Аннотация: Пародия на самого себя и не на самого себя
В. Е. Куделин
История О. двух
(пародия на самого себя и не только)
Примечание: Он - главный герой.
Она - главная героиня.
он, она - все остальные.
Он хотел Её. Просто хотел. Хотел так, как до этого не хотел никого. Даже не потому, что Он был влюблён в Неё. Влюблён то Он был как раз не в Неё, а совершенно в другую девушку, но это обстоятельство его не смущало вовсе.
Она сидела напротив, а Он еле сдерживал себя, чтобы не открыть рот и не забрызгать слюной пол её комнаты. Он смотрел на её грациозное тело, а, в частности, на её огромные грузные груди, которые скрывала голубая махровая ткань халата с белыми ромашками. Нижняя пуговица халата была расстёгнута и, к его счастью, Она этого не замечала, давая тем самым лицезреть не только голени её голых ног, а также красивые колени. Ну, а если нагнуться, как бы для того, чтобы снять нитку с носка или поднять зажигалку, которую уронить как бы не специально, то можно увидеть две сумасводящие полоски ляжек, сдавленных из под низу поверхностью стула, а также аккуратный треугольник розовых трусиков, прилежно облегающий бугорок её выпуклого лобка.
Но больше всего Он любил смотреть на эти ноги, когда они вкупе с бёдрами двигались в темпе "войди в меня" в то время, когда она шла по коридору.
Когда она высовывала из глубин своего чувственного ротика язычок, чтобы облизать губы, которые сегодня необычайно часто сушило, то ли с похмелья после их вчерашнего рандеву, то ли (на что Он надеялся) от волнения, у него начинало сводить в паху и никакой силы воли не хватало на то, чтобы остановить движение подъёмных сил. Она, конечно, это замечала, улыбалась и не подавала виду, а Он думал о том, как бы мило смотрелась на этих губах мутно-белая жидкость его семени, которую она заставила бы извергнуть Его, посредством нескольких, несомненно приятных, движений. А потом бы Она так же, как сейчас, облизывалась, но уже от удовольствия и перенасыщения, а Он бы, туманно пялясь на это зрелище, сжимал бы в руках её, крашенные под платину, волосы, либо впился бы пальцами обеих рук в её обнажённые плечи, оставляя на них чуть заметные следы от своих обгрызенных ногтей.
Глаза. Её, по-кошачьи зелёные и по-лисьи хитрые, глаза смотрели как бы сквозь Него, на стену, туда, где во всём своём великолепии, насколько позволяла глянцевая бумага постера, красовался Жан Клод Ван Дамм. Но сквозь эту дымку и наигранную холодность, Он разглядел негасимую страсть и необычайную тягу к жизни, той жизни, в которой Он желал занять своё почётное место её любовника и друга.
А ведь существовали ещё её осиная талия и упругие ягодицы, которые не так давно Он изведал на ощупь. Он вспомнил, как вспотели его ладони, а на щеках вспыхнул румянец, когда пудинг её зада то напрягался, то расслаблено перекатывался в его бесстыжих руках.
Ради таких незабываемых ощущений Он был готов всё бросить и развернуть корабль своей никчемной жизни на 180Њ. Что Он, впрочем, и сделал.
И вот именно сейчас, когда многое должно было решиться и свершиться, слова застряли в его горле, подобно маленькой противной косточке сушёной воблы, которую Он так любил употреблять с пивом в кругу друзей.
А ведь именно с пива всё и началось. Тогда Он, правда, не знал Её, но теперь, сидя напротив, Он взволнованно курил, а в памяти с молниеносной скоростью прокручивались те чудесные мгновения их редких столкновений, с первой встречи и до этого дня. Но даже в те немногие моменты Он всегда хотел Её, просто хотел, как хочет мужчина женщину, а ребёнок - понравившуюся игрушку. Как жаль, что желания не всегда совпадают с возможностями, а возможности появляются лишь тогда, когда потребность в желаниях уже отпала. Но об этом Он сейчас не думал. Он был уверен в себе, в своих силах и возможностях.
А вот Она не совсем.
* * *
В тот, не так далёкий, день Он и его друзья пили пиво, расположившись в маленьком скверике за их общежитием. Последствия первого учебного дня, то бишь первого сентября, дали знать о себе почему-то второго, да таким ужасным похмельем, что первой девятилитровой канистры не хватило на то, чтобы охладить жар в душе и унять боль в голове. Было решено брать ещё и уже не только пиво.
Пошарив по карманам, сборище юных алкоголиков отметило для себя, что "налички" едва хватает на бутылку дешёвого вина, типа "Анапа", а на четверых этот объём был крайне не желателен. Мало.
За деньгами нужно было идти в "общак", но всем идти туда было абсолютно не резон, поэтому, скинувшись на пальцах и посчитавшись, гонцом был выбран один. Им оказался Он.
В комнате, где Он жил со своей любимой девушкой, царил полный хаос, так как отмечали День знаний именно там.
Его пассия до сих пор не могла поднять голову от подушки, и, когда Он вошёл, лишь что-то пробормотала насчёт того, чтобы Он купил ей йогурт и шоколадку с орехами. Она не похмелялась.
Он согласно кивнул, взял деньги, поцеловал её в горячий лоб и вышел.
Задержись Он хотя бы на пару минут минимум, или максимум на десять, чтобы облегчить страдания своей возлюбленной сексом, Он бы никогда не столкнулся с Ней так, как Он с Ней столкнулся.
Машинально закрыв дверь комнаты на ключ, глядя лишь себе под ноги, Он уверенным шагом засеменил по коридору. Но уверенным его шаг был не только оттого, что он предвкушал радостное плескание бесцветной сорокоградусной жидкости в пластиковых стаканчиках, а, в большей степени, от того, что влага, которую он уже употребил, настойчиво давила на мочевой пузырь и требовала выхода. Он спешил в туалет.
Он налетел на Неё как ураган на затерянную в степях деревушку. Чисто инстинктивно они оказались в объятиях друг друга, да это и хорошо, ведь, если бы Он не схватил Её своими крепкими руками, Она бы обязательно упала. Он увидел Её впервые, поэтому необычайно сконфузился и, отстранившись, попросил прощения за свою неловкость и за шишку на её, совершенно без прыщей, очаровательном лобике, которая ещё не появилась, но после их столкновения должна была появиться несомненно.
Потирая ушибленное место, Она сказала: "Ничего", - и продефилировала своей дорогой. Вот тогда Он впервые и увидел её ноги, которые выглядывали из-под коротких летних шортиков, и которые вкупе с крутыми бёдрами, а также упругими ягодицами, двигались в темпе "войди в меня", и в первый раз разбудили в Нём желание. Но желание освободиться от мочи было намного сильнее, поэтому Он не стал выяснять, кто Она такая и что здесь делает.
Справившись с потребностями организма, Он побежал к своим друзьям, и к вечеру нажрался до поросячьего визга. Но, несмотря на сильное алкоголическое опьянение, он смог три раза удовлетворить похоть своей подруги, хотя сам испытал оргазм всего один раз. Да и какой это, к чёрту, оргазм!!! Но, что самое странное, сломаться Ему не позволял образ той незнакомки, с которой Он столкнулся утром, ведь именно Её Он представлял в своём пьяном сознании, когда входил в лоно своей любимой. И когда выходил тоже.
* * *
Их следующая, более конкретная, встреча свершилась скоро, очень скоро, а точнее, через неделю и один день после первой. И опять из-за пьянки.
Она оказалась первокурсницей и поселилась в общежитии, как ни странно, по соседству с Ним. Его девушка Её сразу почему-то невзлюбила, то ли почувствовала в Ней соперницу, то ли ей не нравились утренние вздохи и ахи, которые, порой, заглушали её собственные, несмотря на толщину стены. Ведь Она любила любить, любить страстно, странно и страшно, но только телом, чтоб в дремучую душу её никто не лез, никто, даже те, кого Она как бы любила.
Мероприятие под названием "Первый вторник на неделе" происходило в комнате одного из друзей Его. Друзей, как таковых, было много: кто-то пил, кто-то спал, некоторые приходили, а иные уходили на другие праздники. Но, что однозначно, всем было весело.
Ближе к полуночи Он проснулся после того, как "упал" в первый раз. Едва открыв слипшиеся глаза, Он нащупал на столе стакан, и хотел было выпить, но вдруг почувствовал что чьи-то глаза пристально следят за Ним. Подняв голову, Он увидел свою соседку. Под её гипнотическим взглядом Ему почему-то перехотелось пить, а захотелось любить и радоваться жизни. Но его подруги не было рядом, поэтому радость мгновенно испарилась и тоска всесокрушающей волной завладела его естеством.
Завидев у Неё на лбу синяк, Он извинился четыре раза и, встав на неокрепших ногах, пошёл в умывальник, потому что Ему стало стыдно за свой внешний вид. Он хотел предстать пред этой богиней во всей своей красе, поэтому вымыл под струёй холодной отрезвляющей воды даже голову.
Его мокрые волосы "под каре" выглядели эротично на фоне его, ещё не трезвого, лица, лёгкая двухнедельная небритость подчёркивала его мужественность и силу, не вписывалась в эту картину только рассечённая бровь, которую Ему разбили намедни в "разборке" с местными.
Плюнув, по привычке, на батарею, Он заметил под ней своего спящего одногруппника. Он задумался: "Где же он так наклюкался?!" Вспомнив, что начинали они вместе, Он его пожалел и, взвалив себе на плечи, потащил к себе в комнату, так как одногруппник жил на квартире, а транспорт в это время уже не ходил.
Его девушка обрадовалась, что её возлюбленный так быстро явился, и нежным голосом проворковала:
- Иди быстрей ко мне, моя киска заскучала по твоему котику.
- Достань матрас из шифоньера! - ответил Он: - Человека приютить надо. Обломался парень.
Осознав, что "обломался" не только парень, она быстро встала с кровати, и её обнажённое тело замаячило по комнате. Она была ярой противницей бюстгальтеров, трусиков и ночных рубашек, поэтому такая пикантность представала пред Ним каждодневно.
Всё-таки, Он не смог устоять перед этой наготой. Закатив пьяного товарища под стол, Он накинулся на свою любовь с силой молодого льва. Положив её на этот же стол, где вразнобой валялись тетрадки, ручки, кнопки и ещё куча всякой всячины, сняв всего лишь одним рывком свои спортивные штаны, Он вошёл в обиталище жадных страстей безмолвно и до упора.
Она вскрикнула, приподнялась, потом, не выпуская копья из цели, прыгнула и обхватила руками его шею, а ногами обвила его талию и ягодицы. От неожиданности Он чуть не наступил на руку одногруппника, которую тот, по неосторожности своей или под влиянием алкоголя, вытянул из-под стола. Поцеловав его в ухо, она прохрипела: "Убери с меня кнопки!!! Коляются!".
От такого поворота событий Он опешил, и возбуждение спало так же быстро, как и нахлынуло, к её огромному неудовольствию. Он уложил её на кровать животом вниз и, подсветив себе зажигалкой, стал по одной вынимать кнопки из бархатной кожи спины, как бы растягивая удовольствие. Она учащённо задвигала бёдрами и закричала: "Возьми же меня, войди в меня сзади!!!" но уже даже бы оральный секс, который Ему очень нравился, не спас бы в тот момент положения. Эрекция исчезла без следа.
Шепнув её обычное "прости", Он поцеловал её в окровавленную спину, надел штаны, потом жадно закурил и ушёл от неё. До утра. Но на прощание кинул: "Раны водкой протри, чтоб заражения не было".
Когда Он шёл по коридору, Его посетила первая мысль за сегодня, у Него создалось впечатление, что чем Он больше пьёт, курит и глотает "колёса", тем слабее становиться его потенция. Это обстоятельство никак не приводило Его в восторг, тем более, Он никак не мог понять - почему.
Вернувшись к праздничному столу, Он не заметил особых перемен в обстановке комнаты, разве что одна табуретка "ушла" в окно, другая разлетелась на пять составляющих, а стол был залит вином, которое хозяин комнаты купил специально для Неё. Но, очевидно, не рассчитав наливочную траекторию, накормил этим зельем предмет своей немногочисленной мебели, а, немного погодя, сам свалился без сил на свою, заваленную ещё двумя телами, кровать.
Она и, непонятно откуда взявшаяся, её, так сказать, сожительница, с которой они иногда любили поиграть в обитательниц острова Лесбос, будучи совершенно нормальными девчонками, сидели на казённых стульях и о чём-то мило беседовали. Их совершенно не смущало то, что вокруг не осталось "живых" людей. Им было весело и вдвоём, хотя с Его появлением они примолкли и уставились в две пары глаз на такого красивого парня, как Он, даже рассечённая его бровь им казалась привлекательной. Обеим захотелось настоящей мужской ласки и тепла, тем более что когда Он открыл дверь, сквозняк пронял их молодые, пышущие здоровьем тела до мозга костей.
- Закрой дверь, - совладав с собой, произнесла Она.
- На защёлку, - добавила, заискивающе, её подруга.
Но её подругу Он не хотел вовсе и та, будучи от природы не окончательно глупой девчонкой, шепнула Ей что-то на ухо и поспешно ретировалась. К её радости, она знала куда пойти, чтобы весело "оторваться", "клёво оттопыриться", а проще - смачно "потрахаться". К себе в комнату до утра, да и в ближайший месяц, она так и не вернулась, потому что, перебрав лишнего в другой компании, выпала со второго этажа и повредила свою тазобедренную кость.
- Давай выпьем что ли? - предложил Он Ей.
- А зачем? - задала Она совершенно резонный вопрос.
- Ну, за знакомство, хотя бы, - нашёл Он выход из положения.
- Апельсиновый сок, если можно, - произнесла Она напыщенно.
- А где ж я его возьму?!!! - почти возмутился Он.
- Баран, "Инвайт" разведи, вон под стулом валяется! - чуть не сорвалась Она.
Слово "баран" было сказано Ею с такой интонацией, что Он даже не смог на него обидеться. Тем более, что необидно такими словами могут обзываться лишь близкие люди, а сблизиться Он с Ней хотел здорово. Прям невтерпёж Ему было. И силы откуда-то взялись.
Налил Он, правда, Ей водки, впрочем, как и себе. Она выпила. Водки. Намного. И он выпил. Но много.
По "Европе плюс" заиграла медленная композиция словами на понятном языке, но танцевать Он уже не мог. Его сознание отключилось, и лишь её огромные грузные груди помнил Он с утра, в которые, все же начав танцевать, уткнулся как в салат Оливье.
Проснулся Он, как всегда, рано, где-то пол двенадцатого. Ещё до конца не открыв глаз (глаза просто нельзя открыть до конца, они не там находятся - от Авт.), Он пощупал поверхность кровати рядом с собой. Но, к сожалению, никого не обнаружил, что очень Его насторожило. "Неужто в школу спрыгнула, - подумал Он о своей возлюбленной, - совсем плохая стала". Но здесь Он был в корне не прав и, найдя в себе всё-таки силы разодрать зенки, ужаснулся и удивился одновременно. Свежесть новых обоев и запах, ещё не полностью выветрившейся, краски подтвердил его предположение. Взглянув под одеяло, Он удостоверился, что этой ночью произошло что-то действительно очень страшное. Он был в трусах.
Но тут Он увидел Её. Её в её голубом махровом халате с белыми ромашками. Это был шок, сродни тому, который он испытал, сдавая зачёт по ТММ. И сдал. В одной руке у неё клубилась паром чашка кофе на блюдце, а в другой она держала сигарету и спички.
- На, алкаш, перекури, - сказала Она с ухмылкой и, отдав Ему курительные принадлежности, отхлебнула немного из СВОЕЙ чашки.
- Спасибо, - приподнявшись на локте, растерянно поблагодарил Он. А потом сразу же: - Чё вчера было?!
- Ничего хорошего! - хмыкнула Она.
- Как так?!!!
- Да так, хорошие то были все, а хорошего было мало.
- А-а-а... - затянул Он понимающе.
- Бе-е-е... - передразнила Она Его.
- Так давай наверстаем? - предложил Он, почувствовав утреннюю эрекцию.
- Нет уж, не сейчас и не здесь. Упустил ты, заяц, свою возможность, теперь ты для меня никто. Так, хлам.
- Кто?!!!!!!! - рявкнул Он.
- Спокойнее, спокойнее, быть может, случится так, что я изменю своё мнение. А сейчас беги к своей, она наверно все этажи оббегала в поисках своего импотента.
Её колкие слова хлестали его мужское самолюбие не хуже казачьих нагаек. Но именно из-за этих слов Он захотел Её ещё больше, захотел доказать Ей, что Он не хлам, не импотент, что Он - парень хоть куда. Да Он, в принципе, и был им, только вот любил не Её, а стой, которую любил, спал только из-за того, что был иногда не трезв. А не трезв Он был довольно часто, так что его сексуальная жизнь была предельно скучной и однообразной. У Него и его второй половины было, помимо секса, множество других ценностей, которыми они очень дорожили, как то - игра в карты на одевание и походы в кино.
А Её Он вот захотел до умопомрачения, до сердечных приступов, до коликов в животе, до и после полуночи. Но, как уже было сказано, желание не совпало с возможностью, а возможность появилась лишь тогда, когда возросла потребность в онанизме, так как любить её тело Ему не светило.
Выходя из её комнаты, Он воровато огляделся по сторонам и осторожно прикрыл за собой дверь. Он уходил, оставляя в этой комнате свои надежды на безумный (бездумный) секс.
А его одногруппник оставил в его комнате блин чего-то непотребно желто-красного и неприятный запах. Всё это предстояло убирать Ему, потому что в начале своей совместной жизни Он и его милая решили для себя - чьи гости ночуют, тот за ними и убирает.
Открыв с ноги дверь, которая была незаперта, и, увидев всю эту срачь, Он смачно выругался, потом подошёл к "своей", которая спала, разбудил её словами "Я тебя люблю", и пошёл за тряпкой.
Вот так вот, с тряпкой в руках и любовью в сердце Он пытался бороться со своим либидо, со своей слабостью, со своей мечтой.
И что из этого вышло?!!!
* * *
С тех пор Его как будто подменили. Мысли о Ней приходили каждодневно, и никаких сил не было с этим бороться. Встречая Её либо на кухне, либо ещё где, Он с трудом сдерживал себя, чтобы не хлопнуть Её по манящему заду, или чтобы не наговорить Ей приятных пошлостей. Постепенно, при этих редких "стычках", Он выведал у Неё подробности той ночи, если Она, конечно, не врала.
Оказалось, что когда Он уже довольно хорошо поднагрузился (она тоже хорошо выпила, но не признавалась), то начал уделять Ей такие знаки внимания, что их нельзя было истолковать иначе, чем так, как Она их истолковала. Например, Он накалывал на вилку хлеб и, макнув его в банку с килькой, пытался засунуть это её в рот, чтобы Она закусила. Она опасалась появления на своих пухленьких губках четырёх ран от соприкосновения с нержавейкой, поэтому делала так, как Он настаивал.
Дальше - больше. Уже не вилкой и уже не хлеб брал Он и запихивал в её соблазнительный рот. Квашеная капуста, солёные огурцы и маринованные помидоры своими трясущимися пальцами пытался скормить Он своей случайной собутыльнице. И Она была этим довольна, Она предвкушала весёлое романтическое приключение.
А когда, приняв по последней, они пустились в пляс, и его тёплая рука с уверенностью расположилась на застёжке её лифа под кофтой, Она решила, что этой ночью свершится чудо, подобное тому, которое ежечасно в течение рабочего дня творят голливудские волшебники.
Всё бы так и было, да всё к тому и шло.
Когда Он припал к Ней на грудь, Она хотела отдаться Ему прямо там, среди этого ада, но что-то, то ли девичья гордость, то ли внутренний страх говорили Ей - рано. И Она повела Его к себе.
Очередь в душ, несмотря на столь поздний час, была, потому что воду обещали всё таки включить. И включили, будто кому-то сверху было угодно, чтобы люди любили друг друга не только с чистой душой, но и ещё, хотя бы иногда, с чистым телом. Правда, помыться Ей всё равно не удалось, потому что вода кончилась как раз тогда, когда подошла её очередь. Она расстроилась, но не настолько, чтобы отказаться от любви.
Впрочем, Ему это было всё равно.
Когда Она вернулась в свою комнату, то первой ласточкой предстоящей беды был его храп, который сотрясал, казалось, даже окна. Она было, решила, что Он, как говорится, просто "прикалывается", чтобы поиграть с Ней. А Он действительно спал, спал прямо на полу, ногами на север, головой, следовательно, на юг. Как компас.
Отчего же Он тогда храпел? А Он всегда храпел (и храпит по сей день), когда пьяный.
Но его храп Её уже не волновал. Ей стал даже очень симпатичен этот компас, лежащий посреди её комнаты, у него была ось, которая чопорно выступала многообещающим бугорком, скованная только тканью спортивных штанов.
И тут Она задумалась (нижеследующие слова Она никогда не говорила Ему, а приводятся они здесь лишь для того, чтобы читатель понял всё в конце, их границы будут выделены кавычками - от Авт.):
"Вот ведь выпало счастье. Чуть больше недели живу в общежитии, а отхватила такого парня. Красивый, статный, несвободный. Как замечательно, что он несвободен, это сколько же нервов можно попортить его провинциалке. И что Он в ней нашёл?! Это же не девушка, а п...а (плюшка, то бишь) с ушами. Впрочем, они таких любят. А мы?!!! Мы - свободные, раскованные, красивые, что, хуже?! Нет, вот именно, мы лучше. На нас они западают, нам лижут пятки и клитора, из-за нас теряют голову. Но возвращаются, почему-то, к ним. Ну и что, что ума у нас немного, а у некоторых вообще нет; ну и что, что папа приедет сдавать за меня сессию; ну и что, что меня мой спонсор кинул. Я и не расстроилась вовсе, я сильная, я выстою, я отомщу. Всем им отомщу! Кобелям поганым.
Нет, надо отбросить умные мысли, загнать их в себя, ведь тот, кто лежит на полу, тоже не дюже умён, возьмёт и перевернётся на живот. А мне что потом делать? Ведь мне сегодня просто необходимы бешеные скачки. Зачем? Да просто так. Охота".
Раздев Его до трусов, Она стала раздеваться сама. Её сексуальная груда мяса (тело) похотливо заблестела в лучах света, пробивающихся сквозь щели в двери и замочную скважину. Не стыдясь своих действий, Она оттянула резинку его "семейных" и извлекла это, не так уж маленькое, как Она думала, тельце на свободу. Помяв его для подстраховки ловкими нервными пальцами, Она удостоверилась, что из этого можно кое-что извлечь, пусть даже пользуясь им как орудием труда.
Но Он с детства был отменным "кайфоломом", и, поэтому при первой же фрикции (Ей пришлось сесть на Него (на него)), его солдатик выстрелил в глубину её лоно обойму своих несостоявшихся детей, даже не спросив у Неё - можно ли это делать. Он просто не мог спросить.
Хорошо, что Она была девочкой образованной и "Постинор" был у Неё всегда под рукой, точнее - в тумбочке. Рожать детей-дебилов от отцов-дебилов было не в её правилах. Приняв таблетку, Она неудовлетворённо закурила и удовлетворила свои потребности при помощи фаллоимитатора.
Вторую попытку Его совращения Она предпринимать не стала, хотя сначала хотела. Но наклонившись для того, чтобы поднять то, что упало, при помощи языка, Она поняла - этот парень не любит ждать, когда дадут воду в душе. От Него так разило лосьоном "Олд Спайс", что хотелось чихать и сморкаться.
Водрузив резинку от трусов на прежнее место, Она кинула Его на кровать, а сама скромно прилегла рядом. Ночь выдалась для Неё неспокойной. Кроме того, что Он храпел, Он ещё причмокивал, пускал слюни в водопад её волос, раскидывал руки и ноги, а также повторял имя своей любимой, что Её особенно выводило.
А потом наступило утро, о которой было сказано в предыдущей главе.
Узнав всё это, Он неделю не пил, три дня не курил "плана", два часа не общался с друзьями. Зато девушка его была одновременно обрадована, но также и насторожена переменой в его настроении. Она то ничего не знала. А Он, как бы вымоляя у неё прощение за Неё, кроме того, что не пил, занимался с ней любовью каждый день, а иногда и по два раза на день. Но, несмотря на свою радость, она чувствовала надвигающуюся бурю. И она не ошибалась.
После полуторанедельных мытарств Он решился на Поступок. Его девушка, его поистине Настоящая Любовь, всё таки уехала домой за продуктами, а Он, назанимав по всему общежитию огромную кучу денег, решил устроить Ей праздник. Он даже не думал, что тем самым сможет добиться её ласки, Он просто хотел извиниться.
Неисповедимы пути Господни, и получилось так, что со времени их знакомства Он только и делал, что извинялся. А Она терпела.
Кроме неизменной "литры", Он купил бутылку шампанского "Надежда", пол кило бисквита на развес, три шоколадки ( одну от волнения, правда, съел сам), двух литровую бутылку "Спрайт" и ... всё. Закружившись, Он совершенно забыл про сигареты, а, опомнившись, порыскал по карманам и наскрёб на пачку "Беломор`а". "Отмазаться" решил тем, что настоящие мужчины должны курить папиросы. Он хотя бы в этом хотел показаться настоящим мужчиной, но забыл о том, что Она тоже курит. В его оправдание говорил лишь огромный букет непонятных цветов, который под покровом ночи, переборов страх попасть в милицию, Он надергал намедни возле института и прятал потом в комнате у товарища.
Одевшись во всё самое чистое и глаженное, отыскав где-то даже галстук, Он предстал со всем этим на пороге её комнаты и нерешительно постучал коленкой в дверь, так как руки были заняты праздничной снедью.
Он бы ни за что так никогда не поступил, никогда бы не решился, но вовремя (а, может, и нет) вспомнил слова отца: "Стучащийся - да достучится!". Этот принцип жизни его отец изведал на собственной шкуре. На зоне. Достучался. Прибили.
И Она открыла Ему. В своём вечернем выходном платье, которое Он видел впервые, при макияже, при серьгах, в браслетах и с испугом в глазах.
- Что ты, что ты!! У меня гости, - затараторила Она.
- Но я... - начал, было, Он.
- Что ты?
- Вот, пришёл, - не нашёл Он слов.
- Рано, рано, - произнесла Она полушепотом, - пол двенадцатого приходи. Лады? Я дам тебе знак.
Она улыбнулась так, что если бы Он сейчас кушал мороженое, оно обязательно растаяло бы и заляпало Его с головы до пят. Она была неотразима. Но главное - она дала Надежду, такую, что "Надежда" в его руках была лишь неудачным синонимом.
Каких же огромных трудов стоили Ему эти три с половиной часа ожидания. Но Он не сломался, дождался, не выпил, не съел. И вот они, долгожданные шаги, этот милый сердцу стук в дверь, этот, запоздавший минут на десять, голос:
- Уже пятнадцать минут двенадцатого. У нас до одиннадцати положено. Гости - на выход! Шо за молодёжь пошла?! Только бы водку пьянствовать, да безобразия безобразить. Быстрее, быстрее!!! А то милицию вызову.
Вахтёрша выполнила свой долг с чувством собственного достоинства и гордостью за то, что, может быть, уберегла ещё одну девичью душу от искушения.
- Не надо. Уже уходим, - чуть ли не хором пробасили гости, в количестве трёх здоровенных мужиков и, действительно, вскорости ушли.
Они сели в тёмно-синий "БМВ" и укатили в неизвестном направлении, а вахтёрша, проводив последних несанкционированных "чужих" презрительным взглядом, ушла в свой новый обход по "общаге", собирать бутылки. Это занятие приносило ей дохода больше, чем ставка, определённая ей Государством.
Постучав молотком в стену, Она дала Ему понять, что пришло его время, и двери её распахнуты для олуха в костюме от фабрики "Виктория" и кроссовок "Reedok" производства Корея, бо Китай.
Шампанское, водка, шоколад и бисквит, вместе взятые не произвели на Неё такого впечатления, как букет этих непонятных цветов. Она никак не могла сообразить, где же Он умудрился купить такой безобразный веник. Но всё равно, поставила их в вазу и, сказав Ему "Спасибо", чмокнула Его в гладковыбритую щёку. Мелочь, а приятно.
За всю ночь они даже косвенно не коснулись в разговоре той кошмарной ночи, за что Он Ей был глубоко признателен. Они слушали музыку, ели бисквит, пили втихую водку и говорили, говорили, говорили. О чём же они говорили? Да, в принципе не о чём. Он пытался говорить Ей комплименты, а Она, наигранно смущаясь, выставляла себя этакой пай девочкой и беспрестанно курила. Его "Беломор".
Когда первая бутылка была пуста, заиграла та композиция, во время которой Он "сломался". Это была группа "Нэнси" с песней "Отель". Как тогда, но уже более трезвые, закружились они в танце, и казалось, что они рождены, чтобы танцевать вместе. Но это только казалось.
Пудинг её зада то напрягался, то расслаблено перекатывался в его бесстыжих руках, на которых вспотели ладони. Румянец на его щеках, хотя и нельзя было разглядеть из-за красноты всего лица, Она разглядела и шепнула ему: "А ты, оказывается, милый, добрый и хороший, только жаль (Он весь напрягся), занят уже".
Эти слова вскружили Ему голову и Он, было, рискнул Её поцеловать, но Она отстранила Его от себя и попросила не утруждаться подобными книжными сценами. Он попытался что-то возразить, но сник, пожелал Ей "спокойной ночи" и удалился спать. К себе домой. Один. Оставив недопитой ещё бутылку. Фен-о-мен.
Укрывшись до подбородка одеялом, будто боясь, что Его "посекут", Он самозабвенно предался греховодью своей правой руки и удовлетворял свою похоть так долго, что если бы Он спал с Ней, Ей бы это очень понравилось.
То ли по чистой случайности, то ли между их комнатами установилась незримая связь, Она занималась чем-то подобным, и в то момент, когда волна наслаждения накрыла Её, Она подумала: "А на хрен они вообще мужики!"
Засыпая, или уже во сне, Он твёрдо решил расстаться со своей возлюбленной и, чтобы хоть как-то оправдать себя в своих же глазах, опирался на Фрейда. Он хотел Её. Просто хотел.
Мысль о расставании не испарилась даже с пришествием похмелья, утром.
* * *
Так и наступил день, с которого началось повествование этой душещипательной истории.
Чтобы придать себе недовольный и устрашающий вид, Он не стал даже умываться (что, впрочем, и так делал редко) и, чтобы совсем быть уверенным в своём решении, решил посоветоваться с другом.
Друг среагировал на его проблему, как всегда, коротко и без особых изысков:
- Это же настоящий прикол!
- Ты думаешь? - засомневался Он.
- Да тут и думать нечего. Смотри, как всё ладно сходится. Ты бросаешь одну, а находишь другую. Всё в этой жизни надо хоть иногда менять, а то одни и те же лица, точно так же, как и вещи, надоедают.
- А как насчёт друзей? - спросил Он уже не так уверенно.
- А братки, они и в Африке братки, от них не скроешься. Это посильней любви будет. Вот, прикинь, тебе надо поговорить о своих чувствах, ты к кому пришёл? Ко мне! А я тебе кто?! Друг! Вот так то вот. А случись что у нас с тобой, ну конфликт какой-нибудь что ли, ты же не пойдёшь к своей девушке, а если и пойдёшь, то скажешь лишь, что поссорились, а почему, что и как смолчишь. Правда, ведь?!
- Правда, - не понимая, к чему клонит этот философ помятый, согласился Он.
- А знаешь, почему? Потому что ты, да и я тоже, не привыкли обижаться на друзей, и уже чисто на подсознательном уровне понимаем, что рано или поздно, но мы помиримся. А погавкавшись с девушкой, особенно если сильно, так, что уходишь, хлопнув дверью, ты не уверен, сможешь ли вернуться к ней опять, а главное - примет ли она тебя. Простит ли. Так?
- Так-то это так! Но я не понимаю, к чему ты клонишь?! - задал Он вопрос прямо в лоб.
- Да нравится мне твоя девка, нравится! Давно нравится! И я думаю, ты же не будешь против, если заботу о ней, после твоего ухода, я взвалю на свои плечи?
- Ах, ты об этом? Ничего, ничего. Конечно, можешь.
- Братан, да ты просто святой! С такой лёгкостью отдаёшь мне свою любимую.
- Какой я, к чертям, святой?! Дурак я!!! Запутался из-за этой стервы, иду на поводу своего отростка и думаю, что супермен.
- А может, это и есть настоящая любовь?! Ты - супермен. А Она - супервумен.
- Хто?!!!
- Ну, супер-женщина, в общем.
- Да, девчонка она хоть куда. Хоть в зад, хоть в перед.
Этот бестолковый разговор они продолжали довольно долго, до тех пор, пока не приехала его девушка.
Она вошла с миной великомученицы на красивом лице. Пот, вперемешку с осевшей пылью улиц, стекал мелкими тёмными струйками, задерживаясь лишь иногда на подбородке, да на кончике носа, из которого (носа, в смысле) вырывалось радостное чихание, видимо от той же дорожной пыли. Но всё же она была рада встречи со своим возлюбленным и, освободившись от тяжести трёх сумок, кинулась Ему на шею со словами любви, что Его расстроило ещё больше.
Друг, наконец-то вникнув в ситуацию, поспешно удалился, оставив после себя лишь изжёванную резинку на полированной крышке стола и едкий запах от своей "Примы".
Когда его девчонка умылась и привела себя в человеческий вид, он всё же не смог удержаться от соблазна поцеловать её. Поцелуй этот оказался довольно продолжительным и постепенно, перейдя в игры Эроса, закончился оргазмической разрядкой.
Как бы невзначай, дабы Он не заметил какого-либо подвоха, тычась ему в небритую подмышку, спросила:
- Чем ты тут без меня занимался?
- Водку жрал! - совершенно честно признался Он.
- С кем?
- Какая тебе разница?! - стал Он заводиться.
- Просто, интересно, - ответила, смутившись, Она.
- Интересно, говоришь?!! - сев, постепенно повышая голос, Он начинал с ней ссорится. - Что за постоянные придирки, что за недоверие, что за проверки?!
-Какие проверки? Что ты?!! Я просто спросила, - попыталась безуспешно успокоить Его она.
- А не надо мне просто! Непросто всё это!! Неспроста ты всё это затеяла!!!
Он абсолютно не понимала, чем заслужила подобное к себе отношение, с чего бы это Он, и пялилась на Него своими испуганными глазёнками. Дело в том, что она никогда ни в чём Его не упрекала. Ревновала, конечно, но успешно это скрывала, так как понимала, что, ревнуя его к кому-то, она наделает больше вреда, чем, если будет воспринимать его "выходки" как нечто естественное. Она и подумать не могла, что танкер их отношений даст когда-нибудь крен, и чёрная нефть злобы зальёт их чистое море любви. А то, что их, как таковых, может "не стать", вообще было чем-то нереальным. И вот теперь она, обнажённая и несчастная, смотрела в его неистовые глаза и ещё не подозревала, что это случится именно сегодня. А вот, случилось.
Она решила "взять огонь на себя" и сказала:
- Прости. Я больше никогда так не буду. Честно-честно.
- Не надо мне твоего "прости", я то думал, ты мечта всей моей жизни, а ты-ы... - тут Он осёкся, потому что стал понимать комичность ситуации и что Ему нечего поставить ей в вину, но ослиная упрямость всё же подвела свою чёрную черту. Набрав полную грудь воздуха, Он выпалил: - Дура ты!!!
- Уходи, - почти прошептала Ему она и, уткнувшись в подушку, тихо заплакала.
Этого Ему и надо было. Собрав свои немногочисленные пожитки, Он ушёл. Ушёл, чтобы никогда не вернуться, ну разве только затем, чтобы забрать какую-нибудь забытую вещь.
Растоптав любовь с такой же лёгкостью, как окурок на мостовой, Он пришёл к своему другу, у которого спрашивал совета, и сообщил тому, что путь свободен.
Не долго раздумывая, Он, оставив вещи, навострил лыжи к Ней. Он был уверен, что его "поступок" найдёт отражение у Неё в душе и дорога к новому приключению будет открыта. Он летел туда, будто там его ждал приз от компании "ДЭУ Электроникс".
Но Его там не ждало ничего, а Она не ждала Его там вовсе. Её не было дома. Почуяв в этом дурной знак, он, было, по привычке, метнулся в соседнюю дверь, но словно чёрт от ладана отстранился от неё и походкой облезлого кота побрёл восвояси.
А его, теперь уже бывшая, девушка, стояла в этот момент под этой же дверью и, утирая из под носа сопли рукавом своей рейверской футболки, осознавала, на кого Он её променял. И она решила, что Он больше никогда не переступит порог её комнаты, хотя и любила Его по-прежнему.
"Возвращаются все, кроме лучших друзей, кроме самых любимых и преданных женщин". Но Он забыл об этом и просто завалился спать, одержимый мечтой о Ней и их совместном будущем.
Но снились Ему, почему то, кошмары, в которых её огромная грудь навалилась Ему на лицо и не давала дышать. Он пытался освободиться от этого бюста-убийцы, но чем сильнее Он старался, тем больше он становился, а шансов на спасение практически не оставалось, ну разве что - проснутся.
* * *
И вот Он сидел перед Ней. Он всё также хотел Её. Просто хотел.
Дым от его сигареты медленно подымался к потолку, а слова застряли в горле, как косточка воблы, которую он уже давненько не употреблял с пивом, в кругу друзей. Всё водочка, да водочка. Но говорить то надо было и, стряхнув с себя последний груз воспоминаний, медленно и с расстановкой, начал изливать всё то, что накопилось у Него внутри по отношению к Ней, скрывая, впрочем, самое главное. Мысли о сексе.
За обгаженным мухами окном вечер зажигал фонари и свет в окнах домов. Намечался дождик и люди, испуганные, что он их замочит, спешили в свои комфортабельные берлоги, набив сумки нехитрой "жрачкой". Шпана, проспавшись и уже опохмелившись, заполняла собой пустеющие улицы. Она (шпана) не смотрела (да и не любила) "Санта Барбару". Милицейские "козлы", подобно сонным насекомым, совершали патрулирование, а, сидящие в них, блюстители порядка внимательно вглядывались в мглистую серость города, в надежде поймать очередного нарушителя общественного как бы спокойствия. И горе тем обычным труженикам, интеллигентам и студентам, которые, перебрав лишку, возвращаются домой. Вытрезвитель станет им сегодняшним домом. Где-то в центре взорвали ларёк, в кинотеатре "Пролетарий" шёл последний фильм Тарантино, а в ресторане "От фонаря" от рук "нового русского" погиб несостоявшийся поэт. Он мнил себя новым Сергеем Есениным и вполне бы мог им стать. В общем, город за окном жил своей обычной жизнью и никому не было дела до двух людей, сидящих друг напротив друга, глаза в глаза.
Она слушала дифирамбы в свою честь, блаженно улыбалась и не перебивала Его. Она понимала, как трудно даётся Ему этот "монолог на выдохе". Когда Он, в заключении, поведал Ей о своём утреннем решении, Она поднялась со своего стула и пересела ему на колено. Он, было, обрадовался и хотел облапить Её, но Она, отстранив его руки, взяла Его за подбородок и, нагнув голову так, что её губы оказались на преступном расстоянии от его губ, начала говорить.
- Знаешь что, мне, конечно, очень лестно слышать такие слова от тебя. Ты мне нравишься. Но вот не просёк ты самого главного. Не нужен ты мне, как жених, не нужна мне твоя любовь. Ты слышал когда-нибудь про женщину-вамп?
Он недоумённо посмотрел в разрез её халата на груди и, вспомнив свой кошмар, покачал головой.
- Это я, - продолжала Она. - Мне не нужны чувства, мне нужно лишь то, что способно возбудить меня. А возбудить меня могут лишь те, кто уже занят, потому что любовницам всегда достаётся больше, нежели жёнам и подругам. Я люблю быть второй.
- Но зачем же вчера ты говорила мне обратное? - растерянно возразил Он.
- Мало ли что я говорила. Я же играла с тобой, не понятно разве? И если бы ты сегодня пришёл ко мне хотя бы так, как вчера, без всей этой лирической муры, то возможно, да не возможно, а точно, ты бы познал такое, что тебе до этого и не снилось.
В доказательство этого, Она встала с его трясущихся колен, включила приятную музыку, отошла к подоконнику, распахнула халат и кинула его на пол. Потом, не спеша, в такт аккордам слащаво-заунывной мелодии на английском языке, и совсем не с такт его сердцебиению, стала снимать свои розовые трусики. Потом Она начала танцевать, её движения были до того откровенны, что он не выдержал, подскочил к Ней, упал на колени и впился губами в её пухнатую "киску", а языком туда, вовнутрь, насколько это возможно. Она позволила Ему это и принялась самозабвенно мять своё "тесто".
Когда Она кончила Ему прямо на лицо, то ударила Его легонько коленкой в плечо, и Он упал на спину. Он чего-то ждал. Она подняла свои трусики, вытерла ими насытившуюся промежность, подошла к Нему, присела на корточки и, скромно погладив его мужское достоинство, крикнула: "ПШЁЛ ВОН!!!"
Он схватился (Она тоже встала) и не сдержал порыв Её ударить. Но только Он замахнулся для удара, как мир в его перевернулся, и Он опять оказался лежащим на полу, правда, уже около двери. Пять лет занятий в секции по карате не раз выручали Её, не подвели они и сейчас. И как же Он мог забыть про висящего на стене Ван Дамма.
Осознав, что он проиграл эту партию, Он встал на ноги, взглянул в последний раз на это прекрасное тело и, опустив голову, удалился без единого звука.
Возбуждение распирало его штаны, а горечь обиды - нутро, хотелось застрелиться, или на край, повеситься. Совершенно не отдавая отчёта за свои действия, Он стал ломиться в двери своей любимой, Он сейчас был готов съесть ежа, чтобы вымолить её прощение.
За дверью началась возня и когда она всё-таки открылась, то, к своему удивлению и разочарованию, Он увидел своего друга, который стоял лишь в одних плавках и туфлях на босу ногу.
Всё вспомнив, Он сначала робко отошёл к стене, а потом повернулся и побежал по коридору. Он бежал, чтобы никто не видел его унижения, вожделения и скупых мужских слёз.
А принял Его мужской туалет, где лишь какими-то двумя-тремя движениями Он освободился от тяжести своего семени и, опёршись на облёванную и обоссанную стену, решил закурить.
Засунув руку в один карман пиджака , Он резко её выдернул, но, увы, не с сигаретами. На его дрожащих пальцах висели розовые ажурные трусики. Её трусики. Когда она подсунула их Ему, Он так и не понял (впрочем, как и я - от Авт.). От них пахло её любовными соками, её лоно, её "геенной огненной". Он сначала хотел окунуться в них своим, сломанным когда-то, носом, но, вспомнив, что к фетишистам не имеет никакого отношения, разорвал их на два ненужных лоскута, выбросил в урну, достал из другого кармана сигарету, подкурил её и уверенной походкой пошёл искать, где сегодня в общежитии пьют.
Надо Ему было залить своё горе, а завтра проснуться свободным от женских пут и связанных с ними неприятностей. Но не так это просто, как кажется, и одному Господу Богу известно, куда занесёт Его завтра. Может, опять к Ней (хотя, вряд ли), может к "уже бывшей" (хотя, тоже нет), но куда-нибудь занесёт несомненно.
А значит это, что не вымерла ещё Надежда и Вера в Мечту, Вера в Любовь, Вера в Самого Себя. И как здорово было бы, если бы всегда, нащупав одной рукой чьи-то вонючие трусы, другой бы смогли нащупать пачку сигарет и просто закурить, чтобы с дымом из лёгких изгнать тоску из израненного сердца.