Война продолжается. Но что делать невоеннообязанному гражданину Империи гоб"ов, ненавидящему свою империю и одновременно жаждущему вкусить некоторых благ, причитающихся ее воинам? Естественно, поступить в имперскую армию. А что делать имперскому графу, повстречав добровольца, не желающего воевать? Ну конечно, поручить ему выполнение особенных заданий. А кто поможет новоявленному гоб"у? Пожалуй, поручим это ватаге самых сумасшедших гоб"ов-ветеранов, случайно подвернувшихся под руку.
Война по-гоб"ски затягивает даже отъявленного пацифиста... Падет ли очередная планета к ногам гоб"ов, или имперцы отступят на "заранее подготовленные позиции"? Можно ли не ожесточиться, находясь в эпицентре резни? Сколько смертей следует повидать нашему новичку, чтобы стать идеальным солдатом, гоб"ом без страха и упрека?
А что, если недавнему диссиденту предложат нарушить имперскую присягу за приемлемую сумму и "принцессу" в придачу? Тогда, быть может, мертвый идеальный солдат окажется полезнее живого? Но вот это уж решать его императорскому величеству Кéлуму I, без которого и здесь не обойдется.
P.S. Приглашаю ставить оценки и комментировать.
С уважением, В.К.
*
*
Виталий Крыръ отвергает и осуждает любые идеи, действия и т.д. противоречащие законодательству Вашей страны. В случае высказывания предосудительных мыслей или совершения аналогичных поступков героями моего произведения, это следует отнести исключительно на счет желания автора реалистично излагать события.
Глава I, в которой неприятности готовятся встретить главного героя.
Гипертрофированным подобием факельного огня проснулся маневровый двигатель, заставив металло-композитный корпус боевой космостанции вздрогнуть. Проснулся, чтобы подкорректировать орбиту.
Самопровозглашенный контр-адмирал Вильям Грей наклонил коротко стриженую голову и по-старинке нажал на клавишу, а снаружи робот-разведчик прекратил осмотровой облет станции, устремился к шлюзу. Подчиненные подчиненными, но личная проверка не помешает, в том числе и такой вот опосредованный взгляд со стороны.
Светлые пятна на сером фоне массивного корпуса - результат воздействия высоких температур, вмятины, следы низкокачественной (по военно-космическим меркам) сварки фрагментов брони в местах пробоин... Но люки ракетных шахт и лучевого оружия содержатся в относительном порядке. А внутри, с удовольствием припоминает генерал и долго наслаждается мыслью, угрюмое, нахмуренное лицо преображается, разглаживаются морщины, внутри в полной боевой готовности каждая положенная по штатному расписанию пусковая установка или излучатель. Установки и излучатели в состоянии намного лучшем, чем можно было бы ожидать после ста с лишним лет эксплуатации и низкоквалифицированного ремонта.
Может быть это и блажь, подумалось контр-адмиралу, но взгляд со стороны как последний штрих комплексной инспекции уже не один раз наталкивал его на ценные мысли, пускай в большинстве случаев и не связанные с увиденными угловатыми обводами корпуса и мозаикой бронеплит.
Да и что еще прикажете делать человеку вот уже сто лет безвылазно вращающемуся вокруг планеты вместе с боевой космостанцией и двумя сотнями подчиненных. Набор развлечений ограничен и все они давно приелись. Единственное спасение от скуки - развлечения чередовать.
Но контр-адмирал не сожалел о том, что успел купить дарующее 'медицинское бессмертие' изменение нуклеиновых кислот организма всё те же сто лет назад - еще до Большой гражданской войны, расколовшей человечество на множество противоборствующих государств, карликовых, умещающихся всего на одной или двух планетах, и более менее значительных, таких как Наднебесная республика или Империя гоб'ов.
А вот подчиненных приходилось время от времени менять. По большей части по причине банального ныне старения (в далекой молодости известного генералу лишь по фильмам и книгам). Не все успели пройти изменение нуклеинок, а теперь, после гражданской войны процедура оказалась зачастую не по карману не то что рядовым, которых, кстати, на станции не было, но даже офицерам. К тому же следовало лететь на чужие планеты.
Также из старших, 'бессмертных' офицеров, проводящих отпуска внизу, на планете в поисках острых ощущений, то и дело кого-нибудь убивают в пьяной драке психи, завидующие жалованию и доступу к сохранившимся высоким технологиям. Ну, пускай не то и дело, последний погиб семь лет назад, но все равно спускаться на землю и становиться мишенью для террористов всех мастей контр-адмирал не жаждал.
Однако Вильям Грей не досадовал на сложившуюся ситуацию. Когда они с губернатором Яном Возняком на заре гражданской войны делили власть, он сознательно не претендовал на лавры первого лица в их новообразованном карликовом государстве одной обитаемой планеты. Контр-адмирал всё ждал, что соседи - все как один более крупные и технически развитые державы - оборвут затянувшуюся независимость меньшего собрата. И тогда по древней, но нерушимой республиканской традиции глава аннексируемой территории будет обвинен в преступлениях против человечности и осужден, хорошо, если на пожизненное заключение. А вот лица рангом пониже имеют шанс договориться о лучшей доле еще в процессе смены власти.
Правда, к удивлению контр-адмирала Грея, их государство, безыскусно названное по именованию планеты Республикой Тéбенки, не пало за прошедшее столетие. Но у контр-адмирала так и не появилось желания вникать в текущие проблемы организованной губернатором системы противовесов во внешней политике, системы, позволявшей сохранять относительную независимость. Не было желания вникать и в проблемы населения, значительная часть которого жила на пособия, а потому сходила с ума от безделья. Многие другие были заняты на работах формально очень важных, а на самом деле придуманных в древние времена еще до межзвездной экспансии человечества дабы хоть чем-то занять средний и низший класс, а в других отношениях для общества скорее вредных.
Гладко выбритый в духе военных традиций старой Республики контр-адмирал задумался. Давно прошедшие моменты выбора утеряли остроту, и сохранилась лишь ностальгия. Морщины на лбу разгладились и человек чуть было не погрузился в сон полный прошлых побед, как над врагами, так и над женщинами. Но тут резкий сигнал зуммера вырвал из воспоминаний.
Вильям вздрогнул в кресле, возвращаясь к действительности окинул взглядом светлую, выдержанную в стиле 'хай тек' пультовую, и уставился на экран.
- Господин капитан! - на экране появилось изображение безусого коротко стриженого дежурного лейтенанта из молодых, недавно набранных с поверхности планеты. Сам же лейтенант своего собеседника не видел. - Дочь предиктора Яна Возняка в опасности! - прозвучало патетическое заявление. Буквальное следование уставам в части, сформированной в свое время из гражданских добровольцев в условиях нарастающего бардака в стране, так и не привилось. - Ее автомобиль обстреливается неизвестными. Кроме того, вместе с ней в машине посланник Империи гоб'ов.
- Продолжать наблюдение! - рявкнул контр-адмирал. Капитан Масарик, снимая с себя ответственность, перенаправил вызов на адмирала, очевидно, узнав причину еще до доклада лейтенанта. Жаль, что, получив сведения о происходящем, не успел отстранить ненадежных от приборов.
- Сэр, мы же можем подавить предположительные огневые точки противника! - лейтенант совершенно не умел контролировать эмоции.
- Отставить, Ян. Мы не вмешиваемся в наземные разборки, - и, дабы окончательно прояснить занимаемую подчиненным позицию, Грей счел возможным объясниться. - Лет пять назад, когда предиктор крепче держался у власти, может быть я бы и вмешался. Но не сейчас, когда еще чуть-чуть и нам придется договариваться с его противниками. Что до посланника - специально убивать его никто не будет. Сделаем вид, что облака помешали нам их заметить. Ведь нападающие, как я подозреваю, заглушили частоты связи?
- Но это же преда... - начинает лейтенант и замолкает - его компьютеру наконец разрешено высветить, что связь установлена с самим контр-адмиралом.
- Зачем такие громкие слова? - тембр больше не усредняется и контр-адмирала можно узнать и просто по голосу. - Мы лишь избегаем жертв среди мирного населения, уклоняемся от вмешательства на стороне непопулярного режима.
- Так точно, сэр. - Лейтенант отключился, и на экране показались графики пульса, потоотделения, компьютерная оценка мимики, в том числе частоты моргания. Новые графики и результаты их сравнения с предшествующими. Выводы компьютера как никогда точно совпали с контр-адмиральским мнением.
- Массарик, - на экране показался флотский в несколько помятой униформе, на этот раз на плечах красовались капитанские погоны. - Мне не нравится настрой лейтенанта Яна Виджги. Жаль, что сегодняшний эпизод произошел в его дежурство.
- Он не будет болтать, я прослежу.
- Хорошо, но... В общем, у нас ведь время от времени происходят несчастные случаи, много техники введенной в эксплуатацию больше ста лет назад.
- Все будет исполнено в лучшем виде, сэр, - понимающе ухмыляется капитан.
Неугодных контр-адмиралу обычно списывали вниз, на планету по неполному служебному соответствию. Но иногда следовало разнообразить свои методы, дабы непосвященные не поняли, что же на самом деле происходит. В особенности с офицерами типа Виджги, формально пребывающими на хорошем счету. Тем более что лейтенант узнал слишком многое.
- А потом не забудь подобрать кого-нибудь потолковей на замену. И еще, раз на поверхности события ускорились, назначай на дежурство только тех, кто не испытывает излишних симпатий к предиктору. А отпуска вниз вообще пока отменить.
* * *
Полугодом ранее.
Его императорское величество Кéлум I, повелитель Желки, Старой Свободы и еще сорока трех обитаемых планет задумчиво провел пальцами по окладистой темнорусой бороде и опустил руку на подлокотник. Кроме восседающего на резном дубовом троне императора и множества стоящих гоб'ов, выряженных в самые разнообразные одеяния, от высокотехнологичных 'зеркальных' пластинчатых доспехов почти у каждого третьего до ярких длинных платьев некоторых женщин, кроме всех перечисленных большой зал космолинкора Император гоб'ов не содержал ничего - лишь голые однотонные композитные стены, потолок и пол.
От толпы отделилась статная беловолосая рéнкинэ и направилась к императору. Шелковистые волосы ниспадали на плечи, контрастируя с длинным темным платьем. Но из привлекательного мирного образа безнадежно выбивался пехотный ригвел, импульсное стрелковое оружие в длинном чехле за спиной, и короткий кинжал в ножнах на поясе. Знающих людей подобный диссонанс не удивлял - она не имела права появиться без оружия, достойного социального статуса ее хозяина.
В Империи гобʼов и за ее пределами женщину знали не намного меньше людей, чем императора. У далеких звезд многочисленные враги Империи, с болезненным интересом смотря трансляцию церемонии, презрительно восклицали 'рабыня' - и были по-своему правы. Хотя каждой клеточкой своего тела она соответствовала здоровью и внешности двадцатилетней, но вот уже столетие как считалась вооруженной рабыней Империи и лично одноглазого - нарочито не пользующегося возможностью восстановить глаз - графа Берсерка. Но в понимании гоб'ов она была рéнкинэ, 'помощницей' в переводе с древнего языка.
Женщина приблизилась и вынула из длинного нарукавного кармана (не очень-то гармонировавшего с платьем в целом, но такова уж имперская мода), достала из кармана продолговатый предмет, мерцавший несколькими разноцветными огоньками. И провела им у шеи его величества Кéлума I. Ничего не произошло, прибор все также равномерно помигивал яркими красками - замаскированная композитная броня не укрывала плоть, можно было приступать.
Рéнкинэ и император одновременно обнажили кинжалы и приложили к шеям друг друга:
- Я подтверждаю присягу, данную мной впервые в... - начала говорить женщина, но император не слушал, за прошедшие годы текст врезался ему в память намертво.
Ведь подтверждала присягу не только она и даже не столько она. Ему подтверждали присягу графы, а она делала это как член графского Совета при императоре; случайно, можно сказать, попавшая туда после первой попытки свержения его величества сто лет тому назад. В этом году присягу пришлось даже немного отложить из-за нее: ренкинэ пребывала в глубоко расстроенных чувствах. Граф Берсерк по ее мнению слишком много времени стал уделять своей второй вооруженной рéнкинэ.
Не то чтобы это всерьез волновало Кéлума, но по законам гоб'ов подтверждение присяги проводится, по возможности, если оба могут держать себя в руках. За сто лет, прошедшие с основания Империи гоб'ов Келум повидал всякого, ведь ритуал, который иногда называли 'последним требованием справедливости', затрагивал всю иерархию Империи. Так, принимая присягу, погиб барон Нецень, можно даже сказать друг императора. А вот убийца выжил, несмотря на глубокую резаную рану шеи, и его пришлось оправдать - барон и впрямь серьезно нарушил законы гоб'ов, что удалось полноценно расследовать лишь после смерти его милости.
Но и сам оправданный погиб через пять лет в очередной войне с людьми. Однако император был не причем - почему-то с людьми, биологически такими же людьми, как и гоб'ы Келума, войны получались даже ожесточеннее, чем с негуманоидами.
Как показалось, внезапно воцарилась тишина, и император вынырнул из воспоминаний:
- Принимаю твою присягу и даю слово защищать...
Наконец прием закончился, гоб'ы покидали зал, а одноглазый рыжебородый Берсерк приблизился к его величеству, подошел на пару слов.
- Как себя чувствуют диссиденты в нашей армии? - поинтересовался император. Дарованный графу феод - а феод, как известно, может быть не только земельным владением, но и должностью или правом на определенный доход - как раз включал подразделения пропаганды. А значит, Берсерк отвечал за всех недовольных.
- С ними не соскучишься, - беззаботно улыбнулся его сиятельство. Когда-то эта улыбка могла напугать неподготовленного человека, но теперь пустую глазницу закрывала темная повязка. - Что-то последнее время слишком многие из числа ненавидящих монархию рвутся в армию за положенным ветеранам бесплатным 'медицинским бессмертием'. Но мы с ними работаем индивидуально. Некоторых, особо опасных для разложения имперских традиций я даже курирую лично.
* * *
Артем родился в семье потомственных республиканцев. Еще его прапрабабка пострадала за идеалы Республики - отказалась уходить под защитой императорских танков в Дéмобáрэ и была благополучно съедена полуразумными негуманоидами в джунглях нынешней Метрополии. То есть она, конечно, не собиралась упокоиться таким экзотическим способом, женщина просто не поверила предупреждению императора о приближающейся опасности. Но среди ее потомков вспоминать об этом обстоятельстве считалось неприличным.
Артем и сам неоднократно отметился на ниве борьбы за народовластие, пускай и не столь радикальным образом. Уже сам факт открытого исповедания антимонархических ценностей в Империи гобʼов (чьим гражданином он был от рождения) делал его в собственных глазах несгибаемым борцом за справедливость, наполнял жизнь смыслом.
Но, когда Артему перевалило за тридцать, жизнь постепенно потускнела, утратила краски. Шаг за шагом переставали развлекать исполненные метафор и утонченных аллюзий беседы родственников и знакомых о способах преображения Империи в республику посредством воздействия на умы. Такие разговоры в определенных кругах шли вот уже сотню лет без видимого результата. К тому же умерла бабка. Она родилась после Большой гражданской войны и не смогла себе позволить процедуру изменения нуклеиновых кислот, 'медицинское бессмертие': война отбросила человеческие миры в научно-техническом отношении на долгие десятилетия назад. И хотя ключевые технологии в целом не были утеряны, но возможность массового, дешевого производства многих артефактов стала достоянием прошлого, что сказалось на цене, более не доступной для обычных граждан. Тогда Артем впервые всерьез задумался о смерти. В том, что не сможет заработать на 'медицинское бессмертие', он успел убедиться за прошедшие годы.
Оставался парадоксальный выход - вступление в императорскую армию. И делать это следовало быстро: приближался возраст по достижении которого перед армией нужно пройти достаточно серьезные оздоравливающие процедуры (денег не было даже на них). 'Как оказалось, не зря в школе надо мной семь лет подряд издевались на допризывной подготовке, и я даже умудрился получить 'хорошо' как среднюю оценку'.
Понятно, почему этот путь следовало признать парадоксальным - человек рисковал отправиться в иной мир еще раньше, чем умер бы от старости. Ведь все сто лет своего существования Империя непрерывно с кем-либо воевала. Поэтому и уходить в армию пришлось тайком от родни и приятелей. Большинство могло понять, если бы он сменил ориентацию (политическую, ну а вообще, чем черт не шутит) ради бессмертия, но вот добровольно подвергать себя риску насильственной смерти... Потому родителям (во избежание, так сказать) пришлось пояснить, что едет на другую планету на заработки.
*
Не без внутренней дрожи Артем записался на императорские пехотные курсы. Про процент переселившихся с этих курсов прямиком на кладбище ходили легенды. Но для того, чтобы претендовать на нечто иное, нужна была анкета получше, чем у него.
Несколько часов собеседований, психологических, физических и психофизиологических тестов, зачастую непонятного назначения.
И вот очередной бедно обставленный кабинет. Очередной вершитель его судьбы. И Артем замирает на пороге: за пластиковым столом хорошо знакомый по имперским видеоканалам человек. Красно-рыжие волосы все также как и в молодости безответственно топорщатся на голове во все стороны. Лицо может испугать неподготовленного человека пустой глазницей, хотя уж у кого-кого, а у него денег на трансплантацию нового глаза хватило бы. Свежевыбритый массивный подбородок. Внушительный размах плеч. Графские нашивки на рукаве. Короче говоря - их сиятельство Берсерк.
- Ну что же Вы застыли, проходите, молодой человек, - благодаря 'медицинскому бессмертию' сто двадцатилетний граф выглядит моложе 'молодого' человека. - Вам осталась сущая формальность - поставить подпись. - Берсерк улыбается, но пустая глазница и нарочито доброжелательный тон настораживают Артема.
Соискатель несмело, чуть ли не боком пробирается в кабинет, усаживается на краешек стула - перед ним живая легенда тирании. Чем он заслужил такое внимание? Артем не знал, что это в значительной мере случайность: граф мог оказаться совсем на другой планете и говорил бы теперь с другим диссидентом-добровольцем, обладающим подходящей психокартой.
- Двадцать семь юридически значимых эпизодов, - уже иным, деловым тоном говорит граф, - связанных с агитацией против Империи, распространением порочащих Империю слухов. После этого, думаешь, мы поверим тому, что ты написал в мотивации поступления на службу?
'Ну, а что мне было написать, - обреченно думал Артем, уперев взгляд в пол, - не скажешь же: не хочу умереть и не могу заработать на 'медицинское бессмертие'.
- Конечно, - будто прочитав его мысли, рассуждает граф, - нельзя же написать: хочу 'медицинское бессмертие', а денег заработать не умею. Но и в армию надолго тебе нельзя, не удержишься и начнешь в части подрывать боевой дух личного состава. А скорее всего тебя там и вовсе убьют на месте сознательные граждане.
'Так и знал, что откажут!'
- Но у меня есть, что тебе предложить, - продолжает его сиятельство, - так чтобы, возможно, и овцы остались целы, и волки насытились. - Артем не сразу осознает, что еще не все потеряно. Но вот другую, не имеющую прямого отношения к делу странность подмечает сразу: все получившие диплом об имперском образовании знают, кто в Империи гобʼов любитель странных поговорок - сам император. И уж никак не граф Берсерк. Хотя, если подумать, Берсерк-то общается с императором уже больше ста лет. За такой срок всяких глупостей набраться можно.
И вдруг на фоне отвлеченных рассуждений на Артема снисходит странное умиротворение. Ему становится все равно. Хотя чувствует - зашлют туда, откуда еще никто не возвращался, и поминай как звали.
- После обучения полетишь на Тéбенку.
У добровольца перехватывает дыхание от радости. Заграница не находящаяся в состоянии войны! Но он вовремя спохватывается - с его талантами денег на изменение нуклеинок не заработать ни там, ни тут.
- Мы не разбрасываемся людьми, как некоторым кажется, - заявляет граф и тут же, как полагает Артем, сам себе противоречит, - но врагов у нас там гораздо больше, чем друзей. А значит тебя, как и любого другого на твоем месте, там, очень может быть, убьют. Но цель оправдывает риск: для тебя - выслужить 'медицинское бессмертие', а для Империи... Планете достались в наследство от Республики мощные защитные сооружения на орбите и хорошо бы их заполучить в сферу влияния императора целыми.
- Что же конкретно будешь делать ты? - вопрошает граф и сам отвечает: - Во-первых, для реализации основной задачи, тебе следует хотя бы пару месяцев оставаться в живых и при этом не выказать трусости. За трусость перед лицом врага, как известно, у нас смертная казнь. Уцелеть станет сложнее, если начнешь успешно справляться с основным заданием. Тогда тебя попытаются убрать. Мы, конечно, постараемся защитить, но возможности Империи на планете ограничены. Поэтому и сам смотри в оба. Однако - и это делает твою задачу выполнимой - убийство будут стремиться обставить так, чтобы оно не вызвало симпатии к тебе, а значит и к Империи в глазах... Сейчас поймешь чьих.
- Теперь о финальной цели. Пока разведка будет вычислять вражескую агентуру и укреплять наши позиции на планете в целом (в это тебе вмешиваться не следует) - сосредоточишься на дочери Яна Возняка, предиктора Республики Тéбенка. Она нас, скажем мягко, недолюбливает. После убийства его сына она стала наиболее вероятной преемницей папаши. Более того, она намного популярнее Возняка среди населения и не исключено, что в кризисной ситуации отец посчитает целесообразным передать власть ей. Мы к этому не готовы. Если отец верит в нейтралитет, то дочь, по мнению разведки, заключит союз с нашими врагами.
- Вот тут и нужен ты. После смерти сына мы убедили отца принять нашу помощь в организации охраны дочери. Не думаю, будто там реально возможно что-то поменять, дочь вертит охраной как хочет, но не в этом дело. Как посланник Империи и куратор телохранителей ты сможешь постоянно общаться, взаимодействовать с ней, жить рядом, в конце концов. Предлагали направить пропагандиста, но я думаю, это только вызовет отторжение, она его быстро раскусит, ума-то у нее не отнять. Можно направить обычного гобʼа. Но тот будет искренне не понимать, почему она не хочет присоединиться к нам. А вот человек вроде тебя - знающий имперскую жизнь не понаслышке, но и прочувствовавший, почему такие как она нас не приемлют... Я не ставлю задачу ее в чем-то конкретном убеждать. Тебе следует просто комментировать все, что придется к слову, в имперском духе так, как если бы хотел убедить самого себя. О ней и ее реакции не думай. Убедишь себя, - усмехается Берсерк, - убедишь и ее.
- А теперь распишись и иди учиться. Несколько месяцев ситуация на Тéбенке подождет, а ты успеешь обновить школьные навыки семилетней допризывной подготовки и прочувствовать, каково быть настоящим солдатом Империи. После этой росписи ты официально в императорской армии, из которой только два выхода - смерть и почетная отставка.
*
Огромный плац. Безмолвная шеренга из нескольких сводных сотен. Пятнистая летняя униформа, матерчатые головные уборы. Солнце в зените. Церемония вручения оружия.
Справа вдоль плаца два приземистых здания казарм. Чуть поменьше - то, где Артем провел последние три месяца. Строение побольше - где ему предстоит пробыть еще три. Оно - мечта любого курсанта. Пусть маленькие, но отдельные комнаты, по одной на каждого. Обильная кормежка. Длительный сон. В общем, почти гражданская жизнь.
А вот меньшая казарма... Да, Артему было о чем вспомнить.
Тогда, по прибытии, их встретили рэл'барон (знаки различия - две белые нашивки на рукаве) и несколько вооруженных гоб'ов (тоже белые нашивки, но по одной). Рэл'барон, нахмуренный обладатель недельной щетины как на подбородке, так и на макушке, начал за здравие:
- Империя гордится вами! - и еще минуты три в том же духе, что Артема совершенно не тронуло.
Но, к его удивлению, большинство в строю слушало с интересом; похоже, слова им пришлись по душе. Однако закончил рэл'барон так, что пробрало даже Артема:
- От трех месяцев до полугода пройдет, прежде чем мы доверим каждому боевое оружие. До тех пор не ищите смысла в отдаваемых вам приказах. Не возмущайтесь, если командир найдет нужным ударить. Не избегайте боли. Не удивляйтесь, если за отказом выполнить приказ последует смерть. Доверьтесь своим командирам: каким бы странным не показалось происходящее, в свое время мы всё объясним.
Потянулись недели. Казарма со стойким, непередаваемым запахом. И звуками, от шепота до храпа, поначалу прогонявшими дремоту. Ежедневное недосыпание: ночные учебные тревоги, побудки в наказание, слишком ранний подъём, не дающий возможности отоспаться за остальные дни. Преследующее чувство голода. Рукоприкладство офицеров. Абсурдные команды. Физическая подготовка не развивающая, а истощающая организм.
Бесконечная строевая. Одни и те же команды сквозь туман в голове. Большие динамики на краю плаца задают ритм. А вместо песни рваные, хриплые выкрики солдат. Слова о крови, смерти, о подчинении. И под конец Артему уже было всё равно, что делать, кого убивать, лишь бы прекратился этот многодневный марафон.
Ему, пожалуй, было полегче, чем остальным. Поддерживало то, что в любом случае дольше полугода здесь не пробудет, отправится на задание. Другим же после того же времени, что и Артему, предстояло еще учиться и учиться.
Первым не выдержал сосед на койке слева. Но повел себя не как обычный смертельно уставший и издерганный человек. Нет, что-то неправильное почудилось в нем Артему и тут вспомнился школьный курс обществоведения. В законах Империи нет слова 'сумасшедший'. Считается, что этот ярлык слишком часто использовался доимперскими государствами дабы пожизненно изолировать от сограждан тех, кому по закону полагался ограниченный срок заключения. Но в Империи гоб'ов нет тюрем или подобных заведений. Теперь, если человек не следует имперским законам, то его, как правило, ждет смерть. А если можешь выполнять законы, то автоматически попадаешь в психически здоровые, какие-бы общественно безопасные странности не проявил.
Но соседу начали чудиться голоса, а закончилось всё двукратным невыполнением приказа. Командовавший гоб' молча разрядил оружие в упор и как-то буднично, как делают давно привычное дело, распорядился убрать труп.
Последовало еще несколько смертей. Теперь, похоже, довели до неадекватного - хотя в этих условиях скорее подчинение было неадекватным - поведения нормальных ребят. Но Артем выдержал. И по прошествии половины от максимально допустимого срока рэл'барон отобрал часть курсантов и объявил испытание для них пройденным. Поклонник республики, к собственному удивлению, оказался среди первых.
И вот церемония на плацу. После им обещают сон, пищу и уважительное отношение. А пока - объяснения.
Говорит начальник курсов - встречавший их еще по прибытии рэлʼбарон, то есть гобʼ достаточно послуживший Империи, чтобы претендовать на баронство, но еще его не заполучивший (а, возможно, так до самой смерти и не заполучит).
- Сегодняшнее пояснение я обычно провожу сам, но в идеале это дело психолога.
В этот день Артем впервые в жизни слышит слово 'психолог' применительно к императорской армии. Еще из школьного курса помнит: за отношениями между подчиненными следят командиры и дуэльный кодекс, страждущих - атеистов и верующих разом - утешают войсковые священники, пригодность к исполнению будущей должности определяет послужной список. Для психологов в традиционно-республиканском, 'научном', профессиональном смысле вроде б то как места не остается.
- Можно было бы конечно приглашать обычных преподавателей психологии из университета, - рэлʼбарон презрительно кривится и, кажется, едва удерживается, чтобы не сплюнуть на безупречно чистый плац. - Но чему может такой 'психолог' по-настоящему научить? Разве что пояснить, какой смысл вкладывается в термины его науки. Их претензии на большее смешны. Говорить с курсантами должен настоящий психолог, а не инструктор психологии. Но настоящие, как правило, не хотят отрываться от своего дела, которое собственно и позволяет нам понять, кем они являются. К тому же многие из них не желают переводить время на углубленное знакомство с общепринятой психологической терминологией и уж тем более делать психологию своей основной профессией.
- Кто же имеет право называться психологом? - вопрошает рэлʼбарон и сам же отвечает. - Тот, за кем его люди, во-первых, идут не по приказу (как вы обязаны идти за мной), а по собственной воле. А во-вторых, он приводит их к успеху, верно подбирая исполнителей своих замыслов, ставя реалистичные цели и в тоже время стремясь к тому, что людям действительно нужно. Благодаря чему на его зов будут откликаться вновь и вновь.
Артем еле удерживается от скептического хмыканья - осторожность, с которой он себя вел все эти три месяца, дала трещину в предвкушении послаблений. 'Это будет не имперский психолог, а идеальный руководитель республики. Кого же ты приведешь в пример?'
- Однако сегодня вам повезло, - и курсанты впервые видят довольную улыбку на обычно хмуром лице начальника. - Барон Георгий 'Бешеный', ряд десятилетий водящий добровольцев в рейды на коммуникации врагов Империи, случайно оказался в нужное время с визитом на нашей планете. Я уговорил его милость выступить и немного рассказать о хитросплетениях человеческого разума.
'Пират! Вместо добропорядочного ученого - пират! - мысленно возмущается Артем. - В этом вся суть Империи'. Но охваченный эмоциями поклонник республики передергивает. Правильное наименование для барона не пират, а капер.
Рэлʼбарон отступает назад, а его свиту четким шагом покидает коренастый человек, до того скрывавшийся за спинами. Верхняя пуговица форменной рубахи расстегнута, обнажая буквально укрытую шрамами шею. А по внешнему виду лица можно заключить, что когда-то его обдало брызгами расплавленного металло-композита или чего-либо не менее травматичного. На рукаве знаки различия полноправного барона - одна белая и одна красная нашивки.
- Рия! - рявкает он традиционное имперское приветствие, собственно и образованное от слова 'империя' во время Войны Основания в сухопутных боях за планету Желка.
- Рия! - с энтузиазмом орет строй в ответ. На фоне баронской внешности испытания трех прошедших месяцев несколько блекнут. И шрамы не подделка, на нее в Империи гобʼов отвечают самосудом.
- Человек - парадоксальное существо, - несколько излишне академично для пирата, как показалось Артему, начинает барон. - Лишь немногие, к сожалению, могут систематически выполнять все требования военного времени, императорской армии, находить в самодисциплине свое призвание за один лишь 'пряник'. Таковых я очень ценю.
Барон вздыхает с неподдельной грустью и курсантам кажется, что ветеран вспомнил своих товарищей, из лучших, павших за годы войн. Они не знают наверняка, но на самом деле это так и есть.
- Остальным помогают воспоминания о 'кнуте', который вы 'вкушали' три месяца, - продолжает барон. - И вам не следует стыдится испытанного. Это - норма.
'Стыдится?! - стараясь сохранить непроницаемое лицо, возмущается Артем. - Стыдится того, что нас морили голодом, били, убивали и называли всё это учебой? А 'учителям' что делать?'
- Вообще-то понятие нормы, конечно, относительно, - барон позволяет себе ненадолго отвлечься.
Он проводит пальцем по шрамам:
- К примеру, зачем они мне? Ведь когда я ухаживал за своей нынешней женой, матерью семи из моих ныне здравствующих и троих из погибших сыновей, пришлось захватывать корабль с нею на борту. По-хорошему даже говорить со мной о браке, до того как шрамы зашлифую, не хотела.
Курсанты смеются и, пожалуй, не так словам, как мечтательному выражению лица, сопровождающему 'захватывать корабль'. А барон поворачивается к офицерам, хранящим дипломатичное молчание:
- Кстати, вы же поняли меня правильно? Корабль был республиканский.
Теперь смеются уже все, даже Артем поддается общему веселью, хотя ничего действительно смешного в рассказе не находит. Несчастную женщину выдали замуж, затем заставили рожать множество детей, трое из которых (скорее всего под непосредственным руководством отца) уже попали на тот свет.
- За границей оставить такое изобилие отметин вне нормы, эпатаж, едва ли не антисоциальный поступок. А у нас наоборот сослуживцы посчитают психически неуравновешенным человека, восстановившего кожу. Зачем ветераны космических войн сохраняют старые шрамы? Что мы в них находим, если и без них об участии в походах говорят знаки различия, свидетельствующие об испытанном риске для жизни? Да, интересный психологический феномен. Но сегодня не об этом, а о предназначении каждого вида испытаний, которому вас подвергали в течение трех месяцев, - и барон неожиданно посмотрел Артему прямо в глаза.
Но это для Артема неожиданно, а Георгий уже давно приметил курсанта, чья мимика несколько не соответствовала большинству. 'Узнать, кто таков, - машинально отметил Бешеный, будто проводя смотр добровольцев перед очередным рейдом, - и насколько здесь в нем уверены'.
- Во-первых, под обстрелом вы можете впасть в панику или ступор. Лучшее лекарство от них - удар по голове, но человек с оружием может на него отреагировать выстрелом, сразу или позже, в спину. Потому вас и старались приучить к тому, что в определенных ситуациях рукоприкладство командиров - норма. Теперь вы считаетесь обученными и, если будете правильно себя вести на поле боя, оно больше не повторится.
Во-вторых, нам следовало выявить тех, кто, испугавшись трудностей, может невыполнением приказа поставить жизни товарищей под угрозу. А то и вовсе, несмотря на предыдущий урок, направить оружие на своих командиров. Бунтарей выявляли избыточной физической и психической нагрузкой, включая двукратную неопределенность ее сроков - от трех месяцев до полугода. Конечно, мы отказываем некоторым еще на основе вступительных тестов. Но в большинстве случаев в умозрительных результатах нельзя быть полностью уверенными. К тому же кто-то мог заранее разузнать правильные ответы. Практические испытания показывают лучше. Ведь все были предупреждены об ответственности за саботаж или отказ выполнить приказ. Несколько смертей сберегут в будущем сотни жизней. Тем более, что вы заранее свыкнитесь с правом командира расстреливать на месте.
В-третьих, в боевых условиях смысл приказа далеко не всегда понятен и может не быть времени его объяснять. К тому же, возможно, придется терпеть голод и недостаток сна. Для того, дабы вы понимали, что это нормально, и была устроена репетиция уже сейчас.
И последнее. Соседи нашей Империи боятся упоминать вслух, а то и вовсе позабыли важнейшую цель строевой подготовки, а потому и не могут ее добиться. Строевые упражнения, ритм и песня - это динамическая медитация. Это изменение сознания, которого так боятся за границей. Это лучше, чем легкий наркотик. Я знаю, о чем говорю, сам начинал рядовым. Если правильно поставить ассоциативный ряд, условные рефлексы - на поле боя вы забудете, что такое страх.
Глава 2, в которой Артем познает преимущества и недостатки перевоплощения.
Перелет до Республики Тéбенки, как ему показалось, не занял много времени. Артем провел его, погрузившись в мысли о недавнем и о предстоящем: после императорских пехотных курсов идея о поступлении на службу стала еще менее привлекательной.
'Я гоб'...' - перед самой посадкой начинает входить в образ Артем. Без этого, как даже он понимает, задание точно провалит.
'Гоб' великой Империи, - внушает он себе. - Но она же намного меньше Республики, что существовала до Большой гражданской войны', - не удерживается и спорит сам с собой'.
'Пусть меньше, зато Империя постепенно растет в размерах, вот уже сто лет подряд. А Республика в последнее столетие существования застыла и даже утеряла часть планет в войне с негуманоидами'.
'Утеряла, но, возможно, вернула бы, не возникни Империя', - безмолвный спор продолжается.
'Зато Империя отхватила несколько исконных негуманоидных миров, чего ранее не бывало в истории. Общий человеческий ареал благодаря этому даже чуть-чуть вырос', - и на этой оптимистичной ноте он покидает космолет.
Контроль проходит быстро, ведь оружие Артем рассчитывает получить на месте. Вещей тоже минимум. Об армии пока напоминает лишь полевая форма почти без знаков различия: лишь одинокая белая нашивка на левом плече. Будущий телохранитель Стефсии Возняк, наиболее вероятной преемницы предиктора планеты Тéбенки, ненавистницы гоб'ов, минует просторный вестибюль и старается думать по-гоб'ски. Последнее с непривычки получается несколько гротескно.
'Это наши идеологические враги, - слово 'наши' дается Артему с трудом. - Значит что-то здесь должно быть не так, не так как надо'.
Он оглядывается по сторонам: вокруг снуют пестро одетые люди, стены заполонила яркая, кричащая реклама. В родном городке такое обилие огней и красок не часто увидишь.
Артем не знает о двух внимательных парах глаз, наблюдающих за его фигурой на видеоэкране.
- Типичный новичок из провинции, - делает вывод один. - Возможно, еще и пороху не нюхал, только после учебки. Наша высоколобая Стефа будет его презирать.
- Он бы еще рот от удивления открыл, - вторит другой. - Пустышка, прислали, чтобы сбить нас с толку. А сами хотят зайти совсем с другой стороны. Знать бы с какой.
Действительно, повадок бывалого солдата и уж тем более разведчика, дипломата или ученого Артем не приобрел. Да и откуда? К тому же, будь они у него, следовало бы озаботиться их сокрытием. Так, чтобы одни из лучших специалистов планеты, оценивающие сейчас будущего телохранителя, ничего не заподозрили...
Гоб'-на-испытании (а официально - ис'гоб) покидает парадный выход космопорта и оказывается на площади - Артема должны ожидать на ее противоположной стороне. Остается пересечь заполненное снующими людьми и медленно ползающими пассажирскими и грузовыми машинами пространство.
Но первый же шаг приводит к остановке: пышногрудая девушка, несмотря на прохладную погоду не страдающая избытком одежды, хватает его за рукав и что-то говорит. Артем не может разобрать слов, то ли из-за царящего здесь шума, то ли вдобавок мешает неожиданный смысл произнесенного.
Он бегло окидывает местную взглядом с головы до ног: яркий макияж с бросающейся в глаза черной подводкой на нижнем веке, короткая розовая маечка с тонкими бретельками и глубоким декольте, тонкая ткань лишь подчеркивает форму сосков, куцые темные шортики, колготы в крупную сетку, туфли на высокой платформе и каблуках-шпильках. В Империи, по крайней мере там, где Артем бывал, так не ходят.
Он пытается переспросить, но девушка вновь говорит неразборчиво. Только теперь ис'гоб замечает, что она, разговаривая, умудряется еще и что-то жевать. Понять можно лишь первое слово - 'красавчик'.
В голове у посланника Империи происходит лихорадочный мыслительный процесс. Он, конечно, видел старые республиканские да и новые иностранные фильмы, где основой сюжета служила борьба за права проституток. Но в спешке о 'жрицах любви' даже не вспомнил. А зачем ещё полуодетая девушка будет приставать к человеку, явно прибывшему на планету издалека? В голову пришел вполне, как показалось Артему, имперский ответ: она овдовела в ходе очередной войны, а полдюжины детей следует как-то поставить на ноги. И теперь молодящаяся мать хочет обрести нового спутника жизни, стать чьей-нибудь рéнкинэ (в Империи брать их дозволено лишь военным), по-здешнему рабыней. То, что это может противоречить местным законам, даже в голову не пришло, хотя перед вылетом ему дали ознакомиться с наиболее важными из них. Слишком сосредоточился на бытии 'правильным' гоб'ом.
'А если бы претендовала на место полноправной жены, то действовала бы иначе, поскромнее. Например, через знакомых или родню'.
Но взять рéнкинэ... Это противоречит всем прежним жизненным установкам Артема. Да и обязанности такой за гоб'ами нет, лишь право. И он вежливо отказывается:
- Ты мне очень понравилась, правда. И я бы с удовольствием взял тебя в рабыни и держал всегда рядом. Но разрешенная рядовым рéнкинэ у меня уже есть, - здесь Артем врет, делая честное, извиняющееся лицо, - а право на большее еще не выслужил. Не переживай, такую красавицу как ты кто-нибудь обязательно заберет к себе в рабство.
У девушки вытягивается лицо и округляются глаза - как полагает Артем, от огорчения - а отпущенный ис'гоб быстрым шагом продолжает путь.
Путана поначалу приняла его за наемника, прилетевшего развеяться или погостить у родни, но, услышав о рабстве, наконец вспомнила, где видела такие же белые нашивки. "Империя гоб'ов!" И она мысленно клянется держаться от военных подальше, пока не узнает их государственную принадлежность. Девушка не надеется на защиту прикормленных стражей порядка - своей уверенностью имперец убедил ее, что будь у него одной рабыней меньше, и местные не смогли бы помешать забрать новенькую.
*
Госпожа Стефсия покушений не боялась и извела этим много нервов начальнику собственной охраны, прежде чем тот смирился с норовом и запросами властной нанимательницы. Но у дочери Яна Возняка были основания для бесстрашия. Ей с детства прочили карьеру в органах власти, что, впрочем, неудивительно. И к тому времени, когда дочь предиктора начали воспринимать всерьез, Стефа научилась лавировать между конкурентами, никого не превращая в смертельного врага.
В свое время родители пожелали заострить девочкин ум. Среди прочего принудили читать книги из седых времен, предшествовавших эре искусственного интеллекта. Но результат оказался не совсем таким, как они ожидали. Девочка безусловно была умна, но помимо этого, погружаясь в вымышленные истории, юная Стефсия составила себе представления о морали, не свойственные политику. Тем не менее, смогла их постепенно более или менее приспособить к окружающей жизни.
А выразилось это в том, что Стефсия умело старалась обнадежить всех 'нужных' людей. Причем не фальшивыми улыбками и лживыми обещаниями. Стефа в нужный момент выказывала неподдельную искренность. Не просто старалась казаться благожелательно расположенной, симулировать симпатию, но находила в каждом участнике гражданского противостояния (нужно же к людям относиться по-доброму!) нечто привлекательное, а в программе его политической силы - интересное. Интересное для ее отца, лично для самой Стефсии, для народа, всё равно для кого или чего.
С тех самых пор, как еще подростком решила, что круг ее общения вынужденно складывается далеко не лучшим образом, такая тактика позволяла уберечься, как полагала Стефа, не только от физических угроз. Она видела в тех, кто напрашивался на дружбу или более интимные отношения с ней - дочерью предиктора, желание выйти на новый уровень власти и материальных благ. Потому отчасти отстранилась от окружающих, но от разочарования в жизни, как была убеждена Стефсия, уберегало как раз старание найти привлекательные черты в провинциальных олигархах, их избалованных детях и бывалых исполнителях из службы национальной безопасности, на определенном этапе заменивших даже прислугу.
Последнему оказалась обязана нарастающей паранойе отца, которая, однако, всё же носила избирательный характер. Так, он не смог устоять перед напором родной дочери и запретить той свободно перемещаться по стране и руководить охраной по собственному разумению.
К сожалению, никто на Тебенке - за исключением родителей и покойного брата - не был Стефсии рóвней. Потому, с одной стороны, она исповедовала некий вариант книжной морали, а с другой, с трудом держала в узде свою избалованность, нетерпимость к чужому мнению и надменное сознание собственной значимости, взлелеянные родителями, полагая эти качества непреложными для человека ее круга. Вне политической необходимости, вне учтивой беседы с кровожадными светскими львами или изысканными искателями легкого карьерного успеха, Стефа - девочка, девушка, а затем и женщина - всегда намного легче подмечала чужие грехи, чем свои. Вне 'протокола' ей было тяжело настроиться на благодушный лад.
Поэтому к двадцати пяти годам Стефсия чувствовала себя одиноко как немногие. Но внешне (после гибели брата) ее ждал триумф - получилось так, что все основные игроки чего-то ждали от дочери предиктора, на что-то рассчитывали, надеялись, она оказалась нужна всем и могла выбирать либо откладывать выбор в ожидании еще лучших предложений.
Благоволения собственным планам ожидали от Стефсии все, кроме сторонников Империи гоб'ов. Для них в своем отношении к окружающим Стефа делала одно большое исключение. Имперцев она в кулуарах именовала тупыми солдафонами, малообразованными, недалекими любителями армейской муштры - что настоящих подданных Келума I, что местных поклонников монархической романтики.
Но если благосклонность ко всем остальным была родственна снисходительности, то отвращение к солдатам Империи и немногочисленным тебенковским участникам милитаризованных добровольческих лагерных сборов граничило со страхом. Недоброжелатели поддерживали слухи о том, что настоящие гоб'ы, мгновение назад обходительные будто цивилизованные люди, уже в следующий миг, задетые неизвестно чем, впадают в ярость и начинают убивать всех вокруг. И некоторые сведения из источников понадежнее отчасти подтверждали эти слухи.
К тому же в официальных посольских коммюнике Империя не просто безо всякого стеснения не отдавала надлежащей словесной дани благотворному влиянию Разума, который, как известно из классических книг, является достоинством немногих талантливых новаторов-интеллектуалов. Как правило - в глазах неискушенной толпы - людей со странностями, являющимися на самом деле проявлением их чуткой натуры, болезненно реагирующей на переполняющую Вселенную несправедливость. Но вдобавок имперцы даже отрицали самоценность Красоты, которая, как с детства была убеждена Стефсия, спасет мир.
Не то чтобы госпожа Возняк трактовала Разум и Красоту в духе некоторых наивных великовозрастных детей из числа преподавателей столичного университета и их студентов. Для такого она оказалась слишком практична. Но Стефсии хотелось обладать чем-то, возвышающим над окружающей рутиной. И неясные, мало подходящие для немедленного воплощения в жизнь идеалы как нельзя лучше для этого подходили. Вовсе же не признавать их и даже утверждать нечто обратное означало принизить во мнении Стефы свои умственные способности до минимума.
Отец относился к гоб'ам иначе, но Стефсия намеревалась переубедить его, вскрыв 'звериную сущность' посланца Империи. И здесь все способы казались хороши. От спровоцировать неуравновешенного ветерана (она еще не знала, кто приехал), до перевербовать его, но не предложением своего тела, естественно, а лишь великосветски утонченным намеком на возможность близких отношений в будущем, а также деньгами и должностью. Он ведь у себя на родине не мог встречать таких изящных женщин, а также, подобно любому профессиональному грабителю (то есть военному страны даже на словах отрицающей ненасилие как основу международной политики) должен быть жадным карьеристом. Далее Стефсия намеревалась плавно передать гоб'а какой-либо изнывающей от скуки, жаждущей острых ощущений даме из местного высшего общества.
*
На противоположном краю площади Артема встречает одиноко стоящая женщина. Это и есть Стефсия Возняк - с ее изображениями ис'гоба ознакомили еще в Империи. Телохранители, вышколенные хозяйкой, не показываются на глаза.
На первый взгляд Стефсия - обладательница заурядного лица. Но темнозеленые, лукавые глаза вкупе с располагающей, доброжелательной улыбкой делали ее по настоящему привлекательной. А распущенные длинные мелированные волосы, высокая грудь, стройная фигура, облеченная в светлый костюмчик, покрытый на манжетах и лацканах пиджака разноцветными старинными письменами в виде вышивки, - придавали целостность образу безобидной, в меру веселой искательницы необременительных, но изысканных светских развлечений. На несведущего собеседника при первой встрече Стефа производила именно такое впечатление, впечатление, которого и хотела добиться.
Но Артем не успевает подпасть под ее обаяние, его сейчас больше занимает правильное построение приветствия в имперском духе.
Стефсия же, поняв, кто перед ней, тщетно искала в облике гоб'а подтверждение своему заочному впечатлению о воинском сословии его государства. Но на лице не было шрамов (которыми вроде б то гордятся монархисты), прямой нос не содержал даже намека на следы переломов. Лишь глаза и короткие волосы цветом напоминали сталь, немедленно ассоциируясь у Стефы с войной.
P.S. Если Вам понравилось начало 'Идеального солдата', приглашаю читать 'Охоту на колдунов' - это не обычное фэнтези, за фэнтезийным антуражем там 'прячутся' те же темы, что и в 'Идеальном солдате'. Эльфов и орков там нет, а магию, если на нее аллергия, можно пролистать, сюжет основан не на ней.
Какова официальная версия возникновения Империи гоб'ов?
Развернутая аннотация к имперскому школьному учебнику истории за 7-й класс. Автор: лорд Берсерк.
Издано: Метрополия Империи гоблинов, 4-й год от Основания.
Текст скопирован с обложки учебника.
Когда человечество утвердилось меж далеких звезд, его армию составили роботы, а почти бессмертные люди погрузились в расслабляющий покой рутинных забот и развлечений. Однако знакомая им жизнь рассыпалась в прах: электронные мозги космофлота не устояли перед новым оружием негуманоидов, и уродливые существа оказались у порога ничего не подозревающего Человека.
Но виртуальный мир хранил жесткие традиции прошлого, передавая их все новым поколениям париев, не ценивших комфорт цивилизации. И когда война порвала тонкую грань между компьютерной игрой и реальностью, в дальнем космосе люди небольшой планетки приняли обычаи гоблинов. Чтобы спасти человечество или его окончательно уничтожить? Чтобы убивать или умереть? Чтобы распоряжаться чужими жизнями или послужить игрушкой в чьих-то руках? Кто знает...
Безработному программисту Максу, а в новой жизни - их всегоблинскому величеству императору Келуму суждено было пробудить к жизни древнее оружие, но его использование будет постоянно требовать крови, не только чужих, но и своих. Однако те, кто согласится добровольно поставить свои жизни на службу вечной войне, обретут привилегии новой знати.
Империя гоблинов столкнулась с негуманоидами, и те раз за разом не устояли перед безрассудным натиском бывших геймеров, потерявшихся между компьютерной игрой и реальностью. Империя познала предательство, но, обнаружив себя, недруги Келума отошли в мир иной. Империя погрязла в чуждой дипломатии, но порвала сети лживых словесных конструкций.
Его всегоблинское величество встретил ранения и смерть своих лордов, а императорскую плоть изувечил огонь. Не однажды побывала Империя на краю гибели. Пускай, зато выжившие будут похваляться все новыми шрамами.
И один из пяти секторов человеческого государства, многие тысячелетия единственного в космосе, припал к ногам гоблинов, испрашивая защиты от негуманоидов. И был защищен, но преобразился.
Зависть к успехам безродного императора толкнула старую элиту человечества на неповиновение неудачливым лидерам и междоусобицу. А беззащитная страна встретила новых негуманоидных завоевателей, пришедших на смену разбитым гоблинами.
Тогда наш император направил свой флот в самое сердце владений старого правительства. Не для покорения, но для союза. Ибо воевать сразу со всеми Империя была еще не в состоянии, а выбор союзника в грядущей битве оказался не сложен, ведь гоблины - это всего лишь благороднейшие из людей.