|
|
||
Бабки | ||
|
Бабки В небольшой часовне помещался колодец, где с распятия, в две струи, стекала вода. Тут же находилась и лавка, по нынешней ларечной моде. Три женщины не первой молодости, а попросту старухи, торговали иконками, божьими законами, пакетиками "Христос Воскрес", ладанками и пр. немудреными атрибутами христианского культа. Сегодня настроение у бабушек было напряженное. Выступала самая моложавая, пока старая и замученная её коллега, молча стояла у прилавка. Третья через эмалированный чайник злобно, наливала воду. "Я вот что вам скажу" - говорила моложавая, - "Бог всему поможет, можно и другой приход найти. Маша может вон в Тверь поехать. Там и приход есть. Наверняка, и внучку в школу устроить можно...В православную гимназию". Собеседницам не понравилось, то, что она говорит, но выразили они это разно. Та, которая была старая и с квадратным, чудовищным выражением лица, легко дернула эмалированным рыжим чайником, в который доливала воду: "Вы вот что, вы о себе заботьтесь!"- кинула она твердо. "А я о себе и забочусь!" - парировала моложавая.- "И бог обо мне заботится, да!" - немного подумав, добавила она вдогонку. "Каждому нужно о своем заботиться"! - не в лад ответила оппонентка. Она сделала какое-то движение. Вода, оставленная без присмотра, стала переливаться "Да, что Маше переживать, бог все ей даст!" Собеседница с чайником проглотила эту реплику. Сверху, через купол просачивалось молодое весеннее, радостное солнце. "Мне бог вот всё дал, в жизни" - перешла к эпосу моложавая женщина. "Всё я считаю, мне бог дал, я сама сюда приехала, без копейки в кармане, в 1947 году, и бог мне помог. Устроилась на завод, "восход", на сборочную, бог помог мне. А потом сподобился, и жилье мне дали от завода. Тридцать лет на этой сборке проработала. Дал Господь троих сыновей: старший, полковник в КГБ, бог дал; средний в ГАИ работает; младшей по армейской части, тоже полковник. Что у бога мне просить еще? Всё даст. Пусть Машенька в Тверь едет, там и приход найдется..." "Вы в свое дело не лезьте! Не лезьте!" - не выдерживала, с чайником. "А я в чужое и не лезу, про себя говорю!" "Вот и говорите про себя, про своих родных, а не про моих..." "Я же с добра говорю!" - держалась моложавая, но видно было, что этот жесткий, безаппеляционный тон её задевает. Она встала за прилавок и оперлась на него обоими руками. Воцарилась пауза. "А вам Маша за двадцать лет, так родной и не стала"... тихо, но твердо, закончила она, как-то в пустоту. В этот момент в часовню зашел маленький, лет десяти таджикский мальчик, ему было безразлично настроение старушек. Он осмотрел пластиковый стаканчик, налил полный воды, и выпил залпом. После чего осмотревшись и немного постояв, вышел прочь. |
|