Он надел свое пальтишко куцее
и пригладил волосы слегка.
За окном бушует революция,
а над ней белеют облака.
Граждане устраивают митинги,
глотки надрывая дотемна.
Ничего не смыслит он в политике
и не сожалеет, что  жена
со своим уехала любовником.
Так судьбою, видно, суждено.
С кем она? С уволенным чиновником,
с вором, с комиссаром? Все равно.
Все перемешалось, перепуталось:
света нет - светилом стала тень,
и во вьюгу улица закуталась,
крыши нахлобучив набекрень.
Он давно не виделся с поэтами,
споров с теософами не вел,
не шуршал крамольными газетами.
Прежде овевал его Эол,
с ним во сне беседовали эллины,
пинии курчавились вдали.
А теперь ущелья и расселины
все его пути пересекли.
Чтобы ненароком не повеситься,
неживой прельстившись тишиной,
он сбегает кубарем по лестнице
и вдыхает воздух ледяной.
Он в пальтишко кутается куцее
и мороз вполголоса клянет.
В сумерках бушует революция,
а над ней скучает небосвод.