В конце 1928 года Бухарин, Рыков и Томский образовали "правый уклон" в ВКП(б) в момент окончательного поворота партмасс во главе с Иосифом Сталиным к самостоятельному управлению страной. Побеждает централизм и образ мыслей исконно русских рабочих, побеждает жесткая диктатура пролетарского государства.
Поводом или, может быть, отправной точкой для последнего акта политической драмы "Падение партгвардии" опять явились все те же затруднения с хлебозаготовками.
"Рост производства хлеба, товарного хлеба у нас идет медленней, чем рост требований на хлеб, несмотря на то, что мы достигли довоенных норм посевных площадей и валовой продукции хлеба".
"Ликвидация помещичьего (крупного) хозяйства, сокращение кулацкого (крупного) хозяйства более чем втрое и переход к мелкому крестьянскому хозяйству, представляющему 11% товарности (доля хлеба на продажу в общем объеме произведенного хлеба), при отсутствии сколько-нибудь крупного общественного хозяйства в области хлебного производства (колхозы, совхозы) должны были привести и привели к резкому сокращению производства товарного хлеба по сравнению с довоенным временем".
Были ли затруднения с хлебозаготовками раньше?
Да, были.
Как они решались?
Если война - продразверстка, если мир - продналог.
Затруднения возникают от нерационального ведения хозяйства.. В годы войны нерациональность закономерна, вызвана ситуацией. В мирное время всякая экономическая неурядица, когда она не упирается в систему производственных отношений, должна, по идее, сниматься мерами экономической политики, что и подразумевал в свое время переход к НЭПу.
Однако, происходит изменение политической ситуации - к власти стремится и фактически приходит партийная масса русского пролетариата, отмечая свое воцарение утверждением своей линии поведения. Своеобразие мировоззрения партмассы - в ее отличии от партийной гвардии, в том, что партгвардия, если можно так выразиться, - детище социал-демократического пролетариата Европы, тогда как большинство партии 20-30-х годов вышло из недр рабочего класса России и отличие первой от второй есть, таким образом, отличие Западной Европы и России.
В чем основное отличие?
- В развитии капитализма, в отсталости русской промышленности и преобладании сельского хозяйства.
- Что это, в конечном счете, означает?
- Упрощенность мышления, преобладание простого восприятия над более сложной манерой понимать мир.
Бытие определяет сознание.
Дело не в том, что не умеют думать, - думать умеют все, кому не лень этому учиться, - дело в том, в каком уровне мышления есть практическая необходимость. Упрощенное, "метафизическое" мышление имеет под собой почву простого, не слишком обремененного сложностями капиталистического прогресса народного хозяйства России. Поэтому воцарение национального самосознания российского пролетариата - это возврат к восприятию экономики, как простого, почти натурального хозяйства, в отличие от обращения с нею бывшими русскими социал-демократами (большевиками), в принципе, как с разновидностью товарно-денежного хозяйства развитых стран западной Европы. "В принципе", потому что сама партгвардия на практике часто сбивалась на командный стиль в управлении, столь органично-естественный для тогдашних обстоятельств.
Упрощенное мышление вульгаризует экономическую теорию и, следовательно, теорию Маркса; делает ее придатком здравого смысла и политической воли, тогда как ограниченность всякого здравого смысла такого рода заставляет "новоиспеченных" марксистов быть крайне "революционными" на практике. Не в силах и не желая решить экономические проблемы экономически, они вынуждены и предпочитают вмешиваться политически, сметая всякое затруднение в народном хозяйстве политическими средствами.
Чего же они хотят?
- Хотят все того же: укрепления власти пролетариата - свое собственной власти, хотят победы социализма, хотят индустриализации - "ибо каждый шаг в деле развития индустрии, каждая новая фабрика, каждый новый завод представляют, по выражению Ленина, "новую крепость" рабочего класса, усиливающую его позиции в борьбе с мелкобуржуазной стихией, в борьбе с капиталистическими элементами нашего хозяйства".
Однако, добиваются всего этого по-другому: в соответствии со своим, мировоззрением и возможностями. "Левачество" Сталина - от желания в сочетании с примитивизмом, тогда как у Троцкого - наоборот: От сочетания чересчур большого ума с нежеланием выходить за рамки своей умозрительной схемы - нежелание строить "социализм в одной отдельной стране".
Сталин добивается своих целей в силу своего разумения. Метафизическое мышление, как мы помним, есть мышление по принципу: да - нет, или - или, плохо - хорошо, то есть одностороннее мышление, которое, рано или поздно, заводит в тупик.
"Мы перевооружаем промышленность (реконструкция), мы начинаем серьезно перевооружать сельское хозяйство. Для этого надо расширять строительство колхозов и совхозов, массовое применение контрактации, машинно-трактoрных станций, как средства управления производственной смычки между индустрией и сельским хозяйством.
Что касается хлебозаготовительных затруднений, то необходимо признать допустимость временных чрезвычайных мер, подкрепленных общественной поддержкой середняцко-бедняцких масс, как одно из средств сломить сопротивление кулачества и взять у него максимально хлебные излишки, необходимые для того, чтобы обойтись без импорта и сохранить валюту для развития индустрии.
Индивидуальное бедняцко-середняцкое хозяйство играет и будет играть преобладающую роль в деле снабжения страны продовольствием, но оно лишь одно уже недостаточно - его развитие надо дополнить, поэтому, развитием колхозов и совхозов... для того, чтобы облегчить вытеснение капиталистических элементов из сельского хозяйства и постепенный перевод индивидуальных крестьянских хозяйств на рельсы крупных коллективных хозяйств, на рельсы коллективного труда.
Но, чтобы добиться всего этого, необходимо прежде всего усилить развитие индустрии, металлургии, химии, машиностроения, тракторных заводов, заводов сельскохозяйственных машин и так далее.
Вывод: ключом реконструкции сельского хозяйства является быстрый рост нашей индустрии".
Здесь, колхозы возникают благодаря индустриализации. По мере роста промышленности Должны расти колхозы. С ростом колхозов, с ростом сельскохозяйственного производства, конечно, убыстряется ход индустриализации. Темпы индустриализации - внутренняя проблема самой промышленности, имеющей дело, пока что, с мелкотоварным крестьянским производством. В какой степени промышленность в состоянии привлечь накопления этого хозяйства, преобразовать его, в той степени она получит дальнейший импульс для собственного развития.
Между тем, Сталин делает темпы роста индустрии доминирующим фактором, тем самым вслед за Троцким игнорируя интересы крестьян, перепрыгивая через крестьянство, подменяя проблему производства для деревни проблемой перераспределения из деревни, из других сфер хозяйства, удовлетворяющих нужды народа, в пользу тяжелой промышленности.
Иной результат был бы слишком странен для метафизика. Нужна индустриализация, иначе сомнут, "задержать темпы - это значит отстать, а отсталых бьют. Но мы не хотим оказаться битыми. Нет, не хотим! История старой России состояла, между прочим, в том, что ее непрерывно били за отсталость... Вот почему нельзя нам больше отставать".
Нужны темпы - с этой затверженной точки зрения Сталин рассматривает все, и всякая логика в его предыдущих рассуждениях летит в тартарары, когда касается непосредственных интересов тяжелой промышленности. Его стремление подчинить ей все сдерживается лишь угрозой откровенного, поражения. Он не в состоянии заставить себя признать, что самый короткий путь не самый близкий, что темпы индустриализации не в развитии только тяжелой промышленности, а в развитии экономики в целом. Он не в состоянии понять, как можно развивать только тяжелую промышленность, не развивая только ее. Поэтому отступление от ее интересов кажутся ему противоестественными, и он начинает, вольно или невольно, лицемерить:
"Мы должны сохранить нынешний темп развития индустрии, мы должны, при первой возможности развить его дальше для того, чтобы забросать деревню товарами и изъять оттуда побольше хлеба, для того, чтобы снабжать сельское хозяйство и, прежде всего, колхозы и совхозы машинами, для того, чтобы индустриализовать сельское хозяйство и поднять товарность его продукции.
Может быть, следовало бы для большей "осторожности" задержать развитие тяжелой промышленности с тем, чтобы сделать легкую промышленность, работающую, лавным образом, на крестьянский рынок, базой нашей индустрии? Ни в коем случае! Это было бы самоубийством и подрывом всей нашей промышленности, это означало бы отход от лозунга индустриализации нашей страны, превращения нашей страны в придаток мировой капиталистической системы".
Вот так, не больше и не меньше, - не надо "базы для индустрии", иначе "самоубийство" через "отход от лозунга".
Давайте, однако, разберемся. Во-первых, как быть с "забрасыванием деревни товарами"? Для этого нужна весьма развитая легкая промышленность. Может быть, Сталин хочет "забросать" деревню лишь плугами, тракторами и удобрениями? Но плуг - для работы, а работать ради того, чтобы работать добровольно, без употребления ситца, соли и спичек до сих пор никому не удавалось. Во всяком случае, надеяться "изъять" таким способом "побольше хлеба" - фантазия.
Каким же образом, товарищ Сталин, не желая развивать легую промышленность, желает изъять у крестьян побольше хлеба? Вот тут мы добираемся до основного: назначение колхозов, по товарищу Сталину, - в выкачивании излишков хлеба в условиях, когда торговый обмен не в состоянии этого сделать, в условиях слаборазвитой легкой промышленности и недостатка потребительских товаров, в условиях затруднений с хлебозаготовками. Это возврат к политике продразверстки в рамках крупного коллективного, практически государственного хозяйства.
"Задача состоит в том, чтобы сохранить нынешний ткмп развития колхозного движения, укрупнить колхозы, откинуть дутые колхозы и установить такой режим, чтобы колхозы сдавали государственным организациям весь свой товарный хлеб под угрозой лишения субсидий и кредитов. Я думаю, что при соблюдении этих условий, мы могли бы добиться того, чтобы года через три-четыре иметь от колхозов дополнительно до сотни пудов товарного хлеба".
Тут нет ни слова о развитии сельского хозяйства. Речь идет не о коллективизации на базе индустриализации, а об индустриализации на базе коллективизации. Речь идет об "насаждении колхозов" и повышении, таким образом" "товарности" сельского хозяйства. Речь идет о пролетаризации крестьянства, когда никаких экономических предпосылок для этого не было. Речь идет о "социализме в деревне" без социализма в деревне
В такой ситуации рассуждения о преимуществах крупного коллективного хозяйства приобретают характер демагогической болтовни...
Социалистическая реконструкция в деревне - это все болтовня, а суть вопроса в том, что коллективизация нужна для повышения товарности крестьянского хозяйства до уровня помещичьего (47%), для получения средств для индустриализации, для того, чтобы перевести крестьян в положение пролетариев, не имеющих средств производства, следовательно, вслед за промышленностью национализировать сельское хозяйство, подчинить его диктатуре пролетариата, усилить эксплуатацию крестьянского труда и, по мере внедрения сельскохозяйственных машин, образующиеся излишки деревенского населения отправлять в города, в промышленность, для того, чтобы на данный момент взять все и ничего не дать, кроме перспектив и весьма скромного прожиточного минимума.
Наступление социализма в деревне дополнялось симметричным, но не столь заметным, для крестьянской страны, уже пережившей пролетарскую революцию в городе, наступлением на капиталистические элементы в промышленности и торговле, на переход от НЭПа к директивному планированию. Вновь прививался командный стиль управления.
Пока в стране не развита экономика, не развиты товарные отношения - централизованное управление в государственном масштабе вполне приемлемы. Однако, с прогрессом страны, затруднения немедленно дают о себе знать.
"Вместо 31-32% прироста мы дали только 25%", - недоволен Сталин итогами 1931 года. В 19З3 году он воспринимает уже с философским спокойствием, что "для второй пятилетки придется взять 13-14%,ежегодного прироста" (в первой было 22%), и пускается в рассуждения о ценности процента, давая любопытные цифры, отсутствующие, кстати, в официальной статистике. 1925 год - 66% (восстановительный период), 1928 год - 26%, 19З3 год - 14% роста производства.
Централизовав экономику, сделав ее "социалистической", Сталин не обнаружил беспредельных далей прогресса, хотя возможно вполне остался доволен за интересы рабоче-крестьянской власти. Наоборот, он выставил на всеобщее обозрение примитивизм, превратив дефект руководства лишь обозначенный простотой экономических связей, из возможности в реальность, в "сермяжную правду жизни", непрерывный кризис, в недостатки аппарата, во "вредительство". Сделав так, он стал с этим бороться как с классовым врагом - вполне последовательная линия.
"Почему же, спрашивается, мы не выполнили плана за весь год? Что помешало? Чего не хватило? Не хватило умения использовать имеющиеся возможности. Не хватило умения правильно руководить заводами, фабриками, шахтами".
"Не в крестьянах надо искать причины затруднений в хлебозаготовках, а в нас самих, в наших собственных рядах. Ибо мы стоим у власти, мы располагаем средствами государства, мы призваны руководить колхозами и должны нести всю полноту ответственности за работу в деревне".
Оттого, вначале, конечно, неизбежное столкновение с кулачеством, с недовольством широких масс крестьян, с "правой оппозицией", с троцкизмом в среде партийной интеллигенции - одним словом, "обострение классовой борьбы" - продолжается, принимая затяжной характер, в борьбе государства с собой, со своею собственной бюрократией, то есть - в совершенно далекое от борьбы классов явление, носящее по большей части совершенно бессмысленный характер.
В самом деле, попробуйте отыскать смысл в репрессиях культа личности, когда они не касаются возможных политических соперников И. Сталина, найдите-ка смысл в расстрелах 1937-1939 годов, например, бывших лидеров партгвардии, которые уже давно никакой силы не представляли, и вы поймете, что смысл мог быть только один: постоянный поиск "козлов отпущения". Оттого весь аппарат государства вечно дрожал за свою судьбу и не был уверен, как, впрочем, любой человек в СССР, где он завтра будет - в руководящем кресле или на Соловках.
Однако, вернемся в 1928 год.
Поворот к экономической политике, предложенный Сталиным, неизбежно должен был вызвать отпор со стороны тех деятелей партии, до сих пор проводивших НЭП. Появилась декларация тройки _ Бухарина, Рыкова, Томского - в которой они "обвиняли партию":
- В политике "военно-феодальной эксплуатации крестьянства",
- В политике насаждения бюрократизма,
- В политике разложения Коминтерна.
Если отвлечься от последнего пункта, который нас не касается, так как Коминтерн давно исчез, то два оставшихся обвинения нельзя не признать вполне обоснованными. Но суть вопроса, конечно же, не в бюрократизации партии и эксплуатации крестьянства, поскольку Бухарин, Рыков и Томский сами до сих пор использовали на пользу пролетариата работу крестьян и партаппарата. Суть дела - в расхождении по поводу дальнейшей политики. Теперь, когда партийная масса во главе с И. Сталиным решила проводить свою политику - и, по мнению Бухарина, политику абсурдную, - когда партаппарат стал против него, немедленно раздался несколько запоздалый вопль о бюрократизме и притеснениях крестьян.
По словам Иосифа Виссарионовича, программа Бухарина состояла из следующих пунктов:
1. Нормализация рынка, допущение свободно игры цен на рынке и повышение цен на хлеб.
2. Всемерное развитие индивидуального крестьянского хозяйства ("У него на первом плане нормализация - рынка и допущениё свободной игры цен на рынке сельскохозяйственных продуктов. Отсюда его недоверчивое отношение к колхозам").
3. Заготовки путем самотека, исключающие всегда и при всех обстоятельствах даже частичное применение чрезвычайных мер против кулачества, если даже эти меры поддерживаются бедняцко-середняцкой массой.
4. В случае недостатка хлеба - ввоз хлеба из-за границы.
5. А если не хватит валюты на то, чтобы покрыть и ввоз хлеба и ввоз оборудования для промышленности, то надо сократить ввоз оборудования, а значит темп развития нашей индустрии.
Вывод: ключом к реконструкции сельского хозяйства является развитие индивидуального крестьянского хозяйства".
Бухарин предлагал развитие сельского хозяйства на базе того, что есть, индустриализацию и, видимо, затем кооперацию по мере развития промышленности.
Итак, конечная цель для Бухарина, и для Сталина - одинакова: "коллективизация на базе индустриализации". Только Сталин берет индустриализацию как абсолют, в отрыве от всего прочего хозяйства России, тем более - крестьянского хозяйства; и вынужден обеспечивать свой абсолют коллективизацией. Поэтому у него все сразу же становится с ног на голову, первоначальная формула превращается в "индустриализацию на базе коллективизации".
У Бухарина подъем тяжелой промышленности вытекает из развития сельского хозяйства, а поскольку в тот момент в СССР преобладало мелкое крестьянское хозяйство, то "развитие индивидуального крестьянского хозяйства" есть для него магистральный путь подъема сельскохозяйственного производства.
Между тем, Бухарин не предлагает, однако, ничего нового, что существенно изменило бы развитие крестьянских хозяйств, проходившее с 1921 года в рамках НЭПа. Во всяком случае, Иосиф Виссарионович ничего об этом не говорит. Производство хлеба середняками и бедняками выросло с 2500 млн. пудов в 1913 году до 4052 млн. пудов в 1926/27гг. (в 1.62 раза), одновременно потребление хлеба их хозяйств - с 2131 до 4585,8 млн. пудов (в 2,15 раз). Если при этом учесть, что бедняков почти не стало, что 1913 год не был голодным годом, то получается странная картина: вместо того, чтобы остаться хотя бы на уровне 1913 года, доля зерна на продажу уменьшается для бедняцко-середняцких хозяйств с 14,2% до 11,2%. Крестьянство предпочитает придерживать зерно, потреблять зерно в деревне, не продавать, гнать из него самогон, кормить им свиней, то есть: оно ясно чувствует склонность к натуральному обособленному хозяйствованию.
Самое интересное, что это чувство одинаково разделяли как зажиточные, так и средние и мелкие крестьяне: у кулаков и середняков с бедняками уровень товарности упал примерно одинаково - на 60% и 70% от довоенного уровня. Если учесть уменьшение размеров кулацких хозяйств после революции и, следовательно, вероятность более низкой их товарности, то, по всей видимости, выявилась общая тенденция для всех крестьян придерживать зерно. Крестьянство ощущает себя комфортнее с зерном, чем без него, попросту говоря, оно не находит причин для его продажи.
Розничный товарооборот в деревне был мизерный - в девять раз меньше, чем в городе. Промтовары или не поставлялись в достаточном количестве или были недоступны по причине высоких цен. Откуда же взяться желанию продавать хлеб? Источник затруднений с хлебозаготовками вовсе не в том, что индивидуальное хозяйство недостаточно развито - как считал Бухарин - или в том, что оно неспособно к высокой товарности - как думал Иосиф Виссарионович, он - в отсутствии развитого товарообмена с деревней, который был невозможен без развития легкой промышленности. Повышение цен здесь ничего не меняет, тогда как избыток предложения потребительских товаров ставит крестьянство в подчиненное положение и хлеб разом теряет свое экстраординарное значение для экономики.
Крестьянин, движимый соблазнами, предложенными торговлей, превращается в активного покупателя и вынужден продавать все больше зерна, он вынужден увеличивать производство зерна, развивать свое "индивидуальное хозяйство", а поскольку кулацкое хозяйство, лишенное возможности свободно иметь наемных рабочих, в этом смысле бесперспективно - крестьяне кооперируются.
Итак, хочешь иметь колхозы - развивай легкую промышленность и торговлю, развивай для их нужд индустрию и индустрию для индустрии. Ведь одно только повышение товарности крестьянских хозяйств до прежнего довоенного уровня - это 200 млн. пудов хлеба.
Конечно, снижать издержки и насыщать рынок несколько труднее, чем строить только тяжелую промышленность. Административный стиль здесь не вытянет, и так получается, что товарищ Сталин освобождает себя от забот за счет снижения темпов индустриализации. То, за что он ратовал, уплывает из рук.
И сельское хозяйство, и легкая промышленность - источники накоплений. Сельское хозяйство - это еще и валюта. Что вы предпочтете: увеличивать источники доходов и их отдачу или, увеличив отдачу, оставить размеры этих источников без изменений или даже сократить?
Вместе со своими единомышленниками Сталин из самых лучших побуждений "перешагивает" через крестьянство, игнорирует легкую промышленность, выколачивая средства для индустриализации, страдающей внутренним пороком и весьма скромной по сравнению с той, которая могла бы быть.
"Нельзя индустриализовываться, если говорить со страхом о благосостоянии деревни". Здесь я не могу не съязвить и приведу отрывок из речи Дзержинского против "новой оппозиции".
"Вся беда кроется в раздутых штатах, в нашем бюрократизме. Эти недоставки мы должны стремиться преодолеть. Вот именно здесь, Каменев, кроются те, миллионы, которые Вы напрасно ищете и хотите брать у мужика. ВЫ говорите: смотрите, мужик денежки имеет и хоть бы что ему, не желает он бросать хлеб на рынок. А я спрошу вас: когда вы товаров не даете, как же вы хотите, чтобы мужик вам давал хлеб? При таком положении у мужика можно было бы взять хлеб лишь при условии, если вернуться к старым временам, то есть насадить помещиков, которые взяли бы в переплет земских начальников, а, те, в свою очередь взяли бы в переплет мужика".
Получается, и Троцкий, и Каменев, и Сталин - "леваки", и этим похожи, как в поле одуванчики. Чем же, в таком случае, отличается "левачество" Троцкого и Сталина? - одним существенным нюансом: теории Троцкого - продукт вырождения партгвардии, вырождения марксизма в России, теории Сталина - наступление партмасс и то же опошление марксизма в России.
Уход партгвардии был неизбежен - ее собственная система власти была против нее. В борьбе с покушениями на ее авторитет и собственными расколами партгвардия настолько отгородилась от мира, что приток свежей мысли и свежих людей стал невозможен. Централизм этого не допускает, зато он допускает "свободу рук" аппарату и человеку, стоящему во главе него.
Апрельский пленум ЦК и ЦКК в 1929 году обнаружил, что "как записки экономиста, т. Бухарина, так и в особенности платформа трех, оглашенная на объединенном заседании политбюро и Президиума ЦКК от 9 февраля явно направлена на снижение темпов индустриализации...
В основе политической линии правых лежит теория постоянных уступок крестьянству, свидетельствующая о забвении правыми руководящей роли пролетариата в союзе с крестьянством, и означающая явную ревизию ленинского учения о смычке с середняком.
Группа Бухарина клеветнически заявляет, что партия насаждает бюрократизм и изображает борьбу партии с недостатками в профсоюзах как троцкистское "перетряхивание" профсоюзов.
В вопросе о роли партаппарата и внутрипартийного режима группа Бухарина воспроизводит самые злостные обвинения, какие когда-либо направляла троцкистская оппозиция".
Ноябрьский пленум ЦК закрыл дело. Бухарина вывели из Политбюро, Томского и Рыкова предупредили. Разложение партгвардии зашло так далеко и авторитет ее пал так низко, что Бухарин, будь он трижды прав, вряд ли чего-либо добился. Роковым в судьбе последних, выдающихся деятелей "старой партийной гвардии, не изменивших своей среде и своим принципам, стала не просто свобода мнений, дискуссий, свобода фракций и даже свобода образования партий - это, конечно, было бы трудно увязать с системой господства самой партгвардии; роковым стал сам факт мышления, если не в политике, то в экономике, последние остатки которого, сохранились со времен Ленина и эпохи революционной российской социал-демократии.