Помнишь ли ты, Стремящийся порвать все связи, как сидел в темном замкнутом пространстве, даже не сидел (ты ведь и не знал тогда еще, что значит сидеть), а плавал, находился, был, до-существовал - и лишь тогда, но уже не теперь известным тебе способом общался сотней - другие тебя не интересовали - таких же - но уже тогда других - маленьких до-существ?
Помнишь ли, как страшно было тогда, когда вдруг одно такое до-существо уходило, уезжало, исчезало в неизвестность с тем, чтобы уже никогда не вернуться?
А потом пришло беспокойство, непонятное, непрерывно томящее нечто, заставляющее и тебя двинуться следом - хотя и неясно было - куда это - следом? И ты вертелся, не осматривал - ты тогда не мог еще сделать этого, не знал, что и это означает - ощупывал, исследовал мягкие податливые стенки недавно уютного дома, который теперь начал казаться тебе тюрьмой.
Помнишь ли, как не хотели отпускать тебя другие, как уговаривали они тебя остаться?
И ты не послушал их, а все слушал и слушал себя и зовущее нечто - и вдруг понял - и рванулся вперед, и их голоса зазвучали все тише и тише, и ты устремился всем своим до-существом вперед, вперед, чтобы отбросить дурацкое до.
Помнишь ли, как вырвался вдруг в неизвестность, и голоса перестали звать, замолчали, смирились, да ты и не услышал бы их теперь - в этом страшном режущем открывшиеся глаза холодном пространстве?
Ты закричал, закричал страшно, громко и пронзительно - ты не умел делать этого раньше, и оттого крик был еще более диким.
- Человек родился, - произнес голос, - и ты начал жить.
Уехать - все равно что заново родиться, но когда рождаешься, непременно умираешь.