Аннотация: ДОГМАТ О ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИИ И ФАТАЛИЗМ МЫШЛЕНИЯ ЗАПАДНОГО ЧЕЛОВЕКА. В статье рассматриваются в том числе и лингвистические последствия этого фатализма в виде повышенной частотности фаталистической лексики в западных языках.
--
ДОГМАТ О ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИИ И ФАТАЛИЗМ МЫШЛЕНИЯ ЗАПАДНОГО ЧЕЛОВЕКА
Та форма догмата о предестинации, которая вышла из протестантских религиозных учений, была предопределена всей предшествующей историей и опытом Западной цивилизации. Причём то, что легло далее в основу кальвинизма, получило свою исключительную популярность благодаря тому, что эти догматы, их дух и настрой очень точно соответствовали психологическому опыту людей, ставших свидетелями и жертвами одной из величайших в истории человечества катастроф -- Чумы[115].
Надо отметить, что фатализм как таковой органически присущ всей Западной цивилизации, начиная с Древней Греции, откуда и пошло слово фатум - рок. Сам фатализм присутствовал в философии и теософии западной цивилизации и до времён Реформации, периодически усиливаясь теми или иными катастрофами, но в случае с догматом о предопределении нашёл ещё более яркое выражение вследствие многих событий как политического, так и природного характера. Если политическая составляющая описана, как правило, хорошо, то другую составляющую, а в данном случае это Чума, по моему мнению, недооценивают. Чума здесь сыграла роль катализатора и ускорителя процессов формирования именно кальвинистской версии догмата о предопределении. Возможно, не будь Чумы, этот догмат сформировался бы значительно позже или / и в значительно более мягкой форме.
Вот что пишет Алистер Макграт [1]: "Различия между богословием Лютера и Цвингли объясняются психологическими и жизненными обстоятельствами. Лютер искал внутреннего оправдания его как грешника и, тем самым, спасения от невыносимого состояния неопределённости и страха, а Цвингли попал в ситуацию, когда ничего от него не могло зависеть. Во время чумы 1519 г. в Цюрихе в его обязанности входило утешение умирающих. Он заразился и заболел чумой. Так как никакого средства лечения чумы не существовало, то ему оставалось надеяться только на Бога. Болезнь оказалась не смертельной и он выздоровел, но то психологическое состояние, в котором он находился всё время своего заболевания, наложило чёткий отпечаток на всё, что он впоследствии писал.
В то время как богословие Лютера, по крайней мере первоначально, было, в основном, сформировано его личным опытом оправдания его, грешника, богословие Цвингли было почти полностью сформировано его ощущением
абсолютного Божественного суверенитета и полной зависимости человечества от Его воли".
Переживания Цвингли, как следует полагать, были далеко не единичными - таков был личный опыт большинства людей, переживших Чуму. Вполне естественно, что это нашло отражение в протестантизме. Если есть какие-то предпосылки и общие тенденции (которые и определяются условиями существования), то они рано или поздно должны были как-то и где-то быть оформлены в виде вполне конкретных норм и правил поведения. А из истории человечества известно, что такой свод норм и правил, как правило, оформлялся в виде философского или религиозного учения. Кальвин, работая в русле идей, высказанных Лютером и Цвингли, заострил и развил их в своём сочинении "Наставления в христианской вере", фактически выразив этим самым преобладающие настроения в обществе.
Для Кальвина строгая логика требует, чтобы Бог активно решал: искупать или осуждать. По его мысли, нельзя считать, будто Бог делает что-то по умолчанию: Он активен и суверенен в своих действиях. Поэтому Бог активно желает спасения тех, кто будет спасён, и проклятия тех, кто спасён не будет. Предопределение поэтому является "вечным повелением Божиим, которым Он определяет то, что Он желает для каждого отдельного человека. Он не создаёт всем равных условий, но готовит вечную жизнь одним и вечное проклятие для других" (Кальвин. Наставления в христианской вере; цит. По [1]).
Для Лютера милость Божия проявляется в том, что Бог оправдывает грешников - людей, которые недостойны такой привилегии. Для Кальвина милость Божия проявляется в Его решении искупить грехи отдельных людей независимо от их заслуг: решение об искуплении человека принимается независимо от того, насколько данный человек достоин этого. Для Лютера Божественная милость проявляется в том, что он спасает грешников, несмотря на их пороки; для Кальвина - в том, что Бог спасает отдельных людей, несмотря на их заслуги.
Всё это означало, что изначально, ещё до рождения человека, Бог определяет его дальнейшую судьбу - будет он спасён или нет.
Также возникал вопрос о том, каким образом можно определить при жизни человека, будет ли он Спасён. Это нашло отражение в положении о Благодати: каждому ещё до рождения даётся Знак того, что он будет спасён -- Благодать.
Она проявляется в том, что, во-первых, Евангелие находит отклик у людей, наделённых Благодатью Божией, в то время как у ненаделённых этой благодатью оно отклика не находит; во-вторых, зримым проявлением этой Благодати (зримым знаком Спасения) является то, что человеку, наделённому Благодатью, всю его жизнь сопутствует успех - Бог помогает праведникам, которые будут спасены.
Предопределение определяется как "вечное повеление Божие, которым Он определяет то, что Он хочет сделать с каждым человеком. Ибо Он не создаёт всех в одинаковых условиях, но предписывает одним вечную жизнь, а другим - вечное проклятие" (там же).
Это означает не только предопределение спасения отдельных людей, наделённых изначально Благодатью, но и то, что никакими действиями индивида, которому не предназначено спасение, нельзя изменить судьбу.
Данное положение явилось прямым следствием доминировавших в обществе после Чумы настроений, именно оно закрепило эти настроения в соответствующем фаталистическом отношении к жизни.
Следствием этого догмата оказался не только фатализм, но и страх. Страх рождался тем, что, как показывал человеческий опыт, любой богатый и удачливый человек мог в одночасье потерять всё, что имел, под конец жизни. Это означало, что определить, будет человек спасён или нет, можно было только по результатам всей его жизни. Это же находило подкрепление в текстах Писаний.
Как показал М. Вебер [2], на ранних стадиях развития капитализма неустанная работа, работа на износ призвана была глушить в человеке дикий страх от осознания того факта, что никакой уверенности в своём спасении у него нет.
Психологически постоянный страх и невозможность достижения зримого большого успеха в жизни для абсолютного большинства людей не только поддерживали среди них мрачные настроения относительно своего будущего, но и закрепляли житейскую психологию фатализма.
Фактически догмат Кальвина о предопределении отразил и закрепил ещё одно свойство Западной культуры, которое оказалось тесно связанным с догматом о предопределении, - индивидуализм. Так как по догмату изначально всё расписано, то спасать кого-либо из тех, кому спасение не предназначено самим Богом, не только бесполезно, но и греховно (выступаешь против Воли Бога). Отсюда же упор не на оценку коллективных заслуг группы людей, а на индивидуальный вклад в общее дело и учёт именно индивидуальных заслуг как прямое указание на присутствие Благодати у данного индивида.
Следующее следствие - тема "избранности" в реформатском богословии. Тема "избранности" стала доминировать в нём примерно с 1570 г. и позволила отождествлять реформатские общины с народом Израиля. Точно так, как Бог когда-то избрал Израиль, теперь Он избрал реформатские общины, чтобы они были Его народом. С этого момента доктрина предопределения начинает выполнять ведущую социальную и политическую функцию, которой она не обладала при Кальвине.
Немалую роль в закреплении в сознании протестантов ощущения "избранности" сыграла массовая иммиграция в Америку, вызванная массовыми гонениями на протестантов в Европе. Прибыв на место, первопоселенцы были поражены благодатным климатом земель Северной Америки. Первоначально дружелюбное отношение индейцев лишь закрепило это ощущение. В полном соответствии с библейскими текстами, богословы протестантов смогли утверждать, что Бог передал им (протестантам) земли Америки, так же, как в своё время Он передал земли Палестины народу Израиля после его исхода из Египта. А это впоследствии сыграло важную роль в появлении расистских теорий в обоснование массового геноцида коренного населения и освоения "пустующих" территорий.
Общая фаталистичность мышления человека Запада породила и такое явление, как линейность и одновариантность мышления. Жёсткая задан- ность упрощённого понимания причинно-следственных связей приводила к построению таких же фаталистических, исключающих многовариантность моделей мира.
Ещё М. Элиаде показал в серии работ, что психологические модели Времени существенно отличаются у незападных народов от того, что является общепринятым в Западном мире (см. напр. [3]). Общая линейность восприятия времени не предполагала также и вариантов будущего - время не ветвится!
Безальтернативность будущего также неявно присутствует практически во всех моделях, относящихся как к естественным, так и к гуманитарным наукам. Линейность и конкретность мышления западного индивида, безаль- тернативность будущего, выраженная в Декартовой логике, наложила отпечаток и на социальные науки. Это очень хорошо видно по общему пафосу многих крупнейших социальных учений последних веков, в частности, марксизма. В марксизме, как известно, имеется чёткая цепь формаций, которые сменяют одна другую, причём наступление конкретного будущего является также строго предопределённым и независящим от усилий отдельных людей, то есть по теории пришествие Светлого Будущего можно ускорить, затормозить, но не отменить; полностью отсутствуют какие-либо альтернативные ветви развития (см. [4]).
Все эти свойства мышления западного индивида, по моему мнению, должны были проявиться в соответствующих семантических конструкциях западноевропейских языков, но для их выявления необходимо провести соответствующие семантические и психосемантические транскультурные межъязыковые исследования. Вполне возможно отражение "кальвинистского мировоззрения" на языковом уровне в виде высокой частотности "фаталистичной" лексики.