Аннотация: Что такое смерть? Для кого-то смерть - неожиданность. Для кого-то - чистой воды случайность. Для кого-то - освобождение. Для меня смерть - оплата долга.
ДЫХАНИЕ СМЕРТИ.
ПРОЛОГ.
Что такое смерть? Для кого-то смерть - неожиданность. Для кого-то - чистой воды случайность. Для кого-то - освобождение. Для меня смерть - оплата долга. Отдать жизнь за свое спасение, не самая плохая смерть. Может, вы будете думать, что я сумасшедшая, но это не так. Я не такая. Просто...а что просто? Сколько бы я вам не твердила, вы все равно меня не поймете. Будет считать, что у меня помутнение рассудка. Или же какая-нибудь неизвестная вам болезнь. Хотите, я угадаю ваши дальнейшие действия? Вы будете шарахаться от меня как от прокаженной. От больной. Все люди такие, я не знаю причину такого поведения. И не узнаю ее никогда. Но то, что это будет - факт.
Когда вы будете читать эти строки из моего дневника, меня уже не будет. Значит, мне нечего бояться последствий. Косых взглядов, смеха в спину и прочей ерунды. Сейчас я веду себя как прежде, стараюсь так делать. Но, по-моему, у меня плохо выходит. Кажется, некоторые считает, что я влюбилась? И поэтому сама не своя. Это ложь. Глупая ложь. Вы спросите почему? Потому что я не верю в любовь. Не верю в Бога. Это просто выдумка человека. Чтобы скрыть свою истинную суть. Лицемеров.
Все люди по своей сути лицемеры. Подумайте, разве вы верите в любовь? Многие сейчас ответят: "Да, конечно". А если хорошо задуматься? Вы готовы умереть, чтобы спасти жизнь ему или ей? Нет, вы выберите себя. А потом будете оправдываться: "Я просто не смогла ему помочь. Но я хотела". А через месяц или два, у вас будет новая любовь. И вы опять будете кричать на лево и направо. "Я его люблю!" и так всегда. И после этого вы все еще думаете, что любовь есть? Вас ждет глубокое разочарование. Любви нет. Есть похоть, феромоны и простое влечение. Все это вы называете любовью. Кто-то придумал всему этому красивое название, немного приукрасил. И вот результат.
Может, вы назовете меня циником. Что ж, пусть будет так. Но вы не знаете кто такие циники. Вы думаете, что циник - это человек, который призирает все и вся. И для него нет понятия совесть. Вы ошибаетесь. Если не верите, я вам это докажу. Быть циником не сложно, просто смотреть на мир трезво. Циничному человеку чужды культурные и нравственные ценности. Он может врать не краснея. Играть с вами, как с марионеткой. Но вы задумывались, почему он так делает? Нет. Я вам отвечу. Когда он был добрым и понимающим. Но его сломали. Просто растоптали все. Гордость, чувство собственного достоинства, ценности. И он стал циником. Вы можете мне не верить. Но я это точно знаю. Когда-нибудь вы поймете, что я сейчас права, но будет слишком поздно. Вы будите либо слишком стары, чтобы это исправить. Либо слишком неуверенны в своем успехе.
В этом я уже вам не помощник. Я уже никому не помощник. Единственный, кому я могу помочь, даже не знает о моем существования. Вы сейчас наверное печально улыбнетесь, но это правда. И мне не жаль, того, что он не знает меня. Ему будет легче пережить мою смерть, если он не будет меня знать. Спросите почему? Потому что он добрый, милый и застенчивый. Будь мы с ним знакомы, он бы убивался горем, что умерла я, а не он. А так просто придет на похороны, положит цветочки, а через пару месяцев забудет обо мне. И мне от этого легче. Намного легче.
Я пишу в этой тетрадке на последнем листе. Кто-то в будущем прочтет это. Возможно, услышит и поймет меня. Возможно, просто выкинет ее. Мне уже будет все равно. Но я ухожу с чувством выполненного долго. Как бы пафасно это не звучало. Я уже вижу выходящего парня из супермаркета и подъезжающую машину. Больше, я не смогу написать ничего...
ГЛАВА 1.
Чувство потери медленно, но верно запустило руку мне в грудь и сейчас вытягивает душу. Нить за нитью. Болезненно. Нестерпимо. Я не могла понять, что со мной. Эта боль, как раскаленное железо. Сжигала из нутрии. Медленно и мучительно. Грудь жгло. Я находилась где-то на грани, между сном и реальностью. Время от времени, я слышала шум, суету, крики. Но все было нечетким, смазанным. Белые вспышки, в глазах. Временами я даже слышала свой голос, он разрывался от боли. Я не знала, что умирать так больно. Постепенно боль стала слабеть, но чувство, что что-то безвозвратно потеряно прочно поселилось в душе.
Темно. Темнота: густая, уютная, убаюкивающая в своих объятьях. Вдалеке виднеется свет: чистый, непорочный, успокаивающий. Тут так хорошо и привычно, как дома в объятьях матери. Голоса, кто-то кричит. Знакомые голоса, они зовут обратно. Просят вернуться. Но я не могу. Не хочу. Тут слишком хорошо. Этот мир непорочен, спокоен, здесь повсюду любовь и умиротворение. Я не хочу возвращаться.
Но меня вырывает из этого мира обратно. Возвращается боль, а с ней и воспоминания. Которые не приносят ничего, кроме душевных страданий. Если я жива, то не смогла спасти Дэна (так его называли все, кто его знал). Это, тревожит меня больше всего. Я не смогла расплатиться, а это значит, что он придет вновь. И на этот раз, он попросит, что-то большее, чем жизнь.
Не могу открыть глаза, веки тяжелые, как будто налиты свинцом. Каждый вздох, отдает болью в груди. Пошевелится не получается совсем.
- Эванджелина, мисс Хоуп. Просыпайтесь, вам нужно позавтракать и принять лекарство.
С трудом разлепляю глаза, свет нещадно бьет в глаза. Я резко прикрываю их рукой. Они еще не готовы к таким видам испытаний.
- Извините мисс, я сейчас закрою шторы, - послышались удаляющиеся шаги. Свет не так сильно слепил, но очертания комнаты все еще размыты.
Совсем молодая медсестра двигалась по направлению ко мне. На прикроватной тумбочке, стоял пластмассовый стакан с водой, рядом лежала меленькая белая пилюля. С детства не люблю таблетки, когда часто болеешь их вкус въедается в тебя навечно. Мило улыбнувшись, она помогла мне принять вертикально положение, подложив мне под спину подушки. Я послушно проглотила предложенную мне таблетку, и прикрыла глаза. Я чувствовала себя слабой и беспомощной. Мое состояние не позволяло самой, даже сесть прямо. Ни говоря уже о том, чтобы встать и что-то делать.
Дверь отворилась, пропуская в нее мужчину на вид не очень старого, но и не молодого, средних лет. Коротко стриженные русые волосы, темные глаза поверх которых надвинуты очки-половинки. Увидев его молодая медсестра, бесшумно выскользнула, плотно прикрыв за собой дверь.
- Добрый день мисс Хоуп, я ваш лечащий врач. Мистер Подмор, - положив на тумбочку планшет, он присел рядом на стул, - как вы себя чувствуете?
- Сносно, - ответила я, мой голос охрип. Он напоминал сейчас больше голос старца, чем молодой девушки.
- Как ваша грудная клетка? Не беспокоит? - участливо спросил он.
- Дышать сложно, - улыбнулась я, - в остальном вроде все в порядке.
- Дышать будет сложно только первое время, пока швы не затянутся, - улыбнулся он, - если в порядке, это замечательно. Позвольте, я посмотрю повязку?
Я не понимающе посмотрела на него. Он хочет посмотреть повязку, которая у меня на груди. Но он мужчина, и меня это немного напрягает.
- Не бойтесь, мисс Хоуп. Запомните, я в первую очередь врач, только потом мужчина.
Я вздохнула и прикрыла глаза. Он прав, он доктор, а значит уже не мужчина. Как бы смешно это не звучало. Аккуратно расстегнув пуговицы на рубашке, я распахнула ее. Повязка покрывала всю верхнюю часть, от пупка до ключиц. В том месте, где находится сердце, был небольшой кровавый след. Проследив за взглядом доктора, я поняла, что он смотрит туда же. Его лицо было сосредоточенно-хмурым.
- Что-то не так мистер Подмор? - спросила я.
- Нет, все в порядке. Я позову медсестру, чтобы она сделала вам перевязку. Потом позавтракаете и можете отдыхать, - он поднялся со стула, забрав планшет с тумбочки, - я приду после обеда Эванджелина, отдыхайте.
Он вышел за дверь, оставив меня в одиночестве. На данный момент, самым страшным для меня было именно оно. Я боялась того, что он придет. Не знаю, что он скажет, но это меня страшит. Лучшим для меня было бы остаться там, в том, другом мире. Где нет забот, обязательств или оплаты долга. Дверь снова открылась, наверное уже в пятый раз за полчаса. Вновь вошла медсестра с подносом, на котором стоял завтрак. От одного вида, на который, меня одолевала тошнота.
- Вы должны позавтракать, мисс Хоуп, - строго сказала она, увидев мое выражение лица.
- Может, позже? - улыбнулась я.
- Нет, - упрямо сказала она, - сразу после перевязки. Я прослежу за этим. Вы в больнице уже второй день. И совсем ничегошеньки не ели, если так будет продолжаться, ваша выписка передвинется не на определенный срок.
- Второй день? - переспросила я, - какое сегодня число, мисс...?
- Брук, называйте меня просто Брук, - улыбнулась она, - седьмое октября.
- Спасибо, Брук, - улыбнулась я в ответ.
Девушка, оказалась очень милой и приветливой. Она много разговаривала и смеялась, заставляя меня улыбаться вместе с ней. Время пока она перевязывала мне рану, пролетело незаметно. Таким же способом, она почти заставила меня съесть все, что было на подносе. Пригрозив мне месячным абонементом в больницу, если я не буду себя хорошо вести, она скрылась за дверью.
Я лежала и смотрела в одну точку. С замиранием сердца прислушиваясь к каждому шороху. Я точно знала, что он придет. Может не сегодня и не завтра, но придет. Иногда, я все же думаю, что мир это волшебная сказка в которую не всем суждено попасть. Ведь не каждому дано быть человеком. Настоящим человеком, а не тем лицемером, которым мы становимся рано или поздно. Кто-то уже с рождения становится таким. А кто-то, остается чутким и добрым до конца. Мир, это как организм человека он на восемьдесят процентов состоит из лицемеров, остальные же двадцать - добросердечные. В нашем мире, они брутальные. Их немного, они индивидуальны по своей природе. Может быть, где-то есть другая планета, где люди все добросердечные. Но это только теория.
Кем я считаю себя? Наверное, кем-то средним, между циником и добросердечным человеком. Я верю в то, что доказано научным путем, а такого, к сожалению, не много. Все теории на чем-то основаны. Ньютон не просто так понял, что у земли есть притяжение. Так же как и другие ученые поняли, что между людьми есть притяжение, которое в будущем назвали любовью. Может быть по этому, все так стремятся любить. Или выдавать притяжение за любовь. Скорее всего, так оно и есть.
Я люблю наблюдать за не знакомыми мне людьми. И выстраивать их характер, для сравнения. Психологический портрет складывается в моей голове, за долго до общения. Мне достаточно пару недель, чтобы понять какой человек передо мной. Но иногда я ошибаюсь. Меня это радует, несказанно. Если он скрывает свои истинные чувства, за маской, которую мне не удалось разглядеть. И когда он ее снимает, то оказывается человеком, которого я отнесла к двадцати процентам. И я рада, что мои теории оказалось ложью. В таком случает ошибка радует. А если наоборот, и он только делает вид, что относится к таким людям. Я расстраиваюсь, и не потому что я ошиблась. А потому что потеряла еще одного индивидуума. Это как опыт. Таких опытов в моей жизни достаточно. И даже если мне всего девятнадцать лет. И мое имя известно немногим.
Сегодня к двадцати процентам, прибавилась Брук. Открытый и добросердечный человек. Таких как она слишком мало, чтобы растрачивать их жизнь попусту. Она должна добиться большего, чем медсестра в больнице. Если в моих силах будет помочь ей, я сделаю все возможное.
За моей спиной тихо скрипит половица. Я знаю, что они здесь не скрипят, и это лишь признак того, что он пришел. Он хочет, чтобы я повернулась. Но я не буду. Потому что не хочу. Не хочу видеть его вновь. Для меня это слишком больно. Я не оборачиваюсь, продолжая смотреть в окно. Но его настойчивый взгляд прожигает в спине дыру. Огромную, размером с экватор. И это больно на столько, что я подавляю вздох, собираю все силы, чтобы спросить.
- Я знаю, что ты пришел. Не стоит так смотреть на меня, - совсем тихо выговорила я.
- Если знаешь, почему не повернешься? - так же тихо спросил он.
- Я не хочу. Ты никогда не приходишь просто так.
- Я пришел спросить, как ты себя чувствуешь?
- Прям, вот за этим и пришел? - саркастично спросила я.
- За этим.
- Хорошо. Узнал? Теперь можешь идти, - грубо ответила я, - придешь, когда что-нибудь понадобиться.
Он ушел так же бесшумно, как и пришел. Это его кредо, быть незаметным, как смерть. Может, он и есть смерть. Сколько я его знаю? Год, два. И за все это время, я не спросила кто он? Зачем он это делает. Я знаю лишь одно, если он сделал, что-то для вас. Вы ему должна это, что-то вернуть. Или отдать в замен, что-то более ценное. Но он не говорит вам об этом, когда вы хотите. Он скажет, когда это не будет нужно. В самый неподходящий момент. Когда это нужно именно ему.
ГЛАВА 2.
Рассвет. С рассветом уходят все страхи, печали и невзгоды прошедшего дня. Как бы я хотела, чтобы это происходило со мной. Как раньше, в детстве. Но, нет. Я выросла, а вместе со мной и моя детская идеология. С восходом солнца, больше не ассоциируется новый прекрасный день. Теперь, наоборот, с рассветом приходит день притворства, лицемерия, лжи, коварства. Это меня огорчает. Каждый встречал рассвет или еще встретит, это не принципиально. В войнах, рассвет - это надежда на лучшее. Но это только для одной стороны. Для другой же - это значит смерть. Проигрыш. Поражение. Синонимов можно привести предостаточно. И все они не приносят надежду.
Так же и со мной. Смотря на рассвет, я замечаю его прекрасную красоту, такую непорочную, чистую. Но она ненастоящая. Никому не нужная. Все восхищаются ее, художники пишут ее в своих полотнах. Поэты восторгаются ее в своих стихах. Только для меня это значит, не новый день веселья и радости. А новый день, где меня переполняет страх. Страх, что все это скоро рухнет, что люди в погоне за деньгами разрушат все это.
Чего люди хотят добиться в жизни? Они как все идут в школу, потом в институт или колледж. Работа, дом, семья. Не все добиваются того, чего они хотели. Рано или поздно они забывают, чего хотели. Постепенно они стареют, и только потом думаю, что бы было, если бы я сделал по-другому. Но прошлого не вернуть.
Третий день, как я живу новой жизнью. Новой не потому что я выжила после огнестрельного ранения, которое прошло насквозь, не задев ничего, жизненного важного. А потому что я стала другая. Не из этого мира, я должна быть там, я не должна была выжить. Но я знаю, благодаря чему я живу. Точнее кому. Я видела небо, я знаю, что там намного лучше, чем на земле. Там нет страха, нет предательства. Там все чистое и непорочное. Сегодня я впервые задумалась, что Бог есть, но не такой каким мы его представляли. Там в другой реальности, он как король и королева в нашем. Просто правит странами, или в моем случае "Соединенным Королевством". И я думаю, чтобы было, если бы с того, прекрасного мира не прогнали Адама и Еву. Мы бы жили совсем по-другому. Не было бы Войн, террористов, мафии. И я зла на них, жутко зла. Теперь я знаю, что существует три мира, и мы находимся посередине. Наш мир, это равновесие между плохим и хорошим. Тех, кто там не нужен, отправляют на землю. Может, я ошибаюсь, и я все это придумала. Но Зевс, Аид и Посейдон существуют. Греческие боги были раньше, а это значит, что они правдивее. Не трудно теперь догадаться, кто, где правит. Аид - ад. Зевс - Небеса. Посейдон - Земля. Три брата. Три мира.
Почему я вижу то, что вижу? Слышу то, что слышу? Только после того, как ушел Анеиль, я поняла, что слышу посторонние чувства, которые не принадлежат мне. Я вижу людей насквозь. Независимо от того, хочу этого или нет. Я их слышу, когда они прикасаются ко мне. На радиусе пары миль от меня. Мне трудно различать свои и их мысли. Все смешалось: отчаяние, боль, стыд, веселие (редко, когда они слышаться тут). Мне сложно, но я старюсь. Разве не об этом я мечтала всю жизнь? Знать, что чувствуют другие. Помогать им. Может быть это мой шанс? Может, в этом мое предназначение? И не умерла я потому, что должна была сделать, что-то хорошее в жизни? А не просто бросится под пули, спасая постороннего мне человека? Я должна была спасти того, кто мне дорог. Родителей или друзей. Друзей у меня не так уж и много, и вряд ли найдется хоть один, за кого мне не жалко будет отдать свою собственную жизнь. А что до родителей, у меня лишь отец. Я всегда знала, что он меня ненавидит и винит в смерти мамы. Он бы мне не простил, если бы я спасла его ценой своей жизни. За три дня он ни разу не пришел.
Дверь открывается, я слышу робкие шаги. Я точно знаю, что это не Анеиль. Просто потому, что я бы не услышала ни его чувств, ни шагов, по одной простой причине у него нет чувств, а ступает он бесшумно. Я чувствую смущение и вину. Мой отец точно не из смущенных, поэтому это не его чувства. Я отворачиваюсь от солнца, которое успело взойти достаточно высоко и поворачиваюсь к двери. Переминаясь с ноги на ногу, стоит парень, я не узнаю его. Голова в бинтах и одет он в больничные вещи.
- Привет, - неуверенно произносит он.
- Привет, - улыбаюсь я, чтобы не показать свою невежественность.
- Спасибо тебе, - тихо произносит он.
Я сбита столку, не зная о чем он мне говорит. За что "Спасибо"? а потом вспоминаю его. Те же каштановые волосы, причудливо кучерявившееся. Зеленые глаза, все понимающие и такие добрые. Я поняла, за что он говорит "Спасибо", но я не хочу его слышать. Мне противно, от самой себя. Он считает, что я поступила так от чистого сердца, спасая его жизнь. А я всего лишь оплачивала долг. Мне жаль отдавать свою жизнь кому бы то ни было. Я слишком молода, я хочу жить, хотела тогда. Но если бы я так не поступила, он бы убил меня сам. Я знаю, что это неправильно, но мы не в сказке живем. Все знаю, что нет принца на белом коне. Нет чуда. Нет самопожертвования, мне это чуждо. Я верю, что хорошие люди есть, но я не отношусь к ним и сама это прекрасно понимаю. Но я и не отношусь к тем, кто идет по головам, для этого я слишком чувствительна.
Я молча смотрю на него, не зная, что ответить. Он приходит в замешательство, видя в моих глазах вспыхнувший гнев, который тухнет так же быстро, как и появляется. На смену ему приходит привычная горечь, от самой себя.
- Тебе не стоит меня благодарить, - нехотя произношу я.
- Ты спала мне жизнь, - в замешательстве говорит он, - ты могла погибнуть.
- Но я же жива, - горько улыбаюсь я, мне бы хотелось быть мертвой, лишь бы не находится здесь.
- Это чудо, что ты жива и приходишь в норму, - радостно улыбнулся он. От его слов мне стало стыдно, он настолько наивен, что верит в чудо. - Я зашел поблагодарить тебя. Врачи никого не пускали несколько дней, я не мог зайти раньше, - извиняющее закончил он.
- Ничего страшного, - улыбнулась я, - я чувствую себя намного лучше, - в доказательство своих слов, я приняла сидячее положение и покрутила руками в разные стороны. Это причиняло мне боль, но я должна была доказать, что он ни в чем не виновен. - вот видишь?
- Вижу, - он радостно просиял, - я зайду позже, после процедур, ты ведь не против? - поспешно добавил он.
- Конечно не против.
Он еще раз улыбнулся и скрылся за дверью. Шумно выдохнув, я опустилась на кровать. Ребра саднило, а рана на груди пульсировала так, будто сердце вырывалось наружу.
Как бы мне хотелось иметь такую же чистую и непорочную душу, как у него. Мои мысли враги мне. Слишком много предательства я пережила за свои годы. Каждое предательство оставляло в моей душе следы, которые со временем превратились в яму. С каждым разом становившуюся все больше и больше. Нельзя иметь близких людей, тогда такой раны у вас никогда не будет. Самое сильное чувство, которое суждено испытать людям - ненависть. Оно сильнее так называемой любви. Если повезет, я тоже испытаю такое чувство, как любовь. Ненависть я испытываю, больше всего к одному человеку - Анеилю. Я его ненавижу всем сердцем, за то, что он делает. Он губит людей. Заставляет их подчиняться ему. Нет, далеко не силой. У него есть приемчики пострашнее, чем физические страдания. Он найдет к вам подход, каким бы он сложным не был. Он его отыщет, и исполнит, то, что вы просили. Но далеко не так, как вам хочется. Это дьявол в плоти.
- Обо мне мечтаешь? - слышу я насмешливый голос и вздыхаю.
- Можно и так сказать, - уклончиво отвечаю я.
- У меня есть для тебя дело, солнышко, - начинает он.
Я поворачиваю к нему голову. Он вальяжно восседает в кресле для посетителей. Используя его не как кресло, а как трон для короля. Он настолько не вписывается в интерьер больничной палаты, что кажется нереальным, плодом моей фантазии. Но этот плод, слишком часто появляется в поле моего зрения. Волей не волей, начинаешь понимать, что это не фантазия и даже не сон, а реальность. Жестокая реальность. Которая порой бывает даже чересчур жестокой, даже для Анеиля. Он небрежно зачесывает свои белокурые волосы, чтобы они были в беспорядке. Его серые глаза, пронизывают тебя насквозь, как рентген. Если он хочет быть обаятельным, его улыбка никогда не сходит с лица, но это бывает слишком редко, и то только для "работы". Черная рубашка, с тремя расстегнутыми пуговицами, и такие же черные брюки, до блеска начищенные ботинки.
- Что за дело? - тихо спрашиваю я.
- Не пугайся ты так, - улыбнулся он, - всего на всего нужно убрать одного человека.
- Убрать? - ошарашено переспрашиваю я.
- Именно.
Самодовольная улыбка не сходит с его лица. Нет, ни за что на свете он не заставит убить меня кого-либо. Лучше пусть он убьет меня. Я не хочу портить, свою и без того, испорченную душу. Может я когда-нибудь смогу забыть некоторые моменты своей жизни. Но убийство, я точно никогда не забуду. Это слишком сложно для меня. Кажется, что тут такого просто опустить курок и выстрелить, это же не так сложно, как кажется. Но я не могу, я трусиха. Я боюсь последствий, того, что будет потом.
- Ну, что, солнышко? - спросил он, - пора на выписку?
- Я не могу, - просто ответила я, мне не хотелось показывать ему свою слабость. Но и убивать кого либо, я не собиралась.
- Можешь.
Он встал и направился ко мне. Я просто лежала и не могла пошевелиться. Моими инстинктами сохранения, захватил страх. Я как завороженная смотрела на то, как он расстегивает пуговицы на больничной рубашке. Хмурится, когда видит кровь, от того, что я шевелилась и показывала, что все в порядке. Аккуратно приподнимает меня, чтобы размотать повязку, так старательно наложенную Брук. Ко мне даже не приходит чувство стеснительности, что он видит мою наготу. Он прикасается свое прохладной ладонью к тому месту, где прошла пуля. Чуть ниже сердца. Боль, от смены положения, сначала сменяется жжение, а потом покалывание. Я смотрю, на то место, где должны быть швы. Но их нет, на том месте красуется небольшой шрам. Я уверенна на спине такой же, но я все равно не смогу на него посмотреть, без зеркала. Хоть он и избавил меня от этой боли, боль в ребрах ни кто не отменял. Видимо не одна я чувствовала ее, потому что его рука от груди проскользнула к ребрам. Снова одно и то же чувство, жжение и покалывание. Он опускает меня на кровать, несколько минут рассматривая. Потом отходит к своему креслу, возле которого лежит пакет.
- Одевайся, - командует он.
- Может, отвернешься? - спрашиваю я.
- Чего я там не видел? - язвительно спрашивает он, но все равно отворачивается.
В пакете лежит зеленая туника, черные джинсы, кеды и комплект нижнего белья. Я буду похожа в этом, на не разумного подростка. Мне девятнадцать лет, а он предлагает нарядиться мне, как шестнадцати летней девчонки.
- Ты действительно хочешь, чтобы я это одела? - спросила я, выложив содержимое пакета на кровать.
- Ничего другого не было. Одевай то, что есть. По магазинам будешь ходить позже, - грубо ответил он, не поворачиваясь.
Мне ничего не оставалось делать, как надеть, то что было. Когда я зашнуровывала кеды, которые пришлось одеть без носков, он повернулся от окна.
- Где твои вещи? - Спросил он.
- Какие вещи? - уточнила я. Не помню, чтобы мне отдавали какие-либо вещи.
- Что при тебе был, когда ты шла спасать этого парня?
- Ничего, только тетрадка, - смущенно ответила я. В конце концов, я же не на дискотеку шла, а на смерть.
- Понятно, - усмехнулся он, - значит, уходим так.
Он закинул старые вещи в пакет, взял меня под локоть и потащил в сторону двери. В коридорах больницы повсюду сновал народ, но почему-то на нас никто не обращал ни малейшего внимания. Такое чувство, что они вовсе нас не видели. Нажав на кнопку лифта, он посмотрел по сторонам, ища кого-то глазами. Я решила тоже посмотреть, вдруг увижу какое-нибудь знакомое лицо, хотя бы Дэна. Но он уже затолкал меня, в подъехавший лифт. Двери за нами захлопнулись, обычно лифт в больнице не ездит пустым, так же как в офисе, но мы тут одни. Никого нет, это вызывало удивление. Но, по-моему, мне придется к этому привыкнуть. Дверь распахнулись, выпуская нас в еще более загруженный холл. По всюду сновали люди, возле регистрационной толпился народ. Возле входа стоял охранник, моя последняя надежда, я же лечусь, может меня не выпустят отсюда. Но он не обратил на нас ни малейшего внимания, так же осматривал холл, на наличие подозрительных личностей.
Мы обошли больницу, к черному ходу, возле которого была стоянка, для работников больницы. Все машины в той или иной степени были дорогими, понято, что профессия врача не так уж и мало оплачивается. Подойдя к мусорным бакам Анеиль, выбросил туда мои больничные вещи. И потащил меня совершенно в другую сторону от стоянки.
- Мы пришли сюда, чтобы ты выкинул мусор? Ты не мог сделать этого в больнице? - разозлилась я.
- Там бы их нашли, и подумали, что ты сбежала, - невозмутимо ответил он.
- А здесь, значит, не найдут? - съязвила я.
- Нет, - ответил он, - смотри.
К переполненному мусорному контейнеру подъехала мусорная машина. Дальше я смотреть не стала и так ясно, что будет. Он все продумал, теперь меня не найдут. Даже если захотят, но я сомневаюсь, что кто-либо будет меня искать. Отец, наверняка даже не знает, что я была в больнице. Чтобы поймать его трезвым, нужно изрядно попотеть. А кому это нужно, даже социальные работники давно махнули на него рукой.
Мы шли по направлению к платной стоянке, которая находилась недалеко от больницы. Я пару раз бывала здесь, это самая дешевая больница, которая только есть в этом районе. Каждый раз, когда кто-то из моих так называемых друзей попадал в беду, мы тащили его сюда. За нее не нужно платить, она полностью оплачивается властями.
Мы шли по направлению к спортивной машине, припаркованной на этой самой стоянке. Она была как бельмо на глазу, роскошная и сверкающая, на фоне старых и давно не сверкающих машин. Не удивлюсь, что на владельца этой машины смотрят с завистью. Ведь никому из тех, кто работает здесь никогда не заработать на такую. Открыв дверь пассажирского сиденья, он заталкивает меня внутрь. Обходит и садится за руль. Мы не разговариваем, нам просто не за чем. Я его ненавижу, а он...он своре всего тоже. Надеюсь, у нас это взаимно.
Полчаса поездки, мы уже мчимся по трассе, ведущей за город. Я не спрашиваю, куда он меня везет, потому что знаю, он все равно не ответит. Пейзаж, который мелькает за окном, заставляет меня задуматься, когда начнется война, всего этого не будет. Не будет деревьев, лугов, рек и всего остального. Все это исчезнет под подошвами солдатских сапог, и ядерными взрывами. Если начнется война их никому не избежать.
Наконец, мы поворачиваем в глухой лес, проезжая который, перед нами раскидывается огромное имение. Такие дома бывают только в кино, по крайней мере, я их видела только там. По MTV, дома знаменитостей. Я уверена, у Бреда Пита дом и то меньших размеров. Что говорить о Анеиле, кто у него родители, если позволяют себе иметь такой дом. Мы проезжаем ворота, за ними роскошный сад. Неподалеку от дома пруд, в котором плавают лебеди. Лебеди, настоящие. Я никогда не видела настоящих лебедей. Те, про которых читала в сказках, и верила, что когда-нибудь из гадкого я превращусь в прекрасного, но этого все не происходило. Со временем, я забыла, что когда-то мечтала об этом.
Анеиль, остановил машину около гаража, больше похоже на дом в городе. Двухэтажный, с окнами на верху. Я сидела и смотрела по сторонам, как завороженная. Боясь пошевелится. Пока дверца машины не отварилась и я не увидела ухмыляющееся лицо Анеиля.
- Ты так и собираешься тут сидеть? - насмешливо спросил он.
- Нет, - пролепетала я.
Он падал мне руку, я с сомнение приняла ее. Когда мы проходили по саду, вокруг пели птицы и витали ароматы цветов. Я восхищенно крутила голову по сторонам, мне хотелось запомнить все. Я не знала, насколько мы останемся здесь и вообще останемся ли. Меня поразила догадка, только, что поселившееся в моей голове. Я резко затормозила, выхватывая руку.
- Зачем ты меня сюда привез? - грозно спросила я.
- Солнышко, неужели ты думаешь... - начал он.
- Вот только не надо, мне этого солнышко, - передразнила я его, - Отвечай! Зачем ты меня сюда привез?
- Сама увидишь, - сказал он, продолжая путь.
- Стой, - я схватила его за руку, - ты привез меня сюда, чтобы я убрала этого человека? Про которого ты мне говорил?
Он смотрел на меня, как на сумасшедшую. А потом разразился смехом, искренним смехом. Я никогда еще не видела, как он смеется.
- Ты действительно подумала, что я привез тебя, чтобы ты убила? Без подготовки? Без оружия? - улыбался он, - да он бы от тебя мокрого места не оставил, солнышко.
Я в замешательстве смотрела на его удаляющуюся спину. Значит, я ошиблась, и не такая я проницательная, как мне казалось. Пока он не пропал с моего поля зрения, я кинулась за ним. Догнала его возле самого входа. Мне не хотелось заблудиться, и вообще мне было страшно заходить в незнакомый дом. Я схватилась за рукав его куртки. Он насмешливо посмотрел на меня и открыл дверь. Из моей груди вырвался восхищенный вздох, такой красоты я даже по телевизору не видела. Ступеньки, ведущие в холл, выложены из белоснежного мрамора, обрамленные золотом. Своды потолка искусно исписаны, их поддерживают статуи. На стенах изображены греческие Боги. Я восхищенно крутила головой из стороны в сторону. Посередине стоял огромный фонтан с греческой Богиней любви Афродитой, за которым находилось французское окно во всю стену. Две лестницы, отходившие от него полукругом, вели наверх. По обе стороны от фонтана находились резные арочные двери. Анеиль, все время наблюдавший за моей реакцией, жестом указал мне подниматься по лестнице. На лестнице был настелен зеленый ковер, приглушающий шаги. На втором этаже располагались несколько дверей. Поменьше, чем в холле, но все рано красивые.
- Это твоя комната, - Анеиль указал рукой на вторую дверь справа, - моя напротив, если, что-нибудь понадобиться зови.
Он обогнул меня и скрылся за дверью. Я зашла в свою комнату. Этот день, я запомню на всю жизнь, никогда мне еще не приходилось видеть такой красоты. Комната была, как маленькая квартира. Спальня с огромной королевской кроватью, застеленной черными шелковыми покрывалами. Ванной комнатой, и огромной гардеробной. Я не решалась лечь в кровать, в грязной одежде, мне казалось это кощунством. Поэтому, мне пришлось позаимствовать очень короткую ночную сорочку, которая была нежно золотого цвета. В гардеробе их был целый стеллаж, и все одного размера. Надеюсь, хозяйка не обидится, если я возьму одну.
Набрав ванную, я налила туда кучу ароматических масел. Всегда приятно вкусно пахнуть. Отмыв от себя всю больничную грязь и запах. Мне показалось, будто с меня свалился огромный камень. Насухо вытершись и высушив голову, я забралась под одеяло. Шелк приятно ласкал кожу. Нежившись в нем, я даже не заметила, что нахожусь в комнате не одна.
ГЛАВА 3.
Самое страшное чувство - неизвестность. Когда видишь перед собой совершенно незнакомого человека, враждебно смотрящего на тебя, то испытываешь страх. Когда он проходит, ты начинаешь смотреть на него по-другому. Из страшного человека, он превращается в довольно привлекательного. Из взгляда исчезает враждебность, на ее место приходит любопытство. И тогда ты впервые понимаешь смысл фразы: "У страха, глаза велики". Только после того, как ты закричишь на весь дом, и после спрячешься за кровать. Ты понимаешь, насколько глупо это выглядело. Твое лицо заливает краска стыда.
Дверь с шумом ударяется о стену, я поднимаю голову, наверняка с красным цветом лица. В дверях стоит Анеиль, с испуганным выражение лица, действительно испуганным. В первый и последний раз я увидела его таким.
- Что случилось? - с порога спрашивает он, ища меня глазами. Натыкаясь на мой извиняющий взгляд, направленный в бок от двери, он переводит его туда же. - Зигфрида? - удивленно спрашивает он.
- Не называй меня так, - смешно сморщив носик, произнесла девушка, сидевшая в углу в кресле. Ее черные прямые темно синие волосы струятся по груди. Черные глаза, смотрят из-под опущенных ресниц. Прежде мне не доводилось встречать таких глубоких черных глаз. Полные розовые губы, казалось, девушка сошла с обложки журнала, от нее нельзя было отвести глаз. По сравнению с ней, я чувствовала себя ничтожной. - Меня передергивает от одного звука этого имени.
- Тебя назвали так родители, - он пожал плечами, проходя в комнату, - почему бы мне не повторить их подвиг?
- Ты хочешь закончить, как мои родители? - насмешливо спрашивает она.
- Силенок не хватит, - в тон Зигфриде отвечает он.
Она смеется, чистым переливистым смехом, который подхватывает Анеиль. Для меня их слова ровным счетом ничего не значат. Я не понимаю, с чего они смеются. Сидя на кровати в одной пижаме, которая ничего не прикрывает. Я осматриваюсь в комнате, ища хоть что-то, что поможет мне укрыться. Но все мои вещи остались в ванной комнате, а остальные в гардеробе. Мне ничего не остается, как подтянуть одеяло до самого подбородка. Тогда они обращают внимание и на меня.
- Кого ты на этот раз притащил, Анеиль? - осматривая меня с ног до головы, спрашивает Зигфрида.
- Не твое дело, - ощетинился он.
- Даже так? - притворно изумилась она.
- Не испытывай мое терпение, Фрида, - угрожающе начал он.
- Имя ты все-таки сменил, - надсмехалась она.
Он хватает ее за локоть и вытаскивает за дверь, она все также смеется. Я продолжаю сидеть на кровати в легком недоумении от всего произошедшего. Я никогда раньше не видела сумасшедших, но, по-моему, она относится к их числу. Злить Анеиля, это все равно, что играть с огнем. Он только с виду кажется милым и приветливым. Но как только вы отвернетесь, он свернет вам шею, и не пожалеет об этом.
Я опускаюсь на кровать, в мечтах о паре часов сна, но дверь снова открывается. Я глубоко вздыхаю, все, что мне нужно, это немного выспаться. Иначе, я скоро полезу на стену от недосыпания. В больнице я не могла спать по одной простой причине. Мне все время кто-то мешал, или что-то.
- Как она здесь оказалась? - зло спрашивает он.
- Ты это у меня спрашиваешь? - устало отвечаю я.
- А у кого мне еще спрашивать? - теряет терпение он, я еще никогда не видела, чтобы он хоть как-то показывал свои чувства, а сегодня их прямо таки изобилие.
- Почему бы тебе не спросить об ее этом?
Он с силой захлопывает дверь, возникает такое чувство, что она сорвется с петель и упадет на пол. Но ничего не происходит. Я блаженно закрываю глаза, пара часов сна придут мне на пользу. Не каждый день огнестрельное ранение и поврежденные ребра, заживают за пару минут.
Мне показалось, что с того момента, как моя голова прикоснулась к подушке, прошла всего пара минут. Я проснулась далеко не от того, что меня кто-то будил. Мне было холодно, просто нечеловечески холодно. Я открыла глаза в поисках одеяла, но не обнаружила на кровати ничего даже отдаленно напоминающее его. Температура в комнате явно была если уж не нулевая, то очень близкая к этой отметке.
- Давно пора, - послышался недовольный голос со стороны двери, - ты слишком много спишь.
- Иди к черту, - устало ответила я, отвернувшись к окну.
- Я уже там был, жалкое зрелище, - скучающе ответил он.
Я резко развернулась, посмотрела ему в глаза. Они не лгали или он просто умело скрывал свои чувства. Он говорит, что был в аду. Он говорит правду. Я верю ему. Потому что сама была, но скорее всего где-то между тем и этим миром. Назвать то место адом было бы грубо.
- Ты не врешь? - тихо спросила я.
- Я похож на того человека, который любит врать?
- Нет, но...это не реально. Ты же сам знаешь, ада не существует, - я пыталась сама поверить в это. Мне хотелось, чтобы не было такого места, где живут пропасшие люди. Но я знала, что он не лжет. Я пыталась обмануть себя.
- Не пытайся себя обмануть, - насмешливо сказал он. - Это еще никому не удавалось. Даже мне.
- Зачем ты пришел? - озвучиваю я вопрос, который не давал мне покоя, с того момента, когда я услышала его голос.
- Собирайся, - он встал с кресла, - мы уходим.
- Куда? - изумляюсь я. Не прошло и дня, как мы тут появились.
Он насмешливо смотрит на меня. Под его взглядом мне все время кажется, что я сделала что-то не так. Но я не такая. Он никогда меня не сломает, даже если сильно постарается. Я не поддамся, никогда не буду делать то, о чем он просит.
- Солнышко, - начинает он, - ты действительно настолько наивна?
- Поверь мне, я не наивна, - зло начала я, - столько сколько раз разочаровывалась я, тебе никогда не видеть. Ты не жил с моим отцом. Тебе не приходилось мечтать о матери. И жалеть о том, что ты родился.
- Какая трагедия, - он наиграно закачал головой, - тебе от этого плохо, верно, солнышко? Ты страдаешь? Чувствуешь себя обделенной?
- Замолчи, - сквозь слезы, проговорила я. Мне трудно слушать его издевки, они резали без ножа.
- Простить, не значит поверить. Простить, не значит понять. Я знаю, что ты ненавидишь отца.
- Замолчи, я не хочу тебя слушать.
Он молча смотрел на меня. Я не верила его словам, я не ненавидела отца, в какой-то степени, он был мне дорог. Но не в те моменты, когда я нуждалась в нем. Когда я плакала и просила его вернуться ко мне, бросить пить и зажить нормально, как все. Но он не слушал меня, продолжал пить. Каждый раз, когда он напивался, винил меня в смерти матери. Потом он трезвел и всегда просил прощение. Но все это повторялось вновь, я прощала. А он продолжал делать то же самое. Мне это надоело, каждый раз ощущать вину за все, что с ним творится. И я уходила, чтобы он меня не видел, не знал, что я существую.
- Солнышко, тебе пора снять свои очки, и оставить на прикроватной тумбе, - язвительно начал он, - не мне тебе говорить, какие последствия бывают, когда не выполняешь договор.
- Ты можешь просто оставить меня в покое? - тихо спросила я.
- Глупый вопрос.
- И все же?
- Нет, - решительно ответил он, - одевайся, через пятнадцать минут жду тебя возле двери. И одень что-нибудь практичное.
Он ушел, оставив после себя все то, что делает ураган. Мне больно вспоминать об отце, и именно о нем он заговорил. Он всегда знает, куда надавить, чтобы вывести человека с его привычного состояния. Мне не выносимо больно думать об этом. Но он заставляет, чтобы не расслаблялись. Я проклинаю тот день, когда я согласилась на его условия. Подписал эту треклятую бумагу. Сколько времени прошло? Всего год, а я не могу ступить шага, чтобы он не появился и не испортил мне жизнь. Он следит бесшумно, но я всегда чувствовала его присутствие рядом, везде в школе, на работе, дома. Везде, я не могла избавиться от чувства, прожигающего спину. Я знала, что это он. Но поймать или увидеть его мне пришлось всего раз, до моей так называемой смерти, когда он пришел и попросил оплату, за свою работу. Всего ничего. Жизнь.
Я знала, что будет со мной, если я не исполню его просьбу, то же самое - смерть. Разве спасти жизнь человеку не лучше, чем умереть просто так. Я согласилась, но я не умерла, каким-то чудом он просчитался. Теперь он попробует изменить все в свою пользу. Он не скажет, тем, кто стоит выше его, что я не умерла. Он просто воспользуется мной в своих целях. Ему будет легче, в два раза, если он перенесет некоторые свои обязанности на меня. Я знаю это точно. Слишком он расчетливый человек, чтобы упустить такой шанс.
Найдя в гардеробе отдел с джинсами, я надела самый маленький размер. Не знаю, в каких целях он собирается мною пользоваться, но таскать большой груз, я не способна. Я слишком миниатюрна. Ростом не больше ста шестидесяти сантиметров. Волосы, я красила столько раз, что они превратились в непонятный цвет, даже для меня. Помесь русого, черного и местами красного. Смотрелось весьма печально, но у меня не было, не времени ни желания заниматься ими. Глаза темно карего цвета, всегда ярко горели на моем бледном лице. Если Анеилю не нравятся, о чем он сказал мне, как только увидел. Меня это не волнует.
Одевшись в черные джинсы и футболку, я заметила, что бледность моего лица стала меньше. Может, это от благоприятного климата больницы, в чем я очень сильно сомневаюсь. Или Анеиль действительно творит чудеса. Верить во второе мне хотелось даже меньше, чем в перовое. Ведь это значило, что он потребует, что-нибудь взамен моему здоровью, а мне этого никак не хотелось.
Анеиль, как всегда пунктуален. Ровно через пятнадцать минут, он уже стоял под дверью. Он не стучал, не звал. Он просто знал, что я не посмею опоздать и буду ровно через пятнадцать минут на месте. Жестом указав мне следовать за мной, он спустился по лестнице. Мне ничего не оставалось делать, как идти вслед за ним. Мы прошли ту же прихожую, что и вчера. Мы шли к одной из больших дверей, мне было интересно, что за ними находится. Если мне удастся когда-нибудь походить по дому, я обязательно зайду туда.
- Солнышко, если тебе жизнь дорога, не советую наведываться туда, куда ты смотришь, - мило улыбнувшись, сказал Анеиль.
- Почему?
Он неопределенно пожал плечами, и двинулся в сторону выходной двери. Но он шел не на улицу, а к одной из колон. Скрылся за нею. Я остановилась на полпути. Оставшись одной в холле, мне стало страшно. Ведь, я не знала, даже где мы находимся. От Анеиля можно ожидать чего угодно.
- Долго ты собираешься там стоять? - послышалось из-за колоны.
Я испугано дернулась в сторону. Мне казалось, он оставил меня в холе, одну, для чего-то, а он всего лишь наблюдал, за моей беспомощностью. Он всегда так делает, наблюдение - его конек. Не важно, что вы его не видите, за то он видит вас. Чтобы вы не делали, он об этом узнает первым. Каждый ваш шаг, он знает наперед. Мне кажется это особенным даром, не каждый сможет так следить, чтобы его не смогли увидеть. Я хочу уметь так, но я боюсь, боюсь последствий. Того, что будет потом, того, что мне придется делать, как придется заплатить. Я думала об этом, наверное слишком часто, чаще чем следовало. Я боялась мечтать, однажды пожелав смерти врагу, и увидев его исполнение. Я боялась своих желаний. С завидным постоянством, самые плохие из них осуществлялись. Я плакала, и молила простить меня, только к кому были обращены мои молитвы, если я не верю в Бога. Я не знаю. Может, это всего лишь игра моего воображения, и они умирали не потому, что мне так захотелось. А по какой либо другой причине. Я начинала верить в это, но как всегда, меня спускали с небес на землю, и как всегда, Анеиль. Он приходил и напоминал мне, что все это моя вина, что я должна быть осторожнее со своими желаниями. И я сдалась, поверила, что я виновата, он был рад.
Сейчас, стоя в зале, больше похожей на арену. Я не могла поверить, что снова сдалась, снова струсила. Не дала отпор, не осталась в комнате. Позже, я задам себе вопрос, если бы я осталась, все сложилось бы по-другому, не было бы всего этого. Но тогда, я этого не знала и покорно пошла за ним. Зигфрида, или наверное лучше звать ее Фридой, стояла возле стены, на которой красовались мечи. Она бережно гладила рукоять секиры, такого же тонкого и гибкого оружия, как она сама.
- Знакомься, Эванджелина Хоуп, это Зигфрида Брокельхерст, - разглядеть полное ее величие позволял дневной свет. Осанка королевы, красота богини. Больше мне не с чем было ее сравнить.
- Надежда, - она усмехнулась, и подняла взгляд от секиры, - звучит многообещающе.
Ее глаза, горели изнутри, черные, бездонные. Они были еще пронзительнее, чем у Анеиля. Мне казалось, что они похожи, своей красотой и грацией кошки. Но, если присмотреться, между ними можно найти, по меньшей мере, три отличия. Цвет волос, глаз и умение держаться.
Она презрительно смотрела на меня, я знаю, что по сравнению с ней я гадкий утенок. Анеиль выглядел недовольным, его добыча перешла в другие руки. Раньше, издеваться надо мной мог только он. А теперь у него появился соперник, в лице женщины.
- Не стоит на нее так смотреть, Фрида, - взяв себя в руки, усмехнулся Анеиль, - она не ручная кошка.
- Это поправимо, - она сняла со стены секиру, и кинула ее мне, она упала у моих ног, - ну же, ты же не ручная кошка, может, сразимся?
Мой темперамент, всегда брал надо мной верх. Я не могла стерпеть оскорблений, какими бы они не были, если даже не самыми обидными. Поэтому беря в руки секиру, я была уверена в том, что смогу ее немного покалечить. Но как только она начала двигаться, вся моя бойкость улетучилась. Она двигалась с грацией кошки, ее движения были легкими и незаметными. Она двигалась как гепард, в то время как я могла сравнить себя лишь с бегемотом. Так не аккуратно и громко я двигалась. Она лишь смеялась надо мной. Я не могла держать в руках оружие, и одновременно следить за ней, я все время отвлекалась. Она же успела порвать футболку, и сделать мне пару порезов, которые сейчас кровоточили. Когда она добралась до моего лица, терпение Анеиля кончилось.
- Достаточно, - негромко произнес он, - я думаю, на сегодня ей хватит. Иди к себе в комнату, я скоро зайду.
В моих мысля не было такого, чтобы ослушаться, и пойти куда либо еще. Все порезы нещадно горели. Я не помню, как я добралась до комнаты, но первым делом я приняла душ и обработала раны. Средствами из аптечки, которая хранилась в тумбочке в ванной. Когда я посмотрела на себя в зеркало, из моей груди вырвался стон, на левой щеке, красовался красный рубец. Он останется надолго, шрамы подобные этому никогда быстро не зарастают. Ложась в кровать, чтобы отдохнуть, я теперь точно знала, зачем им нужна.