Наверное, Ада хотела сказать еще что-то, но не успела. Загорелая сухощавая рука властно взяла ее за плечо и отодвинула с дороги. В дверном проеме возник неожиданный посетитель, даже не удосужившийся сменить дорожный плащ на что-нибудь более чистое и приличное.
В чем-в чем, а в цепкой наблюдательности моей служанке не отказать: она описала незнакомца весьма точно. Невысокий - на полголовы ниже меня - темные с проседью волосы и жесткие черты лица, короткопалые руки с загрубевшей кожей, свидетельствующие о том, что человек не чурается грубой физической работы, а также о том, что он вряд ли может похвастаться наличием аристократических предков. Я не сноб, но почему-то всегда обращаю внимание именно на руки и глаза при встрече с незнакомыми людьми.
Глаза у него были карие, с вкраплением зелени, какие-то...тусклые, что ли? Во всяком случае, в них не отражалось никаких эмоций по поводу происходящего. Если поговорка про зеркало души верна, то на зеркало стоящего передо мной человека словно накинули мутную пленку.
Я слишком долго работаю с людьми, чтобы тушеваться от подобных фривольностей в моем доме. К тому же, я не люблю нахальных клиентов, считающих, что, раз они платят деньги, то вольны позволять себе все, что угодно.
Нахмурившись, я сухо велела служанке:
-Ада, подай, пожалуйста, чай в гостиную, - и холодно обратилась к посетителю:
-Я полагаю, вовсе не обязательно было врываться без приглашения в гостиную. Я вполне могла встретить Вас и в холле.
На лице незнакомца отразилось смутное недовольство: видимо, он не привык к подобному тону общения. Однако он быстро взял себя в руки и учтиво склонил голову:
-Прошу прощения, госпожа Моргана. Возможно, я и впрямь поступил не очень вежливо, но дело в том, что каждая минута ожидания для меня мучительна. Поэтому я и позволил себе некоторую вольность, заметив, что господин Кун покинул Вас.
Его слова заставили меня посмотреть на него с возросшим интересом. Обычно с неотложными делами, требующими немедленного разрешения, являются к лекарю, торговцу или ведуну, но никак не ко мне.
Заметив, что я немного смягчилась, незнакомец наклонился чуть ближе и заговорщически прошептал:
-Я бы предпочел разговор тет-а-тет, если Вы не возражаете, госпожа Моргана.
Я не возражала. Во-первых, под пыльным плащом странника мог скрываться весьма состоятельный человек (за свою немаленькую практику я сталкивалась с таковыми). Во-вторых, мой дом находится под защитой Охранного Камня, и только ненормальный или вконец отчаявшийся вор рискнет покуситься на нас с Адой и на мое имущество. Ну, а в-третьих, природное любопытство само подталкивало меня проводить незнакомца в гостиную и узнать подробности его неотложного дела.
-Пройдемте со мной, - на йоту смягчив тон, пригласила я, сохраняя непроницаемое лицо, - сейчас Ада подаст чай, и мы с Вами обсудим, что же привело Вас ко мне...кстати, Вы уже второй раз являетесь в мой дом и даже не удосужились представиться.
Незваный посетитель глухо рассмеялся и склонил голову:
-А Вы не зря принадлежите к литанээ, госпожа Моргана. Характер твердый, как камень. Меня зовут Лайс. Лайонелл Лайс, но я предпочитаю, чтобы ко мне обращались исключительно по имени рода.
-Очень рада знакомству, господин Лайс, - потертый плащ скрывал уточняющие детали одежды, но, когда Лайс поправлял волосы, я успела мельком заметить крохотную дырочку в мочке правого уха. Так носили серьги представители состоятельных дворянских семей; в то время, как с левой стороны украшение полагалось нажившим определенный капитал ремесленникам. Самовольно вдевший серьгу крестьянин или обедневший купец, пытающийся таким образом пробиться ы высшее общество, очень быстро выводился на чистую воду и жестоко карался теми или иными. Самозванцев не любит никто.
Итак, Лайс по полному праву заслуживал обращения "господин". Что ж, не каждый день меня жалуют вниманием тщательно замаскированные дворяне. Похоже, становится все интереснее и интереснее.
Ответив легкой улыбкой на поклон Лайса, я жестом пригласила его в гостиную и плотно задернула шторы.
***
-Госпожа Моргана, - дождавшись, пока Ада расставит на столе чашки и вазочки со сладостями, - я чувствую, что вас терзает любопытство относительно цели моего визита сюда. Потерпите - через несколько минут вы все узнаете.
Любопытство - нет, литанээ не подвержены этому пороку. Скорее, профессиональный интерес. Поэтому я молча улыбнулась и разлила по чашкам дымящийся зеленый чай. В гостиной запахло жасмином.
Лайс сделал маленький глоточек, похвалил вкус и, явно чувствуя, что пора переходить к делу, вытащил из-за пазухи небольшой продолговатый предмет, тщательно обернутый бархатной тканью. Развернув ее, он положил на ониксовый стол темно-синий овальный футляр и подтолкнул его в мою сторону.
-Откройте его, госпожа Моргана.
По всей видимости, он принял мое задумчивое разглядывание футляра за колебание, потому, что поспешил успокоить:
-Не волнуйтесь, там нет ничего опасного.
Я ничего не ответила. Это было что-то, вроде личного ритуала: я любила секунд двадцать молча рассмотреть принесенный заказчиком футляр, коробочку или шкатулку, гадая, что скрывается внутри. Конечно, я могла запросто узнать это за долю секунды, просто взяв их в руки, но так было неинтересно.
Решив не затягивать дольше с разглядыванием, я протянула руку и открыла поддавшуюся с некоторой натугой крышечку...
...И непроизвольно отдернула руку.
На выцветшем, некогда синем, бархате, тускло сиял янтарно-желтым светом небольшой, размером с мой мизинец, камушек неправильной формы. Приглядевшись, я заметила, как внутри него словно перекатываются, переливаются одна в другую волны золотистой, искрящейся жидкости. Это постоянное движение завораживало, гипнотизировало, заставляя застыть в оцепенении и наблюдать.
Но не это меня испугало.
Я не слышала камня. Вернее, не так. Я слышала в нем множество камней. Тягуче пел изумруд, мягко мурлыкал аметист, утробно стенал агат...но этого же не может быть! Где та единственная песнь камня, которая мигом помогает определить его сущность, особенности и наилучшее назначение? Или я утратила слух? Но с литанээ никогда такого не случалось... От напряжения сдавило виски, в ушах зашумело, и почудилась какая-то темная аура, исходящая от злополучного камня.
Разозлившись на собственную беспомощность, я захлопнула футляр и положила его на стол. Почему-то сразу стало легче.
Лайс с вежливым любопытством наблюдал за мной, чуть склонив набок голову.
-Что это такое? - отрывисто спросила я. Он беспомощно развел руками:
-Если бы я мог знать, то не пришел к вам, госпожа Моргана. Видите ли, я надеялся на помощь литанээ, но, похоже, Вы оказались бессильны.
Я с неприязнью глянула на футляр.
-Я ничего не понимаю, господин Лайс. Литанээ никогда не ошибаются в разговоре с камнями, для этого мы и рождены. Но, по всей видимости, это либо не камень, либо камень, способный противостоять литовидению, а это в принципе невозможно. Где Вы его взяли?
Лайс замялся и зачем-то затеребил пуговицу на своем плаще. Я невольно обратила внимание, что действует он только левой рукой; покалеченная правая лежит на столе, как неживая. Именно неестественность положения руки и привлекла мое внимание, вызвав немотивированное желание дотронуться до нее. Я уже была готова протянуть руку, поддавшись порыву, но тут Лайс снова заговорил:
-Видите ли, госпожа Моргана, этот камень достался мне от прадеда, который, в свою очередь, привез его из путешествия по Востоку. Я не знаю, в каком именно из Восточных уделов он взял его; все, что мне известно, так это то, что прадеду его преподнес какой-то падишах - в знак благодарности за спасение из лап тайгора.
-А что заставило Вас обратиться ко мне?
Лайс нервно рассмеялся и сделал большой глоток чая.
-Причина весьма прозаическая, госпожа Моргана. На прошлой неделе я проигрался в пух и прах, а свободных средств у меня, к сожалению, недостаточно, чтобы покрыть долг. Это и вынудило меня вспомнить о камне моего прадеда. Я подумал, что, возможно, сумею выгодно продать его какому-нибудь любителю восточных редкостей. Однако все торговцы и собиратели наотрез отказывались покупать камень. Одни говорили, что он обжигает ладони, другие - что от него начинает болеть голова, третьи - что рядом с камнем и вовсе невозможно находиться. Собственно, поэтому я и пришел к Вам - в надежде, что Вы объясните мне, что это такое. Однако - увы, Вы тоже оказались бессильны...
Последние его слова задели меня за живое, но я не дала эмоциям прорваться наружу. К тому же, меня озарила светлая идея.
-Я не сильнейшая представительница нашего рода, - в притворной задумчивости сказала я,- но я мола бы показать этот загадочный камень главе нашего рода - одному из сильнейших литанээ в стране - думаю, он быстро найдет решит Вашу проблему.
Лицо Лайса просветлело, он испустил вздох облегчения и незаметно расправил плечи, словно сбрасывая с них огромную тяжесть.
-Спасибо Вам, госпожа Моргана, - горячо сказал он, - вы меня очень выручите. Мне нужно отправиться с Вами?
-Нет-нет, господин Лайс, - торопливо ответила я, - это совершенно необязательно. К тому же, дом рода Оникс закрыт от посторонних, уж извините за прямоту.
Лайс замахал руками:
-Что Вы, что Вы, я все понимаю. Сколько я Вам должен за труды?
-Два золотых за консультацию и один - за чрезвычайность Вашего дела и необходимость обращения к главе рода. При удачном исходе дела я возьму еще два, - бесстрастно перечислила я, закрывая футляр и заворачивая его в бархат, - я отправляюсь сегодня же и постараюсь к завтрашнему вечеру дать Вам ответ. Где Вы живете?
-Моя усадьба в паре дней пути от города, - усмехнулся Лайс, - я буду ждать известия от Вас в гостинице "Песнь сирены".
-Я пришлю туда гонца.
Мы встали. Лайс достал шелковый кошелек с искусной бисерной вышивкой, и достал три золотых.
-Надеюсь на хорошие новости, - воодушевленно изрек он, передавая их мне увечной рукой.
-Я тоже надеюсь, - улыбнулась я и, будто невзначай, коснулась его руки кончиком мизинца. Лайс не обратил на это внимания, раскланялся и вышел. Из холла донесся быстрый говорок Ады, провожающей гостя. Хлопнула дверь, жалобно звякнули колокольчики при входе.
Я вновь присела за стол и задумчиво уставилась на футляр. Правду ли мне сказал этот Лайс? Да и Лайс ли он вообще? И, наконец, самый главный вопрос: а человек ли он?
Человек не смог бы прирастить на место отсутствующей кисти ее аналог, выполненный из камня.
***
Драконица недоверчиво покосилась на меня и чихнула, отчего из ее ноздрей вырвались две струйки горячего дрожащего воздуха.
-Вам уверены, что Вам не нужен сопровождающий, госпожа? - степенно спросил драконюх, лениво перекатывая во рту жевательную смолу.
-Абсолютно уверена, - спокойно ответила я, натягивая перчатки из кожи игуарона ( только в таких вожжи дракониц не выскальзывали из рук), - я достаточно опытный наездник, чтобы добраться до Маргола в одиночку.
Драконюх индифферентно пожал плечами и протянул мне деревянный полумесяц, покрытый ярко-голубой глазурью, на крученом кожаном шнурке.
-Наденьте ориентир на Марту, пусть привыкнет к Вашим рукам и запаху. Она у нас, конечно, смирная, но всяко бывает...
Ориентировочное заклинание, проще говоря, ориентир, было вплетено в глазурь, и при соприкосновении с кожей драконицы четко рисовало в ее небольшом мозгу маршрут того, куда нужно направляться. Драконицы, в отличие от самцов-драконидов, не обладали цепкой памятью или острым зрением, зато умели кое-что другое.
Размашистые кожаные крылья дракониц, похожие на промасленную ткань, натянутую на кости, позволяли своим обладательницам не только летать. Разогнавшись до определенной скорости, драконица могла "скакнуть" из одной точки пространства в другую, легко преодолев многомильное расстояние за пару секунд. Чтобы покрыть это же расстояние тому же дракониду, полагающемуся только на свои ноги, потребовалось бы дня три, не меньше.
Эта способность дракониц делала их незаменимыми, если требовалось срочно доставить что-нибудь из пункта "А" в пункт "Б", успеть к постели умирающего родственника, находящегося далеко от Вас, а также поспешно скрыться от погони - при условии, что драконицей обладаете только Вы. Конечно, подобный вид транспорта стоил недешево, однако цена себя оправдывала.
Я протянула драконюху три серебряных дория и шесть медных лантов.
-А накинуть парочку медяков сверху? - скорее, дежурно, чем заинтересованно осведомился тот. Я покачала головой и запрыгнула в седло, сунув ноги в стремена.
Мой отказ был воспринят без эмоций - видимо, драконюх больше бы удивился, если я бы вдруг расщедрилась и дала ему чаевые. Драконюхи неплохо подзарабатывают, катая на ездовых драконидах парочки в неурочное время, и сдавая животных в аренду на свадьбы, похороны и прочие мероприятия.
Драконица Марта вновь покосилась на меня печальным темно-желтым глазом и шумно вздохнула, когда я завязывала на ее шее шнурок с ориентиром. Со стороны может показаться, что драконица находится в состоянии глубокой печали - внешние уголки ее глаз были скорбно опущены вниз, пасть кривилась в подобии скорбной усмешки, а сама она беспрестанно вздыхала. Однако подобный вид был обманчивым - для этих животных это был естественный природный облик.
Драконюх помог мне покрепче пристегнуть поясные ремни к седлу - дабы я не вылетела на крутых виражах; проверил прочность подпруги и узды и, отвязав Марту от прикола, осторожно вывел ее наружу - на специальный каменный подмост.
Я потуже затянула на лице специальную маску, с прозрачной сеткой в области глаз, взяла в руки вожжи и легонько сдавила каблуками бока драконицы.
Марта вновь испустила глубокий вздох, словно жалуясь судьбе на такую нелегкую долю, разбежалась, тяжело шлепая лапами по каменной кладке, и легко взлетела, с тихим хлопком расправив крылья. Меня вдавило в седло, а сердце сладостно-тревожно заныло.
-Следующая остановка - Митгол, - тихо пробормотала я, прикрывая глаза и крепче сжимая вожжи.
***
Скачок драконицы - дело нехитрое. Для нее самой, разумеется. Всадник же испытывает нечто среднее между обмороком и крепким сном, когда глаза сами собой закрываются, а сознание в мгновение ока проваливается куда-то в темную, бездонную яму, на дне которой роятся неясные образы сновидений.
Неопытные всадники в такой момент начинают паниковать, дергаться и пытаться всеми способами заставить драконицу повернуть назад. Дабы утихомирить паникеров, каждая застава драконюхов и имеет в своем распоряжении нескольких сопровождающих - матерых всадников, чья задача - успокоить испугавшегося неофита, удержать его от падения и поспособствовать удачному скачку.
Свой первый перелет на драконице я помню достаточно смутно: мне тогда было совсем мало лет, и сопровождающим для меня служила старшая сестра, которая на мой вопрос: "На что похож скачок?" мягко ответила, не задумываясь:
-На сон в летний полдень. Представь, что ты уснула в гамаке, под лучами жаркого солнышка. Неприятные ощущения, конечно, есть, но скачок тем и отличается от лежания на припеке, что длится недолго. И глазом не успеешь моргнуть, как все закончится.
Это меня сразу успокоило, и я осмелела настолько, что даже с долей презрения смотрела на других детей, которых матери чуть ли не силком затаскивали в седло и накрепко пристегивали ремешками. Скачок прошел нормально, и с той поры меня преследовало смутное детское желание: увидеть хоть обрывок какого-нибудь сна в скачковый промежуток.
Увы, и на сей раз мне этого не удалось. Не успела я толком прийти в себя, как драконица вынырнула из межпространства и, легко спланировав, опустилась точнехонько на посадочную площадку Митгола.
-Цель поездки? - с деловым видом осведомился молодой рыжеволосый драконюх, помогая мне отстегнуться и вылезти из седла.
-Визит в Дом, - я выпростала из-под ворота куртки ониксовый медальон на серебряной цепочке и продемонстрировала его парню. Тот почтительно склонил голову.
-Добро пожаловать в Митгол, госпожа литанээ. Желаете нанять упряжку драконид? Путь до Дома Ониксов не близкий.
Я посмотрела на начинающее темнеть небо. Постепенно сгущались тучи, и начинал накрапывать мелкий холодный дождь. Прогулка по городу, которую я планировала в начале, выйдет не очень приятной.
-Пожалуй, что, соглашусь на упряжь, - вздохнула я, - мне нужна крытая двуколка, с толковым возницей, который твердо знает город, и не будет петлять, а затем требовать с меня дополнительные ланты за сложеость и продолжительность маршрута.
На хитроватом лице драконюха отобразилось живейшее возмущение, словно я огульно обвинила всех его родственников в половине смертных грехов.
-Обижаете, госпожа. Дураков и пройдох мы не держим. Вот, к примеру, Свен, - он ткнул пальцем в светловолосого верзилу, сидевшего на скамье неподалеку, - опытный возница, отлично разбирается в городе. А вот Иржик, - щуплый паренек с длинными волосами, забранными в низкий хвост, - не смотрите, что ростом и телом не вышел, довезет в кратчайший срок, куда требуется. А вот...
-Не надо, - быстро перебила я его, слегка испугавшись, что он, увлекшись, начнет перечислять мне всех возниц, и я точно не успею до темноты, - остановлюсь на Иржике. Сколько будет стоить дорога?
-Полтора дория плюс три ланта на корм драконидам, - не меняя тона, отчеканил парень, - чаевые вознице остаются на Ваше усмотрение.
-По рукам, - кивнула я, доставая кошелек, - хотя раньше стоило дорий.
-Так цены скачут, госпожа, - философски заметил рыжеволосый, пересчитывая деньги, - налоги в этом году повысили, говорят, государство деньги на какой-то военный поход собирает. Поход - он, конечно, походом, но нам же тоже кушать хочется... Пока Ваш транспорт готовят, можете обождать на станции, а то сейчас дождь разойдется - мигом простуду подхватите.
Не сдержав улыбки, я вручила ему еще два медяка - за приветливость, и отправилась под крышу - ждать, пока подготовят двуколку.
***
Так уж повелось, что все Семьи литанээ, в независимости от статуса, численности или материального состояния, обладали собственными Домами. Именно Домами - в самом, что ни на есть, прямом смысле слова, то бишь, местами, куда имел доступ любой член Семьи и где он мог в любой момент получить кров, убежище и еду - на неограниченное время.
Откуда повелась такая традиция, никто из ныне живущих литанээ не знает, и даже в историческом Архиве столичной библиотеке упоминаний об этом нет. Есть только оброненная вскользь фраза о том, что в период Двухсотлетней Войны, когда Семьи враждовали друг с друом не на жизнь, а на смерть, Дома служили для литанээ своеобразными крепостями, осада которых велась по несколько лет и, к несчастью, иногда заканчивалась падением Семьи. Так канули в реку вечности Эрнэ Семьи Иолитов* и Содалитов*...
...Семья, к которой принадлежала ваша покорная слуга, благополучно миновала и омут Войны, и многочисленные мелкие стычки между Семьями (которые прекратились лишь после бессрочного мирного соглашения между главами Семей). Может быть, дело в том, что Семья Оникс всегда держалась особняком от остальных литанээ, предпочитая сохранять вежливый нейтралитет. Может быть, в том, что и Ониксов в Алдории было не так уж и много, и все они не отличались агрессивным темпераментом... Так или иначе, Дом Семьи Оникс, куда я сейчас направлялась в мерно покачивающейся двуколке, никогда не подвергался разрушению или осаде, что позволило ему мирно простоять долгие годы.
В отличие от Домов других Семей (в особенности, от гигантского родового замка могущественной Семьи Берилл), наш Дом был небольшим и больше всего походил на обитель зажиточного купца: два этажа, сложенные из темного тесаного камня с берегов реки Никс, отделанные медальонами из оникса - главным показателем того, что это Дом Семьи литанээ.
Иржик натянул поводья, и драконид послушно замер у высокого крыльца.
Два медяка звякнули в заскорузлой руке парня, и дракониды с фырканьем увезли двуколку в хитросплетение извилистых улиц.
Я подобрала плащ и стала подниматься по ступенькам, а с крыльца мне уже улыбался Матиас.
***
-Какими судьбами к нам, Моргана? - был первый вопрос моего троюродного братца после дежурного обмена приветствиями: "-Хайлэ! -О, Хайлэ!"
-По делу, - уклончиво ответила я, - Глава у себя?
-Недавно приехал. Как жизнь в провинции?
Я промолчала. Митгол тоже огромным городом не назовешь, но Матиасу каждый населенный пункт численностью меньше пяти тысяч и с отсутствием кирхи кажется глубинкой, куда редкая драконица долетит.
Слегка обидевшись на него за снобизм, я сухо сказала:
-В каком-то смысле, в Алдории провинция начинается уже за сто шагов от столицы.
Матиас с притворным сочувствием покачал головой, неприятно зацокав языком:
-Ну-ну. Не обижайся, сестрица, просто я не понимаю, как можно хоронить себя в глуши, где опорос свиньи обсуждается неделями, а случайно пролетевший над домами пенг становится главным событием года, о котором не грех и рассказать внукам.
-Пропусти меня к главе, - холодно перебила я его, злясь на себя за то, что обнаружила свою досаду. У Матиаса была одна, крайне отталкивающая черта характера: почуяв, что его шуточки задевают собеседника за живое, он не успокаивался, пока последний не приходил в ярость. После этого Матиас деланно удивлялся и смиренно приносил извинения, испытывая, как мне кажется, глубочайшее удовлетворение.
По крайней мере, наши с ним редкие встречи ни разу не обходились без подобных досадных стычек, из которых я еще никогда не выходила победительницей.
В этот раз, однако, помощь пришла с неожиданной стороны, оставив за мной если не победу, то последнее слово точно.
Матиас довольно прищурился, словно пробуя на вкус свою следующую фразу, и набрал воздуха в легкие, как вдруг из-за его спины послышался тихий полушепот, больше похожий на скрип несмазанных дверных петель:
-Ты давно уже не заглядывала к нам, девочка.
Я с облегчением перевела дух: из-за плеча Матиаса деланно медленно материализовался Хранитель нашего дома. Напряжение, неизбежно возникавшее при общении с братцем, мгновенно исчезло, и я почувствовала, как под плащ скользнули ледяные пальцы вечера.
-О, Хайлэ, Хранитель, - прижав к груди скрещенные руки, поклонилась я, - увы, обыденные дела не оставляют мне много свободного времени. Вы проводите меня к главе нашего Дома?
По всей видимости, Хранителя мой ответ не удовлетворил, но от комментариев он воздержался. Зачем-то обернувшись на Матиаса, хранившего недовольное молчание, он проскрипел:
-Пойдем, девочка. Надеюсь, у тебя достаточно важное дело, чтобы настаивать на аудиенции.
Нащупав в нагрудном кармане продолговатый сверток, я коротко ответила:
-Вполне.
Хранитель с сомнением покачал головой и, приняв непроницаемо-бесстрастный вид, первым проскользнул сквозь дверь.
***
Ни один из ныне здравствующих представителей дома Ониксов не знал ни настоящего имени, ни возраста Хранителя Рода. Все, что было известно о нем, представляло собой хаотически разрозненные кусочки историй, степень вымышленности которых определить было практически невозможно, а на все расспросы Хранитель либо угрюмо отмалчивался, либо отвечал бессвязной руганью.
Наиболее достоверной была история об обстоятельствах, при которых Дом Ониксов заполучил своего собственного Хранителя, явившись в этом отношении первопроходцем. По меркам литанээ, это произошло сравнительно недавно - за сто пятьдесят лет до моего рождения. Тогда правым советником Главы Дома был мэтр Алхэйм - некромант и чернокнижник, увлеченный идеей соединения магии камней и магии крови, для создания непобедимого и неуязвимого воина, этакого голема, наполовину состоящего из живой человеческой плоти. Цель создания подобного существа так и осталась невыясненной - в хрониках Дома все упоминания о безумных экспериментах Алхэйма были тщательно подредактированны и отшлифованы до состояния голых фактов. Не исключаю, впрочем, что советник надеялся, при удачном стечении обстоятельств, обеспечить Ониксам превосходство над прочими Домами. В те или иные эпохи подобные идеи часто витали в воздухе...
...Подробностей создания голема не разглашалось, однако, судя по всему, что-то пошло не так, и все, что удалось Алхэйму - призвать к жизни одного из древнейших представителей Дома, чей дух, по каким-то загадочным причинам, веками скитался на перепутье миров: реального и потустороннего. Однако некромантия не дает призванному полноценной жизни, а обеспечивает лишь ее видимость, и, безуспешно пытаясь связать воедино дух, камень и плоть, Алхэйм добился лишь того, что выдернутый им из пластов междумирья призрак остался навечно привязан к Дому, а за столь опасные эксперименты советнику пришлось поплатиться собственным рассудком, а впоследствии - и жизнью: спустя короткое время после появления Хранителя он сгорел в пламени черной лихорадки. В наследство от него остались лишь заметки о провалившемся эксперименте, да ониксовый саркофаг в родовом склепе, давно затянутый паутиной и обжитый могильными ящерицами.
Впоследствии многие чернокнижники и ведуны из других Домов пытались повторить эксперимент Алхэйма. Их не страшила даже страшная участь, постигшая последнего: уж больно заманчивой казалась главам Домов перспектива получить собственного Хранителя. Его возможности еще не были изучены в полной мере, но магией литанээ он успешно пользовался наравне с другими, и, к тому же, обеспечивал Дому дополнительную защиту в случае какой-либо угрозы. Специально для него были созданы пять ониксовых големов - не тех, о которых грезил Алхейм, а настоящих - из цельных кусков камня. Предполагалось, что в случае опасности, Хранитель вселится в них, обеспечив Дому дополнительную защиту. Впрочем, на практике это было проверено лишь один раз, и то в течение испытания големов.
Несмотря на упорные попытки призыва Хранителя, они долго не приносили результата: то ли Алхэйм о чем-то забыл упомянуть в своих записях, то ли не сделал этого намеренно. Так или иначе, более или менее заметного успеха добилась лишь одна из самых могущественных Семей - Алмазы. Их Хранитель оказался довольно-таки неустойчивым призраком, способным являться в этот мир лишь на непродолжительное время, подпитывать членов Семьи дополнительной энергией и беречь ауру Дома.
Остальные же Семьи, рассудив, что игра не стоит свеч, постепенно прекратили эксперименты.
Правда, время от времени, среди Семей ходят неясные слухи о том, что не только Алмазам и Ониксам удалось обзавестись собственными Хранителями. Говорят, что успеха на этом поприще добилась еще какая-то Семья, чье имя осталось за завесой тайны. Кто-то утверждал, что, слегка изменив инструкции Алхэйма, этой Семье удалось призвать не бестелесного духа, а жуткое чудовище, из глубин Нижнего Мира. Подчинив себе разум монстра, Семья сделала его Хранителем своего Дома, расплачиваясь с ним за его услуги человеческой плотью...
...Впрочем, последние домыслы и по сей день остаются лишь ничем не подтвержденными страшными сказками. Подобные ужасы влекут к себе лишь охочих до острых ощущений авантюристов и фантазеров, да еще маленьких детей, решивших попугать друг друга перед сном. Я же лично всегда относила себя к твердо стоящим на земле реалистам, и ни на грош не доверяла досужим россказням.
Наш же Хранитель на вид был древним стариком, с жидкой бородой, спускавшейся ниже колен, и пышными седыми волосами, красиво серебрившимися в свете настенных рожков. Одет он был в богато расшитый длинный камзол и широкие брюки, из которых виднелись отороченные витой тесьмой кожаные туфли. Характер призрака был под стать внешнему виду: заносчивость и сварливость чередовалась с припадками глубокой меланхолии и мрачного веселья, вызванного, как правило, редкими саркастичными шутками духа. Иногда призрак начинал что-то бормотать себе под нос или напевать странные заунывные песни, похожие на вой ветра в печной трубе, на непонятном языке, от которых по телу пробегала дрожь.
Обитателей и посетителей Дома, чьи границы были и границами его обитания, Хранитель никогда не называл по имени, ограничиваясь либо местоимениями, либо попросту "мальчиком" или "девочкой", в зависимости от половой принадлежности собеседника. Это было справедливо, учитывая разницу в возрасте с духом, но неприятно унизительно, ибо я подозревала, что все имена Хранитель прекрасно помнит, намеренно подчеркивая собственное превосходство...
...-Ты идешь, девочка? - проскрипело у меня над ухом, и я запоздало очнулась, выныривая из пучины собственных воспоминаний и размышлений.
Мы стояли перед тяжелой дубовой дверью приемного зала главы Семьи. В ониксовых медальонах, украшавших дверь, подрагивало мое искаженное отражение - призрак, паривший рядом, отображаться не мог.
Я глубоко вздохнула, чувствуя, как по внутренним органам разливается сладостно-теплая истома - верный признак того, что энергия Дома спешит наполнить мою собственную ауру литанээ до краев. Теплая волна унесла с собой остатки раздражения и усталости, и я почувствовала, проясняются мысли, а в душе поселяется гармония и умиротворение.
Ради одного этого стоило почаще заглядывать Домой.
В эти минуты я искренне любила весь мир, даже сварливого Хранителя...
Мягко улыбнувшись ему, я решительно толкнула дверь.