством Людвига. И как после этой бойни простой народ будет доверять лидеру наших Охотников? Не одними же рыцарями населён Кейнхёрст. А Логариус жаждет истребить всех Нечистокровных. Пустить под нож всех... детей, женщин. А ведь они не будут безропотно ждать, пока их перережут опьянённые кровью бандиты. Они будут защищаться - и дорого продадут свои жизни, я уверен. Вспомни леди Марию - она выросла там. Репутация Людвига явно будет запятнана, даже если бы мы постарались объяснить людям, что действуем в их интересах. Но в это не так-то просто поверить, глядя на детские трупы, согласен?.. А Логариус... Он - фанатик. Таким общество многое спускает с рук. Фанатизм заразен. Толпа поверит в его благие намерения. Возможно, осудит, но... Это просто одержимый идеей одиночка, и кто-то, возможно, даже провозгласит его святым блаженным. Мучеником. Особенно если он там героически погибнет, м-да... А я просто... - он замолчал и едва заметно поморщился.
   - А ты просто хочешь выполнить неприятную работу чужими руками, - усмехнулся Брадор. - Вот почему я всегда старался держаться как можно дальше от политики. От неё тут... воняет.
   - Воняет, да, - рассеянно кивнул Первый Викарий. - Кровью, звериной шерстью и гарью. И ещё не так завоняет, попомни мои слова... Скоро, уже совсем скоро... - и он замолчал окончательно, словно уйдя в себя.
   Брадор попытался перехватить взгляд Лоуренса. Бесполезно... Политик смотрит прямо в глаза собеседнику только тогда, когда ему нужно произвести впечатление особой честности и искренности...
   - Да, так ты зачем пришёл? - Викарий будто бы очнулся. - Прости, я задумался. Ты что-то говорил?
   - Нет ещё, - Брадор уселся в кресло для посетителей. - Я хотел обсудить кое-что - но у меня всё вылетело из головы, когда я услышал, о чём вы говорите с Логариусом. Теперь меня это в большей степени касается, чем хотелось бы.
   - В каком смысле? - Лоуренс нахмурился.
   - В таком, что моя новая напарница - кейнхёрстской крови. И если Логариус узнает...
   - И где ты её откопал? - удивился Викарий.
   - А что тут такого странного? В городе достаточно много носителей крови Кейнхёрста, пусть и сильно разбавленной. Просто они хорошо прячутся, и правильно делают, как видишь. Но мало у кого сохранились те особые свойства их крови, которые так интересуют меня... И так раздражают Логариуса.
   - Ты имеешь в виду способность усиливать оружие собственной кровью?
   - Нет, такого мне и даром не надо, - Брадор откинулся на кресле и скрестил руки на груди. - Это опасно и... Некрасиво. Я имею в виду их нечеловеческую быстроту и способность перемещаться незамеченными.
   - Без специальных приспособлений, да... Очень полезное умение. Так где ты нашёл это уникальное создание?
   - Там же, где обычно и обитают такие потерянные дети. В паре улиц от "весёлого квартала".
   - Так она...
   - Нет, она там не работала, - перебил друга Брадор, сам удивившись тому, как его разозлила сама мысль о чём-то подобном. - Она всего-навсего там родилась. А потом старалась выбраться как можно дальше. Устроилась на работу на фабрику, снимала жильё отдельно от матери. С детства её тянуло к оружию, училась у кого могла и с чем могла. Пыталась поступить в городскую стражу - но туда женщин не берут. И, когда Людвиг объявил мобилизацию - она пришла в мастерскую, как только достигла нужного возраста.
   - Так она, выходит, совсем молоденькая? Сколько ей сейчас?
   - Двадцать. А чему ты так удивляешься? Сколько было Марии, когда Герман взял её в ученики?
   - Понятия не имею. Знаю, что в университет она поступила, будучи уже опытной Охотницей.
   - Вот-вот. Двадцать - это не рано для начала обучения. Это, сказал бы я, возможно, уже даже поздно... Но, к счастью, не в её случае.
   - Ну, тебе виднее. Так ты о ней хотел поговорить?
   - Отчасти да. Я хочу свозить её в Бюргенверт.
   - Зачем?
   - Нужно сделать ей инъекцию препарата, полученного в ходе изучения того самого артефакта, - Брадор многозначительно глянул на Лоуренса.
   - Того самого препарата? Так, получается, Виллем всё-таки смог его доработать?
   Брадор на мгновение прикрыл глаза - воспоминание о том случае всё еще стреляло острой болью куда-то за рёбра, как потревоженный незаживший перелом. Найденный в одной из самых глубоких областей птумерианского города-лабиринта уникальный образец крови, принадлежавшей, как предполагалось, самой королеве Ярнам, похитил один из учёных, оказавшийся предателем - агентом Кейнхёрста в стенах Бюргенверта. Выкрав образец из хранилища, он дождался прибытия отряда рыцарей на лошадях, которые должны были доставить артефакт в Кейнхёрст. Тогда погибло много Охотников... И всё оказалось напрасно. Аннализа получила кровь своей прародительницы, приняла её, а потом поделилась своей заражённой кровью с подданными. И вот тогда кейнхёрстская кровь и в самом деле стала нечистой. Если раньше знать Ледяного замка просто отличалась высокомерием, презрением к простолюдинам и хладнокровной жестокостью при расправах что с монстрами, что со врагами, принадлежащими к человеческому роду, то после принятия испорченной крови королевы птумеру они превратились в истинных чудовищ. Те отвратительные ритуалы и оргии, о которых говорил Логариус, возможно, и раньше проводились в замке, но, по крайней мере, в городе об этом не знали. А со времени кражи артефакта из Бюргенверта от стен Ледяного замка во все стороны начала неудержимо растекаться зловонная волна ужаса и отвращения. Бесследно пропадали люди; случайные уцелевшие свидетели утверждали, что тех прямо среди бела дня хватали и бросали в закрытые экипажи фигуры в странных одеждах и с закрытыми лицами. Экипажи уезжали в сторону Хемвика, где, как известно, начиналась дорога к замку Кейнхёрст...
   Никто не знал, что творилось потом с похищенными. Во всяком случае, никто из них не вернулся, чтобы рассказать об этом. Ходили только самые омерзительные и жуткие слухи. Но у Бюргенверта везде имелись свои источники... Поэтому кто-то мог верить или не верить слухам, а Брадор, Лоуренс и остальные - просто знали. Знали и проклинали тот день, когда доверили работу с артефактом тому предателю. Но ничего уже нельзя было поделать. Оставалось только искать способы защиты от ненасытных кровопийц из проклятого Ледяного замка.
   - Потом, когда ты уже ушёл, Виллем распорядился доработать препарат, - тихо сказал Брадор. - У него, оказывается, остались образцы... Хитрый ректор не мог позволить себе хранить такую ценность, совсем никак не подстраховавшись. Похоже, он и Герману не доверял. Старый замшелый пень...
   - Так что с препаратом? - Лоуренс нетерпеливо подался вперёд.
   - Иммунитет к Нечистоте, - медленно произнёс Брадор и поднял взгляд на Первого Викария. - Средство, не позволяющее принять Нечистую кровь Аннализы. Переливание крови королевы Кейнхёрста мгновенно убьёт того, кому поставлена прививка этим препаратом.
   - И что... Это эффективно? Вы подтвердили экспериментально?.. - выдохнул Лоуренс, снова откидываясь на спинку кресла.
   - Не "мы", - уточнил Брадор. - Я не учёный. Я только... - он замолчал.
   - Кажется, я понял тебя. И... теперь понимаю, почему я предполагал, что ни одного живого носителя крови Кейнхёрста в Ярнаме не осталось.
   Брадор молча кивнул, от души надеясь, что Лоуренс не начнёт задавать новых вопросов. Он знал, что не встретит осуждения, знал, что здесь его поймут, его действия признают обоснованными... Но он не хотел понимания, не хотел прощения за то, что ему пришлось делать.
   Охотники изловили одного из рыцарей Аннализы. Это было нелегко и обошлось мастерской Бюргенверта очень дорого. Один Нечистокровный, сражаясь против десятка Охотников, едва не вырвался, убив восьмерых и тяжело ранив девятого. После этого Виллем распорядился полностью прекратить экспедиции в подземелья - Охотников осталось слишком мало, нужно было сначала набрать и обучить новых...
   Итак, взяв кровь у кейнхёрстского рыцаря, учёные получили один из компонентов для испытаний препарата. Теперь им требовались подопытные. Много подопытных.
   ...А их в Ярнаме и вправду оказалось немало. Они тщательно скрывали бледную кожу и светлые, почти белые волосы, старались слиться с общим фоном обитателей ярнамских трущоб. А заметив опасность, бросались бежать, зачастую двигаясь с нечеловеческими скоростью и ловкостью. Но Брадор был убийцей Церкви, натренированным, чтобы сражаться и с ужасными чудовищами, и с обезумевшими товарищами... и простые горожане и горожанки не имели никаких шансов спастись, если однажды ночью в безлюдном переулке или даже в их собственном доме будто бы прямо из стены выступал тёмный силуэт.
   А потом - короткая борьба, заканчивающаяся обездвиживанием жертвы.
   А потом - один укол... И ещё один.
   И следом приходила чудовищная боль, выкручивающая суставы, рвущая жилы и выламывающая кости. Хорошо хоть, что совсем ненадолго. А потом всё скрывала милосердная темнота. Уже навсегда.
   И жертва уже не чувствовала, как её тело разрывают и дробят шипы Кровопускателя, раны от которых на взгляд перепуганных обывателей так походят на раны от зубов и когтей ликантропа...
   Детей Брадор никогда не трогал. Так Рита смогла спастись. А вот её мать...
   Нет, не надо об этом думать, не надо...
   Конечно, данным видом Охоты занимался не только Брадор. Так что совершенно не факт, что это был он. Но разве это что-то так уж заметно меняет?..
   - А Мария? - вдруг спросил Лоуренс. Брадор вздрогнул, с трудом вынырнув из давящей глубины собственных мыслей. - Она принимала этот препарат?
   - Не знаю, - выдавил убийца. У него вдруг закружилась голова, тоненько зазвенело в ушах, онемели кончики пальцев. - Кто бы мне рассказал такое? Это уж скорее ты мог бы знать...
   - Откуда, - зло усмехнулся Лоуренс. - Я не знал даже, что Виллем довёл этот препарат до ума. И уж тем более не знал, какова твоя роль в этих разработках. - Он покачал головой. - Ну и что же ты мне врёшь, что стараешься держаться подальше от политики, а?.. Сам-то ты чем лучше?
   "Я ничего не решаю сам. Я - оружие в ваших руках", - хотел сказать Брадор, но промолчал. И вправду - все они тут хороши.
   "...не все поступки удаётся судить одной и той же мерой..."
   - А твоя ученица согласна на такую инъекцию? - поинтересовался Лоуренс. - Всё-таки, если она знает о своём происхождении...
   - Ты думаешь, она захочет отправиться в Кейнхёрст и присягнуть Аннализе на верность? - с горечью спросил Брадор. - Да после того, что я тут сегодня услышал - я лучше сам её убью.
   "Ох, не к добру такая мысль пришла в голову..."
   - Я поставлю её в известность, - твёрдо сказал убийца, хотя ещё мгновение назад вдруг ощутил укол сомнений. А если она и вправду откажется?.. - Предупрежу, что это обязательное условие сохранения за ней места моего напарника.
   - А если откажется? Прогонишь?
   - А что мне ещё остаётся? Если нет доверия...
   - Странный ты, Брадор, - Викарий сгорбился и устало подпёр голову рукой. - Значит, если она тебе не доверится, она никудышный напарник. Ну а то, что, вынуждая её сделать эту инъекцию, ты наглядно демонстрируешь своё недоверие ей - это у вас как, приемлемо?..
   - Я её не знаю.
   - Она тебя - тоже. Вернее, знает, но с какой стороны? Вспомни тот тренировочный бой, из-за которого Саймон мне на тебя нажаловался. Ты на её месте доверился бы тому, кто вот так относится к ученикам?
   - И что ты предлагаешь? Не везти её в Бюргенверт? - Брадор уже запутался в доводах - кто прав, кто не прав, кто кому доверяет или не доверяет. У него всё сильнее кружилась голова, голос собеседника тонул в противном звоне.
   - Нет. Я предлагаю не заставлять её ехать с тобой в Бюргенверт. Предложи, объясни, зачем это нужно. И посмотри, каков будет ответ.
   - А если откажется?
   - Тогда просто будешь настороже. Чуть больше, чем обычно. Только и всего.
   - Как у тебя всё просто... - прошептал Брадор и качнулся вперёд, едва не ударившись лбом о край стола.
   - Эй, что с тобой? - Лоуренс вскочил с места и, обойдя стол, схватил Охотника за плечо. - Рана? Укус? Что случилось?
   - По-моему, я просто слишком давно не ел по-человечески, - Брадор попытался улыбнуться онемевшими губами. Получилось явно неубедительно.
   - Э, нет, тут что-то не то, - Лоуренс поднял голову друга за подбородок, повернул лицо к свету, вгляделся в зрачки. - Когда в последний раз ходил к Йозефке? - требовательно спросил он.
   - На днях, с Людвигом...
   - Я про трансфузии спрашиваю!
   - Не... Не помню.
   - Так, - Лоуренс с силой надавил на плечи Брадора, вынуждая того откинуться на спинку кресла, и отошёл к двери. Щёлкнул замок.
   - Ты что... - Охотник с трудом сфокусировал взгляд на хозяине кабинета. Тот пересёк комнату и распахнул створки шкафа в углу. Звякнуло стекло, что-то зашипело, в воздухе резко запахло больницей.
   - Сиди тихо, ­- Лоуренс, держа в правой руке большой шприц, вернулся к Брадору. Левая рука была согнута в локте, рукав закатан до плеча.
   - Что это? - Брадор вцепился в подлокотник, тщетно пытаясь заставить тело слушаться, а сознание - проясниться.
   - Кровь, - коротко ответил Викарий и, резко распрямив согнутую руку, схватил Брадора за запястье.
  
   ...Кровавая река поднимается в воздух, и тяжёлые алые капли превращаются в нежные звёздно-голубые лепестки. На багровом небе, как рубцы от старых ран, розовеют рваные облака. И восходит Луна. Белая, как одежды церковников. И постепенно на ней начинают расплываться алые разводы. Будто капли свежей крови падают на белоснежный подол одеяния.
   Кап... Кап... Кап...
   Сердце рвётся куда-то вверх, бьётся о рёбра, исходит горячей кровью, как жидким огнём. Гулко стучит пульс в висках. Ярость, весёлая злая ярость наполняет опьяняющей силой, и красные глаза чудовищ манят, как драгоценные камни...
   "Древняя Кровь!"
   Серые камни под ногами, серые стены вокруг, тревожные серые тучи над головой. Искажённый, вывернутый наизнанку Ярнам.
   "Да будут прокляты изверги истинные..."
   "Я не хотел!"
   "Не будет пощады..."
   "О, Древняя Кровь!"
   Безумие. Боль. Сожаление. Вечность.
   "Я не хотел..."
  
   - Всё, уже всё, - сильные руки удерживают за плечи судорожно рвущегося куда-то Брадора, не давая свалиться с кушетки... Нет, это не кушетка, и он не лежит, а сидит, он не привязан... С кресла? Да... Это не палата бюргенвертского лазарета. Это кабинет Первого Викария Церкви Исцеления. И Лоуренс - уже не тот тощий студент, который много лет назад точно так же удерживал юного Охотника Брадора от падения на пол - и в безумие...
   - Это же... Это была твоя кровь... Это... Это же твой кошмар, Лоуренс... - с трудом выговаривает Брадор. И только теперь понимает, что плачет.
  
   - Зачем ты это сделал? - Брадора трясло, но странным образом самочувствие при этом было просто превосходным. Ушли головокружение и назойливый писк в ушах, сила вернулась в тело, ясность - в мысли. Вот только от этой ясности и от того, что она высветила в его воспоминаниях о последних минутах, Охотнику сейчас очень хотелось вскочить и разбить голову о стену.
   - Я всё-таки врач, - Лоуренс сидел в своём кресле, положив голову на сложенные на столе руки. - Тебе нужно было немедленно перелить кровь. Иначе ты бы умер... Скорее всего, просто умер.
   - С чего это? Я же не был ранен, ничем не болею...
   - Я не знаю, как это объясняется. Но, думаю, именно в этом причина того, что все старые Охотники со временем начинают прибегать к трансфузиям всё чаще и чаще. Организм уже не может подолгу обходиться без специальной крови. Начинает отторгать свою собственную.
   - Вот это побочный эффект... - Брадора передёрнуло. - То есть перестать принимать кровь и остаться в живых невозможно?
   - Выходит, так, - Лоуренс поднял голову. Брадор ужаснулся: друг выглядел так, словно отдал не один шприц, а по меньшей мере треть всей своей крови. - К сожалению, этот побочный эффект невозможно выявить, не проведя достаточного количества долгосрочных испытаний. Вот и стали мы все... подопытными, - он снова опустил голову на руки.
   Как же холодно стало внутри...
   - Вот только чьи? Чьи мы подопытные, Лоуренс? Не твои ведь... Не твои?
   - Я и сам подопытный, - глухо проговорил Первый Викарий Церкви Исцеления. - Но вот... не уверен, что не свой собственный...
  

***

   Проснувшись и увидев на столе записку с заданием, Брадор обречённо вздохнул. Три месяца передышки... Они должны были когда-то закончиться.
   Уже три месяца никто из высокопоставленных служителей Церкви не обращался и не терял рассудок. Спокойно прошли новогодние гулянья и проводы зимы. Ночь Охоты за это время случилась только одна, и оказалась достаточно короткой. Брадор с Мэйз участвовали в общих вылазках и патрулировании, а также пару раз ездили в Бюргенверт по вызову Виллема - ряды тамошних Охотников сильно поредели за последние годы, и время от времени им требовалась помощь по зачистке окружающего университет леса от особенно зловредных и опасных тварей.
   Рита так и остановила свой выбор на Убийце чудовищ: она удивительно легко управлялась с этим тяжёлым и требующим точного расчёта оружием. Брадор, которому тоже поневоле пришлось освоить его, с неохотой признавался сам себе, что уже сейчас проигрывает ученице в технике владения этим сложным инструментом Охоты.
   Инъекцию препарата, вызывающего отторжение Нечистоты, Рита ставить решительно отказалась, заявив, что принять кровь мерзкой Нечистокровной королевы её можно заставить только силой, а если уж дойдёт до такого, она, Рита, вполне способна убить себя собственноручно. Поэтому нет нужны тратить на неё этот ценный препарат. И Брадор как-то удивительно легко поверил ей и согласился...
   Рита оказалась почти идеальным напарником для Брадора: старательно тренировалась, не задавала лишних вопросов, зато много и живо интересовалась тем, что было действительно важно; обладала отлично развитыми чутьём и реакцией. Не навязывалась в приятели и не обижалась, понимая, что старший напарник предпочитает сохранять дистанцию во всех вопросах, кроме "рабочих".
   А жизнь продолжалась. Брадор время от времени участвовал в регулярных вечерних посиделках в мастерской; Людвиг, хоть и показательно ворчал на тему того, что "совсем обнаглели, нашли где пьянствовать, всех в карцер посажу!", но и сам несколько раз, задержавшись допоздна за работой, присоединялся к компании. Выглядел он... вроде бы неплохо, перестал нарушать график трансфузий, и Брадор, который теперь просто глаз с него не спускал, начал уже надеяться, что дела у главы мастерской сейчас обстоят как минимум не хуже, чем у прочих высших церковных чинов, регулярно проходящих переливания.
   Саймона Брадор видел всего пару раз, да и то мельком - в мастерской наблюдатель Церкви появлялся редко, в охотничьих попойках никогда не участвовал. Однажды, столкнувшись в коридоре возле кабинета Людвига, бывшие невольные напарники обменялись не столько словами, сколько взглядами: "Ну, как он?" - "Вроде бы неплохо..." "Да, мне тоже так показалось".
   "Удачи...". "Спасибо. И тебе". Это точно было сказано без слов...
  
   После нового года в мастерской появилось несколько толковых новобранцев. В их числе был и некий Ямамура Тору, пришелец из восточных земель, явившийся в Ярнам специально для того, чтобы вступить в ряды Охотников и посвятить свою жизнь уничтожению чудовищ. Брадор знал, что в землях, откуда явился этот сдержанный и задумчивый воин, принято сначала называть фамилию, а затем имя, но больше никто не собирался вникать в такие тонкости, и нового товарища все стали звать просто Ямамурой, как было принято в мастерской, считая это его именем. Самому же Ямамуре, казалось, не было вообще никакого дела до того, кто и как к нему обращается. Его интересовали только оружие, тренировки и медитации. После окончания обучения (Брадор принял у него экзамен досрочно, признавшись Людвигу, что у этого воина ему самому, наставнику новичков, впору брать уроки и перенимать некоторые тонкости владения изогнутыми восточными клинками) новый Охотник поступил в Лигу, под командование Вальтра.
   Ямамура так же, как и сам Брадор, не избегал общения с товарищами по мастерской, но и не стремился завязывать с кем-то приятельские отношения. Держался вежливо и отстранённо, на вечеринки, бывало, оставался, но почти не пил, предпочитая тихонько сидеть в углу и думать о чём-то своём, ненавязчиво наблюдая за выпивающими и беседующими Охотниками. Так мог бы вести себя на этих посиделках Саймон, подумалось Брадору. Что на уме у человека, который вот так наблюдает за остальными? Что ему видно со стороны? Какие выводы он делает из хмельных разговоров товарищей?
   Пожалуй, за самим Ямамурой неплохо бы понаблюдать...
   "И вообще, надо как-то при случае поговорить о нём с Саймоном".
   Особенно насторожил церковного убийцу долгий странный взгляд Охотника с востока, когда после очередной вылазки Брадор перевязывал руку Рите, которая отказалась от инъекции крови, заявив: "Да это же пустяки, подумаешь, царапина!". Брадор не считал рваную рану от кисти почти до плеча, нанесённую когтем ликантропа, пустяками, и повысил голос, настаивая на применении крови, но что-то в сверкнувшем взгляде ученицы заставило его замолчать и достать ранозаживляющую мазь и бинты. Ямамура тогда сидел неподалёку и проверял содержимое поясной сумки: сам он не был ранен, но почти все шприцы с кровью раздал товарищам, которым повезло меньше. И, закончив туго бинтовать руку Мэйз и продолжая негромко ворчать на тему "самонадеянной молодёжи", Брадор выпрямился и вдруг встретился взглядом с Ямамурой, Тот мгновенно отвернулся, завозившись со снаряжением, но Брадор успел уловить в его взгляде нечто странное... Сочувствие и затаённую боль.
   Что за тайны он скрывает? Что у него на душе?
   Не спросишь ведь напрямую...
   Да и какое, собственно, Брадору до этого дело?
  

***

   Быстро собравшись и даже не выпив кофе, Брадор спрятал записку в карман и вышел из дома. Сегодня он ночевал в одной из самых удалённых от резиденции Церкви квартирок - и, что было сейчас как нельзя кстати, в самой близкой к дому Мэйз. Нужно было успеть перехватить напарницу до того, как она отправится в мастерскую.
   Рита в безупречно начищенном и починенном, без единого следа былых сражений костюме, со сложенным Убийцей чудовищ за спиной, как раз запирала входную дверь, когда Брадор свернул на узкую улочку, состоящую из построенных впритык дешёвых доходных домов. Заметив движение, девушка молниеносно обернулась, рука легла на рукоять оружия.
   - Мастер? - голос её звучал спокойно, хотя и удивлённо. - Доброго утра. Что-то случилось?
   Брадор с одобрением отметил, что, пока девушка не услышала его ответа, руку с рукояти Убийцы чудовищ она не убрала. Мало ли что приближающийся человек выглядит как знакомый. Никто не знает, не началась ли у него трансформация на уровне рассудка... Буквально вот только что за углом.
   ­- Доброе утро, Рита. Хотя не такое уж оно и доброе, как выяснилось. - Охотница кивнула и опустила руку. - У нас специальное задание.
   - О, - только и сказала девушка. - Мы идём не в мастерскую?
   - Да, обсудить это дело лучше в другом месте. Давай зайдём ко мне, здесь недалеко.
   Мэйз с таким почтением переступила порог каморки Брадора, будто он привёл её не в грязную бедняцкую квартирку, а по меньшей мере в часовню - или, скорее, в стерильную лабораторию, где проводятся судьбоносные эксперименты. Быстро окинув взглядом убогую обстановку, девушка опустилась на табурет и сложила руки на коленях. Брадор запер дверь и сел напротив.
   - Я рассказывал тебе о сущности моей работы и о том, почему я выбрал тебя в напарники, - начал он. - До сих пор не было ни одного случая познакомить тебя с нашими задачами на практике. К счастью, не было... Но рано или поздно это должно было случиться. Вот, смотри. - Он достал из потайного кармана сложенный листок бумаги. - Мне передают сведения о том, с кем нужно... поработать, вот таким образом. Я не знаю, кто и как доставляет эти записки. Но они всегда появляются ночью на столе в той квартире, в которой я ночую. А их у меня несколько, и я обычно никого не ставлю в известность о том, где собираюсь ночевать.
   - Значит, за вами постоянно следят, - спокойно сказала Мэйз. - И за мной, получается, тоже будут.
   - Не "будут", а уже следят, - поправил её Брадор. - С тех пор как я посвятил тебя в детали моей работы, ты находишься под таким же пристальным наблюдением, как и я. Любая наша ошибка, любой самый незначительный признак утраты контроля - и нас устранят. Быстро и самым эффективным способом. Я точно это знаю. И очень надеюсь, что не успею утратить рассудок настолько, чтобы начать сопротивляться. Понимаешь? - Он вгляделся в непроницаемое лицо ученицы. - Если симптомы будут замечены у тебя, за тобой отправят меня. Если симптомы обнаружат у меня... - и он замолчал.
   - Понимаю, - выражение лица Мэйз не изменилось, но губы чуть побледнели.
   - Вот и хорошо, что понимаешь. Я уже говорил тебе это, а сейчас, прежде чем развернуть этот листок, спрашиваю тебя в последний раз: осознаешь ли ты, Маргарет Мэйз, во что ты ввязываешься? После того, как я назову тебе написанное здесь имя, пути назад точно уже не будет.
   - Я с вами, - коротко ответила Рита.
   Брадору захотелось глубоко вздохнуть, но он сдержался.
   - Тогда давай посмотрим. - Он развернул листок и прочитал написанное. И всё-таки у него вырвался короткий вздох.
   Рита напряжённо смотрела на него.
   - Ты его знаешь? - спросил Брадор, протягивая листок девушке. Та вгляделась, нахмурилась, пошевелила губами.
   - Нет. Ни имя, ни адрес мне не знакомы.
   - А я вот знаю. Как и многих других до этого.
   - Тогда, может... - Рита свернула листок и сжала между ладонями. - Может, в этот раз пустите меня первой?
   - В этот раз?..
   - Ну да. Вы же ни разу ещё не разрешали мне действовать самой. Но когда-то ведь всё равно придётся. А если случится... То, о чём вы только что говорили?
   - Да быть такого не может! - совершенно искренне возмутился Брадор. - Не может быть, чтобы я ни разу не пропускал тебя вперёд!
   - Ни разу, - Рита едва заметно улыбнулась. - Я понимаю - я ещё слишком неопытный Охотник, и вы мне не доверяете. Но когда-то ведь нужно начать...
   Брадор хотел было снова возмутиться... Промолчал. Вспомнил один случай. И ещё один. И ещё.
   Нет, не в том было дело, что он не доверял ей. Совсем не в том.
   Из Риты получилась отличная Охотница. Ловкая, сильная, внимательная, в меру осторожная, в меру готовая пройти по краю. Брадор наблюдал за ней со всё возрастающим удивлением - он не ожидал, что новичок способен так быстро стать полноценным Охотником и не только отточить умения, но и закалить характер.
   А вот почему же он не пропускал её вперёд, не давал действовать самостоятельно?
   Один случай, второй...
   Перед выступлением на патрулирование - в первую очередь проверить, достаточно ли у Риты шприцов с кровью, пуль и прочего. Старательно игнорируя её сердитые взгляды, да...
   Вызваться во внеочередной ночной патруль одному - "Пусть девчонка выспится, у нас был трудный день".
   С тревогой замечать краем глаза, как она сражается с ликантропом, и сдерживать порыв броситься на помощь - Мэйз прекрасно справляется сама, а Брадору нужно преследовать того, что улепётывает вглубь переулка...
   Да, Брадор давно замечал это за собой. И мысленно одёргивал себя, обзывая глупой курицей-наседкой. Мэйз, безусловно, заслуживает доверия. Так зачем он продолжает так навязчиво и глупо её страховать и опекать?..
   И тут Охотник вспомнил тот взгляд Ямамуры - и что-то колючее шевельнулось в груди, царапнув по сердцу.
   Да, так он сам смотрел когда-то на Германа, перехватывая его взгляды, обращённые на Марию.
   Дочь...
   Дитя, которого у старого Охотника не могло быть. Дитя, посланное неведомыми силами - и им же предназначенное в жертву. Герман сам обучил приёмную дочь Охоте и отпустил в птумерианские подземелья, а потом - на ночные улицы Ярнама. И каждый раз, провожая её на пороге мастерской, прощался с ней навсегда.
   Глупое чувство?
   Рита по возрасту как раз годилась Брадору в дочери. Вдвое младше. Совсем юная...
   Примерно так, вспомнил Брадор, порой смотрит на юного Гилберта Джура. Ворчит и заставляет надеть более плотный плащ: "На улице не лето, а ты и так кашляешь, дохляк!" - от обычной простуды кровь, как ни странно, не спасает... Так украдкой поглядывает на Генриетту скупая на похвалы, ворчливая Филлис по прозвищу Гратия.
   И ещё сильнее впились в сердце невидимые шипы.
   Что-то это напоминает...
   "Каждый Великий теряет своё дитя... И затем стремится найти ему замену".
   Вывернутая наизнанку логика кошмара. Каждый Охотник ищет замену ребёнку - сыну или дочери, которых у него не могло быть?
   А потом теряет? Обязательно теряет?
   Лицо Германа на похоронах Марии...
   "Это будущее каждого из нас?.."
  
   - ...Да пожалуйста, - Брадор с усмешкой развёл руками. - Хочешь идти вперёд - иди.
   - Правда? - просияла Рита.
   "Ох, ну и повод для радости у тебя, девочка..."
   - Я же сказал, - Брадор поднялся с табурета. - Ты же не думаешь, что я пошутил? - спросил он нарочито строго.
   - Нет, простите, я всё поняла, - быстро сказала Охотница, вскакивая с места.
   "Всё-таки - как же она ещё чудовищно молода..."
   - Кто он? - деловито спросила Рита. - Какое подразделение Церкви? Насколько силён, какое оружие предпочитает... Предпочитал?
   Брадор внимательно посмотрел на ученицу.
   - Белая Церковь, - медленно сказал он. - А может, даже Хор. Должность засекречена.
   "Саймон тоже наверняка хорошо знает этого бедолагу..."
   - Так, - Мэйз нахмурилась и прикусила нижнюю губу. - Хор. Розмарин. Тайные инструменты... Зов Вовне?
   - Возможно. Он очень силён в тайных знаниях. Бывший профессор Бюргенверта.
   - Понятно... Но он, судя по записке, полностью обратился. - Рита снова уселась на табурет. - Сможет ли он использовать тайные знания или будет действовать скорее как зверь? Этого мы не узнаем... Хм-м... Пока не посмотрим. Так! - Она вскинула взгляд на Брадора. - Я повторю руну Тайное озеро, возьму... Хм, оружие у меня подходящее. Ну, разве что огненная бумага может пригодиться. Если он оброс шерстью... Держать среднюю дистанцию, провоцировать на атаки оружием... Или лапами. Смотря что у него обнаружится. Вроде бы всё. Что скажете?
   - Всё верно, - невесело усмехнулся Брадор. - Веди, Охотница.
  
   Окраина Соборного округа. Дом со стрельчатыми башенками, похожий на маленький дворец. Запущенный сад. Кованая ограда. Массивные двери. Окна с частыми переплётами.
   Дом уважаемого врача с обширной и доходной практикой.
   Когда-то так и было. В доме имелась приёмная с отдельным входом, где хозяин в определённые дни и часы принимал пациентов. А в другие дни уезжал в университет и вёл занятия на медицинском факультете.
   Брадор с Лоуренсом когда-то слушали его лекции...
  
   Напарники остановились за углом дома напротив. Рита из-за оплетённой плющом изгороди быстро глянула вправо и влево по улице.
   - Осмотрю дом, - тихо сказала она. - Нет ли открытых окон или чего-то наподобие. - И покосилась на наставника: верно ли?
   Брадор молча кивнул. Рита шагнула на проезжую часть дороги - и мгновенно скрылась из виду, применив свой "кейнхёрстский талант". Она не становилась невидимой, просто из-за такой нечеловеческой скорости силуэт Охотницы будто бы размазывался, и наставнику не без труда удавалось отслеживать её перемещения.
   Перемахнув через забор, девушка короткими перебежками, прячась за деревьями, подобралась к дому и двинулась в обход. Брадор, выждав некоторое время, тоже перебрался через ограду в другом месте, где побеги плюща и пара деревьев с густыми, хотя и оголёнными в это время года кронами заслоняли обзор из окон дома. Припав к земле за невысокой живой изгородью, Охотник стал ждать сигнала от напарницы.
   Та появилась с другой стороны дома и махнула рукой. Брадор под прикрытием кустарников перебежал к ней.
   - Всё заперто, - шепнула Рита. - Окна, двери... Я всё проверила. Попробую забраться через каминную трубу.
   - Рискованно. Представь: вывалишься из камина, пока сгруппируешься... А если он окажется как раз в этой комнате?
   - Да, риск... Ну а какие варианты? Вскрыть замок в двери? Там не один замок, и все сложные. Шумно, долго...
   - Чёрный ход?
   - Выходит на двор соседнего дома. Дом жилой. Там кто-то ходил.
   - Отпадает. Окна?
   - Можно попробовать в дальнем крыле. Но в доме точно никого больше нет?
   - Думаю, нет. Если там кто-то и был... Ты же читала описание симптомов.
   - Да, верно. Значит, таимся только от соседей. Идёмте к дальнему крылу.
   Наблюдая, как Рита ловко вскрывает окно, Брадор испытывал странное ощущение, будто наблюдает сам за собой со стороны. Он привык работать один, привык держать под контролем все мелочи, все детали. А тут... Дом ему осмотрели, замок ему открыли. Точно так же, как сделал бы это он сам. Но - это был не он. Странно...
   Жестом показав: "Ждите!", напарница ловко забралась в окно. Исчезла ненадолго, вернулась, махнула рукой. Брадор перескочил через подоконник, неслышно приземлившись на вымощенный каменной плиткой пол первого этажа.
   Рита повела рукой вокруг, отрицательно покачала головой - "Тут никого" - и указала на винтовую лестницу, ведущую наверх. Брадор кивнул.
   Ступени выглядели рассохшимися, и любой шаг мог отозваться оглушительным скрипом. Мэйз медленно поднималась по самому краю лестницы, держась за перила и перенося на них часть веса. Так доски под ней не прогибались и не скрипели. Брадор ждал, пока она закончит подъём. Когда напарница скрылась из виду, он начал подниматься таким же образом. В этот момент где-то наверху раздалось тихое ворчание.
   Едва удержавшись, чтобы не рвануться вперёд, Охотник замер и напряг слух. Ворчание доносилось явно не издалека: зверь находился именно в том помещении, куда поднималась Рита. Почему же она никак не реагирует? Неужели не видит?..
   Брадор продолжил медленно подниматься. Ему казалось удивительным, что зверь наверху до сих пор не услышал бешеного стука его сердца.
   А потом раздался один-единственный звук, от которого сердце Охотника едва не остановилось. Короткий вскрик.
   Брадор одним прыжком взлетел на верх лестницы...
   И едва успел увернуться, когда в лицо полетели слепящие брызги голубого космического огня. Зов Вовне! Как же так? Обратившийся человек не может использовать...
   Щелчок трансформируемого оружия. Крик: "Стой!"
   Рычание. И снова тихое, на границе слышимости, шипение вырывающихся из чьих-то рук сгустков энергии.
   Брадор впервые при выполнении задания такого рода сталкивался с атакой Зовом Вовне. Этот смертоносный инструмент могли использовать только самые высокопоставленные члены Хора, а все имевшие место случаи с ними были случаями полной трансформации. И звери, в которых обращались церковники, конечно, уже не были способны использовать тайные знания и инструменты. Однако сейчас Охотник видел перед собой живое опровержение этого утверждения.
   Похожее на огромную рогатую собаку, покрытое длинной белой шерстью чудовище, присев на задние лапы, стиснуло перед мордой передние, напоминающие человеческие руки с уродливо вытянутыми пальцами, и с силой развело их в стороны, выпуская сноп нестерпимо сияющих голубых звёзд. Шипящие сгустки энергии разлетелись в разные стороны и с ужасающей быстротой понеслись к Брадору и к замершей на верху лестницы Рите.
   Одно попадание - верная смерть... Охотник отскочил назад, потерял опору под ногой и покатился по ступеням, в глазах потемнело от боли. Остановив падение, сгруппировался и вскочил на ноги. Наверху шёл бой, но, судя по звукам, обычный для Охоты - оружие против когтей и клыков.
   Взлетев на второй этаж, Брадор замер у лестницы с Кровопускателем наготове, оценивая обстановку. Мэйз трудно было различить среди мелькания звеньев Убийцы чудовищ, брызг крови и развевающихся прядей шерсти зверя. Охотница атаковала агрессивно, в последние мгновения уворачиваясь от ударов мощных лап. Зверь издавал противный вибрирующий визг, от которого ныли зубы, и время от времени срывался на глухое рычание.
   Удар тяжёлым режущим "хлыстом" - щелчок - оружие трансформировано в тесак - подкат под размашисто атакующую лапу - рубящий удар... перекат за спину - на ноги - разворот - трансформация оружия в цепь. И снова, и снова...
   Брадор дёрнулся, когда уловил нарушение ритма схватки. Мэйз не выкатилась из-под лапы зверя, хотя Охотник видел начало движения девушки. Торжествующе взревев, бывший церковник крутнулся на месте и сделал выпад вытянутой рогатой головой куда-то вниз и к стене. Раздался вскрик...
  
   ...Кровопускатель обрушивается на спину чудовища, но в этот же момент шею зверя обвивает смертоносная цепь. Мощный рывок ­- фонтан крови - жуткий визг - голова неестественно сворачивается набок, зверь беспорядочно бьёт лапами... Обмякает, валится на залитый кровью пол. Вытянутая собачья голова опускается почти под ноги Брадору, и тот, на мгновение оцепенев, видит, как гаснут ужас, безумие и жизнь в покрасневших, уродливо выпученных, но всё ещё человеческих глазах чудовища. Бывшего профессора, доктора медицины и прекрасного врача...
  
   - Рита!
   Охотник кинулся к трупу зверя, с трудом приподнял, перевернул... Мэйз, как освобождённая пружина, вылетела из кучи окровавленной белой шерсти и с поразившей Брадора яростью обрушила на голову мёртвого чудовища свой топор-тесак. И ещё раз. И ещё...
   - Мэйз! Прекрати! - Брадор схватил её за шиворот, буквально отшвырнул от тела.
   Охотница зашипела, извернулась, вырвалась из хватки наставника. Обернулась к нему -глаза сверкнули на покрытом кровью лице, как расколотые куски обсидиана - радужек нет, одна чернота зрачков. Шагнула вперёд - воплощением ярости, Брадор даже непроизвольно отступил... Тесак выпал из руки, Рита пошатнулась.
   - Ранена?! - Охотник подхватил её, усадил на пол, придерживая за плечи и пытаясь осмотреть - понять, где кровь чудовища, где - её собственная. - Куда? Где?..
   - Нет... Нет, - выдохнула Рита. Голова её запрокинулась, зрачки постепенно сужались, являя небесно-голубые радужки. - Не ранена. Я просто... - она вдруг дёрнулась, вырываясь из рук напарника, согнулась и закашлялась. Сплюнула кровь. - Ударил... Грудь больно. Ерунда. Пройдёт. - Она вытерла рукавом лицо, ещё сильнее размазав по нему кровь, и подняла взгляд на Брадора. - Спасибо... За доверие. Но я... Не очень хорошо справилась... - Она снова кашлянула, скривилась и прижала руку к груди. - Сначала... Я думала, он вас... Когда вы с лестницы... - Она вдруг всхлипнула, но закусила губу и упрямо тряхнула головой, словно прогоняя прочь непозволительную слабость. - Я думала, он вас убил этой проклятущей штуковиной. И как бы я тогда... И что бы я... - она снова слабо рванулась из рук Брадора - безуспешно, конечно; и просто закрыла рукой лицо и задержала дыхание.
   Брадор осторожно погладил её по голове.
   - Такое бывает, - тихо сказал он. - Я тоже за тебя испугался. До смерти испугался, когда ты не выкатилась из-под его руки. Несколько раз успел себя проклясть за то, что стоял и выжидал чего-то. А ты сама выкрутилась. Ты молодец. Ты настоящая Охотница, Рита Мэйз. Теперь мне не страшно за своё дело. Я окончательно убедился: если что - ты справишься и без меня.
   - Не хочу я... без вас, - прошептала Рита и снова всхлипнула. Брадор коротко и осторожно обнял девушку за плечи.
   - А кто нас спрашивает-то, чего мы хотим?.. Ладно, давай выбираться отсюда. Вставай, вот так, держись за меня. - Он поднялся с пола и подхватил Риту под мышки. - Точно не нужна кровь? Переломов нет?
   - Нет, точно нет, - Рита встала на ноги, разогнулась, охнула и закусила губу. - После той памятной тренировки, - она неожиданно ехидно покосилась на наставника, - я на всю жизнь запомнила, каковы ощущения от сломанных рёбер...
   Брадор нарочито скорбно вздохнул.
   - Как думаете - соседи что-то слышали? - спросила Охотница, осторожно спускаясь по скрипящим ступеням.
   - Не знаю. - Брадор поморщился. - Это, кстати, одна из причин, почему я не выхожу на такие задания по ночам. Ночью, сама понимаешь, шум разносится дальше и настораживает сильнее.
   - А может, наоборот. Люди привыкли к тому, что ночью по городу ходят патрули...
   - А может, ты и права. Подумаем над этим... А сейчас надо привести себя в относительный порядок и уходить отсюда.
   - В Церковь?
   - Сначала в одно из укрытий. Сменить одежду и окончательно залечить раны.
   - А вы... Вас не зацепило? - Рита обеспокоенно глянула на наставника.
   - Нет, я просто позорно свалился с лестницы. - Брадор усмехнулся. - Новый опыт, знаешь ли. Меня ещё ни разу не атаковали этой штукой. Я испугался.
   - Вы - испугались? - недоверчиво протянула Охотница. - Да быть такого не может...
   - Я же просто человек, Рита. Такой же, как и все мы... Пока не стали кем-то таким, как он, - Брадор невольно оглянулся назад.
   ...Хруст черепа мёртвого зверя, когда на него обрушивается тесак Мэйз...
   Ярость. Нечеловеческая ярость?..
   "Ты ведь тоже человек, Рита. Человек? Ведь человек же?.."
   "Она испугалась за меня. Это был просто страх. А без страха в сердце мы мало чем отличаемся от чудовищ".
   "Ты веришь в это?"
   Мэйз идёт рядом, тяжело, с сипением дыша и обеспокоенно поглядывая на наставника-напарника.
   Брадор перехватывает её взгляд и ободряюще кивает.
   "Остаётся только верить".
  
   ...Ночью Брадору приснилась лекция профессора Фоули. И шёпот Лоуренса, сидящего рядом за партой: "Что за пойло ты вчера притащил, а? У меня голова просто раскалывается..."
   "Лучше бы это был обычный кошмар..."
  

***

   - Устала я что-то, - негромко сказала Рита.
   Брадор изумлённо обернулся к ней, не уверенный, что верно расслышал. За полтора года, что они работали вместе, Мэйз ни разу не жаловалась ни на усталость, ни на неважное самочувствие... Вообще ни на что. Да, время от времени по ней бывало заметно, что она держится из последних сил, и тогда старший напарник под каким-нибудь благовидным предлогом отправлял её отдыхать - если Рита замечала, что ей пытаются дать какое-то послабление, закономерным следствием становилось то, что она, закусив удила, с удвоенной энергией рвалась в бой. Впрочем, за полтора года Брадору кое-как удалось втолковать упрямой девчонке, что отдохнувший Охотник намного эффективнее невыспавшегося и чуть живого от усталости... Но подобных слов наставник от ученицы всё же не слышал ни разу.
   - Неудивительно, если вспомнить, как у нас весело в последнее время, - осторожно сказал Брадор, наблюдая за напарницей. Что такое с ней приключилось? - Давай я скажу Людвигу, что отпустил тебя на пару дней. Отдохни как следует.
   - Спасибо, - Рита с благодарностью кивнула, и такой ответ вызвал у Брадора оторопь. Она не возмутилась, не отказалась от двух дней отдыха! Похоже, дела совсем плохи...
   Охотник отложил саиф, у которого перематывал рукоять, поднялся из-за оружейного стола и подошёл к сидящей на сундуке у стены напарнице.
   - Что случилось? - он наклонился и положил ей руку на плечо, заглянул в лицо. Да... Бледная, щёки впалые, вокруг глаз тёмные круги. Тяжёлый месяц выдался...
   Или дело в чём-то другом?
   - Ты переливания не пропускала?
   - Нет, командир, - устало улыбнулась Рита. - Распоряжений не нарушала. Всё в порядке. Просто... Правда, чувствую - устала до такой степени, что трудно стало сохранять концентрацию. А это... Опасно. На меня нельзя рассчитывать. Не хочу как-нибудь вас подвести.
   Брадор выпрямился и отвернулся, раздражённо поморщившись. Ну вот, как всегда... Да что ж с ней делать-то? О себе бы хоть раз подумала! А у неё одно на уме: не подвести напарника, не подвести отряд, не подвести Людвига...
   "Ах, проклятье... Не в этом ли дело?"
   То, что в присутствии главы мастерской Рита словно бы становится выше ростом и начинает сиять тёплым внутренним светом, Брадор заметил уже давно. Сначала не придал этому значения: Людвига здесь уважали все, восхищались - большинство, многие старались всячески подражать ему, и каждый рад был заслужить похвалу командира и боялся подвести его и весь отряд. И не сразу старый Охотник сообразил, что в случае с Мэйз не всё так просто...
   А Людвига уже давно видели в мастерской только мельком. В последнее время обстановка в городе обострилась настолько, что капитан отряда Охотников Церкви постоянно самолично патрулировал улицы, командуя разными группами. Никто не знал, отдыхает ли он вообще. Привёл одну группу в мастерскую - пополнил запасы крови, склянок с зажигательной смесью и прочего - проверил оружие - глотнул остывшего кофе прямо из кофейника - ушёл со следующей группой. И так буквально сутками.
   Выходит, Рита пытается следовать его примеру?
   "Ох, девочка... Ну как же так?"
   Брадор и Мэйз, конечно, тоже не раз выходили в патруль в группах под предводительством Людвига. Но где там заметить, что с напарницей в присутствии командира творится что-то странное, если чудовищ на улицах с каждой ночью всё больше, и они становятся опаснее?
   Интересно, а сам Людвиг заметил? Замечает ли он вообще что-то вокруг, кроме Охоты? И, если заметил - хорошо это или плохо?
   "Вспомни Марию..."
   Шесть лет разницы в возрасте... Те же самые шесть лет. И ситуация вообще во многом схожая. Снова вывернутая наизнанку логика Кошмара?
   Рита отнюдь не глупа и так же, как когда-то сам Людвиг, понимает, насколько безнадёжна ситуация... Не то место, не то время, не тот человек...
   "Вот только прав ли был Людвиг, что даже не попытался?.. Вспомни Марию ещё раз. Вспомни ту новогоднюю ночь..."
   Брадор поёжился, будто по мастерской пронёсся ледяной сквозняк. Впрочем, здесь и в самом деле было зябко.
   - Так иди домой, - не поворачиваясь к Рите, сказал он. - Сегодня не наше дежурство, а если что - я без тебя справлюсь. Не маленький, - он улыбнулся и всё же обернулся к напарнице.
   Та сидела уставившись в пространство и будто не слышала его слов.
   - Рита, - обеспокоенно позвал Брадор.
   - А? Ох, простите, задумалась что-то. Да, если можно, я пойду... Время ещё не позднее, хочу до темноты кое-куда зайти. Вчера была годовщина смерти мамы, - неожиданно выдохнула она после паузы, во время которой словно боролась сама с собой - произносить эту фразу или нет.
   - Пойдешь на кладбище? - спросил Брадор спокойно, хотя от этих слов ему стало ещё холоднее, а сердце будто бы споткнулось и заколотилось часто и неровно. - Хемвик?
   - Нет, другое, - Рита поднялась с сундука и надела шляпу. - В Старом Ярнаме, за Церковью Доброй Чаши.
   - С ума сошла? Ты что, не знаешь, что творится в Старом Ярнаме?..
   - Вот поэтому и хочу успеть до темноты, - улыбнулась Рита. - Да не переживайте, всё будет хорошо. Я ведь тоже не маленькая.
   - Никто тут у нас не маленький, а Охотники гибнут каждый день... Я провожу тебя, - решительно сказал Брадор. - На само кладбище с тобой не пойду - вряд ли тебе там нужна компания, а вот по городу...
   - Честно говоря... Я была бы рада, если бы вы пошли со мной, - неожиданно сказала Рита, и Брадор удивлённо замолчал.
   - Хм-м... Ну ладно, пойдём вместе.
  
   Брадор шагал рядом с Ритой по улицам Центрального Ярнама к мосту, соединяющему новую часть города со старой, и не мог отделаться от ощущения нереальности происходящего. За все полтора года напарница ни разу не заводила разговоров на темы, касающиеся её жизни до поступления в отряд Охотников - и теперешней жизни за пределами мастерской. А Брадор не расспрашивал. Он совершенно не умел разговаривать с людьми по душам... Частенько жалел об этом, ругал себя - но уж что было, то было.
   - Мы с мамой не очень ладили, - говорила Рита. - Она так и не ушла из... Того заведения. Хотя я много раз предлагала ей переехать ко мне. Я ведь в четырнадцать лет поступила на работу и сразу же сняла комнату подальше оттуда. А мама наотрез отказалась. Сказала, что её место там. Вот как это понимать? - в голосе девушки зазвенели слёзы обиды. - Будто она сама себя приговорила к такой жизни... Я не верю, что ей могло это нравиться!
   - Ты похожа на неё? - спросил Брадор, чтобы увести разговор хоть немного в сторону от этой болезненной темы. - Я имею в виду - твоя мать была кейнхёрстского происхождения? Или... отец?
   - Мама, - Рита вздохнула. - Она была очень красивой. А кто мой отец, я понятия не имею. Надо полагать, мама тоже этого не знала. Хотя... Вы же понимаете, что для женщин её... профессии появление ребёнка - не радость, а катастрофа. И они прекрасно знают, как сделать, чтобы такого не случилось. Однако же в моём случае произошла осечка, - она невесело хмыкнула. - А это наводит на мысль, что так случилось неспроста. Что мой отец - на самом деле некто более значительный, чем просто один из череды бесконечных солдат, лавочников и прочих посетителей...
   - А ты хотела бы знать, кто твой отец?
   - Ну... Мне всегда было любопытно, - Мэйз пожала плечами. - Но на самом деле есть и ещё одна очень важная причина, по которой я хотела бы это знать... Кстати, - она со смущённой улыбкой глянула на спутника, - иногда я думала: а хорошо бы, если бы это оказались вы... - Брадор поднял бровь, но комментировать не стал. - А что, по возрасту как раз... Но почему-то мне кажется, что вы в такие заведения не ходите.
   - Да уж, даже не знаю, хорошо это или плохо, но это точно не я. - Охотник хмыкнул, хотя на самом деле такие слова из уст ученицы изрядно смутили и озадачили его. А ведь и вправду - если и не сам Брадор, который действительно никогда не посещал такие заведения, то кто угодно из их товарищей - Охотников такого же возраста или старше - мог оказаться отцом Риты. И тут Брадор поймал себя на том, что перебирает в памяти лица знакомых Охотников и церковников, пытаясь уловить сходство... Да что за ерунда в голову лезет! - А что за важная причина, можешь рассказать?
   - Причина? А, да... Расскажу... Чуть позже, - рассеянно отозвалась девушка. - Мы почти пришли, - она свернула в сторону от лестницы, полукругом спускающейся в церковный двор. Тропинка между деревьями уводила к ограде, за которой виднелись ряды полускрытых бурьяном надгробий.
   Брадор чуть замедлил шаги, чтобы дать Рите возможность подойти к могиле матери одной. Девушка быстро и уверенно прошла между заросшими холмиками и покосившимися плитами к самой ограде, остановилась, опустилась на одно колено и протянула руку к надгробию. Замерла так на несколько мгновений, затем поднялась и оглянулась.
   Брадор подошёл ближе. Эта могила была относительно ухоженной: бурьян вокруг был вырван, плита очищена от лишайников. Значит, Рита бывает здесь как минимум раз в месяц... Он бросил взгляд на выбитые на камне буквы и цифры, но прочитать не смог: заходящее солнце накрыло надгробие траурным покрывалом тени от церковной крыши.
   - Так вот, о том, почему для меня было бы важно знать, кто мой отец, - заговорила Рита. - Я много думала о том, что происходит в Ярнаме. И с каждым днём становится всё хуже. Я каждый день убиваю кого-то. Кого-то, кто ещё совсем недавно был человеком... Но - а сами вы никогда не задумывались об этом? Ведь в чудовищ обращаются далеко не все. Есть люди, которые очень давно принимают Древнюю Кровь... Тот же мастер Герман, а он наверняка прошёл первое переливание тогда же, когда и мастер Лоуренс... И сам Первый Викарий, и многие из вашего отряда Расхитителей Гробниц... Почему обращаются не те, кому перелили больше крови, а совершенно случайные люди? Простые горожане, которым никогда не делали таких переливаний, как нам, а только инъекции во время кровослужений? В чём тут дело?
   - Если бы я знал... - пробормотал Брадор. Конечно, он думал об этом тоже. Если бы только он мог найти ответ - и принести его Лоуренсу...
   - Я думаю, дело может быть в наследственности, - деловито продолжила Мэйз. - У кого-то есть иммунитет к Чуме Зверя, у кого-то - нет. И я смотрю на вас, а вы уже много лет проходите трансфузии - и до сих пор в полном рассудке...
   - Спасибо, - хмыкнул Брадор. - Это очень приятно слышать.
   - Мне-то за что спасибо? - подколола его ученица в ответ. - Я не ваш предок, не от меня вы получили этот иммунитет... Так вот. Ямамура предположил, что в чудовищ обращаются те, у кого есть к этому предрасположенность...
   - Ямамура? - удивился Брадор.
   - Да, Ямамура, а что?
   - Да ничего, - Охотник развёл руками. - Просто удивился. Он же ни с кем не разговаривает.
   - Не знаю. - Рита дёрнула плечом. - Со мной он разговаривает. И даже иногда смеётся. Вот так, представьте себе, - она быстро глянула на Брадора, скорчив хитрую рожицу. - Так вот, он говорит, что давно уже понял: в некоторых людях гнездится тьма. Скверна, которая не позволяет им держать под контролем их внутреннего зверя. Да, того самого, из видений после первой трансфузии. Эти люди подвержены всяческим порокам, обычно злобны и завистливы, трусливы или мелочны. Их заботит только собственное благополучие. И, когда их никчемным жизням что-то угрожает, они легко и без сожалений выпускают зверя на волю...
   Брадору остро захотелось как-то остановить поток этой сбивчивой речи - то ли обнять девчонку, то ли закатить ей оплеуху... Интонации и изменившийся голос Мэйз испугали его так, как давно уже не пугали чудовища и даже появляющиеся на столе записки.
   - Ненавижу их, - злым, чужим голосом продолжила Рита. - Ненавижу всех и каждого! Они испорчены по самой своей сути, и мне их ни капельки не жаль! Как подумаю, что когда-то один из них... Из таких... - Девушку передернуло, она отвернулась и обхватила себя руками. - Мне ведь даже тело не отдали, мастер! Могила-то пустая... Сказали, что опознали только по обрывкам одежды и... По тому, что это нашли недалеко от её комнаты... - она задохнулась и замолчала.
   Брадор задохнулся тоже.
   Багровый туман. Повисшие в воздухе алые капли. Серые стены смыкаются вокруг, серые камни под ногами, серые тучи над головой.
   "Да будут прокляты изверги истинные..."
   "Мы это заслужили..."
   "И заслужим ещё".
   - Пойдём, - Брадор приобнял девушку за плечи. - Темнеет.
   Рита молниеносно развернулась, вцепилась в наставника и сдавленно зарыдала, спрятав лицо на его груди.
  

***

   Заходящее солнце, наколотое на остроконечные крыши, пачкало красным облака, похожие на комья грязной корпии. Тени в подворотнях и за изгибами лестниц чернели горками сажи. Глубокие тени, в которых прячутся тени... Ветер с запахом гари сушил горло и выжигал лёгкие - в грудь будто бы воткнули горящий факел и время от времени проворачивали там.
   Саймону было страшно.
   Нет, конечно, он не был безумцем или глупцом, которому неведом страх. Его пугали и чудовища, и внезапные резкие движения и звуки, когда он скрытно передвигался по городу. Но ужаса, подобного тому, что сейчас сковал его, скорчившегося в клочке чёрной тени на узком балконе с расколотыми каменными перилами, Охотник-наблюдатель не испытывал уже давно. Пожалуй, с тех самых пор, как он в полной мере осознал последствия применения Древней Крови...
   Бежать было больно. Да что там бежать - уже и идти, и просто сидеть было дико больно. Шприцов с кровью не осталось, а вот ран и ожогов было полно, и сколько ещё он получит, пока выберется к мосту?..
   Если вообще выберется.
   Вжавшись спиной в каменную стену, стараясь стать как можно незаметнее, Саймон пытался успокоить хриплое рваное дыхание. Горло горело от жажды, в пересохшем рту чувствовался привкус гари и крови.
   Сумасшедший Ярнам окончательно обезумел. Безумный мир вокруг окончательно сошёл с ума.
   Рутинное патрулирование старых кварталов обернулось кошмаром наяву.
   Повсюду на площадях и перекрёстках горели огромные кучи непонятно чьих трупов; пылали, распространяя отвратительное зловоние палёной шерсти и обугленной плоти, туши ликантропов, распятые на деревянных столбах с перекладинами. А кто стоял вокруг костров с баграми и вилами?..
   Те же чудовища. Только всё ещё чуть больше напоминающие людей.
   И это было самым страшным. Казалось, во всём Старом Ярнаме больше нет ни одного человека.
   Если бы это было так...
   Саймон слышал крики. Человеческие крики. Женские, детские...
   Он рвался на эти звуки... налетал на очередную засаду... дрался... бежал. Вкалывал дозу за дозой крови, сдавленно хрипел от боли, пытаясь сдерживать стоны, чтобы не выдать чудовищам своё очередное ненадёжное укрытие, пока раны затягивались под действием исцеляющего снадобья.
   А потом рука нащупала в поясной сумке пустоту.
   Всё...
   Разодрано правое бедро, нога ниже колена онемела, в сапоге хлюпает. Спина горит, будто по ней прошлись плетью с узлами. Гудит голова, кровь заливает лицо. Пара бинтов-то хоть найдётся?..
   И пара минут, чтобы перевязать раны. Потому что на запах крови сейчас сбегутся те, кому этой самой крови всё ещё мало...
   Лук - очень удобное оружие. Но не против толпы обезумевших и обратившихся горожан.
   В одиночку очень удобно наблюдать и собирать информацию. Но не драться с толпой обезумевших и обратившихся горожан.
   И прорывается сквозь туман боли мысль - уже не паника, а спокойная горькая обречённость:
   "Неужели всё вот так и закончится... здесь?"
   Нет... Нет. Надо выбраться. Обязательно надо выбраться! Надо предупредить Лоуренса. Надо предупредить Людвига. Близится Ночь Охоты. И здесь, в Старом Ярнаме, она уже началась, хоть солнце ещё не село. Скоро сюда придёт обычный патруль, и тогда...
   Перевязать ногу. Спина... Бесполезно. Голова... как получится. Лишь бы стекающая кровь не мешала смотреть. Выглянуть из укрытия, оценить обстановку. Выбрать момент. Вперёд...
  
   ...Кровавый туман. Гул, треск, рёв пламени. Темнота.
   Чудовищная боль рвёт и выкручивает тело. Воздух в груди - как кипяток. Ни дышать, ни выкашлять. В горле кляпом застряли запах гари и крик.
   Всё. Почему-то вдруг больше не больно. Легко. Не горячо - прохладно. Это смерть? Похоже, да. Потому что - не может же это быть...
   - Мастер Саймон!
   Знакомый голос. Женский. Испуганный.
   - Мастер Саймон, вы... Очнитесь, пожалуйста!
   Быстрое прикосновение к горлу. Там, где бьётся пульс... Бьётся?
   "Я всё-таки жив?"
   Саймон открыл глаза. Над ним нависало бледное перепуганное лицо ученицы Брадора.
   - Рита? - он приподнялся на локте и сел, озираясь по сторонам. - Ты как тут оказалась? Погоди... Где я вообще?
   Он лежал на брусчатке у стены дома в сумрачном переулке... Поразительно знакомом переулке.
   А вон и знакомая дверь.
   - Ладно, - Саймон провёл рукой по лицу и поморщился - из-под пальцев посыпались чешуйки засохшей крови. - Вопрос следует изменить. Как я сам тут оказался?
   - Понятия не имею, - дрожащим голосом отозвалась девушка. - Я вышла из дома и увидела вас у стены. Вы выглядели как мёртвый. Я испугалась - вокруг вроде бы тихо, кто же вас так отделал? Проверила пульс, поняла, что вы живы, и вколола кровь. Вы уже можете встать? Давайте зайдём в дом, - и она протянула наблюдателю руку. Тот тяжело поднялся на ноги, ещё не доверяя своим ощущениям, говорящим, что с ним всё в полном порядке. Сложно в это поверить, когда ещё совсем недавно считал себя уже мёртвым...
   - Теперь ты тут живёшь? - рассеянно поинтересовался Саймон, мельком окидывая взглядом неуловимо изменившуюся обстановку знакомой квартиры. Стало заметно чище, на окне занавески поновее, на полке - пара книг, на столе - что-то вроде скатерти... И нет на полу бутылок.
   - Я... Нет, - Мэйз нервно улыбнулась. - Просто иногда ночую здесь. У нас с мастером Брадором общие места укрытий. Мы меняемся. А вы его искали, да?
   - Подозреваю, что так. - Саймон сел-упал на табурет у стола. - Иначе не понимаю, каким ещё образом меня могло сюда занести. Я был в Старом Ярнаме. Чуть не умер. Там творится настоящий кошмар! Надо срочно предупредить Людвига! Ночь Охоты начинается. И в Старом городе, по-моему, обезумели все.
   - Значит, надо торопиться! - девушка бросилась к двери. - Ночные патрули выходят через полчаса! Вы как, - она обернулась и обеспокоенно вгляделась в лицо наблюдателя, - ещё отдохнёте или идёте со мной?
   - Идём, - Саймон поднялся. - Только разделимся. Ты иди в мастерскую, а мне надо к Лоуренсу.
  

***

   Первый Викарий молчал так долго, что Саймон уже хотел было тихо покинуть кабинет. В конце концов, его ждали товарищи: Людвиг объявил общий сбор Охотников в мастерской. Конечно, формально им следовало дождаться распоряжения Лоуренса, но всем и без того было понятно: этой ночью будет проведена самая масштабная облава за всё время существования мастерских. Самая кровавая и беспощадная Охота...
   - Пусть Людвиг зайдёт ко мне, - глухо и невнятно сказал Лоуренс. Правая рука его закрывала нижнюю часть лица, а левая со странно напряжёнными, скрюченными пальцами лежала на краю стола, будто Викарий собирался вцепиться во что-то ногтями. - Надо спасти, как-то вывести оставшихся... Если кто-то ещё остался. Иди. Скорее...
  
   Столько народу одновременно в мастерской Саймон никогда ещё не видел. Охотники толпились у ремонтного верстака, у сундуков с припасами и у стоек с оружием, тихо переговариваясь, от чего помещение наполнял низкий гул, напомнивший Саймону шум прибоя из его чужих кошмаров. Протолкавшись между группами знакомых и незнакомых Охотников, наблюдатель добрался до Людвига, который стоял в окружении командиров отрядов и что-то вполголоса говорил. За спинами старших товарищей стояла Мэйз, стиснув руки перед грудью.
   - Тебя зовёт Лоуренс, - сказал Саймон Людвигу, и тот, коротко кивнув, бросился к выходу. Охотники расступались перед ним.
   На плечо наблюдателя легла тяжёлая рука.
   - Я слышал, ты изрядно сплоховал, - голос звучал насмешливо, но от Саймона не укрылась звучащая в нём тревога. - Чуть не попался, как новичок. Может, хоть теперь научишься драться нормальным оружием?
   Саймон обернулся к Брадору.
   - Что, лишил тебя удовольствия выпить на моих похоронах? - он неожиданно сам для себя улыбнулся.
   - Сволочь ты, вот ты кто, шпион, - усмехнулся в ответ Брадор. - Напугал мою напарницу. Рассекретил наше убежище. Дать бы тебе в морду как следует, чтоб больше неповадно было...
   Саймон покосился на Риту. Та перехватила его взгляд, едва заметно кивнула и тут же снова, закусив губу, отвернулась к дверному проёму, куда ушёл Людвиг.
   - Ну ладно, выбрался - и молодец, - Брадор оглядел изорванную, прожжённую и пропитанную кровью одежду Саймона. - Переоденься-ка в нормальный костюм, да оружие какое-нибудь серьёзное возьми! И пойдёшь с нами, - он кивнул в сторону напарницы. - Мы за тобой присмотрим. Не дадим больше делать глупости! ­- и он многозначительно положил руку на рукоять Кровопускателя за спиной.
   - Раскомандовался тут, - нарочито недовольно пробурчал Саймон. - Ладно, пойду с вами. - Он вдруг понял, что, оказывается, рад вновь слышать этот грубоватый и ехидный голос ­- и готов терпеть бесчисленные подколки и обидные шуточки в свой адрес... Лишь бы этот несносный тип был поблизости - рядом с ним и вправду спокойнее.
   - Умеешь драться чем-нибудь, кроме своего пёрышка? - Брадор за руку подтащил Саймона к стойке с оружием. - Ты же был Расхитителем Гробниц. Чем тогда пользовался?
   - Саиф возьму... Да отпусти ты руку, чего вцепился?!
   - Напугал ты меня, - буркнул Брадор, выпуская локоть Саймона. - Вот взял бы и помер там - что тогда было бы, а?..
   - А тебе что за дело? - Саймон искренне удивился - он не ожидал такой эмоциональной реакции от церковного убийцы.
   - А ты бы видел лицо Людвига, когда Мэйз рассказывала, как она тебя нашла, - понизив голос и глядя в сторону, сказал Брадор. - У нас в последнее время столько народу погибло... Мы даже на кладбище сами не ездим - слишком много похорон каждый день. Почти всех первых Охотников, из тех, кто с Лоуренсом из Бюргенверта приехал, уже в Хемвик отвезли. Тех, кого Людвиг своими наставниками считал... - Убийца коротко вздохнул и слегка подтолкнул Саймона. - Ну что стоишь? Бери саиф да пойди переоденься. Скоро Людвиг вернётся, да будем выступать...
   В этот момент гул голосов в мастерской стих. Охотники разом развернулись ко входу.
   На пороге, почему-то держа в руке обнажённый меч, стоял Людвиг, бледный, с горящими глазами. Обведя взглядом своё войско, он с трудом разжал стиснутые зубы и заговорил.
   - Охотники... Воины Церкви! Как вы знаете, сегодня начинается Ночь Охоты. Но эта ночь будет особенной - боюсь, многие из нас не переживут её... Чудовища заполонили город. Нам не удастся, как раньше, истреблять их по одному, передвигаясь по городу группами. Сегодня мы выходим на настоящую войну. - Он глубоко вздохнул. - Готовьтесь. Возьмите как можно больше крови. И... Соберите все огнемёты, все запасы зажигательной смеси... Огонь... Огонь очищает... Очистим эти улицы от скверны! - и он воздел к потолку свой знаменитый меч Священного Лунного Света, найденный когда-то юным Охотником в птумерианских подземельях и ставший ему верным спутником на всю жизнь.
   Саймон моргнул. Показалось, или вправду по лезвию легендарного клинка пробежал отблеск лунного сияния? Здесь, в полумраке мастерской, куда не проникало ни луча света снаружи...
   Брадор дёрнул наблюдателя за рукав.
   - Не стой, пойдём собираться!
   Мастерская снова наполнилась гулом голосов и лязгом оружия. Охотники вернулись к прерванным сборам. Людвиг по-прежнему стоял на пороге, со странным, отрешённым выражением лица наблюдая за своими воинами. Прощаясь?..
  

***

   Тревожный багровый закат стекает за горизонт, как размытая дождём лужа крови. Ветер треплет и растаскивает по небу серые облака. В воздухе разливаются неслышный звон приближающегося безумия и тоскливая обречённость.
   Скоро взойдёт Луна.
   Но уже сейчас сердце чувствует её присутствие...
  
   Охота начинается...
   ...Брадор с Кровопускателем наготове шагает по знакомой до последнего камня брусчатке Старого города. Слева, на краю поля зрения, как всегда - сливающийся с тенями силуэт напарницы. Рита идёт в шаге позади и чуть в стороне, чтобы в случае чего не попасть под удар длинного оружия наставника и не зацепить его своим. Всё как всегда... Только справа сегодня ещё маячит тощая фигура непутёвого Охотника-шпиона. Ну вот как можно было так подставиться? Разве не понятно стало за последние месяцы, что патрулировать одному - слишком опасно?
   "Ну да, мы с Мэйз всё-таки работаем вдвоём".
   Хотя, если подумать, при столкновении с толпой обратившихся горожан не поздоровится что Охотнику-одиночке, что двоим.
   Сейчас их группа насчитывала восемь человек под предводительством сэра Реймонда, старого и опытного Охотника, одного из тех, кто пришёл с Лоуренсом из Бюргенверта. Из всех, кого Брадор знал ещё со времён птумерианских экспедиций, в мастерской уцелел только он один...
   И Саймон. И сам Людвиг, конечно.
   И кто из них доживёт до утра?
   Нельзя думать об этом. Нельзя рассеивать внимание.
   Внимание...
   В подворотне справа слышится звук. Сэр Реймонд останавливается и поднимает левую руку. Охотники замирают, держа оружие наготове. Командир первым заглядывает в жадный зев темноты и, помедлив, швыряет туда склянку с зажигательной смесью.
   Из дверного проёма рвутся пламя и нечеловеческий визг. На мостовую выкатывается охваченный огнём ликантроп. Обезумев от боли, бросается на Охотников и... Выстрел из ружья останавливает его в воздухе. Тело падает на брусчатку, горит, распространяя отвратительное зловоние. Сэр Реймонд и его напарник проверяют - не осталось ли кого-то в доме. Короткий жест: "Всё чисто, дальше!". Здесь зверь был один. Повезло... Следующая подворотня.
   И ещё подворотня, и ещё дом, переулок, перекрёсток... Чудовища двигаются неслышно, звуки их шагов скрадывают треск пламени и несущиеся со всех сторон рычание и крики. Брадор уже сбился со счёта - сколько трупов осталось за спиной. Пока - только трупов чудовищ... Пока ещё отряд не потерял ни одного Охотника.
   Но ведь Охота только началась...
  
   Искажённый, вывернутый наизнанку мир. Кошмар наяву. Он пришёл по их души сам, не дожидаясь, когда смерть заберёт их всех и бросит в давно готовые для каждого застенки... Кошмар у каждого свой, но пока ещё они все погружены в один, общий для всех. В мир яви, который они превратили в кошмар собственными руками.
   Кровопускатель цепляется за невидимую в темноте балку, удар не достигает цели, Брадор едва успевает броситься в сторону, уходя от удара лапы с огромными изогнутыми когтями. Больно ударяется спиной об угол какого-то ящика. Падая, ухитряется левой рукой вытащить пистолет. Стреляет в оскаленную морду зверя - тот дёргается, взрёвывает, но не падает, а замедляется всего лишь на мгновение - этого должно хватить - нет, не успеть, за спиной стена, оружие не... И тут голова чудовища вдруг дёргается в сторону, и тело заваливается набок... А из уха ликантропа торчит стрела.
   - Ну что, не будешь больше смеяться над моим луком? - говорит темнота голосом Саймона. Нервный смешок, короткий вздох.
   - Ты же хотел саиф взять... - Брадор хватается за протянутую руку наблюдателя и рывком поднимается на ноги. - А где Рита?!
   - Мастер Брадор! - в дверном проёме появляется знакомый силуэт. Девушка вытягивает голову, силясь что-то разглядеть в кромешной темноте внутри здания.
   - Всё в порядке, - отзывается Брадор. - Саймон выручил.
   - Идёмте быстрее, там дело плохо, - и силуэт пропадает из виду, будто мгновение назад просто померещился.
   - У меня и то, и другое с собой, - поясняет Саймон. - Они же не тяжёлые. Тебе бы тоже не помешало оружие покороче, а? Один на один Кровопускатель хорош, а тут...
   - Да понял уже... Что там снаружи?
   - Мы сошлись с группой Ото - слышишь же? - На улице раздаются всё приближающиеся звуки взрывов. - Они загнали большую толпу зверей, а мы тут их встречаем.
   - Понял, - и Брадор, перехватив Кровопускатель двумя руками, вылетает из темноты в самое средоточие пылающего кошмара.
   Треск, визг, рычание. Хруст, вой, стоны.
   Вонь уже не ощущается - дыхательные пути обожжены. Глаза слезятся от дыма и жара... Отличить бы своих от чужих... Людей от чудовищ.
   Рита сражается рядом - похожа на смерч из острых кусков металла - Убийца чудовищ хлещет во все стороны без остановки - кровь брызжет веерами, разлетаются ошмётки тел... Шерсть... Одежда?..
   - Рита! - Брадор хватает напарницу за руку... Не удерживает - девушка с нечеловеческой силой вырывается и бросается вперёд, ныряет в чудовищную мешанину из крови, шерсти и стали.
   - Сюда! - из-за спины доносится крик Саймона. - Помо... - свист, рычание, хруст...
   Успел. Успел?! Ликантроп, с рычанием рвущий что-то (кого-то!) на полу у стены, резко поворачивается на звук - и с раздробленной Кровопускателем головой валится под ноги. Брадор влетает в комнату, наступая на труп. Крови... весь пол залит. Сколько тут человеческой? Саймон лежит в углу, прижимая руки к разодранному животу. Глаза на покрытом кровью лице - вроде бы живые, широко раскрыты, но уже ничего не видят - уже почти по ту сторону...
   - Держись! - Шприц, второй... Одного не хватит. "Держись" - сейчас это значит очень много. Заживление такой раны... может убить болевым шоком. Брадор с трудом удерживает бьющегося и страшно орущего Саймона. С трудом переводит дыхание, когда тот обмякает и открывает глаза.
   - Второй раз... за сегодня... родился, - слабо улыбается наблюдатель.
   - А ведь точно, шпион, теперь я твой папаша, а Рита - мама, - у Брадора вырывается смешок, который вовсе не смешок, а...
   Вывалившись в переулок из развороченного дверного проёма, Охотники на мгновение замирают на месте.
   Город тонет в дыму. То тут, то там над крышами взмывают языки пламени. Горят уже не только костры на улицах и площадях, но и дома, и целые кварталы. Город кричит, рычит и стонет тысячами глоток, звуки взрывов будто толкают в спину: "Беги!".
   А за всем этим хаосом сверху одобрительно наблюдает она.
   Огромная красная Луна плывёт по небу, поднимаясь всё выше. И когда она достигнет зенита - время остановится. Ночь Охоты будет длиться до тех пор, пока она не насытится кровью.
  

***

   Город вплавлен в ночь, словно в обсидиановую глыбу. Зарево пожаров только усиливает сходство с извержением исполинского вулкана. Облака пепла затянули всё небо, но почему-то всё никак не могут спрятать измученных, израненных людей от всевидящего ока Луны...
   Спустя много часов Охоты - никто не решился бы даже примерно прикинуть, сколько прошло времени - часть уцелевших Охотников собралась в небольшой церквушке на окраине Старого города, где был организован временный лагерь. Здесь горело множество факелов и несколько костров, одуряюще пахло ладаном.
   Брадор сидел у стены и пытался собраться с силами хотя бы для того, чтобы дотянуться до фляжки с водой. Он бездумно водил взглядом вокруг, видя и не видя огни факелов, колонны, покрытые пылью статуи, движущиеся фигуры товарищей...
   Сил не осталось совершенно. А ведь это только начало...
   Из их группы на базу вернулись пятеро. Они потеряли двоих молодых охотников и сэра Реймонда, который пытался вытащить своих людей из горящего дома. И как теперь сказать об этом Людвигу?
   Сам Людвиг, кстати, так ещё и не вернулся...
   Краем глаза Брадор видел сидящего неподалёку Саймона: голова запрокинута, глаза широко открыты, но явно ничего не видят. Ох и досталось сегодня бедолаге-шпиону... Брадор поймал себя на том, что уже не впервые думает о нём как о младшем товарище, неопытном и более слабом, за которым нужно присматривать - а по какому праву, собственно? Саймон младше всего на два года, да и в Бюргенверте появился ненамного позже, чем сам будущий церковный убийца. Он не менее опытный Охотник, хоть и со странностями...
   А что это означает?
   А означает это две вещи, одинаково неприятные, если подумать...
   Первое - если опытный Саймон дважды за один день лишь чудом остался в живых, то и Брадор вполне может оказаться на его месте. Да уже, кстати, и оказывался - в том доме с низко нависающими балками... И кто его выручил? - как раз Саймон. Не надо недооценивать товарищей. Не надо переоценивать себя. Опасно это...
   А второе? А второе, как ни досадно это признавать, - то, что судьба бестолкового Охотника-наблюдателя, оказывается, не безразлична Брадору. Что теперь у церковного убийцы добавилось головной боли. Теперь придётся беспокоиться не только за Риту, Лоуренса и Людвига, а ещё и за этого тощего психа.
   Теперь ещё больше страшит начавшаяся Ночь Охоты. Не за себя, за них... А если им повезёт, и все они выживут - страх и чувство обречённости, сжимающие сердце при виде лежащего на столе листка, станут ещё сильнее.
  
   Правой кисти вдруг коснулось что-то холодное. Брадор с трудом повернул голову. Рядом на коленях стояла Рита, пододвигая к его руке ту самую фляжку с водой.
   - Как вы? - тихо спросила она. Брадор сел прямо и внимательно оглядел напарницу. Ран не видно... Но на скуле тоненький светлый штрих нового шрама. Костюм во многих местах разодран и залит кровью - непривычно видеть Мэйз в таком неопрятном виде.
   - Учитывая обстоятельства - просто прекрасно, - ответил он, заставив себя улыбнуться. - Просто устал. А ты сама как? Держишься?
   - А куда деваться, - невесело усмехнулась Рита. - Сейчас принесу вам поесть да пойду пополнять подсумки. Людвиг вернётся - может, сразу же придётся снова выходить.
   - Не надо, я сам. - Брадор поднялся, стараясь не подавать виду, что его ещё слегка пошатывает. - Эй, везунчик, - он подошёл к Саймону и уселся рядом на пыльный пол. - Давай, расшевеливайся, сейчас ты точно не мёртвый. Перекусить надо, пока есть время.
   - Слушай... - Саймон не пошевелился, только на тощей шее дёрнулся кадык. - Да я и не рад сейчас, что жив. Вот честно.
   - Эй, ты чего? - Брадор с тревогой оглянулся на напарницу - далеко ли отошла? Ни к чему ей слушать такие речи. - Ну-ка бросай эти мрачные настроения. Мы живы, руки-ноги на месте, Ночь Охоты не вечна. Всё будет хорошо.
   - Издеваешься? - горько спросил Саймон, наконец переведя взгляд на лицо Брадора. - Будет хорошо? Ты там умом повредился, что ли?..
   - Вот не надо этого сейчас, слышишь? - Брадор наклонился ближе к наблюдателю и заговорил жёстко, понизив голос, чтобы не привлекать внимания остальных. - Я прекрасно понимаю, что с тобой сейчас творится. Не давай этому разрастаться. Борись изо всех сил. Или оно тебя сожрёт. Уж лучше... взбесись и дай мне в морду, что ли, - он зло усмехнулся. - Ещё не хватало... Вытащить тебя из того пекла... И вот так потерять на привале. Видел я уже такое... В подземельях. Не надо мне тут... Таких приветов из прошлого.
   Саймон моргнул.
   - А... Понимаю, о чём ты, - он неуклюже завозился, устраиваясь поудобнее. - Нет, не так уж я плох, не волнуйся. А где твоя девочка? - он обвёл взглядом зал церквушки.
   - Да где-то тут, - Брадор мотнул головой в сторону сложенных в углу ящиков с припасами. - Всё с ней в порядке. Шустрая и бесстрашная.
   - Ох, да, - взгляд Саймона снова уплыл куда-то в невидимые слои пространств. - Шустрая... Бесстрашная...
   - Ты о чём? - Охотник-убийца непонимающе нахмурился.
   - Неважно... - прошептал Саймон. - Так... Наблюдение. Я же наблюдатель. Не могу не наблюдать, - он слабо улыбнулся. - Ну что, и правда надо что-то съесть. Во имя победы Церкви Исцеления.
   - Вот наконец-то здравая мысль! - Брадор поднялся на ноги и протянул Саймону руку.

***

   - Что-то Людвига долго нет, - озвучил Саймон тревожные мысли Брадора.
   С момента возвращения их группы прошло уже не меньше трёх часов. За это время вернулись ещё два отряда и принесли двоих убитых товарищей и троих тяжело раненных, которым после боя не хватило крови. Те, кто пришёл первыми, уже отдохнули и готовились к новой вылазке. Перед началом Охоты Людвиг распорядился обязательно дождаться его, прежде чем снова выходить в город. Но нельзя ведь исключать вероятность того, что он вообще не вернётся...
   - Ага... - буркнул Брадор. Ему уже давно хотелось вскочить и, наплевав на приказ, броситься в город одному - искать командира. Хвала Идону, хватало ума не поддаваться этому порыву.
   Он украдкой наблюдал за Ритой, которая снова и снова находила себе какие-то дела у самых дверей церкви, постоянно косилась в широкую щель между створками и время от времени замирала в напряжённой позе, прислушиваясь к тому, что происходило снаружи.
   А снаружи не происходило почти ничего. Грохот взрывов стих, треск пламени, крики и рычание отдалились и были почти не слышны. Казалось, город успокоился и медленно погружался в сон. Но как такое может быть, если где-то на улицах ещё остались толпы недобитых чудовищ и добрых два десятка Охотников?
   Мысли по этому поводу, конечно, лезли в голову совсем не вдохновляющие.
   Брадор устал от ожидания почти так же сильно, как и от Охоты. И, помимо тревоги за Людвига и его отряд, сердце ныло от сопереживания Рите, которая просто не находила себе места.
   Привязанности - опасная штука в такие времена...
   - Пожалуй, скоро надо будет выходить, - сказал Саймон. - Что скажешь, командир?
   Брадор удивлённо покосился на него. После гибели сэра Реймонда оставшиеся члены группы вдруг с молчаливым единодушием стали обращаться к Брадору как к старшему. Почему он? Чем он, мастер тайных убийств, лучше прочих во время Охоты?..
   - Да, через полчаса пойдём, - согласился он. - Нечего тут рассиживаться.
   - Пойду, скажу ребятам, - сказал Саймон, тяжело поднялся и ушёл в дальний угол, где на расстеленных на полу плащах отдыхали Охотники.
   Брадор перевёл взгляд на дверь, в который раз до ломоты в глазах вглядываясь в темноту. Ну где они там?..
   Тишина...
   Ещё полчаса. Выкинуть из головы тревожные мысли - ими Людвигу не поможешь. Лучше отдохнуть как следует, настроиться...
   Брадор закрыл глаза, откинулся на стену и расслабил мышцы.
   ...И через мгновение его буквально подбросил в воздух горестный крик.
   - Рита?..
   У дверей - столпотворение, все Охотники повскакивали с мест и взволнованно заговорили разом, обступив вошедших, подхватывая, помогая...
   Внести... Тело?
   Брадор влетел в толпу, расшвыривая Охотников в стороны, и в последний момент успел вцепиться в плечи Риты, которая рвалась куда-то вперёд. Девушка издала короткий стон на вдохе и захлебнулась им.
   Четверо Охотников внесли на импровизированных носилках из плаща и осторожно опустили на пол что-то тяжёлое. Глянув через голову Риты, Брадор задохнулся и ещё сильнее стиснул плечи напарницы.
   На плаще лежал Людвиг, и если его вид ещё мог оставлять какую-то надежду - мало ли, столько крови - а может, это всё кровь чудовищ! - то выражения лиц его спутников эту надежду рассеивали в прах.
   Вдруг стало очень тихо. Люди замерли, казалось, даже прекратив дышать. А затем один за другим Охотники начали опускаться на одно колено, склоняя голову и прижав правую руку к груди.
   - Нет... - выдохнула Рита. - Нет! - она слабо дёрнулась в руках напарника и снова застыла. Брадор пальцами чувствовал, как напряжены все её мышцы - как в судороге. Удерживая напарницу на месте, он сам словно бы держался за неё, чтобы не упасть. Рассудок отказывался воспринимать как реальность то, что видели глаза.
   Тишина...
   Вдруг у тела непонятно откуда возник Саймон и без лишних слов и движений всадил в бедро командира иглу шприца с кровью. Тело Людвига выгнулось и забилось в конвульсиях. Бывший врач-исследователь Церкви навалился на командира всем весом, хрипло ругаясь:
   - Вот же сборище идиотов, безмозглые колоды, вот же дерьмо вонючее, да чтоб вас... - выражения становились всё крепче, а остолбеневшие товарищи не сразу пришли в себя и бросились помогать тощему и жилистому наблюдателю, который никак не мог в одиночку удержать в неподвижном состоянии рослого и прекрасно натренированного Людвига.
  
   После, когда находящимся в полубеспамятстве командиром занялись настоящие врачи Церкви, Саймон сидел у стены, шёпотом ругаясь, трясясь и стуча зубами по горлышку флакона с успокоительным, а Брадор придерживал его руку, чтобы тот всё-таки выпил, а не вылил на себя лекарство.
   - Как ты... понял, что он жив? - тихо спросил церковный убийца. Ему до сих пор было тошно и противно за себя, за свою непроходимую тупость, за то, что эта тупость едва не стоила Людвигу жизни, и если бы не Саймон... да, всех тех ругательств, которыми тот обложил товарищей, было недостаточно, чтобы описать степень их никчёмности и безмозглости.
   - Да ничего я не понял, - выдохнул наблюдатель. - Просто решил проверить... Что нам, дозы крови жалко, что ли? А они... - он хлебнул успокоительного, закашлялся и махнул рукой.
   Брадор забрал у него пустой флакон.
   - Я даже не знаю, что сказать, - выговорил он с трудом. - Ты... Мы... А-а, - он тоже махнул рукой. - Это просто... Да как же так? Вот никаких мыслей в голове. Один вопрос: как же так, как мы все оказались такими тупицами?
   - Видимо, вы все просто испугались, - сказал Саймон. - Ты - ещё и за Риту, - он бросил на Брадора быстрый взгляд, молчаливо давая понять, что он всё знает - и сохранит эту тайну. - А я... Я уже просто... как будто был не здесь. Понимаешь? Как будто перешёл черту вслед за ним. Мне было уже всё равно - в этом мире было больше нечего терять.
   - Вот оно как, - озадаченно проговорил Брадор.
   - И я оказался прав. Ну вот, - Саймон нервно хмыкнул, - теперь у меня есть повод думать, что всё-таки не зря я сегодня не помер...
   - Это уж точно, - с чувством сказал Брадор. - Вот помер бы - и всё...
   - Ладно, пока никто не помер, а у нас ещё долгая ночь впереди, - Саймон чуть приподнялся и оглядел зал церкви. - А где Рита?
   - Где-то там, скорее всего, - Брадор махнул рукой в сторону угла, занятого походным лазаретом.
   - Нет её там, - Саймон поднялся на ноги, нахмурился, вглядываясь в силуэты людей, склонившихся над ранеными. - Её вообще тут, в церкви, нет! Слушай, - он обернулся и глянул на Брадора так, что Охотник-убийца мгновенно вскочил тоже. - Надо её найти! Помнишь, я тебе говорил, что заметил кое-что? С ней... - он замялся, закусил губу и глянул в сторону. - Брадор, похоже, с ней не всё ладно. Я не хотел тебя пугать раньше времени, но...
   - Что значит неладно? - Брадор похолодел.
   И тут же вспомнил, что показалось странным ему самому.
   Ярость, с которой Мэйз бросалась в драку. Не разбирая, кто перед ней - ликантропы, обратившиеся горожане... Или просто горожане.
   Брызги крови, ошмётки плоти... Клочья шерсти. И одежды...
   "Рита!" - он пытается удержать её. Она вырывается, оглядывается через плечо - и снова ныряет в гущу схватки. В водоворот крови, огня и стали.
   А этот взгляд? Брадор тогда решил, что в пылу схватки ему показалось...
   Ярость. Ненависть. Безумие?
   "И, когда их никчемным жизням что-то угрожает, они легко и без сожалений выпускают зверя на волю..."
   Брадор стиснул кулаки и челюсти.
   Не может этого быть! Нет... Нет. Только не она...
   Нет!
   - Может, я всё-таки ошибся, - пробился сквозь шум крови в ушах тихий голос Саймона. Понимающий, сопереживающий голос. - Может, у неё просто нервы сдали...
   - Пойду её искать! - Брадор рванулся к выходу.
   - Погоди! Я с тобой.
   Брадор даже не стал кивать. И так понятно...
  
   - Где она может быть, как думаешь? - спросил Саймон на бегу.
   - Далеко уйти не могла, - выдохнул Брадор. - Где-то тут, в домах... Надо слушать. Вряд ли она... Просто сидит тихо.
   - Да, верно...
   Подворотни, дверные проёмы, переулки, перекрёстки...
   "Рита, где ты?"
   Записки, адреса, описания симптомов...
   "Рита, ну как же так?"
   Задания, бои, тренировки, патрулирование...
   "Рита, я хорошо обучил тебя..."
   "Вот скоро и узнаем, насколько хорошо".
   Саймон замер на месте и всем телом повернулся в сторону проёма с вывороченной и висящей на одной петле дверью.
   Из глубины дома раздавались звуки боя. Рычание, хруст, свист. И голос, неразборчиво что-то выкрикивающий. Женский...
   Брадор первым шагнул в заваленную хламом и обломками прихожую. Не заботясь о том, чтобы шагать беззвучно - шум сверху всё усиливался - он начал подниматься по лестнице. Сначала быстро, но постепенно замедляясь.
   - Что, мерзкие твари? Испугались?.. Ну, сколько вас там ещё? Выходите, я жду!.. Не скули, дрянь! Вот так! Все вы звери! Никому не будет пощады! Древняя Кровь!
   И смех. Безумный женский смех.
   И свист, и лязг хлещущего металлического хлыста. И визг. И крики.
   Человеческие крики.
   - Пусти меня, - тихо сказал Саймон в спину остановившемуся посреди лестницы Брадору.
   - Нет, - убийца обернулся и глянул на спутника с беспомощной улыбкой. - Уж прости, но тебе с ней не справиться. Это моё дело.
   Саймон несколько мгновений молча смотрел на Брадора. И кивнул.
   Брадор снова начал подниматься по ступеням. Медленно, но постепенно ускоряясь.
  
   Судя по всему, это было здание лечебницы: верхний этаж представлял собой большой зал с окнами по обе стороны и двумя рядами кроватей. По палате словно смерч пронёсся: часть кроватей была перевёрнута, часть разбита в щепки, некоторые почему-то стояли на боку. Возможно, люди пытались прятаться за ними...
   И кругом лежали тела. Множество тел в лужах крови. Ликантропы. Частично обратившиеся, обросшие шерстью люди. И просто люди.
   И кого тут было больше...
   В дальнем углу, лицом ко входу, сгрудились последние уцелевшие: двое мужчин и две женщины, вцепившиеся друг в друга, тихо подвывающие и с животным ужасом глядящие на покрытую кровью фигуру, что медленно приближалась к ним, утробно посмеиваясь и поигрывая тесаком.
   - Что, испугались? Жалкие твари! Дрожите за свои никчёмные жизни? Так что, ваши внутренние чудовища не хотят показаться и вступить со мной в честный бой? Даже на это у вас не хватает сил, мерзкие слизняки! Что, не можете выплеснуть грязь, что в вас накопилась? Не можете извергнуть паразитов? Так я здесь именно за этим... Вы рады?.. О да, вижу, вы очень рады... Сейчас... Сейчас вы очиститесь, готовьтесь! Да пребудет с вами Древняя Кровь!..
  
   Звонкий щелчок - Убийца чудовищ трансформируется... летит с тонким свистом... лязг металла о металл - Мэйз от неожиданности едва не выпускает из руки рукоять - разворачивается на месте - дёргает оружие, высвобождая цепь металлического хлыста из захвата клинком саифа.
  
   - О! - Рита широко улыбнулась и шагнула вперёд. Сердце Брадора рванулось ей навстречу... И, словно на острые колья, наткнулось на горящий алым взгляд. Безумный взгляд опьянённого кровью Охотника. - А вот и папочка! Ох, что я говорю! Ты мне не папочка, конечно же... Ты ведь брезгуешь такими, как моя мать, благородный Охотник! И я для тебя всего лишь бордельное отребье, ведь так? Вытащил из сточной канавы, вырастил себе напарницу... Чтобы было кому продолжать творить эти богохульные непотребства, которые вы, Охотники, зовёте очищающей Охотой! Посмотри на них, - она мотнула головой в сторону оцепеневших от ужаса горожан. - Нужна ли им ваша защита? Не-ет, не нужна! А почему? Да потому, что они сами ­- чудовища! И я, - она шагнула ближе, и Брадор невольно отшатнулся. Эта безумная улыбка на родном лице стоила всех ран и всех кошмаров в его жизни. - Посмотри на меня. Я, вот я - разве не чудовище? Нет?.. Да-а! А ведь это ты - ты, папочка, ты сделал меня такой! Потому что ты и сам чудовище. Все вы... Все мы, Охотники - мерзкие твари, все мы... - Улыбка стекла с её лица, как будто кровь смыли чистой водой. - Ты пришёл убить меня? И это правильно. Твоя работа - очищать город от скверны. Так чего ты ждёшь? - щёлкнул трансформируемый Убийца чудовищ. Глухо стукнул о пол, покрытый пропитанным кровью ковром. - Убей меня и подай отчёт Викарию. Всё как всегда, это же твоя работа! Ну? Чего медлишь? - она говорила всё быстрее, глаза её всё ярче пылали красным.
   - Рита, - выдохнул Брадор. - Рита, девочка моя... Пойдём домой. Я тебе помогу...
   - Что? - взвизгнула Мэйз. - Ты даже это сделать не способен? Ты, убийца на службе милосердной Церкви, не можешь просто взять и прервать чью-то жизнь быстро и без мучений? Ну же, не разочаровывай меня. Не дай мне повода перед смертью понять, что я так долго восхищалась слабаком.
   - Что толку восхищаться мной, - Брадор внимательно наблюдал за ученицей. - Я просто старый и никчёмный Охотник, и я не достоин восхищения. Но вспомни Людвига...
   Это имя произвело на Мэйз неожиданное действие. Она вдруг разрыдалась. Брадор шагнул к ней, но она отскочила, схватившись за пистолет.
   - Не подходи! - зашипела она, глядя на наставника с настоящей ненавистью. - Ты чуть не убил его! Ты, ты... Все вы! Вы хотели, чтобы он умер! Вы что... Вы что, завидуете ему? Саймон... Единственный достойный из вас, он спас моего Людвига. А вы... Ненавижу! Жалкие твари! - и она снова в голос зарыдала.
   - Да, я виноват, - повысив голос, сказал Брадор. - Но Людвиг жив, и он хотел бы видеть тебя живой и...
   - Да откуда тебе знать, чего бы он хотел?! - с дикой яростью заорала Рита и бросилась к своему тесаку. - Не произноси его имя, вообще не произноси! И вообще - делай то, за чем пришёл! Чего ты тянешь время? Ненавижу тебя! Проклинаю! - и она кинулась на наставника, в прыжке трансформируя оружие.
   Рефлексы сработали безотказно...
  
   - Надо идти, - кто-то толкает в плечо, колышет мутную багровую жидкость, в которой плавает Брадор. Голос звучит гулко, как и положено под толщей воды.
   "Бездонно проклятье, бездонны моря..."
   - Брадор! Очнись! Брадор...
   Кто-то, похоже, нырнул в эту плотную жидкость и плавает рядом. Обнимает за плечи.
   - Мне очень жаль...
   "Чего жаль? Меня? За что меня жалеть?"
   - Да что ж с тобой делать-то...
   Удар по лицу. Несильный. Не больно. Скорее - удивляет.
   - Ты чего? - Брадор фокусирует взгляд, изумлённо смотрит на... На того, кто сидит рядом.
   Не Рита. Это же Саймон! Это не Рита...
   А где Рита?
   "Не смотри. Не смотри вперёд".
   Холмик, прикрытый плащом. Из-под края забрызганной кровью ткани виднеется крайнее звено Убийцы чудовищ.
   - Надо унести её в лагерь, - говорит Саймон.
   Брадор обеими руками вцепляется в собственное горло, будто пытаясь не выпустить рвущийся наружу крик.
  

***

   Саймон нёс на левом плече завёрнутое в плащ тело Мэйз и правой рукой тащил за собой спотыкающегося Брадора, которому явно было всё равно - идти куда-то или свалиться у ближайшей стены. Во всяком случае, просить его помочь донести тело девушки до лагеря наблюдатель не решился.
   Всё это привело к тому, что от дома, куда они добежали за четверть часа, назад до церкви они тащились вчетверо дольше, и их уже хватились и собирались искать. Увидев приближающихся Охотников, стоящий снаружи у входа дозорный всплеснул руками и бросился на помощь.
   - Что случилось? Вы где были? - спросил вышедший им навстречу Людвиг, всё ещё бледный до синевы, но уже твёрдо стоящий на ногах.
   - Мэйз погибла, - тихо сказал Саймон, взглядом указав на переброшенный через плечо свёрток.
   Бледное лицо Людвига посерело. Он шагнул вперёд и коснулся окровавленной ткани плаща. Опустил руку, глянул на Брадора. Тот никак не реагировал на происходящее.
   - Давай помогу, - Людвиг осторожно принял тело Мэйз, и они с Саймоном уложили её на пол. Брадор по-прежнему не двигался. Саймон обеспокоенно глянул на него.
   - Ему бы к врачам... Он не в себе.
   Людвиг жестом подозвал врачей из угла-лазарета. Подошли двое в одеждах Чёрной Церкви, взяли Охотника-убийцу за плечи и осторожно увели. Саймон посмотрел ему вслед и едва заметно покачал головой.
   Брадора усадили на ящик, начали осматривать, ощупывать, задавать вопросы, которых он, похоже, даже не слышал. Людвиг долгим взглядом посмотрел на него и обернулся к Саймону.
   - Как это случилось? - спросил командир.
   - Опьянение кровью, - коротко ответил Саймон. Ему вдруг стало невыносимо тяжело говорить.
   - Ты?..
   - Нет. Он сам.
   - Проклятье...
   - Именно так. Лучше и не скажешь...
   - Как думаешь - быстро он придёт в себя?
   - Даже не знаю... Сейчас врачи с ним поработают - тогда станет понятно.
   - У нас большие потери, - Людвиг снова бросил взгляд на безучастно сидящего Брадора и кивнул в сторону ящиков с оружием и припасами, возле которых толпились Охотники - намного меньше Охотников, чем прибыло сюда вечером. - А на улицах... Да, - он повернулся к Саймону. - Прости... Я так и не поблагодарил тебя. Мне рассказали, что ты спас мне жизнь. Я у тебя в неоплатном долгу. - И капитан отряда Охотников поклонился церковному наблюдателю.
   - Ох, Людвиг, - вздохнул Саймон, - и напугал же ты меня...
   - Ты меня тоже, - буркнул Людвиг. - Когда Рита мне рассказала... - он осёкся и невольно оглянулся на укрытое плащом тело. - Она не мучилась? - тихо спросил он, не глядя на Саймона.
   - Насколько я понял - всё случилось мгновенно, - уклончиво ответил Саймон. Ему совершенно не хотелось рассказывать о том, что он видел и слышал в той лечебнице.
   - Да примут её душу милосердные небеса... - пробормотал Людвиг и провёл рукой по лицу.
   - Ладно, пойду проверю, как дела у Брадора, - и Саймон, резко отвернувшись, зашагал в угол-лазарет. Людвиг остался стоять над телом Риты. Опустился на одно колено, приподнял край плаща и несколько мгновений смотрел на спокойное лицо девушки. Осторожно опустил ткань, медленно поднялся на ноги и отошёл к стене, у которой были сложены его оружие и снаряжение. Положил руку на рукоять прислонённого к стене меча, закрыл глаза - и надолго застыл, словно прислушиваясь к чему-то.
  

***

   - Как он? - раздался знакомый голос откуда-то сверху. Брадор поднял голову, не столько с трудом, сколько нехотя сфокусировал взгляд.
   - Он жив, - вместо врача ответил он и попытался улыбнуться. Видимо, вместо улыбки получилось что-то не то, потому что взгляд Саймона стал... каким-то совсем уж врачебным.
   - Пока не убедил, - буркнул наблюдатель и снова обратился к врачу-церковнику: - Вы ему что-нибудь давали?
   - Нет, - ответил тот. - В таком заторможенном состоянии успокоительное может скорее навредить, а по поводу применения стимуляторов ещё думаем.
   - Ничего ему не надо, - сказал Саймон. - Я с ним сам разберусь. Пойдём, - и он подхватил Брадора под мышку.
   - Куда ты меня тащишь? - убийца, опешив от такого напора, позволил увести себя из угла-лазарета.
   - Собираться, - коротко ответил Саймон. - Через полчаса выступаем.
   - А, понял. - Брадор встряхнулся, как пёс. - Понятно. Собираемся, - и наклонился к своему брошенному прямо на проходе подсумку.
   - Людвиг планирует решающую атаку, - пояснил Саймон. - Точнее, планирует её Ото, но Людвиг уже заранее со всем согласен.
   - И каков план? - поинтересовался Брадор, укладывая в специальные отделения мешка склянки с зажигательной смесью.
   - Берём район в кольцо, прочёсываем, сгоняем чудовищ на площадь и поджигаем.
   - А людей-то хватит?
   - Уж надо постараться... У нас одна попытка. Людвиг распорядился раздавать оружие и зажигательную смесь местным жителям - если найдутся ещё те, кто сохранил рассудок.
   - А такие есть?
   Саймон молча кивнул. Он уже слышал среди церковников такие разговоры: "А не проще ли поджечь город, да и всё? Даже если здесь кто-то и остался, они всё равно скоро обратятся, так что толку возиться с ними?". И теперь он с тревогой ждал решения Людвига. Что если предводитель Охотников совершенно осознанно, в качестве профилактической меры, распорядится уничтожить всех без разбора жителей Старого Ярнама? Как сказано в руководстве для "полевых врачей" Чёрной Церкви: "Нельзя недооценивать важность заблаговременной профилактики болезней, осуществляемой посредством избавления от жертв и, что важнее, от потенциальных жертв, до того, как признаки недуга себя проявят".
   Но в чём тогда заключалось безумие Риты? Она всего лишь хотела того же самого - уничтожить болезнь до того, как в людях проявятся её первые симптомы ...
   И, если им, Охотникам, придётся выполнить такой приказ, каково будет Брадору жить с этим дальше?
  

***

   ...Цепь пылающих факелов движется по городу, и от неё откатывается, как волны от берега, косматое, рычащее, завывающее море. Ликантропы, обросшие жёсткой шерстью наполовину трансформировавшиеся люди, обезумевшие люди без признаков трансформации - прикрывая лица и морды руками и когтистыми лапами, визжа и рыча от страха перед очищающим пламенем, всё же не выдерживают и время от времени с яростью обречённых бросаются на Охотников-загонщиков. И гаснут факелы один за другим...
   - Охотники! Охотники! - кричит Ото. - Все сюда - все, кто не в оцеплении! Все сюда!
   Брадор бросается на голос. Саймон уже там, дышит тяжело, вытирает лоб рукавом, размазывая кровь ещё сильнее. Подбегают ещё с десяток Охотников - плащи и костюмы на всех обожжены.
   Из-за угла дома показывается Людвиг с мечом Лунного Света в руке. Мертвенное голубое сияние клинка пугающими холодными искрами отражается в глазах предводителя Охотников. Подняв меч к небу, Людвиг кричит:
   - Очистим эти улицы от скверны! - и указывает остриём клинка на улочку, состоящую из домов с деревянными крышами. - Поджигайте! Отрежем им путь к новому городу!
   - Ты что?! - внезапно будто из ниоткуда перед Людвигом возникает Джура. Вроде бы только что был далеко, Брадор слышал команды, которые он хриплым сорванным голосом отдавал своим напарникам - и вот он уже рядом, угрожающе надвигается на командира и кричит ему в лицо:
   - Там же люди! Ты с ума сошёл?! Там полно людей!
   - Это не люди! - Людвиг отталкивает старого Охотника и шагает вперёд, выхватывая из подсумка склянку с зажигательной смесью. - Это чудовища! Раскрой глаза наконец! Здесь не осталось людей! - и он швыряет склянку на крышу. Пламя мгновенно растекается по рассохшимся дранкам и перекидывается на соседние дома.
   - Это ты чудовище! - кричит Джура и бросается к горящему дому, но его опережает его давнишний напарник - Джейкоб, который так же, как и Брадор, родился и вырос здесь, в Старом Ярнаме, и тысячи раз ходил по этим улочкам в тени этих домов... Джейкоб вбегает в здание в тот самый миг, как крыша проваливается на верхний этаж. - Джей! Стой! Подожди!.. А ты не вздумай ходить за нами! - развернувшись, Джура толкает и сбивает с ног младшего напарника-ученика Гилберта. - Уходи из мастерской и не возвращайся к ним! Если ты не чудовище, уходи из Охотников!
   Горящее здание складывается внутрь до самого нижнего этажа. Оттуда доносятся страшные крики - и быстро стихают, заглушённые рёвом пламени. Джура бросается вперёд и пропадает в клубах дыма.
   Огонь продолжает расплёскиваться по крышам Старого города, исполняет безумный танец торжества, принимая богатые жертвы...
   - Уходим! Ухо-одим! - кричит Ото, размахивая факелом. - Охотники! Все к мосту! Через четверть часа мы его взорвём! Все уходим!
   Брадор словно бы врос ногами в брусчатку мостовой. Где-то горит дом, в котором он родился...
   - Идём! - Кто-то дёргает и тянет за руку. Саймон, конечно же. - Шевелись, Брадор, да чтоб тебя!..
   "Прощай, дом. Прощай, Ярнам. Прощай, Рита".
   Брадор, волоча ноги, с трудом поспевает за настойчиво тянущим его Саймоном. Напоследок ещё раз оглядывается - и видит неподвижно застывший на фоне огненного моря силуэт Охотника с воздетым к небу сияющим мечом.
  

***

   - В сумраке ночи идёт шагом ровным...
   - Брадор! Ты не мог бы спуститься?
   - Обагрённый кровью, в рассудке полном...
   - Тебе надо поесть! Спустись, пожалуйста, ненадолго!
   - Гордый Охотник Церкви.
   - Я бы сам к тебе поднялся, но мне тяжело...
   - Да оставьте вы меня в покое!
   Звон бьющегося стекла.
   - Чудовища - это проклятье, а проклятье - это оковы...
   - Ну, как знаешь. Я оставлю еду на столе. Спустишься, когда захочешь.
   - Только ты - настоящее оружие Церкви...
   - Если спустишься ночью, подбрось, пожалуйста, дров в камин. На улице похолодало.
   - В сумраке ночи идёт шагом ровным...
  

***

   Первую мастерскую Охотников основал Герман в собственном доме, когда понял, что для охоты на жутких тварей, время от времени невесть откуда появлявшихся в окрестностях Ярнама, не годится обычное оружие. Звери эти были намного крупнее, сильнее и опаснее любых хищников, которые водились в лесу и горах, окружавших город, и после нескольких стычек с ними, едва не закончившихся плачевно, первый Охотник занялся созданием более подходящего снаряжения. Результатом стал ныне легендарный Клинок погребения - сложное оружие, которое могло трансформироваться в косу с длинной рукоятью, позволяющей держать чудовищ на безопасном расстоянии, или же в изогнутый меч, удобный для быстрых атак.
   Материалом для клинка послужил редчайший металл - сидерит, который, по слухам, имел небесное происхождение. Говорили, что сидеритовый самородок подарила Герману старая знакомая, прибывшая из далёкой страны...
   Довольно скоро выяснилось, что распространение чудовищ в лесу под Ярнамом, скорее всего, является прямым следствием регулярных вылазок археологов из Бюргенверта в подземные города вымершей цивилизации птумеру. Обнаруженные прямо под городом многоуровневые лабиринты населяли всевозможные жуткие твари. Потревоженные исследователями, они выбирались на поверхность через сеть пещер, выходящих на окраины города, и нападали на людей. И чем глубже забирались экспедиции, тем больше чудовищ появлялось в Ярнаме. И всё больше людей приходили к Герману с просьбами вооружить их и обучить Охоте.
   Раскопки птумерианских гробниц, помимо распространения на поверхности чудовищ, имели и другие последствия, уже более благоприятные для Охотников. Учёные Бюргенверта исследовали найденные в подземельях артефакты и пришли к выводу, что имеют дело с останками неких существ, бесконечно более могущественных, чем вымершие птумеру. Этих существ стали именовать Великими. Было найдено множество странных беспозвоночных, получивших название фантомов. На основе извлечённых из них субстанций были созданы первые образцы препарата, наделяющего человеческую кровь необычными свойствами. Охотники, которым переливали особым образом обработанную кровь, становились намного сильнее и выносливее обычных людей. У них обострялись слух и зрение, поразительно быстро затягивались раны. Не обходилось, правда, и без побочных эффектов. Переливания были чрезвычайно болезненны, и случалось, что Охотники не переживали первой трансфузии...
   И тем не менее число Охотников росло, хотя далеко не так быстро, как число чудовищ на улицах.
  
   Однажды Герман преследовал двух ликантропов в лесу поблизости от Бюргенверта. Погнавшись за одним из них, он упустил из виду второго, что привело к трагедии: чудовище напало на проезжавший по дороге экипаж, убило возницу и двоих пассажиров - мужчину и женщину. Выжила только маленькая девочка, дочь супружеской пары, направлявшейся в Бюргенверт из Кейнхёрста. Ребёнок, полумёртвый от ужаса, сумел отбиться от зверя при помощи старинного фамильного клинка, который вёз с собой отец девочки.
   Герман подоспел в последний момент, когда второй ликантроп уже готов был броситься на девочку, обессилевшую, оцепеневшую от ужаса и с головы до ног покрытую кровью родителей и зверя.
   Девочку звали Мария, и её семья состояла в близком родстве с правящим домом Кейнхёрста...
   Охотник забрал Марию с собой и впоследствии удочерил. Он винил себя в том, что случилось с её родителями - если бы он тогда погнался не за первым, а за вторым ликантропом... Герман поклялся, что заменит несчастной сироте семью.
   Вышло, однако, не совсем так, как он предполагал.
   Мария захотела стать Охотницей. Уже в двенадцатилетнем возрасте она прошла первую трансфузию и приступила к тренировкам. И мало кто из знакомых не осуждал тогда Германа за то, что он позволил столь юной приёмной дочери пройти переливание и ступить на путь, сойти с которого уже невозможно.
   Герман отвечал, что это её личный выбор - Мария желала посвятить свою жизнь уничтожению тварей, которые уничтожили её счастливое детство и безмятежное будущее. Теперь она не видела для себя иного пути.
  

***

   - Чудовища - это проклятье, а проклятье - это оковы...
   - Брадор! К тебе тут пришли!
   - Скажите ему, пусть катится отсюда! Слышишь, Саймон? Проваливай!..
   - Брадор, это не Саймон...
   - Да мне плевать, кто там! Все, все катитесь ко всем...
   - Брадор. Могу я с тобой поговорить?
   - Что? Кто... Да проклятье же... Тору?.. Ты-то что здесь...
  
   - Тебя все ищут, - сказал Ямамура, выбираясь из-под дощатого люка в полу мансарды. - В мастерской сейчас...
   - Заткнись, - ровно сказал Брадор, не глядя на незваного гостя. - Ещё слово про мастерскую - и я спущу тебя с лестницы. Ты зачем пришёл?
   - Вот за этим, - Охотник с востока уселся за стол напротив бывшего церковного убийцы и указал на стоящую перед ним бутылку. - Есть ещё стакан?
   - Ты же не пьёшь, - Брадор прищурился.
   - Не пил, - спокойно поправил Ямамура. - До сих пор не пил. Но мало ли что я до сих пор не делал... Так есть стакан?
   - Нет. Хочешь выпить - пей так, ты же не барышня при дворе, - Брадор наклонился и достал из-под стола ещё одну бутылку.
   - И правда, какая разница, - Ямамура откупорил бутылку и сделал несколько глотков из горлышка. Кашлянул, выдохнул через нос. Отпил ещё.
   Брадор покачнулся и подпёр голову руками, поставив их локтями на стол.
   - Будет плохо, - невнятно пробормотал он. - С непривычки-то...
   - А что - сейчас мне хорошо, что ли? - оторвавшись от бутылки, горько спросил Ямамура.
   - Ох... Ну да... Прости, Тору... Это я не подумав... Но! Всё же я тебя предупредил.
   - Предупредил, прерупер... О! Кажется, процесс пошёл.
   - Пос-здравляю...
  

***

   Когда Марии исполнилось пятнадцать лет, Лоуренс, который тогда уже возглавлял одно из ведущих направлений исследований в Бюргенверте, уговорил её поступить в университет. Мария согласилась, не прекращая, впрочем, и тренировок в мастерской.
   Исследования подземных городов птумеру тем временем продолжались, учёные забирались всё глубже, ловушки и чудовища на нижних слоях подземелий становились всё опаснее. После нескольких трагических случаев ректор Виллем распорядился, чтобы каждую из экспедиций в обязательном порядке сопровождал вооружённый отряд, и обратился к Герману за помощью в обучении Охотников.
   При Бюргенверте была создана своя мастерская, но Герман отказался перебираться туда, так как не хотел оставлять без присмотра город. Новую мастерскую и отряд, прозванный Расхитителями Гробниц, возглавил один из первых Охотников - ученик Германа Олек.
   Мария, как студентка, а после - штатный исследователь Бюргенверта, фактически принадлежала к обеим мастерским. Она присоединялась к отряду Германа, если планировались масштабные облавы, и при необходимости спускалась в птумерианские подземелья вместе с Расхитителями Гробниц. Часто она водила в катакомбы новичков, обучая их ориентироваться там и пользоваться охотничьими колоколами, по резонансу которых Охотники находили друг друга в лабиринтах. Показывала, как справляться со всеми видами ловушек и чудовищ, с которыми когда-то сталкивалась сама, учила обращению с новым оружием и инструментами для Охоты.
   Так с ней познакомился Людвиг - прибывший издалека юноша, мечтавший исследовать подземелья и истреблять чудовищ...
  

***

   - Она была мне... Очень дорога.
   - Знаю.
   - Ты только не думай... Такого чего-то. Мы были... Просто друзья.
   - И это я знаю, Тору.
   - Она была такой доброй... Рядом с ней было... Просто тепло. И почему она...
   - Тору, ты прости меня, конечно... но я тебе сейчас в морду дам.
   - Тоже мне напугал... да я бы сам себе в морду дал... Ох, Брадор... ну почему же люди такие дураки...
   - Тут не поспоришь...
   - Дай ещё бутылку.
  

***

   Через несколько лет группа Лоуренса совершила судьбоносное открытие: в глубинах Великого Исза наконец была обнаружена живая Великая - Ибраитас. Странным образом эта победа, вместо того чтобы привнести существенный прогресс во все направления исследований университета, привела к тому, что разногласия между учёными стали ещё острее. Лоуренс мечтал создать на основе крови Великого лекарство от всех человеческих недугов, у Миколаша и самого Виллема были совершенно иные цели, больше связанные с личной выгодой, если можно так выразиться: они искали возможности причаститься мудрости Великих и сравняться с ними в могуществе для безграничного познания тайн Космоса, и каждый шёл собственным, странным и жутким путём.
   Ситуацию усугубило предательство одного из учёных - тайного агента Кейнхёрста, который выкрал образец уникальной крови и передал королеве Аннализе. Всё это привело к окончательному расколу: Лоуренс, а за ним и Миколаш покинули Бюргенверт. Первый, как и планировал, основал в Ярнаме лечебницу, где больных исцеляли препаратами на основе Древней Крови, а второй обосновался в собственном исследовательском центре - школе Менсиса в деревне Яаар'гул.
   После первых месяцев проведения массовых кровослужений число чудовищ на улицах Ярнама подозрительным образом возросло. Лоуренс и его сторонники сделали верные выводы достаточно быстро... Но всё же надеялись успеть завершить исследования и получить чистый препарат без столь ужасных побочных эффектов до того, как нелицеприятная правда о свойствах Древней Крови станет широко известна. Для этого Церкви требовались Охотники - те, кто тайно устранял бы последствия кровослужений в случаях, если что-то пошло не так.
   Чудовищ становилось всё больше, и Лоуренс обратился за помощью к Герману, предложив ему возглавить новую мастерскую - по сути уже скорее небольшую армию, чем отряд Охотников. Герман резко отказался, заявив, что Охотники, по его мнению, не должны превращаться в обычных убийц, а роль новой мастерской при Церкви выглядит в его глазах именно так. Мария поддержала учителя, оставшись в Бюргенверте и при старой мастерской.
   Печально известная экспедиция в Рыбацкую деревню фактически уничтожила Бюргенверт. Герман ушёл в отставку и почти перестал общаться с кем бы то ни было; Мария покинула мастерскую и поступила сестрой милосердия в клинику-лабораторию Белой Церкви. Виллем свернул исследования птумерианских подземелий и погрузился в непонятные эксперименты по "усовершенствованию связи глаз с мозгом", что бы это ни означало. Чем занимался Миколаш, можно было только предполагать.
   А Лоуренс продолжал проводить кровослужения, исследовать Древнюю Кровь и искать безупречное лекарство от всех болезней...
   И новая мастерская пополнялась Охотниками - чужеземцами, прибывающими в Ярнам в поисках исцеления, и местными жителями, мечтающими очистить родной город от скверны.
   А потом умерла Мария.
   Покончила с собой в годовщину событий в Рыбацкой деревне.
   Герман после этого исчез. Многие думали, что он последовал за приёмной дочерью. Но первый Охотник через некоторое время объявился вновь, хотя с тех пор почти не покидал старую мастерскую - свой единственный дом. И те, кто достаточно хорошо знал его, понимали: ему просто пришлось очень долго выбираться из-под обломков рухнувшего мира. И потом долго строить из этих обломков новый - уродливый, непрочный, безрадостный. И заставлять себя учиться жить в нём. И заставлять себя жить...
   ...И всё чаще, напрочь игнорируя все циклы, все законы движения небесных тел, над Ярнамом всходила красная Луна.
   Однажды начав Охоту, её уже не остановить...
  

***

   - Так ты не вернёшься?
   - В мастерскую? Вернусь. Если не сдохну вот прямо здесь. А куда мне деваться, как не в мастерскую, сам подумай...
   - Ну... Уехать?
   - Из Ярнама? Издеваешься? Из Ярнама можно уехать только в кошмар.
   - Мы и так в кошмаре, Брадор...
   - Нет ещё. Нет, Тору. Бывает и хуже...
   - А я вот не хочу возвращаться. Я видел... Это ужасно, такого просто не должно быть! Ты знаешь, я ведь приехал искать брата. Он в прошлом году заболел... Отец отправил его в Ярнам. Я ещё тогда сомневался - я же слышал, что отсюда никто никогда не возвращался, но брат сказал - какая разница, хуже всё равно уже не будет... А выходит, что... Прошло полгода, я приехал и начал расспрашивать. Мне сказали, что его убило чудовище. А вот теперь я думаю - а что если... Страшно. Мне страшно, Брадор. Я так не могу...
   - Может... Может быть и такое, Тору. Зверь есть в каждом из нас.
   - Ужасно... Хуже не будет? Да есть же разница, умереть человеком или!.. Зверь... Эта тьма... Тьма внутри, Брадор! Я её чувствую, я её вижу! Это ужасно, я больше не выдержу... Люди... Превращаются в зверей. Или они и есть звери? Вот ты смотришь на человека - ты его хорошо знаешь, он выглядит как человек, но он уже чудовище. Но ты этого не поймёшь, пока... Пока он не вцепится тебе в глотку.
   - Все мы, Охотники - мерзкие твари, все мы...
   Звон бьющегося стекла.
   - Брадор, ты чего?..
   - Тьма... Тьма внутри... Да будь всё проклято, почему?.. Почему Рита? Почему не я?!
   - А ты бы предпочёл, чтобы это ей пришлось убить тебя? Ты пожелал бы ей такого?..
   - Заткнись... Заткнись!
  

***

   Взрыв, отрезавший Старый Ярнам от нового города, словно бы расколол надвое память и сознание Брадора. Позднее он только этим мог объяснить сам себе то, что не бросился тогда с оружием на Людвига, не попытался убить его - или умереть от его сияющего клинка.
   В оставшемся за взорванным мостом пылающем кошмаре словно бы сгорело, обратилось в невесомый пепел его собственное горе. Невыносимая тяжесть вины за ужасную гибель сотен людей - по их вине, по вине Охотников-защитников! - заслонила боль от той единственной потери, как обширный ожог заставляет забыть о боли от резаной раны.
   Не очень-то осознавая, что он делает, Брадор дошёл вместе со всеми до мастерской, помог разложить по местам оружие и снаряжение и подготовить к погребению тела погибших товарищей, которые удалось унести. Риты среди них не оказалось... Охотника, который нёс её, догнали и разорвали ликантропы.
   "Ещё одна пустая могила..."
   А потом вдруг навалилась такие усталость, что Брадор просто сполз спиной по стене и провалился то ли в сон, то ли в беспамятство.
   Очнулся он от того, что кто-то крепко взял его за плечо, и незнакомый женский голос произнёс:
   - Пойдём-ка.
   Открыв глаза, Брадор увидел перед самым лицом большой птичий клюв и сначала решил, что так и не вырвался из кошмарного сна. Но странное создание в плаще из чёрных перьев снова встряхнуло его за плечо, и низкий хрипловатый голос повторил:
   - Пойдём.
   - Куда? Вы кто? - безразлично спросил Охотник.
   - Я - Эйлин. А тебе нужно убираться отсюда, да побыстрее. Ну же, вставай, - и женщина потянула Брадора за руку. Говорила она с заметным акцентом, причём с совершенно незнакомым. - Пока ты тут чего-нибудь не натворил.
   - Да, это я могу, - согласился Брадор, поднимаясь на ноги. - Так всё-таки - куда вы меня тащите?
   - Недалеко, - буркнула Эйлин. - Мог бы и сам догадаться.
   - Ну... Может, и догадался. Идёмте.
   Догадка Брадора оказалась верна, и через четверть часа он и его спутница-конвоир уже поднимались по ступеням старой мастерской. Дверь была заперта, но женщина в плаще из перьев извлекла из кармана ключ, открыла замок и подтолкнула Брадора вперёд.
   - Герман неважно себя чувствует, - сказала она. - Уже давно дальше сада не выходит. Вот и попросил меня... Доставить тебя сюда.
   - А зачем? - удивился Брадор... И задохнулся догадкой, как облаком пепла.
  

***

   - На самом деле мастерская сейчас похожа на руины. Сколько наших погибло - ты и сам знаешь. И с Людвигом... что-то сильно неладно.
   - Догадываюсь... Надеюсь, Саймон за ним присматривает.
   - Саймон... Саймон - герой. Мы вот с тобой тут... Прячемся. А он... Выходит на Охоту. Каждый день.
   - Ох, Саймон... Я ему обязан. Больше, чем жизнью... А как там Лоуренс?
   - Я не знаю, я же не как вы, не высопоко... Высококо... Тьфу! Я в такие круги не вхож. Откуда мне знать, как там Первый Викарий?
   - Да... Надо выбираться. А то они без меня там натворят дел.
   - Да, надо... Слушай, Брадор... А где... Где ты ей...
   - Здесь. В саду. Герман разрешил.
   - Понял... Спасибо.
  

***

   - Можешь установить памятник в саду, - сказал Брадору старый учитель. - Я знаю, ты бы хотел поставить его... в другом месте, но, сам понимаешь, доступа туда долго ещё не будет. Так что, если хочешь...
   - Спасибо, мастер Герман. - Брадор сидел на скамейке возле камина, сгорбившись, поставив локти на колени и закрыв лицо руками. До сих пор он чувствовал себя будто бы закоченевшим, замороженным до потери чувствительности. А здесь начал понемногу оттаивать, и это было ужасно больно.
   - Не за что благодарить. Завтра займёмся этим. А пока... Можешь переночевать наверху. Там есть всё, что тебе может сейчас понадобиться.
   - Спасибо, - голос Брадора дрогнул. - Спасибо вам за всё. И вам, мастер Эйлин. - Он уже знал, кто эта немолодая смуглая женщина со смоляными волосами, в которых изморозью сверкала седина.
   "Мы с тобой делаем схожую работу, - сказала она Брадору. - Только моя задача - не дать душе Охотника после смерти провалиться в вечный кошмар. А твоя - не дать своей реальности стать кошмаром. Потому что, если у тебя не получится, я приду за тобой".
   Охотник на Охотников...
   На опьянённых кровью Охотников...
   Да, она точно понимает, каково сейчас Брадору.
   А Герман?..
   Герман, естественно, понимает тоже. Как никто другой.
   Вот почему он попросил Эйлин привести Брадора в старую мастерскую.
   Здесь точно знают, как обращаться с его болью.
  
   Поднявшись в мансарду и закрыв за собой тяжёлый люк, Брадор сначала опустился на краешек жёсткой кровати и долго сидел, не двигаясь и ни о чём не думая. Потом поднялся и взял из-под стола первую бутылку.
  

***

   Земля содрогнулась, ударила в ноги, словно стараясь сбросить с себя недостойных ходить по ней Охотников. На таком расстоянии взрывная волна не сбила с ног, но горячий ветер с силой толкнул в спину: "Уходите прочь!". Саймон успел зажать уши, но это не помогло: голова будто заполнилась водой, и все звуки утонули в противном звоне. Огромное облако дыма и пыли затянуло небо и скрыло Луну, а когда поднявшийся ветер наконец рассеял его, оцепеневшие Охотники увидели первые лучи рассвета.
   Взрыв, отрезавший Старый Ярнам от нового города, словно бы расколол надвое жизнь Саймона. Вместе с массивным старинным мостом рухнули в пропасть все остатки понимания логики происходящего. Все цели и средства для их достижения, все надежды - ещё теплящиеся, умирающие и даже давно уже мёртвые, но бережно хранимые в памяти как угли для будущих костров... Ничего не осталось. Как двигаться вперёд, если под ногами пустота?
   Страшнее всего оказалась утрата веры в людей. Не доверия, нет - Саймон не был наивным и к вопросам доверия всегда относился с известной осторожностью, держа в уме оговорку об обстоятельствах, которые могут вынудить любого человека поступить вразрез со своими, казалось бы, незыблемыми убеждениями. Твёрдость духа в нём до сих пор поддерживала вера в то, что люди, окружающие его, - именно те, кого он видит перед собой, кого он знает настолько, насколько один человек может знать другого. Он принимал их такими, какими они были - гордого и амбициозного Людвига, ранимого в своём научном тщеславии Лоуренса, эгоистичного и заносчивого Брадора. Он понимал их мотивы... И мог предвидеть, чего от них можно ожидать.
   И, соизмеряя их поступки со своими представлениями о морали, таким образом он мог оценивать сам себя.
   А теперь его мир, прочно державшийся на взаимодействии с мирами других людей, с багровыми вспышками и оглушительным грохотом, в клубах дыма и пыли рухнул на дно глубокого провала, отделяющего старый город от новых кварталов. Но попытка похоронить прошлое под пеплом и руинами, сжечь его дотла изначально обречена на неудачу: призраки не горят...
  
   Молчаливая упорядоченная суета в мастерской после возвращения отвлекала от тяжёлых мыслей хотя бы до тех пор, пока всё оружие и припасы не были разложены по местам, а все тела товарищей не подготовлены к погребению. И только после, стоя посреди мастерской и растерянно озираясь по сторонам, Саймон осознал, что совершенно не представляет, как жить дальше. В буквальном смысле: куда идти, чем заниматься, ради чего просто сделать сейчас первый шаг с этого места.
   Он обошёл все этажи мастерской. Брадор куда-то исчез. Людвига тоже нигде не было. Уцелевшие Охотники собирались в Хемвик.
   Саймон на кладбище не поехал - ещё со времён отряда Расхитителей Гробниц память о погибших товарищах у него не была привязана к месту, где лежали их тела. "У Охотников, что погибают в катакомбах, нет могил", - говорила леди Мария. И сажала цветы в саду мастерской.
   Следовало бы отправиться домой и хоть немного отдохнуть - Саймона шатало от усталости, головокружения и голода, - но вместо этого, подгоняемый каким-то неясным предчувствием, наблюдатель отправился в резиденцию Церкви.
   Он хотел, как обычно, зайти в кабинет Лоуренса, но секретарь Викария вдруг пулей вылетел из-за своего стола и преградил Саймону путь со словами "Его святейшество распорядился никого не пускать". Слово "никого" церковник произнёс с такой интонацией, что сразу стало понятно - этот "никто", которого в первую очередь касается приказ Первого Викария, как раз сейчас и стоит перед секретарём.
   Саймон молча развернулся и покинул приёмную.
   Вот, значит, как...
   Кабинет Людвига ожидаемо оказался заперт. Саймон постучал, прислушался - то ли за дверью никого, то ли Людвиг так же, как Лоуренс, не желает никого видеть и укрылся здесь? Ничего не услышал - опять же ожидаемо. Расспросил обитателей этого крыла здания - главу мастерской никто сегодня не видел.
   Чутьё подсказывало, что пытаться разыскать Брадора сейчас тем более бессмысленно.
   И что же делать?
  
   "Для начала отдохнуть", - сказал сам себе Саймон. Дождаться, пока окончательно пройдут последствия лёгкой контузии. Выспаться. Дать себе время.
   Да и Людвигу, и Лоуренсу тоже.
   Наблюдатель побрёл домой, уже не пытаясь гнать из головы отдающие тоскливой безнадёжностью мысли.
   Кто из них двоих отдал тот приказ? Когда Саймон зашёл к Лоуренсу перед началом Охоты, тот сказал: "Надо вывести тех, кто остался". Неужели он позже мог сказать Людвигу совсем другое?
   А сам Людвиг, которого все ярнамиты почитали как отважного защитника простых людей перед лицом ужасов Охоты? Людвиг, который во время первой вылазки едва не погиб, как рассказали его спутники, именно пытаясь спасти уцелевших горожан - семью с грудным ребёнком, - которых десяток ликантропов загнал на чердак их дома, под самую крышу, отрезав все пути к спасению? Предводитель Охотников сражался с пятью или шестью тварями одновременно, отвлекая тех от забившихся в угол людей. Отбросив бесполезное ружьё - пули давно закончились, - он дрался одним лишь мечом в полной темноте, на узких балках, и в конце концов, получив множество ран, свалился вниз, где его и нашли среди обломков товарищи - и посчитали мёртвым. Семью удалось спасти... Только лишь для того, чтобы несколькими часами позже предать очищающему пламени?..
   Это не укладывалось у Саймона в голове.
   Мир сошёл с ума. Конечно, мир давно уже сошёл с ума, но случившееся казалось противоестественным даже для уже привычной вывернутой логики кошмара.
   Кстати о кошмарах...
   "Ох, Брадор... куда же ты запропастился, проклятый пьяница?.."
   Вот и первая цель. Окончательно прийти в себя, выспаться - и разыскать церковного убийцу, прячущегося где-то от своих кошмаров - или же внутри своих кошмаров.
  
   Куда подевался Брадор, удалось выяснить довольно быстро. Что ж... Неудивительно, что Герман забрал его к себе. Теперь надо подождать какое-то время, и Охотник-убийца залижет раны и вернётся в мастерскую. В этом Саймон почему-то был уверен.
   А вот что творится с Людвигом, оставалось непонятным.
   В мастерской он не появлялся, в Церкви - тоже. Поскольку как такового дома в городе у него не было, Саймон даже предположить не мог, где сейчас скрывается капитан отряда Охотников. Он навёл справки в лечебнице Йозефки - безрезультатно. К тому же выяснилось, что Людвиг пропустил назначенное время трансфузии.
   С ночи Старого Ярнама прошло пять дней. Саймон сутками бродил по городу. Смотрел, слушал. Искал. И то, что он видел на улицах, ещё усиливало ощущение, что наблюдатель наяву провалился в кошмар.
   Пожар в Старом Ярнаме полыхал несколько дней. В городе нечем было дышать от сажи, солнца днём было не увидеть. Горожане первые пару дней пребывали в шоке. А потом пожаром не менее яростным на улицах Нового города полыхнула ненависть.
   Слух о том, что обожаемый герой Людвиг отдал приказ заживо сжечь вместе с чудовищами сотни невинных людей, а потом трусливо спрятался в какую-то нору, молниеносно распространился по городу. Ярнамиты оплакивали родственников и знакомых, живших в Старом городе, и призывали столь же мучительную смерть на головы Охотников, которые клялись защищать людей, а сами?..
   Закономерным итогом стало то, что теперь Охотникам стало опасно показываться на улицах. Горожане быстро организовали что-то вроде народного ополчения и с факелами, вилами, топорами и всем, что попадалось под руку, патрулировали улицы, выискивая чудовищ - и Охотников. Вся боль и весь ужас пережитой Ночи Охоты обрушились на тех, кто должен был защищать покой ярнамитов - и не справился с этим.
   В мастерскую приходили жуткие вести. Нескольких Охотников изловили, навалившись толпой, привязали к столбам с перекладинами и сожгли, как обычно поступали с ликантропами. На лечебницу Йозефки совершили несколько нападений, расколотили окна на первом этаже и жестоко избили нескольких врачей, попытавшихся выйти к толпе и упросить не шуметь и не пугать пациентов. В Соборном округе сохранялся относительный порядок - исключительно потому, что там улицы патрулировали церковные воины с заряженными тайной силой фонарями и косами, которые убивали на месте любого.
   Город окончательно сошёл с ума...
   Саймон, неузнаваемый в своих нищенских отрепьях, ходил по улицам и жалел, что рассудок до сих пор не покинул его самого.
   Пару раз в день наблюдатель заходил в резиденцию Церкви... Но Лоуренса то не было на месте, то он проводил какие-то совещания с высокопоставленными членами Хора. Саймон оставлял донесения у секретаря и уходил. Наблюдать дальше.
   Людвиг не появлялся, Брадор - тоже. Саймон несколько раз порывался всё-таки зайти в старую мастерскую, но каждый раз останавливался: во-первых, он не очень-то хорошо был знаком с Германом, поэтому вполне мог ожидать, что в данных обстоятельствах старый Охотник его и на порог не пустит; во-вторых, если Брадор не объявляется сам, значит, он ещё не готов, и нужно уважать его желание побыть в одиночестве.
   Но в конце концов случилось то, после чего выбора не осталось.
   Придя в очередной раз в резиденцию Церкви, Саймон мимолётно удивился, не обнаружив в приёмной Лоуренса секретаря. Впрочем, время было позднее, и тот мог просто уйти отдыхать...
   Наблюдатель подошёл к знакомой двери и взялся за ручку. Вдруг ледяным сквозняком налетело тоскливое предчувствие беды. Саймон толкнул дверь и вошёл.
   В кабинете было темно. Ни одной свечи не горело, тяжёлые занавеси на окнах были плотно задвинуты. Если бы не зрение, обострённое Древней Кровью, Саймон не разглядел бы хозяина кабинета, скорчившегося в кресле в углу.
   - Лоуренс? - ледяной сквозняк превратился в обжигающий космический холод.
   Всё-таки немного света сюда проникало каким-то непостижимым образом, иначе...
   Откуда тень?
   Чёрный силуэт на почти чёрном фоне стены...
   Странный силуэт. Что с ним не так?
   - Уходи, Саймон, - раздался глухой голос Первого Викария. - Уйди, пожалуйста. Хоть ненадолго. Я ещё не готов.
   Тень на стене качнулась - уродливая рогатая тень...
  

***

   Как же больно...
   Это чувство, что всё уже случилось, и ничего уже нельзя изменить.
   Как немеют пальцы, слабеют ноги, нарастает в ушах отвратительный звон...
   Как от потери крови. Но эту рану не исцелить чудодейственной инъекцией.
   Как же холодно...
   Он часто думал, как это будет. Знал ведь, что оно неминуемо случится. Пытался подготовить себя к страшному известию. Представлял, что увидит, что при этом почувствует и что станет делать. Намеренно вызывал в воображении самые страшные картины безумия, жутких и отвратительных трансформаций. Жестокую схватку - не на жизнь, а на смерть - не с другом, а с чудовищем.
   Какой же всё это теперь казалось бессмыслицей...
   Страшнее всего - вот эта тишина. И едва различимое рваное дыхание, в котором скрыты стоны.
   - Давно это началось? - спросил Саймон и шагнул ближе. Эта короткая фраза, сказанная спокойным тоном, и один короткий шаг оказались самыми тяжёлыми и сложными поступками в его жизни.
   - Сутки назад, - ответил Лоуренс. Голос его не изменился, только дрожал едва заметно. - Пока процесс идёт медленно. Один препарат... Похоже, он работает. Ты пришёл убить меня?
   - Нет, я тут не за этим, - Саймон продолжал говорить спокойно, и на это уходили все силы. Казалось, за рёбрами замерзала вода, и лёд, расширяясь, давил изнутри, угрожая разорвать грудную клетку. - Откуда я мог знать, что... Я просто хотел с тобой поговорить. Ты ведь читал мои записки?
   - Да, - выдохнул с болью Лоуренс. - Читал. Все до единой. Думаю, это и спровоцировало... Приступ. Мы совещались с коллегами... Думали, что же делать. Но я знал... Знаю. Уже ничего не сделаешь. Церкви Исцеления пришёл конец.
   - Да плевать на Церковь! - вырвалось у Саймона.
   Рогатая тень качнулась.
   - А мне вот не плевать. Я бы умер без страха и сожалений, если бы моя работа была завершена. А теперь... Никто из них и понятия не имеет, в каком направлении двигаться! Все мои исследования, все наши усилия...
   "Все эти жертвы", - подумалось Саймону. Но вслух он этого, конечно, не произнёс.
   Лоуренс судорожно вздохнул.
   - Страшно... Как же мне страшно, Саймон... Я часто пытался представить, как оно будет, что я почувствую, что стану делать... Готовился. А теперь понимаю - подготовиться к такому невозможно. Вот я сижу перед тобой, мы беседуем... А на самом деле меня уже нет! - Снова несколько судорожных вздохов, похожих на рыдания. - С тех пор как я заметил... Саймон, прошли всего сутки, а мне кажется, будто бы не меньше месяца... Я постоянно мысленно повторяю: "Я, Лоуренс, должен убить себя прежде, чем перестану себя контролировать". А как я замечу, что я себя уже не контролирую?.. Я не хочу кому-то навредить. Я не хочу, чтобы кому-то пришлось... Драться со мной.
   Саймон сделал ещё шаг вперёд и сел на пол перед креслом Викария. Или же просто упал. Ноги не держали.
   - Я все эти сутки работаю, - продолжил Лоуренс. - Записываю свои ощущения. Применяю разные препараты и слежу за эффектом. Теперь я все препараты осмелился проверить на себе! - у него вырвался горький смешок. - Побочных эффектов можно уже не бояться... Ох, как же мне страшно...
   Саймон нащупал в темноте и сжал кисть Лоуренса, вцепившуюся в подлокотник кресла. И с трудом сдержался, чтобы не отдёрнуть руку. Пальцы Викария удлинились, суставы выпирали уродливыми узлами...
   - Тебе не сложно держать перо? - спросил наблюдатель. Вроде бы голос не дрогнул. - Я мог бы записывать под твою диктовку.
   - Пока вторая рука не затронута, - Лоуренс положил поверх руки Саймона свою - нормальную, человеческую. - Спасибо. Я знаю, что мог бы на тебя рассчитывать и в этом. Я хочу закончить записи. Мне нужно ещё... Часов двенадцать. Думаю, успею. Всё равно я не сплю... Боюсь уснуть, а проснуться уже... Ты ведь придёшь потом?
   - Конечно. - Саймон вынужден был закусить губу, чтобы не дать вырваться вздоху, больше похожему на рыдание. - Можешь на меня рассчитывать.
   - А вот интересно, - невесело усмехнулся Викарий, - не явится ли за это время по мою душу сам церковный убийца? Я давно его не видел. Мне сказали, он уцелел в Старом Ярнаме. И рассказали, что ему пришлось... Не знаешь, где он?
   - Залечивает раны без помощи крови, - коротко пояснил Саймон.
   - Понимаю... Что ж, значит, вряд ли я ещё увижусь с ним. Передай ему... А впрочем, я лучше напишу письмо. Передашь?
   - Обязательно. Сделаю всё, что скажешь.
   - Спасибо, Саймон... Спасибо, друг. Ты же знаешь, что твоя дружба всё это время значила для меня? Я просто выразить не могу... Я здесь всегда был один, - Лоуренс повёл головой, оглядывая кабинет. - Один на вершине, понимаешь? Тут холодно.
   - Понимаю, - Саймон поднялся на ноги и обнял друга, задохнувшись от ужаса, когда уродливые выросты на голове Лоуренса упёрлись в грудь.
   Викарий коротко обнял его в ответ и мягко отстранил.
   - Не надо, Саймон, я же понимаю, что ты сейчас почувствовал, - горько усмехнулся он. - Уродство, искажение... Как в кошмарах, когда знакомые предметы вдруг тошнотворно меняют форму.
   - Как в кошмарах, - повторил Саймон, отступая на шаг. - Вот мы и в кошмаре, и теперь всё всегда будет таким. Пора привыкать...
   - А сейчас... иди, пожалуйста, - попросил Лоуренс. - Я хочу поработать. Пока и вправду не начались проблемы с письмом, - он поднёс правую руку к лицу. - Приходи через двенадцать часов... Или чуть раньше. Хорошо?
   - Хорошо, - Саймон медленно пошёл к выходу, но у двери остановился и обернулся. - А ты не знаешь, где Людвиг? Не могу его найти.
   - Не знаю. Я посылал людей искать его - без толку. Надеюсь, с ним всё в порядке...
   - Я тоже надеюсь, - солгал Саймон. - Слушай, Лоуренс, - поколебавшись, он всё же решился задать мучивший его вопрос. - Это ты отдал ему приказ сжечь город?
   - Н-нет, - проговорил Викарий сквозь стиснутые зубы. - Не отдавал я такого приказа. Я сказал: "Действуй по обстановке". Видимо, иначе было нельзя...
   - Да, конечно, - сказал Саймон и вышел из кабинета, сдерживаясь, чтобы не бежать.

***

   Всю ночь Саймон метался по городу, пытаясь найти хоть какие-то зацепки, малейшие намёки на то, где скрывается Людвиг. Ничего...
   Под утро уже падающий с ног от усталости наблюдатель проверил все известные квартиры Брадора, хозяина ни в одной не нашёл и без сил свалился в последней из комнатушек - поспать хоть час-полтора. Поднялся перед рассветом с ощущением, что лучше бы и не пытался отдыхать, и отправился в Соборный округ.
   В старой мастерской, несмотря на ранний час, горел свет. Саймон постучал, стараясь унять дрожь. На улице было холодно, к голым ветвям деревьев липли клочки стылого тумана, и у наблюдателя, одетого в ветхие лохмотья, зуб на зуб не попадал от озноба - и от жгучего беспокойства.
   Дверь резко распахнулась, и Саймон отпрянул. В проёме стояла Эйлин Ворона, и по выражению её лица Саймон понял, что она ожидала увидеть кого-то совсем другого.
   - Ох, это ты, - выдохнула она. - Ты за Брадором пришёл? Входи. - Она отступила в глубь мастерской, впуская Саймона в пахнущее оружейным маслом и смолистыми дровами тепло. - Я подумала - Герман вернулся, но разве он стал бы стучать? Дура старая... - она бессильно опустилась на скамью у камина и указала гостю на вторую напротив. - А Брадор ушёл вместе с Германом. Ты ведь уже знаешь, что случилось ночью?
   Саймон молча вопросительно глянул на старую Охотницу. Молча - потому что понимал: любой звук выдаст охватившую его панику.
   Брадор и Герман отправились на Охоту за Лоуренсом?..
   - Не знаешь? - Эйлин нахмурилась, потом сочувственно качнула головой. - А ты ведь с ним дружил, если я не ошибаюсь... Крепись, у меня для тебя плохие вести. Наш Людвиг сошёл с ума. После Старого Ярнама он куда-то пропал на несколько дней, а потом вернулся... И сам как пожар по городу прошёл. Много народу перебил, и даже нескольких своих ребят, с которыми на улице столкнулся. Перед рассветом Охотники прибежали Германа позвать - может, уговорит утихомириться и сдаться. Скрутить не получилось -близко не подойти, а убить с расстояния не смогли - рука на командира не поднялась...
   - Где они? - Саймон вскочил на ноги. В голове снова противно зазвенело, наблюдатель покачнулся и едва не рухнул в камин.
   - Эй, да ты что, парень? Не дёргайся так. - Эйлин едва успела подхватить его. - Я смотрю - ты чуть жив, куда рванул? Думаешь, ты чем-то там поможешь? - Она вдруг скривилась, как от боли, и провела рукой по лицу. - Бедняги вы, бедняги... Брадор и так еле-еле оклемался, а тут ещё это... Видел бы ты его... Да... - Она сгорбилась и обхватила себя руками. - Всё рушится, парень. Всё заканчивается. И мы сами тоже скоро закончимся, я так думаю. Всё уже, всё. Охота окончена, и Ярнаму конец. Немного не то, на что вы, церковники, рассчитывали, верно?
   Саймон перестал дышать и прикрыл глаза. Голос старой Охотницы тонул в шуме крови и звоне в ушах, накатывал, как прибой на пустынный берег, повисал тяжёлыми алыми каплями в воздухе, звенел лиловым туманом безумия.
   "Да будут прокляты изверги истинные..."
   - Так где они? - произнёс он онемевшими губами - и сам себя не услышал.
   - В Новом городе, где-то возле часовни Идона, - ответила Эйлин и сжала руками виски. - Я хотела идти с ними, но Герман сказал, что Людвиг меня испугается - мол, Охотница на Охотников за ним пришла... Взбесится ещё сильнее. Можно подумать, появление там Брадора не так же на него подействует...
   - Спасибо, - и Саймон выбежал в стылое утро, оставив старую Охотницу у гаснущего камина в умирающей мастерской.
  
   Всю ночь улицы полнились криками, рычанием, выстрелами, темноту разгоняли костры и факелы. А сейчас, на рассвете, город опустел и затих, уставший и обессиленный. Туман заглушал отдалённые одинокие голоса и размывал пятна света от догорающих костров.
   Вблизи часовни Идона было так же тихо и пустынно, как и в остальном городе, и Саймон растерянно остановился на перекрёстке, вслушиваясь и всматриваясь: где их искать, куда бежать? И вокруг, и внутри - одинаково пусто и холодно, будто Ярнам умер, во всём городе никого не осталось, и теперь Саймону придётся до скончания веков в одиночестве скитаться по этим залитым туманом улицам...
   Тишина давила своей противоестественностью. Как понять - явь это или уже сон? Призрачный город, покинутый даже призраками...
   Тук... Тук... Тук...
   Из глубины мёртвой молочной реки, в которую превратилась извилистая улочка, донеслось равномерное глухое постукивание. Будто падали тяжёлые капли.
   Для обострённого слуха и напряжённых нервов эти звуки, приглушённые плотным туманом, звучали как выстрелы.
   "Кто здесь?"
   Стук постепенно приближался, но Саймон по-прежнему ничего не видел. Неслышно отступив под прикрытие арки ближайшего дома, он стал ждать, держа меч наготове.
   Туманная пелена неохотно расступилась, являя медленно движущийся силуэт в длиннополом плаще и охотничьей шляпе. Саймон сильнее стиснул рукоять оружия, вгляделся... И, задохнувшись туманом, качнулся вперёд из своего укрытия.
   По улице медленно шёл Герман. Протез и две трости негромко постукивали по брусчатке. Заметив наблюдателя, первый Охотник коротко кивнул, не замедляя шага.
   - Здравствуй, Саймон, - сказал он. - Я ждал тебя раньше. А теперь... всё кончено. Людвига забрали. К вам. Ищи его в вашей клинике.
   - Забрали? - выдохнул Саймон. - Живым?..
   - Да, он сдался. - Герман поравнялся с Саймоном, остановился и тяжело опёрся на трости. - У него началась трансформация. Жуткая, скажу тебе честно. Но он ещё в своём уме - хотя бы частично. Если хочешь... Можешь успеть попрощаться.
   - А где Брадор? - Саймон вгляделся в туман за спиной Германа. - Он уехал с Людвигом?
   - Нет. Насколько я понял, Брадор отправился в Главный собор.
   - В собор?.. - Саймон похолодел.
   Куда бежать? Куда нужно успеть раньше?
   Людвиг сойдёт с ума, или его замучают опытами коллеги Саймона.
   Лоуренс окончательно обратится, и его убьёт (или не убьёт) Брадор...
   - Иди сперва в клинику, - тихо сказал первый Охотник. - Брадор... В порядке. Он присмотрит за Лоуренсом.
   Саймон уставился на Германа с восхищением и ужасом. Откуда старый малоподвижный человек, почти не покидающий мастерскую, настолько хорошо знает, что творится в городе? В самых укромных, тайных уголках...
   - Почему Людвиг приказал сжечь Старый Ярнам? - вырвалось у него. Раз уж Герман знает всё...
   - "Красная луна висит низко, а чудовища правят улицами. Разве у нас нет другого выбора, кроме как сжечь все дотла?" - глухо произнёс Герман. - Людвиг нацарапал это на обугленных досках в одном из домов в Старом городе. Он не хотел этого делать, Саймон. Не думай о нём плохо. Есть некие силы... - Герман сухо кашлянул и бросил быстрый взгляд на небо, затянутое молочной пеленой тумана. - С ними человеческому рассудку не совладать. К сожалению, Людвиг долгое время принимал своего хозяина за друга и советчика, а цепи, сковавшие и подчинившие его волю, - за путеводные нити. Он - один из самых отважных и благородных Охотников из всех, кого я знал. И Мария... очень его ценила. Передай ему это, пожалуйста. Если успеешь с ним повидаться до того, как...
   - Спасибо, мастер Герман, - и Саймон снова бросился бежать.
  
   Как врачу-исследователю Белой Церкви, Саймону всегда был открыт доступ в клинику-лабораторию. Но до сегодняшнего дня он ни разу не заходил туда и уже готов был к тому, что его задержат на входе, начнут задавать вопросы, потребуют предъявить новое разрешение Викария...
   Однако церковники, которые, несмотря на ранний час, уже заполнили коридоры исследовательского центра, не обращали на Саймона ни малейшего внимания. Они с напряжёнными и испуганными лицами спешили куда-то, на ходу перебрасываясь тихими репликами, переносили круглые ёмкости для стерилизации инструментов и какие-то ящики и сосуды. Заметив среди беспорядочного мельтешения знакомое лицо, Саймон рванулся вперёд, едва на сбив с ног нескольких врачей, тащивших коробки со флаконами.
   - Агнета! - высокая женщина с бледным усталым лицом обернулась и уставилась на Саймона как на призрака.
   - Ты... - выдохнула она и прижала к себе коробку, будто защищаясь. - Что ты здесь делаешь? Ты ведь никогда...
   - Где Людвиг? - тихо спросил Саймон, шагнув почти вплотную к старой знакомой - бывшей сестре из лазарета Бюргенверта, той самой, что когда-то ассистировала при его первой трансфузии.
   Агнета побледнела и отступила на шаг.
   - Он сам согласился стать участником эксперимента! - сдавленно выкрикнула она. - Добровольно! Саймон! Ты... Не смей вмешиваться!..
   - Участником эксперимента, значит, - недобро усмехнулся наблюдатель, делая ещё шаг вперёд. - А я думал - это у нас называется "подопытный"...
   - Не смей вмешиваться! - повторила Агнета. - Викарий будет недоволен... - и резко вдохнула со всхлипом, видимо, прочитав в исказившей лицо Саймона усмешке то, что он не собирался произносить вслух.
   - Так где Людвиг? - повторил наблюдатель, улыбнувшись ещё шире, и улыбка эта возымела нужное действие. Агнета дёрнулась, как от удара электричеством, пробормотала: "Камера в подвале", развернулась и бросилась бежать. Из коробки, которую она прижимала к себе, вылетело несколько флаконов, раздался звон, и на плитах пола выброшенными на берег медузами расплылись алые кляксы.
   Саймона впервые в жизни замутило от вида крови.
  
   На входе в подвал с камерами его попытались задержать. Белолицый церковный служитель с боевой тростью молча заступил дорогу, но, похоже, не ожидал, что придётся в самом деле пускать оружие в ход, и не успел даже дёрнуться, когда Саймон, не замедляясь, воткнул ему в горло меч. "Одним убийством больше, одним меньше..."
   Прячась в тенях дверных проёмов, ведущих в камеры, Саймон осторожно продвигался вперёд. Коридор освещали несколько факелов на стенах, а вот за решётками было совершенно темно, и наблюдатель мог только угадывать, какие камеры пустуют, а где в беспамятстве, без сил или в глубокой депрессии лежат на грязных соломенных тюфяках "добровольные участники экспериментов"...
   В камерах в подвале обитали те, кто изъявлял желание прекратить добровольное сотрудничество с Церковью. И перевод пациентов из палат наверху в "изолятор" обычно сопровождался шумом, схожим с голосами Охоты...
   Сейчас здесь было тихо. Измученные "пациенты", возможно, спали, а возможно, просто не имели сил на то, чтобы как-то отреагировать на звук шагов за прутьями их решёток. Да и какое им было дело до того, кто ходит там, снаружи, если время процедур ещё точно не наступило?
   Саймон двигался от камеры к камере, прислушиваясь и вглядываясь в темноту, не решаясь позвать друга по имени, чтобы не поднять шум. Да как же его здесь найти?..
   Ответ оказался прост - едва заметное голубоватое свечение, словно лужица лунного света, разлитого у входа в одну из камер.
   "Неужели у него не забрали меч?"
   Людвиг и без лунного меча, и без трансформаций в бою стоил пятерых. И как они собираются, в случае чего, с ним справиться теперь?
   Саймон осторожно подошёл к камере и заглянул внутрь. Меч стоял в дальнем углу, а перед ним на полу, согнувшись в молитве, сидел... Сидело...
   Наблюдатель шагнул-отшатнулся назад, не чувствуя под собой пола.
   Сердце тараном бросилось изнутри на рёбра и заколотилось в них отчаянно, как дикий зверь, запертый в клетке. Рассудок отказывался узнавать в существе, которое неподвижно сидело в камере, уставившись на сияющий клинок, того, кто ещё совсем недавно был Людвигом, капитаном отряда Охотников Церкви Исцеления. Свечение лунного клинка чётко обрисовывало уродливый горбатый силуэт с какими-то жуткими выростами по бокам и раздутой деформированной головой. Если бы не меч, Саймон никогда бы не узнал в нём человека, который был его другом.
   "Судьба".
   Саймон шагнул вперёд и вцепился обеими руками в прутья решётки.
   - Людвиг...
   Фигура на полу вздрогнула, сделала движение, чтобы обернуться... И снова застыла, сгорбившись ещё сильнее.
   - Саймон... Не смотри на меня, не надо, - произнёс знакомый голос. Такой знакомый, совсем обычный, нормальный голос...
   - Тебя всё равно не видно, - голос дрогнул, как Саймон ни старался выдать стон за смешок. - Твой меч - так себе в качестве светильника.
   - Что ты тут делаешь? Решил присоединиться к изучению... Меня? - глухо спросил Людвиг.
   - Нет, не решил. Да меня и не допустили бы. А теперь и подавно не допустят. Я тут охранника прирезал.
   - Зачем? - Людвиг чуть приподнял голову, по-прежнему не оборачиваясь.
   - Мешал пройти, - коротко ответил Саймон. - А зачем я пришёл... Думаю, ты понимаешь.
   - Понимаю... - бывший глава мастерской снова вздохнул. - Но вообще-то я ждал Брадора, если уж на то пошло.
   - Брадор занят... А ты его ночью не видел?
   - Ночью я вообще мало что видел, - горько усмехнулся Людвиг. - Разве что лунный свет... А потом, когда появился Герман и как-то до меня докричался, меня скрутило, да так, что я не помню, как меня сюда тащили. Вообще-то мне повезло - основную трансформацию я провалялся без памяти, а это явно было очень больно. Да, так что с Брадором? Он... В порядке?
   - Да... Герман приютил его на несколько дней. Дал отдышаться.
   - Это хорошо. Герман... Он всё понимает. И тогда... И сейчас - он не дал мне упасть ещё ниже...
   - Герман просил передать тебе, что Мария очень тебя ценила, - тихо сказал Саймон.
   Людвиг снова сделал движение, будто хотел обернуться и посмотреть на друга, но только молча качнул уродливой головой.
   - Ты всё знаешь, Саймон, - едва слышно проговорил он. - Только ты, Герман и я сам. Так мне хоть немного, да легче.
   - Брадор тоже знает. Мне пришлось сказать ему.
   - Брадор... Да. Он имеет право знать. Судьба навыворот, Саймон... Кошмар при свете дня. У тебя бывает чувство, что ты не уверен, что днём ты не спишь, а ночью не бодрствуешь?
   - Бывает. Постоянно.
   - Это расплата. Расплата за грехи не только наши, но и тех, кто прошёл этим путём до нас... А мы слушали их и следовали за ними, как за пастырями - всё глубже во тьму. А тьма эта - она ведь живёт внутри нас, всегда жила... И мы постоянно подпитывали её, мы сами строили свой кошмар, Саймон! - Людвиг снова дёрнулся, всё-таки слегка повернув голову, и Саймон смог разглядеть "лицо" одного из выростов головы - вытянутую лошадиную морду.
   - Не прячься от меня, - тихо попросил он. - Покажись. Это наша общая судьба, я хочу встретиться с ней лицом к лицу.
   - Общая... - из горла Людвига вдруг вырвался выдох-стон - звук странного тембра, напомнившего конское ржание. - Верно, Саймон, общая... Все мы здесь... Проклятые кровопийцы. Всех нас ждёт одна судьба, ты прав... Как же ты прав... Ну что ж, если ты хочешь увидеть, чем я стал...
   Бывший глава мастерской поднялся на ноги и медленно обернулся. Саймон едва сдержал крик и ещё сильнее стиснул прутья решётки.
   В отличие от церковников, которые превращались в заросших длинной шерстью собакоподобных зверей, Людвиг будто сросся в единое целое со своим верным конём и выглядел так, как если бы человек вырастал из тела лошади - или же лошадь вырывалась из тела человека. Спина и бока бугрились выростами, в которых угадывались конские копыта. Голова раздвоилась, и человеческое лицо превратилось в отвратительно поблёскивающую какими-то пузырями или присосками пасть, а с лошадиной морды смотрели полные страдания человеческие глаза.
   Саймон отчётливо осознал, что не хочет жить дальше с памятью об этом зрелище.
   - Я-то сам себя не вижу, - горько сказал Людвиг. Так дико было слышать знакомый голос - и при этом видеть, как движется челюсть конской головы. - Но предполагаю, что выгляжу... Непривлекательно.
   - Почему ты не убьёшь себя? - с трудом выговорил Саймон, цепляясь за прутья решётки, чтобы не упасть - ноги не держали.
   - Во-первых, этим мечом я себя убить и не смог бы, - Людвиг бросил взгляд за спину, на сияющий в темноте клинок. - Он мне не позволит. А во-вторых... Я и не хочу умирать вот так - напрасно, бессмысленно, трусливо. Понимаешь?
   - Нет, - Саймон мотнул головой, как пьяный.
   - Я добровольно согласился на то, чтобы меня использовали в экспериментах, - сказал Людвиг, и человеческие глаза на жуткой конской морде сверкнули такой знакомой решимостью. - Я, как ты сам можешь заметить, - уникальный образец. Ты хоть раз подобную трансформацию видел?
   - Нет, слава Великим... - прошептал наблюдатель.
   ­- Вот именно. Я - ценный экземпляр. Так что я просто надеюсь принести людям немного пользы - хотя бы и в таком качестве. И если учесть все мерзости, которые я творил, - это и тысячной доли причинённого зла не искупит. Пусть изучают мою кровь. Пусть испытывают на мне разные препараты. Может, когда-нибудь они добьются результата, и человечество увидит тот расцвет, о котором мечтал Лоуренс...
   - Пользы... Зла... Людвиг, ты безумен!
   - Нет, - бывший Охотник Церкви шагнул к решётке, и Саймон с трудом удержался, чтобы не отпрянуть. - Именно сейчас я в здравом уме! В самом здравом за последние годы... Ты понимаешь, каков наш главный грех, который не искупить ничем, Саймон? Ни тысячей самых мучительных смертей, ни вечностью в глубинах кошмара? Чем оплачены наши жизни, наши выдающиеся способности, наше сверхъестественное чутьё? Чем, ты знаешь?
   Саймон смотрел на друга, по лошадиной морде которого катилась человеческая слеза. Понимал. И не понимал. Не хотел понимать.
   Но что тут понимать? Он просто знал - и знание это и вправду стоило тысячи смертей. Как с этим можно было жить? Как он смог спокойно дожить до этой минуты? Неужели и вправду все они до сих пор были безумны, и лишь только сейчас начали приходить в себя?..
   - Вижу, что понимаешь, - кивнул Людвиг. - Ты - лучше, чем многие, понимаешь. Дети, Саймон. Дети. Хор. Приют. Сады светящихся цветов...
   Кровь Ибраитас. Её не хватит на всех... Маленькие сироты, которых никто не хватится...
   Изящные чашечки цветов, словно отлитые из лунного света.
   Дети, которым перелили кровь Ибраитас... теперь они - цветы. А потом звёздно-голубые лепестки опадают, и созревают плоды...
   Кровь Рода. Кровь сородичей. Человеческая кровь, вызревшая с добавлением крови Великой.
   Исцеление кровью. Приобщение к космическому роду.
   И надругательство над своим...
   Сотни детских гробов в Верхнем Соборном округе. И ещё больше крошечных иссохших телец, которые никто уже не собирался хоронить.
   "Это было нашим исцелением!"
   - Это было нашим исцелением, - прозвучало эхом безмолвного крика Саймона. Людвиг шагнул ещё ближе. - Мы и так прогневали мать Кос. А после того, что мы сотворили с её ребёнком...
   - Кос? - ускользающее сознание уцепилось за знакомое слово. - Рыбацкая деревня... Что там произошло на самом деле?
   - Так ты не знал? - Людвиг отступил на шаг от решётки. - Саймон... Я думал, ты знаешь. Как же так? Ты - учёный Белой Церкви. Ты - друг Лоуренса. Как они смогли скрыть от тебя это?..
   - Расскажи. Хотя бы сейчас, - Саймон бессильно повис на решётке.
   - Учёные пришли за телом Великой. Им нужны были новые образцы крови. Их сопровождали Охотники - на всякий случай... Я там был. Герман. Мария... Многие из Расхитителей Гробниц. И Брадор был с нами, хоть я его тогда почти не знал. Местные жители напали на нас. Мы защищались... перебили всех... До последнего жителя. - Людвиг издал дрожащий стон и отвернулся. - Мы видели перед собой чудовищ, опасных чудовищ. И мы охотились на них... Потом я понял - они просто просили нас, умоляли не трогать тело их божества. А эти... Учёные, искатели блага для всего человечества... Кос была беременна. И они... забрали зародыш. Надругались над нерождённым ребёнком! - Людвиг развернулся и ударил по стене сжатой в кулак рукой-лапой с удлинившимися узловатыми пальцами и острыми когтями. - Теперь понимаешь? Великие мстят осквернителям тел матери и ребёнка, да ещё и тем, кто питается младенцами собственного рода! Мы все...
   "Богохульные убийцы... Изверги, одуревшие от крови..."
   Колыбельная. Плач младенца. Плеск волн. Шорох прибоя. Запахи рыбы и дождя.
   "Не стоит тревожить мёртвые тела", - говорит Мария.
   Да будут прокляты изверги истинные. Да будут прокляты их дети и дети их детей. Во веки веков.
   "Судьба..."
   - Я не знал, - помертвевшими губами выговорил Саймон, сползая по решётке на пол. - Я не знал...
   - Тайны, - горько отозвался Людвиг. - Кошмары и тайны. Раскаяние без искупления. Страдание без надежды. И поэтому я пока ещё не хочу умирать здесь. - Он обвёл камеру уродливой рукой. - Здесь я могу ждать хотя бы одного изменения в судьбе - смерти. Там, в кошмаре, ждать будет нечего... Уже никаких изменений не будет.
   - Я понимаю тебя, - Саймон с трудом выпрямился. - Всё логично. Знакомая логика. Вывернутая логика кошмара...
   - Мы уже давно живём в кошмаре. И только сейчас прозрели... Но уже слишком поздно. А теперь - прощай, Саймон. Тебе пора. Уже утро, скоро придут врачи. Время принять Добрую кровь! - и Людвиг вдруг хрипло засмеялся.
   Саймон отпрянул от решётки и едва не упал. Его друг смеялся всё громче и громче, запрокинув к потолку обе кошмарные головы, и в конце концов смех перешёл в лошадиное ржание. Бывший Охотник повернулся к своему мечу и протянул к нему руки. Клинок, словно откликаясь на зов, засиял ярче и зазвенел беззвучными голосами бездонного Космоса, рассыпая вокруг мерцающую звёздную пыль.
   - Мой путеводный свет... Мой единственный наставник! Ты всегда был рядом со мной. И теперь, в час последнего испытания, ты не оставишь меня...
   В дальнем конце коридора скрипнула дверь, послышались шаги. Саймон бросился к выходу.
  

***

   Главный собор встретил Саймона тем, чем и должна была встречать своих прихожан милосердная Церковь Исцеления.
   Запахом крови.
   Где-то ударил колокол, расколов тишину.
   Никогда ещё лестница, ведущая в алтарный зал, не казалась такой крутой и длинной.
   Последние несколько ступеней... И вот взгляду наблюдателя открывается главный зал собора. Лучи утреннего солнца дробятся в витражных окнах, разбрасывая по плитам пола разноцветные пятна.
   А пола-то почти не видно. Всё в крови. Кровь живыми ручейками ползёт к ногам визитёра.
   "Поклонись Древней Крови! Причастись Древней Кровью!"
   У алтаря лежит красная бесформенная груда. А перед ней...
   Саймон шёл вперёд и до спазма в горле боялся, что зал всё-таки когда-нибудь закончится. Шёл как только мог медленно и старался не фокусировать взгляд на том странном холмике поменьше, что лежал у подножия кровавой груды.
   Но кошмар не рассеялся. Красно-серый холмик шевельнулся и приподнялся. Медленно повернулась голова. Увенчанная длинными ветвистыми рогами.
   - Саймон, - приветливо сказал Брадор. - Рад видеть тебя живым и здоровым. Где ты был, Саймон? Мы ждали тебя...
   Он снова обернулся к красной куче между собой и алтарём.
   Стены собора задвигались, пол качнулся. Запах крови ударил в голову - так, как не ударял никогда раньше.
   У алтаря лежало чудовище. Огромная тварь, размером с три, не меньше, человеческих роста, с длинными когтистыми лапами и вытянутой собачьей головой. Мешанина крови и шерсти не давала возможности опознать, кем это чудовище было раньше. Но Саймону и не нужно было доказательств.
   Он сделал ещё шаг вперёд... непонимающе уставился на голову зверя. Потом на голову Саймона. Снова на зверя.
   Рога на голове церковного убийцы...
   Это не его рога. И шкура на плечах - не его шерсть.
   - Зачем? - выдохнул Саймон, рухнул на колени и согнулся в сухом рвотном спазме.
   - Мы ждали тебя, - снова поворачиваясь к нему, почти весело сказал убийца. - Лоуренс звал тебя. А ты опоздал. Ну как же так, Саймон! Ты ведь обещал!
   - Зачем... - откашлявшись, захрипел Саймон. - Зачем... Зачем...
   - А затем, - с неожиданно полыхнувшей в голосе ненавистью отозвался Брадор. - Потому что это он должен был убить чудовище, а не я! Это я должен был обратиться! Это я, я - мерзкая тварь, это я должен был... - Он вдруг страшно закричал и на коленях пополз к трупу Лоуренса. Лёг рядом с ним на залитый кровью пол, прижавшись спиной, свернулся в комок и тихо заплакал.
   Саймон кое-как поднялся на ноги и подошёл ближе.
   - Брадор... - он всё ещё не мог поверить, что он действительно видит то, что видит. Он потянулся рукой к кончику рога на голове убийцы, но Брадор снова дико закричал и взвился в воздух, выставив перед собой невесть откуда взявшийся Кровопускатель.
   - Не подходи! - прохрипел он. - Не тронь нас! Не тронь его! Он не чудовище! Не смей смотреть на него так! Это я, я чудовище! Почему он? Почему Рита? Это должен был быть я!.. - и Брадор вдруг ударил себя Кровопускателем по лицу и хрипло завыл.
   Саймон бросился на него, повалил, отобрал оружие и отшвырнул подальше. Содрогаясь от прикосновений к пропитанной кровью шкуре, в которую Брадор оделся, как в плащ, стянул тому руки за спиной ремнём. Вколол шприц крови; уже не обращая внимания на крики, убедился, что все страшные рваные раны затянулись, и вторая доза не нужна. Исполнение долга далось Брадору нелегко: нескольких до сих пор кровоточащих глубоких ран было вполне достаточно, чтобы Охотник отправился вслед за добычей. Это означало, что Лоуренс обратился окончательно... Потерял разум... Сопротивлялся. Едва не убил своего убийцу.
   Но теперь всё было кончено, убийца корчился от боли и страшно кричал, пока проклятая кровь исцеляла его...
   Потом Саймон сидел, поджав ноги, между телом мёртвого друга и связанным живым Брадором... ждал служителей Церкви - "группу устранения последствий", которая наверняка уже спешила к месту последней Охоты церковного убийцы.
   - Саймон... - вдруг тихо сказал Брадор.
   Саймон вздрогнул, стряхивая морозное оцепенение, и медленно перевёл взгляд на лицо друга, обрамлённое слипшейся от крови шерстью.
   - Как же жаль, что я не обратился, - вздохнул бывший убийца. - Жаль, что я всё понимаю и всё помню. И буду помнить всегда. А ты... Постарайся умереть иначе, Саймон. Как Тору, он - хороший друг, он сам всё решил... А ты... Не заставляй меня снова это делать. Пожалуйста... - и Охотник замолчал и уставился куда-то вверх, под своды величественного собора, построенного из крови, оплаченного кровью - и кровью же освящённого.
   Из глаз Охотника катились слёзы, но они уже не могли смыть с лица засохшую кровь.
   Саймон тоже плакал и всё пытался коснуться рога Лоуренса. Подносил руку - и отдёргивал. Подносил и...
   На лестнице, ведущей в алтарный зал, послышались торопливые шаги и встревоженные голоса. Группа устранения последствий прибыла, чтобы подготовить к погребению Церковь Исцеления.
  

***

   "В сумраке ночи идет шагом ровным
   Обагренный кровью, в рассудке полном,
   Гордый Охотник Церкви..."
  
   Брадор сидит на полу в камере без окон, тихонько раскачивается и время от времени поднимает руку и касается своего странного головного убора - поправляет или проверяет, на месте ли он.
   Вздыхает и берёт стоящий перед ним потемневший от времени колокол.
   "Ты слышишь звон колокола? Старого охотничьего колокола. Этот звук далеко разносится в каменных лабиринтах, и товарищи обязательно услышат тебя и поспешат на помощь".
   Нужно только продержаться до их прихода...
   "Ты слышишь звон колокола? Нет? Звони хоть целую вечность - не раздастся ни звука. Никто не придёт, не поможет тебе".
   Ты один. И с тобой - только твоё безумие... Боль. Сожаление. Вечность.
   "Кошмар у каждого свой..."
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

4

  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"