Аннотация: На третий день плавания среди команды стали проявляться первые недовольства...
На следующий день, "Эсмеральда" величественно вышла в море. Команда, о которой уже было упомянуто, в самом деле, подобралась на редкость отчаянная. Блюм оказался прав, предугадывая неспособность Энтони достойно исполнять свои обязанности. Так же, он оказался прав, определяя Шона старшим матросом. Команда из рук вон плохо повиновалась помощнику и отчаянно боялась Акулы. Каждое слово старшего матроса воспринималось как закон, а Энтони быстро терял значимость в глазах всей команды. Для управления людьми, которые собрались на "Эсмеральде", он был слаб. Подобное общество слабость презирало и всячески издевалось над ней. Поэтому, для него настали тяжёлые дни.
На третий день плавания среди команды стали проявляться первые недовольства. Причиной им послужил кок. Нанимая его, Энтони больше интересовался взглядами на жизнь, нежели поварскими навыками. В результате, команда была вынуждена довольно скверно питаться.
Звали кока Пирс. Худощавый, среднего роста, с маленькими и беспокойно бегающими глазами, он был чем-то похож на крысу. Последний штрих к этому отвратительному сходству добавлял крючковатый, беспрестанно шмыгающий нос. Склонность постоянно пересаливать приготовленную пищу, сразу сделала его объектом всеобщих насмешек, которые с каждым новым днём становились более похожими на угрозы. Бардак на камбузе и удивительно грязные одежды, на которых прослеживались пятна великой давности, также не делали ему чести, и раздражали словно муха в компоте.
Пирс был ленив и абсолютно равнодушен к поварскому делу. Энтони, пытаясь образумить кока, часто посещал камбуз. Но Пирс, даже не делал попыток измениться. Довольно скоро и вовсе перестал обращать внимание на помощника. При появлении Энтони, он начинал демонстративно упражняться в метании ножа, и, судя по всему, им он владел виртуозно.
На корабле больше никто готовить пищу не умел. Кок это знал и откровенно пользовался своей незаменимостью. Скверно приготовленная еда продолжала раздражать команду, и Блюм уже сам хотел проучить Пирса, но его опередил Шон. Пробыл он на кухне недолго, и с тех пор все ощутили явную перемену к лучшему в стараниях кока.
Блюм вызвал Акулу к себе и поинтересовался, как ему удалось убедить Пирса исправиться.
- Всё просто, капитан. Я ему пообещал отрубить ногу и приготовить из неё бульон. Ведь чтоб быть коком нужны руки, а не ноги, - с ухмылкой произнёс старший матрос, в упор, глядя на капитана.
Блюм громко рассмеялся и с тех пор стал чаще беседовать с Шоном, всё более убеждаясь в его немалом уме и сообразительности. Было очевидно, что он мог справиться с обязанностями помощника гораздо лучше Энтони.
Акула оказался и в самом деле сообразительным малым и, понимая, что капитан на его стороне, стал прикладывать немало усилий для своего повышения. Ситуация вокруг помощника всё более накалялась, и в один из дней завершилась самым печальным для него образом. Когда Блюм уже стал явно тяготиться им, во время ночной вахты, Шон просто выбросил Энтони за борт.
Когда капитану доложили о таинственном исчезновении, он облегчённо вздохнул. Блюм уже неоднократно думал, что Энтони было бы лучше исчезнуть. Но всё откладывал самоличное решение этой проблемы. Теперь, и это, за него сделал Шон, в чём Блюм не сомневался.
Недолго думая, он объявил команде о назначении помощником Акулу. Затем, долго проговорил с ним наедине, посвящая в свои планы относительно новой жизни. Шон, молча, слушал, время от времени задавая вопросы по поводу своей роли во всей этой авантюре. Положение второго человека на корабле его вполне устраивало, и он хотел закрепить это место за собой и на земле, которую им предстояло ещё отыскать.
Новый помощник хорошо разбирался в картах и знал, что на них полно белых пятен. Он, как и капитан, был полон решимости отыскать новую землю, не щадя своих сил. Не собирался он щадить и матросов, которых держал в повиновении своей крепкой, бульдожьей хваткой.
Шёл второй месяц плавания. Матросы проводили свободное от вахт время за игрой в кости, что, почти всегда, заканчивалось мелкими потасовками. Блюм с Шоном не обращали на это внимания, считая такое времяпровождение вполне нормальным видом отдыха. Пара отрезанных ушей, несколько сломанных носов с незначительными ножевыми ранами, не влияли на работоспособность матросов, а потому не являлись серьёзным поводом для наказания.
Нужно сказать, что прокладывая маршрут на карте, капитан не стал руководствоваться такими примечаниями, как "Дьявольское место", или "Для плавания нет видов", коими изобиловали морские карты тех времён. Не забывая здравый смысл и учитывая все навыки морского дела, он, тем не менее, проложил такую загогулину, при виде которой у любого другого капитана появилась бы твёрдая уверенность, что Блюм ищет смерти. Причём эта уверенность могла укрепиться благодаря ещё одному обстоятельству - обратного пути он не предусматривал вообще.
Но, если своим маршрутом Блюм мог озадачить лишь людей понимающих карты, то сама цель его путешествия, мягко говоря, удивила, и вызвала бурю различных чувств у людей знающих жизнь. Поэтому, при отплытие "Эсмеральды", у причала никого не оказалось. Обычно, в такой момент, на пирсе собиралась немалая толпа. В ней можно было увидеть не только провожающих, но и простых зевак, праздно убивающих время. Самого разного сословия люд являлся неотъемлемой частью такого события в порту.
Случай с "Эсмеральдой" был уникальным, и явился своеобразным ответом общества, которое уже осознало всю глубину замысла Блюма, и находилось теперь в замешательстве от его неслыханной дерзости. Пробудь "Эсмеральда" у причала ещё два-три дня, общество бы опомнилось, и движимое благоговейным гневом неизбежно отправило бы на костёр всю команду богохульного капитана с кораблём в придачу. Но Блюм всё верно рассчитал, и успел выйти в открытое море с набитым провизией трюмом и полной командой.
Нельзя сказать, что матросы обрадовались гробовому молчанию на причале перед отплытием. Даже самая последняя потаскушка - верная спутница загулявшего в порту моряка, не появилась в тот день.
Ничем не выдав своих опасений наружно, они, как люди оставившие Бога, а потому суеверные, содрогнулись внутри. Отсутствие провожающих считалось плохой приметой.
Подбадривая друг друга, бывалые пройдохи поднимали паруса и, казалось, смеялись в лицо опасности. Между тем, почти у каждого из них зародилась внутри та толика сомнений, которая способна была со временем вырасти в настоящую бурю, и лишить человека покоя. Малейшие неудачи, или простые случайности, часто играют в таком превращении решающую роль, придавая происходящему знаковое значение.
Так же нельзя не заметить, что мореплаватели тех далёких времён были куда более романтиками, нежели нынешние. Они сновали по бескрайним просторам морей и океанов с высоко поднятыми парусами, седлая ими ветер. Их взгляд был полон почтения звёздам, а душа открыта Богу. На земле люди гораздо реже направляли потоки своих мыслей к Создателю, нежели мореплаватели, из-под ног которых твердь земных помыслов была смыта солёной водой. Всевышний был для них надеждой куда более прочной, нежели корабельные борта, и именно на Его милость они полагались выходя в открытое море.
Это было повсеместным явлением, обошедшим однако, корабль Блюма. Люди из его команды не были романтиками и, отправляясь в дальнее плавание, лишь громко смеялись над всеми, кто верил что и по воде можно пройти как по суше.
Полную версию романа "ФИЛИСТЕРЫ" можно прочитать здесь: http://vadimkuliksite.narod2.ru/
![Путеводная звезда [неизв.]](/img/k/kulik_w_w/glawa3putewodnajazwezdakapitanabljuma/glawa3.jpg)