Аннотация: Цикл "Хроники Цинады". Первая книга "Хроники Меридия". Пролог "Коварство внутри коварства". Роман в многолетней разработке, написанное будет снова и снова редактироваться.
Пролог
Коварство внутри коварства
Рассвет пришёл со звоном колоколов. Солнечные лучи осеребрили росистую траву, озолотили доспехи королевской дружины. Заиграли бликами по отполированному металлу рыцарей. Тревожное "донг-донг-донг" разносилось по полю и холму, на котором строились войска. Неутихающий с ночной поры ветер трепал вымпелы и знамёна Цинады.
В низовье, подпираемая с одной стороны лесом, с другого бока омываемая рекой, раскинулась деревушка. Несколько бревенчатых хижин прятались в зелени, над их крышами высился потемневший от времени медный купол церкви. Хлипкий частокол мог годиться разве что для защиты от ветра. Ворота были сломаны, разбиты. У них валялось несколько трупов. Скорее всего, крестьян. Дать достойный отпор гхаргам деревня не могла.
Один из домов горел. Бушующее пламя собиралось перекинуться на остальные лачуги.
Король сощурился, осматривая вражеское войско. Конь с трудом нёс его меж выстроившихся цинадцев по размытой дождём просёлочной тропе, исполосованной колёсами телег. За ним поторапливалась свита: знаменосцы, советники, писари и телохранители - Немые Стражи. Тропа огибала отряды и убегала вниз с холма, пересекала зелёный луг и расширялась у въезда в деревню.
Чёрный дым от горящего дома тянулся вдоль кромки леса, сливаясь с утренним туманом. Тот стелился по окрестным полям, заволакивая обзор. Только кроны редких деревьев торчали из белой пелены, словно скрюченные пальцы мертвецов.
- Гхаргам неведома мелодия колоколов, - заметил Костинг, поравнявшись по правую сторону с королём. - Видать, жители в церкви ещё живы.
- Почему грязнокровки не сожгли её вместе с деревней? - нахмурился король Бенедор. Резкие черты лица, глубоко утопающие под косматыми бровями глаза, густая пепельная борода на сильно выступающем подбородке, пара едва заметных шрамов на щеках... Без сияющей короны и украшенных драгоценными камнями доспехов сложно было бы догадаться о высоком статусе этого человека. - Не похоже на гхаргов.
Но это были они. Десятки воинов в чёрных доспехах неорганизованно толпились возле деревни. Что-то покрикивали, лязгали щитами и оружием. Их войско сильно уступало в численности королевской армии. У них даже не было конницы. Но грязнокровки почему-то не спешили отступать в лес. Они также не торопились занять деревню, что дало бы им дополнительные шансы. Наоборот, некоторые гхарги покидали селение, пополняя шумную толпу.
- Собираются биться, - хрюкнул от смеха Костинг. У него было такое же немолодое лицо, чуть более плотное, чем у Бенедора, но с ухоженной чёрной бородкой. Заметный длинный рубец протянулся через правую щёку. Телохранитель будто всё время улыбался, такое слепилось за годы жизни лицо: глаза вечно сощурены, на висках - веер морщин, уголки кривых губ смотрят вверх. - Безумцы. Никакой тактики.
- Увидим, - сказал король, махнув рукой слугам. Свита остановилась. Проворный паренёк подбежал с тумбой и поставил её рядом с конём, чтобы правителю было легче спускаться. Костинг спрыгнул самостоятельно и ругнулся из-за утонувших в грязи сапог. Затем сконфуженно уставился на даму, нависшую над ним.
- Миледи, - Костинг подал руку, чуть склонив голову. Он помог Эльвене выбраться из седла, хотя это не входило в его обязанности.
Если вы знаете Бенедора Несокрушимого, то вы знаете и Костинга Костолома. Правителя Цинады всегда сопровождал его лучший друг, который мог помочь и советом, и мечом. Вместе они прошли немало битв, многое повидали ещё до того, как один из них сверг неугодного властителя Цинады, занял его трон и нацепил корону. И никто не сказал бы, что Костинг - слуга Его Величества. Слугам нельзя пить из одной чаши с королём, они не могут ему прекословить, хлопнуть его по плечу или высмеять в лицо. Костинг мог.
Годы Грязных Войн остались в далёком прошлом. Поэтому воин давно облачился в позолоченный доспех, взял щит и меч, украшенные драгоценными камнями, за которые сначала было стыдно. Но потом свыкся, роскошная жизнь стала второй кожей, дворянский этикет и утончённые манеры практически вытеснили жажду битвы и крутой нрав. Но сердце часто тянуло в драку, желая былого адреналина. Впрочем, Костинг знал, что Бенедор - такой же недобитый сорняк старых войн.
- Благодарю, - улыбнулась Эльвена, подобрав платье, чтобы не испачкать. Она знала Костинга, понимала его статус. А тот понимал её. Эльвена Незабудка - женщина в возрасте, но всё ещё красивая, утончённая, гордая, влиятельная - она являлась старшей любовницей короля. И Костинг знал, что если бы в Цинаде запрещалось многожёнство, как в некоторых мирах, то Бенедор выбрал бы Эльвену своей единственной. Она была бы хорошей женой. Немногие провели с королём так много лет, как Незабудка, начиная ещё со дня коронации. Со дня захвата власти.
И родила ему сына, пускай, и не самого старшего. Но сейчас принцы и Цинада были далеко, не время их вспоминать.
Правильные черты чуть бледного лица, загадочные глаза лазурного цвета, иногда нежные, а иногда острые слова, мягкий голос.... Эльвена Незабудка владела магией очарования. У Бенедора не было шансов. Но оставалось непонятным - то ли её навыки были не очень сильны, то ли ей хватало ума не злоупотреблять ими: "королевой" Цинады мало кто восхищался. Многие, как и раньше, видели в ней только хитрую матёрую куртизанку, достигшую самой последней ступени карьерной лестницы.
- Поле боя - не лучшее место для столь почтенной дамы, - усмехнулся Костинг, ведя Эльвену под руку за королём. - Или вы решили примкнуть к Сёстрам Ночи?
- Поле боя - это ваши пиры с Беном. Вот где война! - Она демонстративно закатила глаза. - А здесь хоть можно подышать свежим воздухом. Полюбоваться хоть каким-то видом, а не вашими пьяными рожами. Послушать пение птиц... Ты слышишь, там, в лесу? Всяко лучше ваших застольных песен!
- Да, - протяжно хохотнул Костинг, сощурено рассматривая войско гхаргов в отдалении. - Подышите вы здесь дымом и запахом крови. Полюбуетесь мясорубкой и трупами. Послушаете крики раненных и умирающих.
- Поездка была испорчена ещё в замке Сантьяго! - мотнула головой Эльвена, кутаясь в дорогие меха. - Не думала, что бароны могут жить в такой нищете! По колено в помоях!
- Ему не хватает хозяйки, - вздохнул Костинг. - Куча сыновей, жена умерла, самого не оторвать от бутылки. Я не видел достойных женщин в его имениях.
"Одни шлюхи в тёмных углах!" - содрогнулась Эльвена, вспоминая мрачные чертоги. Но промолчала.
Король развернулся, притормозив:
- Хватит чернить имя Сантьяго Неподсудного! Он поддерживает нас, исправно платит дань. Он привёл сюда почти всех своих воинов, сыновей своих привёл. Сражаться! - Бенедор поднял вверх указательный палец, сверкнув Печатью Порядка.
- Велика заслуга, - тихо сказала Эльвена Незабудка.
- Это ведь его земля, - пожал плечами Костинг.
Они прошествовали мимо отряда тяжёлой пехоты. Некоторые рыцари восторженно стучали щитами, выкрикивали "король!", "Ваше Величество!", "Бенедор!". Но этот неразборчивый гомон был ничем по сравнению с торжественностью настоящих битв, которых уже давно не было близ Цинады. Никому теперь не нужно присутствие короля-пьянчуги на поле боя, никто не нуждался в подъёме боевого духа. Потому что давно не встречалось достойного противника.
Гхаргов и сейчас было раз в десять меньше. Плохо вооружённые, плохо организованные, они представляли собой довольно жалкое зрелище. Это степные гхарги, - сказали бы старые полководцы, отлично знавшие все виды войск Сайкса, во времена его величия, во времена его существования. Степные гхарги в основном передвигались и воевали верхом - на волках или приземистых лошадях, в зависимости от мест обитания. Доспехи были лёгкими, часто отсутствовали вовсе. Стремительное быстрое войско - не брезгующее тактическим отступлением.
Но куда теперь подевались животные гхаргов, Бенедор не знал. Он не сильно удивлялся этому. О гхаргах и так редко слышали в последние десятилетия. После старых войн разрозненные грязнокровки прятались в труднодоступных для человека местах - жили на болотах, в горах, в пещерах. Совершали единичные налёты на людские селения. Обычно атаки проваливались. Гхаргов уже не воспринимали всерьёз, поэтому и вопрос об их тактических глупостях поднимался только в шутках.
- Это будет не битва, - вздохнул Костинг, сняв узорчатый дорогостоящий шлем и неся его в свободной руке. Другой придерживал Эльвену, которая следила только за тем, чтобы не испачкать подол походного платья в сельской грязи. - Это какой-то цирк.
- Циркачи без фокусников, - хмыкнула Эльвена. - Одни шуты.
Они подошли к военному шатру белого цвета. Два Немых Стража убрали глефы, пропуская короля и его компанию. Внутри их встречало огромное лезвие двуручного лабриса. Глубокие отметины и царапины говорили о том, что оно уже не раз бывало в деле.
Рыцарь-баннерет медленно развернулся, показав новоприбывшим изуродованное до неузнаваемости десятками шрамов лицо. На плече он держал за продолговатое древко устрашающую секиру. Брони на нём практически не было, массивная грудь оголена, если не считать пересекающих её ремней, которые удерживали меховую накидку и плащ длиной до пояса.
- Ваше Величество! - задвигал он кривой челюстью и склонил голову, тряхнув длинными пшеничными косами. Не просто так его звали Турий Львиная Грива.
- Мой король! - подравнялись по стойке "смирно" остальные присутствующие.
Паркас Воитель до прихода Бенедора хмуро пялился в карту. Это был главный военный советник короля. Официальная белая накидка с редкими красными полосами, посеревшая от времени, скрывала его лёгкие металлические доспехи. Морщинистое лицо и лысина не только выдавали его почтенный возраст, но и накидывали ему ещё с десяток лет сверху. Однако это не мешало воину лично принимать участие в битвах, ведь сражался он, возможно, лучше всех в Цинаде. В мирное время занимался тренировкой новобранцев, отбором воинов для королевской дружины. В военное время цена его возрастала: он зарекомендовал себя, как опытного стратега, готового лично вести войско и сражаться бок о бок со своими людьми. У него был такой же известный брат - Паркас Защитник, который из-за травмы ноги уже много лет занимался исключительно обороной Цинады, отсиживаясь в тылу и, в каком-то смысле, бездействуя. Величественному городу давно ничего не угрожало. Паркасы отличались гнусным характером, но также возвышенной преданностью королевскому трону.
Сантьяго Неподсудный - барон в роскошной выездной одежде, которая с трудом охватывала его упитанное тело - крутился перед своими сыновьями. Те суетились с доспехами, на что-то жаловались отцу, хотя все как один были выше него минимум на две головы. Когда Бенедор вступил в шатёр, краснолицый Сантьяго и его отпрыски бросили все дела и замерли, только младший сын, которому было около четырнадцати зим отроду, беспрерывно поправлял сползающий с головы шлем. От всего балагана несло выпивкой и аристократичностью. А ещё волнением юнцов перед первым сражением в жизни.
- Вольно, - махнул рукой Бенедор, обходя стол с картой и становясь возле распахнутого в шатре окна с видом на деревню. - Что у нас тут?
- Три сотни и четыре десятка гхаргов, мой король! - доложил вытянувшийся по струнке Паркас Воитель, проигнорировав команду "вольно".
- Наверное, я бы справился один, - усмехнулся Сантьяго Неподсудный. - Но были бы большие потери. Мои четыре сотни легкой пехоты и группа всадников к вашим рукам, Ваше Величество. - Он ещё раз поклонился.
- Не бывает сражений с гхаргами без потерь, - заметил Бенедор, вышагивая по шатру. - Мы попытаемся их уменьшить. Юнцы твои пришли сражаться?
- Да, Ваше Высочество, - ещё раз поклонился барон. - Это сыновья мои. Я хочу, чтобы они... э-э... приобщились к общему делу.
- Чтобы понюхали крови! - рыкнул Турий.
- Негоже им отсиживаться за каменными стенами всю жизнь, я так считаю, - сказал Сантьяго, неуверенно потирая руки.
- Мне выставить их на передовую? - спросил Бенедор.
Старшие рассмеялись, а парни со страхом переглянулись. Сантьяго наигранно хохотал громче всех, хлопая в ладоши. Один Паркас, как всегда, хмуро морщился.
- Ха, а ты сам воевал, отец сыновей своих? - Костинг с лязгом поставил шлем на стол, поверх ненужной карты. Потянулся к бутылке вина.
- Мой барон сражался в долине Дроуна! - встрял Турий.
- Зим десять назад, - сощурился Бенедор.
- Воевал? - усмехнулся Костинг. - Наверное, прятался в тылу.
- Костинг, - повысил голос король.
- Вы неправильного обо мне мнения, господа! - выпятил грудь Сантьяго Неподсудный. - Я был на острие клина, кавалерийского полка небезызвестного полковника Дроуна. Сражался бок о бок с ним. В те времена я был в лучшей форме. - Он похлопал себя по животу.
- Слабо верится, - процедил Костинг и, поймав взгляд короля, заткнул рот горлышком бутылки.
- Какой был расклад сил? - задал разумный вопрос Паркас Воитель.
- Два к трём! - быстро ответил барон. - Не в нашу пользу! Но нам благоприятствовала местность.
- Цифры войны не забываются, - кивнул король, вышагивая перед сыновьями барона. - И вы победили.
- Да, мы одержали громкую победу. Мне за проявленное мужество и отвагу досталась одна из захваченных земель, где вы и гостили последние два дня.
Эльвена Незабудка, подняв брови и опустив уголки губ, выразительно посмотрела на короля.
- Мне очень жаль... - продолжил барон. - Очень жаль, что ваша поездка омрачилась новостью о нападении гхаргов на мои владения. Эти дикари вечно выбирают не лучший момент...
- Турий, - позвал воина Бенедор. - Распорядись, чтобы юнцов поставили в середину смешанного отряда. Стрелы не должны достать, защита будет хорошая, а если повезёт, то и алебардами кого-нибудь сумеют пощупать.
Сыновья барона шумно выдохнули. Но один всё же рискнул подать голос:
- Прошу прощения, Ваше Величество. Но я бы предпочёл вместо алебарды меч. Мне так сподручнее. Брал уроки фехтования...
- Фехтоваться он с гхаргами собрался! - заржал Костинг.
- Мечи у вас будут, - усмехнулся Бенедор. - И молите богов, чтобы вам не пришлось доставать их из ножен! - Затем король повернулся к Турию и повторил приказ.
- Будет сделано, - поклонился рыцарь. Затем звучно гаркнул: - Эй, чистюли! Марш на улицу! Бегом к центральной дивизии! Я вам дам крови понюхать!
Парни поспешили из шатра. Широкоплечий вояка последовал за ними, продолжая кричать во всю глотку. Барон тревожно смотрел им вслед.
- Не бойтесь, - похлопала его по плечу Эльвена. - С вашими сыновьями всё будет хорошо. Гхаргов мало.
- Как раз это меня больше всего и пугает, - заявил Бенедор, снова подходя к окну. Он оглядывал прилегающую к деревушке местность. Волновало всё - и непроглядный туман у леса, и кривые силуэты деревьев, будто застывшие монстры, ждущие, когда жертва подойдёт поближе. Кто может скрываться там, во тьме? - Выглядит подозрительно.
- Ловушка? - спросила Эльвена, подходя к карте и отодвигая шлем Костинга.
- Засада? - Телохранитель отпил ещё вина. - Вряд ли. Гхарги - тупые идиоты. Вот и весь секрет. Бен, вспомни, сколько мы их положили.
Бенедор помнил. Может, в организованности они и уступали войскам Цинады, города Порядка. Но среди грязнокровок встречались и умелые воины. А уж во времена Сайкса, по рассказам прадедов, демоны умели устраивать неприятные сюрпризы.
- Они не сожгли церковь, потому что собирались взять жителей живьём! Что тут непонятного? - Костинг подошёл к окну и указал на деревню бутылкой. - Хотят сделать их рабами, издеваться над ними, пытать. Что у них там на уме!
- Возможно, им нужны женщины, - поёжилась Эльвена. Хотя ей было всё равно.
- Возможно, они хотят сожрать жителей, - прохрипел Паркас. Ему точно было всё равно.
- Вы правы, - согласился король. - В любом случае, мы должны наступать. Гхарги, похоже, разрываются между бегством и обороной. Мы заставим их определиться.
- Да и пожар становится всё сильней, - заметил Сантьяго. - Мы не должны тянуть.
Бенедор взглянул на Костинга, по привычке предоставляя последнее слово ему. Но тот задумчиво уставился в поле, попивая вино. Советник из друга с годами становился всё хуже, но и войны были уже не те. Как говорили в старину, "река жизни сходит на нет".
- Паркас.
- Да, мой король!
Бенедор на время отогнал мысли о выпивке, ведь в отличие от Костинга у него была корона - тяжёлая, ответственная ноша. Плох тот король, который не знает разницы между цифрами войны и жизнями подданных. Но в отличие от многих правителей, Бенедор бывал в битвах и хорошо представлял, как от неправильных решений в тылу - проливалась лишняя кровь в строю. Поэтому он старался смотреть на боевые действия со своего трона так, будто собирается лично сражаться на передовой.
- Ударим смешанными войсками напрямую, нечего тянуть. Пара отрядов конницы пускай пойдёт вдоль кромки леса по большой дуге. Если гхарги будут сомневаться, встречая нашу основную пехоту, конница отрежет им отступление к деревьям.
- И угостим их на подходе стрелами. Пускай Сёстры Ночи похвастаются способностями. Но только не сразу. Не хочу, чтобы гхарги быстро разбежались. Нам не стоит упускать эту свору. Ловить их потом по лесам и болотам Реадема... Нет уж.
- Трубить наступление?
- Труби, Паркас.
- Разомну старые кости, - усмехнулся ратник, шагая к выходу их шатра. На улице он принялся громко раздавать приказы собравшимся у ближайшего костра офицерам.
Бенедор сощурился. Он глубоко вдохнул прохладный утренний воздух. Попытался взглянуть на ситуацию под иным углом, глазами противника. Так его учил отец. И иногда это помогало.
Во времена Грязных Войн, которые велись с людьми, нельзя было недооценивать человеческий ум. Особенно если задача казалась простой. Простых путей не бывало. Сильный противник брал силой, а слабый - хитростью.
Но Костинг прав: гхарги - глупы, они побеждают количеством, а не качеством. А сейчас их количество не внушало.
"В чём подвох?" - думал Бенедор, слушая мелодичный звон колоколов. Выжившие жители деревни, запершиеся в церкви, молили Сотню Богов о спасении.
Продудели трубы передовых войск. Квадратные знамёна нескольких отрядов смешанного типа всколыхнулись, воины тронулись стройными рядами. Слышны были зычные команды сотников, рыцарей-баннеретов. Издалека можно было рассмотреть светлые неприкрытые волосы Турия. Он шёл рядом с отрядом лучших воинов барона. Сыновья Сантьяго Неподсудного маршировали где-то в середине всего войска, неразличимые даже в своих дорогих доспехах среди простых рыцарей Цинады.
Красно-белые пятна - цвета Цинады - медленно надвигались на чёрную грязь гхаргов. Завидев наступление противника, грязнокровки не струсили: лишь наоборот - сплотились, организовали некое подобие боевого построения. Но всем известен дикарский нрав гхаргов. Если Цинада олицетворяла Порядок, то чернокожие придерживались полного хаоса и неразберихи. В их отрядах зияли непростительные прорехи, непослушные солдаты разбредались, как им вздумается. Единицы, совсем ополоумев, уже бежали навстречу врагам. Поговаривали, что все неудачи и безумие гхаргов заключаются в пойле, которое они пьют перед битвами - отчасти, как дань традициям, но в основном, чтобы взбодриться, придать себе смелости, повысить болевой порог.
"В чём подвох?" - думал Бенедор, взирая на огонь и дым, тянущийся от деревни и смешивающийся с туманом. - "Или подвоха нет?".
Чутьё подсказывало королю, что не время расслабляться, но демон-искуситель в лице лучшего друга уже протягивал бутылку.
Сёстры Ночи расположились на небольшом возвышении, неподалёку от основного войска, у реки. Отсюда удобно было вести стрельбу. И резкий обрыв защищал от неожиданного нападения со стороны воды.
Число девушек не превышало сотни. Мужчин среди них не было. Храм Ночи обучал только представительниц прекрасного пола. По традиции или по каким-то тайным причинам - простые цинадцы не знали наверняка. Поговаривали, что для такой первоклассной стрельбы требовались определённые магические задатки - склонность к идеальной балансировке. Коих в мужчинах почему-то не находили.
Сёстры Ночи спустили тетивы луков, когда между дружественными и вражескими войсками оставалось около двух сотен шагов. Дальше воительницы стреляли уже по готовности, но всё равно получалось практически синхронно.
Ряды гхаргов сильно редели от каждого залпа. Поверженные негодяи валились на землю; визжали раненные, испуганно гудели остальные, прикрываясь грубыми деревянными щитами. Луки Сестёр Ночи позволяли стрелять далеко, а навыки - стрелять метко. Стрелы падали волна за волной, с грохотом разбивались о щиты или впивались в них. Но часто находили прорехи, пронзали глупых гхаргов. Войско дёргалось, сжималось. Инстинкты вынуждали дикарей искать спасения в гуще стада.
Некоторые гхарги, сломя голову, бежали навстречу надвигающимся отрядам Цинады. Красные цвета формы и знамён делали их разъярённее, словно быков. Безумными смельчаками занялись боевые лучники смешанных отрядов. Следуя приказам и проверенным тактикам, они высыпали из флангов, стреляя навскидку. Получалось не так плотно и метко, как у Сестёр Ночи, но действие на близком расстоянии было достаточно эффективным. Бегущие гхарги спотыкались, опрокидывались, катились по росистой траве, изрыгая ругательства и плюясь кровью. Счастливчики, которым удавалось добежать до первых рядов цинадцев, обречённо бросались на копейщиков и погибали в коротких глупых стычках.
Конница заходила с тыла, отрезая противнику отступление к лесу. Восторженно гудели боевые рога. Многие гхарги спешили укрыться в деревне. Некоторые уже устремились к довольно бурной реке, покидая поле боя. Лёгкие доспехи осложняли переправу, но не делали её невозможной. Сёстры Ночи переключились на горе-пловцов. По основной массе врагов стрелять было уже опасно из-за близости союзников.
Смешанные отряды Цинады и барона Сантьяго Неподсудного растянулись на ходу по полю, образовав широкую стену прямоугольных щитов и копий. Сталь отражала рассветные лучи прямо в глаза гхаргов, слепя их. Вымпелы среди копий вытягивались на ветру, хлопали вместе со штандартами, задавая начало музыке битвы.
Отряд с сыновьями Сантьяго Неподсудного сошёл с тропы, начали попадаться кочки, ямки, мешала идти некошеная трава.
Во время марша старший сын чувствовал, что ноги едва гнутся, а иногда наоборот предательски подгибаются - слабые и непослушные они несли его, словно преступника к эшафоту. Где толпа будет решать - жить ему или отправиться к праотцам, оскорблённым, изувеченным, обезглавленным.
Смерть витала в воздухе. Трепыхалась знамёнами и вымпелами, блестела сталью, дрожала землёй под ногами, гудела вокруг. Шаг за шагом, бом-бом, в висках, в ушах, в груди.
Мир утрачивал краски, всё серело. Старший слышал, как некоторые слабаки перед боем теряли сознание. И знал, как относились к таким неженкам солдаты. Хоть он и сын барона, но ему казалось непозволительным так опозориться. Он представил, как цинадцы топчут его ногами, спотыкаются, наваливаются сверху, а братья кричат, пытаясь остановить войско.
"Гхаргов мало. Нас много. Две простых вещи, как чёртовы яйца"
Воины, окружавшие старшего и закрывавшие обзор, молчанием и лицами своими напоминали носильщиков гроба. Хотелось крикнуть: "Я живой! Меня ещё рано хоронить!". Но процессия продолжала траурный марш.
Он посматривал на братьев, видел их сосредоточенные лица. Средний сжимал челюсти, обнажив зубы, сильно сопел носом; градины пота скатывались по его щекам. Младший что-то нашёптывал себе под нос, раз за разом перехватывая руками древко алебарды, не зная, как лучше за неё взяться. Все переживали, но старшему почему-то казалось, что он трясётся больше остальных. Даже младший выглядел скорее озадаченным предстоящей миссией, нежели напуганным.
"Мы среди воинов. Настоящих воинов. Они своё дело знают. - Так думал старший, крепче сжимая алебарду. - Кого-нибудь пощупать алебардой. Лёгкая работёнка. Кому-то покажется недостойным песен. Но отцу хватит и этого. Достаточно. Не будет больше считать нас детьми. Мы среди воинов. Настоящих воинов. Всё будет хорошо".
Молот в виде конницы и наковальня в виде ощетинившейся копьями пехоты вот-вот готовы были встретиться. Жалкое скопление гхаргов между ними пришло в движение, устремившись навстречу смешанным отрядам. Кульминация битвы огласилась протяжными боевыми криками, которые слились в один сплошной рёв злобы и боли. Разгорячённые кровью мёртвых товарищей, гхарги смело летели прямо на копья, не думая о тактике или самосохранении.
Битва подходила к концу, едва успев начаться.
- Цель! - проорал команду Паркас Воитель. Копейщики смешанных отрядов умели бороться с пехотой дикарей. Они держали копья наконечниками вверх до тех пор, пока противник не оказывался всего в одном-двух десятках шагов от них. Потом по команде или без неё резко опускали оружие, метя в бегущих. Те редко успевали что-то предпринять. Обычно напарывались на копья, словно глупая рыбёшка на шипованную сеть при рыбной ловле на речных порогах.
- Руби! - снова кричал Паркас Воитель.
Воины со средних рядов смешанного войска опускали алебарды. Лезвия вонзались в головы гхаргов, в плечи, шеи, спины. Кто-то прикрывался руками - ему их отрубало. Кому-то удавалось укрыться за щитом. Нанизанные на копья, они визжали, как свиньи, пытались высвободиться, отступить, но это было практически невозможно - сзади напирали другие дикари. Копейщики в первых рядах, лишившиеся копий, доставали мечи, фальчионы. Начиналась резня в тесноте. Толкучка, давка. Грязные, испачканные кровью лица. Орущие друг на друга самцы. Желающие не жить, а убивать.
- Мразь! Мразь! Мразь! - кричал младший сын Сантьяго Неподсудного. Шлем сполз ему на глаза, заслонив обзор. Но парень продолжал поднимать и опускать тяжёлую алебарду, рубя чей-то труп впереди, повисший на копьях. Братья проделывали рядом тоже самое, крича вместе со всеми. Надрывая глотку, только чтобы вынести свой страх и обратить его в ярость.
Затолкать свой страх в чужие уши пытались и гхарги, ревя и карабкаясь по телам товарищей. Один за другим они кидались на ряды цинадцев сверху. Копейщикам было настолько тесно, что они не могли даже достать мечи. Шестопёры, молоты и топоры вонзались в головы приверженцев порядка. Шлемы и наплечники не могли спасти от яростных ударов. Сталь вдавливалась, разрывалась, выпускала человеческую кровь. В месте столкновения армий то и дело взметались брызги из пробитых артерий, от взмахов лезвий.
У людей была красная кровь.
У гхаргов - чёрная.
Суть не менялась. Дикари разевали пасти. Заточенные острые зубы при возможности впивались в плоть цинадцев. Откусывали пальцы. Перегрызали горло. Некоторые мыслители считали "копчёных" людьми, по крайней мере, одной из человеческих рас. Но встречались ли эти мыслители со звериным варварством грязнокровок в бою?
Сыновья Сантьяго Неподсудного с ужасом глядели на ближайшего гхарга, взгромоздившегося на головы копейщиков. Десятки бледных рук хватались снизу за его пластинчатую броню, цеплялись за конечности, но тот продолжал остервенело бить всех вокруг себя дубиной. Одна голова, вторая голова, третья голова, четвёртая голова... Никто не мог его остановить. Лицо покрылось красной кровью. Поганец облизывался, искал новые цели. Бил пятого, шестого, седьмого. Раздробленная конечность, вопль. Снова седьмого. И ещё, и ещё. Вот показался чей-то меч из-под гхарга. Окровавленной рукой кто-то пытался воткнуть лезвие в тело дикаря, но то ли сил не хватало, то ли места для размаха - ничего не получалось. Рыча из-за полученных царапин, гхарг развернулся и принялся бить нового противника. Кровь заливала всё вокруг. Белые элементы формы цинадцев перекрасило. Двое лучников из задних рядов пустили стрелы. Одна угодила в плечо ублюдка, другая пролетела мимо и проколола глаз какого-то копейщика. Появились новые мечи вокруг гхарга, его, наконец, закололи. Но всюду появлялись другие враги, наваливались спереди, словно цунами.
- Мразь! Мразь! Мразь! - рубил кого-то впереди младший брат. Шлем закрывал ему обзор и это не сильно его волновало. Он слился со своей алебардой, чувствовал ею чужую податливую плоть и продолжал вгонять лезвие в жертву. "Надеюсь, это гхарг, - думал младший сын барона. - Надеюсь, боги меня раздерите, это чёртов гхарг..."
Средний отпустил алебарду и выхватил узорчатый меч, видя, что враги уже близко, значительно ближе, чем лезвие алебарды на длинном древке. Он пытался сказать это братьям, но его никто не слышал. Вокруг все неразборчиво орали, стонали, мычали, хрипели, плевались, толкались. В лицо летели капли крови, попадали в глаза и рот. Парень щурился, не сводя взгляда с ближайшего гхарга, который с силой пробивался в глубину смешанного отряда. Мысли бились о череп: "Хватит, хватит, хватит! Что я здесь делаю?"
В старшего брата, попала чья-то отрубленная ступня, прилетевшая с первых рядов. Тот отбросил её с криком. Конечность исчезла в грязи среди сапог. "Чья-то нога! О, боги! Это чья-то нога!" Щёки блестели от слёз и пота. Руки, сжимавшие алебарду, саднило, так могло случиться, если бы сынок барона, не привыкший к физическому труду, взялся бы рубить дрова. Только поленья не хотели его убить. "Как эта нога попала сюда? В меня? Даже без ботинка? Как это возможно?"
- Держать строй! Молодцами у меня! - ревел Паркас Воитель неподалёку. Он находился в одной линии с сыновьями барона, но уже вступил в битву: с его стороны, около скопления боевых лучников, долетали звуки борьбы, скрежет и лязг стали, болезненные вопли людей. Истошно орали раненные из передней шеренги. Один высокий молодой воин расталкивал окружающих, мечась в агонии и зажимая руками окровавленное лицо. Другой лез по головам стиснутых товарищей прочь от битвы, рот его был в крови.
- Тесни! - взревел Паркас, отталкивая от себя щитом двух измученных раненных гхаргов. - Тесни их и бей!
Боевые лучники, до которых докатилась мясорубка, вступали в ближний бой наравне с остальными. Их тяжёлые луки по совместительству являлись искривлёнными двусторонними глефами. В тесноте это имело недостатки, но они окупались возможностью в обычное время вести стрельбу на короткой дистанции. А на крайний случай у лучников были мечи. К сожалению, они были слабо защищены, поэтому когда в их сборище врывались сильные гхарги с тяжёлым оружием в руках, это походило на сенокос. Ещё нетронутые воины пытались не столько атаковать в ответ, сколько отступить подальше от смертоносных лезвий или моргенштернов, отчего приходилось теснить остальных людей в отряде. Лучники с дальних рядов продолжали то и дело пускать стрелы над головами товарищей, полагаясь больше не на меткость, а на интуицию. Естественно, карабкающиеся по головам мертвецов и раненных гхарги представляли собой наиболее популярные мишени на фоне рассветного неба и леса копий.
Один гхарг с силой пробивался через плотно стоящих воинов к центру отряда. Его доспехи были покрыты красной кровью, кусками ткани и плоти. Средний брат уже давно заметил протискивающегося противника и подготовился, воздев меч к небу. Как только морда гхарга показалась между тел впереди стоящих воинов, сын барона ударил с размаха и выкрикивая проклятья. Лезвие скользнуло по шлему чернокожего, отрубило ухо и застряло в наплечнике. Чёрные струи забрызгали в сторону.
- Гуратгаргх! (*Снегожопый) - взревел гхарг, хватаясь за лезвие пальцами и легко выдирая оружие из дрожащих рук юнца. Парень испуганно отпрянул, но стоящие позади солдаты не давали места для отступления. Перехватив расписной меч, дикарь ловко вонзил его в оторопевшего сына барона, которого бросило вперёд из-за напиравшего войска. Лезвие вошло прямо в центр живота, пробивая кольчугу, покрытую искусной резьбой. Парень охнул, изрыгнув кровь. Он ощутил ледяную сталь внутри себя - она обжигала его, словно в него засунули раскалённый прут. Боль была настолько велика, что сын барона просто застыл с открытым ртом, не в силах пошевелиться. Уставился на злобно ухмыляющегося гхарга, роняя капли крови с губ на свою дорогостоящую нагрудную броню.
И затем дикарь начал крутить и дёргать меч, расширяя рану и калеча органы.
- Мразь! - крикнул младший брат, пытаясь достать меч из ножен одной рукой, а второй поправляя шлем. Но его так сдавило толпой, что он возился бы с этим ещё очень долго.
Третий брат, самый взрослый, собрав крупицы мужества, схватил дикаря голыми руками, сдавил скользкую шею, пытаясь задушить.
- Сдохни! Сдохни, дерьмоед!
Гхарг громко хватал ртом воздух, дёргаясь и пытаясь высвободить вторую руку из-за собственной спины. Когда ему удалось, он вонзил в лицо старшего брата самодельный грубый нож из куска камня. Воин отдёрнулся и провалился под ноги напиравших воинов. Туда же съехал и раненный в живот дворянин.
- Мразь! - отупевший от ярости младший сын барона бросил попытки извлечь из ножен меч, ринулся к проклятому гхаргу, но грязнокровку уже закололи соседи. - Нет! Ну почему? Нет! - Парень упал на тело умирающего брата, которому пробили доспех собственным мечом. - Мрази! Ублюдки! Клянусь! ...
Неподалёку развернулась ожесточённая схватка с крупным гхаргом в устрашающих доспехах с длинными шипами. В одной руке он держал огромный щит, утыканный стрелами цинадцев, другой - размахивал булавой с длинными и чрезвычайно острыми зубьями. Смертоносный ёж прокатывался по окружающим, если не убивая, то калеча. Вокруг гхарга образовалось пустое пространство, мало кто решался подойти к нему.
Тело очередного смельчака, попавшее под сильный удар, полетело в трёх копейщиков, сбивая тех с ног. И так братья барона оказались открытыми, незащищёнными, сидящими прямо в кругу смерти. Младший брат ничего не замечал, держась за тело среднего, оплакивая его. А старший валялся в грязи по другую сторону от трупа, также горюя по убитому родственнику, но и страдая от раны на лице. Когда его накрыла тень внушающего ужас силуэта, старший начал шарить руками вокруг себя - искал в грязи щит или оружие... Но ничего не было.
Гхарг замахивался медленно. Устрашающий тяжёлый моргенштерн на конце булавы оторвался от земли и начал долгий полёт по большой дуге над чернокожим.
- О, боги! - воскликнул старший, хватая тело среднего брата и заслоняясь им. Он успел посмотреть на бледное лицо. Глаза были раскрыты, взгляд - пустой.
Зубья вонзились в затылок мертвеца. Один из шипов вышел через лоб парня, два других выдавили глаза, кровь забрызгала на лицо старшего. Тот отвернулся, крича. Почувствовал, как горячая жидкость теперь наполняла его левое ухо. Где-то рядом приглушенно орал младший:
- Грязный ублюдок!
И старший даже не знал, кому предназначаются эти слова.
Гхарг наступил на тело среднего ногой, ещё больше придавив старшего. Ревя от напряжения, с силой выдернул булаву из мертвеца. Старший брат увидел гхарга через отверстие во лбу убитого. Грязнокровка стоял на фоне леса копий. Небо затянуло дымом, солнечные лучи рывками прорывались через него.
- Ну идём сюда, ты, урод! - кричал младший, поднимаясь на дрожащие ноги. Он достал меч из ножен и неуклюже тряс им перед собой. Другой рукой, он поддерживал свой сползающий шлем.
Гхарг с первого удара отбил меч юнца в сторону, со второго собирался заколоть, но... копьё вонзилось в его спину. И ещё один копейщик подоспел, пробивая оружием ногу гхарга сзади колена. Тот замычал от боли, плюясь чёрной кровью сквозь прорези забрала.
Тогда младший сын барона перехватил меч поудобнее и вонзил в шею противника. Не перерубил - силы не хватило - но убил так точно. Обливаясь кровью, гхарг осел на землю, так и не упав окончательно.
Битва подходила к концу. За стеной из копий видны были всадники, рубящие мечом последних гхаргов. Кое-где цинадцы уже праздновали победу - потрясали оружием и щитами, хохотали.
Волоча здоровой рукой почерневший от гхаргской крови меч, а раненную прижимая к груди, сморщенный от боли и злобы Паркас Воитель появился возле сыновей барона. Зубы его покрылись красным. Клочья ранее ухоженной бороды топорщились во все стороны, словно крылья дохлой вороны.
"Значит, не такой уж он был и Везучий!" - подумалось Паркасу.
Старший сын, ничего не говоря, трогал своё лицо, сидя рядом. Из щеки сочилась кровь. Только и всего. Руки его тряслись. Он переводил взгляд с павшего брата на свои ладони и обратно.
- Кто-нибудь видел мою руку? - спрашивал солдат в измазанном грязью доспехе, держась за культю. Он бродил меж воинов туда-сюда, глядя под ноги. - Всё нормально, я в порядке. Просто помогите найти мне мою руку. Пожалуйста. Кто-нибудь видел мою руку? Я в порядке, просто... просто ищу свою руку. Пожалуйста.
Паркас наклонился перед трупом сидящего гхарга. Его утыкали копьями, из перерезанного горла всё ещё сочилась чёрная кровь.
- Колючий Куст, - сказал копейщик с немолодым лицо, который сидел рядом. Другие солдаты, услышав это, плюнули себе под ноги.
- Он же умер! - удивился Паркас.
- Кажись, теперь точно умер.
- Колючий Куст! Быть такого не может! В писаниях говорили, что его сожгли в Гарканасе... - Паркас приподнял забрало шлема мертвеца и с отвращением сморщился. - Ну и чего эта дрянь из своих нор повылезала? Сидели бы в горах да радовались жизни. Куст ведь не такой глупец! Во времена Сайкса он избегал заведомо проигрышных сражений...
- Может, устал от такой жизни, - буркнул кто-то.
- Может, и устал.
Паркас поднялся, подбирая меч и кривясь от боли в другой руке, снова взглянул на сыновей барона Сантьяго Неподсудного.
- Понюхали крови? - спросил он, пряча оружие в ножны. Младший взвыл ещё громче, запрокинув голову. Старший брат молчал.
Вокруг топтались воины, большинство даже не поучаствовало в сражении. Некоторые пробивались к умирающим гхаргам с сильным желанием лично добить мерзавцев. Внести свою лепту. Они не соврут, сказав потом в таверне, что закололи одного или двух дикарей. Возможно, даже получат выпивку за счёт заведения.
Всюду кричали люди: кто-то радовался победе, кто-то горевал по погибшим, кто-то по потерянным конечностям. Кричали и стонали от боли очень многие. До сих пор слышались визгливые вопли гхаргов. Кое-где над ними измывались, но в основном закалывали без лишних слов. Пленные дикари никому не нужны.
Паркас Воитель отыскал других офицеров, в том числе Турия Львиную Гриву. Гигант с виду не был ранен, доспехи и лезвие секиры покрывали пятна чёрной и красной крови. Он улыбался:
- Рука?
- Рука.
- Бывает.
- Бывает, - согласился Паркас Воитель. Затем неопределённо махнул здоровой рукой в сторону войска. - Колючий Куст там пошалил. Одного из сыновей барона убил.
- Куст? Проклятые твари. Сколько раз я говорил барону, что надо прочесать окрестные горы и леса.... Вот теперь хоть к моим словам прислушается. Мальчишки эти... Кто ж знал, что гхарги именно на тебя пойдут, Паркас. В моём отряде всего один помер.
- Король смотрит. - Паркас глядел в сторону холма, видел белоснежный шатёр. - Нужно прекратить бардак, собраться по отрядам. Нужно прочесать деревню и...
- Всё ты со своим порядком, дай людям...
В этот момент загудел и оборвался рог со стороны королевской дружины. Офицеры и многие воины обернулись. Другие даже не слышали этого в общем шуме. На холме происходило какое-то движение. Незадействованные отряды рыцарей и крестьян беспорядочно поднимались по склонам - ближе к шатру короля.
- Что-то не так... - нахмурился Паркас Воитель. Зрение его было уже ни к чёрту, поэтому он надеялся на объяснения тех, кто помоложе.
- Зашли с тыла? Гхарги? - пробормотал Турий Львиная Грива, убирая грязные косы с лица.
Внезапно послышался грохот со стороны деревни. Оказывается, церковь уже долгое время горела. Как и другие дома. Крыши проваливались внутрь, деревья с треском падали. Бушующее пламя норовило перекинуться на ближайший лес.
Через центральную улицу, полную трупов крестьян, перебежала горстка гхаргов с факелами в руках. Один остановился, глянув на поле битвы, улыбнулся и, пританцовывая, поспешил вслед за товарищами в сторону реки. Сёстры Ночи продолжали осыпать её стрелами, но уже не так тщательно. Многие из них тоже отвлеклись на королевский рог. Некоторые уже начинали стрелять куда-то за холм.
Паркас поймал себя на том, что уже давно не слышал звона колоколов. Большинство воинов перестали кричать, офицеры призывали к порядку. И вот стали слышны крики людей в горящей церкви.
- Турий, выручай жителей деревни! - скомандовал Паркас. - Кого сможешь! Любой ценой!
- Но барон... король... - задвигал кривой челюстью вояка, не сводя обеспокоенного взгляда с холма.
- Живо! - рявкнул на него Паркас снизу вверх, затем повернулся к офицерам и остальным воинам. Скривившись, распрямил сломанную левую руку, указывая ею на холм. - Слушать мою команду! Собрались! Утёрли сопли! Живо построились! Сейчас же выступаем на зов короля!
"Бенедор!", "король!", "проклятые крысы!" - разнеслись взволнованные крики по отрядам. Турий Львиная Грива с воинами барона уже направлялся в охваченную пожаром деревню. Другие бойцы плелись по местам, восстанавливая порядок боевого построения.
Паркасу было больно смотреть на это медлительное стадо.
Он закрыл глаза.
Паркасу было больно держать вытянутой покалеченную руку.
Он снова прижал её к груди.
Паркасу было больно слышать крики людей на холме.
Особенно отчётливый женский вопль.
Войско торопилось обратно к холму, откуда доносились отголоски сражения. На поле брани оставались только раненные и умирающие. И два брата, сидящие подле тела третьего.
Вороны, кружащие над лугом, опускались всё ниже и ниже.
Костёр крякнул, брызнув искрами. Наёмники лениво посмотрели на источник звука. Ближайший солдат прищурился, подавшись вперёд. Он указал грязным пальцем на тонкое продолговатое древко. Чёрное оперение стрелы быстро пожирал огонь. Наёмник вопросительно глянул на товарищей. Кто-то продолжал попивать из фляги, кто-то часто моргал, пытаясь начать мыслить трезво. Вокруг, у других костров, люди смеялись, травили байки. Остатки войска Бенедора развалились на холме, греясь в первых лучах солнца и надеясь подольше не слышать приказов.
Ещё одна стрела вонзилась неподалёку в траву, распугав кузнечиков. В нескольких шагах оттуда полулежал старый воин в дряхлом доспехе. Он жевал травинку и вспоминал времена Грязных Войн. Нынешнюю бойню наблюдать не было желания. Солдат покосился на стрелу гхаргов, торчащую из травы, и подумал, что не мешало бы отыскать какую-нибудь безделушку, хотя бы необычный камушек или цветок, чтобы порадовать детей кусочком другого мира... Подождите! Что ещё за стрела?
На этой стороне холма никого особо не интересовала развернувшаяся битва у деревни. Изредка кто-то спрашивал тех, кто стоял повыше, как там ситуация на поле боя. Основная часть войска кое-как сохраняла порядок построения, наблюдая с возвышенности за расправой над гхаргами. Ополченцы с земель барона Сантьяго Неподсудного и наёмники, собранные с ближайших лагерей для прикрытия, порядок соблюдали плохо, особенно в отсутствии самых суровых командиров, таких как Паркас Воитель. Крестьяне, призванные сражаться, были облачены в красные одежды. Говорили, что это немного скрывало кровь в битвах, снижая панику среди слабых воинов. Но наличие красного и белого в одеяниях войск цинадцев зависело от других причин.
В рядах ополченцев кто-то визгливо вскрикнул. Спустя несколько мгновений вопль повторился громче и протяжнее. Люди пугливо расступались. Выносили из толпы раненного: тот держался за окровавленное плечо. Из которого торчала...
Новая стрела попала в руку одного из наёмников, который склонился над костром, помешивая в котелке бурлящее варево. Воин простонал, выронил черпак, схватился за пробитое стрелой предплечье и рухнул. Содержимое котелка опрокинулось на беднягу, а огонь взялся за одежду.
- ... И тут, значит, показываю я ей этот шрам... - усмехаясь, рассказывал наёмник за другим костром, тыча себя в пах. Его речь оборвалась, когда чёрная стрела впилась ему за ухо. Улыбка и полураскрытый рот застыли навсегда. Слушатели ещё ничего не замечали и ждали продолжения истории: смеялись, думая, что пауза перед развязкой нарочно такая длинная.
Один из них попивал из фляги. Что-то воткнулось в неё, чуть не вырвав из руки.
- Гхарги! - произнёс цинадец, уставившись на чёрное оперение.
- Мы под обстре... - начал кричать какой-то солдат, подскакивая, но остановился и упал, потому что за него цеплялся руками грузный товарищ. Стрела торчала у того из бедра, пригвоздив жертву к стволу поваленного дерева, на котором он сидел. Рот был разинут в беззвучном крике, пальцы сжимали одежду соседа, глаза выпучены, точно у разбухшего трупа.
- Щиты! Поднять щиты! - завопил кто-то.
Новые крики раненных. Теперь стали видны падающие с неба стрелы. Они втыкались куда попало - в основном, в траву, в раскиданные повсюду вещи, отложенные щиты. Но иногда попадали в людей. Одни держались за ноги, другие за руки, третье лежали ничком. Остальные возились с бронёй и оружием, готовясь принять бой.
Из густого тумана на поле позади холма, вырвались всадники в бело-красных накидках - поверх чёрных.
Никогда ещё цинадцы не сталкивались с тем, чтобы гхарги использовали чужие цвета на поле боя.
Они сбивали войска Бенедора Несокрушимого с толку. Многие приняли наступающего неприятеля за подкрепление, подоспевшее в Реадем со стороны Цинады.
Красный - цвет Жизни.
Белый - цвет Порядка.
Чёрный - цвет Смерти.
Каждый живущий в Междумирье поблизости с Цинадой знал это. Но теперь воины, облачённые в красно-белые накидки, поняли это как нельзя лучше. Они узрели надвигающийся хаос.
Гхарги, как в старину, скакали верхом на измазанных загадочными символами, лошадях. За спинами у всадников, в заплечных мешках, сидели карлики - гхаргассы - маленькие бесноватые воины. Они держали в руках арбалеты, стрельбу вели неприцельно, наобум. Но попадали.
Всадников было довольно много, разноцветная волна выкатила из тумана и нахлынула на холм...
Некоторые гхарги вращали над головой кадилами на цепочках, из которых по-прежнему шёл серый дым, перерастающий в туман за их спиной. Многие отбрасывали кадила из-за ненадобности, вместо этого ускоряли своих скакунов, готовя оружие ближнего боя.
- Их скрывала магия! - испуганно переговаривались люди с воздетыми щитами.
Цинадцы готовились встречать нежданного противника, но уже было слишком поздно. Должной обороны организовать не удалось.
Враг атаковал королевскую армию с тыла.
Конница бодро взобралась на холм. Минуя редкие палатки, переворачивая инвентарь у костров, взметая брызги грязи и снопы искр, гхарги ворвались в лагерь, улюлюкая и неразборчиво крича на гхаргском. Копыта свирепых лошадей нещадно топтали мёртвых и умирающих от стрел цинадцев.
Сверху на гхаргов посыпались первые стрелы Сестёр Ночи. Спереди в них ударили единицы боевых лучников, которые сумели оценить ситуацию почти вовремя.
Конница и пехота схлестнулись, загромыхали щиты, закричали кони и люди. Всадники рубили тех, кто под ними, били их дубинами. Цинадцы отвечали копьями, сбрасывали врагов и перерезали им глотки. Животных нещадно закалывали тоже.
Гхаргассы, отбросив арбалеты, прыгали прямо на плотные ряды пехоты. Чернокожие карлики ловко перепрыгивали с одного воина на другого, почти не сражаясь. Лишь иногда помахивали кинжалами, выкалывали глаза и перерезали глотки, пользуясь тем, что воины стояли очень тесно, вплотную друг к другу, им сложно было сбросить с себя маленьких бестий. Некоторые гхаргассы юркали между ног у столпившихся цинадцев, подрезали сухожилия, закалывали воинов в яйца.
Отряды Бенедора волновались, расступались, бросали длинные копья, пытаясь совладать с ситуацией. Многих гхаргассов всё-таки ловили, забивали, терзали голыми руками, не имея возможности достать оружие.
Здесь и там карлики, почуявшие свою гибель, доставали из ножен на груди необычайные кинжалы с чёрным лезвием и вонзали в ближайшего противника. Людям хватало одной царапины, чтобы сразу же потерять сознание. Цинадцы, сражённые странным оружием, валились навзничь, пуская кровавую пену изо рта. Некоторые при этом лихорадочно тряслись.
Конечно, план гхаргов был самоубийственным: безумцев было в разы меньше, чем цинадцев, поэтому даже при хорошем начале атаки, бой подходил к концу в пользу "бледнолицых".
Всадников быстро усмирили. Они не отступали, просто продолжали гибнуть, остервенело сражаясь с наёмниками и крестьянами, а также подоспевшими рыцарями, более элитными войсками. Врагам удалось на несколько десятков шагов оттеснить королевское войско выше на холм, оставляя в лагере наёмников среди обрушенных палаток около двух сотен трупов - своих и чужих.
Гхаргассы сопротивлялись дольше. Они ловко проскочили основные отряды пехоты, прорываясь на вершину холма - к шатрам старших по званию. Здесь полурослики столкнулись, помимо тяжелой пехоты рыцарей, с Немыми Стражами - пожалуй, лучшими воинами Цинады - загадочными молчаливыми телохранителями Его Величества.
Каждый Немой Страж держался поодаль от других, обеспечивая себе свободное пространство. Лица их скрывали повязки, точно у мумий. Одеяния - исключительно белые, без красных элементов. Сквозь прорези для глаз они терпеливо ожидали нападения, стойкие, бесстрашные, неотступные. Движения их глеф были невероятно быстры, а при желании воины могли разделить их на две части, два клинка. Один за другим карлики умирали, попадая в радиус атаки Немых Стражей. Мгновенно лишались конечностей, головы, превращались в нарезанные куски мяса.
Гхаргассы вряд ли могли что-то противопоставить Немым Стражам, даже несмотря на свою ловкость и хитрость. Однако немало из них всё же проскочило через столь мощную линию защиты.
Вторгнувшись в верхний лагерь, карлики вновь начали нападать на офицеров и воинов, спешащих к месту сражения. Некоторые солдаты принимали врагов за детей, из-за чего терялись, мешкая с атакой. Многие цинадцы были сражены в этот день только из-за страха убить невинного ребёнка.
- Что там происходит? - нахмурился Бенедор, поднимая руку и призывая пьяного Костинга замолчать. Тот сперва недовольно поморщился, не веря в то, что может быть что-нибудь важнее и интереснее его историй о похождениях по шлюхам.
- На нас напали! - ввалился в королевский шатёр один из офицеров. - Гхарги! Из тумана! Целая орава!
- Трубите в рог! - Бенедор поставил бутыль с вином на стол с картой. - Пускай Паркас возвращается на подмогу. Организовать оборону, сплотить войска!
Эльвена со страхом оглядывалась по сторонам. Ей не верилось, что она угодила в эпицентр битвы. У неё в голове не укладывалось, как такое могло случиться.
Мужчины извлекали мечи. Костинг ухмыльнулся, несколькими глотками допил вино, отбросил бутылку и тоже обнажил клинок. Разноцветные блики бегали по стенам.
- Эм... у вас не найдётся оружия для меня? - спросил Сантьяго Неподсудный, потирая ручонки.
- Наш барон безоружен? - усмехнулся Костинг Костолом, подбирая узорчатый полукруглый щит, прислонённый к столбу шатра. - Ничего, вы опытный боец, так что справитесь. Подберёте оружие у мертвецов.
- Возьмите мой меч, милорд! - сказал офицер, принёсший весть об атаке с тыла. - Для меня честь... Эй!
Из-под ног у солдата появился гхаргасс. Обманчивый белый плащ был перепачкан кровью. Маленький злодей, вонзил в живот офицера нож, прямо под нагрудную броню. Тот замычал от боли.
Достав из ножен кинжал со странным чёрным лезвием, гхаргасс с криком бросился в сторону Бенедора. Эльвена испуганно запричитала, Бенедор оторопело попытался ударить, выставив оружие перед собой. Карлик увернулся и прыгнул. Король поднял щит. Произнёс:
- Кос...
Гхаргасс вцепился в щит. Бенедор опустил голову, надеясь, что у малыша не хватит сил пробить ударом стальной шлем. Саданул мечом по своему щиту, пытаясь задеть гхарга, но тот живо вскарабкался выше и уже съезжал по спине короля лицом вниз, повизгивая.
- ...тинг!
- Да чёрт! Сейчас! - телохранитель топтался сзади, прикидывая, как заколоть карлика, не задев короля. Он вполсилы ткнул грязнокровку мечом в спину, тот вскрикнул, замахнулся и вонзил таинственное лезвие в незакрытую бронированными латами ягодицу Бенедора Несокрушимого.
Король вскричал, а через секунду резко замолк и повалился.
- Бен! - Эльвена кинулась к нему, присела, увидела, что цвет глаз Бенедора изменился - изумрудные оболочки зрачков стали карими.
Но тут полог шатра распахнулся снова. Со звуками битвы и рассветными лучами ворвался ещё один гхаргасс. У него не было куска головы, лицо блестело от чёрной крови, маленький шлем искорёжился от двух попаданий то ли меча, то ли глефы.
Гхаргасс взревел и, прихрамывая, бросился на женщину, она отступила, подняв руки в попытке защититься, заверещала: