Витольд молча опустился в снег и еще сверху набросал для верности. Получилось вроде неплохо, да и лежачего ветром не сносило, чего нельзя сказать об идущих.
Погода, очень мягко говоря, попыталась внести коррективы. Правда даже она не выстояла против истинно нордэнского упрямства.
От ставки до леса они добрались без особенных проблем - было умеренно холодно и тихо, не марш, а сплошное удовольствие - к полуночи же поднялась сильная метель, мгновенно смешавшая землю и небо, но не планы командования. Дэмонра, поглядев на начинающееся безумие, усмехнулась довольно мерзко, словно знала какую-то некрасивую тайну. И приказала действовать по прежнему сценарию, мотивируя это тем, что 'повоет и перестанет'. Витольд, знакомый с особенностями калладской погоды, которую им за каким-то бесом удалось протащить в Рэду, ее оптимизма не разделял совершенно: мести могло сутками, а при такой видимости своего от врага отличить получилось бы шагов с трех, не больше. Но нордэна, в конце концов, на то и была нордэна, чтобы понимать во вьюгах и всех прочих метелях. И она здесь командовала, то есть отвечала за все, включая погоду и схождение Заступников в грешный мир, если таковое состоится.
Пластунам, очевидно, перспектива ползти по глубокому снегу и потом ждать, пока по нему же докатят пушки, не слишком нравилась, но что им оставалось. Генри и Дэмонра негромко обменялись парой фраз - мужчина вроде бы что-то уточнял, а женщина качала головой, сохраняя всю ту же улыбочку - потом разошлись. Дорога представляла собой никак не прогулку по лужайке, поэтому пластуны отправились снимать секреты в лесу раньше намеченного срока. И Витольда прихватили: возвращаться по такой погоде явно было не с руки. Велели не отставать, вперед не лезть и быть тише мыши. Конечно же, предлагали остаться, учитывая образовавшиеся сложности. А Маэрлинг, разумеется, упрямо боднул головой летящий со всех сторон снег, сцепил зубы и поплелся смотреть на войну без 'til bjalla!', чтоб ее.
На привычную черную шинель ему пришлось набросить какое-то немыслимое убожество, напоминающее дамский пеньюар - это было обязательным условием и пришлось соглашаться. Убожество неплохо сливалось с пейзажем, но раздражало страшно. Впрочем, Дэмонра с Крессильдой вообще рядовым пистолеты раздать согласились. Мир двинулся умом и приходилось соответствовать.
Секреты в лесу вырезали без него. Витольд, лежа под корнями разлапистой ели, ничего не видел и не слышал. С его точки зрения, произошло следующее: сначала в метель ушли восемь теней, потом вернулись четыре и еще четыре. Тени превратились в людей шагах в трех от него, у двоих руки были в крови, и они оттирали их снегом, окрасившимся розовым. Кровь оказалась еще теплая - Витольд понял по тому, что над ней поднимался легкий пар. Ему сделалось дурно, и только десять поколений предков, носивших мундиры, а не эти невнятные пеньюары, уберегли его от позорящих честь фамилии эксцессов.
Дальше некоторое время шли без приключений. Витольд понятия не имел, как в таких условиях можно ориентироваться по карте, но, видимо, у Генри тоже имелось шестое чувство, вроде как у нордэнов на метели. Каким-то образом он решил, что эта поляна безопасная, а точно такая же, но через пятьдесят шагов - уже не очень, и ушел с группой куда-то вперед, оставив с Витольдом одного пластуна, то ли для присмотра за 'фон-бароном', то ли для дачи необходимых пояснений. Пояснений, впрочем, оказалось негусто:
- Вашбродь, как ворон каркнет три раза - ползите вперед, различите забор - остановитесь и ждите.
Маэрлинг сомневался, что в такой метели услышит не то что ворона, а сами легендарные нордэнские колокола с жерновами заодно, но понятливо кивнул. Все равно было не до уточнений. Серые тени исчезли где-то впереди, остался только вой, на удивление ровный, какой-то механический, жуткий.
'Как шарманку завели'.
Особенного холода Витольд пока не чувствовал, но озноб его все равно пробрал. Тонкой душевной организацией, позволяющей услышать в метели нечто помимо метели, особенно связанное с какими-то неясными законами мироздания, он никогда не отличался, но, видимо, последние месяцы здорово расшатали его нервы.
'Как провинциальная курсистка, в самом деле. Или гимназист, которого папенька с дурной женщиной застукал!'
Маэрлинг растер лицо снегом. Кожу мгновенно защипало, но вроде как полегчало.
Из снежной мглы - в ночи темно-серой - донесся трудноопределимый звук, который Витольд, задействовав весь запас воображения, все же опознал как воронье карканье - глухое и далекое. Надвинув капюшон 'пеньюара' еще ниже, он пополз вперед. И встретил обещанный забор - в Каллад приколоченные крест-накрест перекладины, держащиеся на слове, данном еще в прошлом веке, так никогда не назвали бы - практически лбом. За ним смутно виднелось поле, судя по некоторому порядку в чахлых кустиках, скорее являвшееся огородом. Похоже, они добрались до околиц.
Холод, в конце концов разобравшийся в устройстве 'пеньюара', беспардонно полез под шинель. Витольд стиснул зубы. Нестерпимо хотелось глотнуть из фляги. Дэмонра, что уж говорить, относилась к дисциплине несколько гибко, то есть за трусость снесла бы голову хоть рядовому, хоть кесареву родичу, но на три глотка коньяка в боевой ситуации закрыла бы глаза. Генри же доходчиво предупредил, что за истинно калладский шик - так он называл привычку пехотных офицеров приводить себя в кристально трезвое состояние только по случаю именин членов венценосной фамилии - пристукнет на месте. Дэмонра была недалеко, но Генри - существенно ближе. Приходилось держаться.
- Вашбродь, впереди чисто, давайте за мною.
Не то чтобы Витольду нравилось ощущать себя некоей ценной кладью, которая разве что сама себя двигала, на чем ее полезные функции, собственно, исчерпывались, однако он обещал слушаться - и слушался. Вздохнул и последовал за сливающейся со снежинками фигурой, невесомо скользящей шагах в трех перед ним. Пластун выглядел бы точь-в-точь как призрак, но следы все-таки оставлял. Маэрлинг двигался за ним перебежками, замирая там же, где и проводник и стараясь дышать как можно тише. Умом он понимал, что в такой метели и выстрел можно не услышать, но совершенно не хотел завалить операцию.
Когда из пляшущей сине-белой круговерти вынырнула сероватая стена - судя по удивительному углу, под которым та лепилась к земле, она принадлежала скорее покосившейся бане, чем обитаемой избе - Витольд заметил, что метель несколько стихает. Снежинки сделались совсем крупные - с доброго мотылька - но падали уже медленнее и как будто более упорядоченно, без бешеных спиралей, закручиваемых во все стороны. В них появилось что-то от пузырьков в игристом, только устремлявшихся не вверх, а вниз.
Пожалуй, с прогнозом Дэмонра все-таки не ошиблась. Витольд и раньше знал, что у нордэнов в языке имеется порядка полусотни слов, обозначающих снег и сопряженные погодные прелести, а также какие-то совершенно особые отношения с вьюгами всех мастей. Вот лишний раз и убедился, что байки не врут.
- Метелюшка-то вас любит, - почти беззвучно сообщил пластун, привалившийся к стене рядом. Маэрлинг, несомненно, пил с ним у костра, но теперь решительно не представлял, кто это. Маскировочные плащи и белила обезличили парня до полной неузнаваемости. - Сейчас утихнет, ребятам снимать дозор сподручнее будет.
Витольд вообще не имел уверенности, что кто-то здесь озаботился выставить дозор. И, конечно, прогадал.
Слегка улучшившаяся видимость позволила разобрать впереди силуэты домов. Кажется, метель и вправду стихала. Если бы Витольд точно не понимал, что, как минимум, шестеро пластунов ушло вперед, он бы ни за что не опознал два сугроба как людей. Просто один из них вроде как едва заметно перемещался. Витольд не мог поймать самого движения, только краем сознания фиксировал какую-то ошибку, заставлявшую картинки накладываться друг на друга с небольшим отличием.
Хотел бы он знать, почему люди Генри вертятся у совершенно неприметного дома на окраине села, ничем не выделяющегося из еще полудюжины таких же, смотрящих слепыми окнами в метельную ночь. Видимо, полное непонимание ситуации читалось у него на лице, потому что 'призрак' растянул губы в улыбке:
- Дык курят. Ничему дурачье не учится.
Изрядно поломав глаза, Витольд все же разглядел в чердачном окошке тлеющей огонек. И с восхищением подумал о том самом мастерстве, которое не пропьешь. Может, и не врали байки, что горцам Провидец запретил курить под страхом смертной казни не потому, что смола небесный свод коптит, а по причине таких вот неприметных парней с тихими голосами. Во всяком случае, сделал он это не во время написания их священных книг, а лет эдак с тридцать назад, когда в солнечную Виарэ вошла калладская армия. Молодец был генерал Бризенгем: сам того не зная, навел порядок и в раю врага заодно.
- Стрелять будут? - тихо поинтересовался Витольд.
- Ага, прям из пушки, - фыркнул пластун. Потом, видимо, сообразил, что говорит с графом, и поправился. - Ножи, вашбродь.
- А арбалеты?
- И арбалеты, да, но ножом сподручнее.
Даже пехотный офицер прекрасно понимал, что понятия 'огнестрельное оружие' и 'скрытность' плохо сочетались между собой. А вот свист арбалетного болта могли и не услышать. Арбалет Витольд в последний раз держал в руках в глубоком детстве, конструкция была самодельная, однако любимую вазу тетушки разнесла вдребезги с другого конца гостиной. Торжество инженерной мысли состоялось в полном блеске, но триумфатор потом три дня ел стоя и спал на животе. Интуитивно постигая мысль, что хорошее веселье дорого обходится, которую жизнь затем неоднократно подтверждала.
- Глядите, вашбродь, скоро начнется, они покуда считают, посчитают - и пойдет потеха.
Витольд вздохнул и вернулся к созерцанию, проклиная погоду, мало располагавшую к этому занятию. Он вовсе не полагал себя неженкой - в конце концов, восемь сотен километров, лежащие между столицей и рэдским захолустьем, его не феи на руках несли - но, что такое настоящий ледяной ад из нордэнских легенд, понимал только теперь. Плохо было не то, что холодно сидеть в снегу, кое-как прикрытым от ветра косой стенкой, а то, что совершенно непонятно, когда это закончится - через минуту, через час, никогда, по весне откопают...
- Вота, - сообщил пластун, когда Витольд уже перестал верить своим часам, решив, что время-то идет, раз он околевает тут как заяц, а вот стрелка примерзла к циферблату.
Витольд, щуря глаза и снимая с ресниц иней, пригляделся.
Ну что сказать, воевать без 'til bjalla!' оказалось не очень красиво, но очень занимательно.
Пластуны шарились так долго не с целью заморозить увязавшегося с ними графа, а, похоже, выясняли, сколько часовых оставили поблизости, чтобы никого не пропустить. Один выстрел - и все коту под хвост, можно было и перестраховаться. Видимо, наконец, выяснили. И приступили к ликвидации, просто и безыскусно. Насчет арбалетов Витольд даже угадал. А вот дальше началось неожиданное.
Пластун - белая тень в остатках метели - вдруг превратился в тень вполне себе обычную, серую, встал в полный рост под окном, в котором тлел крохотный огонек сигареты, и явно занялся там чем-то таким, что часовому не понравилось.
- Да ладно..., - только и выдохнул обалдевший от такого развития событий Витольд.
- Девять из десяти часовых спустятся поглядеть, кто это такой вумный у них под домом ватерклозет устроить решил, - безмятежно пояснил его спутник. - Не горские стервятники, не шуганные.
- А если он там не один и спустится?
- Дык он вряд ли один, по одному только за девками сподручно подглядывать-то. Так с другом спустится, вдвоем навалять бойчее.
Пожалуй, это был тот случай, когда Витольд видел предсказание будущего в действии. Двое спустились. Может, даже что-то сказали - снег и расстояние глушили звуки, а потом вдруг похватались за горло - синхронно, как в танце - и мешками рухнули в снег. А два сугроба поднялись на ноги и оттащили их куда-то за дом.
- А языка взять? - удивился Витольд.
- А полковница ваша дело сказала - че разговаривать, - флегматично ответил пластун. - Все одно потом глотки резать, так чего не сейчас?
Витольд механически кивнул, понимая, как мало в действительности знает о жизни. Он-то никому глотки не резал и не планировал резать. Как-то принято было сдающихся брать в плен, раненых - в госпиталь доставить, своих ли, чужих, ну, своих, конечно, первыми - потом за выкуп вернуть или на работы отправить, и да, никаких баталий ночью, где видано, ночью счастливым есть, чем заняться, а дети, старики и все прочие пусть себе спят...
Из остатков метели вынырнул силуэт, глухим голосом Генри сообщивший:
- Чердаки и центральные улицы очищены, господин лейтенант. Скоро подкатят пушки. Присоединитесь к вашим? Штурм ставки начнется с минуты на минуту.
Витольд, соображая, поглядел куда-то за спину Генри. В этот момент за серой завесой расцвел первый оранжевый цветок.
Жизнь, конечно, не готовила Каниана к мытью котелков и перетаскиванию ящиков с патронами, но еще меньше он собирался стрелять рэдских крестьян на стороне калладцев из чистого энтузиазма. Увы, на этот раз Дэмонра, формулируя свои пожелания, выражений особенно не подбирала. Прямо предложила ему или приблизить ее к родине, решив кое-какие проблемы арифметического характера - так и сказала, как будто они по мишеням шли палить - или, в качестве альтернативы, самому отправиться на родину, за соответствующий выкуп. Потому что генерал с ним даггермара не распивал, а ей опостылело доказывать, что он не шпион, она не шпион и вообще хватит морду кривить, его не женихаться приглашают! И буквально сунула в руки пистолет, тяжеленную и неудобную систему Рагнвейд.
Каниан с эдакой дурой разве что гвозди забивать бы пошел. Справедливости ради, точность у дуры оказалась превосходная, хотя при первом выстреле отдача прошила руку до самого плеча. Он в этот момент даже проникся некоторым уважением к Дэмонре и Магде, которые синхронно всаживали в мишень пулю за пулей, чуть ли не в одну точку, причем не выпуская изо рта сигарет и лениво полаивая на норди в процессе. Как будто пушинки в руках держали или обладали каким-то отличными от человеческого устройством запястья. Разумеется, Каниан тут же сцепил зубы и использовал выпавший ему шанс пристреляться, чтобы не опозориться на деле. Его не беспокоило, что о нем подумает калладская солдатня, но стрелять хуже женщин - увольте.
И, пожалуй, тезис, будто в калладской армии дела настолько плохо, что туда - подумать только! - принимают девиц, не раз озвученный эфэлскими политиками и повторенный журналистами, перестал казаться оптимистичным. Хорошо или плохо шли дела в калладской армии, а женщины эти стреляли очень и очень прилично. Может, не на уровне профессиональных бретеров - у мишени с двадцати шагов дать такую оценку сложно - но точно не хуже многих, кого Каниан в силу разных причин подкинул до Создателевых врат.
- Я бы все-таки предпочел свою винтовку, - заметил он, расстреляв обойму. Рука с непривычки гудела.
- Угу, а я - горячую ванну, холодное игристое...
- Какое тебе игристое в такой холод? - возмутилась Магда. - Даггермара нормального хочу!
- Уговорила, Магда. Горячую ванну, холодный даггермар и чтобы у артиллеристов нашлась где-нибудь пушка, способная одним залпом перебить всю сволочь, не задев гражданских и ресурсную базу не попортив, - фыркнула Дэмонра.
- Это, интересно, с каких пор калладцы о гражданских беспокоятся? - огрызнулся Каниан.
- С тех самых, как поняли, что нам проще засеять кости, чем пшеницу, - безмятежно отозвалась нордэна. - Вы разве этого не знали? Мне кажется, о наших проблемах с сельским хозяйством на континенте не злословят только мертвые.
- Тогда последние три века вы отлично решаете проблему неприятных разговоров.
- Я нигде не сказала, что нахожу эти разговоры неприятными.
На этот прелестный экземпляр нордэнской спеси оставалось разве что плечами пожать. Каниану, конечно, нашлось бы, что сказать насчет всходов, которые стоит ждать при подобных посевах. Но нордэна, наверняка, их и сама видела. А не она лично, так ее приснопамятная матушка. Проблем с иностранными языками у него никогда не имелось, так что пересуды местных он понимал отлично. 'Нордэнские гирлянды', 'украшения Рагнгерд' - не требовалось большого ума, чтобы сообразить, о каких событиях идет речь. В другой ситуации он, возможно, и посочувствовал бы человеку, вынужденному волочь за собой грехи родителей, но Дэмонра вроде как никакой исторической ответственности не ощущала, более того, похоже, собиралась повторить пройденное. Красочно и с огоньком. Каниан лично видел, как солдатам раздавали бутылки зажигательной смеси. Назвать такую вещь 'красным смехом' могли только в Каллад.
'Варвары отмороженные'.
Дэмонра будто прочитала его мысли, потому что вдруг ощерилась, как волк:
- Надеюсь ты понимаешь, что можешь 'промахиваться' в пределах одной обоймы, но сохрани тебя боги попасть не в тех...
С таким начальством только боги и могли бы сохранить, но убежденный атеист едва ли мог рассчитывать на такой подарок. Он молча кивнул.
Ночной марш проплыл как-то мимо сознания Каниана. Метель взъярилась и улеглась, звезды показались и снова пропали. Он по большей части смотрел в снег под ногами и старательно считал вдохи и выдохи, чтобы не отстать от солдат. На привалах с непривычки было сложно сообразить, что отдыхать следует стоя, но Магда, словно случайно оказавшаяся рядом, это растолковала. Дэмонра крыла какого-то Олафа такими словами, что в другой ситуации Каниан достал бы записную книжку и кое-что позаимствовал. Ему оставалось только гадать, где женщина с такой типично нордэнской физиономией и калладским апломбом набралась чисто рэдских обертонов. Она, в отличие от Изольды, едва ли начинала свою карьеру где-то на местных театральных подмостках, так что имела место интрига.
К селу прибыли, судя по всему, чуть раньше установленного времени. Разведчики ушли вперед, артиллеристы устроились вокруг двух пушек, через полчаса последовала команда выдвигаться. От метели к тому моменту мало что оставалось. Каниан с непривычки здорово замерз и только люто завидовал калладцам, которых мороз, похоже, ничуть не беспокоил - разве что щеки подрумянил.
По мягком снегу Магда подошла почти неслышно. Белые хлопья на шинели и шапке придавали ей вид какого-то пушистого зверя из детских сказок, вроде серого волка, неожиданно явившегося помочь сыну мельника умыкнуть принцессу.
- Ты в бою-то хоть раз был?
Спроси это Дэмонра, Каниан, вовсе не собиравшийся объяснять, что нет, звание ему мама купила, конечно, соврал бы. Но в вопросе Магды совсем не было издевки - так почему-то получалось со всем, что она говорила - и он ответил раньше, чем подумал:
- Ни разу. Но у меня два десятка дуэлей, - быстро добавил Каниан, сообразив, что лицо нордэны сделалось мрачно-задумчивым, словно она вдруг обнаружила перед собой какую-то печальную загадку.
- Вот я и гляжу, что стреляешь хорошо, а ходишь плохо.
- У нас таких снегов не бывает.
- Хочешь с Дэмонрой поговорю?
Каниан вспомнил 'подгенерала' и 'можешь промахиваться в пределах обоймы'. Он, определенно, не хотел, чтобы Магда разговаривала с Дэмонрой. Что бы ни происходило с ним в жизни до этого момента, по своей воле он еще ни разу не позорился и начинать не собирался.
- Нет.
Нордэна поцокала языком.
- Много будет проку от твоего гонора, если молодым-красивым похороним?
- Сомневаюсь, что вы тут задержитесь для похорон, тем более, моих.
- Не шипи, не змеюка, - строго одернула Магда. - Ладанку носишь?
Каниан едва не фыркнул. Вот уж ладанка на нем смотрелась бы умилительно, спасибо бабке, раз и навсегда решившую его проблему с выбором религии и прочих подобающих аристократу аксессуаров.
- Не ношу.
- Славно. Тогда наденешь вот, - нордэна потянулась к воротнику. Похоже, собиралась вручить ему колокольчик. Ирония судьбы, не иначе.
- Погодите.
- Да не боись, он не кусается.
Существовали люди, для убеждения которых годились логические аргументы. Магда явно принадлежала к другой породе. Каниан вовсе не собирался по примеру подвыпившей Изольды закатывать танец с раздеванием для широких масс, но кое-какие срочные меры требовались. Плохо гнущимися пальцами он расстегнул шинель и оттянул ворот рубах, продемонстрировав оторопевшей нордэне полустертый колокольчик между ключиц. Магда несколько раз моргнула, явно надеясь списать увиденное на галлюцинацию, потом, похоже, смирилась. Дернула щекой:
- Сойдет, хотя, конечно, мерзость.
Каниан огорчения Магды не разделял: бабка с ее прихотями могла и клеймо поставить, так что, пожалуй, ограничилась полумерой. Он не знал доподлинно, как много татуированных графов ходит по земле, но клейменых, надо полагать, все же меньше.
- Ладно, прикройся.
И все. Не будь Каниан атеистом, он решил бы, что видит первое в своей жизни божье чудо: женщину, которая, посмотрев на его татуировку, не задала ни единого вопроса.
- С отрядом Дэмонры пойдешь, они будут большой дом штурмовать.
'А там есть, где отсидеться'.
Каниан уже хотел возмутиться, но Магда была неумолима:
- Хочешь посмотреть, как горящие бутылки в окна влетают? Паленое мясо когда-нибудь нюхал? Вот и пойдешь с Дэмонрой, там будет... почище.
- Я...
- Каниан, это я тебе не вопрос задала. Ругаться будем как закончим.
Дэмонра пополнение, как и ожидалось, приняла без особенного энтузиазма. Что бы ей ни сказала Магда, сама нордэна обошлась коротким кивком и 'пойдем с черного хода, по сторонам поглядывайте'. Вернувшийся разведчик сообщил, что Маркус живет в двухэтажном деревянном доме вроде небольшой усадьбы, забор символический, охрану они снимут в любой момент, потому что из трех олухов двое уже посапывают в тепле, а третий звезды считает. В самом доме человек полдюжины боевиков некоего Густава, столько же парней Маркуса, да он сам с хозяйкой, по слухам, на сносях, и, возможно, еще машинисткой-вертихвосткой. Весьма вероятно, что все пьяные - сивухой несет так, что аж во дворе слыхать.
'Типичная рэдская вольница', - только и скривила губы Дэмонра. В другой ситуации Каниан обязательно уточнил бы у нее, а что именно она рассчитывает встретить почти за тысячу километров от своей столицы и за полные четыре от исторической родины. Вот уж где, говорят, даже елки как по линейке росли, а цветы козыряли проходящему мимо начальству. Глядя на Дэмонру и еще пару востроносых светлоглазых венцов творения, Каниан понимал, что, по-видимому, единственная возможная стратегия выживания на Архипелаге выглядит именно так. Нордэны западнее Каллад были гостями редкими и видеть их в таких количествах он просто не привык. Виновата ли в этом его бабка, пропаганда или какое-то внутреннее неприятие, но Каниан находил северян жутковатыми в том смысле, что большим заводным игрушкам не пристало разговаривать, только ходить и стрелять. А эти еще какие-то комментарии своим действиям давали, как будто они требовались. Мельницы же не объясняли, почему скрежещут жерновами, перетирая зерно в муку. Ветер дует или вода течет, а на них вины нет. Каниан бы скорее поверил в камни, которые посыплются с неба - или в дождь из цветов и любую другую глупость - чем в то, что хоть один нордэн однажды скажет 'я виноват, я делал не то'.
Собственно, когда на норди при нем впервые заговорила Магда, он уронил котелок. До сих пор не верилось, что и она из породы этих злых кукол в человеческий рост.
До нужного дома добирались тихо, короткими перебежками. На улицах патрулями или не озаботились, или их уже сняли. Так или иначе, черное небо и белый снег давали самый минимум света, поэтому люди, притаившиеся в тени забора, сливались с ним совершенно, как в мутную воду проваливались. Каниан еще успел удивиться щегольской калитке - цвета он не разобрал, но краска явно оказалась свежей, аж поблескивала - и такой же двери в дом, а потом отряд из десяти человек разбился на три группы. Четверо, вооруженных винтовками, остались во дворе, видимо, следить за любителями уйти через окно не прощаясь. Еще четверо - во главе с необыкновенно высокой и тощей остроносой девицей, явной нордэной - шмыгнули к парадному ходу. Каниан последовал за Дэмонрой, которая в сопровождении еще двух солдат стала аккуратно обходить дом, почти прижавшись к стене. Окна оставались темными. И да, разведчики не соврали, в воздухе висел характерный кислый запах, словно где-то пролили пиво.
Фонари чадили. Опущенные заслонки не пропускали света, но Каниан ощущал запах нагретого металла. Дэмонра остановилась у двери, прищурилась, поглядела на часы - видимо, ждала готовности второй части группы - а потом фыркнула:
- Всех брать живыми. Пока не засветимся, не палить.
Последнее, видимо, предназначалось ему: у солдат имелись дубинки.
Дэмонра хозяйски оглядела дверь.
- Выбить, вашбродь?
Нордэна покачала головой. Потом споро обмотала ствол пистолета каким-то войлоком, видимо, захваченным по случаю, прижала вплотную к замку и выстрелила. Звук получился глухой, а вот металл звякнул. Дэмонра еще несколько секунд ковырялась в остатках замка и щепках, потом аккуратно приоткрыла дверь. Изнутри повеяло теплом, сыростью и чем-то еще трудноопределимым, но гадким.
Перед тем, как перешагнуть порог, Дэмонра обернулась к Каниану. Зрачки у нее поблескивали, как у ночного животного:
- Держись последним.
Каниан вовсе не рвался туда входить. Он вообще не любил деревянные рэдские дома - по эфэлским меркам полуусадьбы-полусвинарники - с их низкими потолками, узкими коридорами и лестницами, где тесно даже одному. Что-то в них было от гробов, причем резных и разукрашенных.
Один из солдат скользнул во тьму. Дэмонра шмыгнула за ним. Следом на удивление тихо просочился второй. Каниан, поморщившись, тоже переступил порог. Его предкам бы в страшном сне не приснилось, в каких условиях последний представитель рода будет принимать боевое крещение.
Пальцы начали леденеть. Он почти всю жизнь думал, что не боится смерти, просто не торопится ей представиться, как и всякий разумный человек. Только последний год популярно разъяснил ему, что умение с гордым видом стоять у барьера и сносить людям челюсти за реальные и мнимые оскорбления имеет очень посредственное отношение к бесстрашию. Пришедшая в голову идея поражала своей абсурдностью, но Каниан четко понял, что не хочет умирать на чужой земле, в чужой шинели со споротыми погонами и одолженным пистолетом в руках. Это была бы ошибка, не столько чудовищная, сколько идиотская. Нельзя заканчивать жизнь по ошибке, здесь требовалось или собственное осознанное решение или хотя бы старуха-судьба.
Нордэна и солдаты несли с собой два фонаря, но свет зажигать не торопились. Тонкая желтая полоска мазнула по полу и стенам и тотчас исчезла, снова скрытая заслонкой. Коридор, узкий, низкий, какой-то криво слепленный, пропах квашенной капустой и чем-то таким, от чего Каниана год назад непременно бы вывернуло. Как ни парадоксально, лихие жизненные виражи, расшатав его нервы, привели остальной организм в относительный порядок. Или просто человек был такой скотиной, которая привыкала к любым условиям.
Он крался вслед за остальными. Те осторожно открывали двери по пути. Кладовка, кухня, столовая. Из последней доносился могучий храп, перемежающийся истинно младенческим причмокиванием. Если для крепкого сна требовалась или чистая совесть, или чистое отсутствие совести, комнату явно заняли счастливцы, попадающие в одну из этих категорий.
Нордэна замерла в коридоре, держа пистолет наготове. Двое солдат вошли. Потом один невнятно чертыхнулся, судя по звону - налетев на бутылку. Храп на секунду стих и продолжился с прежней силой. Дэмонра заглянула за дверь и показала пятерню. Каниан не сразу сообразил, что жест адресован не ему, а кому-то за спиной. И едва не дернулся, обнаружив в густом мраке фигуры, вставшие довольно близко. Группа, идущая от парадного входа.
Мимо Каниана, задев его шинелями, проскользнули трое. Исчезли за дверьми. Последовало несколько глухих ударов, короткая возня, сдавленный вскрик, хруст битого стекла. И приглушенная, но очень задушевная брань. Один из обитателей дома оказался достаточно прытким, чтобы вылететь из комнаты. Вернее, не прытким. Каниан впервые в жизни видел такого гиганта: взлохмаченная голова почти касалась потолка, а плечи перекрывали узенький коридор чуть ли не во всю ширину. Беглец расшвырял солдат, как медведь собак, и продолжил бег. Каниан рефлекторно отшатнулся. Совсем близко, обдав ветром, промелькнула светлая рубашка и бородатое лицо. Мужчина рванулся в сторону выхода, наскочил на высокую нордэну, сбил ее с ног и помчался дальше.
Нордэна врезалась в стену, потом уже сползла на пол. Самым поразительным было то, что она даже не закричала. То ли потеряла сознание сразу, то ли обладала какой-то нечеловеческой выдержкой.
Каниан просто растерялся. Идея палить в темном коридоре, где, помимо удирающего гиганта, находилась Дэмонра и, вероятно, кто-то еще из 'своих', не показалась ему блестящей. Да и вообще особенного шума они пока не подняли. Во всяком случае, по сравнению с шумом, который начнется, если стрелять в ночи. Уж точно не ему было проявлять инициативу, учитывая и без того сомнительный статус то ли военнопленного, то ли рекрутированного.
Пока Каниан думал, Дэмонра действовала, причем в полном соответствии со стереотипами о северянах: лихо прыгнула наперерез беглецу, начисто игнорируя разницу габаритов. Стратегия выглядела вполне самоубийственной, но нордэна не пыталась его остановить, а подвернулась под ноги, заставляя споткнуться. Гигант тоже оказался не лыком шит: о нордэну он запнулся и упал, но и ее за собой проволок. Клубок покатился по полу.
Дэмонра, несомненно, отлично обращалась с пистолетом, но талант стрелка сейчас не помог бы ни ей, ни Каниану, понимающему, что стрелять в темноте по сцепившимся людям - не лучшая тактика, если хоть кто-то должен остаться жив.
Клубок врезался в стену. Мужик попытался вскочить, но нордэна грамотно пнула его в колено. С неожиданной ловкостью вывернулась из-под противника, схватила за волосы - здесь Каниан, пожалуй, впервые осознал, как полезна его убогая стрижка хотя бы в такой ситуации - и от души приложила лицом о стену. Звучно хрустнуло. Обычного человека такой удар отправил бы если не на тот свет, то в больницу - без всяких сомнений. Гигант разве что головой помотал, точь-в-точь как вылезшая из воды собака, да и швырнул Дэмонру через себя. Сколько бы храбрости ни нашлось у нордэны, а против законов физики она никак не помогала. Женщина, выдохнув, рухнула на спину. Пистолет отлетел. Гигант занес кулак.
Каниан выстрелил. Для верности трижды, поскольку вовсе не был уверен, что одна пуля свалит такую махину.
До сегодняшнего дня он не видел, что система Рагнвейд может сделать с человеческим черепом с двух шагов. Темнота отчасти скрасила картину, но результат все равно впечатлял. Дэмонра, вылезшая из-под тела, выглядела хуже упырицы. С отвращением протерла глаза и отряхнула воротник. С шинели полетели какие-то сгустки, чуть ли не ошметки костей. Лицо нордэны, измазанное темной кровью, зло кривилось:
- Кому сказано было не стрелять, ...!
Сверху заскрипели полы. Если возню Дэмонры и гиганта, который не орал, еще можно было прозевать, то уж три выстрела деревянные полы второго этажа не заглушили бы никак.
- Крес, доделывайте здесь, я наверх, - проскрипела зубами нордэна, все еще пытавшаяся отплеваться от крови. - Свет!
Ее фонарь во время стычки улетел куда-то далеко, и в заплясавших желтых полосах Дэмонра пыталась отыскать свой пистолет. Каниан почел за лучшее с предложением помощи не лезть и вообще лишний раз на глаза не попадаться. Если она не понимала, что удар такой туши сломал бы ее пополам, нечего было и объяснять.
Высокая нордэна, поднявшаяся по стенке, кивнула.
Дэмонра подхватила пистолет и быстро пошла по коридору, пропустив вперед себя двух солдат. В гостиной Каниан обнаружил трех то ли оглушенных, то ли мертвых мужчин и все тот же запах дешевой выпивки. Помещение оказалось гораздо просторнее столовой, но туда или поленились перетащить лавки, или оно хуже прогревалось. Центр комнаты украшал такой пережиток светлых времен, как пианино. Он несколько секунд смотрел на этот привет из прошлой жизни с чувством полной нереальности происходящего, а потом сверху выстрелили. Идущий перед Дэмонрой схватился за плечо.
Винтовок у солдат Каниан при себе не заметил и закономерно ничего хорошего от происходящего не ждал. Он пригнулся за пианино, высунулся с другой стороны и выстрелил куда-то в направлении верхних ступенек. О том, чтобы попасть, и речи не шло - достаточно было отвлечь, потому что без этого их бы здесь перещелкали как куропаток.
А дальше начались совсем уж удивительные сюрпризы: калладцы, оказывается, выдали рядовым пистолеты. И солдаты пальнули наверх, очень даже дружно. Затрещали ступеньки и перила, кто-то покатился к подножию лестницы. Дэмонра, выругавшись, перескочила через тело и взлетела наверх:
- Всем бросать оружие! Оружие на пол! Дом окружен, вашу мать, бросайте оружие!
Ее вполне приличный рэдди, испорченный жестким северным акцентом, обитателям дома, по-видимому, не понравился. Мимо нордэны свистнуло еще несколько пуль. Вместо того, чтобы уйти с простреливаемой территории или хотя бы пригнуться, та выстрелила в ответ. Кажется, кто-то еще упал наверху.
Соваться на узкую лестницу, воздух над которой прошивали пули, Каниану не особенно хотелось, но, погибни здесь Дэмонра, его и без того минимальные шансы увидеть родину, не побеседовав предварительно с охранкой, сделались бы нулевыми. Он перебежал к подножию лестницы. На середине та поворачивала на девяносто градусов, и нордэна, злая как бес, заняла позицию прямо перед поворотом.
- Нам их надо не перебить, а взять, - не оборачиваясь, прошипела она. Видимо, в своей неповторимой манере попросила стрелять по конечностям. Каниан ее оптимизма не разделял совершенно: солдаты в гостиной погасили фонари, чтобы не быть совсем уж легкими мишенями, а наверху стояла темнота. Какие уж тут конечности.
Чем бы обитатели этого дома так ни насолили Дэмонре, чудо вряд ли произошло бы.
- Повторяю, дом окружен, сдавайтесь!
Выстрел снес деревянную завитушку в нескольких сантиметрах от щеки нордэны. Дополнительных комментариев не требовалось.
Дэмонра резко высунулась из-за поворота и тут же убралась назад. Выражение лица у нее сделалось самое мерзкое.
- Ну-ну, - только и хмыкнула она. Каниан еще не понимал, что та собиралась сделать, но людям наверху уже не завидовал. Она отступила на пару шагов и отрывисто пролаяла нечто на норди, явно обращаясь к своей соотечественнице.
Видимо, оценила побочные продукты калладизации и не очень хотела ставить обитателей дома в известность о своих планах.
Затем стала осторожно отступать, спиной вперед и не опуская револьвера. Даже Каниана за каким-то бесом плечом прикрывала. Он как никогда в жизни сознавал собственную бесполезность. Вот уж эта вылазка была совсем не дуэль - темно, тесно, все мельтешит перед глазами, непонятно, где свои и где чужие, пули свистят, дерево трещит, воняет порохом и какой-то сивухой, и непонятно, чем сильнее, а что делать - непонятно втройне.
- Баррикаду строят, - фыркнула Дэмонра, уже оказавшись на полу гостиной. Потом взяла у одного из своих людей фонарь. Открыла заслонку и с силой запустила наверх. Гулко ударилось железо, тонко звякнуло стекло. В воздухе отчетливо запахло маслом. Каниан разглядел наверху веселые оранжевые блики.
- Черной лестницы нет, снаружи стрелки. Эти забаррикадировались. Сейчас пойдет веселье.
Каниан почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Теплый отсвет огня, неприятный тон нордэны и как-то враз повисшая тишина помогали достроить логическую цепочку без всяких дополнительных подсказок.
Наверное, что-то отразилось у него на лице, потому что Дэмонра лениво пожала плечами:
- Прикажешь лезть на баррикады и солдат там класть?
В логике ей было не отказать. Люди бы поняли, что их буквально выкуривают из дома, как зверя на охоте, и либо разобрали бы баррикаду сами, либо спасались бы через окна. Благо сугробы намело немалые и со второго этажа сумел бы спрыгнуть даже ребенок.
Откуда-то снаружи грохнули выстрелы. Зазвенели стекла. Это, похоже, стрелки, оставшиеся во дворе, показали, как они рады гостям.
Высокая нордэна вернулась быстро. Она и солдаты с ней несли по две бутылки остро пахнущей черной дряни. Не требовалось большого ума, чтобы понять: как Магда ни старалась, а от знакомства с 'красным смехом' Каниану отвертеться не удалось.
Дэмонра взвесила в руке бутылку. Видимо, осталась довольна. С размаху швырнула в стену чуть выше поворота лестницы.
- Ну что, красавчики, условия прежние! Только теперь выходить будете с меньшим комфортом!
Вторая нордэна, словно в подтверждение ее слов, метнула еще одну бутылку, похоже, очень удачно. По лестнице, стене и потолку затанцевало веселое пламя.
- Прекратите! - больше всего Каниана поразило, что ответила девушка, причем на морхэнн, с его точки зрения, безукоризненном. - Не поджигайте!
- Время подумать у вас было.
- С нами беременная женщина!
- Какое несчастье, - оскалилась Дэмонра. - Отступаем, сонь прихватите, - бросила она своим и пошла к выходу, не забыв напоследок швырнуть вторую бутылку ровнехонько в центр комнаты.
Вспыхнул ковер под роялем и сам рояль. Деревянные полы занимались почти мгновенно. Каниан, прикрывая рукавом лицо, бежал за остальными. В дверях помогал вытаскивать оглушенных. Солдаты справлялись на удивление слаженно, будто им не было никакой разницы, что людей принимать, что ящики с патронами. С патронами они, пожалуй, даже обращались деликатнее.
Не то чтобы Каниан считал человеческую жизнь чем-то безусловно добрым и священным, но такого ему видеть еще не приходилось.
- А если там правда беременная женщина? - спросил он, уже спрыгивая с крыльца.
- Я не ветеринар, чтобы заботиться о чужих щенных суках, - огрызнулась Дэмонра.
Надо признать, исчерпывающе. В глазах Каниана нордэна только что с чисто северным шиком провалила тест на принадлежность к роду людскому. Впрочем, что взять с народа, у которого еще пару десятков лет назад купить, продать и проиграть в карты человека не считалось зазорным. Вернее, который потворствовал такому положению дел: нордэны все-таки не были калладцами, хотя и нередко мешали с ними кровь.
Первый этаж полыхал ярко, как фейерверк в праздничную ночь. Из окон вырывались снопы искр. Каниан чувствовал жар даже на расстоянии. Снег у стен начал таять. Трещала краска на щегольской - как оказалось, фиолетовой - двери, перестававшей быть и щегольской, и фиолетовой. В окнах второго этажа бестолково метались тени.
- Мы сдаемся! - на этот раз голос оказался мужской, но морхэнн все такой же приличный. - Гарантируйте жизнь женщинам!
Дэмонра рассмеялась, звонко и страшно:
- О своих ... надо было раньше думать! Маркус здесь?
- Я, я Маркус!
- Вот и прыгай первый, Маркус. А там поговорим.
Каниан, прислонившись к добротной собачьей будке, наблюдал, как из окон в сугробы выскакивают люди. Он насчитал как минимум две фигуры, однозначно опознаваемые как женские: очень тонкую особу в блузке, и вторую, вывалившуюся неловко, как куль с мукой. Ее ловили уже солдаты. Похоже, та самая 'щенная сука' по Дэмонре, судьбе которой оставалось только посочувствовать. Мужчин спрыгнуло трое, считая Маркуса, действительно рискнувшего первым. Их сноровисто вязали.
Судя по тому, как светлело небо в явно неурочный час, горело все село. В отдалении пару раз глухо прогрохотала пушка. Небеса приобрели какой-то тошнотворный красный оттенок, на манер вывороченных внутренностей. Каниан впервые своими глазами видел, что такое 'светло как днем', и оно ему очень не нравилось. Удушающе воняло гарью. За забором визжали то ли псы, то ли люди. Несколько раз визг обрывался выстрелами. Все его моральные силы уходили на то, чтобы не расстаться с ужином. По виденным мельком лицам некоторых солдат, тоже вполне зеленым даже в красноватом освещении, делалось понятно, что он не единственный тут оказался не готов к полной программе мероприятий.
Пленников вязали. Дэмонра мирно курила чуть в стороне. Ее профиль, зловещий и черный, четко выделялся на фоне полыхающего дома. Каниан вдруг вспомнил несчастное пианино, щегольскую дверь и собачью будку. Сейчас к небесам, таким же пугающим и красным, как земля, уходила чья-то жизнь, обыденная и настоящая, со своими семейными альбомами и пением романсов по вечерам. Ему вдруг стало жалко не столько людей, сколько этот дом, наверное, видевший на своем веку много хорошего. Забор, будка, калитка, даже уже превратившиеся в головешки наличники окон говорили о том, что его строили с любовью и жили здесь в любви. Он вспомнил Ирэну, читающую на даче под тихое сопение старой кошки. Здесь, возможно, когда-то жила такая же Ирэна. Или могла бы жить, но больше никогда не будет, потому что калладцы подошли к делу со всем тщанием, доступным злым оловянным солдатикам.
Покоя Каниану не давала девушка в белой блузке. Она просто не соответствовала происходящему. Может, была хозяйской дочерью, которая не смогла отказать людям, отобравшим ее дом. Она сидела на снегу, чуть в стороне от всех, связанная и очень бледная. Что-то в ее острых чертах наводило на мысли о сестре. Никто больше не отдавал ему никаких команд, поэтому Каниан подошел к ней и молча набросил на плечи свою шинель. Все равно его мутило так, что холода он не чувствовал. Смешно вышло бы замерзнуть в такой вот геенне огненной.
Девушка подняла тонкие черные брови. Несмотря на общую помятость, вполне простительную человеку, которого ночью выволокли из постели и выкурили из дома, в ее прическе и общем облике оставалось что-то франтоватое, очень не вяжущееся с провинцией.
- Благодарю, сударь, - заметила она с нескрываемой иронией. И да, ее морхэнн был необыкновенно хорош. Каниан подозревал, что видит перед собой столичную штучку, не исключено, что даже калладскую. Она щурилась. - Я не пытаюсь воспламенить вас взглядом, просто очки потеряла. Позвольте полюбопытствовать, что же будет дальше?
Каниан и сам не отказался бы получить ответ на этот интригующий вопрос.
Он обернулся, ища глазами Дэмонру. Та душевно толковала с Маркусом. Слов разобрать не получалось, но, судя по тому, что пистолет нордэна приставила ко лбу жавшейся к нему женщины, разговор велся предельно конкретный. Маркус - для бандита выглядящий на удивление интеллигентным, хоть и испитым - качал головой, как будто защищаясь от обвинений. Удивляло разве то, что для демонстрации серьезности своих намерений нордэна еще не прострелила никому колено или локоть. После шутки с поджогом Каниан был вполне готов и к такому повороту событий.
А вот к тому, что нордэна, вдруг изменившись в лице, направится к ним, не был.
Дэмонра остановилась перед девушкой, начисто проигнорировав Каниана, и процедила:
- Один вопрос. Вы путались с калладцем. Как он выглядел?
Барышня, нужно отдать должное, попалась храбрая. Или просто не видела выражения лица Дэмонры, от которого Каниану делалось жутко. Говорящая злая кукла с поблескивающими как начищенные пуговицы глазами.
- У меня плохое зрение, я его больше щупала. Не помню.
- Рекомендую напрячь память.
- Что мне терять?
- Рискуете быть повешенной с изысками.
- Я не помню.
Дэмонра дернула щекой. Обернулась к Каниану.
- Немедленно снимите с этой дамы шинель, если, конечно, не хотите ее потом сами стирать и штопать.
Он до последней секунды надеялся, что нордэна просто так пугает пленную, но та, видимо, на угрозы не разменивалась.
- Воля ваша, значит, будете стирать, - фыркнула Дэмонра через пару секунд и, сделав шаг в сторону, выстрелила.
Руки пленной стянули спереди, так что пуля прошила обе кисти и клюнулась в снег. Барышня отчаянно закричала и повалилась на бок. От крови на снегу валил пар.
- Понимаю, больше передовиц вам печатать не светит. Профессиональная непригодность весьма огорчительна.
'Я пил с ней даггермар на ночном пляже. Мы вместе смотрели на реку...'
Каниан глазам своим не верил. Перед ним стоял не человек, а какой-то механизм, вооруженный еще дымящимся пистолетом.
- А теперь я предлагаю вам все-таки описать вашего любовника. Считаю до пяти. Можете принести художественность в жертву реализму.
- Из-за таких как ты Каллад и про...
- Барышня, памфлеты закончились и ваши продвинутые политические взгляды меня не интересуют. Там сидит сука по рождению и воспитанию, так что хотелось бы подкрепить ее показания человеческой речью. Как звали вашего калладца? Защищать его нет смысла - если вы с ним и впрямь путались, то виселица избавит вас от перспективы издыхать от порфирии без лекарств.
- Не было здесь никакого калладца, Марина лжет!
Дэмонра ухмыльнулась:
- Хорошо, а рэдец, отлично говорящий на морхэнн, был?
Девушка всхлипывала, насколько возможно отвернув лицо. Дэмонра безразлично заряжала новую обойму.
- Вы же не станете этого делать?
Нордэна перевела на Каниана взгляд, серый и какой-то нечеловечески пустой. В ее зрачках отражались багровые искры, а больше никакой жизни там и не было.
- Ну, разумеется, стану. А все оставшиеся будут повешены.
Совсем уж 'все оставшиеся' - это выходило как-то излишне сильно даже для заигравшихся оловянных солдатиков.
- Если барышня даст показания, я, так и быть, сделаю исключение для щенной суки.
- Даже Илву Вигдис казнили уже после того, как она родила, - постукивая зубами, проговорила девушка. - А речь идет о государственном преступнике, готовившем переворот в сговоре с иностранными правителями. Не высока ли честь для - как вы сказали? - суки по рождению и воспитанию?
- Какие похвальные познания, поди с медалью обучение окончили, - оскалилась Дэмонра. - В таком случае, барышня, дайте мне приятную возможность не идти против исторического прецедента и позволить ей ощениться напоследок.
Девушка молчала еще несколько секунд, побелев как полотно, а потом села, поглядела Дэмонре в глаза и процедила:
- Лет тридцать пять на вид. Выше меня на голову, худощавый, каштановые волосы до плеч, на концах вьются. Кожа очень белая, веснушек нет. Глаза то черные, то филетовые, полагаю, что-то закапывал. Характерные впадинки на висках, лицо не совсем симметричное. Ниже правой ключицы шрам от пули. И да, порфирик. Достаточно?
- Как назвался?
- Эжен. А вы будьте прокляты.
Дэмонра рассмеялась, словно услышала на редкость забавную, хоть и не вполне пристойную шутку.
- Каждое второе доброе дело наказывается еще в этой жизни, говорила моя мать. Так вот очень большая она была оптимистка и ни беса, похоже, в математике не смыслила...
- Вешать зато, похоже, умела!
Нордэна невозмутимо пожала плечами:
- Так это и я умею. Сейчас покажу.
2
- Было бы хорошо обрушить мост.
'Хорошо было бы, если бы этого всего вообще никогда не было'.
Сольвейг невозмутимо разбиралась с застежками сумки. Что бы нордэны ни везли с собой, большую часть ей удалось изъять, пусть Наклз и понятия не имел, какие невообразимые секреты та надеется извлечь из смерзшихся железок.
- Так ты обрушишь мост?
- Зачем?
- Ты всегда задаешь этот глупый вопрос, Наклз. Пожалей следователей, им еще спать после того, что они увидят, как-то нужно будет. К тому же, они не обнаружат твоего трупа.
'Там сложно отличить один труп от другого'.
- Это же мост, Сольвейг.
- Только, умоляю, не рассказывай мне, что его строили десять лет, что это самый длинный мост через Моэрэн - чудо прогресса, шедевр эстетики - и что летом тут невообразимо приятно дефилировать под ручку с дамами. Во-первых, я в столице всю жизнь прожила и достаточно по нему дефилировала. Во-вторых, когда вернется любезная твоему сердцу Дэмонра - если вернется - будь уверен, все мосты окажутся заминированы и, при хорошем для нас раскладе, взорваны.
Наклз обернулся. Снежинки еще плясали в воздухе, закручиваясь в лихие спирали, и из семи сотен метров моста видел он в лучшем случае тридцать. Дальний берег, перевернутый возок, разорванные тела - все осталось за белой завесой метели. Пейзаж после битвы скорее напоминал пейзаж, где битвы никогда и не было.
- Малоутешительная истина 'в конце концов все мосты падут' в нашем случае работать не будет. Мосты, Сольвейг, просто так не рушатся. Этот построен без инженерной ошибки и из качественных материалов, вопреки обычаю не разворованных заблаговременно: по нему ездили кесари и министры. Износ ему обеспечит лишь всемогущее время. Однажды оно сгрызет все, но точно не сегодня. Колонне солдат, браво шагающих в ногу, взяться здесь неоткуда, так что оставим резонанс, в случае с крепким каменным мостом - вариант фантастический. Половина города, если не больше, вымерла или уехала, транспорта в разы меньше, чем было прошлым летом, и людей кругом столько, сколько вы видите. Превышение допустимой нагрузки ну никак ему не грозит. Пролет мог бы рухнуть при сильном столкновении, но по скованной льдом реке даже самый глупый капитан корабль не поведет. Увы, террориста с адской машиной под опорами тоже не завалялось. Так что вам помогло бы разве что стихийное бедствие, выходящее за рамки разумного. Я погодой не управляю, и вся прошлая зима, в принципе, лежит далеко за рамками разумного. А мост и ныне здесь. Давайте не тратить время и не разносить то, что, как вы говорите, разнесут без нас.
Нордэна дернула щекой:
- У тебя очень континентальный подход к делу. Я бы сказала, критический недостаток романтики, Наклз.
- Вы просто серьезно переоцениваете мои таланты. Ничего невозможного в настоящем нет, но обрушить даже один пролет этого моста мне дорого встанет. Пока кучки мяса более-менее сложат в тела и решат, что их чуть меньше, чем надо, меня здесь уже не будет.
Сольвейг пожала плечами:
- Ну да ладно. Тебя куда-нибудь подвезти перед тем, как мы простимся навеки?
- К дому.
Нордэна вздохнула:
- Жаль. Выслушав твой мотивированный отказ крушить мост, я уже было понадеялась, что ты снова подружился с головой.
- Мне кажется, профессионализм позволяет вам оставить такого рода надежды.
- Это уж точно. Выйдешь на набережной за пару улиц. Я бы сказала 'храни тебя боги', но с этим мы, похоже, опоздали. Так что просто не подвернись под жернова. У нас нет ни единой сказки, где они остановились бы до срока.
Мертвые вероятностники не нуждались ни в чем. У живых, увы, имелась масса потребностей, причем лекарства скорее проходили по статье 'критическая необходимость'. И если Наклз при должном старании еще сумел бы ограбить какого-нибудь бедолагу с целью разжиться деньгами на дорогу, то нужные ему таблетки не нашлись бы ни у обывателя, ни в обычной аптеке. Так что визит домой представлял собою не столько опасную авантюру, сколько печальную неизбежность.
Сольвейг высадила его из саней шагов за двести от дома и умчалась в другую сторону по набережной, оставив за собой только взвившуюся поземку, след полозьев на снегу и загадку без отгадки. Наклз же, нырнув носом поглубже в воротник, поплелся своей дорогой.
Утром он предполагал, что покинет мир, а не дом, поэтому выходил за порог без лишней ностальгии. Переставил мухоловку в ванную, предварительно хорошенько прогрев помещение, залил несколько ведер воды и сложил в ряд на бортике оставшиеся куски сахара. Сколько-то она бы протянула, а там ее забрали бы или новые жильцы, или кто-то из нордэнов - в конце концов, не каждый день встретишь в сердце кесарии такой зубастый привет с Архипелага, к тому же крупный, откормленный и агрессивный. Тварь представляла собою форменный ужас для любого здравомыслящего человека, так что шансы пристроить ее вероятностнику или северянину Наклз оценивал весьма высоко. Во всяком случае, существенно выше, чем свою готовность взять садовые ножницы и оттяпать шипящие ловушки. За двенадцать лет знакомства с Дэмонрой и ее друзьями он, конечно, усвоил нордэнскую концепцию милосердия, но сил воплощать ее в жизнь при необходимости так и не нашел.
Глупо или нет, но он хотел жить в этом доме и знал, что будет в нем жить, с момента, как увидел его больше одиннадцати лет назад. Денег у рэдца со справкой вместо метрики и чудовищным акцентом тогда хватило бы разве что на пару ступенек крыльца, но эта чисто практическая проблема представлялась ему несущественной. В конце концов, в Аэрдис Наклз уже проходил путь от барака до шикарного доходного дома в паре километров от императорского дворца и знал, что такая дорога, безусловно, будет грязной, усеянной костями и компромиссами, но ничего невозможного нет. Всего-то и требовалось, что иметь время и стремление и не иметь совести. Раньше он идеально подходил по всем трем пунктам, но желание бороться за место под солнцем отгорело и погасло в Тихом лесу. После этого время просто волокло его по течению, пока не прибило к такому же обломку крушения, как он сам, да и оставило в покое.
Дальше из мути, полной бессмысленно наслоенных друг на друга обрывков воспоминаний, ночных кошмаров, глухой тоски и холодной апатии его тащила уже Дэмонра. Тащила так, как будто знала, где здесь выход и как туда добраться. Наклз до сих пор не понимал, как ей это удалось, но факт оставался фактом: его сумел спасти человек, который даже себя спасти не мог.
Сложно сказать, чего в его дальнейших действиях было больше - благодарности или самолюбия. Просто в какой-то вечер, когда Дэмонра в очередной раз пригласила его на ужин, тем самым со всей доступной ей деликатностью спасая от купленной на углу жареной картофелины и вдумчивого изучения царапин на столе, Наклз понял: к бесам такую жизнь. Или топиться, или уж плыть, довольно этого затянувшегося дрейфа.
Пришел, поковырял вилкой шедевр Гребера, сделал вид, что слушает рассказы нордэны и что ее шутки смешные. Наверное, в первый раз посмотрел на нее не как на условно-одушевленный красный клубок, за которым он волочился по реальности последние месяцы, а как на живого человека. Результаты не радовали.