Бескрайняя чаша пронзительно-синих небес над московским Кремлем еще была светла, да и алое солнышко только-только примерялось, как бы ему сподручнее спуститься к виднокраю - но в малой горнице, где сидел насупленным сычем хозяин усадьбы, уже было темно. Верней сказать, очень сумрачно и тихо. Тени же старый князь принес с собой из Грановитой палаты, прмо с заседания Думы Боярской: и было тех теней столько, что на стенах не помещались! То и дело ревниво толкались и выпихивали друг-дружку под дрожащий свет малых лампадок в красном углу, скользили растрепанными нитями по побеленому свежей известью потолку, падали чернильными пятнами на добротно отскобленый пол... И главное, укутали толстым слоем душу и разум думного боярина и царского ближника князя Ивана Федоровича Мстиславского. Было ему до того душно и муторно, что совсем не горячило кровь густое и сладкое рейнское вино, да и любимая кулебяка с вязигой и пироги с осетриной совсем не лезли в глотку. Что там: даже близость большой медной жаровни, что стояла за спиной и приятно грела поясницу, и то не могла отвлечь князя от тяжелых мыслей - уж больно поганое настроение им владело, изредка прорываясь и на уста:
- Аспид подколодный... Т-тварь неблагодарная!
Десятилетний княжич Васька, сунувшийся было приласкаться к грустному тятеньке - услышав такое его шипение, сначала застыл в дверях, а потом быстро-быстро на цыпочках сдал назад. Это пусть старшие брательники смело на глаза раздраженному отцу выставляются и огребают, а Василий... А он обождет возле подклета самого старшего из братанов - Федьку и загодя его предупредит! И потом же, при случае, попомнит и выпросит под это дело у него что-нибудь интересное. Или вкусное? Хм, лучше и того, и другого, и чтобы побольше! Ждать и маяться скукой юному засаднику пришлось почти до вечернего благовеста - благо, что на женской половине был небольшой переполох со сборами сестрицы Настьки, и его толком и не искали... Наконец, под ленивый лай дворовых псов и протяжное мычание стельной коровы, на подворье отчего дома пожаловал загулявший где-то Федя и два средних брата, Иван Большой и Ванька Меньшой - в раскрытых нараспашку шубах, несмотря на пощипывающий нос и щеки февральский морозец, и притом явственно чем-то довольные. Выкатившись из темного угла чуть не под ноги старшему братцу, младший княжич тут же был им облаплен, поднят и почти что прижат к усапанному снежинками бобровому воротнику - но мужественно ойкнул и бымтро протараторил важное донесение про гневного отца. Кивнув, Федор поставил мелочь обратно на тесаные плахи и легонько подтолкнул в сторону теплых покоев:
- Молодец.
Видя, как Меньшой и Большой неуверенно переглядываются, направил следом и их:
- Скажите Насте, позже зайду!
Подождав, пока за родичами гулко хлопнет толстая дверь, наследник рода Мстиславских неспешно скинул шубу на руки пожилого челядина и пошагал в отцову любимую горенку - где тот любил посидеть в тишине и неспешно обдумать все услышанное и увиденное за день. Коротко стукнув в резную створку, сунулся головой, затем зашел весь, заодно знаком указав миловидной теремной девке-холопке освежить накрытый стол...
- Хм?! А, это ты, сын...
Вяло пошевелившись, грустный родитель молча проследил за мельтешением расторопных слуг, всего раз одобрительно шевельнув бровью: когда Федор указал подсыпать древесного угля в рдеющее багровыми огоньками чрево жаровни.
- Что-то ты сегодня припознился, мы уж и поснедали.
- Да и ладно, батюшка. Я у Димитрия Ивановича с братцами гостил, уж там нас так попотчевали - три раза пояса перевязывали, чтобы не треснули!
Шевельнув бровями, глава семьи с хорошо скрытой тревогой поинтересовался:
- Что там с нашей Настькой, не передумали? Берет ее царевна с собой в Вильно?
- А как же! Им с Фимой Старицкой и Марфой Захарьиной-Юрьевой уже и отдельный санный возок готовят - своими глазами видел!
- Н-да?
Настроение князя на малую капельку, но все же улучшилось.
- А когда в путь?
- Сначала хотели дождаться прибытия инокини Александры с Горицко-Воскресенского монастыря, но февраль-то движется к исходу, а там ведь и весенняя распутица не замедлит. Я слышал, что вроде бы через пять дней от нынешнего? Дмитрий Иванович хочет к люду московскому со словом выйти, вот сразу после того, и... Но пять сотен Постельничей стражи уже выступили, и еще пять собираются - и сменных лошадей для санного поезда, говорят, преизрядно по пути приуготовили. Дмитрий Иванович на сегодняшнем пирке даже пошутил, что дней за десять до Вильно добраться хочет!..
Проведя ладонью по лицу и бороде, родитель еще немножко распрямил плечи и ворчливо заметил:
- Да, народцу на Москве-матушке нынче изрядно набилось. Пока от казны царской им хлеб да кров дают, так и будут торчать в первопрестольной... Инокиня Александра? Помню я Ульянку Палецкую, помню - хорошая из нее жена для младшего брата Великого государя вышла. Тихая да скромная, и не лезла никуда с ненужными советами... Значит, все же она будет девиц наших духовно окормлять и за их благонравием приглядывать? А мне мыслилось, что на тот чин боярыню Захарьину поставят.
Мимолетно стрельнув глазом на полнехонький кувшин с рейнским, сын почтительно согласился:
- И ее тоже отправляют.
- О? Ну, два пригляда и в самом деле лучше, чем один. Боярыня Анастасия, поди, попутно еще и своим сыновьям жен поглядит-присмотрит, и другим боярыням-княгиням о хороших невестах отпишет... Мудр Великий государь!
Скребнув пальцами по ровной глади скатерти, родитель с подозрением потыкал пальцем в высокую стопку пирогов и кулебяк (горячие!) и прислушался к себе: не успокоилась ли душенька, не хочет ли вкусной рыбки с нежным тестом?
- А князья Палицкие-то ныне в чести, да. Иоанн Васильевич их сегодняшним днем на Дорожный приказ головами поставил - и на Зодчий приказ их же думает...
- Сразу на два?!? Так они же в каменном устроении ничего не понимают?
Отмахнувшись, думной боярин вновь поковырял румяный бочок одного из пирогов:
- Первые они такие в Думе, что ли? Зато царю свойственники чрез свою сестру, вдову его покойного брата Юрия Васильича. А что до службишки, так старого градостроителя дьяка Выродкова со всеми его сынами из Разрядного приказа перевели главными розмыслами в новые заведения - они и будут все дела на себе тянуть.
Не сказать, что разумник-сын не понимал таких простейших вещей, но ведь батюшку-то успокаивать надо, а что может быть для этого лучше, нежели тихий разговор с отеческими наставлениями?
- А-а!.. Это тот Иван Григорич из казанских походов, про которого ты мне в детстве сказывал? Коий целую крепость Свияж всего за месяц на пустом месте поставил, и тем предрешил падение басурманской Казани?
И вновь хандра старого князя поуменьшилась: всегда приятно вспомнить былое, особенно если в нем хватало звонких больших побед. А уж разгром Казанского ханства событием был немалым - иным за всю жизнь и половины того не выпадает!
- Да, он. Большой разумник... И сыны его явно в отца уродились.
Дернув щекой, Иван Федорович едва заметно потемнел лицом и равнодушно поинтересовался:
- На пирке у государя, поди, и Петька Горбатый сидел?
- Сидел, батюшка.
- Снял с него, значит, опалу Димитрий...
- Так его о том Великий государь попросил. Как отцу отказать в такой малости?
Согласно вздохнув, князь все же переложил к себе на блюдо кусок пирога, раскрыл его и начал закидывать в рот аппетитно выглядящие кусочки рыбы.
- Поди, злорадствовал? Ведь посольство твое ему отдали. Тоже мне: еще молоко на губах толком не обсохло, а уже поди-ка ты: целое посольство доверили! Тфу!!!
- Нет, батюшка, даже не местничал. Его возле царевича Ивана посадили - Петька конечно дурак, но не настолько, чтобы при нем зубы скалить.
- Ну да, ну да... Меньшой Басманов по сию пору дома отлеживатся, дырку в плече заращивает.
Коротко хохотнув, старший Мстиславский наконец "заметил" очередной быстрый взгляд сына на рейнское, и плеснул ему немного в деревянный кубок. Отхлебнув, довольный Федор продолжил радовать-веселить родительское сердце:
- И посольство мое ему не досталось! Отправится морем с одним из государевых стряпчих в Гишпанию - поговорить о любви и мире меж нашими державами с кем-нибудь из королевских ближников. И договориться на будущее о прибытии настоящего Великого посольства. Ну, еще себя показать, да на других посмотреть...
От таких новостей у батюшки и впрямь захорошело настроение.
- Вот значит как? Благостно, как есть благостно... А стряпчий при нем, чтобы дури не натворил?
- Нет, тятя, тот будет с гишпанскими купцами дружбы и взаимной торговлишки искать. И речи держать перед Местой - это в Гишпании такое большое товарищество дворян, у которых большие стада овец. Попробует договориться, чтобы от них к нам шерсть овечью и шкуры, а мы за то всяким поделием из тульского железа и доброго уклада. Даже пару новых пушек и пищали на смотр с собой повезут!
- Ну... Тоже полезно, да.
Зажав бороду в кулаке, старый князь раздумчиво пробормотал:
- А ведь говорили мне что-то про купца Тимофейку Викеньтьева, что, дескать, товарищество для строительства мануфактур собирает и не по чину размахнулся - а оно вон как... Гм, может и нам войти в это дело казной?
Вдруг перекривившись ликом, Иван Федорович шумно вздохнул - да и сам приник к кубку с рейнским.
- Что такое, батюшка? Опять в поясницу вступило? Или нога заныла?
- Да какая нога, говорил же, Дивеева хорошо залечила... Про казну семейную вспомнил.
Пододвинув к себе блюдо с пирогами, молодой княжич выбрал наиболее достойный его рта кусок и переложил к себе:
- А что с ней не так? Вроде бы с ней все хорошо.
- Было хорошо. После сегодняшнего заседания Думы Боярской придется сундуки-то распахнуть на полную... Как бы по миру с того не пойти, не приведи господи!
Троекратно перекрестившись на иконы в красном углу, князь забормотал кратенькую молитву - наследник же, выждав до окончания оной, отхватил крепкими зубами кус румяной выпечки, медленно прожевал-проглотил, сторожко присматриваясь к родителю... И только убедившись, что тот спокоен, поинтересовался:
- Я слышал, сегодня в Грановитой палате было шумно?
Покатав пустой кубок меж крепких ладоней, думной боярин нехотя кивнул:
- Князя Хованского на суд царский приводили.
- О-о? И как?!?
Вновь покатав в ладонях серебрянный цилиндр с искусной чеканкой на боках, родитель брякнул посудой о стол, и чуть помедлив, щедро плеснул сначала себе, а потом и сыну. Жадно отпил, едва не ополовинив немаленький кубок, вновь брякнул им о стол, и не сдержавшись, прошипел:
- Щакалиное отродье! Яко прыщ гнойный лопнул, и нечистотами своими всех окатил!!! Ему бы язык свой поганый втянуть в зад, где тому самое и место, а он... Т-тварь!
Дернув шеей и плечами так, что в горнице раздался слабый хруст, старший Мстислвский успокоился столь же резко, как и вспыхнул, продолжив рассказ:
- Сначала ему жалобную челобитную ярославцев зачитали, потом дьячки Большой казны огласили все, что они там вместе с дьяками Сыскного приказа нарасследовали. Воровал и хапал в три горла, ну и насчитали тоже - соответственно! Этому поганцу пасть бы на колени да повиниться, милости просить, глядишь бы и... Князь ведь, Гедиминова корня. А он такое говорить начал!
Иван Федорович непроизвольно сдавил пальцами посудное серебро, но крепкий металл устоял.
- Веришь, сыно - ведь каждому из думцев в душу умудрился смачно харкнуть и сапогом растереть! Кто чем дышит и на чем тайный доход имеет, кто в обход казны с иноземными купцами торговлишку ведет, про иные негораздые делишки... При всех думных чинах, при митрополите и царе, при псе его рыжем Малюте!.. Вот уж на чьей улице праздник случился - лыбился так, что едва рожей не треснул. Тьфу! Мало того, Хованский ведь еще и всех рюриковичей матерно облаял, сказал - воры почище него самого, мол, самих судить надо... И наипервейший разбойник среди всех сам Великий государь! Представляешь?!? Падаль этакая, как у него язык-то повернулся такое молвить?!
Слабая улыбка медленно исчезла вслед за румянцем с лица молодого княжича-гедиминовича, который весьма живо представил, каково было слышать такое царю крови Рюриковой от князя-потомка литовского Гедимина.
- Князь Андрей что, с глузду съехал, такие речи держать?!? Может, опоили его чем? Или затмение какое на разум сошло?..
- С-сволочь он!!! Мы там все разом как сидели, так и онемели, пока этот пес шелудивый вещал!.. Благодарение Спасителю, Думной голова Бельский его заткнул - тем, что об этого иудушку начал посох свой обламывать. Жаль не прибил до конца: только морду в кровь и разбил, а там уж рынды царские оттащили...
Помолчав и дернув несколько раз кадыком в пересохшем горле (от таких новостей рука сама к кубку с вином тянулась!), Федор осторожно поинтересовался:
- И что опосля? В смысле, что Хованскому присудили?
Видя мучения сына, отец щедрой рукой плеснул рубиновой влаги сначала ему, а потом и себе.
- За нарушение крестоцеловальной клятвы Великому государю - он и семья его навсегда лишена родовых вотчин и прочих имений. За деяния и речи, невместные для русского князя и христианина, будет отправлен на каменоломни, где и останется до самой смерти своей. Но до того - извергнут из княжеского достоинства принародно, и тем навеки опозорен.
Похлопав глазами, позабывший о вожделенном сладком рейнском княжич с довольно глупым видом повторил:
- Извергнут? Это как?
Отхлебнув вина, родитель мрачно пояснил:
- Выведут на лобное место, зачитают все вины его. После огласят повеление Великого государя и решение Думы Боярской. Затем поставят на колени и сломают над склоненной главой нарочно скованный для того клинок - в знак лишения чести и звания княжеского, а так же всех прав. Новая казнь, Иоанн Васильевич самолично ее измыслил для... Для таких вот случаев.
- А что его семья? В монастырь на покаяние? Или за пристава, под строгий надзор?
Криво улыбнувшись, предводитель придворной партии князей-гедиминовичей и прочих союзных им семейств и родов, негромко поведал:
- Владыко Филипп за них вовремя попечаловался. Так что взамен отписанных в казну вотчин княжатам Хованским назначили на прокормление большой кус землицы под новое родовое поместье. Соседями будем! Мы в тех местах как раз пару небольших городков заложить собирались - как вотчинки для братцев твоих, Меньшого да Большого.
- Погоди, батюшка. Так это же почти у новой Засечной черты? Почитай, Дикое поле?
- Вот-вот, сыно. Милостив Великий государь...
Вновь хрустнув шеей, царский ближник не стал развивать опасную тему и вспоминать покойных князей Шуйских, которых тоже вот так вот милосердно отправили на новое место жития за Камень Уральский, где те через некоторое время все разом и сгинули. Вместо этого он отодвинул беспощадно истерзанный кусок пирога и откинулся на спинку резного стульца, тут же ощутив всей спиной приятное тепло жаровни.
- Остальных тоже не стал карать за оглашенные иудой-Хованским вины. Просто назначил всем разом, что войско в Сибирский поход должно быть числом никак не меньше восьми тысяч ратников. А ежели воинства православного все же будет поменее, то дьяки Большой казны с псами Сыскного приказа со всем усердием помогут сыскать недостающее - в людях ли, али в воинской справе.
Помолчав, старший Мстиславский тускло заметил:
- Теперь, сынок, хочешь не хочешь, а придется семейную казну растрясти как следует, и наши вотчины без должного пригляда оставить. Не совсем, конечно, полсотни надежных послужильцев и боевых холопов останется, но... Хорошо хоть, что ты у меня большая умница и у государя Димитрия Ивановича в чести.
Княжич, прочувствовав размер той ямы, куда со всего маха ухнула семья, удурченно кивнул.
- Дед, поди, на радостях светился, что блюдо фарфоровое?
- Это Горбатый-Шуйский? Ну, не без того. Он сейчас на коне, обласкан царской милостью - как же, главный воевода Сибирского похода!
- Кони, бывает и спотыкаются.
- Хорошо бы, но - вряд ли. Тесть мой как человек слова доброго не стоит, но как воевода... Получше меня будет.
Последнее признание зять выдавил из себя с некоторым трудом. Но уж врать себе-то и вовсе глупо, а правда редко бывает приятной.
- Если бог сподобит, побьет он и вогульский князьцов, и Кучумку-хана, и башкир изрядно примучает да обдерет. После тестюшки даже жидам добычи нету, всех похолопит, все заберет! Ничего, будет и у нас в доме праздник, уж я постараюсь...
Густое рейнское наконец-то добралось не только до желудка, но и до разума главы семьи, пригасив пламень сжигающего его изнутри гнева.
- Тебе бы, тятя, отдохнуть. День был тяжелый, а утро вечера всяко мудренее?
Звучно хмыкнув, родитель все же признал, что было бы неплохо малость отдохнуть от трудов праведных. Вздымая на ноги порядком уставшее и огрузневшее от вина и пирогов тело, он ворчливо распорядился напоследок:
- К сестре зайди. Поди, измаялась в ожидании добрых вестей...
***
Хмурым утром вьюжного и холодного позднего февраля, в Кабинете государя Московского и Великого князя было откровенно свежо и прохладно - а возле окон так и вообще холодно. Однако двух одетых в домашние наряды братьев, что стояли возле растянутого на одной из стен Большого чертежа Мира, такие мелочи занимали мало. Особенно царевича Ивана, у которого за прошедшую ночь накопилась целая гора вопросов - и который так жадно и внимательно рыскал глазами по прекрасно отрисованной цветной карте, что, пожалуй, не заметил бы под ногами и целого снежного сугроба!..
-...смотрел на батюшкиной Сфере, но там все так мелко!
- Ну так глобус для другого и предназначен - чтобы все земли умственным взором охватить, а не... Тц!
Обнаружив, что у овальной кедровой палочки в его руках совершенно некстати сломался грифель, хозяин покоев перевернул ее другим концом и использовал на манер указки, небрежно "располовинив" ей целый североамериканский континент:
- От сих и до сих - это самое малое, что тебе надобно будет взять под себя.
Пока будущий Великий князь оценивал свои возможные владения, Дмитрий дотянулся до небольшого ножичка для очинки перьев. Перехватив изукрашенную темно-синей шпинелью рукоять бритвенно-острого лезвия, он превратил с его помощью несуразно-короткую указку в хорошую чертилку с красным грифелем - которым и начал плавно рисовать небольшие кружочки на плотной бумаге:
- Стольный град лучше всего ставить - здесь, здесь или здесь. Обязательные для устроения порты - вот тут, и где-то в этих местах...
- Гм. Река Гудзон... Чудное какое словцо, Мить. А что значит?
- Ты на местные прозвания земель и рек внимания особо не обращай: понадобится, все под себя переименуешь. Вернее - обязательно все под себя переиначь!..
- Ну да, чтобы все русским было... А где земли тех племен, о которых ты говорил? О, все: уже и сам их вижу!
Слегка вытянув шею, средний братец начал водить указательным пальцем по карте Северной Америки, негромко зачитывая вслух:
- Тут мохоки, здесь онайда и онондага, а вот в этом углу кайюга и сенека. Гм! Митя, а сколько их там всего живет? Ну, хотя бы примерно?
- Что-то около сорока тысяч...
- Всего-то?!?
- Ратников-пешцов.
- О-о?!?
- Всего же, навскидку, не менее двухсот тысяч во всех пяти племенах. Кроме них еще есть разные союзные и родственные племена - о которых ты почитаешь вот здесь...
Пощелкав наборным замком угловатого стального хранилища, Дмитрий извлек из него пухлую папку, крест-накрест перетянутую крепкой бечевой. Причем в покрытом серебряными узорами хранилище виднелась еще парочка таких же укладок толщиной в половину локтя - хотя Ивану хватило и первой. Жадно и торопливо пошелестев исписанными с двух сторон листами желтоватой бумаги, разложив-сложив небольшую карту на обтрепанном куске просоленного пергамента, и ненадолго вчитавшись в опросный лист одного удачливого капитана испанского галеона, он вновь обратил внимание на Большой чертеж Мира. Не праздного любопытства ради - а пристрастно разглядывая выбранный для строительства будущего города-порта полуостров на побережье Тихого океана, на котором ныне проживало мирное индейское племя олони. Которое с испанскими мореплавателями дел покамест не имело, на своей земле миссию святого Франциска Ассизкого не принимало, и уж тем более слыхом не слыхивало - что залив, возле которого они живут, оказывается, зовется Сан-Франциско!.. Впрочем, даст Бог, тамошние людишки никаких дел с испанцами и прочими европейцами иметь и не будут. И миссий папежных не дождутся, да и латинских названий не услышат: уж Иван о том позаботиться. А названия... Да в церковных святцах столько православных святых и великомучеников записано, что на все его будущие земли с ба-альшим запасом хватит!
- Калифорния? Ой, сколько племен-то! Тц, и все мелкие!.. Ух ты, и золото есть?
- Там и иного полезного хватает, как видишь.
- Вижу...
Обласкав взглядом россыпь разноцветных условных значков, юноша бережно сложил обратно поистине драгоценную карту, собранную-склеенную аж из шести листов тонкой велени. Впрочем, не златом единым жив человек:
- Митя, а вот тут у тебя наособицу указаны Великие озера, и... Гм, и Великие равнины. Там и вправду пасется такое неисчислимое множество тех больших горбатых быков?
- Бизонов там десятки миллионов. Если добывать разумно, то мяса и кожи хватит о-очень надолго! Особенно если по краям тех равнин поселить кого-то вроде наших казачков - эти и за скотом присмотрят, и чужих охотников окоротят.
- Да у нас на Руси и казаков-то столько не найдется! А если татар на равнины пустить, так прадед наш с крымским Менгли-Гиреем тоже поначалу союзничал - и чем это закончилось?..
С большой неохотой захлопнув укладку и ненадолго зацепившись глазами за остальное содержимое братниного хранилища, Ваня вновь оценил предлагаемые ему владения - и надолго застыл перед картой Мира, что-то напряженно обдумывая. Выждав пяток минут, Дмитрий вздохнул и без особой надежды поинтересовался у шестнадцатилетнего мыслителя:
- Может, все же примеришься к шапке Великого господаря Молдавии? Народец тамошний примет тебя с радостью, да и от семьи недалеко будешь: чуть что, и помощь не замедлит - деньгами ли, хлебом или ратниками...
Явно удерживая себя от того, чтобы не зарыться вновь в лежащую под рукой укладку, молодой Иоанн Иоаннович на удивление серьезным тоном заметил:
- Сесть на престол в Молдавии легко - но воевать затем всю оставшуюся жизнь? Нет уж! Сестрица правильно указала, что с одной стороны будут давить турки, с другой - цесарцы, да и боляре тамошние закоснели в измене... Я не ты, долго терпеть рожи воровские не смогу, и ославят меня в веках Кровавым, или каким-нибудь Ужасным. А то и вообще вторым Дракулой-Колосажателем!
- Хм, ну не все так уж и плохо. К тому же, если не лежит душа к Молдавии, мы всегда можем рассмотреть...
Тряхнув головой словно норовистый (и уж точно очень-очень породистый!) жеребчик, царевич перебил старшего брата:
- Нет, Митя, я все крепко обдумал. Или ты опять меня проверяешь?
Вздохнув, государь Московский ловко крутнул в пальцах овальную палочку чертилки, и честно признался:
- Просто не хочу с тобой расставаться. Как правитель я рад безмерно, вот только сердце то и дело шепчет - "оставь Ваню поближе к себе". Ведь иначе меж нами будет целый окиан, и... Сам понимаешь.
Хрусть!
С недоумением склонив голову вниз, Дмитрий едва заметно поморщился, аккуратно стряхнул на стол переломленную надвое чертилку и сменил тему, повернувшись к карте Мира:
- Царству Русскому очень важно, чтобы на этих землях появилась и быстро набрала силу Новая Русь... Хм, вернее - Рось! Окиян, что разделяет наши континенты, защищает лучше иной Засечной черты: ни одна большая держава, кроме Испании, в ближайшие полвека не в силах послать достаточно войска и переселецев, чтобы силой утвердиться на севере Нового Света. Европейцы уже начали понемногу основывать свои поселения, но к нашему счастью и удаче, для них все племена индейцев - что-то среднее между полезными иноверцами и бесправным двуногим скотом. Посему, ежели... Когда ты завоюешь уважение и доверие Союза ирокезов, то в короткий срок утвердишься там крепкой стопой. Люди Пяти племен любят и умеют воевать, очень ценят личную храбрость и сильную волю - но разве ты не таков? Завоюй их сердца и поведи за собой: пусть они станут тяжким мечом в твоей деснице, коим ты повергнешь всех недругов в тех землях!..
Замолчав, Дмитрий коснулся кончиками пальцев еще по-детски нежной скулы младшенького, слегка провел рукой, ощутив пробивающуюся на лице и подбородке мягкую щетинку будущих усов и бороды... Вздохнул, уронил руку вниз и почти неслышно закончил:
- И кто знает, Ваня - возможно, уже твоему наследнику Золотая шапка Великого князя Росского окажется слишком тесной? А вот венец Царства Росского будет в самый раз.
Полыхнув синевой глаз, Иван до скрипа сдавил в кулаке вощеную обложку укладки и сдавленно пообещал:
- Так и будет, брате!!!
Тихо постучавшись, в Кабинет сунулся доверенный служка - но увидев бешеный взор среднего царевича, моментально исчез, оставив толстую створку двери приоткрытой.
- Утишь переливы Узора, пока челядь не побежала менять штаны. Да и Васька, вон, заопасился.
Придержав створку, в Кабинет сторожко заглянул князь Старицкий: однако увидев спокойно беседующих братьев, тут же приосанился и во весь голос напомнил:
- Пора облачаться, государь!
- Иду, Вася, иду.
Вытянув многострадальную обложку укладки из цепких братниных пальцев, восемнадцатилетний слепец привел ее в порядок и довольно-таки небрежно закинул в распахнутый зев хранилища.
- Твое новое хранилище еще не готово - должны были успеть, да отливку запороли... Потому тебе перетащат этот: в нем почти все, что есть у меня по твоему будущему владению.
- Почти?
- Еще часть бумаг хранится у батюшки, но сначала ты прочтешь и заучишь то, что есть в моем хране.
- А-а!
Мазнув указательным пальцем по наборным дискам с внутренней стороны стальной дверцы, Дмитрий на всякий случай уточнил:
- Цифры ключа запомнил?
- Как Бог свят!
Закрыв хранилище, слепец парой движений сбил верное положение наружных наборных дисков и распрямился.
- Ну что, пошли готовиться?
Однако жажда знаний никак не отпускала среднего из царевичей, так что стоило им выйти из Кабинета, как он немедля послал подвернувшегося служку в свои покои - с распоряжением нести его сегодняшний наряд прямо сюда. Ну а пока бегали за одежкой, Ваня пристроил свои тылы на мягком войлочном полавочнике, и стал наблюдать за кружением доверенных челядинов вокруг старшего брата. Который, к слову, прекрасно уловив все сомнения, одолевающие младшенького, повернул голову в его направлении и на отличном итальянском заметил:
- Замысел о своих землях за окияном родился не сейчас, брате: мне было десять лет, когда батюшка впервые задумался о сем деле. С той поры все и готовилось: осторожно, всегда тишком, да через вторые-третьи руки. В позапрошлом году из Балтики отплыли три крепких каракки с опытными и жадными до золота купцами-капитанами, которые повезли наших прознатчиков в Новый Свет...
Едва заметно нахмурившись, средний царевич поинтересовался на том же языке далекой страны:
- А почему я не знал?
- Всякому плоду свое время и место, Ваня. Вспомни себя самого год назад: разве тогда тебе подобное было бы интересно?
- Ну...
- Ты тогда вовсю готовился подловить войско крымчаков при Ахуже. Теперь же тебе пришло время готовится к иному, но так же основательно и по-прежнему сохраняя весь замысел в строгой тайне.
Задумавшись (в последнее время юноша частенько этим занимался), Иоанн Иоаннович согласно тряхнул головой.
- И когда вернутся корабли?
- Ежели бог будет к нам милостив, этим годом. Прознатчикам дан наказ пригласить к нам в гости десяток крепких воинов, десяток или менее того женщин в возрасте матерей, и десяток-другой уважаемых племенами старцев. Чтобы было с кем говорить о любви и мире меж нами - ну и им на нас поглядеть, да себя показать.
Мельком глянув на вернувшегося в покои Василия Старицкого, что под наблюдением двух постельничих стражей внес в покои бархатную подушку с лежащим на ней золотым оплечьем-бармами - юный, но уже победоносный воевода царских кровей с сомнением пробормотал:
- Посольство от всех племен?
Итальянский говор Иоанна Иоанновича ничуть не уступал речам его брата.
- Ну, посольство это громко сказано...
- Нет, я о ином - согласятся они ли плыть в неизвестность?
Подняв руки вверх, Дмитрий перетерпел не сильно приятный процесс облачения в царское платно. Которое, из-за обилия золотого шитья и драгоценных камней, весило как хороший бахтерец с поддоспешником - и так же драло жесткой изнанкой лицо. Затем у государя Московского забрали его любимые домашние тапочки, заменив их на шитые жемчугом короткие чёботы с загнутыми вверх носками - вдобавок нанизав на растопыренные пальцы четыре перстня с крупными каменьями.
- Так мы же не просто так пригласили, а честь по чести: щедрые дары вручили и гостей-заложников взамен оставили. Заодно те и местные языки подучат как следует, а то с толмачами прямо беда!
Распахнувшаяся дверь оборвала практику царевичей в итальянском языке, пропустив в покои веселого и нарядно одетого царевича Федора - явившегося к старшему брату с небольшим ларцом наперевес. Пристроившись на дальнем конце широкой лавки и аккуратно уложив на колени продолговатый гостинчик, "украшенный" аж тремя грозными печатями алого сургуча, юный творец пожаловался-похвалился:
- Ф-фух, ну и умаялся я с твоей придумкой, Мить! Пока сообразил как все правильно сделать, да пока мастера сработали - с них семь потов сошло! Кстати, Домна тебе на меня еще не жаловалась?
Поведя плечами (парадные одеяния лучше любой кольчуги заставляли держать правильную осанку), наставник и господин фактической хозяйки Аптекарского приказа с легким удивлением поинтересовался:
- А должна?
- Еще бы: я же у нее все запасы натрия выгреб! И другого кой-чего изрядно растратил на опыты.
С ответом пришлось погодить: на младшего соправителя Царства Русского как раз начали надевать ожерелье-бармы, отягощенные семеркой драгоценных медальонов-запон, так что ему поневоле пришлось задрать вверх подбородок и держать закрытым рот. Ну а потом отвечать и вовсе не понадобилось: сначала прибежали челядины с нарядом Иоанна Иоанновича, тут же утянувшие своего господина в свободный угол и поднявшие там небольшую суету. Следом в палатах как-то незаметно образовалась ученица Аглая Гуреева, подсевшая к разорителю ценных алхимических припасов - который, в свою очередь, тут же начал с ней о чем-то весело шушукаться. Ну и наконец, очень шумно прибыла царевна Евдокия, которая так торопилась, что не смогла разминуться с посохом старшего брата, спокойно дремавшим до этого в специальной подставке.
- Ай!
Успешно увернувшись от слишком близкого знакомства с твердым оголовьем, стройная как газель дева царской крови все же снесла на персидские ковры и саму дубовую подставку, и один из символов власти старшего брата.
Бум-с!
Длинный и обманчиво-тонкий посох из молочно-белого явора, оченно похожий своим видом на "клюку" Великого князя Московского - упал с таким глухим звуком, словно был целиком отлит из булата. Впрочем, подток-наконечник у него был именно из него, да и оголовье при нужде ничуть не уступало крепостью иному шестоперу... Собственно, тонкий слой расписного фарфора на верхушке посоха именно его стальные "перья" собой и укрывал. Хотя с виду, конечно, все было чинно и благостно: отполированное до блеска древко с почти незаметной резьбой, несколько широких золотых и серебряных колец с насечками там, где хозяйская рука будет перехватывать-скользить по древку - ну и россыпь мелких рубинчиков и сапфиров, вделанных для пущей красы. Все же не простая палка, а посох самого Великого князя Литовского, Русского, Жмудского и иных земель и племен! О чем, кстати, прямо намекала фигурка скачущего всадника с занесеным мечом, закрепленная на самом верху оголовья - искусно отлитый и раскрашенный цветной эмалью герб державы, что ныне была под рукой молодого властителя...
- Ой, я нечаянно!?..
Поутратив прежний пыл после такого яркого появления, царевна Евдокия огляделась, увидев улыбки (даже подружка Аглая не удержалась!), вздернула носик вверх и с независимым видом подсела к единственному родичу, кто сохранил спокойное выражение лица. То бишь, к троюродному брату Васе Старицкому - и уже оттуда донесла до любимого братика Митюши всю глубину снедавшей ее заботы:
- А можно я с собой Пятнышко возьму? Ей же без меня плохо будет! Мы все равно тройку мордашей с собой повезем, так заодно и?.. М?!
- Ты что, ее в возок к псам хочешь определить?
Насмешливый фырк и замечание другого брата, как раз накинувшего на себя праздничный становой кафтан из расшитой серебром темно-синей парчи, сестрица "не услышала". Как "не заметила" и откровенную улыбку обычно очень тактичного Феди.
- Нет, Пятнышко же мерзлявая, ее к нам в возок надо будет. Ну-у Ми-итя?!...
- Кто о чем, а Дуня о своих кошках...
Дрогнув нежным личиком и коралловыми губами, царевна все же удержалась и никак не отреагировала на новую насмешку вредного Ваньки. И на улыбку предателя Федьки. А вот подруга ее явно понимала и поддерживала! Правда, по своему обыкновению, молча.
- Ну Ми-ить?!
- Ухаживать за ней в пути будешь сама.
Просияв, синеокая девица тут же попробовала расширить достигнутый успех:
- А можно мне еще и Хвостика с собой?
Хоть глаза старшего брата и скрывала белая ткань, сестра все одно почувствовала себя неуютно под его взором, тут понятливо закивав:
- Нет, так нет. Я тогда в зверинец и тут же обратно - распоряжусь, чтобы за Хвостиком правильно присматривали!
Стоило ее торопливым шагам (к которым за дверями присоединились еще несколько топотков от девиц ее свиты) затихнуть вдали, как три брата, не сговариваясь, тихонько вздохнули и переглянулись. После чего Федор заметил:
- Дуняша с утра такая.
Иван возразил:
- Она всегда такая!
И только Дмитрий примирил младших, напомнив очевидное:
- Просто в первый раз так далеко и надолго из Москвы отъезжает.
Растянув поелику возможно звенья золотой цепочки, на государя Московского осторожно надели фамильную реликвию его рода -крест-мощевик, по легенде присланный из Царьграда византийским басилевсом Константином Мономахом в дар великому князю Владимиру Мономаху. Вообще, по всем обычаям и установлениям, ТАКИЕ царские регалии Димитрию Иоанновичу поперед батюшки носить не полагалось... Но любящий родитель посчитал, что в столь важный день Крест с частью Животворящего Древа и кусочком камня от самого Гроба Господня, его первенцу гораздо нужнее.
- Доброго здравия, государь!
В покои, все больше напоминающие проходной двор, заглянул княжич Горбатый-Шуйский. Повзрослевший, малость набравшийся ума и терпения за время службы стольником - но так и не осознавший причины, по которой на него опалился наследник трона.
- И тебе не хворать, Петр. Что там на Красной площади, много народа собралось?
Приблизившись и опасливо стрельнув глазами в среднего из братьев-царевичей, долговязый княжич бодро доложил:
- Людишек набежало видимо-невидимо, даже крыши все вокруг площади, и те все позаняли: сотник городовых стрельцов при мне Басманову докладывал, что московский посад совсем пустой стоит! У помоста и на стене, где лучшие люди из князей-бояр и духовенства - там, конечно, малость посвободнее будет...
Примериваясь расположиться на лавке возле Василия Старицкого, говорливый княжич слегка осекся при виде боярышни Дивеевой, что принесла наставнику небольшой кубок. И пахло из-под его крышки так, словно кто-то сначала заварил основательно попользованный в бане дубовый веник, потом плюхнул в отвар добрую мерку березового дегтя, ну и сдобрил все сушеным навозом. "Аромат" от питья пошел такой, что носы у всех сморщились сами собой! Вкус, судя по всему, запаху вполне соответствовал - однако восемнадцатилетний слепец бестрепетно принял деревянную посудину и мелкими глоточками употребил густое буро-зеленое варево. Впрочем, лечебную горечь полудюжины трав вполне себе сдобрил благодарный поцелуй в нежную девичью щечку, тут же вспыхнувшую румянцем откровенного удовольствия. Сказав что-то совершенно непонятное для княжича Горбатого-Шуйского (хотя тот свободно говорил на татарском и понимал на слух испанский), молодой государь вызвал у своей ученицы тихий мелодичный смех и улыбку, которую тут же отзеркалили оба царевича и вторая ученица Аглая. За ними фыркнул и Васька Старицкий, с некоторым трудом, но все же разобравший смысл шутки на итальянском - и вот это было для княжича обиднее всего! Даже Старицкий понял, а он словно чурбан стоеросовый, только глазами хлопал!.. Очередное напоминание, что его может и простили, да обратно в свой круг до конца пока не приняли... Вздохнув, Петр потупился и отвел взгляд в сторону, тут же "залипнув" на барышню Гурееву. За последний год застенчивая молчунья как-то разом расцвела и дивно похорошела, превратившись из угловатой неотесанной деревенской девки в ладную зеленоокую красавицу. Опять же, в подружки к царевне Евдокии выбилась, да и царевичи с ней свободно общались, как и царская целительница Дивеева - так что у многих при дворе стали мелькать самые разные мысли о том, что неплохо бы как-то познакомиться поближе с младшей ученицей...
- Доброго здоровьичка!
С некоторым усилием оторвав взгляд от красивого лика жгучей брюнетки, Петр Шуйский обнаружил в дверях еще одного соперника за внимание и милости царской Семьи. Причем четырнадцатилетний Федька Захарьев-Юрьев был в этом негласном соревновании более удачлив, беззастенчиво пользуясь близким родством с покойной царицей Анастасией:
- Великий государь послал справиться о твоем здравии, Димитрий Иванович: все ли у тебя хорошо?
Посторонившись, юный модник в шитом серебром атласном кафтане пропустил очередного дьячка приказа Большой казны, что под конвоем стражников принес Золотую шапку государя Московского.
- Благодарствую, вполне. Как видишь, и облачение почти завершено... Ступай и донеси батюшке, что с первым колокольным звоном мы прибудем.
Коротко кивнув, быстроногий отрок сорвался с места, спеша донести добрые вести до царя.
- Ты же сегодня в неполном чине? Или еще и державу со скипетром принесут?
Легонько пихнув замешкавшихся челядинов, подошедший царевич Иван забрал у служки шапочку-тафью и плавно опустил ее на голову старшего брата, полностью скрыв коротко стриженную седину. Следом пришел черед и Золотой шапки, весящей как добрый шлем-ерихонка.
- Слава Богу, в неполном. Державой этой только орехи и колоть... Федя, ты ларец мне на стол в Кабинете определи, и погляди там заодно мои четки.
Угукнув, младший сын царя встал и мимоходом ухватив посох, подставил его под цепкие пальцы владельца. Поправив на поясе перекосившиеся ножны черкесского кинжала, Иоанн Иоанович придирчиво оглядел брата на предмет каких-либо негораздов, и остался доволен увиденным. В отличие от самого Дмитрия, тихо проворчавшего:
- Чувствую себя капустой.
- Хм? Это как?
- Десяток одежек, и все без застежек!
Коротко и тихо ржанув, средний царевич тут же вернул себе серьезный вид - благо и Федька из кабинета пожаловал, держа слегка на отлете за кипарисовый крестик братнины четки. Темно-багровые, наполненные хозяйской силой так, что в глубине рубинов иногда начинали тлеть багровые искры... Подхватив, Дмитрий привычно устроил их на руке, в два витка охватив запястье так, чтобы крестик был точно под указательным пальцем.
Дон-н, дон-н, дон-н-н!!!
Стены Теремного дворца изрядно смягчили гулкий голос колокольни Ивана Великого - и словно отвечая ему, все в покоях разом задвигались. Пока государь-наследник покидал дворец и шел на Красную площадь - вокруг него словно сам по себе образовался плотный круг из Ближней свиты, отбивающей все попытки разных нахалов пристроиться поближе к будущему царю. И надо сказать, желающих хватало! Занятые делом, ближники как-то упустили тот момент, когда царевичи вместе с барышней Гуреевой отстали и свернули куда-то в сторонку. Потом уже самим "охранителм" пришлось отойти к отцам и старшим братьям - пока Великий государь Иоанн Васильевич прямо в воротной арке Никольской башни давал своему первенцу родительское благословление.
- Ого, сколько!
Для царской семьи и особо приближенных загодя приготовили место на стене Кремля - аккурат напротив недавно сколоченного помоста, против обыкновения не застеленного даже самыми плохонькими ковровыми дорожками. И теперь именно этот помост и выделялся в разлившемся по Красной площади людском море, затопившем не только саму площадь, но и все доступные проулки с подходящими крышами. Негромкий гул отдельных "капелек" сливался в мощный рокот, пока еще мирный и преисполненный легкого любопытства, а так же ожидания... Чего-то.
- Дуня. Дуняша!
Замершая напротив бойницы царевна откликнулась на зов братьев только с третьего раза.
- Чувствуете? Как громадный и переменчивый зверь...
Пока ученица Аглая непонимающе хлопала глазами, царевичи усадили сестру в накрытое медвежьей шкурой креслице и строго предупредили:
- Закрывайся!
- Отгораживайся, Дунь!
- А? Да-да...
У подошедшей вскоре Дивеевой был очень схожее поведение: ненадолго остановившись и выглянув в проем между зубцами, она внезапно дернулась и отшатнулась, морщась и потирая виски.
- Слишком сильно... Как только наставник такое терпит?!
Катнув желваки, царевич Иван как самый нечувствительный по части эмпатии негромко напомнил:
- Брат что говорил?! Взяли и закрылись, или сей час к батюшке пойду, чтобы неслухов обратно в дворец отвели!!!
Пока зеленоглазая брюнетка непонимающе хлопала пушистыми ресничками, Федор, Евдокия и Домна нехотя воздвигли в разумах надежные барьеры, отгораживаясь от эмоций собравшихся за стеной москвичей. Безобидных по-одиночке, и терпимых в небольшой толпе - но когда многотысячное собрание людей думает и чувствует в унисон... Это уже скорее не толпа, а могучий зверь, способный лишь на простые чувства. Простые, но при том невероятно сильные и яркие, легко способные свести с ума отдельные слабые частицы могучей общности! А уж если кто-то с самого детства отачивал свою чувствительность к малейшим движениям человеческой души, и достиг в этом деле немалых успехов...
- Ежели кто почувствует, что вот-вот сомлеет, тут же говорите. Понятно?
Оглядев младших (в число коих попала и Дивеева), царевич Иоанн уселся на свое место и приготовился бдить - в кои-то веки радуясь о том, что в эмпатии он всего лишь крепкий середнячок, и сможет присмотреть за родными и близкими. Вскоре на стену поднялся батюшка, оставивший своих ближников в небольшом отдалении: прислонив посох к кирпичному зубцу, он уселся и смежил веки, зашептав молитву-обращение к Богородице. Но вот в последний раз прозвенели колокола - и людское море постепенно затихло, заметив, как из раскрывшихся ворот Николькой башни вышла одинокая фигура с посохом. Пока она шагала к помосту, бдящий Иоанн Иоанович услышал жалобный скрип дерева и тут же встрепенулся, окинув все креслица быстрым взором. И тут же отвернул лицо: это батюшка так сильно сжал подлокотник, что тот потихоньку отрывался от своего основания...
- Народ мой... Люд православный, москвичи и гости столицы!
Взойдя на возвышение, Дмитрий остановился недалеко от края. Постоял так с полминуты, а затем медленно стянул с лица узкую тряпицу, скрывавшую страшные бельма его слепых глаз. После недолгого молчания по морю людских голов пошли многоголосые волны тихих стонов и сдавленных восклицаний - а слепец на том не остановился, сняв и Золотую шапку. При виде короткой седины стенания стали громче, стали доноситься выкрики и что-то невнятное, но явно несущее угрозу врагам любимого государя-наследника... Однако могучий зверь разом присмирел, стоило ему увидеть вздетую вверх руку.
- Я провинился перед вами! Проявил слабость, подвел батюшку и семью... А посему - народ мой!
Одним коротким движением воткнув-утвердив посох на помосте, государь Московский и Великий князь Литовский плавно опустился на колени и склонил голову: