Про иных людей говорят: "Их хватило бы на двоих". То же самое можно сказать про моего дядю Ди. Более того, несложно было увидеть, из каких именно людей состояла его широкая натура. Например, на праздник Хренницы он распадался на двух старушек, которые бодро клянчили милостыню. Если предварительно дядя выпивал бадейку браги (от чего неизменно впадал в благодушное настроение), то к парочке старушек добавлялся еще и умильный старичок. Только он выходил колченогим молчуном и вообще не слишком цельной личностью, так как все равно существует предел человеческим возможностям. В дни больших турниров из дяди Ди выходило три шустрых босяка. Это очень недурно - потрошить праздничные шатры через прорезь в задней стенке, пока ты сам же и стоишь на стрёме. В пору осенних городских праздников, ближе к вечеру, когда пьяных на улицах становилось больше обычного, дядя Ди распадался на двух очаровательных рыжеволосых дев, схожих друг с другом лицом и телом, начиная от серых очей, заканчивая последней веснушкой. Весьма комфортно обирать разомлевших выпивох в четыре тонкие женские ручки.
Во всякое другое время дядя Ди комбинировал свои дежурные таланты. И если случится вдруг увидеть рыжую девицу с бодрой старушкой или пару сорванцов, ведущих под руки колченого старичка, все в нашей семье знали - это дядя Ди "собственной персоной". Собственной персоной он и сам по себе частенько хаживал. Принимая во внимание его действительно широкую натуру, он оказывался детинушкой немалого роста и веса, с пухлым животом и удивительно хлебосольным характером. Он всегда был человеком в высшей степени доброжелательным и никогда не гнушался угощать своих свежеобворованных клиентов (получается, за их же счет).
А мне он говорил так: "Лю, всё это яйца!", - после чего брался за свой объемистый кожаный гульфик и выразительно им потряхивал. Гульфик при этом гремел денежным звоном, так как именно там дядя Ди сохранял свою выручку. А понимать этот жест следовало так: деньги -- это ничто по сравнению с душевными качествами. И дядя Ди никогда не терял этих качеств. "Ну и пусть я беру у какого-нибудь доходяги последнее. Я же при этом не душегубничаю. Такого в семье отродясь не водилось, у нас все помыслы тута (опять звенит гульфик), а душа всё равно, получается, чиста", - так он говаривал, и тут же приглашал за стол того самого обворованного доходягу. То-то было тому радости за нежданное угощение (деньги то, оказывается, кто-то попёр). А крошка Лю (то бишь я) во все глаза смотрела на дядьку и всё дивилась тому, сколько всего уживается в его безграничной природе.
В долгие зимние месяцы дядя Ди дольше обычного бывал дома, так что вся наша малышня как могла пользовалась случаем. Помню его именно таким: с красным лицом, разгоряченным пламенем камина, с кружкой в хлопьях пены, лысина блестит, а голос грохочет:
- Что, дети? Рассказать, как я того купчину малость облегчил? А вот смотрите-ка...
И мы смотрим во все глаза, да куда там - всё, пропала золотая монетка из кармана младшей моей сестрички, да еще и непонятно как. А та стоит, хлопает глазёнками и чешет соломенную макушку. Сама от горшка два вершка, а уже не против по чужим карманам прогуляться с инспекцией. Да только куда ж ей тягаться с дядей Ди!
Лезет на его могучую спину, канючит:
- Дядька, расскажи... Дядька, покажи, научи... Куда монету дел?
Дядька хохочет, а наша куча-мала наперебой кричит и требует:
- Лучше расскажи, как у того рыцаря все золотые пряжки срезал!.. Нет, лучше как епископа обманул!.. Про лотерею, лотерею с подставными! Сказку лучше, про хозяйку чугунного болота!.. Дядька, а как ты из тюрьмы тогда убежал? А когда ты впервые в рыжих перекинулся?.. Дядька, смотри, а я тоже умею!
Старший По, всего-то лет двенадцати, храбро пыжится, пытается перекинуться. Дядька весело бросает ему: "Смотри только от натуги штаны не обмочи!" - и от нашего смеха чуть не затухает лучина. По, конечно, никуда перекинуться не может, сердится и смеется одновременно.
Тут входит отец, и сразу становится многолюдно: он только что с дела и потому ввалился толпой, еще не перекинувшись обратно. Но так даже и удобней, со всеми сразу поздороваться и расцеловать своих чад. Малышня кидается к нему, подымается веселая возня.
В нашей семье далеко не все обладают Умением. Вот отец мой, дядька Ди да еще дед Борох, но он уже старенький, день-деньской лежит на печках. Я смотрю на своих братьев и сестер и думаю, что в ком-то из них обязательно зреет Умение. Скорее всего в По, пусть сейчас он только и может, что изображать в лицах, как он в четыре руки у князя утащит жезл. Потом.
Так я и сижу у камина с дядькой, смотрю на родных, и странное у меня рождается чувство. Как будто я что-то забыла и никак не могу вспомнить. Дядя Ди, хитро прищурившись, наклоняется ко мне и спрашивает:
- А что это ты, Лю, нынче такая смурная?
Минуту собираюсь с духом.
- Дядя, откуда мы такие?
- В смысле, откуда дети берутся, что ли? - попробовал отшутиться он. - Так сейчас я тётку свою кликну, и мы тебе всё покажем как есть. Без утайки!
- Нет, - перебила я его. - Откуда мы ТАКИЕ?
Дядя сделал удивленное лицо, но по глазам все равно было видно, что вопрос понял правильно. Он вздохнул и шустро перекинулся в старушек. Одна по привычке уселась сторожить, чтобы никто не мешал разговору, а вторая наклонилась к моему уху.
- Видишь ли... - понизил голос дядя, - есть такие вещи, которые передаются по наследству. У пекарей своё семейное дело, у кузнецов своё, а мы вот... издавна подворовываем. Чем не занятие? Не слишком благородно, конечно, но...
- Дядька, - чуть не плача, перебиваю его я, - ну чего ты дураком-то прикидываешься? Откуда мы умеем делать вот ЭТО?!
И дернула обеих старушек за подол.
- А вот это, Любава, для тебя тема закрытая, - сказали обе старушки строго, и в глазах у них отразился сноп искр, вспыхнувших в камине.
* * *
Первый раз это случилось со мной в пятнадцать лет. По странной прихоти судьбы эта и без того важная дата была наполнена многими другими, еще более значительными событиями.
Весна действительно упоительное время. И даже потоки жидкой грязи на улицах и прелая вонь не могли разрушить очарование этих месяцев. Я повадилась ходить в лес, собирать цветы. Подходила пора первых ярмарок, для нашей семьи по-настоящему горячая пора, так что я как могла пользовалась последними беззаботными деньками.
....Травяной склон, напитанный влагой и солнцем, - цветы здесь росли особенно пышно. Я сидела как в клумбе, небо было свежевымытым и прозрачным, ветер сладким, и от этих картин природного цветения в душе ширилась и росла простая радость. И тут что-то случилось. Я вдруг поняла, что больше уже не одна. Две пары глаз, две пары рук. Моих чувств сейчас хватало на обеих. Я кинулась с места к ближайшей луже и неуклюже столкнулась сама с собой. Из мутноватой глади на меня смотрели два незнакомых мне лица с одинаковым выражением удивления и легкого испуга. Ветер погнал по луже рябь, и когда вода успокоилась, то в ней опять отражалась привычная курносая физиономия. Так вот оно какое - Умение!
Я бежала домой со всех ног. Оно живёт во мне! Во мне!!! По-моему, по дороге я несколько раз распадалась надвое, сама не знаю на кого. Внутри меня всё кипело и клокотало, а мои необузданные превращения случались от переизбытка чувств.
Из-за этого я не сразу увидела дым.
Не дойдя до дома квартал, я со всего хода влетела в широкую спину стражника.
- Куды прёте, рвань босоногая?! - зло огрызнулся он на меня. - Не видите, прохода нет?!
В толпе мелькали кирасы, а столб дыма впереди становился всё сильнее и выше. Кругом шушукались: "Облава перед светлым праздничком, ворья наловили страсть сколько! Да что там ворья, целую банду оборотней накрыли. Стало быть, в их же избе всех и попалили, родненьких. И малых и больших, отродье дьяволово..."
Я звала их. Кидалась в толпе следом, завидев сгорбленный старушечий силуэт или рыжую девицу, но каждый раз смущенно отступала обратно, бормоча извинения. Город распался надвое, но и две пары моих глаз не могли отыскать мою семью.. Горе разрывало на части, и ночью редкие прохожие могли видеть на пристани трех оборванцев, до странного похожих друг на друга, безутешно плачущих в три ручья.
Я стала сиротой, получив своё нежданное наследство, так как до этого только мужчины в нашем роду наследовали Умение.
* * *
- ...Ой, а вы мне не поможете? Я первый раз в городе, совершенно не ориентируюсь...
Стройная дева в строгом балахоне паломника. Столько городов, и везде кто-то чему-то поклоняется. Храмы Солнца, Луны и всех возможных Ангелов. Святые места и местечки. И никогда еще церковные служки не могли пройти мимо такой соблазнительной набожной путешественницы. Её глаза благочестиво потуплены, а ладони сложены вместе. Этому служке и невдомек, что сейчас за ним следит еще одна пара таких же глаз, только благочестия в них нет ни капли. У служки простоватые манеры и отличная серебряная пентаграмма на цепи. За такую дадут немало, нужно только увлечь его богословским разговором. Еще лучше, если он увлечется им самостоятельно.
- Это поразительная удача, что вы, дочь моя, выбрали нашу скромную обитель! Наш храм - один из самых древних! Мы чтим святого Демиургия, прославленного и святейшего чудотворца, уроженца наших краёв...
Мы вступаем под своды храма. Здесь царят цветные сумерки - это из-за витражей.
Сумерки - это хорошо.
- ...Демиургий прожил славную жизнь, наполненную молитвой и трудами. Он во всем себя ограничивал и не жалел своих сил на благо людей. Отдавал каждую свою минуту работе. За что, на склоне своего земного пути несколько раз являл миру чудо: в своих упорных трудах он мог находиться сразу в двух местах, дабы совершить еще больше добрых дел!..
Я уже не слушала. Мои пальцы вертели пентаграмму, которая уже переместилась в мой карман, а голос набожного проводника всё отдалялся и отдалялся.
- Святой Демиургий не дожил до старости и не имеет могилы...
Этого.
- ...Как раз после явления чудес он сказал своим ученикам, что это знак свыше и прошла его пора трудов на этих землях...
Не может.
- ...И он отправился в путь и запретил следовать за ним. Без сомнения, он был взят живым на небеса...
Быть.
Голос, казалось, уже звучал сам по себе, где-то высоко-высоко, под сводами храма, там где светились мягким светом витражи. Там, откуда на меня с мягким упрёком смотрел дядька Ди.