В свои безоблачные годы,
стремясь до истины добраться,
я славил равенство и братство
под черным знаменем свободы.
Бакунин, грозен и неистов,
меня позвал на баррикады.
Не ради позы и бравады
я записался в анархисты.
Анархия! Святое слово!
Ни войн, ни долларов, ни власти!
Какие могут быть напасти
в сиянье века золотого!
Бурли разбуженным вулканом,
светясь, пылая и блистая!
Увы, всемирного восстанья
не удалось поднять пока нам.
Вы назовете это бредом.
А эта жизнь - не бред унылый,
безликий, блеклый и бескрылый?
О нет, идеи я не предал,
вернувшись к озеру, к закатам,
к безлюдным просекам в дубраве:
я зайца называю братом,
я с муравьями равноправен,
и в полночь сумерки не хуже,
чем знамя черное свободы.
Но только больше стало стужи,
и не бодрит она к тому же,
как в те безоблачные годы.