Лужковская Москва. Конец апреля. Сырое раннее утро. На крыше дома, в тихом дворе на Малой Грузинской снова собрались четверо.
На парапете, свесив вниз босые ноги, сидел Валерка-дурачок, тридцатилетний житель восемнадцатой квартиры, еще со школы стоявший на учете в психушке. На Валерке была пижама с мишками. Тапочки он снял еще дома, чтобы не потерять. Справа от Валерки топтался на месте пингвин по имени Гумбольдт. Он тряс головой и шлепал ластами по оцинковке. Пингвин был здешний, из зоопарка. По левую руку от Валерки сидел ухоженный кот из профессорской квартиры, насквозь пропахший корвалолом и интеллигентностью. Позади этой троицы, которая привычно устроилась на краю крыши, стоял, опираясь на метлу, местный дворник Исуф.
Валерка нервничал:
— Думаешь, высоты хватит? — с сомнением спросил он, глядя на пингвина. — Шесть этажей, плюс цоколь. Крыльев-то у меня нет, как у тебя. Да и твои доверия не внушают. Рухнем как камни. Мозги по тротуару разлетятся.
— Может быть. А может и нет, — ответил пингвин. — У нас в зоопарке до сих пор понять не могут, как я из вольера убегаю. Вбили себе в головы, что мы летать не можем, — захихикал Гумбольдт и веско добавил: — Дело не в крыльях. Дело в вере.
— Книжек начитался? — скривился Валерка. — Или на тебя студенты влияют, которые лекции по философии прогуливают?
— Зря ты так... Вход у них в зоопарк бесплатный, вот и радуются ребята, — обиделся пингвин.
— Ладно... не дуйся, — примирительно протянул Валерка. — Не со зла я. Просто мне кажется, что крылья все равно должны быть. Хоть какие! Пусть и такие бестолковые, как у тебя. Без крыльев не логично как-то.
Он посмотрел на кота, ища поддержки. Кот солидно качнул усами, соглашаясь.
Валерка оживился и продолжил:
— Я вообще думаю, что все люди изначально были с крыльями. Летали себе, как хотели. А потом некоторые стесняться стали. Или неприличным считать. Ведь срам, если баба в юбке летит, а снизу прохожие ее исподнее наблюдают. Поэтому крылья и обстригать начали. И стыдиться даже. А со временем и вовсе убедили остальных, что не положено людям летать. Так, наверное, мы потихоньку и выродились.
— А что тут проверять?! — возбужденно крикнул Валерка и вскочил на парапет. - Сейчас и проверим!
— Ты уверен? — щелкнул клювом пингвин.
— Да! Я чувствую, что получится!
— У тебя коленки дрожат, — заметил пингвин.
— Пусть! Это не важно! — Валерка судорожно глотнул воздух: — Давай!
— Может для порядка остальных спросим? — растерялся немного пингвин.
— Не веришь в меня?! Вижу, что не веришь! — с упреком крикнул Валерка и замер, обводя всех взглядом. Потом выдохнул и опустил плечи: — Никто не верит...
— Да не переживай ты так! — вступился кот. — Со всеми бывает. Летать, оно дело не простое. Опять же с крыльями непонятно. У меня дома репродукция Шагала висит, там один господин над городом летит, с дамой в обнимку. Оба грустные, между прочим. И крыльев у них совсем нету.
— Есть, нету! Мне все равно! Хоть на метле! — взвился Валерка и осекся.
Все трое обернулись к Исуфу. Дворник плотнее прижал к себе черенок метлы:
— "Асфа-алт", — передразнил Валерка дворника. — Друг называется...
— Какая к черту метла! — с досадой воскликнул Губольдт и сердито хлопнул крыльями. — Я же говорю: все дело в вере! Веришь, что полетишь — прыгай!
— Я верю, — сказал Валерка и тихо вздохнул. — Весной пахнет... Ты со мной?
— С тобой! — решительно сказал Гумбольдт.
— Тогда... Тогда полетели!!! — крикнул Валерка и, словно боясь передумать, сильно оттолкнулся от края парапета.
Пингвин с неожиданным проворством прыгнул следом.
— Упали? — спросил дворник.
— Упали, — ответил кот. — Оба. Вдребезги.
Они надолго замолчали, приходя в себя. Исуф очнулся первым:
— О чем они говорил? А то я руский плохо могу пока.
— О разном говорили. О вечном. О крыльях.
— У него крылья не был. У Гумболь — был, а у этого, Валерики — не был.
— Может не было. А может были. Только он в них так и не поверил, — произнес кот с грустью.
— Не бивает крылья у людей! Не может это бить! — горячился дворник.
— Странный ты, Исуф. Я с тобой сейчас разговариваю, а ты мне: "Не может быть". Мне что, на таджикский перейти, чтоб понятней было?
— Щ-щ-яйтан! Ты на наш можишь?!
— Могу, хотя фарси мне больше подходит, — устало ответил кот.
Снова повисла пауза.
— Зачем Гумболь тожи упал? — словно вспомнив что-то важное, спросил Исуф. — Гумболь питица. Он жи мог литеть?
— Мог. Но не захотел.
— Почему?
— Не знаю. Может, чтоб навсегда с Валеркой остаться. Интересно им вместе было. — Кот мягко спрыгнул с парапета. — Ладно. Пора мне. Старики волноваться будут.
Он вытащил из-под загнутого кровельного листа красивый ошейник с чипом слежения, припрятанный на время встречи, и стал неторопливо застегивать его на шее:
— Заботятся... Куда им без меня. Ну, бывай, — махнул лапой кот и направился к будке, где находился люк на крышу. — И подмети здесь, чтобы следов не осталось, а то вопросов к тебе много будет.
— Мы болше не будим здесь встречаться? — растерянно спросил дворник.
— Не будем. Незачем, — ответил кот на ходу. Потом замедлил шаг и добавил, шевеля хвостом: — Вот, если в доме появится кто-нибудь похожий на Валерку... и другой пингвин в себя поверит... тогда приходи. Пригодишься.
Кот остановился у открытого люка. Бросил взгляд на пустой парапет и покачал головой. Из люка призывно тянуло теплом подъезда, но кот медлил. Потом, как будто не соглашаясь с кем-то, поднял голову к небу и прошептал: "Ведь могут же люди летать. Могут. Я знаю..."