Кулесский Роланд
В поисках персональной религиозности

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Над семьёй Рафаэля Майера в романе М. Шалева "В доме своём в пустыне" тяготеет проклятие, определяющее как сюжетный план, так и некое важное знание о внутренней жизни героев. Ниже автор предлагает один из возможных выриантов частичной разгадки символики романа.

В поисках персональной религиозности

(о символике романа Меира Шалева "В доме своём в пустыне")

   Семейное проклятие
  
   ...отступил Дух Господень, и возмущал его злой дух от Господа. (1 Цар 16 14)
  
   К проклятию как литературному приёму не предъявляется требований достоверности. Рок, живущий в семейной саге, позволяет читателю постигнуть героя, как экзистенцию в пограничных ситуациях борьбы, страдания, смерти, в которые загоняет его проклятие, вводимое в повествование как начальное условие.
  
   Вместе с тем, тайна подобного вымысла, тяготеющего над семьёй Рафаэля Майера в романе М. Шалева "В доме своём в пустыне", завораживает, мучает, не даёт покоя, поскольку скрывает некое важное знание, без которого трудно закрыть книгу, где это проклятие словно становится в ряд действующих лиц. Ниже автор предлагает свою версию, которую рассматривает как один из возможных выриантов частичной разгадки символики поэтичного и глубоко психологичного романа.
  
   Несколько слов о сюжетной линии:
   Герой романа, Рафаэль Майер, - долгожитель в своём роду, где все мужчины, не прожив сорока пяти, умирают, настигнутые случайной смертью. На самом деле, это проклятие, как следствие, коверкает и жизнь женщин, то ли толкая их чуть ли не в проституцию и в лесбиянство, то ли таинственным образом разлучая предназначенных изначально друг для друга, к примеру, Рыжую Тётю и Авраама или Рахель и Мать Рафаэля.
   Рафаэль вырастает в семье из пяти женщин - трёх молодых вдов, бабушки и сестры, в ощущениях страха и одиночества. В продолжение, его бросает жена, с которой затем они становятся любовниками. В попытке противостоять неизбежности, Рафаэль "бежит" из Иерусалима, переселяясь в пустыню, где и застаёт его читатель.
  
   Надо сказать, что мужчины (в романе "Наши Мужчины"), принимая Рок как данное, на первый взгляд, не слишком серьёзно его воспринимают, будучи людьми современными и образованными.
   Действительно, как может Наш Эдуард видеть зловещее предостережение себе, к примеру, в истории Авессалома, висящего в ветвях дерева, запутавшись в них волосами, и убитого стрелой из лука (2 Цар 18 9), - себе, душа которого запуталась в огненных волосах Рыжей Тёти и убитого тем последним камнем, что прилетит от взрыва в каменоломне...
   или Наш Элиэзер, вереринар экстра-класса, убитый быком, пытаясь удержать его, схватив за рога, как был убит Иоав, что бежал в скинию Господа, и ухватился за роги жертвенника (3 Цар 2 28);
   или Наш Рафаэль, повесившийся в коровнике (оставив по себе великий спор всем женщинам в нашем семействе: считать самоубийство естественной смертью или его отнести к несчастным случаям) подобно тому, как Ахитофел, что сделал завещание дому своему, и удавился и умер (2 Цар 17 23);
   или Наш Давид, раздавленный танком ночью, когда он спал (его так и положили в гроб - прямо в спальном мешке), и подобно ему лежал мёртвый Амессай в крови среди дороги...и стащили Амессая с дороги в поле..но когда был стащен с дороги, то весь народ пошёл...дальше мимо (2 Цар 20 12).
  
   В романе пугаюший букет таких "случайных" смертей, четыре из в/у которых удостоились портретой галлереи в доме бабушки Рафаэля, в обязанности которого протирать стекла портретов дважды в неделю: Когда ты наконец повзрослеешь, Рафаэль? Когда ты наконец умрёшь, Рафаэль? Когда наконец и ты присоединишся?... (здесь и далее Italic Font, кроме специально оговоренных случаев, используется для цитировании текстов романа М.Шалева)...
   Где же источник злой силы, преследующей мужчин этой семьи?
  
   Иерусалим: духовный диктат
  
   Город (Иерусалим) осажден армией мертвецов. Вокруг одни только кладбища. Бродил среди захоронений до тех пор, пока не почувствовал, что так можно сойти с ума. (Герман Мелвилл. Дневник путешествия в Европу и Левант, 11 октября 1856 - 6 мая 1857)
  
   Погружаясь в повествование, невозможно уйти от аналогий ТАНАХА и требований жанра мистического реализма, в рамках которого оно живёт.
  
   Начинает казаться, что сам Иерусалим может стать носителем некого рокового проклятия, где в течении трёх тысяч лет религиозного эклектизма и смен царей, пророков, священников, армий, существовало духовное насилие над живущими в нём людьми Действительно, можно допустить, что есть чувствительные люди, ощущающие психологическое давление. Такие люди уязвимы в непредвиденных случайных ситуациях, опасных для жизни и здоровья, В результате, город оказался заселённым мертвецами, сиротами, слепыми, сумасшедшими, ставшими его любимцами и вписавшимися в его историю. Ведь в каждом городе есть дома сирот, сумасшедших, слепых, однако лишь в Иерусалиме они преследуют героя, как Медный всадник преследовал Евгения на улицах Петербурга.
  
   Вот пятидесятидвухлетний Рафаэль в пикапе мчится в свой дом в пустыне, словно спасаясь от преследования:...и вот уже город, злобный к животным и к людям, скрывается за горой и исчезает вместе со своей слепотой, и своим сиротством, и своим сумасшествием, и только башни Сторожевой и Масличной горы ещё отражаются в моих боковых зеркалах, выпученные, как злые глаза змеи из красного песка заката.
   Вот Мать, будучи студенткой, пишет по ночам иллюстрированные письма своей матери. Это Иерусалим, - писала она -Город сирот, и слепых, и сумасшедших. И рисовала стёртые временем следы царей, и коней, и земледельцев, и ослов, и полководцев, каждый в свой черёд, по этой дороге...где сегодня большая городская улица. И жители города для неё все похожи, и Мать показывает маленькому Рафаэлю, как словно один и тот же человек рядится в старого ашкеназа, выпевающего "сифоны, сифоны!", в другой раз становится жирным иракцем, орущим "керосин, керосин!", а порой превращается в тощего араба, который яростно торгуется на беглом идише..., вот толпа обычных для Иерусалима, согбенных, одетых во всё чёрное людей. А по ночам одичалый клич шакалов завлекал к себе влагалища уличных сук, и вопли слепых, сирот и сумасшедших вылетали из зарешечённых окон и поднимались над тремя большими домами нашего маленького квартала.
  
   Живущие в Иерусалиме постоянно находятся в среде выдающихся мертвецов, память о которых хранят городские реликвии. Современному человеку духовное наследие их кажется противоречивым и не всегда убедительным, оно деспотично в требованиях и может вызывать недоверие к религиозной традиции. Вместе с тем, "свято место пусто не бывает", и, как справедливо отмечает А.Барац в одной из своих статей, люди ищут духовную опору в индивидуальной религиозности (нам представляется более удачным здесь - в персональной религиозности). Эта религиозность не означает отказа от традиции, но требует следования ей в соответствии со своей убеждённостью (автор не имеет в виду атеизм или, упаси, Боже, любые варианты сектанства).
   Психологически, это понятно, поскольку современный человек не склонен доверять традиционному, размытому в противоречиях, авторитету в том, как ему любить, жить, поступать и думать, чтобы десять заповедей не остались пустой декларацией.
  
   Три этапа проходит Рафаэль в поиске духовного авторитета, постигая духовные принципы, следующие из жизни Большой Женщины, Авраама Сташевского (последнего еврейского каменотёса) и из жизни Пустыни.
  
   Большая Женщина
  
   - Ты и вместо меня запоминаешь.
   - А что, ты знаешь, как мужчина мог бы запомнить лусше?
   - Нет, я не знаю, как бы мужчина мог бы запомнить лучше.
  
   Порой Рафаэль (ему уже за пятьдесят), поднимается из пустыни в Иерусалим (в него нельзя войти/въехать, - лишь подняться), чтобы навестить Большую Женщину -сестру, и Мать, и Чёрную Тётю, и Рыжую Тётю, и столетнюю бабушку, которая никогда не забывает ему сообщить: "Я не умру , Рафинька, пока не увижу тебя в гробу". Что это: ирония, прощающая старости её слабости? - скорее нет: ведь женщина стремится вывести ребёнка в люди, чтобы он реализовал данное ему природой, но для Рафаэля это - смерть. Тем самым, бабушка выполняет свой долг женщины до конца (!). Трудно придумать что-то более страшное тому, как здесь заявляет о себе Рок!
  
   Да, Большая Женщина вывела Рафаэля в жизнь, дав ему, быть может, самое важное для мужчины - преклонение перед женщиной, хранящей в своей коллективной памяти (как его сестра, что запоминает вместо него) и передающей детям этические правила и нормы жизни, вкус к красоте, эстетику отношений взрослого и ребёнка, бережного сопровождения мальчика в мир мужчин: ... шалфейный запах её молодости и юношеский запах моего желания, который пробивался ко мне сквозь ткань в углублении её колен; ...Дыхание тёплого рта, щекотная ласка кончика носа, язык, вылизывающий царапину, тысяча колышущихся локонов...Ты можешь представить себе, каким способом мужчина мог бы расти лучше? - Нет, мама, я не представляю лучшего способа.
  
   Но Большая Женщина дала ему и испытание одиночеством, - Не одиночество ребёнка, у которого нет друзей, а одиночество единственного существа мужского пола среди пяти женщин. Большая Женщина живёт в декорациях традиции, она принимает семейное проклятие как данное и непреодолимое. В то же время, Рафаэль вынужден интуитивно искать некую духовную опору вне её мира. Тем самым, идентификация его личности завершается на пути к спасению и спасение там, где он найдёт себе персональный ритуал религиозности.
  
   Авраам-каменотёс
  
   Она любила его самой лучшей из любовей - той, к которой примешивалось также знание: знание о родстве и сходстве соприкасающихся пальцев.
  
   Если Большая Женщина привила Рафаэлю вкус к красоте, то Авраам показал ему что гармония подчиняется измерению, и тот, кто принял её критерии, не согласится ни на какой палеатив, даже если речь идёт о жизни и смерти: Волшебное очарование таилось в этих кубиках. Во-первых они выточены из одного куска "малхи" - "царского камня". Во-вторых, ...диагонпль каждого предыдущего равна ребру следуюшего.... их двадцать один...и ты поставишь их рядом и откроется последовательность (напомним, что в каббалистике двадцать один - знак совершенства.)., не имеющая ничего общего с унылостью арифметического ряда или с нарастаюшей грозностью геометрической прогрессии. Она подняла кубик... сильный жар разлилися по её руке, и странное спокойствие, с примесью страха, вошло в её кровь.
  
   И что может представлять собой трон, на котором женщина почувствовала бы себя королевой: Садись-садись на мои ладони... РыжаяТётя вдруг сделала шаг вперёд - и вот уже шелест бёдер и голубизна живота совсем близко, почти рядом с его приподнятым лицом.... как королева на троне...она не сияла улыбкой, и сердце её не смягчилось, но глаза её были прикрыты и губы слегка раскрылись...и в воздухе плыло облачко её тёплого и душистого дыхания...большие слезинки покатились по изваянным склонам её щёк.
  
   Авраам от природой наделён ощущением гармонии. Он, быть может, и не способен объяснить как к ней прийти (символично, что он практически безногий), как помочь самому себе. И он разделяет судьбу мужчин проклятой семьи: Дверь дома всегда заперта, и ставни его закрыты навеки....
  
   Дом в пустыне: ритуал рутины
  
   Мне нравится соблюдать ритуал рутины... я не знаю лучшего способа, каким бы мог выжить мужчина.
  
   А что в пустыне, где дом пятидесятидвухлетнего Рафаэля?: В пустыне есть знаки и останки, дороги и следы, но в том, что касается меня, то, кроме тех мест, где побывала Рона, пустыня пуста от воспоминаний. Иначе говоря, здесь для Рафаэля как бы нет предистории и, соответственно, духовного диктата. Здесь у него друзья, Вакнин-Кудесник из технадзора, который разговаривает с ним о Боге и просит благословить, здесь они часто лежат с Роной и капли золота и синевы, солнца и ветра просачиваются к ним сквозь кружево листьев акации, чёрные вороны пустыни устраивают в его честь представления, кружась и кувыркаясь, тучи ос сопровождают его, не злобно, без вызова и угрозы, а однажды он увидел мужчину и женщину - не молодых, голых, в чём мать родила и обнимающих друг друга (коллеги по ремеслу, мастера забвения и воссоздания):
  
   ...Их появленье в этом мира слое,
   Нам подтверждением, насколько все одни...
  
   В размышлениях, медитациях, любви, регулярных работах технадзора, в общении с миром, в котором нет вызова и угроз, проявляет себя некий ритуал рутины, а ритуальность, если и недостаточный, то необходимый признак всякой религиозности. Именно это мы имели в виду, говоря выше о персональной религиозности, не отрицающей традицию, но следующей за ней, к примеру, за Экклезиастом, убеждающим своей проповедью. Здесь, в пустыне, "красота спасает", если не мир, то героя ( от постоянного ежеминутного ужаса перед смертью, живущей в семейном проклятии)
  
   Дом в пустыне: искушения
  
   ...Со мной ты не умрёшь никогда, и сделала меня своим возлюбленным.
  
   В найденной форме религиозности, Рафаэль пробует искушать Случай, проверяя степень своей защищённости от семейного проклятия: Я лежу на спине на краю утёса, свешиваясь по пояс с обрыва, а она сидит на моём животе, и только её вес удерживает меня от падения. Рона очень неосторожна в управлении машиной в пустыне, и он предлагает: хочешь вести сейчас, я протягиваю ключи от машины, сам он пробует вести машину "вслепую": плотно закрываю глаза и вздёргиваю пикап по узкому и крутому подъёму. И вот Рафаэль уже старше всех, настигнутых случайной смертью в их роду, и начинает казаться, что ему удаётся вырваться из-под власти преследующего его деспотичного и безжалостного Рока. Страх, конечно, живёт как атавизм души, как её вторая натура: Волосы мои встали дыбом от страха, мозг мой оцепенел от ужаса, но моё тело, которое в такие моменты имело привычку на несколько секунд отделяться от меня самого, уже хладнокровно наклонялось к змее...Мой час ещё не настал...
  
   Заключение: пусть Бог поможет тебе!
  
   "Успех - не окончателен, неудачи - не фатальны: значение имеет лишь мужество продолжать",
   У.Черчилль.
  
   Есть одно обстоятельство, которое не позволяет Рафаэлю считать себя победителем в противостоянии семейному проклятию: Рона не с ним.
   Когда-то Рона бросила его, вышла замуж, затем взяла его в любовники, и теперь у неё есть муж, дети, и много работы и ей ещё предстоит долго вести машину обратно после очередного свидания с Рафаэлем. Её муж...однажды она шла рядом с мужчиной, который выглядел таким вторым, и таким честным, и таким добрым, что я тотчас понял, кто он..
   Почему она бросила Рафаэля? Если из-за семейного проклятия, то - это ли не поступок, в противоположность Рыжей Тёте!: Тебя никто не достоин, Рона. И я тоже. Закончим это исследование благословением Вакнина-Кудесника: Пусть Бог поможет тебе, Рафаэль Майер, чтобы женщина, которую ты любишь, вернулась к тебе и стала снова твоей!
  
   И каждому читателю: пусть Бог поможет тебе, Читатель, найти себя в своей персональной религиозности, чтобы прийти к миру в душе, если он почему-то нарушен.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"