Когда Даше сообщили, что она графиня, она сидела на унитазе и пердела. А сообщила ей об этом мать. Старая блядь и минетчица, впервые взявшая в рот 5 марта 1953 года, на похоронах Сталина, под третьим тополем на Плющихе. "Ты откуда, пизда, такое взяла?", - спросила Даша.
- Понимаешь, дочка...
Дочка поняла, что мать приняла на грудь. На сморщенную, отвисавшую до пупа. Дочкой она называла ее только бутылки водки.
- Понимаешь, дочка, позвонили нам сегодня.
Дочка оторвала кусок туалетной бумаги.
- Ты, совсем манда старая, сбрендила. Телефон же отключили года два назад как тому.
- Понимаешь, дочка, соседка, Катька-давалка...
Даша чуть не упала с унитаза. Катьке-давалке было под 90. Мать закашлялась.
- Так вот. Приковыляла она. Сказала, что меня к телефону зовут. Ну, я ее сначала на хуй послала. Но она все равно свое. Мол, зовут. Ну, я пошла. Мне и говорят. Мол, во Франции...
Даша вырвала пару листков из журнала.
- ...умер наш дальний родственник. Граф Добчинский-Бобчинский. Оставил нам наследство. Кучу денег. Замок. Сегодня, в семь, нас будут ждать...
И она назвала адрес. Даша в полном охуении терла себя ляжку цветной журнальной бумагой.
К указанному месту, скамейке в аллее, они приперлись, за два часа до встречи. Надев лучшие веши. Мама - поеденную молью шубу и кроличью шапку. А дочь рваный пуховик и шапку с помпоном. Они молча ходили по аллее. И мечтали.
- Не желаете ли шардоне с южного склона, графиня де Капюшонова-Ондатр.
- В этом году графиня, как обычно, изволит отдыхать в Беаррице?
Нарушила мать:
- А устриц есть не будем. Ну, их на хуй
Дочь поддержала мать:
- Ну, их на хуй.
Впервые за десять лет они согласись друг с другом.
- Знаешь, дочка. Недалеко отсюда. Под третьим тополем на Плющихе...
Даша перебила ее:
- Сто раз уже слышала. Ты впервые взяла в рот.
Мать как будто не слышала.
- Знаешь, был март. Пятое марта. Такой холодные день. Обжигающий. Я молодая была. Казалось, вот она жизнь начинается. Он мне еще сказал, что никогда не забудет. А потом пропал.
Даша захохотала:
- Наверное, нашел кто лучше отсасывает.
Они сели на скамейку. Оставалось пять минут.
- Не желаете ли шардоне с южного склона, графиня де Капюшонова-Ондатр.
- В этом году графиня, как обычно, изволит отдыхать в Беаррице?
- А бляди, поверили?
Из кустов хохоча выскочил Мишка из соседнего подъезда с парой девиц. Мать и дочь бросились на них. Мать упала через полметра, А дочь добежала и хотела перегрызть Мишке горло. Да с голодухи не смогла сомкнуть зубы.
По дороге домой они купили водки, выпили в подворотне и шли в тишине вечера.
- Не желаете ли шардоне с южного склона, графиня де Капюшонова-Ондатр.
- В этом году графиня, как обычно, изволит отдыхать в Беаррице?
- Мадам Натали Капюшонова?
С легким акцентом сказал им мужчина в черном пальто, стоявший у их двери. Старуха заорала на него:
- Уебывай отсюда. Ну, блядь, Мишка пидар-угомонится не может. Ненавижу вас мужиков. Того особенно, у которого в 53-м отсосала. Вся, блядь, жизнь, всю, блядь, жизнь сломал. Иди ты на хуй.
Они зашли в квартиру.
Мужчина в черном пальто поправил шелковый шарф и стал спускаться по лестнице. На площадке остановился. Всмотрелся в сгорающий за окном обжигающий март, пошевелил губами, будто вспоминая давно забытые слова и неожиданно жестким голосом, без малейшего акцента произнес: